Текст книги "Вечный Герой (сборник)"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 67 страниц)

Глава XXIV
Расставание

На этот раз в Некранале меня не встречали радостные толпы – слухи о моем новом решении меня опередили. Люди с трудом могли поверить этому, но, поверив, оказывались жестоко разочарованными мною. Они считали, что с моей стороны это проявление слабости.

С тех пор как Иолинда стала королевой, я не видел ее. Вид у нее был весьма высокомерный, когда она проследовала через тронный зал мне навстречу.

В душе я даже немножко посмеялся. Я чувствовал себя примерно как давний отвергнутый поклонник, который спустя много лет явился посмотреть на объект своего поклонения и увидел, что дама замужем и проявляет весьма неприятные свойства характера. В какой-то степени я даже почувствовал облегчение…

Однако это длилось недолго.

– Что ж, Эрекозе, – сказала она, – я знаю, зачем ты здесь, знаю, почему ты предал свои войска, нарушил данное мне слово – свою клятву уничтожить всех элдренов до конца. Каторн все рассказал мне.

– Каторн здесь?

– Он примчался сюда сразу же, как увидел тебя в окружении твоих элдренских друзей на стенах Лус Птокаи: ты делал свое предательское заявление о мире!

– Иолинда, – я старался говорить как можно убедительнее, – я убежден, что элдрены чрезвычайно измотаны войной. У них никогда не было даже намерения угрожать безопасности Двух Континентов. Единственное, к чему они стремятся, это мир.

– Да, у нас воцарится мир. Когда раса элдренов будет стерта с лица Земли!

– Иолинда, если ты любишь меня, по крайней мере, выслушай!

– Что? Если я люблю тебя? А как же лорд Эрекозе? Разве он по-прежнему любит свою королеву?

Я открыл было рот, но не смог сказать ни слова.

Вдруг в глазах ее заблестели слезы.

– О, Эрекозе… – теперь она говорила куда нежнее и тише, – неужели все это правда?

– Нет, – сдавленным голосом сказал я. – Я все еще люблю тебя, Иолинда. Мы с тобой станем мужем и женой…

Но она уже поняла. Раньше она только подозревала, но теперь знала твердо. И все же, если окончательный мир зависит лишь от того, как я буду вести себя с ней, то я готов был продолжать лгать, притворяться, уверять ее в неизменности моей страстной любви к ней, жениться…

– Я по-прежнему хочу, чтобы ты стала моей женой, Иолинда.

– Нет, – возразила она. – Нет. Этого ты не хочешь.

– Но я женюсь на тебе, – в отчаянии воскликнул я, – как только дело дойдет до мирных переговоров с элдренами!..

И снова ее огромные глаза сердито сверкнули:

– Ты оскорбляешь меня, лорд Эрекозе! Только не при этих условиях. Нет. Никогда! Ты виновен в государственной измене, в измене всему Человечеству! Все уже говорят о тебе только как о предателе.

– Но ведь я же завоевал для них целый континент! Я захватил Мернадин!

– Кроме Лус Птокаи, где тебя ждет эта твоя элдренская ведьма, эта шлюха!

– Иолинда! Это неправда!

Но это была правда.

– Ты несправедлива… – начал было я.

– Ты самый настоящий предатель! Стража!

И тут же, словно они стояли за дверьми наготове, в комнату ворвались человек двенадцать из королевской гвардии во главе с лордом Каторном. В глазах его светилось торжество, и я окончательно уверился в причине его постоянной ненависти ко мне: он всегда мечтал заполучить Иолинду.

Потом я понял, что даже если я успею выхватить меч, то он все равно постарается немедленно убить меня.

Но меч я все-таки выхватил. Меч Канаяну. Сверкнула сталь, и блеск ее отразился в черных глазах Каторна.

– Взять его, Каторн! – крикнула Иолинда. Голос у нее сорвался от ярости. Я предал ее. Я не смог стать той силой, которая была столь необходима ей. – Взять его! Живым или мертвым! Он предал свой собственный народ!

Для нее я был предателем. Она действительно была уверена в этом. И именно поэтому я должен был умереть.

Но я все еще надеялся хоть что-то спасти.

– Это несправедливо… – начал снова я, но Каторн уже осторожно подбирался ко мне, сзади него полукругом надвигались гвардейцы. Я прислонился спиной к стене возле окна. Тронный зал находился невысоко. За окном были личные сады королевы. – Подумай, Иолинда, – сказал я. – Прикажи им остановиться. Тобой движет ревность. Я не предатель.

– Убей его, Каторн!

Но это я убил Каторна. Когда он с искаженным ненавистью лицом бросился на меня, мой меч, сверкнув в воздухе, обрушился прямо на это лицо. Он дико вскрикнул, споткнулся, стремительно поднес к лицу руки и вдруг как бы съежился в своих позолоченных доспехах, а потом с грохотом рухнул на каменные плиты пола.

Он был первым человеком, которого я вынужден был убить.

На меня набросились и остальные гвардейцы, но с куда меньшим рвением. Я выбил у нескольких из них мечи, еще парочку убил, отогнал остальных назад, краем глаза заметив, что Иолинда наблюдает за мной с залитым слезами лицом, и отступил к подоконнику.

– Прощай, королева. Теперь ты окончательно утратила своего Героя.

И я выпрыгнул в окно.

Я приземлился прямо на розовые кусты, и шипы здорово исцарапали меня; выбравшись из их колючих лап, я бросился к воротам, гвардейцы преследовали меня по пятам.

Я рывком распахнул ворота и бросился по склону холма вниз, все дальше от дворца, на извилистые улочки Некранала. Гвардейцы не отставали, к ним присоединились толпы завывающих горожан, которые вообще понятия не имели, ни зачем я понадобился гвардейцам, ни кто я такой. Просто эта охота доставляла им удовольствие.

Итак, все сложилось наихудшим образом. Иолинда позабыла обо всем в тумане горя и ревности. И скоро из-за ее решения должно было пролиться куда больше крови, чем ей самой требовалось.

Я бежал, сперва не разбирая дороги, а потом свернул к реке. Я надеялся, что команда моего судна по-прежнему верна мне. Если это так, то какой-то шанс на спасение еще оставался. Я влетел на палубу корабля прямо перед носом у своих преследователей. И завопил:

– Отдать концы!

На борту оказалось не более половины команды. Остальные были на берегу, в тавернах и прочих увеселительных местах. Но матросы поспешно бросились исполнять мой приказ, сели на весла, и мы вышли из порта, оставив у причалов и гвардейцев, и беснующуюся толпу.

Так началось наше бегство по реке Друнаа.

Им удалось подготовить корабль и послать его за нами вдогонку лишь спустя некоторое время, так что мы успели достаточно сильно оторваться. Команда не задавала мне никаких вопросов. Они привыкли к моему вечному молчанию, к моим, порой совершенно неожиданным, поступкам. Но примерно через неделю после того, как наш корабль вышел в море и взял курс на Мернадин, я кратко сообщил своей команде, что теперь являюсь изгнанником.

– Но почему, лорд Эрекозе? – изумился капитан. – Это ведь несправедливо…

– Да, это несправедливо, мне тоже так кажется. Можете назвать это вероломством королевы. Я подозреваю, что Каторн что-то наплел ей про меня, вызвав столь сильную ненависть ко мне.

Такое объяснение, видимо, вполне их удовлетворило, а когда мы причалили в небольшой гавани близ Долины Тающих Льдов, я распрощался с ними, вскочил на коня и погнал его в сторону Лус Птокаи, не зная даже, что именно предприму, когда доберусь туда. Я хорошо знал лишь одно: непременно нужно было дать знать Арджаву, как обернулись дела.

Они тогда были правы. Племя людей не позволило мне проявить милосердие.

Команда попрощалась со мной очень тепло. Они, пожалуй, даже полюбили меня. Они еще не знали, не знал этого и я, что вскоре все они из-за меня будут убиты.

Теперь я стремился лишь поскорее добраться до Лус Птокаи. Я змеей прополз мимо того огромного лагеря, который мы разбили, намереваясь осадить город, и ночью проник в столицу элдренского государства.

Арджав вскочил с постели, узнав, что я вернулся.

– Ну как, Эрекозе? – Он внимательно посмотрел на меня. И сказал: – Тебе ничего не удалось, не так ли? Ты гнал во весь опор, тебе даже пришлось сражаться, чтобы спасти свою жизнь? Что же произошло?

Я рассказал.

– Так, значит, совет наш оказался глупым, – вздохнул он. – Теперь тебе придется умереть вместе с нами.

– Лучше уж это, – откликнулся я.

Прошло два месяца. Два зловещих месяца в Лус Птокаи. Племя людей не стало сразу штурмовать город, и вскоре выяснилось, что они ждут указаний от королевы Иолинды. Она же, по всей видимости, отказывалась принимать решение.

Такая бездеятельность сама по себе уже угнетала.

Я часто поднимался на крепостные стены и смотрел на огромный лагерь внизу, надеясь, что сражение наконец начнется и быстро закончится. Легче мне становилось только в присутствии Эрмизад. Теперь мы уже признались в любви друг к другу.

Я жаждал спасти ее, потому что она стала мне слишком дорога.

Хотелось спасти и ее, и себя, и всех жителей Лус Птокаи, именно потому, что я жаждал всю жизнь прожить с ней рядом. Мне вовсе не нравилась мысль о смерти.

В отчаянии я без конца строил различные планы того, как нам противостоять чудовищной военной силе, что ждала своего часа, но все мои планы оказывались совершенно нелепыми и безнадежными.

И вдруг в один прекрасный день я вспомнил.

Я вспомнил тот разговор, который произошел у нас с Арджавом на горном плато, когда он победил меня в поединке.

Я отправился искать его и нашел в кабинете. Он что-то читал.

– Эрекозе? Они что же, начали штурм?

– Нет, Арджав. Но я помню, что однажды ты рассказывал мне о некоем древнем оружии, которое имелось у элдренов… которое есть у вас и сейчас.

– Что-что?

– О том древнем ужасном оружии, – повторил я. – Том самом, которое вы поклялись никогда более не использовать из-за его чудовищной разрушительной силы.

Он покачал головой:

– Только не это…

– Используй его всего лишь один раз, Арджав, – попросил я его. – Всего лишь покажи свою силу, ничего более. Тогда они, наверное, сразу согласятся обсудить условия перемирия.

Он захлопнул книгу.

– Нет. Они никогда не станут обсуждать с нами условия перемирия. Они скорее согласятся погибнуть. В любом случае, я не считаю, что даже в подобной ситуации можно думать о нарушении столь давней клятвы.

– Арджав, – сказал я, – я уважаю ваше нежелание использовать это оружие. Но чем дальше, тем сильнее я люблю элдренов. Я уже нарушил одну клятву. Позволь же мне нарушить и вторую – вместо тебя.

Он снова покачал головой.

– Ну тогда только скажи, что согласен, – продолжал я. – Если наступит тот час, когда я пойму, что мы неизбежно должны использовать это оружие, позволь мне – вместо тебя – принять это страшное решение. Пусть ответственность за это падет на мою голову.

Он испытующе посмотрел на меня. Его сплошь голубые глаза, казалось, пронзали меня насквозь.

– Может быть, – сказал он.

– Арджав… ты сделаешь это?

– Мы, элдрены, никогда не действовали под влиянием своих чувств и страстей – в отличие от вас, людей. Во всяком случае, мы никогда бы не смогли уничтожить целый народ во имя собственного спасения, Эрекозе. Так что не смешивай наши духовные ценности с человеческими.

– Я и не смешиваю, – ответил я. – Это ведь моя собственная инициатива, я первым заговорил об этом оружии. Я не смогу вынести, если ваша благородная раса будет дотла уничтожена скотами, что расположились лагерем у ваших стен!

Арджав встал и поставил свою книгу обратно на полку.

– Иолинда сказала правду, – промолвил он тихо. – Ты предал свой собственный народ.

– Народ – слово, в общем-то, довольно неопределенное и бессмысленное. Ведь именно вы с Эрмизад призывали меня к тому, чтобы я стал личностью. Я уже выбрал, с кем мне быть и оставаться.

Он закусил губу.

– Ну что ж…

– Я хочу лишь одного: остановить это безумие, – сказал я.

Принц стиснул свои тонкие бледные руки.

– Арджав, я прошу тебя во имя той великой любви, которую мы с Эрмизад испытываем друг к другу. Во имя той великой дружбы, которой ты одарил меня. Во имя жизни всех элдренов. Я умоляю тебя, позволь мне принять необходимое решение относительно этого оружия, если в том возникнет необходимость.

– Из-за Эрмизад? – он поднял свои тонкие брови. – Из-за тебя самого? Из-за меня? Из-за моего народа? Не во имя мести?

– Нет, – тихо сказал я. – Не думаю, чтобы я стал мстить.

– Ну, хорошо. Я предоставляю тебе право принять это решение. Думаю, что это справедливо. Я тоже не хочу умирать. Но помни: нельзя действовать так необдуманно, как это часто делаете вы, люди.

– Я буду помнить это, – пообещал я.

И, по-моему, я свое обещание сдержал.

Глава XXV
Штурм

Так проходил день за днем, пока не стало холодать: приближалась зима. Если зима успеет наступить, то мы пока спасены, ибо нужно быть дураком, чтобы до самой весны вести столь тяжкую и длительную осаду.

Видимо, они тоже это понимали. Иолинда все-таки должна была принять какое-то решение. И она отдала приказ штурмовать Лус Птокаи.

Я уже знал, что после длительных споров и перебранок между собой военачальники выберут кого-то одного – одного из наиболее опытных, чтобы он сыграл роль их Героя.

И они избрали графа Ролдеро.

И начали готовиться к штурму.

Были использованы все виды осадного оружия, включая гигантскую пушку под названием Огненный Дракон. Таких пушек у них было несколько – чудовищные, черные, украшенные литьем с изображениями свирепых морд.

К стенам города подъехал верхом сам Ролдеро, и герольд возвестил о его прибытии. Я поднялся на городскую стену, чтобы переговорить с ним.

– Здравствуй, предатель Эрекозе! – крикнул он. – Мы решили наказать тебя – а заодно и всех элдренов, что прячутся за этими стенами. Мы непременно сотрем вас всех в порошок, но тех, кого захватим в плен, постараемся умертвить медленной смертью.

Глубокая печаль охватила меня.

– Ролдеро, – взывал я к нему, – мы ведь некогда были друзьями. Может быть, ты даже был моим единственным настоящим другом. Мы с тобой вместе пили, сражались, шутили… Мы с тобой были товарищами, Ролдеро, настоящими боевыми товарищами.

Его конь взвился на дыбы и ударил копытами.

– Все это было очень давно, – сказал он, не глядя на меня. – Сто лет назад.

– Всего лишь чуть больше года назад, Ролдеро…

– Но мы больше уже не друзья с тобой, Эрекозе. – Он посмотрел вверх, на стену, прикрывая глаза от солнца рукой в латной перчатке. Я заметил, что лицо его сильно постарело, на нем прибавилось немало новых шрамов и рубцов. Разумеется, и сам я выглядел иначе, чем прежде. – Мы с тобой очень разные, слишком разные, Эрекозе. – И Ролдеро, натянув поводья, развернул коня, с яростью вонзил ему в бока шпоры и помчался назад, в свой лагерь.

Теперь ничего не оставалось, как сражаться.

Огненные Драконы изрыгнули в стены крепости свои страшные снаряды. Зажигательные бомбы из захваченной артиллерии элдренов со свистом посыпались на улицы города. За ними следом в воздух взметнулись тучи стрел.

И затем многотысячная армия ринулась на штурм Лус Птокаи, защищаемого лишь горсткой элдренов.

Мы пытались вести ответный огонь с помощью оставшейся в нашем распоряжении артиллерии, но снарядов у нас было маловато, так что приходилось рассчитывать главным образом на лучников, которым и довелось принять на себя первый удар противника.

И нам все-таки удалось отразить первую атаку – после десяти часов сражения. Они отступили.

Но на следующий день и потом они продолжали атаковать, а Лус Птокаи, древняя столица Мернадина, и не думала сдаваться.

Отряд за отрядом вопящие и улюлюкающие воины карабкались на стены, а мы отвечали сверху градом стрел, расплавленным металлом и изредка выстрелами из элдренских огнеметов. Мы и сами сражались в первых рядах, Арджав и я, и каждый раз, как кто-нибудь из людей внизу замечал меня, вой и крики усиливались: они жаждали мести, каждый мечтал первым вонзить свой меч в мою грудь.

Мы бились с Арджавом как братья, бок о бок, однако наши воины-элдрены начинали уставать, и после недели непрерывных боев мы уже понимали, что вскоре будем не в состоянии сдерживать этот чудовищный натиск противника.

В ту ночь, после того как Эрмизад ушла спать, мы еще долго сидели вдвоем. Мы растирали свои ноющие от усталости руки и ноги, но говорили совсем мало.

– Скоро нам всем конец, Арджав, – заговорил я наконец. – Умрем и ты, и я. И Эрмизад. И все остальные элдрены.

Он продолжал массировать плечо, пытаясь немного расслабить будто сведенные судорогой мышцы.

– Да, – сказал он. – Это произойдет скоро.

Я рассчитывал, что он сам заговорит о том, что готово было сорваться у меня с языка, но он так и не заговорил.

На следующий день, чуя близкую победу, воины Человечества повели атаку еще более яростную. Они ближе подкатили своих Огненных Драконов, и те стали методично обстреливать главные крепостные ворота.

Я видел, как Ролдеро верхом на своем огромном вороном жеребце лично руководил этой операцией, и что-то в его поведении заставило меня осознать, что он абсолютно не сомневается в победе и намерен сокрушить нашу защиту еще до исхода дня.

Я повернулся к стоявшему рядом со мной Арджаву и уже хотел было начать разговор, но тут Огненные Драконы все одновременно изрыгнули свои страшные заряды прямо в ворота города. Левая створка огромных металлических ворот оказалась сильно поврежденной этим мощным залпом. Ворота еще держались, но было совершенно очевидно, что они падут при следующем подобном ударе артиллерии.

– Арджав! – крикнул я. – Мы немедленно должны воспользоваться вашим древним оружием. Мы должны вооружить наших элдренов!

Лицо его было смертельно бледным, но он отрицательно покачал головой.

– Арджав! Мы должны это сделать! Еще час от силы, и нас сметут вместе с городскими стенами! А еще часа через три от нас и следа не останется на этой Земле.

Он посмотрел туда, где стоял Ролдеро, дававший указания артиллеристам, и на этот раз мне не возразил.

– Хорошо, – кивнул он. – Я согласился тогда с тем, чтобы последнее решение осталось за тобой. Пошли.

И он повел меня вниз.

Я надеялся лишь на то, что он не переоценил силу своего оружия.

Арджав привел меня в подвалы, лежавшие в самом сердце крепости. Мы шли по пустым коридорам со стенами из полированного черного мрамора, освещенным маленькими фонариками, светившимися зеленоватым светом. Наконец мы оказались перед дверью из неведомого мне темного металла, и Арджав нажал на какой-то рычаг рядом с ней. Дверь отворилась, и мы вошли в кабину лифта, который повез нас куда-то еще глубже под землю.

В который раз уже я не мог скрыть изумления: ведь элдрены явно отказались от всех этих технических чудес и удобств во имя некоей странно понимаемой ими справедливости.

Потом мы вышли и оказались в большом зале, полном загадочных машин, содержавшихся в таком порядке, словно они только что были изготовлены. Ряды механизмов тянулись, по крайней мере, на полмили вперед.

– Вот это оружие, – глухо сказал Арджав.

Вокруг повсюду на стенах было развешано немыслимое количество ручного автоматического оружия, винтовок, чего-то, с точки зрения Джона Дэйкера, очень напоминавшего противотанковые гранатометы, и так далее. Там стояли машины, очень похожие на полицейские вездеходы на гусеничном ходу или на танки сверхобтекаемой формы, с прозрачными кабинами на одного человека и очень удобными сиденьями, на которых водитель мог практически лежа управлять движением. Я с удивлением заметил, что там не было ни одного летательного устройства, или, может быть, я просто не разобрался, какие из них способны летать. А потому я задал этот вопрос Арджаву.

– Летающие машины! Было бы интересно, если бы кто-нибудь изобрел их. Но не думаю, что такое возможно. За всю нашу историю нам никогда не удавалось создать машину, которая смогла бы достаточно долго продержаться в воздухе.

Я был поражен столь странным недостатком в развитии их технологии, но никак не стал это комментировать.

– Ну вот, теперь ты видел все эти устрашающие механизмы, – сказал Арджав. – Неужели ты по-прежнему хочешь их использовать?

Но он, конечно же, считал, что подобное оружие мне совершенно неведомо. А ведь все это, в общем-то, не так уж сильно отличалось от боевого оружия, известного Джону Дэйкеру. А уж в снах моих появлялись и куда более странные виды оружия.

– Надо подготовить все это к бою, – сказал я ему.

Мы вернулись наверх и приказали воинам доставить оружие на поверхность.

Ролдеро уже удалось пробить одну из створок ворот, и пришлось выставить дополнительную артиллерию специально для их защиты, однако воины человечества напирали, и кое-где близ ворот уже завязывались рукопашные схватки.

Опускалась ночь. Я надеялся, что, несмотря на несомненный успех, с наступлением темноты войска людей все-таки отойдут на прежние позиции, дав нам тем самым время на подготовку. Сквозь пробитую в воротах дыру я видел, как Ролдеро отдавал приказания своим солдатам, явно надеясь закрепить достигнутый успех до наступления темноты.

Я послал к воротам подкрепление.

Я уже начинал сомневаться в справедливости моего собственного решения.

Может быть, Арджав был все-таки прав и это преступление – выпускать на волю столь могучую огненную силу? Но потом я подумал: «А не все ли равно? Лучше, наверное, уничтожить их всех и половину планеты в придачу, чем позволить им уничтожить красоту мира – элдренов».

Я даже как-то вынужденно улыбнулся собственным мыслям. Арджаву очень не понравились бы подобные рассуждения: они были ему совершенно чужды.

Увидев, что Ролдеро привел новые силы к прорыву в воротах, я вскочил в седло ближайшей лошади и ринулся на помощь защитникам.

Я выхватил свой ядовитый меч Канаяну, я издал свой боевой клич – тот самый, что еще совсем недавно так поднимал дух тех людей, которых я вел в атаку! Они услышали его и, по-моему, были несколько ошеломлены.

Я гнал коня, не разбирая пути ни среди своих, ни среди чужих, пока не оказался прямо перед самим Ролдеро. Он изумленно воззрился на меня и осадил коня.

– Станешь биться со мной, Ролдеро? – спросил я его.

– Ну да, предатель, конечно стану, – пожал он плечами.

И он, намотав поводья на луку седла и ухватившись обеими руками за рукоять меча, обрушил на меня удар такой неимоверной силы, что я еле успел пригнуться. Меч просвистел у меня над головой.

Повсюду вокруг нас у разрушенных стен Лус Птокаи люди и элдрены отчаянно сражались в меркнувшем свете – не на жизнь, а на смерть.

Ролдеро устал, наверное, устал сильнее, чем я, но бился он упорно, и мне так и не удавалось преодолеть его защиту. Его меч ударил меня по шлему, голова у меня закружилась, я обернулся и постарался тоже нанести ему удар. Мой шлем удержался у меня на голове, а вот его свалился на землю. Он совершенно поседел с тех пор, как я в последний раз видел его без шлема.

Лицо его побагровело, глаза сверкали, рот был угрожающе оскален. Он попытался ударить меня прямо в забрало, но я успел наклонить голову, и он, не удержавшись, завалился вперед, а я тут же направил меч ему в грудь. И ударил.

Он застонал, весь гнев, казалось, улетучился из его глаз, когда он, задыхаясь, прошептал:

– Ну вот, Эрекозе, теперь мы снова сможем стать друзьями… – и умер.

Я смотрел на него, скрючившегося в седле, и вспоминал его доброту, вино, которое он присылал мне, чтобы я мог заснуть, советы, которые он пытался мне давать. А еще – как он столкнул тогда мертвого короля на землю из седла. И все-таки граф Ролдеро был хорошим человеком. Хорошим человеком, которого ход истории заставил вершить злые дела.

Его черный жеребец повернулся и медленно потрусил прочь, к видневшейся вдали палатке графа.

Я поднял меч, как бы отдавая Ролдеро последние почести, а потом крикнул наступающим:

– Эй, воины Человечества, смотрите! Ваш Великий Герой мертв!

Закат догорал.

Люди начинали отступать, поглядывая в мою сторону с ненавистью, а я смеялся над ними, потому что напасть на меня они не решались – ведь окровавленный меч Канаяна был по-прежнему у меня в руке.

Один из них, однако, ответил на мои насмешки:

– Мы отнюдь не обезглавлены, Эрекозе, если ты надеешься именно на это! У нас есть наша королева, и она вдохновит нас на дальнейшие сражения. Она прибыла в лагерь, чтобы завтра стать свидетельницей твоего поражения!

Итак, среди осаждающих город была Иолинда!

Я несколько мгновений подумал и крикнул в ответ:

– Передай своей госпоже, чтобы она завтра прибыла к городским стенам. На рассвете. Для кратких переговоров.

В течение всей ночи мы трудились над укреплением поврежденных ворот и установкой нового оружия. Боевые машины были установлены во всех подходящих местах, а воины-элдрены вооружились автоматами и винтовками.

«Интересно, – думал я, – получила ли Иолинда мое приглашение на переговоры? И решится ли она прийти?»

Она пришла. Она явилась в сопровождении всех оставшихся в живых военачальников, сверкающих своими дурацкими доспехами. Сейчас эти блестящие латы казались особенно нелепыми перед лицом древнего оружия элдренов.

Одну из огромных пушек мы поставили жерлом вверх на самом виду – чтобы иметь возможность продемонстрировать ее чудовищные возможности.

До нас долетел голос Иолинды:

– Здравствуйте, элдрены! Здравствуй и ты, их любимец, их игрушка в человечьем обличье! Ну что, он уже многому у вас научился?

– Здравствуй, Иолинда, – сказал я, появляясь перед ней. – Ты, кажется, начинаешь следовать примеру отца и проявлять склонность к сварливым оскорблениям. Давай лучше не тратить времени даром.

– Я уже трачу время даром, – заявила она. – Сегодня мы намерены смешать вас с землей.

– Может быть, этого и не произойдет, – сказал я. – Потому что мы предлагаем вам мир.

Иолинда во весь голос рассмеялась:

– Это ты, предатель, предлагаешь нам мир! Да ты и должен был бы молить нас об этом! Но мира ты никогда не получишь!

– Я предупреждаю тебя, Иолинда, – вскричал я в отчаянии, – я предупреждаю вас всех, воины! У нас есть совершенно новое оружие. Оружие, способное уничтожить даже саму Землю! Вот, смотрите!

И я отдал приказ выстрелить из огромной пушки.

Элдрен-артиллерист выполнил мое приказание.

В жерле пушки послышалось глухое ворчание, и почти сразу оттуда вылетел ослепительный сгусток огня. Нам, стоявшим неподалеку, жар выстрела даже слегка опалил кожу, и мы отшатнулись, прикрывая глаза.

Пронзительно заржали лошади. Лица военачальников посерели, они хватали воздух ртами. Они с трудом сдерживали своих коней. И только Иолинда прямо сидела в седле, явно храня спокойствие.

– Вот чем мы ответим вам, если вы не согласитесь на мир, – крикнул я. – У нас таких больше десятка, а есть еще и другие, но не менее мощные. Есть и обычные пушки, способные, однако, одним выстрелом поразить не менее сотни человек. Что ты скажешь теперь?

Иолинда вскинула голову и посмотрела прямо на меня.

– Мы будем биться, – сказала она.

– Иолинда, – молил я ее, – ради нашей былой любви, ради твоей собственной жизни – прекрати бессмысленное кровопролитие! Мы не причиним вам вреда. Вы сможете вернуться домой – все! И до конца своей жизни жить в мире и спокойствии. Я говорю чистую правду.

– Мир и спокойствие! – горько рассмеялась она. – Мир и спокойствие рядом с оружием такой силы!

– Ты должна верить мне, Иолинда!

– Нет, – сказала она. – Люди будут сражаться до конца. Нам покровительствуют Великие Добрые Боги, и мы непременно победим! Мы должны положить конец этому колдовству, а сегодня мы видели самый отвратительный пример этого колдовства.

– Это не колдовство. Это научное достижение. Это точно такая же пушка, как у вас, только значительно более мощная.

– Колдовство! – теперь каждый тихонько повторял это слово. Эти дураки были действительно, пожалуй, самыми настоящими варварами.

– Если мы будем продолжать сражение, – сказал я, – то только до победного конца. Элдрены предпочли бы отпустить вас после того, как мы одержим победу. Но если мы одержим победу, я бы хотел очистить планету от вашего племени – точно так же, как вы поклялись очистить ее от элдренов. Используйте же свой шанс! Заключите с элдренами мир, будьте благоразумны!

– Что ж, если это так, то мы лучше умрем от ваших колдовских штучек. Но мы умрем – сражаясь! – заявила Иолинда.

Я устал убеждать ее.

– Что ж, тогда давай с этим кончать, – сказал я.

Иолинда погнала коня прочь от города, и маршалы ее отправились готовить свои войска к новому штурму.

Я не видел, как погибла Иолинда. В тот день их погибло так много.

Они пошли на приступ, и мы их ждали. Они оказались беспомощны против нашего оружия. Сгустки чудовищного огня, вырывавшиеся из жерл пушек, сметали ряды людей с лица земли. Стреляя в них, все мы в душе страдали от невыносимой боли: гордых воинов, могучих боевых коней, целые отряды людей выстрелы из наших пушек обращали в прах.

Мы поступили именно так, как они и предсказывали. Мы уничтожили их всех до единого.

Мне было так жаль их, когда они шли и шли на приступ: то поистине были сливки Человечества.

Потребовался час, чтобы уничтожить миллион воинов.

Один час.

Когда побоище было закончено, я преисполнился странным чувством, которое и тогда не мог описать и теперь классифицировать тоже не могу. То была некая смесь скорби, облегчения и триумфа. Я оплакивал Иолинду. Она была где-то там, в этой груде дымящихся костей и почерневшей плоти, превратившаяся в кусок пушечного мяса, утратившая всю свою красоту в один миг – как и жизнь, впрочем. «Что ж, хотя бы смерть ее была мгновенной, и это уже хорошо», – подумал я.

И именно тогда я принял окончательное решение. Хотя могу ли я с уверенностью сказать, что вообще принимал его? Разве я не для этого предназначался Судьбой?

А может быть, это было тем самым тяжким преступлением, о котором я говорил ранее? Может быть, именно такое преступление и повергло меня на тот путь, который я должен был пройти теперь?

Был ли я прав?

Несмотря на то что Арджав все время противился этому, я отдал приказ вывести боевые машины за крепостные стены Лус Птокаи и, усевшись в одну из них, повел их в бой.

И вот что я сделал дальше.

За два месяца до этого именно я возглавил завоевание городов Мернадина людьми. Теперь я отвоевывал их назад уже от имени элдренов.

Страшными были эти бои: я уничтожал людей – всех до единого, – если они там еще оставались.

Через неделю мы уже были в Панафаале, где стояли на якорях их корабли.

Я уничтожил и эти корабли, и их команды – вместе с семьями, женами и детьми. Пощады не было никому.

А потом, поскольку могучие боевые машины по большей части оказались амфибиями, я повел свои войска через море к Двум Континентам, хотя Арджав и Эрмизад за мной не последовали.

И пали их города – Нунос со своими чудными, украшенными самоцветами башнями, Таркар; дивные городки плодородных сельскохозяйственных долин – Сталако, Калодемия, Мурос, Нинадун. Были дотла сожжены Ведьма, Шилааль, Синан и многие другие. Города людей были стерты с лица Земли за несколько часов.

В Некранале, окутанной нежной дымкой столице Двух Континентов, возвышающейся на горе, было пять миллионов жителей, и все они умерли, а от самого города осталась лишь обугленная дымящаяся гора.