Текст книги "Солдат номер пять (ЛП)"

Автор книги: Майк Кобурн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

ЧАСТЬ IV
ОСВОБОЖДЕНИЕ

ГЛАВА 17
На свободе

Пару часов я просто сидел, уставившись в стену, безуспешно стараясь не размышлять о своей судьбе. Из задумчивости меня вывел лязг открывающихся и закрывающихся дверей, с каждым новым скрипом шум в коридоре становился все громче. Я представил себе, как охранники идут вдоль камер к последней, моей собственной.

Наконец начали открываться четыре замка моей камеры, и скрежет металла о металл возвестил о наступлении моей очереди. «Это уже чересчур, – подумал я про себя. – На то, чтобы открыть дверь, уходит чертовски много времени, десять минут, – и это при том, что у тебя есть ключи!»

Я угрюмо посмотрел на охранника, который появился в дверях, подавая знак, чтобы я передал ему свою тарелку и чашку. «Что ж за дрянь вы здесь подаете?» – Спросил я сам себя, передавая ему посуду. Охранник на секунду вышел, а затем вернулся с миской, полной аппетитно выглядящей еды, и кружкой горячего черного чая. Я был ошеломлен. Дверь захлопнулась, ее заперли только лишь на один из замков, и я остался в недоумении смотреть на свой завтрак.

Два вареных яйца, немного соли, багет приличного размера, масло, финиковый джем и апельсин – это было райское наслаждение. Еду я поглотил в два счета, боясь, что кто-нибудь придет и отнимет ее у меня, а потом сидел и облизывал каждый сантиметр миски, ужасно сожалея, что не наслаждался завтраком дольше.

Не более чем через полчаса дверь снова открылась, и вошел пожилой джентльмен с несколькими документами в руках.

– Вы мистер Майкл Кобурн? – спросил он очень изнеможденным, почти бездыханным, голосом.

– Да.

– Сегодня мы отправляем вас домой. Переоденьтесь, пожалуйста, в это.

Мне передали желтый парусиновый костюм, куртку и брюки, с буквами «POW»[66]66
  Англ. Prisoner of war. Военнопленный.


[Закрыть] на куртке.

Дверь снова с лязгом захлопнулась, а я остался сидеть ошеломленный и растерянный. Что, черт возьми, происходит? Это было почти сюрреалистично. Может быть, я вижу сон? Проснусь ли я от того, что Ворчун откроет дверь? Не смея слишком надеяться на то, что все действительно происходит наяву и меня вот-вот выпустят, я быстро поменял свою вонючую камуфляжную рубашку на желтую куртку, оставив брюки на полу – штанины оказались слишком узкими, и мне не удалось натянуть их на отставленную назад ногу.

Через несколько минут дверь снова открылась, и вошел пожилой, грязный мужчина, державший тазик грязной воды и старую безопасную бритву. Я мгновенно понял, что сейчас произойдет, и отчаянно попытался избежать обязательного бритья.

Не то чтобы я был против этого, но, будучи человеком, у которого от природы сильно отрастает борода, нужно было учитывать, что мою растительность не мыли и не трогали уже более 50 дней. Бритва была, мягко говоря, непривлекательной: она была полностью забита волосами других заключенных, которым посчастливилось испытать ее до меня.

С нарастающим ужасом я наблюдал за тем, как старик разводит кисточкой пену, а затем пытается нанести ее, практически сухую, на мое лицо. Затем он взял совершенно тупой инструмент и с рвением атаковал мою бороду. Слезы боли текли по моему лицу, когда каждый отдельный волос на лице выщипывался, а не срезался. У этого персонажа не мешало бы поучиться и тайной полиции.

Весь процесс занял несколько минут, в результате чего мой подбородок и горло превратились в сырую и кровоточащую массу. Он демонстративно попытался очистить бритву, после чего снова повернулся ко мне и спросил:

– Усы?

У меня под носом торчала, закрывая значительную часть лица, огромная широкая масса волос, которую можно было бы лишь условно назвать усами. И тем не менее, я ни за что не собиралась давать этому парню второй шанс.

– Нет, нет, все в порядке! – Решительно заявил я, одновременно подняв руки вверх. Он услышал меня и собрался, оставив меня снова одного в камере.

По сравнению с тем, что было часом ранее, мое настроение резко изменилось; я не мог подавить свое волнение от перспективы выйти на свободу. Это было невероятно. Если бы возникла какая-нибудь заминка, она стала бы просто катастрофой.

Я слышал, как открываются все двери и по коридору передвигаются десятки шаркающих ног, и с нетерпением смотрел на дверь, отчаянно ожидая своей очереди на выход. Скрежет металла о металл возвестил о том, что открывают мою камеру, и вслед за открытой дверью сразу же последовал чиновник с бумагами в руках. Он остановился и осмотрел мою ногу, обратив внимание на то, что на мне не было полной формы военнопленного.

– Почему вы не надели брюки? – спросил он.

– Я не могу надеть их поверх гипса, они слишком тесные, – ответил я. – Мне нужен нож или ножницы, чтобы их разрезать.

Меньше всего мне хотелось оставаться в тюрьме из-за того, что брюки не были достаточно велики, чтобы натянуть их на ногу.

Чиновник прокричал что-то по-арабски, и тут же появился охранник с ножом в руке. Был сделан надрез, материал разорвали до паха. Я снял камуфляжные брюки, в которых все еще хранились карта эвакуации и компас-пуговица, и надел на смену желтые. Такой себе обмен, но это было последнее, о чем я думал. Мне предстояло убраться отсюда к чертовой матери!

– Усы вам идут, – произнес чиновник, пока я переодевался. – Вам стоит их оставить.

Я даже не потрудился ответить. Думаю, почти все мужчины, которых я видел в Ираке, были помешаны на усах – они все их носили.

После переодевания ко мне подошел охранник и помог подняться на ноги. Неустойчиво прыгая, я выбрался из узкого дверного проема в коридор, где впервые за несколько недель увидел белое лицо. У дальней стены стояли еще около двадцати заключенных, все они выглядели хуже некуда, и я пополнил их число. Охранник отпустил меня, как только я смог стоять на ногах; уже началась перекличка.

Я был так занят, изучая лица, что чуть не пропустил, когда зачитали мое собственное имя, но достаточно быстро пришел в себя, чтобы ответить «да», избежав повторного выкрика. Я отчаянно искал знакомых, но никого не узнавал.

Перекличка закончилась, и колонну заключенных в полной тишине повели к главному выходу. Опираясь вытянутой рукой о стену, я пытался прыгать за ними и остался далеко позади. Один из охранников схватил другого заключенного, и тот вернулся, чтобы подпереть мое плечо.

– С тобой все в порядке? – Спросил он дружелюбным голосом с американским акцентом. – Давай-ка я тебе помогу.

– Дай Бог тебе здоровья, приятель, – ответил я, прежде чем охранник отдал приказ не разговаривать.

Остальных мы догнали у входа в главный тюремный блок, где образовалась небольшая очередь, поскольку заключенных одного за другим пересаживали в два больших автобуса. Пока мы ждали, один иракец двигался вдоль очереди с флаконом одеколона, разбрызгивая на нас самый отвратительно пахнущий лосьон после бритья, который я когда-либо чувствовал – но, думаю, мы и сами источали не самый приятный запах.

Наконец настала моя очередь выйти на утренний свет и свежий воздух. Даже короткий прыжок с порога в салон автобуса стал абсолютным блаженством. Двигаясь по салону, я еще раз осмотрел лица, убедившись, что все находятся в той же лодке, что и я, – их глаза умоляли, чтобы все это было по-настоящему, а не надувательством. Внезапно я остановился – на одном из мест у окна сидел человек и смотрел вперед, забыв обо всем на свете. Неужели это Энди? Я попытался поймать его взгляд, проходя мимо, но он, казалось, либо не заметил, либо не узнал меня. С другой стороны, я не был уверен, узнал бы я себя сам.

Последними в автобус запрыгнули два охранника в штатском с автоматами Калашникова. Внутри автобуса было устроено грандиозное шоу с задергиванием всех штор, как я подозревал, больше для того, чтобы нас не видели люди, чем для того, чтобы мы увидели Багдад. Зашипела гидравлика, двойные двери автобуса закрылись, и взревел двигатель. Мы отправились в путь.

Пока автобус медленно пробирался через утренние пробки, никто не разговаривал, и не двигал головой, чтобы не привлекать нежелательного внимания охранника и не остановить движение. Краем глаза я изредка замечал, что за окном кипит жизнь, но из-за зашторенных окон осмотреть город было практически невозможно, – во всяком случае, без того, чтобы это не показалось вопиюще очевидным.

Прошло совсем немного времени, минут пятнадцать-двадцать, прежде чем мы съехали с главной дороги и остановились. Двери открылись, и один из наших надсмотрщиков выскочил наружу, а другой остался стоять на страже у двери. Впервые головы начали двигаться, занавески отдернулись, и зрелище, открывшееся моим глазам, было поистине неожиданным – мы остановились на парковке большого современного отеля.

Охранник у дверей попросил всех встать, затем жестом велел всем покинуть автобус, пересчитывая нас по мере того, как мы это делали. Как только я выпрыгнул из салона, молодая женщина с бейджиком, удостоверяющим, что она является членом Международного Комитета Красного Креста, пришла мне на помощь и подставила свое плечо в качестве опоры.

– Пожалуйста, позвольте мне вам помочь, – произнесла она, уже поддерживая мое тело. – Я Луиза, врач из МККК.

Оглядевшись, я заметил, что среди заключенных уже ходило множество других людей, которые предлагали ободрение и поддержку, говоря, что все будет хорошо. Один из них, высокий видный джентльмен, возвысил голос над остальными и объявил:

– Джентльмены, прошу внимания! – Его английский с легким акцентом был безупречен. – Вы только что были официально переданы Международному Комитету Красного Креста. Если вы пройдете в отель, мы начнем административный процесс, необходимый для завершения вашей репатриации в Саудовскую Аравию.

В том, как он говорил, не было ни напряжения, ни срочности, а его манера внушала собравшимся, в том числе и иракцам, чувство спокойствия и уверенности. Он точно оценил ситуацию – для завершения процесса передачи военнопленных из рук иракцев требовались деликатность и такт, а не бычьи требования и резкие слова. Пока главный переговорщик произносил свою речь, женщина, помогавшая мне, уже направила меня к входу в отель, и через несколько секунд я оказался внутри здания. В фойе мы прошли мимо двух одетых в штатское иракцев, охранявших главный вход.

– Кто они? – спросил я, хотя уже знал ответ.

– Иракская тайная полиция. Есть большая вероятность, что они попытаются захватить кого-то из вас в заложники, поэтому для нашей защиты по периметру отеля стоят иракские коммандос. Сейчас здесь очень деликатная ситуация.

Она провела меня мимо огромной, из черного полированного мрамора, основной стойки регистрации, в гостиную, где на носилках рядами лежали другие заключенные. Меня подвели к пустым носилкам, и я с благодарностью лег на одну из них.

– Спасибо, Луиза, – произнес я, немного смущаясь, что мне понадобилась помощь женщины.

– Мне было очень приятно, мы здесь, чтобы помочь. Но, пожалуйста, – продолжила она, – не пытайтесь передвигаться по отелю без сопровождения одного из нас, даже в туалет. В целях безопасности здоровых заключенных перевели на третий этаж, но мы не можем перенести туда носилки. Мы серьезно относимся к угрозе захвата заложников, и вы больше рискуете быть похищенными здесь, внизу.

Я кивнул.

– Не волнуйтесь, я не смогу никуда передвигаться без посторонней помощи.

Луиза продолжила:

– По крайней мере, один из нас будет постоянно находиться в помещении, а если вам понадобится туалет, который находится снаружи у стойки регистрации, мы найдем кого-нибудь, кто вас проводит, хорошо?

Она говорила все это совершенно спокойно, как будто то, что молодая женщина-врач должна находиться в Багдаде и помогать раненым военнопленным вырываться из лап иракской тайной полиции, являлось обычным делом.

«Неужели эта женщина, эти люди не думают о своей безопасности?» – Мелькнула у меня мысль. Почему-то я подозревал, что иракцам на самом деле наплевать на нейтралитет швейцарцев и их организации МККК. Я наблюдал за Луизой, когда она уходила, разговаривая с другими людьми, лежащими на носилках, – доброе слово здесь, поддерживающая рука там, – и поражался ее храбрости. Полагаться на концепцию, что никто не посмеет вмешиваться в дела Красного Креста, – что ж, она верила в это больше, чем я.

Лежа на спине и глядя в высокий богато украшенный потолок с хрустальными люстрами, я начал размышлять о том, что же случилось с остальными ребятами. Глянув налево, я увидел лежащую там худую бледную фигуру с ужасно выглядящей травмой ноги, из которой по всей длине торчали металлические штыри. Лицо человека покрывали такие неухоженные усы, как, по моим предположениям, и мои собственные. Когда же мы посмотрели друг на друга, меня вдруг осенило, что я знаю этого человека.

– Мак? – Спросил я нерешительно: – Это ты?

– Майк!? – Ответил он. – Боже, мы думали, ты погиб.

Я не мог в это поверить. Рядом со мной лежала тень моего прежнего сержант-майора эскадрона «А», человека, который перевел меня в эскадрон «В».

– Черт возьми, Мак, ты дерьмово выглядишь.

– Тебе стоит взглянуть на себя, приятель!

Я об этом не подумал. Вероятно, я тоже не очень-то походил на человека, который покинул Саудовскую Аравию два месяца назад.

– Что, черт возьми, с тобой случилось?

– Мы проводили ближнюю разведку на иракском объекте, когда нас обстреляли. Джоки попытался выехать с него, но мы оказались на огромном поле низко натянутой проволоки, которая намоталась на оси. Пока мы пытались освободиться, машину подбросило вверх, я получил удар через «Ровер» по задней части ноги, и ее раздробило к чертовой матери. Кейт и Джоки бросили машину, вытаскивая меня на руках, надеясь в темноте оторваться от противника.

Я попытался представить себе, как Джоки и Кейт, не самые крупные парни в мире, пытаются вытащить из боя тело Мака весом в пятнадцать стоунов.[67]67
  Чуть больше 95 кг.


[Закрыть]

– Когда Джоки пытался нести меня, мои руки все еще касались гребаной земли!

Мы оба посмеялись над этим; сейчас это было легко сделать.

– В любом случае, – продолжил он, – мы ничего не добились, а иракское преследование настигало нас быстрее, чем мы уходили, поэтому я приказал им бросить меня.

Он сделал секундную паузу, давая мне возможность обдумать ситуацию. Чтобы принять такое решение, нужно было обладать смелостью.

– Джоки спросил меня, не хочу ли я, чтобы он меня пристрелил. Очень мило с его стороны было такое предложить, но я предпочел рискнуть с иракцами.

– Да, теперь я понимаю, – ответил я. – Что-то вроде: «Нет, все в порядке, Джоки, я просто останусь здесь и буду долго истекать кровью».

Мы снова посмеялись.

– Мне наложили на ногу жгут, а потом я сказал им, чтобы они сваливали. Иракцы нашли меня с первыми лучами Солнца, и вот я здесь.

– На тебя выходила тайная полиция? – С нездоровым любопытством спросил я, желая узнать больше подробностей.

– Да, я как раз лежал в полевом госпитале, повсюду торчали капельницы, а они вошли, оттолкнули врача и вырвали все трубки. Потом просто сказали: отвечай на наши вопросы, или мы дадим тебе истечь кровью до смерти. И я рассказал им все, что они хотели знать, – ничего секретного, к тому же у них там остался «Пинки», который они могли осмотреть.

– В принципе, со мной произошло то же самое, – ответил я и рассказал ему историю патруля и свою собственную, насколько я ее понимал.

– Мы получили сообщение по 319-й примерно через десять дней после вашей высадки, в котором говорилось, что вы пропали без вести и что надо бы там посмотреть. Но район ваших действий находился более чем в сотне кликов от нас.

– Гребаные десять дней! – Я не мог в это поверить. – Почему они не предупредили вас сразу?

В ответ на это Мак только пожал плечами.

Мы поболтали еще немного. Он рассказал, что генерал, который оперировал его ногу, практиковал на Харли-стрит, и мы оба были вынуждены согласиться, что медицинская помощь, когда она наконец была оказана, была очень хорошей.

Когда мимо проходила Луиза, я остановил ее, желая узнать, зовут ли того человека, которого я увидел в автобусе, Энди.

– Я передам сообщение наверх и узнаю, там ли ваш друг, – ответила она, продолжая выполнять свои обязанности Флоренс Найтингейл.[68]68
  Известная английская сестра милосердия и общественный деятель. Во время Крымской войны стала национальной героиней, оказывая помощь раненым и последовательно внедряя прогрессивные методы полевой санитарии.


[Закрыть]

Через несколько минут появился Энди, все еще одетый в свою зеленую стеганую куртку. Как ему удалось ее сохранить, не дав конфисковать заинтересованному иракскому солдату, я не знаю.

– Отлично, Киви, – защебетал он на своем кокни, пожимая мне руку. – Я думал, ты погиб.

Я высказал предположение, что это было вполне возможно, ведь я довольно быстро упал на землю, но это случилось до того, как солдаты открыли огонь.

Узнав Мака, Энди повернулся.

– Черт возьми, Мак, что ты здесь делаешь? – Они пожали друг другу руки, и Мак еще раз пересказал свою историю для Энди.

При первом же удобном случае я перебил их, желая узнать, что случилось с остальными.

– А что с Динжером, Бобом, Мэлом и остальными, где они?

Это остановило Энди, но ненадолго.

– Этих чертовых засранцев Динжера и Мэла освободили вчера.

– Значит, они в порядке, целы и невредимы? – Снова спросил я.

– Да, да, с ними все в порядке. Наверное, сейчас с удовольствием отливают в Херефорде.

Я в этом сильно сомневался, но позволил Энди продолжить.

– В любом случае, я видел, как ты свалился на землю и как в вади взорвалась граната.

– И тогда ты решил, что я мертв? – Опять перебил я.

– Да, именно так, – ответил он и продолжил. – Я спустился вниз по вади на 100 метров, снова повернул на север и перешел дорогу. Когда начало светать, я был уже не так далеко от границы, поэтому искал место, где можно было укрыться, нашел небольшую водопропускную трубу и спрятался в ней в ожидании рассвета. – Он сделал секундную паузу, прежде чем вернуться к своему рассказу. – Но чертовы тапочники обнаружили меня первым, не так ли? Вытащили меня из трубы и отвезли в приграничный гарнизон. Там я видел, что они поймали Динжера.

– А что с Бобом или Быстроногим? – Снова вклинился я.

– Не знаю. Динжер был с Легзом, когда его схватили, и сказал, что тот в плохом состоянии. В общем, они начали избивать меня, пытаясь заставить говорить, но я держался неделю или около того. К тому времени я уже знал, что у них оказался и Мэл, и всем нам задали суровую трёпку.

Пока Энди рассказывал, я мысленно перечислял имена: Динжер, Мэл, Легз, он сам – трое до сих пор не найдены.

– Я принял решение рассказать им все. Это не стоило того, чтобы кого-то из нас забили до смерти. В этом был определенный смысл: никто из нас не обладал информацией, заслуживающей посмертного упоминания в донесениях,[69]69
  Англ. mention in dispatches (MID). Один из видов поощрений за службу в Британской армии.


[Закрыть] в том числе и Мак.

– Должно быть, иракские командиры были хорошо осведомлены, раз им потребовалось почти три недели на то, чтобы понять, что я был в составе патруля, – сказал я, подхватывая нить повествования. – Я думал, благодаря своему блефу выкрутился, но старая добрая тайная полиция, конечно, не слишком обрадовалась, когда поняла, что я все это время им врал.

Энди начал снова.

– Когда мы приехали в Багдад, охранники разрешили нам всем сидеть в одной камере.

– Что, вы трое почти все время были вместе? – Спросил я почти с недоверием. – Везучие ублюдки! Приятель, не хочешь попробовать посидеть в одиночке, как Мак и я?

Наше воссоединение прервала Луиза, сообщив плохие новости, которые сразу же омрачили нашу беседу.

– Мне очень жаль, но погода слишком плохая, чтобы вылететь сегодня. Вылет отложен до завтра, если условия будут подходящими.

– А как же иракцы? – Спросил я. – Это вызовет с ними проблемы? – Мне почудилось, как солдаты врываются в отель и уводят всех на ночь в тюрьму.

– Нам нужно, чтобы все, кто может, поднялись на третий этаж, – ответила Луиза не слишком уверенным голосом. Этого они явно не планировали; репатриация должна была произойти быстро, пока не появилось время на раздумья. А задержка давала возможность тем, кто выступал против освобождения пленных, предпринять атаку на это решение. – Трое из нас останутся и будут спать сегодня здесь, с ранеными.

Голос Луизы был бодрым, но ее лицо выдавало скрытое напряжение. Это была опасная ситуация для всех заинтересованных сторон. Улыбнувшись напоследок, она удалилась, сообщив новости тем, кто еще не слышал.

– Ну, пойду я тогда наверх, – сказал Энди, поднимаясь на ноги. – Увидимся позже. – И с этим прощальным комментарием он ушел, казалось, не обращая внимания на все происходящее.

Оставшаяся часть дня прошла без происшествий, настроение было более сдержанным, чем раньше, так как из-за поднявшейся бури зафрахтованный самолет не смог приземлиться. Луиза и ее спутник-мужчина сидели в центре комнаты, тихо беседуя или читая, готовые в случае необходимости оказать помощь.

Мне выпала сомнительная честь помочь Маку сходить в туалет. Последние несколько дней его мучила диарея, и в своем нынешнем состоянии он не мог ни двигаться, ни помогать себе. Нужен был поддон-«утка», которого в отеле, естественно, не оказалось, поэтому я сымпровизировал и снял верхнюю часть одной из больших пепельниц/мусорных баков. В результате у нас получился «горшок», который Мак смог подставить под свою спину и который, к своему облегчению, тут же наполнил. Вытащив полную емкость, я отставил ее как можно дальше от наших носилок и переложил ответственность за ее опорожнение на Луизу, – что она, соответственно, и сделала без возражений. Пусть лучше это делает она, чем я.

Никто не ожидал, что придется кормить всех заключенных на ночь, поэтому еды было очень мало. Иракцы любезно согласились прислать немного хлеба и риса, которые были распределены между теми, кто хотел продолжить наслаждаться диетой, которой они наслаждались в гостях у иракцев.

* * *

Свободные часы дали персоналу МККК достаточно времени, чтобы завершить все административные процедуры, необходимые для нашей отправки из Ирака в Саудовскую Аравию. Нам выдали удостоверения личности Международного Красного Креста, наше единственное средство идентификации, составили список присутствующих и сверили его со списком пропавших без вести, предоставленным коалиционными силами.

Луиза еще раз пришла со списком тех, кто не был учтен, и показала его всем присутствующим пленным. Любой свет, который можно было пролить на местонахождение или состояние этих лиц, мог оказать неоценимую помощь Красному Кресту при общении с иракцами.

Я прочитал список имен; те, кого уже учли, были вычеркнуты красным цветом. Сначала я увидел свое собственное имя, возможно, подсознательно обратив на него внимание, а затем из длинного списка стали появляться другие: Консильо Роберт; Филлипс Винсент; Лейн Стивен – их имена не были отмечены. Те из нас, кто присутствовал, кто был освобожден, Мэл и Динжер – все мы были вычеркнуты. Я перечитал список несколько раз и вдруг понял, что в нем отсутствует имя Джорди. Что все это значит?

Я передал список Луизе, и та лишь подтвердила, что Боб, Винс и Легз точно были в Ираке и что, возможно, ей нужно добавить в список имя Джорди. Сама мысль о том, что мы можем покинуть Ирак, не зная, что случилось с остальными, была крайне неприятной.

Несмотря на напряжение, ночь прошла без происшествий, но, к сожалению, утро не принесло избавления от непогоды. Кроме угрозы похищения, появилась и другая причина для беспокойства, более практического свойства – люди с ранениями, многие из которых были гораздо серьезнее моих, нуждались в серьезной медицинской помощи. У представителей Красного Креста не было ни средств, ни помещений в отеле, чтобы справиться с этой ситуацией.

Люди толпились в большой гостиной, изредка поглядывая через огромные зашторенные окна на патрулирующих в округе иракских солдат или на изменения, происходившие в сером, продуваемом ветром небе над головой. Один из летчиков, лежавший рядом со мной, был сбит всего два дня назад и рассказывал о том, как иракская армия была раздавлена сразу же после начала наземной войны. Почти невозможно было поверить, что такую огромную силу можно было разгромить подобным образом, но я не собирался жаловаться на отсутствие у них боеспособности.

С течением дня боги смилостивились к нашему положению, и сильный ветер утих, открыв окно возможностей.

– Мы получили подтверждение из Эр-Рияда, что самолеты уже в пути, – взволнованно сообщила Луиза. – Международная пресса уже узнала об этом и выстроилась вокруг отеля. Вы теперь знаменитости!

Я повернулся к Маку.

– Это будет проблемой, не так ли?

– Попробуем пробраться через черный ход, – ответил Мак. – Что угодно, лишь бы не попасть на первую полосу газеты «Сан».

Для доставки заключенных из отеля в аэропорт, как и прежде, использовались два автобуса. Расстояние от входа в отель до места парковки было не таким уж большим, но его вполне хватало, чтобы собравшиеся представители всех мировых СМИ могли хорошо рассмотреть каждого.

К этому времени вернулся Энди, а также несколько членов экипажа истребителя-бомбардировщика «Торнадо» Королевских ВВС.

– Мы ведь все равно едем в машине скорой помощи, не так ли? – сказал я координатору МККК. – Так почему бы вам просто не подогнать ее к боковому выходу или чему-то в таком роде, а мы воспользуемся им и отделимся от остальных, чтобы укрыть своих людей.

– Да, и мы еще можем накинуть на голову куртки или рубашки, чтобы отвлечь внимание от машины скорой помощи, – предложил один из летчиков, наслаждаясь драмой.

Представитель МККК не видел необходимости в подобной секретности, но, тем не менее, выразил готовность помочь, если мы этого хотим.

Наступил час отлета. Фойе отеля было заполнено собравшимися военнопленными и их сопровождающими из Международного Комитета Красного Креста. Едва подавляемое волнение и предвкушение, витавшие в воздухе, были почти осязаемы. Все присутствующие страстно желали как можно скорее покинуть Ирак, оставить кошмар позади и воссоединиться с друзьями и семьей, но при этом с ужасом думали о том, что в любой момент все может пойти не так.

Ожидающие автобусы открыли двери, давая сигнал к отъезду; мы выскочили через служебный вход. Двое представителей МККК несли носилки Мака, а Энди помог мне пройти по коридору к выходу, а затем прямо в ожидающую нас машину скорой помощи. Мака быстро уложили на место, задернули шторы и закрыли задние двери. Когда двигатель заработал, я подумал: «Боже правый, пожалуйста, пусть это окажется правдой». Это был не первый раз, когда я прибегал к молитве после своего пленения. Хотя я и не особо верующий человек, но, как ни странно, в самые трудные часы молитва приносила мне некоторое утешение. Конечно, я обещал воздать должное Всевышнему, если Ему удастся вытащить меня из этой переделки.

Тем временем, верные своему слову, трое наших бесстрашных друзей из Королевских ВВС исполняли оскароносную роль «людей, не пожелавших быть узнанными». Накинув куртки на склоненные головы, они привлекли к себе внимание собравшихся журналистов и отвлекли внимание от нашей машины.

Через несколько минут мы уже ехали по центральным улицам столицы Ирака, преследуемые целыми машинами фотографов, репортеров и операторов. Я постоянно следил за происходящим снаружи, заглядывая за занавеску, отгораживающую нас от папарацци, и был поражен отсутствием вокруг разрушений. Я ожидал, что город превратится в разбомбленное месиво, напоминающее о массированных налетах, но все, что я увидел, – это несколько разрушенных зданий, при этом соседние дома с ними, как правило, совершенно не пострадали. Так мы и ехали 20 минут до аэропорта, постоянно преследуемые прессой.

Однако у входа в аэропорт им пришлось бросить свою добычу и жалобно наблюдать с периметра, как мы подъезжаем к двум ожидающим нас самолетам «Боинг-727» швейцарской авиакомпании «Свиссэйр».

Мне так отчаянно хотелось сесть в этот самолет, что я едва не пустил слюну, а мой пульс участился при мысли о том, что, возможно, уже через полчаса я поднимусь в небо и навсегда распрощаюсь с Ираком. Двери открылись, и Энди выскочил наружу, помогая мне сделать то же самое. Мак был так увлечен, что почти попытался сделать то же самое сам, но представитель МККК удержал его, пока не будут свободными руки. К тому времени, когда Мака подняли на борт, я уже хорошо устроился в задней части самолета.

Как и следовало ожидать, на загрузку самолета его нетерпеливым грузом ушло всего несколько минут. Наш самолет был заполнен в основном британцами и американцами, другой – кувейтцами и представителями других арабских стран коалиции.

В салон поднялся главный координатор МККК и пожал всем нам руки, пожелав удачи. До этого момента я не понимал, что они не летят с нами, – им еще предстояло репатриировать более 300 кувейтцев, и работа была далека от завершения.

Когда люки на борту были, наконец, закрыты и взревели турбины, я подумал о том, насколько непритязательно смиренны и уверены в своей работе эти люди. Отдавать себя в руки известных тиранов, помогать и защитить совершенно незнакомых людей – людей, которые не так давно были архитекторами того, что им совершенно не нравилось, – было актом полной самоотверженности.

Самолет проехал по взлетно-посадочной полосе и вырулил в самую дальнюю точку, а затем развернулся, чтобы приготовиться к взлету. Когда тяга увеличилась, и лайнер рванул вперед, я напоследок увидел изображения Ирака, прежде чем нас поглотили серые облака. Багдад, некогда оживленный улей и жемчужина Ближнего Востока, теперь исчез под самолетом, превратившись в печальную и разбитую оболочку своего прежнего «я». Его жители приняли на себя гнев Запада, однако Саддам Хусейн оставался у власти, и, казалось, был непобедимым; его по-прежнему следовало опасаться.

Через несколько секунд город полностью скрылся из виду, и теперь началось напряженное ожидание. Все на борту думали или беспокоились об одном и том же, – иракцам ничего не стоило запустить в сторону самолета зенитную ракету. Нам предстояло преодолеть огромную территорию, прежде чем мы окажемся в безопасности на границе с Саудовской Аравией. Минуты шли все медленнее, и хотя разговоров было много, они стали заметно приглушенными, как будто все на борту вели обратный отсчет.

Затем, внезапно и без предупреждения, с правого борта появилась пара американских Ф-16. Один из летчиков сманеврировал так, что фактически сел прямо на крыло «Боинга», придвинулся к нам как можно ближе, сорвал с лица кислородную маску, и стал снова и снова бить левой рукой по воздуху. Внезапно истребитель поднялся над лайнером, и, все еще оставаясь в поле зрения, совершил оборот вправо на 360 градусов, одновременно выпуская во все стороны тепловые ловушки. Затем он вернулся в исходное положение над крылом нашего самолета, так близко, что я мог легко разобрать кричащее, счастливое лицо молодого летчика. Этот маневр повторялся снова и снова, и каждый раз летчик пытался добиться более совершенного результата. Послание было громким и однозначным: «Не волнуйтесь, мальчики, теперь ни один иракец не посмеет вас тронуть; мы отвезем вас домой». С противоположной стороны появилась пара «Торнадо». Они тоже прижались к фюзеляжу, их летчики были чуть более сдержанными, но не менее восторженными, с улыбками от уха до уха. Глядя то на одно крыло, то на второе, я почувствовал, что у меня невольно наворачиваются слезы, поскольку напряжение наконец-то начало спадать, и когда мы пересекли границу Саудовской Аравии на двух пассажирских самолетах, сопровождаемых с обеих сторон истребителями, я понял, что наконец-то свободен.