Текст книги "Танцующие в темноте"

Автор книги: Маурин Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

– Мог бы и мне сказать. – Я бы дала ему ключ от своей квартиры, где он мог бы посмотреть телевизор и перекусить что-нибудь.

– Я подумал, что тебе это будет неинтересно, – ответил Деклан, и его слова ранили меня еще сильнее.

– Мне скоро пора уходить, – сказала я. – Меня ждут в конторе. Похоже, от нас здесь мало толку. – Я быстро приняла решение. – Послушай, я отвезу тебя в город, и ты можешь пойти в кино – в «Одеоне» идет фильм «Покидая Лас-Вегас». Когда я закончу работу, мы поедем ко мне и поужинаем. У меня в морозилке есть пицца.

Большие зеленые глаза Деклана сверкнули.

– Отличная идея, сестренка. Я позвоню матери и скажу, что задерживаюсь на работе, иначе она захочет узнать, как мы с тобой встретились. Кино отпадает, потому что в карманах у меня пусто. Я отдаю матери все свое пособие, но я с удовольствием пройдусь по магазинам. Я уже сто лет не был в городе.

Все оказалось даже хуже, чем я думала.

– Чем же ты зарабатываешь на жизнь все это время? – спросила я. Он убил меня вконец.

– Труди подбрасывает мне пару шиллингов время от времени, но она не хочет, чтобы Колин узнал, что произошло. Она считает, что ему и так надоели Камероны.

Я заставила Деклана взять все деньги, что у меня были с собой, двадцать фунтов, хотя он и протестовал, что не хочет попрошайничать.

К нам подошла женщина в белом халате и спросила, как чувствует себя Алисон.

– Сегодня она не хочет с нами знаться, а, сестренка? – Он щелкнул свою красавицу-сестру снизу по подбородку, но она не обратила никакого внимания на этот жест, так же как раньше не заметила моего поцелуя.

– Тапочки, – бормотала она. – Тапочки, тапочки, тапочки.

– Сегодня маляры уже собираются уходить, так что мы сможет расставить ее вещи на свои места. Завтра им останется покрасить только потолок. Вы не будете возражать, если я отведу ее наверх? Мне кажется, ей станет лучше, как только она поймет, что все идет по-прежнему. Когда вы придете в следующий раз, с ней все будет хорошо.

Да, так же хорошо, как и всегда, с грустью подумала я. Я смотрела, как уводят Алисон, так и не понявшую, что ее навещали брат и сестра.

В общем, потом я не смогла соврать. Я не смогла заставить себя сказать Джорджу, что Ноутоны осматривали дом целую вечность, когда на самом деле это было не так.

– Я надеюсь, что вы не станете возражать, но я ездила навестить свою сестру. Она живет в нескольких милях отсюда. Это получилось спонтанно.

– Ту, которая в приюте?

– Совершенно верно. – Иногда я забываю, что Джордж знает о моей семье такие вещи, которые больше не известны никому.

– Нет проблем, – легко согласился Джордж.

– Мне следовало позвонить вам по мобильному.

Джордж рассмеялся.

– Я же сказал, никаких проблем. В этом платье вам сошло бы с рук даже убийство, мисс Миллисент Камерон. Почему, кстати, твои родители решили наречь тебя именно так?

– По имени певицы, которая нравилась моей матери, Миллисент Мартин.

– О Господи! – застонал он. – Мне она тоже нравилась. Это говорит о том, что я стар?

– И даже очень, Джордж, – нагло ответила я, в отместку за его комментарий по поводу платья Фло.

Мы дружески улыбнулись друг другу, и Джордж сказал:

– А я как раз думал, куда ты подевалась. Миссис Ноутон позвонила, чтобы пожаловаться на состояние того дома. Вечерком я позвоню продавцам и предложу им навести порядок, но в следующий раз предупреждай их об этом заранее, просто на всякий случай.

Я повесила ключи и подошла к своему столу, отчетливо сознавая, что не скажи я правду, моя карьера в конторе Джорджа была бы закончена.

В мои обязанности входила подготовка перечня выставленной на продажу собственности для рекламы в газетах, поэтому я занялась сортировкой имеющихся данных, чтобы ввести их в компьютер, как вдруг заметила, что Диана, стол которой стоял рядом с моим, тихонько плачет. Труляля и Траляля в конторе не было, а Оливер Бретт сидел в кабинете Джорджа. Джун, секретарша, сидела у телефона, повернувшись к нам спиной.

– Что случилось? – спросила я. Глаза у Дианы покраснели от слез.

– Мой отец… Не помню, говорила я тебе или нет, что он болен. У него рак желудка. Только что позвонила соседка и сказала, что нашла его без сознания в кухне на полу. Его увезли в больницу.

– Тогда немедленно поезжай к нему. Джордж не будет возражать.

– С какой стати? – с возмущением уставилась на меня Диана. – У меня полно работы – я как раз заканчиваю отчет по Вултону. Это может помешать мне получить повышение.

Я ничего ей не сказала, но задумалась, а как бы поступила в подобной ситуации я сама.

– От родителей сплошные неприятности, – напряженным голосом произнесла Диана. – Когда они стареют, это хуже, чем иметь детей. – Она высморкалась, вытерла глаза и снова заплакала. – Не знаю, что я буду делать, если папа умрет!

– Я думаю, тебе нужно поехать в больницу.

Диана не ответила. Несколько секунд она яростно барабанила по клавишам, а потом сказала:

– Нет. Я очень занята. Лучше бы эта чертова соседка не звонила. Иногда сначала нужно думать о себе.

– Как знаешь.

Я попыталась больше не обращать на нее внимания, пока готовила объявления, потом передала их по факсу в редакции газет, закончив только к шести часам вечера. С Декланом мы назначили встречу в баре на Уотер-стрит, неподалеку от того места, где я оставила машину. Когда я уходила, Диана все еще печатала, сосредоточенно хмуря брови. Глаза у нее так и остались красными. На секунду я остановилась, глядя на нее и не зная, что сказать и надо ли что-либо говорить вообще. В конце концов, я не придумала ничего лучшего, чем сказать: «Спокойной ночи, Диана».

– Пока, – машинально ответила та.

Деклан был в полном восторге от фильма.

– В Лас-Вегасе отец чувствовал бы себя как рыба в воде, – с усмешкой произнес он, пока мы ехали в Бланделлсэндс.

– Только если бы у него была тысяча фунтов для игры, – сухо ответила я, – и ту он наверняка спустил бы в первый же день. – Я похлопала его по колену. – Попробуй забыть о нем и радуйся жизни, пока есть возможность. Попозже мы можем посмотреть видео, если хочешь.

– Вот здорово, сестренка. – Деклан блаженно вздохнул, когда я въехала на автостоянку рядом со своей квартирой. – Мне оказана великая честь. Ведь я был здесь всего один раз. – Его голос поднялся на октаву и сорвался на визг. – Господи Иисусе, посмотри на эту машину! Это же «мазерати»!

Возле разделительной стенки была припаркована низкая черная спортивная машина. Сквозь тонированные стекла невозможно было разглядеть, кто находится внутри, но у меня зародилось ужасное подозрение.

– Я продал бы душу за такую машину! – с благоговением прошептал Деклан. Не успела я затормозить, как он выпрыгнул из моего «поло» и подошел к черному автомобилю с почтением пилигрима, припадающего к руке Папы Римского. Мои подозрения подтвердились, когда открылась дверца и из автомобиля вышел Джеймс. Он часто появлялся в роскошных автомобилях, принадлежавших гаражу.

– Милли? – Голос его был полон гнева и боли. Мне показалось, что в нем проскользнули и жалобные нотки. – Милли? – снова сказал он.

Я поняла, что он счел Деклана моим приятелем. Он пригласил меня провести сегодняшний вечер с ним, а я отказалась, сказав, что у меня много работы. Вместо этого я пошла на свидание с другим. Я почувствовала, как во мне поднимается волна раздражения. Почему бы мне не встречаться с другим мужчиной, если хочется? Я злилась на Джеймса за то, что он явился без приглашения. Теперь мне придется представить его Деклану, а я хотела, чтобы Камероны и Атертоны держались друг от друга как можно дальше и как можно дольше. Лучше всего – всю жизнь.

– Это мой брат, Деклан, – сухо сказала я. – Деклан, это Джеймс.

Широкие плечи Джеймса опустились, и он вздохнул с облегчением.

– Деклан! – с воодушевлением произнес он, пожимая руку моему брату. – Я много о вас слышал. – Он лишь изображал вежливость: он не знал о моем брате ничего, кроме того, что тот существует.

– Это ваша машина?

От невероятности происходящего у Деклана отвисла челюсть: у его сестры есть приятель с «мазерати».

– Нет, я одолжил ее на сегодняшний вечер. У меня «астон-мартин».

– Господи Иисусе! Я могу заглянуть под капот? Вы не будете возражать, если я посижу за рулем, всего одну минутку, хорошо?

Джеймс был счастлив выразить свое согласие. Он снова сел в машину и потянул за рычаг, чтобы открыть капот. Через минуту оба склонились над двигателем, и Джеймс пустился в объяснения, как что работает. Я с трудом потащилась наверх, с ужасом представляя себе предстоящий вечер.

Я поставила чайник на газ и принялась готовить салат. Джеймс, вероятно, ожидает, что его пригласят на ужин, и, к счастью, пицца оказалась достаточно большой. Я открыла бутылку вина и выпила стаканчик, чтобы успокоить нервы. Когда спустя почти полчаса явились Джеймс и Деклан, я уже выпила полбутылки, так что к ужину мне пришлось откупорить вторую. А все Фло. Мне никогда бы не пришло в голову пить в одиночестве, если бы не ее шерри.

Мужчины прекрасно поладили. Разговор перешел на футбол.

– Позже по телевизору будет футбол, Ливерпуль против Ньюкасла. – Джеймс потер руки. – Милли, ты ведь не будешь возражать, если мы посмотрим этот матч?

– Вовсе нет. – Я с ужасом ожидала, что Деклан вот-вот скажет что-нибудь не то, нечаянно проговорится, и тот респектабельный фасад, который я возвела вокруг себя, рухнет в одночасье.

И только когда они покончили с едой, он выдал самый маленький из моих секретов.

– Просто великолепно, сестренка. Давненько я не пробовал такой вкуснятины. – Он повернулся к Джеймсу. – Наша мама старается изо всех сил, но на гарнир у нас всегда картофельное пюре и капуста. – Он похлопал себя по животу. – Как здорово, что я поехал навестить Алисон в Скеме, иначе я не встретился бы с Милли.

– Я думал, Алисон живет с вами в Киркби, – озадаченно произнес Джеймс.

– О, нет. Алисон страдает аутизмом. Она живет в приюте. Разве Милли не говорила вам?

– Кому кофе? – с наигранным воодушевлением спросила я. Я пошла в кухню, прервав таким образом эту содержательную беседу. Когда я вернулась с кофе, Деклан опускал телефонную трубку на аппарат.

– Я забыл сказать матери, что якобы задержусь сегодня на работе допоздна. На прошлой неделе я потерял работу, – объяснил он Джеймсу, – и еще не собрался рассказать об этом отцу с матерью.

Джеймс был полон сочувствия.

– А что вы умеете делать?

Я стиснула зубы, когда Деклан ответил:

– Только черную работу. Я работал на площадке, где сносили и разбирали здание, но похоже, что это меня сносят намного чаще, чем здания.

– Эта работа не для вас. Почему бы вам не пройти курс обучения в колледже, как Милли?

К моему удивлению, Деклан покраснел до корней волос. Он несколько раз мигнул своими длинными ресницами и ответил:

– Это не приходило мне в голову.

К счастью, в это время начался матч. Я включила телевизор, а потом компьютер. Я намеревалась закончить отчет, но мой мозг отказывался соревноваться со звуком телевизора и воплями Джеймса и Деклана в поддержку своей команды, перемежавшиеся стонами отчаяния, стоило Ньюкаслу приблизиться к воротам Ливерпуля. Я попыталась почитать, бросила это занятие и пошла в кухню, где занялась глажкой, надеясь, что в матче не будет назначено дополнительное время. Как только он закончится, я повезу Деклана домой. Было совершенно необходимо развести брата и приятеля, прежде чем на свет будет извлечена очередная порция грязного белья Камеронов.

К моему ужасу, Джеймс уже предложил Деклану подвезти его. Я подумала о сгоревшем автомобиле, брошенном перед домом моих родителей – может быть, Джеймс не заметит его в темноте, – о подростках, которые будут еще играть на улице и, возможно, не проявят чрезмерной доброжелательности к водителю «мазерати».

– Спасибо, сестренка. – Деклан легонько толкнул меня в плечо. – Это был потрясающий вечер.

– Нам надо повторить это мероприятие. Может быть, когда будет следующий матч, а? – Джеймс поцеловал меня в губы. – Я позвоню позже.

– О нет, не надо, – в отчаянии вскричала я, закрыв за ними дверь. Я сняла трубку с телефона, наполнила ванну водой и, отмокая в теплой, пахнущей ароматизаторами воде, прикончила вино. Перед моими глазами возникли события и люди сегодняшнего дня: Ноутоны и этот вонючий дом, Алисон, Деклан, Диана и ее отец, Джеймс.

Джеймс! Что еще расскажет ему Деклан? Не то чтобы я боялась, что он будет любить меня меньше, я беспокоилась только о том, что он – или кто-нибудь другой – узнает. И если дело дойдет до этого, ничто не будет иметь значения – ни дом в Киркби, ни наша нищета, ни опустившаяся мать, ни Алисон. Я хотела сохранить в тайне ужас своего детства: избиения, страх, унижение. Я чувствовала себя так, будто мое тело мне не принадлежит, будто кто угодно может им воспользоваться, если ему придет в голову такая блажь. Больше всего на свете я хотела забыть свое прошлое, чтобы меня больше не мучили кошмары по ночам. Я хотела забыть все, стать личностью, а не жертвой. Но этого не произойдет, потому что моя семья остается вечным напоминанием прошлого, ибо прошлое – это часть настоящего и, может быть, будущего. Единственный выход – уехать далеко-далеко и начать жизнь сначала. Но… хотя моя мать и доводила меня до зубовного скрежета, я самозабвенно любила ее. И не могла бросить.

Вода в ванной остыла. Я выбралась из нее, взяла полотенце и уже заканчивала вытираться, когда прозвенел дверной звонок.

– Черт! – Я с трудом надела купальный халат на еще влажное тело.

– Я пытался дозвониться по телефону из машины, – сказал Джеймс, непринужденно вваливаясь в квартиру, – но ты, похоже, вне досягаемости. – Тут он заметил снятую телефонную трубку. – Это случайно или нарочно?

– Нарочно, – раздраженно ответила я. – Мне нужно прийти в себя. Я хочу побыть одна. – Он попытался обнять меня, но я оттолкнула его. – Пожалуйста, Джеймс.

Он со вздохом растянулся на диване.

– Почему ты не рассказала мне обо всем раньше?

Сердце у меня остановилось.

– Что «все»?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Об Алисон и о том, что Деклан – голубой.

– Деклан не голубой! – выдохнула я.

– Это правда, Милли. Это видно невооруженным глазом.

– Чепуха, – неуверенно сказала я, вспоминая, как покраснел Деклан, когда Джеймс сделал ему комплимент. Потом я стала припоминать привычки и вкусы моего брата. Без сомнения, в нем было нечто женственное, но гомосексуализм?..

– Дорогая, я догадался сразу же.

Я покачала головой, мои мысли путались. Это было уже слишком, да еще после такого насыщенного дня.

– О чем вы с Декланом разговаривали, пока ехали в Киркби?

– В основном об автомобилях, немножко о футболе. А что?

– Просто так спросила.

– После того как я высадил его, я немножко покатал по кварталу каких-то мальчишек. Они были в восторге от «мазерати».

– Как мило с твоей стороны.

Я приготовила ему кофе, а потом настояла на том, чтобы он отправлялся домой. Перед тем как лечь спать, я приняла три таблетки аспирина. Но и после этого, в отличие от прошлой ночи, проведенной в квартире Фло, я смогла заснуть лишь пару часов спустя. Сон не принес мне облегчения, он был обрывочным, тяжелым, полным кошмаров.

Отца Дианы оставили на ночь в больнице. То, что он упал, не имело ничего общего с болезнью; всего лишь приступ головокружения. На следующее утро Диана сказала мне, что соседка вызвалась привезти его домой.

– Я полагаю, что ты считаешь меня чудовищем из-за того, что я не поехала сама, – продолжала она.

– Что за чепуха?

– Ну, просто я сама о себе так думаю. Папа крепится. Иногда мне хочется, чтобы он кричал или стонал от боли, и тогда я могла бы хоть пожаловаться. И не чувствовала бы себя такой скотиной. – Она сморщила нос. – Я совсем запуталась.

– Все мы такие, – фыркнула я.

Джеймсу я прямо сказала, что хочу побыть одна и что мне надо подумать. Если он снова явится без приглашения, я очень разозлюсь. Он смиренно согласился подождать до субботы.

– Ты очень рассердишься, если я позвоню? – спросил он голосом маленького мальчика.

– Нет, конечно, но если меня не будет дома, я не хочу, чтобы на моем автоответчике оставались страдальческие сообщения.

– Будет исполнено, мадам. Благодарю вас, мадам.

Я поцеловала его в нос, потому что он проявил такое терпение и понимание. Я не могла себе даже представить, что позволю какому-нибудь мужчине усложнять мне жизнь настолько, насколько я позволяла ему. Я не могла также понять, почему он мирится с подобным отношением к себе.

В течение всей недели я старалась выкроить время, чтобы попасть в квартиру на площади Уильяма, но торговля недвижимостью, хотя и не переживала особого бума, не оставила мне ни одной свободной минуты. В среду и четверг у меня оказалось столько работы, что пришлось задержаться на работе допоздна, после семи.

В пятницу вечером я закончила отчет и сколола восемь страниц скоросшивателем. Я решила еще раз перечитать его и отдать Джорджу в понедельник: он начал переговоры о покупке пустующего магазина и надеялся, что сможет открыть его к Рождеству. Даже если Диана успеет подсунуть ему свои «заметки» первой, это продемонстрирует ему, что я ни в чем ей не уступаю.

Я позвонила домой, что собиралась сделать всю неделю, и почувствовала облегчение, когда мне ответил Деклан.

– Где мать? – спросила я.

– Вышла. Папочка отправился в бар, а я дал ей пять фунтов из той двадцатки, которую получил от тебя, при условии, что она пойдет играть в бинго. – Он сдавленно хихикнул. – Она была на седьмом небе от радости.

– Деклан?

– Да, дорогая?

– Я о предложении, которое высказал Джеймс – о том, что тебе стоит попробовать поступить в колледж. Почему бы и нет, на самом деле? Ты мог бы выучиться на автослесаря или кого-нибудь в этом роде, получить работу в гараже. – В отличие от меня, он окончил школу с вполне приличными отметками.

– Ох, я даже не знаю, Милли. Папаша просто взбесится.

– Тебе двадцать лет, Деклан. Его не касается, что ты собираешься делать со своей жизнью.

– Тебе легко говорить. Ведь не тебе придется расхлебывать, когда он узнает, что я бросил работу ради учебы в колледже. – Он говорил раздражительным и капризным тоном, будто считал, что я забыла, что мой отец по-прежнему главенствует в доме в Киркби.

– Ты и так бросил работу, Деклан – или, точнее, работа бросила тебя. – Он был слишком мягким, слишком заботливым, в отличие от меня или Труди, сбежавших при первой возможности. Кроме того, он вырос слабым. Непонятно почему пережитый ужас нас с сестрой закалил, сделал сильнее, а из своего единственного сына отец выбил все мужество. Похоже, Деклан жил одним днем, не прилагая никаких усилий.

– Я полагаю, не помешает навести кое-какие справки, – неохотно сказал он. – Я всегда мечтал стать модельером – ну, ты понимаешь: создавать платья, одежду, материалы, всякое такое.

– В таком случае, действуй, Дек, – напирала я, одновременно пытаясь представить, что скажет отец, когда узнает, что его сын учится на дизайнера одежды; хуже того, что он сделает, если Джеймс прав и отец узнает, что Деклан – голубой! Я бы хотела поговорить об этом с Декланом при случае, но выпутываться ему предстояло самому. Пока он сам не заговорит об этом, я не скажу ни одной живой душе ни слова.

Я ожидала, что Джеймс начнет с того, что скажет, как он страшно по мне соскучился, когда он заехал за мной в субботу вечером, но вместо этого он заявил:

– У меня родилась потрясающая идея. Я вступил в СРП.

– Куда-куда? – Я чувствовала себя немного не в своей тарелке, особенно после того, как он не обратил внимания ни на мой новый наряд – короткое черное шелковое платье, ни на то, что я разделила волосы пробором посередине и зачесала их за уши – просто так, для разнообразия.

– В социалистическую рабочую партию.

– Господи Иисусе, Джеймс! – выдохнула я. – Тебе не кажется, что это слишком? Чем тебя не устраивали лейбористы?

– Всем! – решительно заявил он. – Этот парень, Эд, назвал их сборищем идиотов. Сегодня утром я помогал собирать деньги для тех докеров, о которых говорил. Я чуть было не принес свой плакат в «Сток Мастертон», чтобы показать тебе.

– Я рада, что ты не сделал этого! – Я скрыла улыбку. – Значит ли это, что твой кризис миновал?

– Я до конца не уверен, но впервые в жизни чувствую, что у меня появилась какая-то связь с реальным миром, с настоящими, живыми людьми. На этой неделе я чертовски много узнал. Ты не поверишь, на какое крохотное пособие живут матери-одиночки, и я даже не подозревал, что система здравоохранения у нас находится в таком состоянии.

Пока мы ехали в город, он бегло цитировал статистические данные, которые известны большинству людей, включая меня. Большая часть благосостояния страны принадлежала небольшой группе людей; доходы от добычи нефти в Северном море растворились без следа неизвестно где; приватизация породила целое поколение новых миллионеров.

В своем любимом ресторане, устроенном в подвале бывшего склада, с голыми кирпичными стенами и континентальной атмосферой, он не проявил обычного интереса к заказанным блюдам.

– В среду я был на квартире у Эда и смотрел видео. Ты знала, что во время гражданской войны в Испании коммунисты сражались на стороне законно избранного правительства? Я всегда думал, что все было наоборот, что коммунисты были революционерами.

Я уставилась на него, не веря своим ушам: он же учился в частной школе, а потом еще три года в университете, где изучал историю, и не знает таких вещей!

– А что сказал по поводу твоего чудесного превращения твой отец? – поинтересовалась я. – Пару недель назад ты состоял в партии молодых консерваторов.

Он нахмурился, раздосадованный.

– Мои предки отнеслись к этому как к шутке. Папаша заявил, что он рад, что я наконец решился использовать свои мозги. Моя сестра была связана с группой анархистов, пока училась в университете, и он думает, что я перерасту это, как и Анна.

Анна вышла замуж, родила двоих детей и жила в Лондоне. Мы с ней еще не встречались. Я задумчиво потягивала кофе. Я не была уверена, что хочу, чтобы он вырос из этого. Проблема заключалась в том, что, как и его родителей, меня эта метаморфоза изумляла. Хотя, вне всякого сомнения, он искренне верил в свои вновь обретенные убеждения, но напоминал скорее маленького мальчика, который нашел редкую марку для своей коллекции.

– Куда мы пойдем? – Он взглянул на свои часы. – Еще только половина одиннадцатого.

Я могла предложить только клуб, но Джеймс напомнил мне, что порвал с ними.

– Я только что вспомнила, – сказала я. – Мы приглашены на вечеринку на площади Уильяма. На празднование двадцать первого дня рождения сына Чармиан.

– Отлично, – загорелся Джеймс. – Поехали.

– Боюсь, тебе там не понравится, – рассмеялась я. – Эти люди не твоего круга.

Он выглядел оскорбленным.

– Что ты имеешь в виду – люди не моего круга? Можно подумать, я родился на другой планете. Мне даже нравится общаться с новыми людьми. Куда бы мы ни пошли, кругом одни и те же знакомые лица. Старые добрые профессионалы среднего класса: банкиры и фермеры, биржевые маклеры и люди, занимающиеся страховым бизнесом. Некоторые женщины занялись карьерой, другие же, оставившие работу ради детей, горько сетовали на чудовищные суммы, в которые обходился наем уборщиц и гувернанток. Я всегда чувствовал себя не на месте, что, вероятно, повторится и у Чармиан. Интересно, а найдется ли такое место, где я буду чувствовать себя уютно и комфортно?

– Мы поедем на эту вечеринку, если хочешь, – сказала я, но только для того, чтобы сделать приятное Джеймсу. В конце концов, теперь, после того, как он вступил в СРП, ему надо привыкать иметь дело с простыми людьми.

Чармиан выглядела очень необычно в светло-вишневом платье особого покроя и тюрбане, обмотанном вокруг ее величественной головы.

– Как замечательно, что вы приехали, дорогуша, – проворковала она, целуя меня.

К своему немалому изумлению, я поцеловала ее в ответ, передавая ей вино, купленное Джеймсом за бешеные деньги в ресторане, потому что он не захотел искать бар, где разрешена продажа спиртных напитков навынос. Я представила его Чармиан, которая явно пришла в замешательство, когда он пожал ей руку и произнес своим хорошо поставленным голосом:

– Очень рад познакомиться с вами.

Большая гостиная Смитов оказалась битком набитой, хотя несколько пар в середине как-то умудрялись танцевать под оглушительную песню группы «Take That» «Снова воспламени меня». Меня познакомили с Герби, супругом Чармиан, мягким, добродушным мужчиной с седеющими волосами, который фланировал по комнате, держа в обеих руках по бутылке вина.

– Наш Джей где-то здесь. – Чармиан окинула собравшихся орлиным взором. – Вы должны познакомиться с именинником. – С этими словами она ринулась в толпу.

Я нашла спальню и оставила там свое пальто. Когда я вернулась, Джеймса нигде не было видно, поэтому я взяла бокал вина и прислонилась к стене. Я надеялась, что Бел тоже получила приглашение, так что мне будет с кем поговорить.

Молодой мужчина с косматой черной гривой и пушистой бородкой подошел и остановился рядом со мной. Его темные глаза улыбались мне сквозь толстые стекла очков в роговой оправе.

– Вы очень напоминаете пресловутую даму, оставшуюся без кавалера.

– Я жду своего приятеля, – объяснила я.

– Не хотите пока потанцевать?

– Не возражаю. – Мне было чертовски неловко подпирать стену в одиночестве.

Он взял меня за руку и повел к танцующим. Места там хватало только для того, чтобы переминаться с ноги на ногу.

– Вы живете неподалеку? – вежливо спросила я. Мне никогда не удавалась светская беседа.

– В соседней квартире, здесь же, в подвале. А вы по-прежнему живете в Киркби?

– Откуда вы меня знаете? – Мне никогда не нравилось встречать людей из прошлого.

– В школе мы ходили в один класс. Ведь вы Милли Камерон, правильно?

Я кивнула.

– У вас передо мной преимущество, – сказала я. – Я не помню, чтобы кто-нибудь в классе носил бороду.

– Я Питер Максвелл, в те времена известный как Слабак. Вы должны меня помнить. Обычно я ходил с подбитым глазом, иногда подбитыми были оба, не говоря уже о чрезмерном количестве ссадин и шрамов. Ребята обычно колотили меня, потому что от меня не было толку в командных играх. Моя мать не отставала от них и тоже осыпала меня оплеухами, но она никаких причин не выискивала.

– Я вспомнила.

Он был хрупким впечатлительным мальчиком невысокого роста, самым маленьким в классе; даже ниже девочек. И почти все время плакал. Ходили слухи, что его отца убили в драке возле какого-то бара в Хейтоне. Я позавидовала его способности открыто говорить о подобных вещах: ему не обязательно было говорить мне, кто он такой. Может быть, он знал мою историю. Все знали, что отец Милли и Труди Камерон избивает своих дочерей.

– Как получилось, что ты стал таким крепким? – спросила я. Он был одного со мной роста, около пяти футов восьми дюймов, но поразительно широкоплечий, и я чувствовала, что в руках у него есть сила.

– Когда мне исполнилось шестнадцать, я ушел из дому, нашел работу, проводил все свободное время в гимнастическом зале, где и подрос, но в основном в ширину. – Он широко улыбнулся. – После мускулов пришло время развивать мозги, и я поступил в университет, где и получил степень по экономике. Я преподаю в средней школе в миле отсюда.

– Ну и работенку ты себе нашел! – Я открыто восхищалась им, особенно тем, что он не ныл и не жаловался.

– Мышцы Арнольда Шварценеггера оказались очень кстати, – признался он, – особенно когда приходится иметь дело с драчунами и хулиганами. Однако большинство детей хотят учиться, а не создавать проблемы. Но, пожалуй, хватит обо мне, Милли. А ты чем занимаешься? Если я правильно помню, ты вышла замуж за Гэри Беннетта.

– Да, но мы развелись. Я агент по продаже недвижимости в «Сток…»

Не успела я договорить, как молодая женщина в красном вельветовом брючном костюме, растолкав танцующих, прорвалась к нам и схватила его за руку.

– Вот ты где! А я тебя везде ищу. – Она потащила его прочь, а потом обернулась ко мне и изрекла: – Извините.

Мне стало даже жаль, что он уходит – интересно поговорить с кем-то, чье детство так похоже на твое собственное. Я заметила Джеймса, оживленно беседующего о чем-то с парой средних лет. Похоже, он забыл обо мне. Мне стало одиноко. Я отправилась на кухню и вызвалась мыть посуду. Герби выставил меня вон, с негодованием заявив:

– Девочка моя, вы пришли сюда развлекаться.

К этому моменту основное действо переместилось в коридор. Я пошла туда, надеясь найти Бел, но ее нигде не было видно, так что я уселась на ступеньки и мгновенно оказалась втянутой в спор об актерском мастерстве или отсутствии такового у Джона Траволты.

– Он замечательно сыграл в «Криминальном чтиве», – горячо доказывала какая-то женщина.

– В «Лихорадке субботним вечером» он никуда не годился, – сказал кто-то еще.

– Это было сто лет назад. – Женщина раздраженно взмахнула руками. – Кроме того, никто не ожидал от него актерской игры в «Лихорадке субботним вечером». Это мюзикл, а танцевал он великолепно.

Входная дверь открылась, и вошел мужчина, высокий и стройный, немногим старше двадцати, с бледным суровым лицом и каштановыми волосами, собранными в хвост. В ушах у него покачивались маленькие золотые цыганские сережки, одет он был просто – джинсы, белая тенниска и черная кожаная куртка. Двигался он плавно и безо всяких усилий, как пантера, волнующе и даже чувственно. Глядя на него, мне вдруг стало зябко. В то же время его худощавая фигура выражала явное напряжение, даже взвинченность. Несмотря на кажущуюся суровость, черты лица его оказались нежными: тонкий нос с широкими ноздрями, полные губы, высокие скулы. По коже у меня снова побежали мурашки.

Мужчина закрыл дверь и прислонился к ней. Он бегло обвел глазами гостей, столпившихся в коридоре. У меня перехватило дыхание, когда он встретился со мной взглядом и глаза его слегка расширились – он узнал меня! Потом он почти с презрением отвернулся и удалился в гостиную.

– А вы что думаете? Как вы сказали, вас зовут? – Ко мне обращалась женщина, защищавшая Джона Траволту.

– Милли. Что я думаю о чем?

– Вы согласны, что в фильме «Убей коротышку» он был великолепен?

– Восхитителен, – согласилась я. Все мои мысли занимал только что вошедший мужчина.

В течение следующего часа я почти не прислушивалась к беседе, которая свернула на голливудских звезд. Кто-то принес мне еще бокал вина, потом возник Джеймс, одобрительно показал мне большой палец и снова исчез. Я принялась рассматривать толпу в надежде увидеть мужчину с конским хвостом и выяснить, кто он такой – но я опоздала: передняя дверь открылась, и я увидела, как он ушел.

В час ночи вечеринка была в самом разгаре. Из гостиной послышался шум драки, а потом появился Герби, держа за шиворот двух молодчиков, и вышвырнул их за дверь.