Текст книги "Танцующие в темноте"

Автор книги: Маурин Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Часы пробили полночь, когда он предложил проводить Фло в ее комнату на четвертом этаже. Добравшись до третьего, он остановился и с серьезным видом произнес:

– Фло, ты… ты не могла бы… – Он махнул рукой в сторону коридора. – Ты не могла бы оказать мне честь и… и…

После того как они вместе так приятно провели время, Фло ожидала, что это может произойти, и была к этому готова. Что в этом плохого? Ничего, решила для себя Фло. Она не собиралась изображать из себя невинную девственницу, притворяться робкой и стеснительной. Если Стелла знала, что у нее есть ребенок, то, наверное, знал и он. И поскольку он, казалось, был не в состоянии сказать то, что хотел, она сказала за него:

– …И переспать с вами?

Он оказался пылким и в то же время нежным любовником. Фло не испытала и малой толики той страсти, которую пережила с Томми О'Мара, но она этого и не ожидала, поэтому не испытала разочарования. Когда все закончилось, она чувствовала себя окруженной нежностью и удовлетворенной. Потом они сидели в постели, как старая супружеская пара.

– Нам надо будет это повторить, Фло, – сказал он тепло. – Может быть, в следующем месяце, в августе.

– Я не против. – Она нежно положила голову ему на плечо.

– В таком случае, я сниму двухместный номер в другой гостинице, и мы будем мистер и миссис Хофманншталь.

– Но в Ливерпуле мы снова будем мисс Клэнси и мистер Фриц?

Он лукаво посмотрел на нее.

– Наверное, это будет правильно? Дома – друзья, на острове Мэн – любовники. Так меньше вероятности, что я тебе быстро надоем. Это будет наш маленький ежемесячный праздник, наше маленькое приключение. Знаешь, – он счастливо вздохнул, – я все это время был в тебя чуточку влюблен, все эти годы, с того самого дня, когда ты пришла в прачечную на собеседование.

Значит, Бел все-таки права. Фло сжала его руку.

– Ты мне тоже всегда нравился.

– Будем надеяться, Стелла этого не заметила?

Фло не сказала, что Стелла все-таки заметила, потому что говорить об этом было уже слишком поздно.

– Думаю, нам надо немного поспать, – предложил он. Она юркнула под одеяло, и он склонился над ней и поцеловал в лоб. – Нам нужно рано встать, чтобы успеть на корабль.

Он уснул сразу же, а она лежала и думала, что же сказать Бел, когда она через месяц снова уедет. Фло не знала почему, но она хотела сохранить свои отношения с мистером Фрицем в тайне даже от своей лучшей подруги. Сейчас Бел думала, что Фло поехала помолиться в уединении в какой-то уэльский монастырь. «Скажу, что решила отправиться туда снова. Это как раз соответствует ее представлениям обо мне. Пусть продолжает думать, что я такая скучная…»

– Мистер Фриц, корабль причаливает, – позвала она.

Он вышел из ванной с полотенцем на шее, улыбаясь и похлопывая себя по щекам. Этим утром его приветливое добродушное лицо казалось молодым, почти мальчишеским.

– Думаю, мы можем обходиться и без «мистера», ты как считаешь, Фло?

Она улыбнулась ему и почувствовала, как в ней поднимается какое-то чувство – не настоящая любовь, но что-то очень похожее.

– Считаю, что нет, если ты, конечно, не возражаешь. Для меня ты всегда будешь мистер Фриц.

МИЛЛИ

1

Я настолько увлеклась любовными письмами Фло, что совершенно забыла о времени. Если не поторопиться, можно опоздать на работу. Я натянула красный костюм и тенниску, в которых была накануне, а расчесывалась уже в машине, когда остановилась на светофоре. Водитель, ехавший за мной, принялся раздраженно сигналить, когда я стала красить губы.

В середине первой половины дня я уже в сотый раз подняла трубку, изо всех сил сдерживаясь, чтобы голос не звучал раздраженно.

– Это я, – робко произнес Джеймс.

Если бы я подчинилась своим инстинктам и бросила трубку, он бы все равно перезвонил.

– Что тебе надо? – выпалила я.

– Встретиться с тобой, чтобы извиниться.

– Считай, что твои извинения приняты. Нам нет необходимости встречаться.

– Милли, дорогая, я просто не знаю, что на меня нашло. Давай сегодня поужинаем вместе. Позволь мне все объяснить. – Казалось, он был в отчаянии, но я помнила, что он поднял на меня руку. Мне не интересны были ни его объяснения, ни его извинения. Я все равно не смогу простить его.

– Я не хочу.

– Пожалуйста, Милли. – Он почти плакал. – Пожалуйста, дорогая, мне нужно тебя увидеть.

– Послушай, Джеймс, я очень занята. Не хочу казаться грубой, но я вешаю трубку. До свидания.

Через час к офису подъехал фургон и вошла девушка с букетом красных роз для мисс Миллисент Камерон: десятка два цветов с папоротником по кругу были завернуты в золотую бумагу и перевязаны алой лентой. Карточки не было, но я знала, что послать букет мог только один человек. Все это казалось ужасно напыщенным и показным, но на Диану произвело впечатление. Я бросила цветы ей на стол.

– Возьми себе. Может быть, они понравятся твоему отцу.

– Но они, наверное, страшно дорогие, – запротестовала Диана.

– Мне все равно. Мне они не нужны. – Я решила сменить тему. – Как твой отец?

Лицо Дианы прояснилось.

– Намного лучше. Врач говорит, у него ремиссия. При раке иногда так бывает. Вчера я возила его в Оттерспул и мы устроили пикник. Даже не знаю, почему мы не делали этого раньше.

– Моя мама недавно предлагала уехать из Ливерпуля, и я внезапно поняла, как буду по ней скучать. – Я раньше никогда не говорила с Дианой о своей семье, и теперь почувствовала, что сделала первый шаг к установлению дружеских отношений.

Мы пришли с ней к выводу, что большинство детей воспринимают родителей как нечто само собой разумеющееся, и договорились пообедать вместе, если получится вырваться в одно и то же время. Диана прошептала:

– Джордж все еще сердится на меня из-за моих записок? Теперь, наверное, у меня не осталось никаких шансов получить эту работу.

– Это место для Оливера. Так было давно решено. А насчет записей – Джордж о них давно забыл, я тебя уверяю.

– Господи, надеюсь, что это так. – Диана сжала губы. – Ну и натворила я! Завидую я тебе, Милли. Ты умеешь ладить с людьми. Ты всегда такая кроткая, покорная. Мужчинам нравятся женщины, которыми они, как им кажется, могут управлять. Джордж меня недолюбливает, потому что я слишком независима. – Может, это было сделано и неумышленно, но в голосе ее явно прозвучала недоброжелательность. – Мне такие цветы никто не посылает.

Хотела она того или нет, но внутренне я возмутилась. Я – кроткая и покорная?! Я с головой ушла в работу, и, когда Диана сказала, что пора идти на обед, я сослалась на занятость.

После работы я поехала в Бланделлсэндс, чтобы кое-что постирать и принять душ. На автоответчике было сообщение от Джеймса, но я не стала его слушать. Я выключила автоответчик и позвонила маме.

– Мам, у тебя все в порядке?

– Все хорошо, милая. А почему ты спрашиваешь?

– Да просто у меня автоответчик поломался. На этой неделе я не буду ночевать дома, и я не хочу, чтобы ты волновалась. – И еще я не хотела снова выдумывать про Бирмингем. Я чувствовала, что на будущей неделе что-то произойдет в семействе Камеронов, и маме наверняка захочется с кем-то поговорить. – Если будет что-то важное, звони мне на работу, – сказала я.

– Если только у тебя не будет из-за этого неприятностей, дорогая.

Я заверила, что не будет.

– А где ты будешь ночевать? – спросила она.

Я представила себе, что будет, если я скажу правду: я буду спать с внуком мужчины, в которого Фло Клэнси влюбилась почти шестьдесят лет назад. Я сказала:

– Я подумала, что надо больше времени уделить квартире тети Фло. Такими темпами я пока ничего не успеваю.

– Прости, Миллисент, что я тебя так нагрузила. Я и подумать не могла, что это окажется таким непростым делом.

– Да все нормально, мне даже нравится.

– Бабушка сказала, что ты познакомилась с Бел Серб.

– С какой Бел?

– Серб. По крайней мере, я знала ее под этой фамилией. Но, кажется, она снова вышла замуж. Она была такая смешная, эта Бел!

– Она и сейчас такая. – Потом я убедила ее насесть на Деклана, чтобы тот подавал документы в колледж, и повесила трубку. Стиральная машина закончила стирку. Я развесила белье над ванной, упаковала сумку и поехала на площадь Уильяма… К Тому О'Мара.

Выйдя из машины, я увидела Питера Максвелла, который спускался по лестнице в свою квартиру с несколькими папками под мышкой. На нем были джинсы, плотная клетчатая рубаха и спецовка. Он улыбнулся мне.

– Привет! Хочешь чашечку кофе и шоколадный бисквит?

– Не против. – После театрального драматизма Джеймса его спокойная, добродушная манера очень мне импонировала.

Его квартира разительно отличалась от соседней: покрытый красной плиткой пол, красные шторы, белые стены, увешанные абстрактными картинами. Комната мужчины. Кроме картин и единственной лампы с белым абажуром, других украшений не было. Мебель – только самая необходимая, в основном из натурального дерева. Кресла обиты материалом в черно-белую клетку. Комната создавала ощущение прохлады, воздушной легкости и спокойствия, и казалось, что ее обитатель находится в мире с самим собой, чему я сильно позавидовала.

– Совсем не похоже на квартиру Фло, – заметила я. Другое отличие было в том, что везде было тепло от двух радиаторов – по одному в каждом конце комнаты.

– Знаю. Пойду поставлю чайник. – Он снял спецовку, повесил ее за дверью и скрылся в кухне. Вернувшись, сказал: – Мне приходилось видеть твою тетушку по меньшей мере раз в неделю. Моей обязанностью было выносить бутылки.

– Какие бутылки?

Он усмехнулся.

– Из-под шерри. Она не хотела, чтобы Чармиан, дворники и эта старая, но роскошная рыжая знали, как она закладывает. В последний год Фло выпивала за день больше бутылки. Впрочем, милая была старушенция. Мне она нравилась.

– Я ее видела только раз, на похоронах моей другой бабушки.

– Жаль, я раньше не знал, что вы родственники. Вот бы Фло удивилась, если бы узнала, что мы учились в одном классе. – Он снова ушел на кухню и вернулся с двумя чашками кофе и упаковкой пирожных. – Хозяин из меня никудышный. В буфете ничего нет. Надеюсь, ты ела.

– Что-то я в последнее время постоянно забываю поесть.

Он почесал бороду, и так уже похожую на развороченное птичье гнездо, и задумчиво сказал:

– Где-то должна быть банка солонины и пакет пюре быстрого приготовления. Хочешь, я сейчас быстренько сварганю пюре с мясом?

– Нет уж, спасибо. – Меня бросило в дрожь. – Это одно из любимых блюд моей мамы. Оно будет слишком сильно напоминать мне о доме.

– У меня раньше было такое же чувство от сериала «Улица Коронации». Мама не пропускала ни одной серии, и в доме должна была быть идеальная тишина. Даже чихать запрещалось, иначе – затрещина. Прошло уже много лет, а у меня все мурашки пробегали по телу, когда я проходил мимо какого-нибудь дома и слышал музыку из этого фильма.

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Да, воспоминания… – сказал он, криво усмехнувшись.

В конце комнаты я заметила застекленную дверь, ведущую в маленький садик.

– Мне установили эту дверь в прошлом году. – Он принял хозяйский вид. – Хорошо открывать ее летом, это так оживляет обстановку. Я и с Фло так познакомился. Мы, бывало, болтали с ней о том о сем через стену в саду.

– А что, эта квартира полностью принадлежит тебе? Ты не снимаешь ее? – спросила я удивленно.

– Мне принадлежит примерно четверть, остальное – жилищно-строительной компании.

– Не могу представить, что кому-то захочется жить в этом районе, если только обстоятельства не заставят, – с недоверием сказала я.

– Как же это вы осмелились критиковать мое место жительства, мисс Камерон? – мягко сказал он. – Я люблю Токстет. Мою квартиру обворовывали пару раз, но такое может произойти где угодно. Люди, которые живут здесь, – это настоящая соль земли, включая девчонок, что крутятся здесь на площади. Да, здесь бывают проявления насилия, но в других отношениях это хорошее место. Оно как бы погружено в историю. Это место больше других похоже на тот Ливерпуль, который был самым главным портом мира. А ты знаешь, что несколько веков назад Токстет был королевским парком и король Джон охотился здесь на оленей и кабанов?

– Боюсь, эта информация до сих пор меня обходила.

– Если хочешь, я как-нибудь устрою тебе экскурсию, покажу, где находились охотничьи домики короля.

– Очень хочу – звучит заманчиво.

Он обрадовался.

– Тогда договоримся о встрече как-нибудь.

Я выпила еще чашку кофе и пошла в квартиру Фло. У ограды дрожала едва одетая Фиона. К моему удивлению, она соизволила заговорить со мной.

– Тебя искала тут одна. Сказала, придет в другой раз. Не Бел и не Чармиан. Другая какая-то.

– Спасибо, что сказала.

Фиона зевнула:

– Всегда пожалуйста.

Воздух в квартире Фло, как всегда, отдавал сыростью, и было очень холодно. Я зажгла газ на полную мощность и села на колени перед шипящими форсунками, дрожа от холода и с завистью вспоминая центральное отопление в квартире Питера Максвелла. Когда стало слишком жарко, я перебралась на свое любимое место на диване и быстро уснула. Была почти полночь, когда я проснулась; на ногах плясали красные отсветы пламени. На улице было тихо и спокойно, и казалось, что квартира находится в каком-то ином времени, населенная колышущимися тенями и отрешенная от всего реального.

Моя жизнь становится все более сюрреалистичной, думала я. Я редко ела, спала в самое неподходящее время, почти не бывала дома и потеряла интерес к работе, хотя по-прежнему много работала и надеялась, что Джордж не замечает перемен. Хуже всего то, что я связалась с человеком, являвшимся воплощением всего того, что раньше казалось мне отталкивающим. Вещи, которые раньше казались важными, теперь ничего не значили.

Я устроилась за письменным столом с предвкушением, которое обычно испытываешь перед началом долгожданного фильма или телепередачи. Первой мне попалась пачка писем от Бел времен войны. Я подумала, что читать их будет не совсем прилично, и отложила в сторону на тот случай, если Бел захочет забрать их.

Затем я наткнулась на большой, очень старый коричневый конверт с надписью в левом верхнем углу «Портреты от Фотографических студий Уитеншо». Нетрудно было догадаться, что в нем находится фотография, и, достав ее, я задумалась, почему Фло не поставила ее на столе с другими. Это была школьная фотография: пять рядов детей, самые маленькие сидели впереди, скрестив ноги. Мальчик в конце ряда, единственный ребенок без улыбки на лице, обведен карандашом.

Я удивилась: зачем это Фло понадобилась фотография нашего Деклана? Но на обороте была проштампована дата – 1945, треть века до рождения Деклана. В конверте было еще что-то – это оказался сложенный вчетверо кусок пожелтевшей бумаги. Это был рисунок, коряво нарисованный цветными карандашами, изображавший женщину – с палками вместо конечностей, желтыми волосами и зелеными и круглыми, как крыжовник, глазами. Красная, направленная концами вверх кривая изображала рот. На женщине было синее платье в форме треугольника с тремя громадными пуговицами. Под рисунком старательным детским почерком печатными буквами было выведено «МОЙ ДРУГ ФЛО». Внизу карандашом было написано имя: Хью О'Мара.

Рисунок, который я держала в руке, был, вероятно, нарисован отцом Тома. Несмотря на конечности-палки и рот, растянувшийся от уха до уха, в этой женщине определенно было что-то настоящее и живое, как будто юный художник старался изо всех своих сил, чтобы передать внутреннее тепло своего друга Фло. Два этих предмета находились в конверте вместе, и это означало, что ребенок на фотографии почти наверняка Хью О'Мара. Мне очень захотелось показать фотографию Тому, но у Фло, вероятно, была причина скрывать ее, и я подумала, что правильнее будет уважительно отнестись к этому решению.

Пришел Том – я услышала его легкие шаги и сразу забыла о фотографиях, забыла обо всем, услышав скрежет ключа, отпирающего дверь. Он вошел мягко и тихо, как бы крадучись, – грациозный, элегантный, притягательный, несмотря на безвкусный костюм цвета электрик и аляповатую белую рубаху. Мы смотрели друг на друга через комнату, не говоря ни слова. Потом я встала и пошла к нему – в его объятия, и мы стали жадно целоваться. С тех пор как мы расстались, прошло меньше суток, но мы целовались так, словно не виделись намного дольше – целую вечность.

На следующее утро в офисе появился новый букет. На этот раз это были розовые и белые гвоздики. Я нашла вазу и поставила цветы в приемной.

– Диана опаздывает, – сказала Джун. – Должна была бы уже и позвонить.

Когда она не появилась и в полдень, ко мне подошел Джордж.

– Может, нужно позвонить ей и узнать, все ли в порядке? Я еще сержусь на нее, но, думаю, в последнее время ей приходилось несладко и будет правильнее, если мы дадим ей понять, что помним о ней.

– Вы хотите, чтобы это сделала я?

– Я знал, что ты поймешь меня, – сказал он с облегчением.

Я позвонила Диане домой, но никто не ответил.

– Наверно, ее отца снова забрали в больницу, – предположила я.

Джордж уже потерял к этому всякий интерес.

– Я могу угостить тебя обедом? – Он позвенел мелочью в кармане. – Мне просто необходимо кому-то поплакаться в жилетку. Сегодня утром я получил письмо от Билла. Он и Аннабел приезжают ко мне на Рождество, но я так чувствую – читаю между строк, – что они не очень-то и хотят. Они приезжают только потому, что их мать уехала в какую-то экзотическую страну со своим новым мужем – его зовут Криспин, представляешь?

– Простите, Джордж, но я обедаю с сестрой, а в полтретьего у меня встреча в Олд-Роун с Ноутонами. Может быть, вечером, после работы?

– Ну ладно, – мрачно сказал Джордж и поплелся в свой кабинет. – Думаю, у меня скоро начнется приступ паники.

Труди звонила еще до этого. Она сказала:

– Мама говорила, ты вчера вечером поехала на площадь Уильяма, но когда я заезжала туда, тебя не было. Эта девушка у перил – она та, за кого я ее приняла?

Я подтвердила предположения Труди.

– Ты будешь там сегодня вечером, если я заеду в это же время? Мне нужно с тобой поговорить, просто больше не с кем.

– Я не знаю точно, когда освобожусь, – быстро сказала я. Может, это было эгоистично, но я не хотела, чтобы Труди появлялась в квартире Фло, которую я считала своей собственностью – по крайней мере до тех пор, пока она не будет готова для передачи новому жильцу. А этот момент казался сейчас таким далеким… – Ты сможешь со мной пообедать? Я угощаю.

– Я думала, ты работаешь без обеда.

– Но только не сегодня, – пообещала я.

Мы встретились в кафе в Центральном торговом центре под высокой куполообразной стеклянной крышей. За белым роялем сидела женщина и наигрывала старые знакомые мелодии, томно перебирая пальцами по клавишам. Труди уже сидела за кованым железным столиком. Она выглядела очень привлекательно в темно-зеленом пиджаке, длинной черной юбке и шнурованных полусапожках. А мы, сестры Камерон, очень даже симпатичная парочка, подумала я: элегантные, хорошо одеты, с умеренным макияжем, шикарными пепельными волосами. Глядя на нас, никто бы не догадался о нашем ужасном детстве, хотя лицо Труди, как мне показалось, было каким-то озабоченным и напряженным.

– Я раньше здесь никогда не бывала, – сказала она, когда я села. – Пианистка мне нравится.

– Ты обратила внимание, что она играет? – Звучала мелодия «Лунной реки». – Мамина любимая.

Труди напряженно засмеялась и потерла шрам над левой бровью.

– Никуда от этого не уйдешь, верно?

Когда я вернулась от стойки с креветочным салатом и парой огромных пирожных со сливками, она сказала:

– Я сейчас вспоминала о том, как пела эту песню мама, когда мы были избиты до черных синяков и отец, должно быть, принимался за нее.

– Наверное, таким способом она пыталась с этим справляться. – Я съела несколько креветок – первая настоящая еда, которая попала мне в рот с воскресенья. – О чем ты хотела поговорить, сестренка? – Мне не хотелось торопить ее, но через час мне нужно было встречаться с Ноутонами.

Труди возила вилкой по тарелке с салатом.

– Не знаю, с чего начать.

– Начни с самого начала.

– Это будет слишком издалека.

Я подняла брови.

– Не понимаю.

Сестра со вздохом бросила вилку на тарелку.

– Это Колин, – сказала она.

Какой-то комок страха начал подниматься у меня внутри.

– Что он сделал?

– Ничего, – просто сказала Труди. – Он хороший, порядочный человек. Я его люблю, а он любит меня и обожает Мелани и Джейка. И работает он как вол.

– Тогда в чем дело, Труди?

– Я ему не доверяю. – Труди поставила локти на стол и жалобно посмотрела на меня.

– Ты хочешь сказать, у него любовница?

– Ну конечно, нет. Ему бы это и в голову не пришло. – Труди нетерпеливо тряхнула головой. – Тут не в любовницах дело. Речь о детях. О Боже! – Она приложила к глазам салфетку. – Я сейчас заплачу. Я тушь не размазала?

– Чуть-чуть. – Я протянула руку и вытерла у нее под глазами. Женщина за соседним столиком посмотрела на нас с интересом, но отвернулась, увидев, что я заметила ее взгляд.

– Дело в моей живописи, понимаешь, – вздохнула Труди. – У нас в сарае уже около двухсот полностью готовых бутылок, банок, графинов, бутылей. Я раскрашиваю лампочки, тарелки, стаканы, бокалы – мы покупаем их на распродажах с машин. Дети считают, это здорово – искать разную стеклянную посуду, чтобы мама раскрашивала. И мне нравится это, Милли. Я очень увлекаюсь, постоянно выдумываю что-то новое, новые узоры, и с нетерпением жду, что из этого получится, как это будет выглядеть. Но что мне со всем этим делать, я просто не знаю, – жалобно сказала она.

– Продавай, – живо сказала я. Я все еще не могла понять, в чем проблема. – Колин не предлагал тебе открыть свой лоток, а он бы присмотрел за детьми?

– Предлагал. Но я не доверяю ему, Милли. Я себя из-за этого ужасно чувствую, но я не могу доверить ему детей на целый день. Я боюсь, что он может их ударить, и тогда я просто уйду от него.

Я начала понимать, в чем дело.

– Разве он когда-нибудь давал повод подумать, что способен их хоть пальцем тронуть? – спросила я.

– Нет!

– В таком случае, тебе не кажется, что ты не совсем нормальная? – спросила я. – Скорее даже, совсем ненормальная, если хочешь знать мое мнение.

– Я знаю. Но я все равно не могу решиться оставить их. Колин все время убеждает меня открыть лоток. В Уолтоне есть церковное помещение, где по воскресеньям проходит ярмарка ремесел. Он не может понять, почему я все время откладываю.

– Я тоже не понимаю. Отец искалечил наше детство, а теперь ты позволяешь ему искалечить и твой брак. Труди, ты должна доверять Колину. Ты должна. – Пока я говорила, я вспомнила Джеймса и его кулак, поднятый надо мной… – Думаю, в критической ситуации любой из нас способен на насилие, но только извращенец сможет ударить ребенка так, как бил нас отец.

Труди закусила нижнюю губу.

– Должна признаться, я пару раз шлепнула Джейка по попке. Иногда, когда на него найдет, он бывает по-настоящему вредным.

– А Колин присутствовал при этом?

– Да. Он страшно рассердился и сказал, чтобы я не смела больше этого делать.

– Но он же не ушел от тебя! – воскликнула я. – А в твоем случае – знаешь ведь, люди, с которыми в детстве жестоко обращались, потом часто жестоко обращаются со своими детьми – так вот, в твоем случае это ондолжен бояться оставлять Мелани и Джейка с тобой! Подумай, как бы ты расстроилась, если бы узнала, будто он предполагает, что ты можешь обидеть их! Он всегда тебе доверял, и поэтому заслуживает твоего доверия. Открывай лоток прямо сейчас, а то он догадается, почему ты все время откладываешь. А если он догадается, может тебе и не простить этого.

Труди наконец принялась за салат.

– Я рада, что поговорила с тобой, сестренка. Я никогда не думала об этом под таким углом. – Она замерла, не донеся вилку с креветками до рта. – Интересно, а отца в детстве били?

– Ну, этого мы уже никогда не узнаем.

Позже, когда ехала в Олд-Роун, я снова думала об этом. К отцу в детстве я испытывала только страх, а повзрослев – отвращение. Но, может быть, для такого поведения у него были какие-нибудь причины? Может быть, под личиной чудовища, которого я боялась всю жизнь, прячется такой же измученный человек, как и я?

Ноутоны сочли, что сад в поместье Олд-Роун слишком велик, и я поехала на работу, раздосадованная пустой тратой времени.

Когда я вошла, Джордж объявил:

– У Дианы умер отец. Она звонила. Он скончался ночью, во сне – тихо и спокойно.

– А как она?

– Спокойна как удав, – с негодованием сказал Джордж. – Можно подумать, она звонила, чтобы сказать, что у нее не заводится машина.

– Это она делает вид. Думаю, она опустошена.

– Вы чрезвычайно благородны, мисс Миллисент Камерон. В любом случае, похороны в пятницу днем. – Он потупил взор. – Думаю, мне следует присутствовать – выразить соболезнования от лица фирмы, так сказать.

– Вы не будете возражать, если я пойду с вами?

– Возражать? Конечно, нет. Нечасто приходится слышать столь заманчивые предложения.

Позже я позвонила матери, чтобы сообщить об этом, – она всегда испытывала какой-то нездоровый интерес к новостям о смерти.

– А сколько ему было лет? – спросила она.

– За восемьдесят, – ответила я. – Когда Диана родилась, ее родители были уже людьми среднего возраста. – Я решила сменить тему. – Я сегодня обедала с Труди.

– Это хорошо, милая, – сказала мама. – Мне нравится, когда вы встречаетесь.

– Может быть, как-нибудь пообедаем втроем – ты, я и Труди. Тебе понравится этот ресторан, мама.

– Ох, даже не знаю, милая, – обеспокоенно сказала она. – Боюсь, не успею вовремя вернуться, чтобы приготовить ужин отцу.

Я ее заверила, что у нее будет море времени и что отцу не нужно ничего знать.

– Ну, я подумаю, – пообещала она.

– Ты должна не просто подумать, но и сделать, мама, – сказала я. – Я буду тебя изводить, пока ты не согласишься.

Она немного помолчала.

– У тебя счастливый голос, Миллисент. Произошло что-то хорошее? Джеймс сделал тебе предложение?

– С Джеймсом покончено, мама. Быть может, я счастлива оттого, что пообедала с сестрой.

– Какой бы ни была причина, я все равно рада, родная. Ты в последнее время была какой-то суровой. Еще недавно ты бы и не подумала пригласить маму на обед. Ну а теперь расскажи-ка мне, что там у тебя с Джеймсом, с которым покончено?

Кроме меня и Джорджа, на похоронах присутствовало всего пять человек: Диана, натянутая и бесстрастная, две соседки и два старика – друзья покойного.

Был холодный, промозглый ноябрьский день, и наполненный ледяной пылью ветер продувал кладбище насквозь, стремительно накатываясь на могилы и срывая с деревьев последние листья.

– Я думал, людей больше не хоронят, – пробормотал Джордж, стуча зубами от холода. – Я думал, их засовывают в печи. По крайней мере, оплакивающим было бы потеплее.

Я смотрела, как гроб опустили в могилу, затем викарий произнес прощальные слова. Подошла Диана и поблагодарила нас за то, что пришли. Когда мы пошли к машинам, я взяла ее за руку, а Джордж тащился сзади.

– Сожалею о твоем отце. По крайней мере, ему не пришлось страдать от боли.

– Нет. И еще все твердят, он прожил долгую жизнь. – Диана отняла руку. – Просто надо пройти через это, и все. Теперь я смогу жить, как мне самой хочется.

– Если тебе нужно будет поговорить с кем-то, – сказала я мягко, – звони мне, не раздумывая. Если меня не будет дома, я на площади Уильяма, номер один. Там нет телефона, поэтому просто приезжай.

– Спасибо, Милли, но со мной все в порядке. Не понимаю людей, которые места себя не находят, когда кто-то умирает.