Текст книги "Танцующие в темноте"

Автор книги: Маурин Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

ФЛО

1

1962

Иан, сын Салли и Джока, умер так же, как и жил: тихо и мужественно, без суеты. Ему было шестнадцать. Похороны проходили в удушливо жаркий июльский день, в часовне крематория было много людей. Оплакивающие опускались на колени и вставали, когда им говорили, их движения были замедленными и вялыми, лица лоснились от пота. Всюду цветы, и их сладкий тошнотворный аромат заполнял все вокруг.

Фло стояла позади, обмахиваясь сборником церковных гимнов. Она не любила похорон, хотя кто в здравом уме их любит? Последний раз она присутствовала на похоронах Джоанны и Дженнифер Холбрук. Джоанна умерла во сне, а следующей ночью к ней присоединилась и сестра. Но все-таки близнецам удалось прожить на этой земле более восьми десятков лет, а вот Иан… Фло отвела взгляд от гроба с крестом из красных и белых роз. Гроб был маленьким, потому что Иан был ростом не больше десятилетнего ребенка, и всякий раз, когда Фло смотрела на него, ей хотелось разрыдаться.

Она сожалела о том, что не попросила мистера Фрица или Бел пойти с ней. Она здесь почти никого не знала, кроме Салли и Джока. Грейс, их дочь, росла холодной, равнодушной девочкой, вечно недовольной тем, что ее несчастному брату уделяют столько внимания и заботы. Она стояла у передней скамьи рядом с отцом и откровенно скучала. Она отнюдь не выглядела расстроенной и даже не надела черное, – на ней было розовое летнее платье со шнурком на шее.

Фло подумала, что женщина, стоявшая на коленях, закрыв лицо руками, по другую сторону от Грейс, должно быть, умирает от жары в черном шерстяном платье с длинными рукавами. Потом женщина подняла голову и что-то прошептала девочке.

Марта.

О Боже! Иссохшее морщинистое лицо делало ее старухой. Она добилась столь желанной приставки «миссис» перед фамилией и родила чудную дочку, но, судя по ее лицу, от всего этого она не стала более счастливой. Не помогла и прекрасная новая квартира в Киркби, куда она переехала несколько лет назад, после того как Эльза Камерон покончила с собой, засунув голову в газовую печь. Вероятно, счастье живет в душе, является неотъемлемой частью ее, и не важно, какие события происходят во внешнем мире. Некоторые люди, и Марта принадлежала к их числу, рождаются несчастными.

«Вот я счастлива, по крайней мере, снаружи, – говорила себе Фло. – Я умею видеть хорошее в жизни. Я счастлива с мистером Фрицем, и мы с Бел по-прежнему прекрасно проводим время, хотя нам обеим уже за сорок, – но как бы хотелось быть на двадцать лет моложе. Мне нравится ходить в «Пещеру», действительно нравится, и слушать "битлов" живьем».

Она неясно ощущала чье-то присутствие на последней скамье. Потом человек встал на колени рядом с ней и прошептал:

– Привет, Фло.

– Хью! – Она зарделась от радости и похлопала его по руке. Ему уже исполнилось двадцать три, и Фло он казался самым красивым парнем на планете: высокий, стройный, с мягким выражением лица, добрыми глазами и самой приятной улыбкой, которую ей доводилось видеть. Его волосы потемнели и стали темно-каштановыми, чуть светлее, чем у его отца, хотя и не вились, как у Томми. Хью был помешан на музыке и пропадал в «Пещере»; а Фло всегда слушала по радио хит-парады, чтобы разговаривать с ним на равных.

– Я думала, ты не сможешь уйти с работы, – мягко сказала она. Он учился на электрика и работал в Энфилде.

– Я сказал им, что иду на похороны. Они не могли отказать. Иан был моим другом, он научил меня играть в шахматы. В любом случае, я пообещал Кейт прийти. – Он кивнул головой в сторону передней части церкви, и девушка в ряду за Салли и Джоком обернулась, как будто почувствовала, что говорят о ней. Девушка с зелеными глазами и серебристыми волосами Клэнси, и Фло почудилось, будто она увидела в зеркале себя, только молодую.

Итак, эта была Кейт Колквитт. Она училась в Начальной школе Святой Терезы, когда Фло видела ее в последний раз. Этот здоровенный крепкий парень, Норман Камерон, не отходил от нее тогда ни на шаг. Салли была права, когда говорила, что она превратилась в красивую молодую женщину. Кейт сделала движение губами, почти улыбнулась, в сторону Хью, но это не было настоящей улыбкой – все-таки они были на похоронах. Мужчина, стоявший на коленях рядом с ней, должно быть, заметил это движение. Он повернулся и бросил на Хью такой взгляд, от которого Фло передернуло, – взгляд, полный ненависти и угрозы, как будто его спутница не имела права даже подумать о том, что существуют другие мужчины.

Это был Норман Камерон, все так же неотступно стерегущий Кейт, словно зловещий страж ночи.

Все встали, чтобы исполнить гимн: «О, Мария, мы тебя сегодня коронуем цветами, королева ангелов и королева мая». Теперь был не май, и гимн казался не совсем уместным, но это был любимый гимн Иана.

Фло видела, как Норман нашел для Кейт нужную страницу, как будто она не могла сделать это сама. Она чувствовала, что эта девушка ей не безразлична, хотя она едва знала ее. Салли говорила, что Норман хочет жениться на ней, а Марта, как всегда горевшая желанием вмешиваться в жизнь других людей, полностью поддерживала эту идею. Пока Кейт удавалось сдерживать этот натиск. Она работала в больнице Уолтон в качестве обслуги и хотела стать аттестованной медсестрой.

– У Нормана была ужасная жизнь, – сказала Салли несколько недель назад. – Трудно вообразить худшую мать, чем Эльза, но бедняга был неутешен, когда та наложила на себя руки. Мне его страшно жаль, но от него у меня мурашки по спине пробегают. Есть что-то нездоровое в том, как он любит Кейт. Можно подумать, она ему принадлежит или что-то в этом роде.

– Ей нужно найти другого парня, – сказала Фло воодушевленно. – Попробовать отделаться от него.

– Думаю, Норман убьет любого, кто посмеет к ней прикоснуться.

– Господи, Боже мой! – воскликнула Фло.

Когда пропели гимн, священник взошел на кафедру и начал говорить об Иане. Должно быть, он его хорошо знал, потому что его слова были наполнены искренними чувствами: яркий, радостный парень, который переносил свою болезнь с терпеливостью святого и почти дожил до совершеннолетия благодаря самоотверженной преданности своих родителей. Мир станет без Иана Уилсона печальнее и опустошеннее, но небеса обогатятся, приняв столь чистую, незапятнанную душу…

Фло перестала слушать. Сейчас он начнет говорить Салли и Джоку о том, что они должны воспринимать как привилегию то, что их сын умер и перешел в лучший мир, где он уже сейчас в надежных руках Господа.

Священник закончил. Когда подошло время молитвы, Фло прижала руки к лицу. Из решетки на стене донесся мягкий шепот органа. Постепенно звук становился все громче, но он все же не мог заглушить тихий перекатывающийся гул. Фло Посмотрела сквозь пальцы и увидела, как занавес за алтарем медленно раздвинулся и гроб исчез за ним. Занавес закрылся. Раздался мучительный задыхающийся вопль Салли – ее сын исчез навсегда. Джок обнял ее за плечи, а Фло представляла себе, как извивающиеся красно-синие языки пламени лижут гроб, затем пожирают его и его драгоценное содержимое, пока не останется только пепел.

– Не плачь, Фло. – Хью предложил ей платок.

– Я и не заметила, что плачу. – Она оттолкнула его руку с платком. – У тебя такой вид, что он тебе самому сейчас понадобится.

Когда служба закончилась, они вышли на улицу, где было почти так же жарко, как и в церкви. Все встали вокруг цветов, разложенных на иссушенной траве и быстро увядавших под палящим солнцем; Фло держалась сзади. Она видела свой венок, ирисы и белые розы, и хотела посмотреть на венки, присланные Бел и мистером Фрицем, но ей не хотелось приближаться к Марте, особенно в этот день.

Хью разговаривал с убитыми горем родителями. Он пожал руку Джоку и поцеловал в щеку Салли, очень по-взрослому, как настоящий джентльмен. Нэнси О'Мара его хорошо воспитала. Если бы она была здесь, она гордилась бы им, как и Фло. Он подошел к ней.

– Мне надо возвращаться на работу.

– Я сама пойду через минуту, только поговорю с Салли.

Он удивился.

– Я думал, ты поедешь с ними.

– Ты не единственный, кто должен быть на работе.

– Ну, тогда, – сказал он, стараясь казаться небрежным, – я подвезу тебя немного. – У него была машина, его радость и гордость, небольшой синий «Форд Популяр».

– Это было бы неплохо. Спасибо.

Что же ей сказать Салли?

– Я ужасно сожалею, Салли. Чувствую себя ужасно. Он был чудесным парнем. Я не знаю, как ты сможешь без него. – После нескольких запинающихся фраз она бросилась к сестре на шею. – О Боже, Сал, ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду.

– Знаю, милая. – Салли горестно кивнула, потом схватила Фло за руку. – Я хочу, чтобы ты сделала кое-что для меня, сестренка.

– Я сделаю все, Сал, ты знаешь.

– Помирись с Мартой. – Она нетерпеливо трясла руку Фло. – В мире и так хватает горя, чтобы еще добавлять, когда в этом нет нужды. Марта будет очень рада, если вы снова станете друзьями.

Фло посмотрела на Марту, разговаривавшую с дочерью; рядом мрачной тенью стоял Норман Камерон. Эта группа не производила впечатления счастливой семьи в прямом смысле слова, но, по крайней мере, взаимоотношения матери с дочерью были очевидны. Потом она посмотрела на Хью, который, засунув руки в карманы, ждал своего «друга» Фло, и ощутила такое же отчетливое и болезненное чувство потери, что и в то утро, когда, проснувшись, обнаружила, что у нее забрали сына. Марта не просто украла у нее сына, она украла ее жизнь.

Очень мягко она отстранила руку сестры.

– Все, что угодно, но только не это, – сказала она.

– Мне будет не хватать Иана, – сказал Хью, когда они сели в машину. Он застенчиво улыбнулся. – Мне будет не хватать и Кейт. Когда я ходил его проведать, она часто бывала там. Это было единственное место, куда она приходила без Нормана Камерона.

– Она тебе нравится? – Из них вышла бы идеальная пара, подумала Фло возбужденно. Вообще католическая церковь запрещает браки между двоюродными братьями и сестрами, но по особому позволению такой брак возможен. Поскольку ни Хью, ни Кейт не знали, что они родственники, то привлекать церковь не будет необходимости.

Его бледные щеки порозовели.

– Она ничего. – У него уже было несколько подружек, но все они не понравились Нэнси. «Можно подумать, я какая-то королевская особа, – жаловался он тогда Фло. – Какую бы девушку я ни привел домой, мама считает, что она для меня недостаточно хороша».

Фло была с этим согласна, хотя, когда речь заходила о Нэнси, она предпочитала держать свое мнение при себе. Хью высадил ее на Лайм-стрит.

– До скорого, Фло. Может, завтра увидимся.

Был слишком погожий день, чтобы трястись в автобусе, и Фло решила идти домой пешком. Она никуда не спешила. Хотя она сказала Хью, что ей нужно на работу, ее смена начиналась только в два. Несколько лет назад, когда в их районе стали открываться прачечные самообслуживания и работы для прачечной Уайта практически не осталось, мистер Фриц решил закрыть ее. Затем он открыл сеть прачечных самообслуживания – всего шесть – и поставил Фло руководить самой большой, находившейся в бывшем свечном магазине на Смитдаун-роуд, в миле от площади Уильяма.

– Привет, красотка! – Довольно симпатичный мужчина преградил ей дорогу.

– Привет… – Она смотрела на него, нахмурившись, прежде чем поняла, что он пытается ее подцепить. – Я думала, мы знакомы, – сказала она раздраженно.

– Можем познакомиться, запросто. Я-то уж точно хочу познакомиться с тобой поближе.

– Исчезни, – сказала она, но улыбнулась, когда ускользнула от него. Ей льстило, что и в сорок два года она все еще привлекает внимание мужчин. Она мельком увидела свое отражение в витрине, когда проходила мимо «Маунт Плезант». Она никогда не носила черного, кроме юбок, а на похороны платье ей одолжила Бел: из очень тонкой хлопчатобумажной ткани, с короткими рукавами и юбкой с расходящимися складками. Широкий пояс делал ее и без того стройную талию совсем узкой. С возрастом она не набрала и унции лишнего веса. Во время регулярных посещений острова Мэн мистер Фриц жаловался, что она выглядит всего на тридцать лет и люди могут подумать, что он проводит «грязный уик-энд» со своей секретаршей.

– Но мы же не женаты, значит, это и есть «грязный уикэнд», – смеялась Фло.

Он приходил в ужас:

– Фло! Наши с тобой уик-энды – самое прекрасное время в моей жизни. Тем не менее, – ворча, добавлял он, – остальные постояльцы наверняка думают, что они «грязные».

Фло предложила перекрасить волосы в седой цвет и нарисовать морщины, но он сказал, что это тоже не подходит.

– Мне нравится ловить на себе завистливые взгляды других мужчин.

Она ответила, что ему ничем не угодишь.

Фло прошла мимо женской больницы, где Нэнси О'Мара недавно перенесла операцию – удаление матки. Хью, исполненный чувства долга, приходил проведать ее после работы каждый вечер. По пути домой он иногда заходил в прачечную. Обычно он появлялся не реже раза в неделю.

– Как себя чувствует миссис О'Мара? – спрашивала она. Это звучало глупо, но она не могла заставить себя называть Нэнси его мамой.

– Врач говорит, состояние улучшается.

Когда он учился в средней школе, она думала, что потеряла его. К тому времени у него вошло в привычку заглядывать в прачечную по пути домой из школы Святой Терезы – просто чтобы поздороваться. Когда он пошел в другую школу, ей хватило здравого смысла не ждать его после занятий по пятницам, когда она ходила в банк. Почти двенадцатилетний мальчишка в длинных брюках, думала она, ни за что не захочет, чтобы его видели играющим в мяч с тетей, которая почти на двадцать лет старше его.

– Где же твой маленький друг? – спросил мистер Фриц, когда Хью не показывался уже несколько месяцев.

– Он ходит теперь в другую школу и возвращается домой другой дорогой, – объяснила Фло, стараясь не показывать, как она страдает из-за этого.

– Жаль. Я к нему привязался. – Он бросил на Фло взгляд, полный сочувствия и понимания, как будто уже давно догадался о правде.

Прошли месяцы, потом годы. Она видела Хью однажды, когда ему было четырнадцать. Он возвращался домой с оравой мальчишек, пинающих друг другу через дорогу консервную банку. Ей понравилось, что у него расстегнут ворот, галстук съехал, что он весь такой растрепанный. Ей даже понравилось, как они пинали консервную банку. Нэнси это могло бы и не понравиться, но он нашел свое место, у него появились друзья, он был одним из мальчишек. У нее сжалось сердце, когда он исчез из виду в двери какого-то магазина. Если бы он шел к ней домой!..

Хотя она хорошо проводила время в прачечной – посетители рассказывали столько разных смешных историй, что у нее бока болели от смеха, – она все равно не могла не думать о сыне. Она слышала от Салли, что он окончил школу и пошел учиться на электрика. Она бы выбрала для него что-нибудь другое: Фло хотела, чтобы он добился чего-то большего, возможно, поступил в университет.

И только около пяти лет назад, в 1957 году, она снова увидела Хью. Прачечная была украшена гирляндами, обвисшими от сырости. Всю вторую половину дня она пичкала домашними пирожками и шерри женщин, приносивших в прачечную стирать белье, своих «леди», как она их называла (некоторые даже возвращались с новой порцией белья, которое удалось наскрести, – так хорошо они проводили время). Женщины занимали всю скамью, ожидая, когда машины закончат стирку, а Фло была уже навеселе после множества тостов за здоровье людей, которым она желала счастливого Рождества. Мистер Фриц обычно каждый день объезжал свои шесть заведений, чтобы убедиться, что все автоматические машины работают исправно и не нуждаются в его, специалиста, внимании, но заканчивал всегда у Фло, потому что здесь была самая приятная атмосфера. В его карих глазах сверкали огоньки, когда он начал отчитывать ее за то, что она руководит прачечной в нетрезвом виде. И как раз в этот момент дверь открылась, уже в сотый раз за этот день, и он сказал:

– Смотрите, кто пришел!

Хью! Застенчивый, улыбающийся Хью, в старой армейской куртке и с маленьким рюкзачком цвета хаки через плечо.

Мой сын вырос!Ей хотелось плакать из-за всех лет, которые она пропустила. Ей хотелось обнять и поцеловать его, спросить, почему он оставил маму так надолго, но она просто улыбнулась и сказала:

– Привет!

– Ты подрос, – завистливо сказал мистер Фриц. – В тебе, должно быть, футов шесть.

– Шесть футов один дюйм, – скромно сказал Хью.

Он не сказал, почему не приходил раньше, почему пришел теперь, а Фло не спрашивала. Она догадывалась, что дело в возрасте, что между одиннадцатью и семнадцатью ему казалось, что быть ее другом как-то не совсем нормально, но когда вырос, что-то потянуло его снова. Ей было безразлично, что именно. Достаточно и того, что он пришел и продолжал приходить, рассказывал о работе, о своих девушках, о том, как он копит деньги на машину. Однажды, несколько месяцев назад, он сказал: «Мне бы хотелось, чтоб моя мама была чуть похожа на тебя, Фло. Она думает, я ненормальный, что хочу машину, ну а ты бы ведь не возражала, Фло?»

– Надо было все-таки ехать на автобусе, – пробормотала она на полпути до дома, когда ремешки ее босоножек на высоких каблуках начали врезаться в ноги. Будет большим облегчением, когда она доберется до площади Уильяма и сможет принять прохладную ванну прежде, чем идти на работу.

У Стеллы Фриц случился бы сердечный приступ, если бы она увидела площадь сейчас. Практически все дома превратились в многоквартирные, и выглядели они неухоженными и запущенными. Хуже того, несколько женщин – Фло отказывалась поверить, что это проститутки – стали болтаться по ночам по площади, явно с целью подцепить мужчину. Уже дважды у Фло спрашивали цену, когда она поздно возвращалась домой, и Бел пригрозила, что если у нее кто-нибудь еще раз спросит, сколько она берет, то получит по голове. Часто случались драки, приезжала полиция. Мистер Фриц причитал, что место становится опасным, и Фло, которая любила площадь и никогда не хотела жить в другом районе, была вынуждена признать, что здесь стало гораздо хуже.

Она почувствовала облегчение, когда приняла ванну и переоделась в голубое хлопчатобумажное платье и парусиновые туфли. Всю вторую половину дня Салли не выходила у нее из головы. Женщины в прачечной неоднократно интересовались, что с ней такое: «У тебя такой вид, словно ты съела фунт, а вышло из тебя шесть пенсов. Что случилось, Фло?»

Она знала, что произошло бы, если бы она сказала им про похороны: их благородные щедрые сердца переполнились бы сочувствием и прорвалось бы оно цветистым и драматичным языком. А она начала бы плакать, а может, даже и выть. Она сказала, что неважно себя чувствует, что угнетает жара.

Фло любила своих «леди». Они были грубы, зачастую очень бедны, но они боролись с жизненными трудностями с такой бодростью духа, которой она не переставала удивляться. Они вламывались в двери в своей поношенной одежде, которая была обычно слишком велика или слишком мала, слишком длинна или слишком коротка, принося с собой огромные мешки белья для стирки. Были «леди» черные и «леди» белые, часто очень толстые, потому что питались в основном дешевыми бутербродами, но на их измученных заботами, преждевременно постаревших лицах всегда была улыбка, они превращали в веселую шутку разговоры о косточках на ногах и варикозных венах, распухших суставах, таинственных опухолях, внезапно возникавших в организме, на которые они предпочитали не обращать внимания. «Ну и что, я могу пойти к врачу, чтобы он это вырезал? С пятерыми детьми на руках и с моим мужиком, который с утра до вечера пьяный торчит в пивной?»

У них могло быть по семь, десять, двенадцать детей. Большинство мужей были безработными, и женщины выходили рано утром или поздно ночью убирать улицы. Это их деньгами оплачивалось жилье и еда, но это не мешало некоторым мужьям вымещать свое отчаянье и недовольство правительством и обществом в целом на своих женах. Фло часто приходилось обрабатывать синяки или перевязывать порезы, всячески проклиная обидчиков.

Но женщины не желали слышать и слова критики в адрес своих мужей. Фразы типа: «Он просто не соображал ничего. Пьяный был до чертиков. Трезвый он бы и не подумал меня ударить» – не были для Фло достаточным объяснением их порою просто ужасных ран. Она баловала их, делала им чай, смеялась вместе с ними над их шутками, восхищалась ими. Единственное, чего она не позволяла им, так это стирать в кредит. Мистер Фриц категорически запретил это делать.

– Ты и слова не успеешь сказать, как они накрутят огромный счет и никогда с нами не расплатятся. Нет, Фло. Они бросают в машины свои монеты, и никаких других вариантов. И если я узнаю, что ты одалживаешь им свои деньги, я действительно очень сильно рассержусь. Это народ хитрый, себе на уме, и ты очень скоро будешь субсидировать стирку всего Токстета.

Рассерженный мистер Фриц не испугал бы и зайца, но Фло решила, что поступит благоразумно, если прислушается к его совету.

В семь часов вечера в день похорон Иана она с облегчением перевернула табличку «Открыто» обратной стороной – «Закрыто». Мистер Фриц пришел и ушел, пообещав приготовить к ее приходу чай со льдом – он был одержим своим новым холодильником. Но должен был пройти еще целый час прежде, чем все машины закончат работать и она сможет привести себя в порядок и уйти домой. В прачечной было жарко, как в печке. Быть может, именно поэтому она оставалась такой стройной: с тринадцати лет она проводила большую часть рабочего времени в условиях турецкой бани.

Бел повысили до должности управляющей отделом женской верхней одежды в «Оуэн Оуэн»: пальто, полупальто, плащи, меха. Ее часто приглашали на ужин представители фирм-производителей одежды, которые хотели, чтобы она заказывала их продукцию. Иногда Фло от нечего делать ходила в «Оуэн Оуэн» послушать, как Бел общается с клиентами.

– Mo-дам, это пальто смотрится на вас просто божественно. Конечно, у мо-дам идеальная фигура, и красный – это определенно ваш цвет.

Акцент, представление Бел о «шикарном» и голос, высокомерный и в то же время подобострастный, – от всего этого у Фло начинало крутить в животе. Когда клиент не видел, Бел делала страшное лицо в сторону Фло и говорила: «Проваливай!»

По пути домой Фло зашла к подруге в квартиру на Верхней Парламентской улице, где Бел в черной атласной пижаме лежала на диване с яркой обивкой и читала журнал. Она посмотрела на Фло и широко улыбнулась. Глубокие линии вокруг глаз и рта от этой улыбки добавляли выразительности ее и без того живому лицу.

– У тебя такой вид, словно тебя прокрутили в одной из твоих машин, – сказала она.

– Я себя чувствую именно так. – Фло со вздохом плюхнулась в кресло. Квартира Бел не очень располагала к отдыху, напоминая ярмарочную площадь своими яркими стенами и шторами, от которых начинали болеть глаза. По крайней мере, было приятно посидеть в удобном кресле.

– Бел, я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.

– Что, Фло?

– Если я умру раньше тебя, проследи за тем, чтобы меня похоронили, не кремировали. Я хочу, чтобы от меня хоть что-то осталось, чтобы вознестись на небо, когда настанет Судный день.

– Ладно, – лаконично сказала Бел. – Мне, например, наплевать, что со мной сделают. Когда я умру, меня могут бросить в Мерси или скормить львам в зоопарке Честер.

– Еще одно, Бел. Я оформила страховой полис на покрытие расходов на мои похороны. Он находится в аптечке, в буфете у камина, с правой стороны. Я бы положила его в письменный стол с остальными моими бумагами, но там ты его никогда не найдешь. Я сама никогда не могу ничего найти там.

– Это потому, что ты хранишь любую бумажку, которая попадает к тебе в почтовый ящик, – фыркнула Бел.

– Это из-за Стеллы Фриц. Я хранила все свои счета на тот случай, если она вдруг обвинит меня, что я не оплатила электричество или что-то еще. А теперь не могу избавиться от этой привычки. В любом случае, когда что-нибудь ищу, приятно бывает почитать старые письма. У меня до сих пор хранятся твои письма времен войны. Можешь их взять, если хочешь.

Фло не сказала, поскольку у Бел это вызвало бы отвращение, что ей довольно интересно просматривать старые счета, сравнивать, насколько выросли цены.

Бел скорчила гримасу.

– Спасибо, не надо.

– И еще одно. Ни при каких обстоятельствах на моих похоронах не должна присутствовать Марта. Ее быть не должно, ты слышишь меня?

– Я все слышу, Фло, но к чему эти отвратительные разговоры про смерть, похороны?

– Я оформила полис уже много лет назад. А насчет того, чтобы меня похоронили, а не сожгли, решила сегодня утром в крематории.

– Фло! – Лицо Бел было сама трагедия. – Я совершенно забыла про похороны Иана. Ужасно, да? Как Салли восприняла все это? Платье хоть подошло?

– Платье выглядело просто божественно, – сказала Фло устало. Это выражение уже стало у них шуткой. – Что касается остального, то действительно, это было ужасно. Для Салли все это очень тяжело, и для Джока тоже.

– Давай завтра вечером, в субботу, сделаем что-нибудь такое захватывающее, а? Например, пойдем поужинать в какое-нибудь экстравагантное место? Это может взбодрить тебя.

– Прости, Бел, но утром я уезжаю в уединение.

Бел застонала.

– Какая же ты занудная, Фло Клэнси! Что ты там делаешь, когда уединяешься?

– Молюсь, – целомудренно ответила Фло.

– Это пустая трата времени, пустая трата жизни!

– Я не замечала, чтобы ты делала что-то, потрясающее воображение.

– У меня важная работа.

– У меня тоже.

– Меня приглашают в рестораны.

– Мистер Фриц тоже иногда приглашает меня в ресторан.

– Он водит нас обеих, поэтому это не считается. – Бел села на край дивана и, подперев подбородок руками, задумчиво сказала:

– Фло, вам с мистером Фрицем давно уже пора быть вместе.

Фло засмеялась.

– Я и так счастлива, пусть будет все как есть, спасибо и на этом. А вот тебе давно уже пора подыскать себе очередного мужа.

Бел не обратила на это внимания.

– Этичертовы твои уединения, не могу представить ничего более скучного и тоскливого, чем молиться беспрерывно целых два дня.

– Ну, не знаю, – сказала Фло. – Дело в том, что я всегда возвращаюсь оттуда духовно обогащенной и в приподнятом настроении.