Текст книги "Танцующие в темноте"

Автор книги: Маурин Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

2

Раздался звон церковных колоколов – близкий и далекий, высокий и переливающийся, низкий и звучный. Я открыла глаза: холодное солнце слабо пробивалось сквозь белые шторы, а надо мной склонился Том О'Мара. Его каштановые волосы были распущены, обрамляя длинное лицо. Если бы не его серьги и татуировки, он бы походил на одного из святых на картинах, которые я сняла со стен.

– Я тут думал, – сказал он, – что это – то, что между нами?

– Не понимаю, о чем ты.

– Я имею в виду, ты такая спесивая стерва, вся из себя важная и высокомерная, еще этот твой говор действует мне на нервы.

У меня дрогнули губы, когда я взглянула на его торс.

– Я всегда стараюсь обходить стороной таких, как ты, и меня раздражает твоя манера разговаривать.

Он стянул с меня одеяло по пояс и прижался головой к моей груди.

– Так что же все-таки между нами? – спросил он снова. Его губы припали к моей левой груди, и, когда его язык коснулся соска, я застонала от наслаждения.

– Понятия не имею, – призналась я, задыхаясь. Глубокое чувство близости пугало меня, потому что я не могла представить себе, что это может закончиться. Колокола продолжали звонить, пока мы занимались любовью, и только когда все закончилось, я спросила:

– А ты почему все еще здесь?

Обычно он уходил до рассвета, а на будильнике Фло было уже почти полдесятого.

– Моя жена повезла девочек к своей матери. Я подумал, проведем день вместе или, по крайней мере, часть дня. Я должен быть в клубе к пяти.

Мысль о том, чтобы провести день в постели с Томом О'Мара, привела меня в восторг, но у него были другие планы.

– Давай, поднимайся, что-нибудь перекусим и поедем.

– Куда поедем? – Я села в кровати и сдунула волосы с глаз. Том уже одевался.

– В Саутпорт.

– Зачем в Саутпорт?

– Потом скажу, давай сначала погрызем чего-нибудь. – Он натянул синий свитер, подошел к зеркалу, расчесался и резинкой собрал волосы в хвост. Я смотрела на него, очарованная: такой женственный жест, сделанный таким мужчиной. – У меня брюхо сводит, – сказал он. – Умираю от голода.

– А нет ничего «грызть», как ты выражаешься. Только несколько пачек старых бисквитов.

Он застонал.

– Тогда я выпью чаю, а поесть купим по дороге. Пабы к тому времени уже откроются.

Белые облачка гнались друг за другом по бледно-голубому небу. Солнце было ярким, как лимон. Воздух был сухой, морозный, очень холодный. Я сунула руки в карманы пальто, довольная, что на мне сапоги – после вчерашних похорон я заезжала домой за теплыми вещами.

Серебристо-голубой «мерседес» Тома стоял за углом. На заднем сиденье лежала его замшевая куртка. Я заметила, что довольно рискованно оставлять на виду такую дорогую куртку.

– Ведь могут и украсть.

– Она им обойдется дороже собственной жизни. – Он скривил губы. – Все знают, чья это машина. Никто не посмеет к ней прикоснуться.

– Ты говоришь прямо как какой-то крестный отец! – Я хотела, чтобы это прозвучало как оскорбление, но лицо Тома осталось невозмутимым, когда он произнес в ответ:

– Если кто-то и посмеет украсть у меня, ему это с рук не сойдет. То же самое относится к моим друзьям и семье. Поэтому Фло всегда была в безопасности у себя дома. Здесь люди знают, что для них хорошо, а это значит – не трогать то, что принадлежит Тому О'Мара.

– Понимаю. – Угрожающий смысл его слов показался мне отталкивающим, но я, не колеблясь, села в машину. Я отчетливо осознавала его близость, то, как он держит руль, касается длинной смуглой рукой рычага передачи.

– Ты на что смотришь? – спросил он.

– На тебя. Раньше я тебя не видела при дневном свете.

Он вставил компакт-диск в проигрыватель, и жесткий сердитый голос запел «Дикого бродягу».

– Мне нравятся ирландцы, – сказал он. Потом он посмотрел на меня с таким видом, что у меня перехватило дыхание. – Ты тоже на свету классно выглядишь. – Он завел двигатель и резко выехал на трассу. – Но у меня от тебя что-то крыша едет. Лучше бы я тебя не встречал.

В пабе в Формби мы были первыми посетителями. Том проглотил курицу гриль, а я еле заставила себя съесть тост. Как только мы закончили, я налила по второй чашке кофе и сказала:

– Ну а теперь ты мне скажешь, зачем нам ехать в Саутпорт?

– Я подумал, может, ты захочешь познакомиться с моей бабулей.

Я посмотрела на него в изумлении:

– С твоей родной бабушкой?

– Что это ты имеешь в виду? – Он почти рявкнул.

– Это мать твоего отца?

Он с лязгом брякнул чашку о блюдце.

– Господи! Ты словно читаешь мне статьи из долбаной энциклопедии. Это мать моего бати, Нэнси О'Мара, ей восемьдесят шесть лет, здорова как черт, но абсолютно выжила из ума.

Дом престарелых оказался большим, отдельно стоящим зданием на тихой улице, где было много таких же больших домов, располагавшихся на просторных ухоженных участках. Внутренняя отделка была умиротворяющей и дорогой, полы покрыты толстыми бежевыми коврами. Платить за это приходилось, видимо, очень немало, и я предположила, что за свою бабушку платит Том.

Улыбающаяся женщина в приемной во всем соответствовала обстановке: бежевый костюм, бежевая обувь, бежевые волосы. При виде Тома ее улыбка превратилась в подобострастную ухмылку. Так же на него смотрела барменша в пабе.

– Как там моя бабуля? – поинтересовался он.

– Все так же, – выпалила женщина с чувством. – Иногда вполне осознает, что ей говорят, но в основном живет в собственном мире. Мы убеждаем ее ежедневно делать зарядку, поэтому для женщины ее возраста она в отличной форме. Сейчас она в парке. По распорядку дня она, конечно, не должна находиться там, но с Нэнси разве поспоришь? Мы просто укутали ее потеплее и оставили в покое.

Том провел меня через все здание к двери, выходившей на просторную лужайку. В дальнем углу на деревянной скамейке сидела женщина с прямой спиной, неподвижная, словно жердь. Она казалась крошечной под огромными елями, возвышавшимися над садом с трех сторон, и так густо сплетались кронами, что не пропускали даже крошечного лучика света.

Она с интересом смотрела на нас, пока мы шли к ней. Ее глаза сверкали на высушенном, усыпанном темно-желтыми пятнами лице; белоснежные, с редкими черными прядями волосы были неряшливо собраны в толстенный узел на тощем затылке. На ней было малиновое пальто и черные сапоги с опушкой. Плечи укутывала черная кружевная шаль.

– Вы пришли проверить мой измеритель? – спросила она хриплым низким голосом, когда Том сел рядом с ней. Он жестом пригласил меня сесть рядом.

– Нет, бабушка. Я Том, я приехал тебя проведать. Это моя подруга. – Нет смысла тебя представлять, – прошептал он мне. – Все равно она ничего не поймет.

– Не нужно ее представлять, – неожиданно сказала Нэнси. – Я знаю, кто это. – Ее сверкающие глаза в сухих коричневых глазницах уставились на меня. – Да уж! Я-то знаю, кто это!

– Ну и кто же я, в таком случае? – Под пронзительным взглядом старухи мне стало неловко и немного страшно.

Нэнси закудахтала:

– Уж я-то знаю! – Ее длинное лицо сделалось раздраженным. – Негодяй уже целую вечность не приходит проверить измеритель. Они когда-нибудь просто отключат его, и все.

– Хватит насчет измерителя, бабушка. Все в порядке.

Отношение Тома к бабушке было терпимо-бесцеремонным. Он ее даже не поцеловал и, казалось, находился здесь просто из чувства долга, а не от избытка нежных чувств.

К нам подошла женщина в сером халате и белом переднике с чайным подносом. Нэнси жадно схватила его, и я поняла, что она в состоянии разлить чай и положить сахар в три чашки. Мы молча пили чай, когда я заметила, что одна из гагатовых [6]6
  Гагат (черный янтарь) – минерал, широко применяющийся при изготовлении недорогих ювелирных изделий.


[Закрыть]сережек застряла в шали. Я потянулась было, чтобы ее отцепить, но отпрянула, ошарашенная резким выкриком:

– Не смей ко мне прикасаться!

Я недоуменно повернулась к Тому.

– Кажется, я ей не понравилась.

Меня утешало лишь то, что мы пробудем здесь совсем недолго. Парк казался унылым, гнетущим и мрачным. Тишину нарушал единственный звук – капанье росы с деревьев на густую мокрую траву. И вряд ли старухе нравились посетители. Я надеялась ощутить дыхание прошлого, находясь рядом с женщиной, бывшей замужем за Томми О'Мара, когда он погиб на «Тетисе» в 1939 году, но представить Нэнси молодой оказалось невозможным.

– Бабуле никто особенно не нравился. Единственным человеком, которого она по-настоящему любила и о ком заботилась, был мой отец, – сказал Том. Он взглянул на часы. – Скоро поедем. Я, конечно, не против платить по счетам, но эти посещения просто достают меня. Я приезжаю только раз в месяц, чтобы медсестры не забывали про свои обязанности. Просто не хочу, чтобы они думали, что о ней можно не заботиться как следует.

В течение пятнадцати минут я неуклюже пыталась разговорить Нэнси. Я восхищалась ее пальто, спрашивала, кто укладывает ей волосы, упоминала о погоде, интересовалась питанием. Было трудно разобраться, то ли ей просто наплевать на то, о чем я говорю, то ли она действительно не понимает, о чем идет речь.

– Ты зря теряешь время, – сказал, наконец, Том. – Иногда к ней возвращается рассудок, когда говоришь о прошлом, например о войне или о магазинах на Смитдаун-роуд.

– Ни о том, ни о другом я говорить не могу. – Оставался, конечно, «Тетис», но в данных обстоятельствах вряд ли стоило говорить об этом.

– Ладно, поехали. – Том сжал плечо Нэнси. – Пока, бабушка. Увидимся через месяц.

Мы шли через лужайку, когда хриплый голос окликнул:

– Эй, ты! – Мы повернулись и увидели, что она нам машет.

Том подтолкнул меня.

– Это она тебя зовет.

– Ты уверен? С чего бы это я ей понадобилась?

Я неохотно вернулась назад и страшно перепугалась, когда вытянувшаяся рука больно схватила меня и тянула вниз, пока наши лица почти не соприкоснулись. Я почувствовала зловонное дыхание.

– Знаю, что ты замышляешь, Фло Клэнси, – сказала она таким голосом, что у меня по спине побежали мурашки. – Но ничего у тебя не выйдет. Марта отдала его мне – все по справедливости. Он мой. Ты его не вернешь, никогда. Я тебе уже говорила: прежде я убью его.

– Она сама рубит могилу, на которой сидит, – сказала Бел.

– Сук, – поправила Чармиан. – Она рубит сук, на котором сидит, или она сама себе могилу роет. Ты перепутала все поговорки.

– Ладно, будет тебе, – громко фыркнула Бел. – Она прекрасно понимает, что я имею в виду.

– Может, хватит говорить обо мне в третьем лице? – мягко сказала я. – Кроме того, это не ваше дело, с кем я встречаюсь. Я могу рубить могилу, на которой сижу, если мне этого хочется.

– Сук, – сказала Чармиан.

– Сук, могилу – какая разница. – Я беззаботно махнула рукой. Я понимала, что регулярные визиты Тома О'Мара в квартиру на подвальном этаже не останутся незамеченными. Когда я высаживалась из его машины после нашего возвращения из Саутпорта, Бел из окна Чармиан засвидетельствовала мою неосмотрительность.

– Фиона говорила, что он здесь постоянный гость, но я ей не верила. – Бел не пыталась скрывать своего неодобрения. – Ох уж эта современная молодежь, – сказала она с отвращением. – Занимаются сексом совершенно без разбора, прямо как кролики. Я за свою жизнь спала всего с тремя мужчинами, и все они прежде становились моими мужьями.

– Да, Бел, но время сейчас другое, – напомнила ей Чармиан. Наливая в бокалы шерри, она подмигнула мне, но тоже как-то беспокойно. – Милли, надеюсь, ты не будешь против, если я тебе скажу, что у этого Тома О'Мара ужасная репутация. Я имею в виду не только женщин, но и другие вещи – наркотики, например. Я бы и близко не подошла к его клубу. Я страшно обеспокоилась, когда наш Джей пригласил его на свой день рождения, на двадцать один год. Я думаю, Фло не знала про все, в чем он замешан.

С течением вечера, по мере того, как я напивалась, мое раздражение к этой парочке улетучивалось. К тому времени, когда мы прикончили бутылку шерри и начали вторую, теперь уже последнюю, мне было наплевать, кто что обо мне думает. Я лежала на коврике перед камином, уставившись на лица подруг, и чувствовала себя необычайно счастливой и совершенно беззаботной.

– Он, конечно, негодяй, – согласилась я, – мерзавец, никчемный подлец. И все-таки он классный.

– А что же бедный Джеймс, что с ним? – спросила Бел.

Я силилась вспомнить, но не смогла. Прежде чем я смогла что-то сказать, в дверь постучали.

– О, это, наверное, он и пожаловал. – Я пошла неровной походкой к двери и в течение нескольких секунд не могла узнать ни одну из двух стоявших на пороге маленьких женщин, у которых явно случилась какая-то беда.

– Ты говорила, к тебе можно прийти, – произнес знакомый голос.

– Конечно. – Я закрыла и открыла глаза, и две женщины передо мной слились в одну: это была Диана, совсем другая Диана, не та, которую я всегда знала, – растрепанная, без макияжа, с лицом белым и каким-то съежившимся, как потекший воск. Я пригласила ее внутрь, стараясь, чтобы она не заметила моей пьяной импульсивности, познакомила с Бел и Чармиан и, сообщив, что она в ужасном состоянии, добавила:

– У Дианы на прошлой неделе умер отец. Его похоронили только позавчера.

Бел, которая вела себя не слишком сдержанно и в трезвом состоянии, вскочила на ноги и взяла на себя заботу о гостье.

– Ах, бедная девочка! Иди сюда, моя дорогая, садись на диван, на мое место. Представляю, как ужасно ты себя чувствуешь. Чармиан, принеси бедной девочке выпить. Милли, давай-ка, взбей эту подушку и подложи ей.

Диана расплакалась.

– Мне так одиноко с тех пор, как он умер. Дома чувствуешь себя как в морге, – всхлипнула она. – Мне так хотелось с кем-нибудь поговорить.

Ее снедало чувство вины и потребность с кем-то поделиться. Жалобным детским голоском она изливала свое горе и совсем не была похожа на обычную сдержанную Диану.

Она призналась, что постоянно упрекала отца за то, что так и не смогла выйти замуж.

– Он просил у меня прощения. Принял эту вину, хотя в чем он виноват? Мне никто никогда не делал предложения. А я использовала бедного папочку как оправдание своему одиночеству, тому, что каждую ночь остаюсь дома, но на самом деле я оставалась только потому, что идти-то некуда. Я законченная неудачница, и это только моя вина.

– Не говори глупостей, милочка, – успокаивала ее Бел. – Ты просто оставалась с отцом, правда ведь? Ты поступала благородно и бескорыстно.

Но Диана продолжала причитать:

– Думаю, он тоже хотел жить один, чтобы друзья могли приходить к нему играть. Когда я вернулась домой после окончания университета, он предлагал мне купить квартиру. Я отказалась. Убеждала себя, что это мой долг, а на самом деле меня просто ужасала перспектива остаться одной. И еще я так часто жаловалась на его друзей, что он просто перестал их приглашать. Это я разрушила его жизнь, а не наоборот.

– Ну, ты преувеличиваешь, – сказала я, пытаясь придать своему голосу трезвость и рассудительность. – Уверена, все было не так плохо.

– Именно так, – плача, продолжала настаивать Диана.

– Со временем ты будешь смотреть на вещи более благоразумно, – мягко сказала Чармиан. – Я сама чувство вала себя ужасно виноватой, когда умерла моя мама. Я говорила себе, что должна была чаще проведывать ее, быть для нее лучшей дочерью.

Исчерпав тему взаимоотношений с отцом, Диана переключилась на работу. Она беспокоилась, что может потерять ее. Она жаловалась, что Джордж ее недолюбливает, что никто ее не любит, что она не вписывается в коллектив.

– Папы нет, а если еще и работы не будет, то я, наверное, покончу с собой.

– Иногда Джордж может казаться просто чудовищем, но ему и в голову не придет уволить тебя, – заверила я ее и добавила, хотя совсем не была в этом уверена: – Он считает, что ты представляешь большую ценность для фирмы.

В десять часов пришел Герби, настаивая, что жене пора возвращаться домой, и Чармиан неохотно пошла наверх. Бел пробормотала, что ей тоже нужно идти.

– Я тоже, наверное, пойду, – вздохнула Диана. – Хотя меня ужас охватывает при мысли, что снова придется провести ночь одной.

– Пойдем со мной, – тут же предложила Бел. – У меня есть свободная спальня. А постель я мигом тебе организую.

– А можно? О Бел! Вы самый милый человек из тех, кого я знаю. – Она бросилась на шею Бел с таким видом, будто вот-вот снова заплачет.

Нэнси тогда сказала: «Я знаю, кто это. Да уж! Я-то знаю, кто это!» Она приняла меня за Фло. Должно быть, они были знакомы, еще тогда, много лет назад. Знала ли Нэнси, что Фло влюблена в ее мужа? И что она имела в виду, когда сказала: «Марта отдала его мне – все по справедливости. Он – мой. Ты его больше не вернешь. Прежде я убью его»?

В этом не было никакого смысла, но, наверное, услышать такие слова пожилой женщины, потерявшей рассудок, не так уж и удивительно. И все же у Нэнси была какая-то причина сказать именно так.

Я взяла газетные вырезки, рассказывавшие о последних днях «Тетиса», и разложила их на письменном столе рядом со школьной фотографией мальчика, так похожего на Деклана. Рядом с фотографией я положила рисунок «МОЕГО ДРУГА ФЛО». Я задумчиво переводила взгляд с вырезок на фотографию, затем на рисунок, потом в обратном порядке. «Тетис» затонул в июне 1939 года, фотографию сделали спустя шесть лет, и мальчик был в младшем классе, значит, тогда ему было лет пять и родился он в 1940 году. «Марта отдала его мне, все по справедливости». Фло распорядилась, чтобы бабушку не приглашали к ней на похороны. Что же такого сделала Марта? Почему Фло ее так возненавидела?

«Марта отдала его мне – все по справедливости».

Я почувствовала, что сердце мое забилось быстрее, когда я вгляделась в лицо маленького мальчика. Это был настоящий Клэнси, в этом не было никаких сомнений, – те же светлые волосы, стройное телосложение, чувствительные, как у Деклана, черты лица.

И внезапно все встало на свои места. Отцом ребенка был Томми О'Мара, но его настоящей матерью была Фло. Каким-то образом бабушка отдала ребенка Нэнси, причем против воли Фло, потому что иначе она бы не стремилась вернуть его. «Я тебе уже говорила: прежде я убью его», – сказала Нэнси.

Значит, мы с Томом О'Мара – дальние родственники. У Тома тоже были зеленые глаза, как в семье Клэнси.

Бедная Фло! Я быстро оглядела комнату, ее вычурную обыденность, цветы, кружева, бесчисленные безделушки. Когда я пришла сюда в первый раз, комната казалась местом, где большую часть своей жизни прожила приятная, но скучноватая незамужняя женщина. Но чем больше я узнавала Фло, тем больше атмосфера комнаты менялась. Фло, которая получала во время войны страстные любовные письма; женщина, проводившая выходные на острове Мэн вместе с мужчиной с иностранной фамилией. Квартира уже не казалась обыкновенной, она была овеяна аурой любовной романтики и загадки. Фло пришла сюда, уже будучи матерью, но матерью без ребенка. Теперь к романтике примешалась трагедия.

Тем не менее, несмотря ни на что, Фло, возможно, была счастлива. Только этого я уже никогда не узнаю.

В ящике письменного стола нашлась пачка канцелярских кнопок. Я вытряхнула одну и приколола рисунок к стене над каминной полкой. Пятьдесят лет назад Фло могла бы сама повесить его там.

Следующий вторник в «Сток Мастертон» оказался на удивление спокойным. Джордж вышел в полдень и до шести не вернулся. Даррен и Эллиот воспользовались этой возможностью, чтобы уйти пораньше, а вскоре после этого ушла домой и Джун. Остались только Оливер и я.

Оливер потянулся и зевнул.

– Полагаю, один из нас должен остаться, чтобы дождаться Джорджа.

– А куда он пошел? – спросила я.

– Он не сказал. Ему позвонили, и он сразу убежал.

– Давай я подожду, – предложила я. Оливеру нужно было ехать домой через туннель Мерси в отдаленный поселок на Виррале [7]7
  Полуостров Виррал отделен от Ливерпуля рекой Мерси.


[Закрыть].

– Спасибо, Милли. – Он благодарно улыбнулся мне. – Ты настоящий друг.

Прошло всего несколько минут после ухода Оливера, как на коммутаторе замигала лампа – кто-то звонил. Я с удивлением услышала рассерженный голос Бел.

– Эта женщина там? – рявкнула она.

Я предположила, что она имеет в виду Диану, которая оставалась у нее с воскресенья.

– Нет. Она здесь не появлялась с тех пор, как умер ее отец. А разве она не у вас?

– Была у меня до сегодняшнего утра, – сказала Бел. – Утром она выглядела уже намного лучше. Я вышла купить курицу нам на ужин, а когда вернулась, ее и след простыл. Ни тебе спасибо, ни до свидания – ничего! – закончила она на высокой ноте.

– Может быть, она еще вернется, – предположила я. – Должно быть, поехала к себе домой, взять какие-то вещи.

– Тогда оставила хотя бы записку – и к тому же для того, чтобы съездить в Хантс Кросс и обратно, пять часов не требуется. – Громкое возмущенное фырканье эхом отзывалось в пустом офисе. – Честное слово, Милли, она мне все уши прожужжала рассуждениями про бедного папочку. Я, конечно, мягкосердечная старая дура и не против послушать, но меня бесит, что она просто взяла и смылась. Она тут у меня все слопала! У меня морозилка почти пустая!

– Сожалею, Бел. Не знаю, что и сказать. – Если бы Диана оказалась здесь, я бы ее просто придушила за такое обращение с Бел. – Может, придете вечером в квартиру Фло поужинать? – предложила я, надеясь как-то успокоить ее. – Я возьму что-нибудь в этом китайском ресторане за углом.

– Мою любимую свинину в кисло-сладком соусе, а еще я очень люблю эти маленькие блинчики с кореньями.

– Кстати, я нашла в письменном столе связку ваших писем к Фло. Я подумала, может, вы захотите почитать их.

– Да нет, не надо, милочка, – твердо сказала Бел. – Фло мне как-то предлагала их, но я тоже отказалась. Мне, конечно, приятно, но гораздо приятнее было писать их. Уж лучше не вспоминать про старые дни. Просто выкинь их, и все. Ну ладно, милочка, до встречи.

Было уже почти семь, когда в офис большими шагами вошел Джордж.

– Мне надо с тобой поговорить, Милли, – резко сказал он, проходя в свой кабинет мимо моего стола.

Немного озадаченная его тоном, я пошла за ним и еще больше удивилась, когда он кивнул в сторону стула:

– Садись.

Все это казалось слишком официальным. Обычно сотрудники садились, не дожидаясь особого приглашения.

Джордж поставил локти на стол и сцепил руки. Выражение его лица было серьезным и обвиняющим.

– Мне не нравится, как ты обошлась с Дианой, когда она пришла к тебе за помощью, – холодно сказал он.

Я услышала скрип своей отваливающейся челюсти.

– Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите.

– Ну, очевидно, она зашла к тебе на площадь Уильяма, воспользовавшись твоим приглашением. Она была в отчаянии, ей нужно было с кем-то поговорить, кому-то поплакаться…

– Все так и было. – Мой голос дрожал. Мне было совершенно непонятно, что же все-таки случилось.

– Но вместо помощи, – продолжал он, – она обнаружила тебя и еще двух женщин, пьяных в стельку, практически ничего не соображающих. И дело не только в том, что вы быстренько довели ее до той же кондиции. Хуже того, ее буквально похитила ужасная старуха и не отпускала. Ей пришлось несколько дней торчать в мрачном домишке этой женщины. Она позвонила перед обедом, и мне пришлось ехать спасать ее. Когда я нашел ее, она вся дрожала, плакала и вообще была в ужасном состоянии.

Я чуть не лопнула от смеха.

– Спасать! Не будьте же вы таким глупым, Джордж. Бел может быть какой угодно, но только не ужасной. На самом деле, Диана сказала, что Бел – это самый милый человек из всех, кого она когда-либо встречала. Кроме того, ей около семидесяти пяти лет – многовато для того, чтобы похищать молодую женщину вдвое моложе ее, как вы считаете? – Не стоило и говорить, что, хоть я никогда и не бывала у Бел дома, я все же могла представить себе ее жилище каким угодно, но только не мрачным.

Но лицо Джорджа стало еще холоднее, если только это было возможно, и он сказал:

– Я никогда не пользовался своим положением, Милли. Я всегда обращался с подчиненными как с равными, как с друзьями. Тем не менее я владелец фирмы, и я не потерплю, чтобы кто-то, кому я плачу зарплату, называл меня глупым.

Но он действительноговорил глупости! Диана ловко одурачила его, разыграв такую невероятную сцену, что я просто поражалась ее выдержке. Я ничего не сказала, просто сидела и размышляла о ее предательстве. Сначала она использовала нас: меня, Бел, Чармиан – для того, чтобы избавиться от чувства вины из-за смерти отца. Затем, наверное, ей стало неловко оттого, что она нам столько всего наговорила, и повернула все против нас, обеспокоенная, возможно, тем, что я расскажу Джорджу и всем остальным в офисе, что она говорила, изливая душу.

– Да, и еще одно, Милли. Я бы попросил больше не называть меня чудовищем публично.

– Но я не… – начала я, но вспомнила, что действительно сказала такое. – Я не имела в виду что-то обидное. – Я хотела объяснить, почему я использовала это слово, но сейчас это было бы, наверно, пустой тратой времени. Джордж был настроен решительно. Разумнее подождать, пока он снова сможет внимать голосу разума, и тогда все объяснить.

– Где Диана сейчас? – спросила я.

– У меня дома, – коротко ответил он. – Бедная девушка до сих пор вся в слезах. Ей в последнее время пришлось многое пережить. Смерть отца и сама по себе достаточно серьезное испытание, а вы со своими подругами только все усугубили.

– Джордж, все не так. – Я почувствовала себя обязанной сказать это. – Если вы достаточно серьезно подумаете обо всем, вы поймете, что все не так. Диана просто провела вас.

Он в первый раз посмотрел мне прямо в глаза, и я увидела в его глазах отблеск понимания. Он яростно заморгал и сказал:

– Ну ладно, мне надо возвращаться. Я пообещал пригласить ее на ужин.

И он удалился из офиса, словно рыцарь на белом боевом коне, отправляющийся выручать свою даму сердца из беды. Я понимала, что произошло. Жене и детям он уже не нужен, его мать умерла, и он оказался человеком, чьи эмоции никем не востребованы. И Диана нашла лазейку в его душу, истосковавшуюся по тому, кого можно лелеять и защищать.

Я села за свой стол – ноги у меня дрожали, в голове все перемешалось. Это казалось таким неразумным, таким несправедливым. Я взяла телефон – мне было просто необходимо поговорить с кем-то, кто бы меня понял и посочувствовал. Я позвонила Труди, но трубку взял Колин. Он сказал, что ее нет.

– Она повела Мелани и Джейка в кино, на «Сто одного далматинца». Кстати, в воскресенье открывается ее лоток с бутылками. Она собиралась позвонить тебе.

– Я приду, – пообещала я.

Затем я позвонила маме. Я не могла объяснять ей, что случилось это только расстроило бы ее, но я подумала, что, по крайней мере, услышу дружелюбный голос. К моему разочарованию, на другом конце я услышала голос отца, который быстро, без остановки проговорил наш номер. По телефону его голос всегда звучал мягко, доброжелательно, и было очень трудно увязать этот приятный голос с человеком, которого я знала. Но я не стала тратить время на любезности.

– Мама дома?

– Она в постели, ее грипп слегка прихватил.

– Ох! – Я на секунду пришла в замешательство. – Ну ладно, передавай ей привет и скажи, что завтра после работы я заеду проведать ее. Я бы сегодня приехала, но пообещала кое с кем встретиться на квартире Фло.

– Ладно, дочка. Как у тебя-то дела?

– Все хорошо, – сказала я отрывисто. – Пока.

Я решила, что Бел всегда будет рада излить свое сочувствие хоть ведрами, но я ничего не скажу ей про «похищение», а то она еще лопнет от злости.