Текст книги "Танцующие в темноте"

Автор книги: Маурин Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Когда мальчишка-разносчик Джимми Кромер, нахальный, но надежный сорванец, сказал, что он увольняется, потому что ему предложили работать со строителями и будут платить на пять шиллингов в неделю больше, Фло немедленно повысила ему зарплату на десять шиллингов. Джимми пришел в восторг:

– А если я останусь, можно, я сделаю на своей коляске надпись «Прачечная Уайта»?

– Конечно, дорогой. Если сможешь написать красиво и без ошибок.

Каждую пятницу Фло просиживала в конторе, разбираясь с финансами. Она откладывала зарплату, а остаток относила в банк. Обычно бывало несколько чеков от крупных клиентов. Она переводила все на счет Фрицев, а затем составляла отчет, в котором точно указывала, сколько денег получено и сколько потрачено, и посылала этот отчет Стелле Фриц в графство Керри. Внизу она обычно приписывала небольшое сообщение: в прачечной все нормально, с домом никаких проблем, мойщик окон по-прежнему приходит раз в месяц и вообще все в порядке. Она хранила все свои личные счета от газовой и электрической компаний со штампами «Оплачено» на тот случай, если возникнут какие-то недоразумения.

Стелла не раз признавала, что Фло приходится напряженно работать, чтобы поддерживать бизнес и присматривать за домом. Наверное, сама Стелла очень занята тем, что дышит здоровым чистым воздухом и поглядывает в окно, думала Фло. В отсутствие начальства, которое могло бы и возразить, она сама повысила себя в должности – она вспомнила о хранившемся в конторском шкафу белом халате управляющей с красной вышивкой на нагрудном кармане. Он находился там всегда, сколько она помнила, вместе с другими старыми вещами, которые заказчики забыли забрать.

– Ты выглядишь потрясающе, дорогая! – воскликнула мама. Она часто заходила в прачечную по дороге на работу или с работы. – Управляющая в двадцать лет! Кто бы мог подумать! – Фло изо всех сил старалась не загордиться.

– Кстати, я вспомнила, – продолжала мама, – мы тут на днях говорили о тебе. Через две недели – восьмого мая, – твой день рождения. Двадцать один год. Марта и Сал отмечали свои дни рождения. Мы должны хотя бы скромно отпраздновать и твой, выпить за твое здоровье и все такое. Ты не против, дорогая?

– И где мы будем праздновать мой день рождения?

– Дома, конечно, где же еще, милая?

Фло упрямо покачала головой.

– Мам, я не приду домой, пока там Марта.

– Ох, дорогая моя! – На мамином лице отразилось огорчение и раздражение. – Когда же закончится эта твоя вражда с Мартой? Она все-таки ждет ребенка. Не могу дождаться рождения первого внука, – бестактно добавила она, как будто Хью О'Мара никогда не существовал.

– Мам, Салли говорила мне о ребенке, и между мной и Мартой не вражда. Я не знаю точно, что это такое.

– Тебе надо будет как-нибудь поговорить с нею.

– Я не буду говорить с ней. – Фло подумала о Хью. Потом она подумала о том, что никто никогда не заберет ребенка у Марты и не отдаст его «уэльской ведьме». – Я никогда в жизни больше не буду говорить с Мартой, – неожиданно заявила она.

Мама сдалась.

– Как же быть с твоим днем рождения?

– Вы с Салли можете прийти на площадь Уильяма. Я приглашу женщин из прачечной, куплю бутылку хереса, приготовлю бутерброды. Можно выпить за мое здоровье и там.

Салли рассказывала, что, став членом семьи, которую он так полюбил, Альберт выглядит довольным.

– Он начал называть маму «мамой», и она немного смущается – ведь она на два года младше его! Он все время спрашивает о тебе, Фло. Он не может понять, почему ты никогда не приходишь.

– Скажи ему, что я не выношу его жену, – предложила Фло. – Как там ее светлость привыкает к семейной жизни?

– Все, что ей было нужно, – это обручальное кольцо и «миссис» перед фамилией. Ходит по дому как кошка, которая наелась сметаны.

Теперь, когда Альберту предстояло стать отцом, его радость не знала границ. Фло радовалась за него: он хороший человек, заслуживший счастье. Но когда речь заходила о Марте, она чувствовала только горечь.

Часто во время обеденного перерыва или по пути домой она шла по Клемент-стрит, но никогда не встречала Нэнси, а возле дома номер восемнадцать никогда не оказывалось коляски. Однажды ей показалось, что она услышала доносящийся оттуда плач ребенка, но, должно быть, у нее просто разыгралось воображение.

В прачечной все очень обрадовались приглашению на день рождения Фло.

– Слишком многого не обещаю, – предупредила она, – во-первых, не будет мужчин.

– Мы не возражаем, – хором сказали Дженнифер и Джоанна Холбрук.

– Мой муж не отпустил бы меня, если бы были мужчины, – заметила Мойра. Муж Лотти был в армии. Но она чувствовала бы себя неверной женой, если бы пошла на вечеринку, на которой будут мужчины.

– А меня это вообще не волнует, – сказала Пегги откуда-то из облака пара. – Мне мужиков и дома хватает. Можно спросить у Джимми Кромера, не хочет ли он составить нам компанию.

– Я не собираюсь идти на вечеринку, на которой будут одни замужние старухи, – возмущенно сказал Джимми.

– Я не старая и не замужем, – напомнила Фло.

Джимми бросил на нее сладострастный взгляд, казавшийся чересчур зрелым для пятнадцатилетнего подростка.

– А ты потом пойдешь со мной?

– Я такими вещами не занимаюсь!

– В таком случае, я не пойду на твой день рождения.

Первая неделя мая прошла в непрерывных воздушных налетах, более жестоких, чем те, которые город испытал до сих пор. Все эти дни казалось, что «Люфтваффе» задались целью стереть Ливерпуль с лица земли. Фло решила, что отметить день рождения ей так и не удастся. К восьмому мая никого не останется в живых, ни одно здание не уцелеет, думала она. По вечерам она оставалась дома, опасаясь, что во время танцев начнется налет и ей действительно будет очень страшно возвращаться домой одной. Лежа в постели, накрывшись с головой одеялами, она слушала, как скрежещет, содрогаясь, дом, как бомбы со свистом летят вниз, как вздрагивает земля, хотя самый страшный урожай жертв собирали бомбы на парашютах, опускавшиеся угрожающе тихо. Жутко звенели колокола пожарных машин, которые носились по городу, пытаясь потушить сотни пожаров, озарявших небо кроваво-красным заревом.

На следующее утро, измученная, но невредимая, Фло шла на работу. Общественный транспорт практически не работал, и ей приходилось осторожно идти по усыпанным осколками тротуарам, минуя печальные руины бывших достопримечательностей, проходить по маленьким улочкам с зияющими провалами, где еще накануне стояли дома. В воздухе, как черные траурные конфетти на похоронах, носились обрывки обуглившейся бумаги.

Всем работникам прачечной каким-то чудом удавалось уцелеть. Они приходили на работу и с ужасом рассказывали друг другу о событиях прошедшей ночи: о том, как они оказались на волосок от смерти, как на соседней улице упала бомба и погибла девушка, вместе с которой кто-то из них ходил в школу, или парень, который чуть не женился на чьей-то сестре. У Мойры погибла кума, крестная ее младшего ребенка. Зятя Пегги, охранника объекта ПВО, убило на месте после прямого попадания в здание, в котором он находился. Всех волновало одно – сколько же еще будет продолжаться этот ужас?

– Это не может продолжаться вечно, – утверждала Пегги.

Именно эта мысль и помогала им держаться. Когда-то это должно прекратиться.

В пятницу той кошмарной недели Фло пришла в прачечную и обнаружила, что за ночь вышли из строя все коммуникации. Оставаться в прачечной без электричества, газа и воды смысла не было, и Фло сказала, что все могут идти домой.

– Это время все равно будет оплачено, – пообещала она, не заботясь о том, одобрит ли такое решение Стелла. – Вы не виноваты, что не можете работать. Это все проклятый Гитлер.

– А ты что будешь делать? – спросила одна из близнецов.

– Я останусь на всякий случай, может, что-то заработает.

– Мы останемся с тобой.

– Я тоже, – отозвалась Пегги.

– И я, – сказала Мойра.

Последующие часы навсегда отчетливо сохранились в памяти Фло как доказательство того, что человеческий дух упорно отказывается отступать перед лицом самых суровых испытаний. Пегги достала откуда-то колоду карт, и они играли в «Раздень валета», «Рамми», «Снэп» [4]4
  Простые карточные игры. ( Примеч. перев.).


[Закрыть], смеялись и визжали безо всякой причины, и любой услышавший их наверняка подумал бы, что этот смех слегка истеричный и слишком уж громкий. Время от времени они прерывались, чтобы попеть: они пели «Мы встретимся снова», и «Маленькое эхо», и «Беги, кролик, беги». Сестры развлекали их старыми песнями. Своим дрожащим сопрано они пели «Если бы ты была единственной девушкой на свете» и «Птицу в золоченой клетке».

Ближе к полудню, когда они обычно делали перерыв на чай, Мойра печально сказала:

– Все бы отдала за чашку чая.

И как будто в ответ на ее просьбу через боковую дверь вошла миссис Клэнси с чайником в руках.

– Я подумала, вы тут от жажды умираете, – бодро сказала она. – Я всегда перед сном набираю ведро воды, просто так, на всякий случай, а у соседки, у миссис Планкетт, есть примус.

Все кинулись за своими чашками. Сестры Холбрук, как всегда, принесли молоко, потому что они никогда не съедали свой паек полностью.

– Альберт сидит дома, – сказала мама. – Он повредил ногу, когда был на дежурстве – следил за зажигательными бомбами. Это ужасно. Только и делает, что жалуется, что пассажиры теперь будут ездить, не оплачивая проезд.

– По-моему, трамваи сейчас почти не ходят.

– Я ему то же самое говорю. Везде такие очереди. – Она похлопала Фло по руке. – Ну, я пошла на работу. За чайником зайду, когда буду идти домой.

– Не беспокойся, мам. Я принесу его. Я бы хотела поговорить с Альбертом. Когда ты будешь дома? – Фло хотела воспользоваться отсутствием Марты, чтобы заверить Альберта, хотя бы на словах, что они навсегда останутся друзьями. Она предпочитала, чтобы он был дома не один, на тот случай, если в его глазах появится вдруг нечто такое, чего лучше не видеть.

– Я вернусь домой примерно в полвторого. Сал сегодня работает в утреннюю смену и придет вскоре после меня.

Позднее тем же утром подачу газа восстановили, а в начале второго из открытого крана вырвалась мощная струя воды. Электричества по-прежнему не было, поэтому гладильный пресс не работал, но можно было загружать белье в бойлеры и гладить утюгами. Фло с облегчением вздохнула, когда женщины с готовностью взялись за дело и прачечная заработала почти в обычном режиме. Нормальный ход дел представлялся чем-то драгоценным в этом неустойчивом опасном мире, но продлился недолго.

Фло как раз собралась бежать с чайником на Бернетт-стрит, когда раздался зловещий вой сирены воздушной тревоги. Она особенно ненавидела дневные налеты. Обычно они оказывались довольно слабыми и короткими, но в отличие от ночных на них невозможно было не обращать внимания – или, по крайней мере, притворяться, что не обращаешь. Женщины застонали, но когда Фло предложила им прекратить работу и идти в бомбоубежище на углу, они категорически отказались.

– С таким же успехом бомба может попасть и в убежище, – сказала Лотти, которая недавно поменялась сменами с Мойрой. – Я уж лучше останусь.

Спорить никто не стал, хотя по сравнению с убежищем прачечная была зданием довольно ненадежным. Вскоре сверху послышалось ленивое гудение одинокого самолета. Все вышли на улицу посмотреть. На крыльях можно было различить немецкие кресты.

– Это «мессершмитт», Джо?

– Нет, Джен, это «хайнкель».

Внезапно самолет перешел в пике. Казалось, он летит прямо на них. Пегги закричала, они побежали в дом и захлопнули дверь. Незамедлительно последовал громкий взрыв, за ним еще один, затем еще несколько. Должно быть, самолет сбросил целую связку бомб. Внутри здания что-то упало с глухим стуком, послышался звон разбивающегося стекла.

– О господи! Чуть не попал! – с придыханием сказал кто-то.

Они стояли неподвижно, едва дыша, пока звук двигателя постепенно стихал. Когда звук прекратился, раздался сигнал отбоя воздушной тревоги. Налет закончился.

Прачечная отделалась незначительными разрушениями. По крайней мере, Фло полагала, что разбитое вдребезги окно в конторе и снесенную с петель дверь можно считать незначительными разрушениями.

– Дело в том, – сказала она дрожащим голосом, – что сегодня пятница, а по пятницам я занимаюсь бухгалтерией. Я совсем забыла об этом, иначе сидела бы в этой комнате и считала зарплату или писала отчет для миссис Фриц. – На улице – небольшая воронка, в доме напротив тоже выбиты окна и двери, но, к счастью, никто не пострадал.

Близнецы начали спокойно выметать битое стекло и приводить комнату в порядок, насколько это было возможно. Фло решила забрать деньги домой, а визит в банк отложить до понедельника, но нужно было заплатить женщинам. Прямо на гладильном прессе вместо стола она отсчитала деньги и надписала имя каждой на маленьком коричневом конверте. Руки дрожали, надписи получались корявыми, поэтому она злилась на себя. Она была на волосок от смерти, вот и все. Некоторые люди проходят через гораздо худшие испытания, и при этом не раскисают. У нее сводило желудок. Она чувствовала какую-то тревогу, ужас. «Возьми себя в руки, Фло Клэнси!» – убеждала она себя.

– Фло, дорогая… – мягко произнес чей-то голос.

Она подняла глаза. У боковой двери стояла Салли. Ощущение ужаса вдруг усилилось до такой степени, что едва не задушило Фло. Она поняла, почему пришла Салли.

– Это… мама? – выдохнула Фло.

Сестра медленно кивнула.

– …И Альберт. Салли сказала:

– Пообещай, что ты помиришься с Мартой.

– С какой это стати? – спросила Фло.

Была почти полночь. Сестры слишком устали от свалившегося на них горя. Они не обращали никакого внимания на воздушный налет, такой же сильный, как и все предыдущие, несущий новые опустошения несчастному городу. Они встретились на площади Уильяма – единственное место, куда могла прийти Салли, после того как ее дом на Бернетт-стрит рухнул. Совместные похороны запланировали на понедельник – на следующий день после дня рождения Фло. Для Альберта отвели место в могиле его тещи, которой предстояло воссоединиться со своим возлюбленным супругом. Уже заказали венки, договорились о проведении заупокойной мессы, а одна мамина подруга предложила организовать небольшой поминальный стол. Отец Хафью пытался разыскать двоюродного брата Альберта в Макслфилде. Адрес его был где-то в гостиной, но гостиной больше не существовало, как и самого дома, – ничего не осталось от жилища, где супруги Клэнси обосновались сразу после свадьбы, где они вырастили трех своих дочерей. Бомба пробила крышу и взорвалась в гостиной, повредив еще и соседние дома. Марта, которая в это время была на пивоварне, осталась в живых, а укрывшиеся под лестницей мама и Альберт погибли мгновенно. Их обезображенные тела отвезли в морг, позднее их заберет распорядитель похорон.

– О Фло, как ты можешь вести себя так не по-христиански и быть такой непоколебимой? Ведь Марта беременна, она потеряла мать, мужа.

Марту быстро перевезли из пивоварни в дом Эльзы Камерон. Когда Салли пришла проведать Марту, та крепко спала – врач дал ей успокоительное.

– Представить не могу, как бы я себя чувствовала, если бы одновременно потеряла Джока и маму, – вздрогнув, сказала Салли.

– Но ты любишь Джока, – заметила Фло, – А Марта любила Альберта не больше, чем я. А маму мы все любили.

– Какая ты жестокая!

– Я лишь говорю очевидные вещи. Что же в этом жестокого?

– Не знаю. Ты всегда казалась такой мягкой. Я и подумать не могла, что ты можешь быть такой бесчувственной.

– Мне жаль Марту, – уступила Фло. – Но я больше не хочу иметь с ней ничего общего, вот и все. – Она чувствовала некоторое раздражение оттого, что Салли, казалось, не осознает всю чудовищность поступка Марты. Может быть, из-за того, что ребенок Фло был внебрачным, считалось, что она не может любить его так же, как замужняя женщина?

– Хоть наша Марта и любительница покомандовать, она зависела от мамы гораздо больше, чем мы, – вздохнула Салли. – Ей будет ужасно не хватать ее. Мы тоже любили маму, но мы не нуждались в ней так, как она. – Салли повернулась к сестре и сказала: – Не думай, что я забыла про Томми О'Мара и ребенка, Фло. Но ты сильная, ты умеешь выживать. У тебя есть свой дом, хорошая работа. Пришло время простить и забыть.

– Я никогда не прощу Марту и никогда не забуду. – Голос Фло стал ледяным. – В понедельник я буду с ней вежлива, но это самое большее, что я могу сделать.

Но Марта оказалась слишком больной и на похороны не пришла. Салли не ошиблась: Эльза Камерон рассказала, что Марта постоянно зовет мать. Об Альберте она даже не вспоминала.

2

Этот знаменательный год пролетел быстро. Как-то неожиданно наступило Рождество, и Ливерпуль, хоть и изрядно потрепанный после недельных майских налетов, все же выстоял и продолжал борьбу. Налеты еще бывали, но теперь сирена звучала довольно редко. Жизнь продолжалась, и в середине декабря Марта Колквитт родила девочку, которую назвали Кейт – в честь бабушки, которую она никогда не видела.

– Это самое прелестное создание, которое я видела, – рассказывала Салли. – Всегда такая спокойная и веселая.

– Приятно слышать. – Фло старалась изо всех сил, чтобы ее голос звучал великодушно.

– Если бы Марта смогла подыскать себе другое жилье. – Салли обеспокоено нахмурилась. – Не хотела бы я, чтобы мой ребенок находился рядом с этой Эльзой Камерон. Она постоянно колотит своего Нормана. Бедняжка… Ему всего четыре года, и он такой славный мальчишка.

– А что случилось с ее мужем?

– Раньше Юджин возвращался после плавания домой, но в последний раз он сказал ей, что она сумасшедшая, и больше не появлялся. Думаю, сбежал навсегда.

– Когда-то Марта говорила, что у нее какая-то болезнь, – заметила Фло. – Она сказала, что у некоторых женщин бывает такое после родов – какие-то проблемы с головой.

Салли кивнула.

– С этой женщиной не все в порядке, это точно. Честно говоря, Нормана нужно забрать от нее. Она просто не способна быть нормальной матерью.

Казалось до абсурда несправедливым, что Эльза Камерон, недостойная быть матерью, и Нэнси О'Мара, неспособная рожать, – обе стали матерями, а Фло осталась без ребенка. Фло решила сменить тему разговора, пока не сказала чего-нибудь такого, о чем впоследствии придется пожалеть.

– Как тебе мои рождественские украшения? – спросила она. Комната была украшена бумажными гирляндами и блестками. На окнах висели бутафорские падубовые гроздья [5]5
  Листья и ягоды падуба используются в Великобритании в качестве рождественских украшений. ( Примеч. перев.).


[Закрыть].

– Похоже на пещеру. Я везде искала украшения, но в магазинах купить нечего. – Прожив несколько месяцев у Фло, Салли нашла маленькую квартиру в Спике, недалеко от «Рутс Секьюритиз», а значит, она с Джоком могла оставаться наедине в те поистине драгоценные дни, когда он бывал в увольнении.

– Я нашла их наверху, – с довольным видом сказала Фло. – Там еще много осталось, возьми, если тебе нужно. Там как будто целый магазин – и весь в моем распоряжении.

– Возьму немного, если не возражаешь. Джок должен вот-вот приехать, хотелось бы все-таки, чтобы квартира выглядела празднично. Не забудь, ты приглашена на рождественский ужин.

– Не забуду. И ты тоже не забудь про вечеринку у меня в субботу перед Рождеством. У меня такое чувство, что я должна эту вечеринку девчонкам из прачечной. Я же так и не отметила свой день рождения.

Салли печально поджала губы.

– Мама так хотела отметить. Она даже искала продукты для праздничного торта.

– Правда? Ты никогда не говорила об этом.

– Да я как-то забыла…

Сестры немного помолчали, думая о маме, об Альберте, о том, как сильно изменился их маленький мир за последние несколько лет.

– Ну ладно, – вздохнула Салли. – У меня завтра утренняя смена. Пойду я домой.

Это было грустное Рождество, полное горьких и в то же время приятных воспоминаний о том, как они праздновали этот праздник раньше. Стало еще грустнее, когда пришло письмо от Бел, в котором она сообщала, что Боб погиб в Северной Африке. «Я так хотела, чтобы вы познакомились, Фло, – писала она. – Это был самый лучший муж, о котором может мечтать женщина. Мы были женаты всего два года, почти день в день, нам часто приходилось разлучаться, но мне всегда будет его не хватать. Всегда».

В канун Нового года Фло надела платье, купленное специально на праздничный танцевальный вечер в «Риальто», который должен был продлиться за полночь. Фло поправила зеркало на камине, глотнула хереса и принялась накручивать волосы.

Встретит ли она кого-нибудь сегодня? Она радовалась, что Рождество прошло и скоро наступит 1942 год. Они договорились с Салли, что оставят прошлое позади и начнут новую жизнь. Фло с кривой усмешкой взглянула на пушистого синего кролика, который лежал на буфете в целлофановой обертке. Она купила его для Хью, но так и не решилась отнести подарок на Клемент-стрит, зная, что его все равно отвергнут. Все равно, подумала Фло, в феврале Хью исполнится два года, и он, наверное, уже взрослый, чтобы возиться с такими игрушками. Она по-прежнему искала возможность увидеть его, два-три раза в неделю прохаживаясь вверх и вниз по Клемент-стрит. Должно быть, Нэнси специально ходила по магазинам, когда Фло была на работе, потому что Фло ни разу не увидела ни ее, ни Хью. Она даже начала беспокоиться, не переехала ли Нэнси в другое место, но Салли сказала, что Марта с Кейт ходила ее навестить.

Фло выпила еще немного хереса. Она уже слегка опьянела, а вечер еще даже не начался. Она даже не знала, как выглядит ее сын!Как же оставить прошлое позади, если о нем невозможно забыть даже через сто лет? Фло принялась напевать « Auld Lang Syne» и твердить про себя, что она сильная, что умеет выживать. Но почему же так хочется плакать, хотя она собирается на танцы, где наверняка хорошо проведет время? «Потому что это не то, чего я хочу на самом деле», – уныло подумала она.

Кто-то постучал в дверь, Фло в недоумении обернулась. Сал вместе с Мартой встречали Новый год у Эльзы Камерон. «Если это Сал пришла уговаривать меня идти вместе с ней, то она напрасно тратит время».

Загорелый мужчина средних лет с запавшими глазами и исхудавшим лицом стоял в дверях с чемоданом в руке. Твидовый костюм сидел на нем отвратительно, а воротник поношенной рубашки явно был слишком велик.

– Да? – вежливо сказала Фло. Мужчина казался совершенно незнакомым.

– Ах, Фло, неужели я так сильно изменился? – трагично произнес он.

– Мистер Фриц! О мистер Фриц! – Она схватила его за руку и втащила внутрь. – Как же я рада вас видеть!

– Ну, хоть кто-то рад меня видеть.

Казалось, он вот-вот заплачет; Фло только что собиралась сделать то же самое. Он вошел, Фло усадила его на стул и принялась разглядывать, будто горячо любимого родственника, которого она давно не видела. Он сильно похудел с тех пор, как она видела его в последний раз, но несмотря на худобу и морщины на лице, выглядел бодрым и здоровым, будто долго работал на свежем воздухе. Его когда-то приятно полные руки теперь стали худощавыми и мозолистыми, но без своих очков в тонкой оправе он выглядел моложе. Чем больше она смотрела на него, тем меньше он становился похожим на прежнего Фрица, которого она помнила.

– Вы вернулись домой навсегда? – спросила она. Ей хотелось потрогать его, убедиться, что он настоящий, и приходилось напоминать себе, что это всего лишь ее работодатель.

Он сказал сухо:

– Сильным мира сего понадобилось все это время, чтобы убедиться, что я не представляю опасности для страны, которая меня приняла. Они отпустили меня перед Рождеством. – Его карие глаза увлажнились. – Фло, я ездил в Ирландию. Стелла даже не обрадовалась, когда увидела меня, и ясно дала понять, что не хочет, чтобы я оставался там. Младшие дети даже не знают, кто я такой. Остальные были со мной вежливы, но им так хорошо на ферме, и я подумал, что они испугаются, если я буду настаивать на возвращении домой. – Он вздохнул. – Их там знают как семью Макдоннегал. Стелла стыдится моей фамилии.

Фло не знала, что и сказать. Нахмурившись, она посмотрела на свои руки и пробормотала:

– Я всегда думала, что вы с миссис Фриц такая счастливая пара…

– Я тоже так думал! – У мистера Фрица был озадаченный вид. – Я не знаю, что произошло, но, как только началась война, Стеллу словно подменили – она стала такой раздражительной, постоянно обвиняла меня в том, что от меня совершенно не зависело. Я же не волшебник, чтобы доставать уголь или сахар из воздуха. И я не несу ответственность за налеты. И когда женщины стали уходить из прачечной из-за низкой зарплаты, это стало для Стеллы последней каплей. Я был потрясен, когда после стольких лет вместе увидел, что Стелла может быть таким неприятным человеком.

– Может быть, – нерешительно сказала Фло, – когда закончится война…

– Нет. – Он устало покачал головой. – Нет, Фло, слишком поздно. Я провел в лагере полтора года. Другие женатые мужчины получали письма из дома. Некоторые жены проделывали путь в сотни миль, чтобы провести вместе с мужьями хотя бы несколько часов. Я же за все это время получил от Стеллы только одно письмо – она сообщила, что возвращается в Ирландию и оставляет прачечную и дом на тебя. – На лице его застыло какое-то потерянное выражение. Произошло нечто такое, с чем он никогда не сможет смириться. – В этой жизни ни в чем нельзя быть уверенным, я этого раньше не понимал, – прошептал он. – Я никогда не думал, что можно чувствовать себя таким одиноким – как будто у тебя никогда не было семьи. Я до сих пор именно так себя чувствую – совсем одиноким. Неужели у меня действительно есть жена и восьмеро детей? Это кажется нелепым. После того как я съездил в Ирландию, стало еще хуже. Мы говорили как совершенно чужие люди.

– О Боже! – Фло ужаснулась. Он был таким славным, милым человеком, который, казалось, и мухи не обидит. Она постаралась вложить в свои слова всю доброту, на которую была способна, и голос ее прозвучал как-то низко и неожиданно взволновано: – Для меня вы совсем не чужой.

За все время он впервые улыбнулся.

– Это для меня много значит, Фло. Правда. – Мистер Фриц осмотрелся; Фло надеялась, что он не узнает украшений и других вещей, которые она без спросу взяла сверху. – Ты сделала эту комнату такой уютной. Как хорошо, когда есть куда вернуться. – Он снова улыбнулся. – Но ты, я вижу, собираешься идти праздновать в город. Наверняка с парнем встречаешься. Не буду тебя задерживать.

– Можно подумать, я оставлю вас здесь встречать Новый год в одиночестве! – воскликнула Фло. – Просто я собиралась идти на танцы в «Риальто», причем одна. – Несмотря на его протесты, уходить она отказалась. – Будем считать, что я тут все нарядила, потому что ждала вас, – сказала она, надеясь, что он будет чувствовать себя не так одиноко.

Похоже, это помогло. Пока она готовила чай и что-нибудь перекусить, он немного повеселел. Фло налила по бокалу хереса и рассказала ему все о прачечной. – Надеюсь, вы не будете возражать – после того, как мы потеряли многих клиентов, мы переименовали прачечную. Теперь она называется «Прачечная Уайта».

Он уже знал об этом. Стелла отдала ему отчеты, которые посылала ей Фло.

– Это все, что у меня осталось – моя прачечная. – Он вздохнул, но сделал это скорее как грустный мистер Фриц прошлых времен, чем как тот безрадостный человек, который недавно оказался на ее пороге.

Она описала ему новых работников прачечной.

– Близнецы вам понравятся. Они хоть и делают вдвоем работу одного человека, зато и получают за одного, так что это не имеет значения. – Она рассказала ему о Пегги, которой приходится уходить раньше, чтобы приготовить своим парням ужин, о Лотти и Мойре, которые работали по полдня. – Ну и, конечно, вы знаете Джимми Кромера, он просто сокровище.

– Теперь, когда я вернулся, Джимми придется уволить, – сказал мистер Фриц.

– Вы не можете его уволить! – воскликнула Фло. – Он хороший работник, очень надежный.

– Но ему будет нечего делать. – Он развел руки, ладонями вверх – жест, который она помнила очень хорошо. – Я и сам смогу забирать и развозить заказы, не так ли?

– Даже если и так, вы не можете уволить Джимми без причины, – упрямо сказала Фло.

– Но он будет просто лишним – это избыточная рабочая сила, понимаешь, Фло? Какие же еще могут быть причины?

– Это очень жестоко.

– Если хочешь добиться успеха в бизнесе, иногда приходится быть жестоким. В этом и есть суть капитализма. Нельзя держать избыточный штат и получать при этом прибыль.

– А я-то думала, вы и мухи не обидите, – язвительно заметила Фло. – Потом вы, наверное, понизите зарплату – чтобы получать еще большую прибыль. Вы не думайте, что я тут буду одна надрываться, когда все уйдут.

В его глазах появился огонек.

– А ты изменилась, Фло. Раньше ты со мной так никогда не разговаривала.

Фло вскинула голову:

– И не прошу прощения.

– Ты не должна просить прощения – ты же высказываешь свое мнение. Такая ты мне даже больше нравишься. Давай-ка выпьем еще хереса, а споры отложим на завтра. Новый год все-таки. Будем говорить только о приятном. Расскажи мне, как твоя семья?

– Боюсь, приятного будет мало. – Она рассказала о том, как погибли мама и Альберт, как во время того же налета пострадала и прачечная.

– Сколько трагедий… – Вид у мистера Фрица был подавленный. – Гитлеру за многое придется ответить. Наверное, мне нужно считать себя везучим – я, по крайней мере, еще жив.

Ближе к полуночи он заметил радио и предложил послушать новогодний бой Биг-Бена.

– Это тот приемник, что был наверху?

– Надеюсь, вы не будете возражать. Я просто позаимствовала на время, – смущенно сказала Фло. – Завтра вы можете его забрать.

– Оставь себе, Фло, – тепло сказал он. – У меня будет повод лишний раз зайти к тебе послушать новости.

– Вы хотите сказать, что я могу остаться? – Фло почувствовала облегчение. – Я думала, вы предпочтете жить в доме один.

– Милая Фло, – засмеялся он, – неужели я настолько глуп, что выставлю на улицу своего единственного друга? Конечно, оставайся. Эта мебель уже никуда не годится. В комнате Стеллы есть хороший диван и стул, ты должна забрать их себе. Вряд ли они ей еще понадобятся.

– Тише! – Фло прижала палец к губам. – Наступает сорок второй год.

Когда знаменитые лондонские часы возвестили о наступлении Нового года, они пожали друг другу руки, и мистер Фриц благопристойно поцеловал ее в щеку. – Я думал, как ужасно будет вернуться домой без Стеллы, без детей, а вышло совсем наоборот. – Он крепко сжал ее руку. – Как хорошо вернуться домой.

Все-таки это был тот самый мистер Фриц, который и мухи не обидит. Оказавшись лицом к лицу с Джимми Кромером, он так и не смог заставить себя уволить его.

– Капиталист из меня никудышный, – признался он.

Вместо этого он дал Джимми работу в прачечной, о которой тот с презрением отзывался как о женской. Через неделю такая работа ему наскучила. Будучи крепким и способным шестнадцатилетним парнем, в военное время он без проблем нашел себе работу и вскоре уволился по собственному желанию.