Текст книги "Танцующие в темноте"

Автор книги: Маурин Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

– Вы были очень дружны с Фло?

– Я был не просто очень дружен с ней, я любил ее, – просто ответил он. – Не знаю почему, ведь она мне даже не родственница, но Фло была мне роднее моей собственной бабушки. Одному Богу известно, что бы я делал без Фло, когда умер мой отец.

Он не мог быть совсем плохим, если так хорошо относился к Фло. Бинг Кросби продолжал петь и, не знаю почему, у меня возникло чувство, что история повторяется, когда Том протянул мне руку и с улыбкой произнес:

– Не хотите ли потанцевать, девушка?

Я знала, что должна отказаться. Я знала, что должна просто рассмеяться, пожать плечами и сказать: «Нет, спасибо, у меня нет настроения», потому что знала, что произойдет, когда я окажусь в его объятиях. И если это случится, непременно настанет день, когда я пожалею об этом. Проблема заключалась в том, что я еще никогда и ничего не хотела так сильно. Мое тело просто умоляло его прикоснуться ко мне.

Лампа продолжала медленно вращаться, отбрасывая темные размытые тени на низкий потолок, и я следила за сменяющими друг друга фигурками, высматривая девушку в красной шубке. Том О'Мара пересек комнату, положил руки мне на талию и поднял из кресла. Какое-то мгновение я сопротивлялась, а потом отбросила всякую осторожность. Я обняла его за шею и поцеловала. Он прижался ко мне, и я почувствовала каменную твердость у него в паху. Казалось, я растворилась в нем, когда наши языки соприкоснулись, исследуя друг друга, а его сильные, нетерпеливые руки гладили меня по спине, ласкали мою талию, бедра, сгорая от нетерпения.

По-прежнему не размыкая губ, почти неуловимо покачиваясь в такт музыке, мы медленно двигались в сторону спальни. За дверью, в маленьком холодном коридорчике, мы оторвались друг от друга, и Том взял мое лицо в ладони. Он пристально смотрел мне в глаза, и я знала, что он хочет меня каждой клеточкой своего тела так же сильно, как и я его. Потом он открыл дверь, за которой ждала кровать со снежно-белым покрывалом, и потянул меня внутрь. К этому времени я уже ослабела от желания, хотя все еще колебалась. У меня еще оставалось время прокрутить все назад, сказать «нет». Но Том О'Мара опять целовал меня, прикасаясь ко мне своими горячими пальцами, и я не могла отказать ему даже ради спасения своей жизни. Он толчком захлопнул дверь спальни.

В гостиной мелодия «Танцующих в темноте» достигла фантастического крещендо. Когда она закончилась, уголком сознания я отметила: иголка поднялась автоматически, а звукосниматель послушно вернулся в металлическое гнездо. В квартирке Фло Клэнси стало тихо, хотя я знала, что лампа продолжает вращаться, отбрасывая тени на потолок и стены.

Я проснулась оттого, что Том О'Мара гладил мое бедро.

– Ты должна была доесть все, – прошептал он. – Тебе не помешает чуть-чуть поправиться. – Томно поворачиваясь в его объятия, я начала ласкать его, но он остановил мою руку. – Мне пора идти.

– Я ничем не могу удержать тебя? – игриво спросила я.

– Ничем.

Он поднялся и начал одеваться. Я могла удержать Джеймса в постели, даже если бы загорелась крыша над головой. Я лежала, восхищаясь его силой воли и стройным загорелым телом, его гладкой кожей, похожей на полированный мрамор, и впадинкой на шее. На груди у него было вытатуировано сердце, пронзенное стрелой, а сверху написано женское имя, разобрать которое я не смогла. Я всегда считала татуировки чем-то отталкивающим, но, пожалуй, сейчас было поздно вспоминать об этом.

– К чему такая спешка? – поинтересовалась я.

– Уже почти семь часов. Моя жена не возражает, если меня нет всю ночь, но предпочитает, чтобы я приходил домой к завтраку.

– Может быть, стоило упомянуть о том, что у тебя есть жена, еще вчера вечером? – мягко спросила я. Меня это не особенно тронуло, мне было глубоко наплевать. У нас не было будущего.

Он замер на мгновение, надевая брюки.

– Разве это остановило бы меня?

– Нет, зато это остановило бы других.

– Тогда этим другим следовало бы спрашивать, прежде чем прыгать в постель с парнем, с которым они едва знакомы.

Я скорчила одну из гримас Бел.

– Ты говоришь так, как будто не одобряешь женщин, которые спят с незнакомыми мужчинами.

– Если это имеет какое-то значение, то не одобряю.

– Но ведь ты вполне одобряешь мужчин, которые делают то же самое? – рассмеялась я, изображая наигранную ярость.

– Мужчины берут то, что им предлагается. – Он застегивал пуговицы на рубашке.

Я села.

– Знаешь что? – задумчиво сказала я. – Я не помню, чтобы я предлагала себя прошлой ночью.

– Это правда, но ведь между нами все по-другому, не так ли?

– Разве?

Он присел на кровать.

– Ты знаешь, что это так.

Он взял мое лицо в свои руки и крепко поцеловал в губы. Я обняла его за шею и поцеловала в ответ, сгорая от желания и намереваясь удержать его любой ценой, пусть даже мне придется опоздать на работу.

– Я же сказал, мне пора. – В его голосе прозвучали металлические нотки. Он не слишком нежно снял мои руки со своей шеи и направился к двери.

– Ну, хорошо, – обреченно вздохнула я, – как-нибудь еще увидимся, мистер О'Мара. – Я по-прежнему поддразнивала его, хотя сердце у меня ушло в пятки, потому что он мог принять мою игру и сказать: «Пока, Милли».

– Что ты, черт возьми, хочешь этим сказать? – Меня поразила ярость в его зеленых глазах. Мускулы на его сильной шее напряглись. – Для тебя это всего лишь случайное траханье?

– Ты же знаешь, что нет. – Я покраснела, вспомнив ночь, так непохожую на все остальные. Я взглянула ему прямо в глаза. – Это была волшебная ночь.

Я могла бы поклясться, что он вздохнул с облегчением.

– В таком случае, я приду сегодня вечером, около двенадцати. – Он ушел. Входная дверь вновь отворилась, и он прокричал: – Для меня это тоже была волшебная ночь.

Я встала с постели, сняла распятие, статуэтки святых и картины на библейские сюжеты со стен и спрятала их в ящик комода в спальне Фло.

– Ты совершила очередной набег на гардероб твоей тетки, – заметил Джордж, когда я появилась в «Сток Мастертон». – Точно говорю.

– Это настолько очевидно? – Я опустила глаза на длинную прямую черную юбку и скромную белую блузку со стоячим воротничком.

– Только потому, что обычно ты не носишь таких нарядов. Но выглядишь ты очень привлекательно. Я мог бы съесть тебя на завтрак. – Я хотела отшутиться, но не смогла придумать ничего достойного. Джордж продолжал: – Должно быть, твоему молодому человеку пришла в голову та же мысль. У тебя такой славный укус на шее. – Он скорбно вздохнул. – В Америке это называется «засос». Не могу вспомнить, когда последний раз поставил девушке такой. Должно быть, я тогда был совсем молод. Счастливые денечки, а? – Он громко причмокнул.

Испытывая замешательство, я подошла к своему столу и включила компьютер. Диана только что пришла.

– Как твой отец? – спросила я.

– За выходные ему, похоже, стало значительно лучше, – ответила Диана. С ее лица исчезли морщинки напряжения, которые были заметны на прошлой неделе. – Собственно, мы чудесно провели время. Он рассказывал мне о том, что ему пришлось пережить во время войны. Я знала, что он служил в военной разведке в Египте, но даже не представляла, в каких переделках ему довелось побывать. В свое время он был настоящим Джеймсом Бондом. – Она достала из сумочки конверт. – Я сумела-таки закончить те заметки, о которых я говорила. Джордж не говорил тебе, что его предложение по поводу магазина в Вултоне было принято? Мы можем открыться к новому году.

Мой отчет лежал дома, но теперь он не казался мне настолько важным. Однако если снова ночевать у Фло, мне все равно придется заехать домой, так что я заберу его в любом случае.

– Я отдам это Джорджу.

Диана заговорщически подмигнула мне и поспешила в его кабинет. Она казалась такой озабоченной, подумала я, хотя недавно я так же сильно желала получить эту работу в Вултоне, что означало, что и я волновалась не меньше. Но сейчас мне все равно.

Эта мысль поразила меня. Я уставилась на свое размытое отражение на экране монитора и попыталась разобраться, что же изменилось. Изменилась я сама, хотя и не знала почему. Я чувствовала себя не в своей тарелке, но, в конце концов, я всю жизнь испытывала именно это. Вероятно, это Фло заставила меня изменить взгляд на вещи. Может быть. Как бы я хотела узнать ее поближе, с сожалением думала я, вспоминая ощущение тепла и уюта, которое испытала в квартире прошлой ночью, как будто она была рядом со мной. Меня не покидало чувство, что с ней я могла бы спокойно поговорить о вещах, которые не доверила бы больше никому.

И потом – Том О'Мара! Я оперлась подбородком на скрещенные руки, и мое отражение на мониторе сделало то же самое. Я была замужем четыре года, и до Джеймса у меня были мужчины, тем не менее я чувствовала себя так, как будто занималась любовью первый раз в жизни. Мое тело еще никогда не было таким живым, таким использованнымв самом благородном и благодарном смысле этого слова. Затаив дыхание так, что по коже у меня побежали мурашки, я вспомнила то, что мы с Томом О'Мара проделывали друг с другом.

– Милли! Милли!

Даррен стукнул по моему столу, и я поняла, что Джун кричит:

– Просыпайся, соня. Тебе звонят.

Снова Ноутоны. У них появилось подробное описание очередного дома, который выглядел просто идеально, на этот раз в Кросби. Я договорилась встретиться с ними в полдень, хотя заранее была уверена, что это будет очередная трата времени. Кросби находился рядом с Бланделлсэндсом, а значит, потом я смогу заехать домой.

Странное чувство охватило меня в своей квартире: будто я отсутствовала несколько недель, а не каких-то двадцать четыре часа. В ней пахло пылью, витал запах давно необитаемого жилья. Я открыла балконную дверь, чтобы проветрить комнату, и приняла душ. Под грудью я обнаружила синяк, другой красовался на бедре, и мне стало интересно, носит ли на себе Том О'Мара отметки, напоминающие о нашей ночи. Я замаскировала засос на шее тональным кремом. На автоответчике мигала красная лампочка входящих сообщений.

Полным слез голосом мама объявила, что Деклан потерял работу.

– Его выгнали давным-давно. Твой папочка узнал об этом случайно, от одного приятеля в баре. Конечно, он в ярости, ругает бедного Деклана на чем свет стоит. И, Миллисент, я хотела бы поговорить с тобой по поводу Алисон… Ох, я должна повесить трубку, дорогая. Твой папочка возвращается.

Я ждала. Сообщений от Джеймса не было. Этому я обрадовалась, а потом подумала, что, возможно, мне стоит перезвонить ему на работу, чтобы узнать, все ли с ним в порядке. В конце концов я решила не делать этого. Он мог решить, что я беспокоюсь о нем, и хотя это истинная правда, ее недостаточно, чтобы его утешить. Я перемотала пленку, сложила кое-какую одежду и туалетные принадлежности в сумку и прихватила с собой папку с отчетом. Если уж я потрудилась написать его, то Джорджу не помешает на него взглянуть.

Когда я вернулась, он работал в одиночестве в своей стеклянной клетке, поэтому я решила сразу же отдать ему папку.

– Ты ни за что не угадаешь, что натворила эта чертова баба, – рявкнул он, едва заметив меня.

Я сделала вид, что попятилась от него в испуге.

– Какая баба?

Я не могла вспомнить, чтобы видела Джорджа в такой ярости раньше.

– Эта сука, Диана. Она дала мне список причин, по которым я должен открыть новую контору! Я не поверил своим глазам. Неужели она воображает, что я не обдумал все до мельчайших подробностей? Господи Иисусе, Милли, я занимаюсь торговлей недвижимостью уже больше тридцати лет. Я изучил это дело вдоль и поперек, тем не менее эта идиотка с ученой степенью полагает, что разбирается в нем лучше меня.

– Она всего лишь старается помочь, Джордж.

– Скорее всего, она хочет заполучить там местечко босса, – оскалился он. – Можно подумать, я дам его ей, глупой корове. Это работа для Оливера. Он никогда не примет решения, не посоветовавшись сперва со мной, и мне это нравится. – Он ухмыльнулся. – Должно быть, я помешан на контроле.

– Вы сказали что-нибудь Диане?

– Я наорал на нее, и она отправилась на ленч вся в слезах.

– Ох, Джордж! – Я покачала головой. – Завтра вы пожалеете об этом. – Несколько недель назад мне доставило бы удовольствие то, что Диана так опростоволосилась, но теперь, по какой-то непонятной причине, я испытывала к ней только жалость.

– Я знаю. – Он вздохнул. – Я упрямый сукин сын. Я извинюсь перед ней позже, хотя с ее стороны это глупый и бестактный поступок. – Он кивнул на папку в моей руке. – Это для меня?

– Нет. Я просто зашла сообщить вам насчет Ноутонов. Совершенно очевидно, доска для сушки стояла не с той стороны.

Позже, в тот же день, я сунула свой отчет в измельчитель для бумаг. У меня не было ни малейшего шанса получить должность менеджера, и меня совершенно выбила из колеи мысль о том, что я напрасно рассчитывала ее получить.

В полночь Том О'Мара не пришел, как обещал. Не пришел и через час. Я лежала на диване, вполглаза глядя в телевизор, не зная, что и думать. Получается, меня продинамили? Может, он передумал. Может, он имел в виду завтрашнюю ночь. Я попыталась представить себе, что я буду чувствовать, если больше никогда не увижу его. Мне будет больно, решила я, больно и обидно, но сердце мое не разорвется (это уж ни в коем случае), и я наверняка почувствую облегчение. Однако сейчас меня занимало вовсе не это. Я не была влюблена в Тома и никогда не полюблю его, тем не менее тело мое страстно желало его, и я готова была поклясться, что он чувствовал то же. Как быстро летело время, когда я представляла себе, как его губы прикасаются к моей коже. Пульс у меня участился, мне стало жарко. «Пожалуйста, приходи, Том, – взмолилась я. – Пожалуйста!»

Спустя какое-то время я заснула и проснулась уже на рассвете, от того, что он целовал меня и гладил рукой под халатом.

– Как ты вошел? – прошептала я.

– Взял свой ключ с каминной полки, вот как.

– Ты опоздал. – Я зевнула. – И надолго. – Это было восхитительное ощущение – лежать здесь, сонной, наслаждаясь его ласкающими руками.

– В клубе неприятности, я не мог позвонить. Фло наотрез отказывалась поставить здесь телефон. Как развязывается этот узел?

– Я сама. – Я развязала пояс, и он снял с меня халат.

– Во всяком случае, я здесь, – сказал он, – а все остальное не имеет значения.

Он опустился на колени, в его лице читалось с трудом сдерживаемое желание. Он никогда не скажет мягких нежных слов, которые говорил мне Джеймс, но от этого он стал для меня еще желаннее. Я протянула к нему руки.

– Да, Том, это единственное, что имеет значение.

Казалось, время остановилось; оно потеряло всякий смысл, и все из-за Тома О'Мара. Я вернулась в свою квартиру в воскресенье утром, чтобы забрать еще кое-какие вещи и принять душ – в квартирке Фло это напоминало купание в Северном Ледовитом океане, – и обнаружила на автоответчике кучу новых отчаянных сообщений от матери. Это было последнее воскресенье октября, о чем я совершенно забыла.

– Не забудь, дорогая, мы ждем тебя к обеду в воскресенье.

– Почему ты никогда не перезваниваешь, Миллисент? Я ненавижу эти дурацкие машины. Как со стеной разговариваешь.

– Ты не уехала, Миллисент? – капризно вопрошал скорбный голос. – Ты могла бы сказать мне. Я бы позвонила тебе в контору, если бы не думала, что у тебя из-за этого будут неприятности.

Как обычно, я испытала одновременно и чувство вины, и недовольство. Я сразу же позвонила домой.

– Извини, мам, – изобразила я раскаяние. – Ты права, я уезжала. – Ненавижу врать своей матери, но разве могла я сказать правду? – Знаю, что мне следовало позвонить, но все решилось буквально в последнюю секунду, и я была так занята, когда попала туда, что забыла обо всем. Прости меня, – повторила я, полагая, что этого будет достаточно, чтобы она успокоилась, но оказалось, что я ошиблась.

– Куда ты попала? – требовательно спросила она.

Я назвала первое пришедшее мне в голову место.

– Бирмингем.

– Ради всего святого, что ты там делала?

– Джордж послал меня туда.

– Неужели! – В голосе матери прозвучало такое почтение, что я возненавидела себя еще больше. – Должно быть, он о тебе высокого мнения, раз отправил тебя в такую даль, в самый Бирмингем.

Чтобы сделать ей приятное, я уделила своей внешности особое внимание. Я надела вишневый костюм, а под него черную тенниску. Чтобы успокоить свою совесть и возместить ущерб от собственной лжи, по дороге в Киркби я остановилась купить букет хризантем и коробку шоколадных конфет «Терриз Олл Гоулд».

– Не нужно было этого делать, дорогая, – запротестовала мать, хотя была очень довольна и польщена.

Когда мы уселись за стол, разговор сразу же зашел о квартире Фло.

– Я думала, что ты уже все там разобрала, – заметила мать, когда я обронила, что там еще непочатый край работы.

– Я свободна только по воскресеньям, так? – защищалась я. – Вы не поверите, сколько у Фло скопилось всякой всячины. На это уйдут годы.

– Твоя бабушка все время спрашивает об этом. Я сказала ей, что ты позвонишь и заедешь к ней по дороге домой.

Я застонала.

– Нет, мам, только не это!

– Она твоя бабушка, дорогая. Она страстно желает получить что-нибудь на память о Фло. Какое-нибудь украшение будет весьма кстати.

Фло вряд ли обрадовалась бы, если бы что-нибудь из ее вещей досталось человеку, чье присутствие на своих похоронах она специально постаралась исключить. Что касается драгоценностей, то пока что я не встретила ничего похожего. Сложности нарастают как снежный ком, с беспокойством подумала я.

Все усложнилось еще больше, когда Деклан спросил:

– Как поживает Джеймс?

– У него все в порядке, – автоматически ответила я, и только потом до меня дошло, что я не видела его целую неделю и он ни разу не позвонил. Вероятно, то, что его выгнали, стало последней каплей. Я выбросила мысли о нем из головы – мне и так было о чем подумать – и сказала Деклану: – Ты узнал что-нибудь насчет колледжа?

Мой папаша поперхнулся бифштексом.

– Колледж? Для него? Ты шутишь!

– А мне кажется, что это очень хорошая мысль, – тихо сказал Колин. – Если бы он выучился на инженера-механика, то потом мог бы работать в моей компании. Мне не помешает еще один помощник.

– Он предпочел бы что-нибудь другое, правда, Деклан? – Я намеревалась всерьез поднять вопрос о будущем Деклана, потому что чувствовала, что у него не хватит мужества заговорить об этом. – Что-нибудь артистическое, художественное. – Я решила не упоминать о профессии модельера, иначе нашего дорогого папашу хватил бы удар прямо на наших глазах.

Мать осторожно посмотрела на него.

– Ведь не будет ничего дурного, правда, Норман, если наш Деклан поступит в колледж? В конце концов, Миллисент закончила вечернюю школу, и смотри, чего она добилась.

Пока Труди и Колин мыли посуду, я прогуливалась по саду в компании Скотти. Маленькая собачонка прыгала передо мной вверх-вниз, как на пружинках. Я пролезла в дыру, которая отделяла основной садик от свалки компоста, и уселась на огромный вывороченный пласт твердой, как камень, земли, лаская Скотти. Когда мы были маленькими, нам разрешалось играть только здесь: отец не позволял нам баловаться на лужайке. Я вспомнила день, когда пятилетняя Труди разбила теннисным мячом стекло в теплице. Она настолько испугалась, что ее буквально затрясло от страха, и она беспрерывно плакала.

– Он убьет меня, когда вернется домой, – истерически всхлипывала она.

Потом меня осенила блестящая мысль сделать вид, что стекло разбил кто-то из соседей. Мы заменили мячик, который отец непременно узнал бы, на камень, и сделали вид, что ничего не знали, когда он обнаружил разбитое стекло. Это стало одним из немногих наших преступлений, оставшихся безнаказанным.

– Черт бы их побрал! – пробормотала Труди, протискиваясь сквозь дыру в заборе и присаживаясь рядом со мной. Скотти, который задремал, пошевелился и лизнул мое колено.

– Не скажу, о чем я думала, а то у тебя испортится настроение.

– Держу пари, ты думала о том, как я разбила окно. Я всегда вспоминаю об этом, когда прихожу сюда. Даже сейчас меня бросает в жар.

Я обняла ее рукой за плечи.

– Как делишки, сестренка?

Труди передернула плечами.

– Нормально. У меня на подбородке начали расти волосы. Заметила?

– Они у тебя всегда росли, – сказала я. – Впервые они появились, когда тебе исполнилось четырнадцать.

– Разве? Никогда не замечала. Должно быть, это из-за очков.

– Каких очков?

– Мне нужны очки для мелкой работы, для чтения и рисования. Я ношу их уже несколько месяцев. Я думала, ты знаешь.

– Нет, – ответила я грустно. – Были времена, когда мы знали друг о друге все до мельчайших подробностей, но сейчас…

После ухода отца в своей комнате мы шепотом поверяли друг дружке свои самые сокровенные тайны.

– Извини, сестренка.

– Не за что. – Я слегка сжала плечо Труди. – Я не жалуюсь. Ты же тоже многого не знаешь обо мне.

– Например?

– Долго рассказывать. – Я загадочно усмехнулась.

Труди скорчила гримасу.

– Собственно, есть вещи, о которых я не могу поговорить даже с Колином.

– Хочешь поговорить о них сейчас?

– Нет, сестренка. Это займет слишком много времени.

Я наблюдала за пчелой, лучшие дни которой наверняка уже миновали, и теперь она слабо жужжала над одуванчиком. Я понимала, что сегодня чувствую себя намного менее подавленной, чем обычно на подобных сборищах. Сегодня было не самое плохое воскресенье. Вместо того чтобы все вспоминать о том, что было раньше, моя голова была занята мыслями о будущем.

В дыре забора появилась мать. Она выглядела обеспокоенной, впрочем, она редко выглядела иначе.

– Ваши чудные платья испачкаются, если вы будете сидеть на земле. – Она с трудом протиснула свое полное тело между острыми сучьями и, опровергая собственный совет, тяжело плюхнулась рядом с нами. Скотти незамедлительно перебрался с моих коленок к ней. – Я хотела поговорить с вами обеими об Алисон. – Она задумчиво разминала в руках травинку. – Я нашла Оксфорд на карте, – после некоторого колебания сказала она. – До него почти так же далеко, как и до Лондона. Мне страшно ездить даже в Скем, так что туда мне уж точно не доехать на машине, – то есть если ваш папочка разрешит мне взять ее – и я не смогу ездить туда каждую неделю на поезде.

– Я буду платить за билеты, мам, – сказала я почти в ту же секунду, как Труди добавила: – Мы с Колином будем возить тебя.

– Нет. – Она покачала головой. – Я не хочу зависеть от других. Алисон – моя дочь. Это не значит, что я люблю ее сильнее, чем Деклана или вас, но она нуждается во мне так, как вы никогда не будете нуждаться.

Мне казалось, что Алисон вообще никто не нужен, но, быть может, верноподданническая фигура моей матери, появлявшейся каждое воскресенье, создавала чувство безопасности, некое ощущение того, что хотя бы в чьих-то глазах она представляла собой нечто особенное. С другой стороны, нужда могла быть взаимной и по Алисон скучала именно мать. Когда-нибудь Деклан непременно покинет родительский дом, и Алисон, отстраненная и безразличная, будет единственной из всех детей, кто остался с нею. Но жестокая судьба распорядилась таким образом, что ей придется находиться во многих милях от матери, в Оксфорде.

– Я хочу, чтобы она осталась в тресте Святого Иосифа, – говорила тем временем мать. – Они знают и понимают ее. Я могла бы без проблем забрать ее домой, но, как вы знаете, ваш папочка против. С одной стороны, он стыдится ее, а с другой, не может сносить ее маленькие выходки. Поэтому я решила сама переехать в Оксфорд.

– Что?! – вскричали мы с Труди одновременно. Этого мы никак не ожидали услышать.

– Ш-ш! – Она нервно оглянулась назад, но в саду было пусто. Ее муж играл в доме со своими любимыми внуками, а Колин стоял на страже.

– Ты хочешь сказать, что оставишь его? – выдохнула я. Почему она не додумалась до этого много лет назад, когда нас всех избивали за малейшую провинность, а иногда и просто так?

Мать хрипло ответила:

– Я знаю, что должна была оставить его давным-давно, но мне это просто не приходило в голову. Я всегда думала, что, если я буду ему хорошей женой, он перестанет избивать нас, но чем сильнее я старалась, тем хуже он становился. В конце концов, может, оттого, что я выпила слишком много пунша или еще почему-либо, но все это казалось мне вполне нормальным. – Голос у нее сорвался. Скотти открыл глаза и с любопытством посмотрел на нее. – Я никогда не представляла, что все может быть по-другому. Мне очень жаль, но, во всяком случае, я оградила Алисон от него, правда?

– Не стоит терзаться из-за прошлого, мам, – мягко сказала Труди. – Ну, а про Оксфорд я даже не знаю, что сказать.

– И я тоже, – присоединилась я и совершенно искренне добавила: – Я буду скучать по тебе, мама.

Она толкнула меня локтем под ребра.

– Не говори глупостей, Миллисент. Я и вижу-то тебя всего раз месяц, если на то пошло, а когда звоню, тебя никогда нет дома. Я чаще разговариваю с этой дурацкой машинкой, чем с тобой.

– Мне будет не хватать твоих сообщений, – расплакалась я. – Честно, мам, я не обманываю. – Внезапно я почувствовала, что в моей жизни возникла ужасающая пустота.

– Я по-прежнему могу звонить и оставлять сообщения, – хихикнула она.

– Да, но это будет совсем другое, потому что тебя не будет поблизости.

Труди хмурилась, как будто тоже пыталась представить себе неожиданно изменившееся будущее.

– Мелани и Джейк пропадут без своей бабушки, – наконец произнесла она, чуть не плача.

– У них по-прежнему будет дедушка, – уверенно произнесла мать. У нее за спиной Труди скорчила гримасу при мысли о том, что ей все так же придется привозить своих детей в Киркби, даже если матери там уже не будет.

– Я найду себе работу на полный рабочий день, – говорила мать, – сниму комнату недалеко от клиники и смогу видеться с Алисон каждый день.

– Это решительный шаг, мам, – сказала Труди. – В твоем возрасте тебе будет нелегко найти работу, а комната в Оксфорде может стоить целое состояние.

– Тогда я буду жить на пособие, или как это сейчас называется, – невозмутимо заявила мать. – Я никогда не требовала ничего для себя, зато всегда платила по своим счетам. – Она лучезарно улыбнулась нам. – Теперь, когда я поговорила с вами, мне стало намного легче. Имейте в виду: отцу ни слова.

Труди передернуло.

– Не хотела бы я оказаться на твоем месте, когда ты расскажешь ему обо всем. Может быть, ты хочешь, чтобы мы с Колином были рядом и оказали тебе, так сказать, моральную поддержку, а?

– Мне не нужна моральная поддержка, дорогая. Я прямо выскажу ему все, и даже если это ему не понравится, ему придется проглотить это. В конце концов, это случится еще не скоро.

– Бабушка, – пропела Мелани за забором.

– Я здесь, хорошая моя. – Мать с трудом поднялась, столкнув недовольного Скотти на землю.

– Дедушка говорит, что он хочет чаю.

– Скажи дедушке, чтобы он сам его приготовил, – коротко ответила Труди.

– Нет, нет, Мелани, не нужно этого делать. – Ветка с шипами расцарапала ей щеку до крови, когда она поспешно протискивалась сквозь дыру в изгороди.

Труди многозначительно посмотрела на меня.

– Интересно, она действительно сделает это?

Когда бабушка открыла дверь, я вспомнила фотоснимок Фло, сделанный в Блэкпуле, ее красивое лицо и приятную улыбку. Возраст не пощадил Марту Колквитт, в отличие от сестры. Я не помню, чтобы бабушка когда-нибудь улыбалась или выглядела молодой. Ее лицо навсегда застыло в хмурой гримасе, а строгие очки с толстыми стеклами в черной оправе скрывали неодобрительное, недружелюбное выражение глаз. Ее единственным украшением оставались волосы – густые и серебристые, которые она укладывала аккуратными волнами под тонкой, почти невидимой сеточкой.

– А, это ты, – кисло приветствовала она меня. – Входи. У меня вполне могло и не быть внуков, раз я их почти не вижу. – Я последовала за ней в безупречно чистую комнату, где пахло смесью сигаретного дыма, дезинфектанта и мерзко воняющей мази, которую она втирала в пораженное ревматизмом плечо.

– Ну, вот я и пришла, – весело произнесла я.

Я бы приходила чаще, по крайней мере, думала, что приходила бы, если бы мне оказывали более теплый прием, но даже моя добродушная мать считала визит к бабушке суровым испытанием, еженедельно принося ей продукты только из чувства долга.

Телевизор рядом с камином работал, но звук был отключен. Бабушка выключила его совсем.

– Сейчас совершенно нечего смотреть, одна дрянь.

Я опустилась в чересчур мягкое кресло.

– Мама просила напомнить тебе, что позже будет старый фильм, который наверняка тебе понравится. Это мюзикл с Берил Грейбл.

– Бетти Грейбл, – раздраженно поправила бабушка. По своим умственным способностям она превосходила многих людей вдвое моложе ее, а память на имена и лица была у нее поистине феноменальной. – Может быть, и посмотрю, там видно будет. Все зависит от того, как долго ты у меня пробудешь. Хочешь чашку чаю?

– Да, пожалуйста, – вежливо ответила я.

Бабушка скрылась в кухне, а я подошла к окну. Я жила в этой квартире до трех лет, и вид с пятого этажа был одним из тех немногих образов, которые я отчетливо помнила. Вряд ли его можно назвать величественным: супермаркет, протестантская церковь, длинные ряды домов из красного кирпича, вдалеке намек на поля, несколько деревьев. Но все-таки этот вид день ото дня менялся. Небо никогда не оставалось тем же, и мне всегда попадались на глаза дерево или здание, которые я не видела раньше. Во всяком случае, лучше такой вид, чем вообще никакого, хотя бабушка всегда отгораживалась от мира толстыми, украшенными тесьмой и кружевом шторами, а ведь заглянуть в окно можно было разве что из пролетающего вертолета.

Занавески были чуть-чуть отдернуты: бабушка выглядывала наружу, что помимо посещений мессы по воскресеньям оставалось ее единственным занятием: она выглядывала в окно, смотрела телевизор и курила – в пепельнице по-прежнему было полно окурков. Каждый день, должно быть, казался ей бесконечным.

Я задернула занавеску и вернулась на свое место. Господи, как угнетающе на меня действовала эта обстановка. В комнате было намного темнее, чем в подвале Фло.

– Не помню, ты пьешь чай с сахаром?

Бабушка вошла в комнату, держа в руках две чашки китайского фарфора, в уголке рта у нее дымилась сигарета. Сегодня утром она ходила к мессе, поэтому на ней была строгая шерстяная кофта и юбка, хотя мама рассказывала, что обычно она предпочитает сидеть дома в халате. Друзей у бабушки не было, ей никто не звонил, так к чему ей наряжаться?

– Без сахара, пожалуйста.

– Твоя мать забыла купить мне мое любимое печенье с инжиром. Принесла только средства, улучшающие пищеварение.

Бедная мама никогда не могла купить то, что нужно.

– Спасибо, я не хочу печенья.

Я аккуратно отпила глоток чая, изо всех сил стараясь, чтобы пепел, плавающий на поверхности, не попал в рот.