Текст книги "Мечты Энни"
Автор книги: Маурин Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)
– Я погубила их! Я убила своих родителей.
Избавившись от удерживающей ее руки, Энни, лавируя в толпе, вышла со двора. Она случайно задела ногой педаль велосипеда, который стоял, прислоненный к стене. Он с грохотом упал на землю.
За пределами двора людей оказалось еще больше.
– Что происходит? – спросил кто-то.
– Харрисоны покончили с собой. – Голос говорившего задрожал от волнения. – Похоже, отравились газом.
Энни, выскочив из переулка, очутилась на Орландо-стрит. Из паба, расположенного на углу дома, высыпала толпа. Среди шума и смеха она вдруг услышала, как кто-то завопил: «Осушите свои бокалы, ПОЖАЛУЙСТА»! И в этом отчаянном крике было что-то необычайно знакомое, очень напоминающее ее собственные слова: «Пожалуйста, приходите!»
Долгое время Энни стояла прямо напротив паба. Ее то и дело толкали, потому что она загораживала путь. Несколько человек, неуверенно стоящих на ногах, стали переходить дорогу, и она последовала за ними, а затем побежала.
Энни наконец перестала бежать. Ее сердце учащенно билось в груди, и она с трудом сдерживала дыхание. Девушка подошла к песчаной прибрежной полосе, туда, куда летом тетушка Дот частенько приводила их, еще совсем маленьких, и куда они с Сильвией приходили теплыми вечерами поболтать. Стояла промозглая мартовская погода, было пол-одиннадцатого ночи, и глазам Энни предстало заброшенное темное уединенное место, которое представлял собой замусоренный пляж…
АППЕР ПАРЛИМЕНТ-СТРИТ
ГЛАВА 1
Приоткрыв дверь, Сильвия заглянула в комнату, произнеся нараспев:
– Время ленча!
– Уже? – спросила Энни, не поднимая головы. Она, не отрываясь, смотрела на лист бумаги, вставленный в пишущую машинку. – Ты уверена?
– Ты, должно быть, единственная машинистка в Ливерпуле, которая вообще не смотрит на часы, – сказала Сильвия, входя в крохотную комнатку.
Поверх черного платья из тонкой шерсти, доходящего ей практически до щиколоток, она надела вязаную шаль, окаймленную длинной бахромой, на ноги – сапожки, а на голове у нее, как у цыганки, был повязан красный шарф. В уши были вдеты золотые серьги в виде колец. Наряд выглядел буднично, однако Сильвия наверняка потратила уйму времени, решая, что бы такого надеть, отправляясь в колледж искусств.
– Я только закончу это письмо, – чуть слышно сказала Энни.
Сильвия стояла позади и, явно находясь под впечатлением, наблюдала, как пальчики ее подруги стремительно стучат по клавишам.
– Вот! – Энни написала «Искренне ваш» и, оставив пять чистых строчек, добавила «Дж. Руперт», а потом с торжественным видом вытащила лист. – Остальное сделаю после обеда.
– Нисколько в этом не сомневаюсь! – Сильвия с праздным видом прислонилась к шкафу с документами и, лукаво блеснув глазами, спросила: – А где твой босс?
– Полагаю, что, увидев тебя, он, по всей видимости, нарисуется здесь сию же минуту.
И не успели эти слова сорваться с губ Энни, как сквозь стеклянную перегородку, отделяющую ее скромное рабочее место от роскошного кабинета Джереми Руперта, они увидели грузную фигуру мужчины, который поднялся из-за письменного стола. Сильвия была видна ему так же хорошо, как и он им. Девушки засмеялись, взглянув друг на друга.
Дверь в комнату Энни открылась, и мужчина вошел внутрь. Его невысокий рост и полнота, а также бросающиеся в глаза короткие руки наверняка доставляли немало хлопот его портному. Пухлые розовые щеки и круглые очки делали Джереми Руперта похожим на толстячка Билли Бунтера, персонажа из детских комиксов. У него был крошечный размер ноги, и он ходил необычайно грациозно для человека с его весом.
– Можно мне взять эту копию, Энни? – Его глаза расширились от удивления, хотя обе девушки знали, что оно было наигранным. – О, привет, Сильвия! А я и не заметил, что ты здесь.
– Привет, Джереми.
Энни никак не могла привыкнуть к тому, что Сильвия обращается к ее боссу по имени.
«Я ведь не работаю на него, а значит, если он называет меня по имени, могу называть его Джереми», – говорила Сильвия.
– Должен признать, ты просто загляденье. – Джереми Руперт оглядел Сильвию с ног до головы.
– Благодарю, – спокойно произнесла Сильвия. – Я собираюсь отвести твою секретаршу на обед. Она уже и так задержалась на целых пять минут.
– Ну, тогда пусть добавит к своему обеденному перерыву лишние пять минут, – великодушно сказал босс Энни. – Хотя нет, даже десять. На самом деле, Энни, ты не понадобишься мне вплоть до 2.15.
Поскольку его собственный обед, скорее всего, растянется до трех часов, а может, и дольше, вероятность того, что она понадобится ему в 2.15, была равна нулю. Тем не менее, снимая пальто с крючка, прибитого к обратной стороне двери, Энни кротко сказала:
– Спасибо, мистер Руперт.
– Ну, мы пошли, – улыбаясь, произнесла Сильвия. – Приятно было увидеться с тобой, Джереми.
Джереми Руперт с нарочитой учтивостью открыл им дверь. Когда девушки выходили, он положил тяжелую лапищу на талию Сильвии, чтобы любезно проводить ее. Умышленно замедлив шаг, Сильвия с выражением неприязни взяла его за манжету большим и указательным пальцами и убрала руку мистера Руперта. При этом никто из них не проронил ни слова, однако мужчина улыбнулся, сделав вид, что это всего лишь милая шутка.
– Он всегда так себя ведет? – спросила Сильвия, когда они очутились на улице.
– Как «так»?
– Подобно омерзительному осьминогу. Распускает руки, словно щупальца.
– Мне действительно приходится порой отбиваться от него, – призналась Энни.
Она работала на Джереми Руперта всего два месяца. Сперва она думала, что его манера класть руку ей на талию или же на плечо была проявлением отеческих чувств, – ведь у него росли две дочери, ненамного младше ее самой, однако позже Энни заметила, что он то и дело норовил потрогать ее за грудь. Она молча терпела, поскольку не знала, как от него отделаться, не рискуя потерять работу. Энни вела себя так, словно ничего особенного не происходило.
– Ты должна хоть раз дать ему по морде, – возмущенно сказала Сильвия.
– И лишиться места? – с сожалением произнесла Энни.
– Если бы Бруно узнал, он бы нагнал на мерзавца страху, как следует заехав ему кулаком в нос.
– И в этом случае меня бы уж точно уволили, а Бруно провел бы остаток жизни в тюрьме.
– Да Бруно все равно. Он посчитал бы это благим делом, за которое стоило бороться.
– Однако мне не все равно, – сказала Энни. – У меня хорошая работа. Я получаю восемь фунтов десять шиллингов в неделю, что, по меньшей мере, на один фунт больше, чем в любой другой адвокатской конторе. Но не это главное. Я действительно получаю удовольствие от работы с тех пор, как меня повысили.
Компания «Стикли и Пламм» размещалась на Норт Джон-стрит, в деловом центре Ливерпуля, и занимала три этажа. Эта фирма уже давным-давно снискала огромное уважение. Ее основатели – мистер Стикли и мистер Пламм – были стариками, и из четырех партнеров Джереми Руперт был самым младшим.
Энни начала работать в машинописном бюро два с половиной года назад. Ей было шестнадцать, когда она закончила «Машин и Харперс», показав лучший в своем классе результат: сто двадцать слов в минуту во время стенографии, шестьдесят – печатание на машинке.
Энни была прекрасным работником. Она была аккуратной, добросовестной и пунктуальной. Поэтому никто из сотрудников, кроме разве что самой Энни, не удивился, узнав, что, несмотря на молодость, ей предложили должность секретаря у Джереми Руперта. Другие секретари были вдвое старше ее.
Но это означало не только повышение зарплаты. Мистер Руперт возглавлял отдел тяжб, в котором работа была куда более интересной. Она включала в себя простые, но завораживающие дебаты, которые разворачивались между истцами и ответчиками, отстаивающими свое право на ограждения в виде стен и заборов, а также дела о преступной деятельности, иногда даже связанной с убийством.
Энни любила свою работу. Хотя со временем липкие руки мистера Руперта стали для нее настоящей проблемой.
Сильвия взяла ее под руку.
– Давай пообедаем в «Нью Корте».
– Но там же одни мужики! – запротестовала Энни.
Сильвия эффектным жестом закинула конец шали за плечо.
– А почему, по-твоему, я хочу туда пойти?
– Ты же знаешь, кто ты? – сказала Энни, когда они шли, прогуливаясь. На улицах было полным-полно служащих из разных офисов. Стоял солнечный морозный декабрьский день. Маленькие магазинчики были украшены в преддверии Рождества. – Ты та, которая не дает, а только дразнит. Тебе доставляет большое удовольствие кокетничать с мужчинами.
Сильвия вскинула тонкие брови.
– Вообще-то это довольно вульгарное выражение, принадлежащее чопорной мисс Энни Харрисон!
– Но именно так Майк описал свою новую подружку. Только подумай, Дот все так же треплет его за ухо, несмотря на то что ему уже двадцать три года.
– Майк! Он все такой же ужасный зануда?
– Никакой он не зануда. – Энни вдруг встала на защиту кузена. – В любом случае он считает тебя невероятно самовлюбленной особой.
– Это потому, что природа сполна одарила меня тем, что просто грех не любить.
Сильвия взглянула на отражение в витрине магазина, словно подтверждая истинность своего замечания, хотя доказывать это вряд ли было необходимо, – восхищенные взоры прохожих могли бы убедить любую девушку в том, что она настоящая красавица.
Однако восторженные взгляды доставались не только Сильвии. Девушки представляли собой разительный контраст: Сильвия в ярком одеянии, с прямыми светлыми волосами, веером рассыпавшимися поверх ее шерстяной шали, и Энни, скромно одетая в неброское пальто, из-под воротника которого выглядывала украшенная рюшами белоснежная блуза. Энни так же, как и Сильвия, привлекала к себе всеобщее внимание благодаря ярко-рыжим вьющимся волосам, миловидной розовощекости, а также серо-голубым глазам с золотыми ресницами. Обе девушки были высокими, хотя Сильвия обладала стройной, как у модели, фигурой и казалась в два раза тоньше своей пышнотелой спутницы.
Как и следовало ожидать, мужчины из «Нью Корта» были крайне удивлены, увидев вошедших внутрь девушек. Сильвия с надменным видом подошла к бару и заказала сэндвичи с сыром, явно не обращая внимания на ажиотаж, вызванный их появлением. Она подмигнула Энни.
– Если игнорировать мужчин, это приводит их в бешенство.
– Тебе нравится моя шаль? – спросила она, когда они уселись за столик.
– Очень милая, – восхищенно сказала Энни.
– Ее сделали для Сиси. Если хочешь, она и тебе закажет такую же.
– Мне не хотелось бы обижать ее, однако скажи ей, что я очень благодарна за предложение, но это лишнее. Я просто не представляю себя в этой шали.
– Сиси ужасно по тебе скучает, Энни, – сказала Сильвия, вдруг сделавшись серьезной.
– Я тоже скучаю по ней и по Бруно.
– Тебе незачем было уходить от нас. Ты можешь возвратиться, когда захочешь.
– Я знаю, Сил, – терпеливо сказала Энни. Они говорили на эту тему по крайней мере раз в неделю. – Однако мы с Мари должны жить вместе.
– Но Мари переедет в Лондон, как только окончит курс по изучению сценического мастерства. Нельзя же жить совсем одной в этой ужасной маленькой квартирке!
– Она не маленькая и не ужасная. И мне там действительно нравится.
– Больше, чем в «Гранде»? – Сильвия выглядела обиженной.
– Ну конечно же, нет!
Поев, девушки покинули паб. Выйдя на свежий воздух, они договорились встретиться в субботу в обед, когда Энни освободится.
– Мы пройдемся по магазинам, глянем кино и закончим день походом в «Каверн», – заявила Сильвия.
Энни не могла сдержать улыбку, услышав фразу «глянем кино». Ее подруга говорила на слэнге с тех пор, как начала учиться в колледже искусств. Теперь, обращаясь к мужчинам, она использовала слово «парни», а вместо «вроде» говорила «типа».
Поцеловав подругу в щечку, Сильвия сказала: «Бывай, Энни» и легкой походкой ушла, растворившись в толпе. Энни смутилась. В поведении Сильвии появилось нечто новое.
Поднимаясь по лестнице в свой офис, расположенный на третьем этаже, Энни поравнялась с приемной, где мисс Хунт, секретарь мистера Грейсона, младшего партнера фирмы, как раз разговаривала по телефону. Она положила трубку и многозначительно взглянула на часы.
Энни, просунув голову в дверь, заглянула внутрь.
– Мистер Руперт сказал, что мне полагаются дополнительные пятнадцать минут. Я задержалась во время перерыва.
Мисс Хунт дольше остальных сотрудниц работала на своем посту. Эта высокая худощавая дама практически срослась с кардиганом и джемпером пастельных тонов, которым она отдавала предпочтение. Ее голову венчала химическая завивка. Частенько мисс Хунт становилась мишенью злых шуток сотрудников офиса, о чем, как очень хотелось бы надеяться Энни, не имела ни малейшего понятия. Большую часть своей сознательной жизни мисс Хунт провела, спеша удовлетворить любой каприз Арнольда Грейсона. Она ходила по магазинам, причем в фирме поговаривали, что она покупала ему даже нижнее белье. От его имени она посылала подарки его жене и детям на день рождения, договаривалась насчет его отпуска, даже оплачивала счета своего босса. Не раз люди видели, как она, опустившись на колени, завязывала Арнольду Грейсону шнурки.
Впрочем, за пределами его кабинета мисс Хунт была совершенно другим человеком. Она присматривала за остальными женщинами-служащими, которые не понаслышке знали, какой острый у нее язык. Тем, кто проводил слишком много времени, сплетничая в дамской комнате, могло очень сильно не поздоровиться.
Узкое желтоватое лицо мисс Хунт исказилось в некоем подобии улыбки, когда Энни заговорила с ней.
– Я просто подумала, что опаздывать не в вашем стиле, мисс Харрисон. Скажите, а та девушка, что зашла за вами, ваша подружка?
– Да, ее зовут Сильвия. Но ведь в том, что она приходит, надеюсь, нет ничего предосудительного?
– Ну разумеется. Выглядит она, конечно, шикарно! – мечтательно произнесла мисс Хунт, словно и сама была бы не прочь оказаться на ее месте.
– Она учится в колледже искусств, – сказала Энни, словно это все объясняло. Хотя сама она не могла бы с уверенностью сказать, была ли Сильвия представительницей богемы, экзистенциалисткой или хиппи.
– Мы просто обедаем вместе по средам, когда у нее «окно».
Возвратившись к рабочему столу, Энни бегло просмотрела записную книжку, предназначенную для выполнения стенографических записей, обнаружив там всего два небольших письма. Она быстренько напечатала их на машинке и положила в папку, лежащую на столе мистера Руперта, чтобы он, вернувшись в офис, смог подписать бумаги вместе с теми, что она уже напечатала сегодня утром, а затем смахнула сигаретный пепел с кожаного верха. К тому времени, когда стрелка часов показала половину третьего, Энни больше нечем было заняться. Ей нужно было забрать работу из машинописного бюро, чтобы заполнить время делами перед тем, как появится ее босс, однако сегодня у Энни не было настроения изображать из себя образцовую секретаршу.
Она опустила подбородок на руки, сложив их ладонями вниз на пишущую машинку. Ей ужасно не хотелось переезжать из отеля «Гранд», тем самым расстраивая Сиси, но нужно было считаться с Мари. Сестра Энни жила неподалеку от дома тетушки Дот, приглядывая за хозяйкой – пожилой женщиной, которой с каждым днем становилось все хуже, и Энни терзало не покидавшее ее ощущение вины, замешанное на чувстве ответственности за сестру.
В офисе мистера Руперта зазвонил телефон. Энни взяла трубку у себя в комнате, чувствуя себя при этом очень важной персоной, и договорилась о встрече звонившего с ее боссом на следующей неделе.
Внезапно откуда-то снизу послышался громкий крик:
– Роза, Ро-о-за! Мистер Бунион и его посетитель сию же минуту желают чашечку чая.
– Вообще-то у меня всего лишь одна пара рук. Постараюсь как можно скорее, – ответил кто-то сиплым голосом.
Было слышно, как Роза, в чьи обязанности входило подавать чай, сердито гремела посудой на кухне. Эта женщина, которой скоро должно было исполниться восемьдесят лет, поистине была лучом света в унылой атмосфере, которая царила в компании «Стикли и Пламм». Она без колебаний высказывала в лицо то, что было у нее на уме. «Если кому-то что-либо во мне не нравится, то самое страшное, что они могут сделать, это уволить меня», – гордо говорила она.
Энни вернулась к своим грустным мыслям.
…Покинув песчаный пляж, она побежала в отель «Гранд», чтобы попытаться перехватить Бруно, который именно в это время должен был везти домой Мари, однако проносящиеся мимо машины казались ей одинаковыми. А что, если он уже высадил Мари в конце Орландо-стрит?
Бруно как раз собирался отъезжать, когда Энни, пошатываясь, подошла к машине. Она бросилась на капот, и «мерседес» резко остановился, с визгом затормозив.
– Ради бога, Энни! – воскликнул Бруно раздраженно. – Ты что, решила покончить жизнь самоубийством?
Она пыталась объяснить, но язык отказывался ей повиноваться. Казалось, ни в одном словаре не нашлось бы слов, способных описать то, что она только что увидела.
– Мои мама и папа… – прохрипела Энни, и это было единственное, что ей удалось выдавить из себя.
Она стояла, холодная как ледышка, и вся дрожала. Даже когда Бруно стал трясти ее за плечи, она все еще не могла говорить.
Затем вышли Сиси и Сильвия и повели ее внутрь. Решительным тоном Бруно сказал:
– Оставайся здесь, Мари.
После этого он сел в машину и уехал.
Сиси сделала чашку чая.
– А может, капельку виски? – предложила она, однако Сильвия сказала испуганным голосом:
– Энни недавно попыталась выпить виски, и ее затошнило.
Мари выглядела очень напуганной.
– Что случилось, сестренка?
Энни распахнула руки, и сестра упала в ее объятия. Наконец она снова обрела дар речи.
– Они мертвы, Мари. Наши мама с папой мертвы.
Сиси удивленно вскрикнула.
– Упокой, Господи, их души. – И с этими словами она перекрестилась.
– Дело в том, что, – всхлипывая, продолжала Энни, – это все моя вина. Я убила их. Они не захотели прийти на выступление, и я наговорила им массу отвратительнейших вещей.
– Людей нельзя убить словами, Энни, – озадаченно сказала Сиси.
– Но именно это я и сделала!
– Я тебя не понимаю, дорогая.
Но как бы Энни ни старалась, она не могла описать ту ужасную сцену, свидетелем которой ей совсем недавно пришлось стать.
Спустя какое-то время возвратился Бруно, привезя с собой рыдающую Дот. Соседка Харрисонов знала, что она была родственницей погибших, и полиция приехала к ней со страшным известием. Бруно обнаружил ее вместе с Бертом на Орландо-стрит. Берт остался там, чтобы ответить на все вопросы, которые обычно задают в подобных случаях.
– О, мои бедные ягнята! – Дот привлекла Энни и Мари к себе, обняв своими тощими руками. – Ох уж этот Кен! Ему было наплевать, не так ли, что кто-нибудь из вас, девочки, непременно увидит их тела. Бедняжка Энни! – Она провела ладошкой по волнистым волосам племянницы. – Какой ужас! Я бы задушила этого негодника голыми руками, – прибавила она.
Бруно тихонько разговаривал с женой и дочерью, и Сиси вдруг расплакалась. Сильвия уставилась на Энни, не веря своим ушам.
– Но, Дот, ничего бы этого не случилось, если бы не я! – охрипшим голосом закричала Энни. – В этом виновата только я. Я довела их до этого. О, если бы только я держала рот на замке, они все еще были бы живы!
– О чем ты говоришь, милая?
– Я самый мерзкий человек на земле. – У Энни было ощущение, что ее голова вот-вот взорвется. Как же ей теперь жить с этим? – Я наговорила им столько ужасных вещей!
– Погоди минутку. – Бруно схватил Энни за плечо. – Твой отец убил твою мать, а потом покончил с собой. Их смерть никак с тобой не связана.
– А я говорю, что связана, – сказала Энни рыдая.
– Он оставил записку, – резким тоном произнес Бруно. – Твой отец умирал от рака. Ему оставалось жить всего несколько недель. Он взял твою мать с собой.
Энни замотала головой.
– Это была всего лишь отговорка. Просто он не хотел, чтобы я всю жизнь корила себя в их смерти.
– Да нет же, милая, – вмешалась Дот. – Записка была напечатана на машинке. Должно быть, твой отец сделал это еще в офисе, перед тем как прийти домой. Что бы ты ни сказала, это не повлияло бы на его решение. Он спланировал все заранее.
Было далеко за полночь, когда Бруно отвез Дот домой. Мари поехала с ними. Сиси предлагала оставить у них обеих девочек, однако Мари предпочла побыть с тетей. «Она может лечь со мной. Думаю, Берт не откажется провести пару ночей в гостиной», – сказала Дот.
Энни пошла спать в комнату для гостей, испытывая огромное облегчение, от которого даже кружилась голова. Однако, проснувшись на следующее утро, она ощутила запах газа, и каждый раз, когда она закрывала глаза, ей мерещились тела мамы и папы, лежащие на кухне.
Войдя в комнату, Сиси обнаружила, что Энни бьется в истерике.
– Знаешь, твой лоб просто пылает, – мягко сказала Сиси. – Думаю, надо позвать доктора.
Пришел врач и прописал таблетки. В течение следующих нескольких дней Энни то приходила в себя, то снова забывалась, проваливаясь в кошмарные сновидения, а в короткие моменты пробуждения ей казалось, что у нее все медленно плывет перед глазами. Мебель принимала угрожающие размеры, словно намереваясь упасть прямо на нее, но в самый последний момент вдруг отступала. Картины сами отделялись от стен и парили в воздухе, словно листья на ветру.
Приходили Дот и Мари. А Сильвия и Сиси, похоже, все это время не отходили от Энни ни на шаг. Головы людей казались неестественно большими, голоса медленными и идущими откуда-то изнутри, напоминая звук заевшей граммофонной пластинки.
– Я ужасная зануда, – говорила Энни в моменты просветления.
Однажды утром девушка проснулась и поняла, что чувствует себя немного лучше. Она привстала на кровати. Мебель оставалась на своих местах, да и картины висели на стенах. Энни с интересом осмотрелась. Прежде она не замечала, какой изысканной была эта комната, оклеенная серебристо-серыми обоями, с атласными занавесками цвета голубиного крыла, которые ровными складками свисали с узких окон. Стеганое одеяло и покрывало были пошиты из того же материала.
Вошла Сиси. Она радостно улыбнулась, увидев, что Энни сидит на кровати.
– Ага, а вот и наша прежняя Энни. Ты хорошо выглядишь, дорогая. На твоих щечках снова появился румянец.
Она тут же умчалась, чтобы сделать чашечку чая. А спустя несколько минут появилась Сильвия в белом стеганом халате. Ее русые волосы рассыпались по плечам.
– О, как приятно снова видеть тебя прежней!
Энни вздохнула.
– Сомневаюсь, что я когда-нибудь стану прежней, Сил.
Сильвия была очень серьезной.
– В конце концов, то, что случилось, возможно, и к лучшему. Твой отец умирал, и, по мнению Дот, твоя мать, скорее всего, не пожелала бы жить без него.
– Как он это сделал? – спросила Энни, хотя ей вряд ли хотелось это знать.
– В полиции сказали, что он подмешал ей в чай снотворное.
– А потом отнес ее на кухню и лег рядом с ней… Боже мой! – Энни закусила губу, стараясь не расплакаться.
В этот момент в комнату стремительно вошла Сиси, неся поднос с чашками. Бросив взгляд на искаженное лицо Энни, она резко спросила дочь:
– Твоих рук дело?
– Да я просто рассказывала ей о снотворном.
– Я сама об этом спросила, – произнесла Энни.
– Ну хорошо, тебе все равно когда-нибудь пришлось бы об этом узнать.
– А какой сегодня день? – внезапно спросила Энни.
– Понедельник, – ответила Сильвия.
– «Златовласка». Она же должна была состояться в прошлую пятницу!
– Да не волнуйся ты, – стала успокаивать ее Сильвия. – Премьера «Златовласки» прошла, как и намечалось. Мистеру Эндрю-су удалось достать рыжий парик, и Мари сыграла главную героиню просто идеально.
– Мари? Наша Мари?
– Ну а кто же еще? Она знала твою роль так же хорошо, как и ты.
Энни почувствовала огромное облегчение. Ее сестра смогла добиться признания.
– А теперь вы обе одевайтесь, – нетерпеливо сказала Сиси. – Я приготовлю завтрак, и если Энни будет хорошо себя чувствовать, мы все вместе поедем в город. Сегодня у меня возникло огромное желание потратить кучу денег.
Не могло быть и речи о том, чтобы девочки вернулись на Орландо-стрит. Они там больше ни разу не появились. Дот с Бертом освободили дом от вещей и принесли скромные пожитки Энни. К всеобщему удивлению, обнаружилось, что дом давно был выкуплен, а не сдавался все это время внаем, и маленькая закладная была практически выплачена.
– Наш Кен всегда был темной лошадкой, – сказала Дот, качая головой.
Они разговаривали в просторном зале «Гранда». Сиси с Бруно работали, Сильвия была наверху, очевидно, делала уроки, а вероятнее всего, крутила гимнастический обруч, который недавно приобрела.
– Что ты намерена сделать с деньгами, Энни? Берт сказал, что дом стоит восемьсот или девятьсот фунтов. Я думаю, вам с Мари следует положить их в банк. Став старше, вы сможете купить маленький домик на двоих.
С тех пор прошел месяц. Девочки возвратились в школу. Новость о смерти их родителей появилась в газете, поэтому все относились к ним с сочувствием, но в то же время проявляли бестактное любопытство.
Энни осталась в семействе Дельгадов, которые уверили ее, что она может навсегда поселиться в этой серебристо-серой комнате.
– Думаю, деньги действительно следует положить в банк, – сказала она Дот. – Хотя мне нужно оплатить обучение в колледже «Машин и Харперс», и, ах да, нам с Мари понадобятся деньги на карманные расходы.
Она не собиралась жить за счет Сиси и Бруно. В обмен на то, что они приютили ее, она будет помогать им на кухне.
– Ты счастлива здесь, Энни? – с сомнением спросила Дот. – Эта Сиси вроде и неплохая, однако, как по мне, она немного высокомерна.
– Сиси какая угодно, но только не высокомерная, – заверила ее Энни. – А Бруно самый прекрасный человек на земле.
Дот подмигнула.
– Ах, этот Бруно! Он действительно чертовски привлекателен.
– Тетушка Дот!
– Ну, вообще-то я не настолько стара, чтобы не замечать красивых мужчин. Бруно так хорош собой, что я готова его съесть.
– Я расскажу Сиси, что ты положила глаз на ее мужа, – пригрозила Энни. – Хотя ей это должно быть безразлично, ведь они друг от друга без ума.
– Рассказывать об этом Сиси нет никакой необходимости, милая, – сказала Дот. – Я счастлива с Бертом. Он, конечно, не Аполлон, но это единственный мужчина, которого я когда-либо хотела. В любом случае ты ошибаешься насчет этих двоих. В их браке есть что-то странное – на самом деле он совсем не такой, как про него говорят.
У Энни не было никакого желания ввязываться в неприятную дискуссию об отношениях родителей Сильвии. Вместо этого она осторожно спросила:
– Дот?
– Да, милая.
– Когда ты перебирала мамины вещи, ты случайно не находила шарф с орнаментом «пейсли»?
Дот подошла к окну. Был апрель, и в восемь вечера было светло как днем.
– Должно быть, здорово жить прямо напротив кинотеатра и на крыше паба, – сказала она. – У тебя прямо под носом имеются все развлечения, которые тебе нужны. – Потом она отрицательно покачала головой. – Шарф с орнаментом «пейсли», милая? Нет, я не находила ничего подобного.
– Ты уверена в этом?
Повернувшись, Дот посмотрела Энни прямо в глаза.
– Да, и еще раз да. Большинство вещей, принадлежащих твоей маме, стоило бы выбросить на помойку, кроме разве что платья, которое она надевала на свадьбу Томми. Мари быстро его присвоила. Я бы запомнила, если бы наткнулась на шарф с орнаментом «пейсли».
Окончив школу в июне, Энни с облегчением вздохнула. Она чувствовала себя так, словно порвала с детством. Долгие летние каникулы были проведены так же, как и год назад, в Саутпорте и Нью-Брайтоне, за просмотром фильмов в кинотеатре. Только теперь к списку развлечений добавилось еще и посещение клуба «Каверн», к тому же девушки регулярно ходили на танцы – в танцевальные залы Риальто, Локарно. Энни превратила свой наряд, в котором она была подружкой невесты, в платье для танцев.
И только оказавшись в постели, она продолжала думать о папе с мамой. Иногда по ночам она просыпалась в темноте от удушливого запаха газа, однако он всегда исчезал, стоило ей привстать на постели.
Бруно настаивал, чтобы его дочь перешла в классическую школу Сифилда, где она могла пройти курсы по программе O-levels и A-levels, определяющие степень ее готовности к поступлению в университет, в то время как Энни, которой было почти шестнадцать лет, начала учиться на курсе стенографии и машинописи в колледже профессионального обучения «Машин и Харперс».
– Какая жалость, – сокрушался мистер Эндрюс, когда она сказала ему об этом. – Тебе следует поступать на курс моды и дизайна.
– Но тогда пройдут годы, прежде чем я смогу получить работу, – сказала Энни. – Мне как можно быстрее нужно начать обеспечивать себя.
– А вот твоя сестра рассуждает совсем по-другому. Окончив школу, Мари хочет пройти курс сценического мастерства.
Энни улыбнулась.
– Возможно, у нее больше мужества, чем у меня.
– Это неправда, Энни. Просто ты слишком благоразумна.
Колледж «Машин и Харперс» подыскал вакантные места для своих студентов, когда те прошли девятимесячный курс обучения. За неделю до окончания Энни стала работать в машинописном бюро в компании «Стикли и Пламм».
Вскоре после этого стали известны результаты выпускного экзамена, которые Сильвия сдавала по программе O-levels. Она провалила все, кроме предмета по рисованию.
– Что ж, полагаю, мы должны быть благодарны судьбе за маленькие милости, – угрюмо сказал Бруно. – Вот уж не думал, что ты сильна в рисовании.
– Я тоже. – У Сильвии не было ни малейшего желания идти в университет. – Я никогда прежде не рисовала масляными красками. Мне доставляло удовольствие просто водить кистью по полотну. При этом я испытывала что-то вроде безразличия.
– Что ж, не нужно думать, что ты заканчиваешь учебу в Сифилде, – резким тоном произнес Бруно. – Ты возвращаешься обратно, чтобы обучаться по программе A-levels.
– Хорошо, Бруно.
Позже Сильвия объяснила Энни:
– Я совсем не прочь там учиться. Монахини меня любят, потому что я наполовину итальянка. Похоже, они думают, что я каким-то образом связана с Папой римским. Если я не вернусь в школу, Бруно еще, чего доброго, заставит меня искать работу. – От этой мысли она содрогнулась. – Видя, как ты выходишь из дома в восемь утра и приходишь обратно не раньше шести вечера, да еще и работаешь до обеда по субботам, я уж лучше ежедневно буду посещать в школу в Сифилде. Это всего-то в пяти минутах ходьбы вниз по улице.
– Ты ужасная лентяйка, Сил.
Зевнув, Сильвия сказала:
– Я знаю.
Они хорошо проводили время. Энни и Сильвия ходили на танцы несколько раз в неделю, а каждую субботу обязательно посещали клуб «Каверн», чтобы послушать выступление «Merseysippi Jazz Band». Иногда они приходили сюда и в среду вечером, когда в исполнении Лонни Донегана или фолк-группы «Gin Mill Skiffle Band» звучал скиффл.
