Текст книги "Мечты Энни"

Автор книги: Маурин Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

– А почему ты не обсудила этот вопрос со мной заранее?

– Прямо за столиком в кафе? Не говори глупостей, Сильвия. Это выглядело бы так, словно я прошу твоего разрешения или что-то вроде этого.

Сильвия тряхнула головой, ничего не ответив.

– В любом случае, – продолжала Энни, – эта идея со свиданием принадлежала тебе. Я ведь не хотела в этом участвовать, не так ли?

Проехав несколько станций, девочки не проронили ни слова. Когда поезд прибыл на Марш-лэйн-стэйшн, Энни увидела, как ее кузен вышел на платформу из вагона. Он пошел к выходу, ни разу не оглянувшись, и, по всей видимости, чувствовал себя таким же несчастным, как и она сама.

Энни никогда прежде не ссорилась с Сильвией и сейчас чувствовала, что вся дрожит, совершенно не понимая, что, собственно, она такого сделала.

– Ведь это именно ты сказала, что однажды мы обе встретим мужчину, который станет для нас важнее нашей дружбы, – с упреком произнесла Энни.

– Я имела в виду, что это случится, когда мы достаточно повзрослеем, не раньше восемнадцати или девятнадцати лет.

– Через минуту я схожу, мы почти приехали в Сифорт.

– И что?

– Скажи, я увижу тебя завтра после обеда, или как?

Сильвия небрежно пожала плечами.

– Как хочешь.

Поезд прибыл на станцию, и двери открылись.

– Пока, Сильвия.

– Прощай, Энни.

Ноги Энни подкосились, когда она ступила на платформу. Их дружба с Сильвией закончилась, – с грустью подумала она. Бесполезно завтра идти в «Гранд», хотя он и стал ей настоящим домом и она сильно привязалась к Сиси и Бруно.

Проводник дунул в свисток и двери загудели, словно предупреждая, что сейчас закроются, как вдруг кто-то, пулей вылетев из вагона, очутился рядом с ней.

– О Энни! – вскрикнула Сильвия. – Какой же я все-таки ужасный человек! Я просто ревную, вот и все. Ты так прекрасно провела время с Сирилом…

– С Си!

– С Си, а я чувствовала себя такой несчастной с Майком. Ты сможешь меня когда-нибудь простить?

– Я подумала, что ты больше не захочешь со мной дружить, – чуть слышно сказала Энни.

– Еще чего! – Сильвия нежно взяла ее под руку.

– Я попрошу у Майка адрес Си и отменю встречу с ним, – предложила Энни.

Однако Сильвия, словно не придав значения ее словам, резко сказала:

– Даже не думай об этом. Надеюсь, вы прекрасно проведете время в субботу. Просто иногда вспоминай обо мне, представляя, как я слушаю пластинки, сидя у себя в комнате…

ГЛАВА 8

– Ну, Энни, и каково же твое мнение? – спросил мистер Эндрюс, нервно заморгав, словно от того, понравилась ей пьеса или нет, зависела его жизнь.

Это был первый после каникул день школьных занятий, и Энни осталась после урока английского языка.

Она прокашлялась.

– Думаю, пьеса хорошая. Моя сестра прочитала ее, и ей тоже очень понравилось.

У мистера Эндрюса был такой вид, словно с его плеч свалилась гора.

– А как насчет того, чтобы сыграть роль Златовласки?

– Даже не знаю.

Энни поежилась.

– Я ужасно расстроюсь, если ты даже не попытаешься. Честное слово, поставлю на всем этом жирный крест! Ты ведь единственный человек, которого я вижу в этой роли.

– У меня может и не получиться. Я ведь никогда прежде не играла.

– Каждый из нас постоянно исполняет какую-то роль, – загадочно произнес учитель.

– Что ж, тогда я попробую.

– Вот и умница! – обрадовался мистер Эндрюс. – В таком случае оставь себе копию и начинай учить слова. А в понедельник я распределю остальные роли.

Возможно, в глубине души Энни все же знала, что будет играть Златовласку, потому что уже выучила на память слова, прибегнув к помощи Мари.

– Мы теперь с тобой почти не видимся, – пожаловалась Сильвия, когда они с Энни шли из школы домой. – Ты каждую неделю гуляешь с Сирилом, то есть с Си, а сегодня вечером снова остаешься дома. Мы ведь всегда по средам ходим в молодежный клуб.

– Я встречалась с Си всего три раза, к тому же на прошлой неделе перенесла наше свидание на пятницу, помнишь? Поэтому мы увиделись с тобой в субботу.

Сильвия сказала обиженно:

– Всю неделю ты выглядела ужасно смешной только потому, что он тебя поцеловал.

– Да это был всего лишь невинный поцелуй в щечку.

Каждый раз, когда Энни думала об этом, ее охватывало легкое волнение.

– По-моему, ваши отношения становятся более серьезными.

– Не говори глупостей!

– Пообещай, что не пойдешь с ним в клуб «Каверн». Это только наше с тобой место. Я расстроюсь, если узнаю, что ты отправилась туда с Сирилом.

– С Си! Обещаю. Думаю, он не имеет права ходить туда.

Девочки были в этом новом клубе на прошлой неделе, в тот вечер, когда он только открылся. Хвост очереди огибал угол дома, и они оказались практически последними, кого впустили внутрь. Клуб был расположен в центре Ливерпуля в конце узенькой улочки со старыми складами. В этом полуподвальном помещении с голыми кирпичными стенами они чувствовали себя как дома среди многонациональной авангардной молодежи. С тех пор, каждый раз проходя через школьные ворота, они пели христианский гимн «Когда святые входят маршем».

– В любом случае, – сказала Сильвия, снова возвращаясь к затронутой теме, – почему бы нам с тобой не сходить сегодня вечером в этот клуб?

Энни, вздохнув, ответила:

– Мне не хотелось бы оставлять Мари одну. Она до сих пор ужасно переживает из-за потери ребенка.

– Но ведь прошло уже столько времени, пора бы успокоиться.

– Все это время она была очень расстроена. И лишь совсем недавно я поняла, насколько сильно.

Сильвия фыркнула.

– Если мне не изменяет память, она не теряла ребенка. Она его убила, заплатив за это кругленькую сумму.

– О Сильвия! Как ты можешь говорить такие ужасные вещи!

– Опекать сестру – не твоя обязанность, Энни, – сказала Сильвия.

– Тогда чья же? – спокойно спросила Энни.

Она твердо решила не выходить из себя, заранее зная, что произойдет. В любую минуту Сильвия могла сдуться, как проколотый шарик, и объявить себя самым ужасным человеком на земле.

– Твоей матери или отца. А как насчет Дот?

– Не говори ерунду. Мои родители живут в собственном мире, тетушка же ничего об этом не знает. Я единственный человек, с которым Мари может поговорить.

Сильвия остановилась как вкопанная.

– О Энни! Какая же я мерзкая! – Она виновато посмотрела на подругу. – Как ты меня терпишь?

– Даже не знаю. Должно быть, я идиотка. – Энни резко тряхнула головой. – Ну же, пойдем, иначе у нас не останется времени на кофе.

Уже в кафе Сильвия спросила:

– А почему ты не предложишь Мари сходить с нами в молодежный клуб?

– Однажды я так и сделала, но она отказалась. Ей ведь известно, что ты недолюбливаешь ее.

Сильвия выглядела оскорбленной.

– Я никогда об этом не говорила.

– А тебе и не надо было этого делать, Сил. Это же очевидно. Однако, учитывая сложившиеся обстоятельства, было очень великодушно с твоей стороны предложить это, – миролюбиво сказала Энни.

– У меня идея! – Прелестные голубые глаза Сильвии загорелись. – Сиси сейчас как раз испытывает недостаток в рабочей силе. После Рождества у нас осталось только две официантки. Как думаешь, Мари хотела бы поработать? Она была бы так загружена, что у нее не осталось бы времени грустить.

– Работа? А в чем она заключается? – спросила Мари.

– Помогать на кухне в отеле «Гранд». Это очень весело. Я однажды попробовала и получила массу удовольствия.

Было видно, что Мари сомневается.

– Я не сильна в таких вещах.

– Как ты можешь об этом знать? – осведомилась Энни. – Ты ведь даже не пробовала. Оплата хорошая, пять шиллингов в час плюс чаевые.

– А почему же ты тогда сама этим не займешься? – подозрительно спросила Мари.

– Потому что я не могу брать деньги у матери своей лучшей подруги.

– Пять шиллингов в час! – Мари задумчиво надула губки. – А сколько вечеров в неделю нужно работать?

– Это ты должна обсудить с Сиси. Думаю, столько, сколько ты захочешь, хотя по воскресеньям и понедельникам они не готовят.

– Боже! Я смогла бы заработать много фунтов и купить себе целую кучу одежды.

Мари заметно оживилась, наверное, впервые за несколько месяцев. Энни напомнила себе, что ее сестре всего четырнадцать лет. Возможно, Мари и потеряла ребенка, но в душе она сама оставалась ребенком, который радуется мысли о том, что купит себе одежду.

– Тебе придется потрудиться, – строго сказала Энни.

– Меня не страшит тяжелая работа.

– Мы отправимся сегодня вечером в отель «Гранд», и ты обсудишь все с Сиси. – Энни с надеждой подумала, что, возможно, проблема Мари теперь будет решена. – И кстати, она ничего не знает о том, что случилось в частной клинике, так что ни в коем случае не рассказывай ей об этом.

Энни была абсолютно уверена в том, что находящиеся в поезде люди, все как один, смотрят на нее. Она встретилась взглядом с пожилой женщиной, которая тут же отвернулась.

– Я чувствую себя полной идиоткой, – прошептала девушка Сильвии.

– Ради всего святого, Энни! – фыркнула ее подруга. – Можно подумать, что ты единственная женщина в мире, которая носит слаксы.

– Мой зад стал просто огромным!

– Да никто не видит его, пока ты на нем сидишь.

– Как же я сожалею о том, что ты уговорила меня их купить.

В магазине одежды «Бон Марше» это казалось удачной идеей. Многие девушки из клуба «Каверн» носили слаксы.

– Даже не вздумай винить во всем меня! – сказала Сильвия. А затем, засмеявшись, закончила: – Ты скоро к ним привыкнешь.

Энни заерзала. Ей казалось, будто ее медленно режут на части.

– Надеюсь, что так, – вздохнув, произнесла она.

– Куда вы с Си ходили прошлым вечером? – как бы между прочим спросила Сильвия.

– В китайский ресторан. Это было ужасно, ощущение было таким, будто ешь какие-то корни. – Энни хитро посмотрела на Сильвию. – Я больше не буду с ним встречаться.

Сильвия попыталась скрыть свою радость.

– Надеюсь, со мной это никак не связано.

– Это оттого, что он меня поцеловал!

– Но Си ведь и прежде тебя целовал, и, судя по твоим словам, тебе это нравилось!

– Однако на этот раз он поцеловал меня в губы, и у него воняло изо рта! Если честно, Сил, у меня было такое ощущение, будто я целуюсь с канализационной трубой! Фу! – Энни помахала рукой перед носом.

В перерывах между поцелуями Си нашептывал, как сильно любит ее и насколько она красива. Однако все, о чем Энни могла думать в тот момент, – как бы поскорее отделаться от него, чтобы больше не вдыхать этот неприятный запах. В конце концов она вырвалась из его объятий и бегом бросилась на железнодорожную станцию, где вскочила в поезд, не дожидаясь, когда Си попросит ее об очередном свидании.

Сильвия залилась смехом.

– А все из-за сигарет!

– Знаю. Ему просто придется поискать девушку, которая курит так же много, как и он. В любом случае я не смогла бы встретиться с ним в следующую пятницу, так ведь? Мы с мистером Эндрю-сом идем в театр.

После того как мистер Эндрюс выяснил, что ни один из членов его драмкружка ни разу не видел настоящей пьесы в настоящем театре, и что еще хуже, даже не слышал о театре «Ливерпуль плейхаус», он решил, что настало время нанести туда визит.

– Пусть это будет моим подарком, – сказал он, – хотя он не настолько дорогой, как кажется на первый взгляд. Место в заднем ряду стоит всего один шиллинг. Только там я и позволял себе сидеть в студенческие годы, испытывая определенные трудности с деньгами.

Пьеса под названием «Школа жен» представляла собой комедию нравов, рассказывающую об одном старике с весьма сомнительной репутацией, который подыскивал себе молодую жену. Сильвия целую неделю размышляла о том, что бы ей надеть, и в конце концов появилась в длинном черном пальто и шляпе «а ля Грета Гарбо».

– И что вы думаете о начале пьесы? – спросил мистер Эндрю во время первого антракта.

– Полная абракадабра, сэр, то есть мистер Эндрюс.

– Этот старик – блестящий актер, – сказал один из парней.

Глаза мистера Эндрюса заблестели.

– Этого так называемого «старика» зовут Ричард Брайерс, и ему всего-навсего двадцать один год! Когда он станет знаменит, что не подлежит никакому сомнению, вы сможете рассказать, что впервые видели его на сцене «Ливерпуль плейхаус».

– Мне жаль, что я пришла сюда, – с несчастным видом сказала Энни. – Это лишь дало мне возможность представить, как ужасно я буду выглядеть на сцене в роли Златовласки.

– Не говори глупостей, – пожурила ее Сильвия. – По-моему, ты очень хороша. И я не перестаю повторять тебе это уже несколько недель подряд.

– Она все еще немного зажата, – сказал мистер Эндрюс. – Ей нужно чуть-чуть расслабиться.

– А мама с папой собираются на «Златовласку»? – спросила Мари.

– Я еще не говорила им об этом, – ответила Энни.

Сестра вместе с ней готовила воскресный ужин. С тех пор как Мари стала работать в «Гранде», она иногда помогала по хозяйству.

– Я ведь на пантомиму их тоже не приглашала, помнишь?

– То было совсем другое дело. А на этот раз ты – звезда. Наши родители были у Томми на свадьбе и собираются на крещение ребенка Дон, и уж тем более они должны посмотреть, как их дочь исполняет главную роль!

На Пасху Дот и Берт должны были стать бабушкой и дедушкой. «И чтобы все было точно, – мрачно сказала Дот, – девять месяцев до последнего дня. Я убью Томми, если Дон родит раньше и вся улица будет трепать языками».

– Думаю, я их приглашу, – задумчиво сказала Энни.

Позже, отправляясь на встречу с Сильвией, она подумала:

«Я никогда не выдвигала своим родителям никаких требований. В действительности это именно я за ними ухаживаю, а не наоборот. Когда мистер Эндрюс спросил меня, что они думают о пантомиме, мне пришлось солгать, сказав, что мама заболела. И если они не придут на "Златовласку", это покажется слишком странным».

Поэтому она обязательно их пригласит. «Самое время им сделать что-то для меня».

– Это было великолепно, Энни, – восторженно произнес мистер Эндрюс, когда генеральная репетиция подошла к концу. – Просто замечательно.

– Я, кажется, вжилась в образ, – скромно сказала Энни.

Была среда, и до премьеры оставалось всего два дня. Сегодня ей действительно удалось влезть в шкуру Златовласки и испытать то чувство горечи и разочарования, которые главной героине в полной мере преподнесла судьба.

– Именно так и должно быть. – Мистер Эндрюс вышел на сцену. – Подойдите все ко мне, мои юные артисты, у меня для вас новость. – Они сели на пол у его ног. – Мы продали почти все билеты на нашу премьеру, но мистер Пэрриш хочет, чтобы мы выступили дополнительно в пятницу вечером для школы.

Все вдруг нарочито застонали, сделав вид, что это будет скучно.

Однако мистера Эндрюса трудно было провести.

– Я так и знал, что вы обрадуетесь. Приедет репортер из «Кросби геральд», так что уже на следующей неделе ваши имена появятся на страницах газеты. Ну а теперь, кто принес деньги за билеты? Лучше поторопитесь, их осталось совсем немного.

Энни подумала о том, что, пока не поздно, надо бы купить билеты для мамы и папы. Она по-прежнему медлила с приглашением, но, быть может, когда она принесет домой билеты и вручит их прямо в руки родителям, тем будет труднее отказаться. И чем больше она об этом думала, тем важнее казалось то, что они должны прийти.

Мари как раз собиралась отправиться на работу, когда Энни пришла домой.

– Сегодня вечером состоится грандиозный ужин – собираются представители консервативной ассоциации города Кросби. Бруно пришел в ярость, узнав об этом. Сиси сказала, что он никто иной, как чертов марксист. Они здорово поругались.

– Они часто ссорятся, но это ничего не значит, – сказала Энни.

– Я знаю. Они ужасно любят друг друга. И это так романтично. – Мари блаженно вздохнула. – Там просто потрясающе, сестренка. – Она поцеловала Энни в щечку. – Ну ладно, пока!

Энни зарделась от удовольствия. Она не припоминала, чтобы ее сестра когда-нибудь прежде столь пылко проявляла свои чувства.

Когда Мари ушла, Энни начала стряпать папе ужин. С тех пор как она услышала, что он выбрасывает еду в помойное ведро, она готовила ему маленькие аппетитные угощения. Намазав маслом кусочек камбалы, Энни засовывала ее в духовку, потом чистила две маленькие картофелины и открывала банку с консервированным горошком.

Приготовив себе сэндвич с джемом, она решила съесть его в кухне, глядя в окно на стену, отделяющую их дом от жилища миссис Флахерти. Энни сидела как на иголках, думая о том, что в нагрудном кармане ее школьного сарафана лежат два голубеньких билета. Девушка подошла к двери, чтобы увидеть мать. Телевизор был включен, однако работал без звука. Однажды, когда мама была в уборной, Энни заглянула в сервант. Там, как и сказала Мари, стояло несколько бутылочек с таблетками, имеющими очень странные названия, которых Энни никогда прежде не слышала.

«Боже, это же ужасно! – подумала она. – Словно ночной кошмар. Мистеру Эндрюсу нужно написать об этом пьесу».

Часы на каминной полке пробили семь, и Энни увидела, что мама вдруг стала как натянутая струна. Роза подняла голову, чуть склонив ее набок, как будто к чему-то прислушивалась. Она ждала, когда же звякнет щеколда на калитке, сообщая о том, что ее муж возвратился домой.

Как только отец съел свой ужин, Энни принесла чай.

– Хочешь пирожное? У меня есть твое любимое, «Баттенбург».

Кен никогда не говорил, что любит его, но стоило ей купить этот бисквит, как он мгновенно исчезал.

– Нет, спасибо, – проворчал отец.

Он развернулся вместе со стулом к камину, открыл газету «Дейли экспресс» и стал читать.

Часы пробили полвосьмого. Если она в скором времени не уйдет из дома, то опоздает на встречу с Сильвией, – Энни вдруг поняла, что забыла снять школьную форму. Она нерешительно стояла посреди комнаты, понимая, что надо пойти наверх и переодеться, однако билеты, казалось, уже прожгли дырку в ее кармане. «Я спрошу сию же минуту», – решила она.

Энни села, сделала глубокий вдох и тихонько заговорила заметно дрожащим голосом:

– Я купила билеты на школьный спектакль. Они стоят всего девять пенсов. Я буду исполнять главную роль. Пожалуйста, приходите!

Ответа не последовало, и Энни показалось, что ее слова повисли в воздухе. Однако мама ее услышала, Энни знала это наверняка. Ее тело вдруг съежилось. Ссутулив плечи, Роза скрестила руки на груди и уставилась на свои плотно сжатые колени. Отец оторвался от газеты, однако вместо того, чтобы взглянуть на дочь, вперился взглядом в экран телевизора, на котором действующие лица безмолвно говорили друг с другом. Затем он отрицательно покачал головой, обращаясь, однако, не к Энни, а все к тому же телевизионному экрану, хотя она прекрасно поняла, что это было адресовано ей.

Ну вот и все. Они не придут.

О боже! Охваченная неконтролируемой яростью, доселе ей совершенно неведомой, Энни вынула билеты из кармана и швырнула их в огонь. Она видела, как они съежились, став коричневыми, и загорелись, а когда их поглотили голубые дрожащие языки пламени, вдруг почувствовала, как похожий огонь стал разгораться и в ее сердце. Девушка возненавидела своих родителей, особенно мать. Кто знает, возможно, отец и пошел бы, если бы не она.

Плотина прорвалась.

– Почему вы не оставили нас у тетушки Дот? – кричала Энни. – Вы не имеете права называться родителями, ни один из вас!

Отец по-прежнему смотрел в экран телевизора. Он даже не взглянул в сторону Энни. «Если он включит звук телевизора, я его ударю», – поклялась она.

– Почему же вы не слушаете меня? – Она вдруг заплакала. – Я ваша дочь. Я Энни. Вы разве не видите, что я здесь?

Она должна достучаться до них! Должна сказать нечто такое, что задело бы их за живое, подтолкнуло к разговору.

– В прошлом году Мари сделала аборт. Мари – это ваша вторая дочь, если вы вдруг запамятовали. С ней случилось горе, потому что она искала кого-то, кто мог бы полюбить ее. А когда у меня начались месячные, я подумала, что умираю! Потому-то я и провалила тогда экзамен.

Энни вспомнила матерей, которые ожидали ребятишек возле школы, чтобы забрать их домой, потому что на улице шел дождь, вспомнила о спортивных соревнованиях и праздничных мероприятиях, о которых даже не удосужилась сказать своим родителям, поскольку знала, что они все равно не придут, а еще выступление-пантомиму. Но больше всего Энни печалилась о том, что так и не смогла, свернувшись калачиком, посидеть на родительских коленках и не почувствовала прикосновения их нежных рук, когда так сильно в этом нуждалась. Энни хотела объяснить матери и отцу не покидавшую ее сердце тоску о потерянном детстве. Однако ей, вероятно, не хватало для этого ума и опыта, поскольку она не смогла придумать, как выразить словами то, как сильно ей недоставало их любви. Вместо этого она встала и принялась ходить взад-вперед, размахивая руками, и все, что выплеснулось наружу, представляло собой поток горечи и отчаяния, взрыв чувств, о существовании которых она даже не догадывалась, просто не могла себе представить. Все это накапливалось в ней годами, а возможно, и на протяжении всей ее жизни.

– Я ненавижу вас. Обоих! – в конце концов закричала Энни, глядя на родителей.

И снова тишина. О, если бы они только заговорили! Если бы сказали хоть что-то в ответ. Почему же они, по крайней мере, не стали извиняться или защищаться?

Мама продолжала сидеть, крепко зажмурившись, словно отгородившись от всего мира. Теперь Энни обратилась непосредственно к ней.

– Я видела, как ты ходила в кинотеатр «Одеон», – жестко сказала она. – С тобой все в порядке, ведь так? Все это притворство. Ты всего лишь мстишь моему отцу, потому что он был с другой женщиной в ту ночь, когда погиб Джонни. Ты разрушила его жизнь, а заодно и нашу с Мари, лишь потому, что всецело охвачена этой чертовой местью! – Наклонившись, она стала трясти мать за плечи. – Ты слышишь меня, мама?

– Не надо, – сказал отец. – Не надо.

Энни гневно посмотрела на него, собираясь было продолжить обличительную речь, однако внезапно ее слова комком застряли в горле. О боже, его лицо! Почему же она раньше не замечала, каким оно стало серым? Папина кожа, напоминающая резину, вся покрылась глубокими морщинами, а его запавших глаз было практически не видно в темноте. Вмиг очнувшись, Энни вдруг поняла, что он очень болен, что он умирает. И ей показалось, что она ощутила запах болезни, этот приторный, отвратительный дух разлагающейся плоти, который исходил откуда-то из глубины его естества.

Развернувшись на каблуках, Энни молча вышла из комнаты. Она схватила свое габардиновое пальто с вешалки в холле и покинула дом, торопливо направившись в молодежный клуб. Внезапно налетел порыв злого ветра, и она засунула руки в карманы, потому что забыла дома перчатки.

– Где ты, скажи на милость, так долго пропадала? – рассерженно спросила Сильвия, когда Энни вошла в здание неподалеку от церкви.

– Давай пройдемся, – резко предложила Энни.

– Пройдемся? – Сильвия выглядела испуганной. – Боже, Энни, с тобой все в порядке? Ты до сих пор не переоделась, а твое лицо бледное как полотно.

– Ну же! – Энни решительно направилась к двери.

– Я иду!

Энни прошла уже полпути, спускаясь по улице, к тому времени, как Сильвия догнала ее, все еще пытаясь попасть в рукава своего замшевого пальто.

– А куда мы идем?

– Да никуда. Просто так.

– Случилось что-то ужасное, правда?

Энни кивнула.

– Я пока еще не могу рассказать тебе, – ответила она ровным, бесстрастным голосом. – Просто мне хочется прогуляться.

– Ну хорошо, Энни, именно это мы и сделаем.

Сильвия взяла ее под руку, и девушки довольно долго шли молча. Спустя какое-то время монотонный стук их каблуков начал действовать Энни на нервы.

– Поговори со мной, – попросила она.

– О чем?

– Не знаю.

Сильвия начала говорить, правда, сначала нерешительно. Она рассказала Энни об Италии, о маленькой деревеньке на юге страны – там она родилась, – окруженной утопающими в тумане лавандовыми холмами. Они жили в большом доме. «Огромном, как дворец, Энни, с маленькими башенками на каждом углу, позади которого на многие километры простирались виноградники».

Во время войны Сиси очень волновалась о том, что ее могут арестовать, поскольку она англичанка, однако никто в деревне не донес на нее. Вскоре после рождения Сильвии Бруно уехал в Югославию, чтобы вместе с коммунистами воевать с фашистами. «Когда война закончилась и он вернулся домой, я была приятно удивлена, узнав, что этот высокий красивый человек приходится мне отцом. Я не выпускала его из вида. И ему приходилось всюду брать меня с собой. Потом он решил, что больше не намерен терпеть господство итальянской мафии. Они фактически управляли деревней, требуя огромную долю прибыли, получаемой от продажи вина».

А потом Сильвия пошла в школу. «Все, что мы делали, так это молились, я практически ничему не научилась». Затем они переехали в Турин. «Какой же это шикарный город, Энни! Именно там и познакомились мои родители. У Бруно в Турине жил кузен, а Сиси как раз приехала на каникулы к одной из своих тетушек. Я ходила в приличную школу, но вскоре Сиси стала тосковать по родине. Она ужасно хотела в Ливерпуль. Но теперь, кто бы мог подумать, Бруно, похоже, по-настоящему счастлив, живя в Англии, в то время как Сиси иногда очень скучает по Италии!»

Сильвия замолчала. Энни заметила, что они оказались на перекрестке, а на противоположном углу дома находился паб.

– У тебя есть деньги?

– Ну конечно. Сколько тебе нужно?

– Я бы хотела выпить виски.

Когда-то глоток виски ей здорово помог. В тот день она провалила экзамен. Быть может, выпивка успокоит биение ее взволнованного сердца и избавит от тревоги?

– Ты все еще в школьной форме! – Сильвия закусила губу. – Подними воротник, чтобы спрятать галстук. И не подходи к барной стойке, чтобы тебя не увидел хозяин заведения.

Внутри была толчея. Энни нашла два свободных стула и отнесла их в уголок. Сильвия, казалось, пропадала целую вечность. Она пришла вся раскрасневшаяся.

– Я взяла тебе двойную порцию.

– Спасибо.

В этот момент к ним подошли двое мужчин.

– Вы не против, если мы присоединимся к вам, девочки?

– Против, – решительно сказала Сильвия. – Убирайтесь отсюда!

– Вот надменные сучки, – пробормотал один из них.

Виски оказало на Энни совершенно противоположный эффект, совсем не такой, на который она рассчитывала. Ей стало еще хуже, словно в груди закипел чайник, выпуская при этом невероятное количество пара, и ее сердце забилось еще сильнее.

– По-моему, меня сейчас стошнит, – жалобно произнесла она.

– Ну же, пойдем, тебе необходим глоток свежего воздуха.

Очутившись снаружи, Сильвия предложила:

– Может, пойдем в «Гранд»? Ты можешь отдохнуть в моей комнате, а Сиси приготовит чашечку хорошего чая.

Предложение было очень соблазнительным, однако Энни отрицательно покачала головой.

– Нет, мне нужно идти домой, – устало произнесла она. Пойти домой и извиниться за все те ужасные слова, которые сорвались с ее уст.

– Который сейчас час? – спросила она, когда они дошли до Орландо-стрит.

– Около десяти. Мы прошли уже много миль, Энни. Я вообще удивляюсь, как мы нашли обратную дорогу.

Энни оставила ключ от дома в ранце. Поэтому она постучала в дверь под номером тридцать восемь.

– Спасибо, Сильвия, – пробормотала она.

– За что?

– За то, что сегодня вечером ты выдержала мое присутствие. Я никогда этого не забуду.

Сильвия застенчиво улыбнулась.

– Для этого и существуют друзья. Что бы ни случилось, я всегда буду рада помочь тебе, Энни.

К тому времени, как Энни постучала второй раз, Сильвия уже ушла. Отойдя на шаг, Энни посмотрела вверх, на окно родительской комнаты. Занавески были не задернуты, что указывало на то, что они еще не ложились спать. Возможно, отец так рассердился, что решил не впускать ее в дом? Энни очень хотелось надеяться, что так оно и было. Она бы с радостью приняла и поняла отцовский гнев. Ведь именно безмолвная реакция родителей в ответ на ее беспощадную тираду вынудила их дочь говорить столь омерзительные вещи.

Энни постучала в третий раз, а затем заглянула в щель почтового ящика. Внутри – кромешная тьма! Мари должна была вернуться домой не раньше, чем через полчаса, к этому времени Бруно или Сиси обычно привозили ее на машине.

Быть может, все еще открыта калитка черного хода? Обычно ее не запирали до тех пор, пока все не ложились спать. Энни направилась в конец улицы, свернув в узенький переулок. Он вел к расположенному позади проходу, пролегавшему между двумя рядами зданий. Отец говорил им с сестрой, что ни в коем случае не следует пользоваться этим путем с наступлением темноты, каждый раз напоминая о девочке, убитой в похожем месте менее чем за милю отсюда. Вспомнив об этом, Энни побежала. Она споткнулась, поравнявшись с мусорным баком, и чуть не вскрикнула, увидев два светящихся глаза, глядящих на нее сверху. Это был кот, который зашипел, когда она проходила мимо.

Наконец Энни поравнялась с домом номер тридцать восемь и вошла во двор. Ее пальцы дрожали, когда она пыталась нащупать щеколду на калитке черного хода. Только когда за ней закрылась дверь, Энни с облегчением вздохнула, наконец-то ощутив себя в полной безопасности.

Свет горел в кухне, а не в гостиной, что само по себе выглядело довольно странно. Энни, прищурившись, посмотрела сквозь тюлевые занавески, однако внутри никого не было видно. Должно быть, они ушли, однако в то, что ее родители могли куда-то неожиданно отправиться, было просто невозможно поверить. А может, кто-то из них внезапно заболел? Если это так, то вся вина за случившееся лежит на ней.

Энни попыталась открыть дверь в кухню. Девушка была уверена в том, что она закрыта на ключ, однако очень удивилась, обнаружив, что дверь не заперта. Но еще больше Энни поразило то, что, открывшись на несколько дюймов, дверь наткнулась на какую-то преграду. Что-то мешало ей отвориться дальше. Энни подтолкнула ее плечом, и дверь поддалась.

В нос девушке ударил резкий запах. Пахло газом, причем так сильно, что Энни инстинктивно прижала руки к лицу. А затем пронзительно закричала.

Мама лежала на полу. Ее голова покоилась на подушке, а в неподвижных бледных пальцах были зажаты четки. Голова же отца была засунута в духовку, его тело нависало над телом жены. Его рука лежала у нее на груди.

Энни снова закричала и больше не могла остановиться. Она кричала так громко, что не слышала ни того, как люди, открыв окна, стали спрашивать, что тут, черт побери, происходит, ни звука шагов, доносящихся с расположенного позади прохода, ни лязганья щеколды. Энни не отдавала себе отчета в том, что задний двор внезапно заполнился людьми. Она пришла в себя, лишь когда ее грубо оттолкнули в сторону.

– Боже милостивый! – сказал кто-то хриплым голосом. – Уведите отсюда ребенка. Кто-нибудь, вызовите «скорую помощь», быстрей!

– Ну же, милая, пойдем со мной. – Живущая по соседству миссис Флахерти взяла Энни за руку, пытаясь увести ее.

Девушка глядела на пожилую женщину расширенными от ужаса глазами.