Текст книги "Мечты Энни"
Автор книги: Маурин Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)
– Хочешь верь, хочешь нет, Сил, – медленно сказала Энни, – но я ни в коей мере не чувствую себя несчастной.
– Это все потому, что твоя голова набита ватой.
– Ну тогда каждому следует вместо мозгов иметь вату, и на свете жилось бы лучше.
Вдруг открылась дверь черного хода, и Валерия Каннингхэм крикнула:
– Энни, ты дома? – Она вошла в комнату с Дэниелом. – Ты не появилась в садике, поэтому я подумала, что лучше привести его домой.
Она действительно забыла забрать своего сына! Энни сделала смелую попытку сесть на диване, но тут же со стоном упала:
– О боже, моя голова!
– Привет, Сильвия, – весело сказала Валерия. – Прошло столько времени с тех пор, как мы виделись последний раз.
Она сделала обеим черный кофе.
– Вот это неожиданность, – проговорила Валерия. – Никогда бы не подумала, что увижу Энни Менин в стельку пьяную в это время суток.
Энни все еще была навеселе, когда Лаури пришел домой. Он посмеялся и никак не прокомментировал отсутствие ужина. Она же ни словом не обмолвилась о том, что забыла забрать из садика Дэниела, считая, что допустила непростительную халатность. Когда хмель прошел, Энни стало стыдно. Сильвия уехала в Ливерпуль на такси, поскольку была слишком пьяна, чтобы вести машину, но собиралась вернуться за своим автомобилем.
Лаури как раз чистил картофель, когда в дверь черного хода с шумом влетела Сильвия. Она тут же сняла белоснежное пальто и бросила его на пол.
– Ну, как я выгляжу? – спросила она, виляя бедрами.
Энни захлопала глазами, увидев, как заиграло коротенькое пурпурное платье подруги. И так и ахнула от изумления при виде ярких колготок в красно-черную полоску. А еще Сильвия повязала черную бархатную ленту вокруг головы с драгоценным камнем посредине.
– Ты выглядишь… – Энни пыталась подобрать слово, – ужасно.
– Вот и здорово! – Сильвия причмокнула губами.
– Ты, наверное, собралась на бал-маскарад? – наивно спросил Лаури.
– Нет, я буду разгадывать с Эриком шарады.
Сильвия задержалась лишь для того, чтобы увидеть Сару, и отметила, как сильно девочка подросла. Оказывается, малышка не забыла тетушку Сильвию. Затем гостья, напоследок вильнув бедрами в обтягивающем пурпурном платье, ушла, оставив после себя облако дорогого парфюма.
Энни наблюдала, как золотистый автомобиль ее подруги уезжает прочь. Когда она вернулась в кухню, Лаури сказал:
– Я рад, что вы помирились, однако все ли в порядке с Сильвией? По-моему, она выглядит так, словно одержима маниакальной идеей.
– Она ужасно несчастна. Я расскажу тебе об этом чуть позже.
Дэниел повис у нее на ноге, требуя рассказать сказку на ночь. Сара же терпеливо ждала в кресле, держа свою любимую книжку-раскраску из детской серии рассказов об игрушечном мальчике Нодди.
– Почитай им, милая, – сказал Лаури, – а я тем временем приготовлю сосиски.
– А ты уверен, что хочешь это делать? – взволнованно спросила Энни. – Просто из меня сегодня никудышная хозяйка.
Он нежно поцеловал ее.
– Нет ничего плохого в том, чтобы иногда выбиться из привычной колеи.
Энни села в кресло, втиснувшись между детьми. Она очень любила это время суток. Муж был дома, а два маленьких тельца нежно прижимались к ней. Лаури в этот момент что-то нескладно пел на кухне. Таких мужей, как он, один на миллион. Кевин Каннингхэм наверняка пришел бы в ярость, если бы, придя домой, обнаружил Валерию под хмельком. Но можно ли быть счастливой с человеком, который готов приготовить сосиски и разрешает ей выбрать обои, но в то же самое время решительно противится, когда дело касается действительно жизненно важных вещей? Кевин не стал бы готовить ужин, однако у них с Валерией был общий банковский счет, и она всегда могла при желании выписать себе чек. Энни же не имела ни малейшего представления, сколько у них денег в банке, а Лаури лишь посмеялся, словно над какой-то шуткой, когда она предложила ему, по примеру соседей, открыть общий счет. Такая же улыбка появилась на его лице, когда она спросила, может ли она, как и Валерия, пойти на курсы вождения.
Ведь у них сейчас могло бы быть четверо детей – кроме Сары и Дэниела еще Джошуа и Софи.
– Если уж Валерии это под силу, то мне и подавно, – попыталась настоять на своем Энни.
– Но ведь Валерия не так уж и хорошо с этим справляется, правда, милая? Я не хочу каждый вечер приходить домой и видеть, как ты валишься с ног.
«Но это мне пришлось бы валиться с ног», – подумала она несколько лет спустя, когда было уже слишком поздно. Может быть, Лаури был просто эгоистом, не желавшим нарушать размеренный уклад своей жизни?
– Ты сбилась, мамочка, – с укором сказала Сара. – Ты пропустила то место, где Нодди разбивает свою машину. – Она знала эту книгу наизусть.
– Извини, солнышко. Я просто витала в облаках. Так на чем же я остановилась?
К тому времени как Энни закончила читать, она, подумав, что так будет безопаснее, решила, что все-таки Сильвия несла полную чушь. Она не имела никакого права полагать, что и с браком Энни не все в порядке только потому, что у нее самой не заладилась супружеская жизнь.
– Вот нахалка! – чуть слышно произнесла Энни.
– Ты снова сказала не то, мамочка. Здесь такого нет.
Наступил июнь, и в лейбористской партии произошло событие чрезвычайной важности. Какие-то люди без конца звонили Лаури, чтобы поговорить. Однажды вечером несколько членов партии, в том числе и дядюшка Берт, нагрянули к ним домой. Они всю ночь оставались в столовой, о чем-то яростно споря. Причем Лаури шумел больше всех, и было странно слышать, как его обычно приятный голос срывается на гневный крик. В какой-то момент муж вошел в гостиную и любезно попросил Энни приготовить им чай.
– Ума не приложу, как ты умудряешься жить с таким человеком, милая, – пошутил дядюшка Берт перед уходом. – Держу пари, тебе порядком надоело, что тебя все время пичкают политикой.
Энни вежливо улыбнулась. Люди и прежде говорили ей нечто подобное, однако, как ни странно, дома Лаури практически не говорил о политике.
– А о чем шла речь на собрании? – спросила она, когда все разошлись.
– Да ни о чем, милая, – рассеянно сказал Лаури.
Но Энни прекрасно понимала, что обсуждался вопрос государственной важности. Упоминалось имя Гарольда Уилсона, премьерминистра Великобритании. С недавних пор Энни в отсутствие мужа стала смотреть по телевизору программу «24 часа» и даже несколько раз купила газету «Дейли телеграф». Там было несколько серьезных статей, из которых она почерпнула необходимые факты.
Энни прежде не знала, что в стране был такой высокий уровень безработицы. Цены постоянно росли. Министр, занимающийся этими вопросами – женщина по имени Барбара Касл – попыталась протолкнуть документ «Вместо разногласий», чтобы урегулировать отношения с профсоюзами, однако Конгресс тред-юнионов вместе с левым крылом лейбористской партии выступил категорически против.
Несколько дней спустя, вскоре после того как Сара и Дэниел легли спать, снова пришел дядюшка Берт с той же компанией. Энни оставила дверь в гостиную открытой и все слышала. Она поняла, что они не поддержали документ «Вместо разногласий» и составляли резолюцию, чтобы направить ее премьер-министру. Энни была под впечатлением.
– Как это понимать? – послышался чей-то голос. – Партия обманывает профсоюзное движение, предлагая пропихнуть этот документ и…
– Не обманывает, а предает, – сказал Лаури. – И это при том, что лейбористская партия фактически выросла из профсоюзов.
Энни с невинным выражением лица смотрела детектив «Мстители», когда из-за двери показалась голова Лаури и он попросил приготовить им чай.
После того как чай был подан, они снова занялись своей резолюцией. Энни слонялась по комнате, размышляя, хватит ли у нее духу вмешаться в этот разговор, чтобы спросить, как профсоюзы намерены вести себя в отношении бедных людей. Тех, кто занимал низкооплачиваемые должности и вообще не состоял в профсоюзе или же, как, например, медсестры, даже не имел возможности бастовать. И еще: думают ли профсоюзы о безработных? И как насчет женщин? Что сделал транспортный профсоюз для того, чтобы помочь женщине, которая стала водителем автобуса, но вынуждена была уйти из-за водителей-мужчин?
Лаури, подняв голову, спросил:
– Ты что-то хотела, Энни?
Смелость вдруг покинула ее.
– Я… э, кто-нибудь хочет печенье?
– Я пас, милая, – сказал дядюшка Берт.
Остальные были настолько поглощены резолюцией, что даже не заметили, что она что-то сказала, так и не поблагодарив ее за чай.
Собрание закончилось, и все разошлись по домам. Лаури вошел в гостиную, потирая руки.
– Вы написали резолюцию до конца? – поинтересовалась Энни.
– Да, милая. Дэн попросит, чтобы текст напечатали на машинке.
– Лаури, – пылко сказала она. – Если бы у меня была портативная печатная машинка, я смогла бы печатать для тебя любые тексты. И не только это. – Ей пришла в голову еще одна великолепная идея. – Если бы я ходила на собрания, то могла бы вести протокол.
Пройдя позади дивана, на котором она сидела, Лаури ласково взъерошил ей волосы.
– Нет, спасибо, милая. Мы не хотели бы, чтобы ты забивала свою очаровательную головку политикой.
Должно быть, вместо мозгов у нее действительно была вата. Потребовалась целая вечность, чтобы слова и все, что стояло за ними, вдруг выплеснулось наружу. Ее муж углубился в чтение газеты, когда Энни, вне себя от ярости, воскликнула:
– Да как ты смеешь говорить такое!
Лаури удивленно посмотрел на нее.
– О чем ты говоришь, милая?
– Как ты смеешь предполагать, будто я слишком недалекая, чтобы забивать себе голову политикой?
– Я никогда ничего подобного не имел в виду. Просто ты ни разу в жизни не проявляла интереса к политике, вот и все. – Пожав плечами, он снова уткнулся в газету.
Энни выхватила газету у него из рук и швырнула ее на пол.
– Только лишь потому, что у меня не было такой возможности. Мы с тобой говорим лишь об обоях, о детях и о том, какие цветы выбрать для посадки.
Лаури разволновался.
– Ты не похожа на себя, Энни. Какая муха тебя сегодня укусила?
Энни сверкнула глазами.
– А почему бы мне тоже не поучаствовать в этом собрании?
– Потому что ты не член партии, – просто ответил он. Лаури попытался обнять ее за плечи, однако она отодвинулась, чтобы он не смог до нее дотянуться. – Да и вообще, ты бы не поняла ничего из того, о чем там говорят.
– Я точно знаю, о чем идет речь, – резко сказала она. – О законопроекте Барбары Касл «Вместо разногласий», который я, кстати, полностью поддерживаю. Страна никогда не поднимется с колен, если мы пойдем на уступки профсоюзам.
Лаури застонал.
– Вот, Энни, великолепный пример того, почему я никогда не хотел говорить о политике в своем доме. Эти разговоры способны посеять вражду. – Он умоляюще посмотрел на нее, и впервые в его карих глазах не было даже намека на озорной огонек. В действительности изменились не только его глаза, но и выражение лица, манера говорить, жестикуляция. Испытывая шок, Энни поняла, что сейчас муж впервые обращался к ней как к взрослому человеку. Он снова заговорил: – Я совершенно не согласен с тем, что ты только что сказала, – именно из-за этого люди чуть не накинулись друг на друга с кулаками на прошлом собрании.
– Так почему же ты туда ходишь, если это так ужасно? – насмешливо фыркнув, поинтересовалась она.
Лаури недовольно поморщился.
– Это не так, мне очень нравится там бывать. Однако, переступив порог своего дома, я хочу оставить все за дверью. Вот эту комнату, этот дом я считаю своим святилищем, местом, где я хочу найти покой и тишину, а не вести политические дебаты.
И вдруг Энни поняла то, о чем уже давно догадывалась Сильвия: за добродушно-веселой внешностью Лаури Менина скрывался эгоист.
– Другими словами, – тихо произнесла она, – твоя жена никогда не должна забивать свою симпатичную головку ничем таким, что могло бы нарушить твой покой и тишину. – Она всеми силами старалась сдержаться, чтобы не поднять вопрос, касающийся детей – Джошуа и Софи, которых она так сильно желала, крох, которые так никогда и не родятся, чтобы не потревожить его тишину и покой. Вероятно, некоторые слова все же лучше не произносить, иначе они могли бы разрушить их отношения. Внезапно Энни почувствовала обиду на мужа за то, что он был намного старше ее и что, наверное, уже вряд ли сможет стать другим. Дот сказала, что брак – это приключение, и Энни стало интересно, как бы сложилась ее жизнь, выйди она замуж за ровесника, потому что в ее супружестве не было ничего авантюрного. Ей было уютно, она чувствовала себя защищенной, и именно этого она когда-то так сильно хотела, однако сейчас Энни уже не была уверена в том, что это по-прежнему ее устраивает.
Лаури был потрясен. Он стоял, сложив руки на животе, его рот был слегка приоткрыт, словно кто-то со всего маху заехал ему в челюсть. Несмотря ни на что Энни испытывала любовь к нему. Это чувство было настолько сильным, что причиняло физическую боль, и одновременно с этим пришло осознание того, что теперь все изменится. Возможно, не сразу, не с завтрашнего дня, но отныне ее жизнь пойдет иначе. Наверняка Лаури не осознает этого, однако между ними все же выросла стена. Пусть совсем маленькая, но все-таки стена.
Их взгляды встретились. Он сказал надломленным голосом:
– Мне никогда бы и в голову не пришло, что ты несчастлива со мной.
– Я не несчастлива!
Он простер руки, и Энни подошла к нему.
– Я всегда хотел лишь одного – чтобы ты была счастлива.
Энни знала, что это ложь, иначе сейчас наверху спали бы четверо ее детишек. Однако не было сомнения в том, что Лаури говорил совершенно искренне.
Они больше никогда не вспоминали об этой ссоре. Вскоре из лейбористской партии пришел членский билет, означающий, что Энни принята в ее ряды, хотя она никогда не ходила на собрания. Не поднимала она больше вопроса и о рождении еще двух детей. Думать об этом было уже слишком поздно.
ГЛАВА 4
Августовское солнце нещадно палило в ярко-голубом безоблачном небе. Растения в тупике Хезер достигли пика своего цветения. С годами кремовые кирпичи постепенно становились золотисто-коричневыми.
У детей были каникулы. Их голоса, немного приглушенные из-за плотного влажного воздуха, доносились из сада, где малыши весело резвились. Собака гонялась за бабочками, громко лая, а на деревьях радостно орали птицы.
В такой великолепный день никто не ожидал увидеть катафалк, сопровождаемый одиноким черным автомобилем, который медленно заехал на территорию тупика Хезер, остановившись у дома номер шесть, где жили Траверсы.
Случись это в Бутле, на улицу тотчас высыпала бы тьма народу. А здесь люди лишь взволнованно задернули тюлевые занавески. Траверсы всегда избегали контактов с соседями.
Энни осенила себя крестом, увидев, как гроб, который несли четыре человека, внезапно показался из-за высокой живой изгороди, отделявшей пожилую пару от остального мира. Следом за ним появилась одинокая фигура миссис Траверс. Она облачилась в черное, а ее лицо скрывала вуаль. Гроб с единственным похоронным венком был аккуратно помещен в багажник катафалка, и эта небольшая процессия уехала прочь.
– Ты видела, Энни? – закричала Валерия.
Энни поспешила в сад за домом, обрадовавшись, что есть кто-то, с кем можно поговорить. Увиденная сцена оставила тягостное впечатление, не потому, что умер старый человек, а от осознания того факта, что никто не знал о его кончине.
Валерия стояла, прислонившись к забору. Она выглядела расстроенной.
– У них, должно быть, нет детей.
– И родственников.
– Да и друзей тоже.
– Они не стремились заводить знакомства.
– Только подумай, Энни, – рассудительно сказала Валерия. – Когда-нибудь наступит день, и я стану такой же старой, как миссис Траверс.
Энни поежилась.
Они решили сегодня же вечером зайти к миссис Траверс, чтобы выразить ей свои соболезнования. Спустя некоторое время Валерия вошла в дом. Она купила кулинарную книгу и к возвращению Кевина хотела приготовить что-нибудь вкусненькое на ужин.
После ухода Валерии Энни села на веранде, наблюдая за тем, как резвятся дети. Сара лениво раскачивалась на качелях, которые недавно сделал Лаури, а Дэниел сидел в пластиковом «лягушатнике», играя с непотопляемой лодкой. Энни показалось, что у него безучастное выражение лица. Она надеялась, что всему виной была жара и он не сляжет с каким-нибудь недугом.
В браке Менинов не было никаких передряг, ничего, что сделало бы его крепче. Трудно представить, чтобы она смогла решиться на измену. Это сразу бы отразилось на ее поведении, она тут же выдала бы себя. Энни не умела врать. В любом случае, с тех пор как она вышла замуж, ни один мужчина даже не попытался приударить за ней.
«Как же такое возможно, – удивлялась Энни, – что, самозабвенно любя Лаури, я в то же время могу думать о столь ужасных вещах…»
В прошлом году Каннингхэмы оставили своих отпрысков на попечение матери Валерии и отправились в Париж. А в следующем месяце поедут в Испанию и на этот раз планируют взять ребятишек с собой.
Однако когда в прошлом месяце у детей начались каникулы и Энни предложила куда-нибудь поехать всей семьей, она встретила со стороны мужа решительный протест, – Лаури утверждал, что они не могут себе этого позволить. «Это может стоить сотни фунтов, милая, а ты ведь знаешь, что сейчас количество заказов резко сократилось».
И, к сожалению, это действительно было так. Инфляция стремительно росла. Поскольку цены постоянно увеличивались, люди все меньше покупали новое жилье, и строительные фирмы закрывались. У Лаури было все меньше и меньше рабочих часов.
– Мы могли бы взять напрокат палатку и разбить лагерь, – предложила Энни. – Семья Шефердов из дома номер два каждый год путешествует с палаткой. И это стоит не дороже, чем остаться дома.
По словам Кони Шеферд, стоянка находилась на ферме, на территории которой размещалось всего шесть таких же, как у них, палаток. Каждое утро они первым делом пересекали покрытое росой поле, чтобы купить парного молока и яиц у фермера. Когда стояла хорошая погода, они ели прямо на свежем воздухе. Детишкам нравилось исследовать уэльские леса и долины, играть в ручейках и ловить головастиков.
– А что же делать, если пойдет дождь? – спрашивал Лаури.
– И в ненастную погоду можно продолжать поход. – Энни запрокинула голову, почти физически ощущая, как на ее лицо падают капельки дождя. – О, как это было бы замечательно! Сара и Дэниел провели бы незабываемое лето.
– Положа руку на сердце, думаю, что это не для меня. Когда я буду свободен, мы могли бы поехать в Нью-Брайтон или же Саутпорт на целый день.
Энни не могла настаивать. Она сказала:
– Когда Дэниел через год пойдет в школу, я устроюсь на работу на неполный день. Тогда мы сможем позволить себе настоящий отпуск.
Лаури замотал головой.
– Я не хочу, чтобы ты работала, Энни. Тебе и так хватает дел по дому и с детьми.
– Только я могу решать, что мне надо делать, а что нет, Лаури, – резко возразила она. – И я вполне могу работать неполный день и заботиться о своей семье. На тебе это никак не отразится.
– Я думал не о себе, милая. Просто мне бы не хотелось, чтобы ты возлагала на себя слишком большую ответственность. – Его голос звучал мягко. Лаури никогда не выходил из себя.
Однако Энни понимала, что он думает исключительно о себе. Конечно же, в его намерениях не было злобной мести, как в случае с Эриком. Сам того не осознавая, Лаури просто хотел, чтобы жена полностью зависела от него. Возможно, именно поэтому он не разрешил ей учиться управлять автомобилем. Однако когда она пригрозила, что израсходует деньги, предназначенные для ведения хозяйства, на оплату водительских курсов, Лаури все-таки дал добро. И в декабре Энни должна была сдавать экзамены.
Она больше не сказала ни слова, хотя внутри у нее все кипело, но вдруг Лаури пошел на уступки.
– А почему бы тебе не съездить в Лондон, чтобы провести уик-энд с Мари? – спросил он. – Ты не была там с тех пор, как мы поженились, да и с сестрой ты не виделась уже целую вечность.
– Ты хочешь сказать одной? – удивилась Энни.
– Ну, с детьми ты не отдохнешь! Я могу побыть с ними. А если понадобится, Дот всегда придет на выручку.
– О Лаури! – Энни не бросилась в его объятия, как делала это раньше, потому что между ними стояла невидимая стена. – О Лаури, – снова сказала она, – это было бы просто здорово.
Из сада Траверсов доносился звук секатора.
«Она вернулась! О боже, должно быть, ей сейчас очень тяжело!»
Однако глаза миссис Траверс были сухими, когда Энни и Валерия зашли к ней вечером, чтобы выразить соболезнования. Она даже не пригласила их в дом.
– Благодарю, – холодно произнесла миссис Траверс.
Ее лицо, напоминающее пергаментную бумагу, было покрыто сетью глубоких морщин. Через приоткрытую дверь можно было видеть подставку для зонтов в виде ноги слона, а также уродливые деревянные маски, висящие на стене. Миссис Траверс захлопнула дверь прямо у них перед носом.
– Ну и как прикажешь это понимать?! – с негодованием воскликнула Валерия.
– Даже не знаю, – медленно сказала Энни. – И впрямь странно.
Спустя неделю к Энни зашел Крис Эндрюс. Он по-прежнему работал учителем в школе Гренвиля Лукаса. Энни теперь казалось невероятным, что когда-то она считала его старым. В свои тридцать четыре он был всего на несколько лет старше ее. Лотти ушла от него в прошлом году, и какое-то время он чувствовал себя опустошенным, но вскоре взял себя в руки. Крис сбросил лишний вес, стал носить контактные линзы и отпустил длинные волосы, а Энни показала ему, как заплетать косичку. Он предпочитал брюки-клеш, жилетки, украшенные вышивкой, и индийские рубашки. А вошедшие в моду ботинки на высокой платформе очень выгодно увеличивали его рост. Происшедшая с Крисом метаморфоза была щедро вознаграждена, когда эффектные девушки вереницей вдруг потянулись к его дому, а некоторые без зазрения совести даже оставались у него на ночь.
– Если бы Лотти увидела тебя сейчас, она пулей прилетела бы обратно, – говорила Энни, восхищенно глядя на него, но Крис сказал, что не желает ее возвращения.
Он пришел к Энни отнюдь не из праздного любопытства. Просто его дом примыкал к дому Траверсов, а за последние двое суток оттуда не доносилось ни звука. Он постучал, но ответа не последовало, правда, даже тогда, когда старик был жив, Траверсы не всегда открывали дверь. Крис поинтересовался, не видела ли Энни миссис Траверс в саду.
– Вообще-то не многое увидишь за деревьями. – Энни запаниковала. – Надеюсь, с ней все в порядке.
– А почему бы тебе не позвонить в полицию? – предложил Лаури, обращаясь к Крису.
– Пойду-ка я сначала сам взгляну.
Лаури пошел с ним. Позже он рассказал Энни, что они посмотрели в окно и в отверстие почтового ящика, но ничего не увидели, поэтому решили обойти вокруг дома. Миссис Траверс сидела на скамейке в саду. В одной руке у нее были садовые ножницы, а в другой – красная роза. По словам доктора, она была мертва уже два дня.
Приехала карета «скорой помощи», и тело забрали. О похоронах никто ничего не слышал. Позднее приехал фургон и вывез мебель, а на доме появилась вывеска «Продается». Ходили слухи, что Траверсы оставили все свои сбережения сиротскому приюту в Индии.
Дом почти сразу же купили Барклей – супружеская пара средних лет со Смитдаун-роуд. У них было трое детей-подростков, и вся семья разговаривала с ярко выраженным ливерпульским акцентом. Они не принадлежали к тому типу людей, которых обычно можно было встретить в тупике Хезер. Сид Барклей держал палатку по продаже фруктов и овощей на различных рынках: на Грейт хомер-стрит, в Ормскирке и Биркенхеде. Его жену Веру никогда не видели без сигареты. Их машина, последняя марка «форд гранада», заехала в гараж, а громадный, видавший виды фургон был оставлен на подъездной дороге на всеобщее обозрение.
Первым делом супруги Барклей убрали живую изгородь, подрезали деревья и расчистили участок от растений на территории сада за домом, чтобы разбить там газон. И очень скоро не осталось ничего, что указывало бы на то, что здесь когда-то проживали Траверсы.
– Не знаю, почему ты так сокрушаешься, – сказала Сильвия. – Возможно, в Индии Траверсы вели восхитительный образ жизни. Только представь себе одежду, которую они носили в те дни – женщины, облаченные в чистый шелк, струящиеся кружева и драгоценные камни, мужчины в военных униформах. А повсюду витал запах специй и мускусных духов. Держу пари, миссис Траверс крутила роман с каким-нибудь армейским полковником, который пил шампанское из ее туфельки, а мистер Траверс застрелил его, чтобы вернуть себе доброе имя. Вообрази себе облаченных в белую одежду слуг с темными красивыми лицами, источающими сексуальность, которые обмахивали хозяев бамбуковыми листьями, когда те лежали обнаженными, покрываясь потом от любовных услад в своих кроватях под шатром из сетки.
– Ну и воображение у тебя! – сказала Энни. – А по-моему, Траверсы были просто одинокими людьми, которые умерли почти одновременно, с разницей всего лишь в несколько дней.
– Они наверняка жили воспоминаниями, Энни. Мне была бы приятна мысль о том, что мой муж отправится на небеса сразу после моей кончины, потому что не сможет жить без меня. Хотя Эрик, вероятнее всего, лишь громко рассмеялся бы и уже через неделю женился снова.
– В ваших отношениях что-нибудь изменилось в лучшую сторону?
– Между нами уже ничего и никогда не изменится в лучшую сторону. Прошлой ночью у нас была самая ужасная ссора из всех, что когда-либо случались. Мне кажется, Эрик мог бы попросту убить меня, не появись вовремя его мать. И во всем виновата только я сама. Он сказал мне, что я больна, потому что не в состоянии стать матерью, а я ответила, что ему явно не хватает мужественности, раз он не может подарить мне ребенка.
– И почему же ты считаешь виноватой себя? Это просто какой-то детский лепет, ведь он же первый начал.
Был понедельник. Сильвия ходила за Энни по пятам, в то время как та меняла постельное белье. Грязные простыни и наволочки грудой лежали прямо на лестничной площадке, ожидая стирки. Неделю назад Сара снова приступила к занятиям в школе, а Дэниел пошел в садик.
– Я знаю, что мужчины не выносят, когда женщины пренебрежительно отзываются об их сексуальных способностях. Можно сказать, что от них воняет потом, что у них косые глаза или же бородавки на попе, им наплевать, но когда оскорбляют их мужское достоинство, они готовы выйти из себя. А разве Лаури не такой?
– Не имею ни малейшего понятия, Сил. Мне бы и в голову не пришло оскорблять его мужское достоинство.
Энни вошла в их с Лаури спальню и сняла постельное белье с большой кровати, на которой она спала в общей сложности почти девять лет.
Сильвия вдруг произнесла:
– Энни, почему ты никогда не рассказывала мне о своей сексуальной жизни?
– По-моему, это очень личная тема.
– Но я рассказываю тебе обо всем, что происходит между мной и Эриком.
– Это твое дело, – сухо сказала Энни. – Ты рассказываешь, потому что хочешь этого, а не потому, что я тебя прошу.
– Иногда можно подумать, что ты просто мисс Золушка, Энни Менин. – Сильвия села за туалетный столик, открыла шкатулку подруги и стала примерять сережки.
– Наша Мари частенько называла меня так.
Забыв о кроватях, Энни открыла дверцу платяного шкафа.
– Что мне взять из одежды в Лондон? Я уезжаю в пятницу.
Одна из женщин, вместе с которой Мари делила кров, как раз должна была на время уехать, и Энни могла занять ее комнату.
– Даже не спрашивай меня. Я бы не надела ничего из содержимого твоего гардероба.
– Большое спасибо, – резко сказала Энни.
Она перебрала все свои платья. Они действительно нагоняли тоску.
– Смотри-ка, а вот кулон в виде орхидеи, который я много лет назад купила тебе в магазине «Джордж Генри Ли». Жаль, что он потускнел.
– Эта вещица стоила девять шиллингов одиннадцать пенсов.
– Интересно, а что сталось с кулончиком в форме розы, который ты купила для мамы?
– Понятия не имею. Возможно, он так и остался у нее на шее, когда ее похоронили. Она никогда его не снимала. – Энни внезапно села на диван.
– Мне так жаль, Энни. Я, кажется, проявила бестактность. Ну, раз уж ты закончила с кроватями, может, я сделаю нам по чашечке кофе?
– Да, пожалуйста. – Энни передернула плечами, пытаясь отогнать образ мертвой матери, лежащей в гробу.
Спускаясь бегом по лестнице, Сильвия пела во весь голос. Ее отношения с Эриком представляли собой смесь трагедии, комедии и фарса, однако она твердо решила не падать духом. «Я не позволю ему сделать из меня жертву. В любом случае скоро все закончится. Или он убьет меня, или же я убью его».
«Прямо как в кино», – подумала Энни. Слушая Сильвию, можно было сделать вывод, что брак – это сплошная драма. Энни сняла наволочку со своей подушки, а затем подняла подушку Лаури, чтобы проделать то же самое, как вдруг увидела там два каштановых волнистых волоска. Она села и уставилась на них.
Нет, они с Лаури никогда не говорили о сексе. В общем, и говорить-то было не о чем. В последнее время они занимались любовью все реже и реже, и ее это совершенно не огорчало. По всей видимости, она ничего толком не знала об этой стороне супружеской жизни. Иногда, когда Лаури спал рядом с ней крепким сном, Энни слышала восторженные, отчаянные крики, доносящиеся из спальни Каннингхэмов. Ощущения, которые Энни получала от секса, никак не вдохновляли ее на громкие стоны наслаждения.
«Между нами нет настоящей близости, – подумала она. – Я имею в виду даже не секс. Просто нет интимности».
Энни вдруг вспомнила, что Валерия и Кевин пользовались резиновыми колпачками. Однажды утром соседка, смеясь, рассказала, что не смогла вытащить колпачок.
«Кевину пришлось вынуть его из меня, при этом как следует потрудившись».
Энни залилась краской смущения. Она никогда бы не попросила Лаури сделать что-либо подобное. Ни за что на свете!
– Кофе готов, Энни.
– Уже иду.
Она поспешно собрала простыни и наволочки и понесла их вниз.
В пятницу Фред Куиллин приехал в фургоне. Перед отъездом Лаури еще раз преподнес Энни один из тех сюрпризов, которые рождали в ее сердце горячую любовь.
– Желаю тебе приятно провести время в Лондоне. – Он поцеловал ее в щеку и положил что-то в руку. – Скоро твой день рождения. Купи себе новую одежду, пока будешь там. Не волнуйся о детях. Мы вместе с Дот как-нибудь справимся.
После того как он ушел, Энни опустила взгляд, чтобы посмотреть, что же ей дали. Двадцать пять фунтов!
– О!
Она открыла дверь. Лаури как раз собирался залезть в фургон.
– Лаури! – Она побежала по тропинке и обняла его за шею. – Я буду скучать по тебе!
Он похлопал жену по спине.
– Я тоже буду по тебе скучать, милая. Мы все будем скучать.
– Может, мне не следует ехать?
– Не глупи.
