Текст книги "Мечты Энни"
Автор книги: Маурин Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)
Энни ничего на это не сказала. Кто-кто, а уж она-то знала, какой жестокой может быть судьба.
Квартира Мари находилась на верхнем этаже четырехэтажного дома в районе Примроуз-хилл. С балкона, огражденного коваными решетками, на котором Энни почему-то очень боялась находиться, открывался прекрасный вид на Ридженс-парк с его буйной растительностью.
– Эта конструкция выглядит слишком ненадежной, – заявила Энни.
Стены в квартире были молочного оттенка, а мебельный гарнитур, сделанный из однотонного обесцвеченного дерева, был абсолютно новым. От этого сочетания веяло холодом, и помещение выглядело нежилым. Врученный по поводу новоселья подарок Энни, красно-голубая ваза, казалась бы слишком яркой среди столь невыразительных вещей, если бы не присутствие самой Мари.
Сестра сияла, словно лампочка. Ее глаза блестели, а лицо светилось от счастья. Наконец-то ее мечтам суждено было осуществиться – она вот-вот станет звездой.
Вторая часть телесериала «Он и она» должна была выйти на экран осенью. Рейтинг показал, что роль Лорелей, смешной американки, оказалась прямым попаданием в яблочко. Правда, объем роли был расширен в ущерб главным персонажам.
– Они меня ненавидят, – посмеиваясь, сказала Мари.
– Тебе это совершенно все равно? – спросила Энни. – Лично я не смогла бы такого вынести.
– Мне на это наплевать, – холодно проговорила Мари. – Эврил Пейдж – высокомерная стерва. Я рада, что она лишилась нескольких страниц сценария в мою пользу. Уже поговаривают о новом проекте, где моя героиня будет главной. Представляю, как Эврил разозлится, узнав об этом.
– Надеюсь, этот проект будет удачным, – пробормотала Энни. – Дот ужасно обрадуется.
Мари сложила ладошки вместе, словно собираясь помолиться.
– О, я тоже на это рассчитываю, сестренка. Догадайся, что я сделала на прошлой неделе? Я приняла участие в открытии супермаркета в Бирмингеме, на котором присутствовал мэр и все местные «шишки». Мне заплатили двести пятьдесят фунтов стерлингов.
– Очень неплохо, – сказала Энни.
Двое детей Мари были принесены в жертву, и ради чего? Ради того, чтобы она смогла поучаствовать в открытии супермаркета в Бирмингеме и довести до бешенства какую-то актрису. Вряд ли это того стоило.
Неделя закончилась, и Энни возвратилась к себе, в тупик Хезер. К своему удивлению, на участке Каннингхэмов она обнаружила щит с надписью «Продается». В тот же вечер к ней зашла Валерия.
– Думаю, ты уже видела щит?
– Куда же вы переезжаете?
– Кевину предложили раньше времени уйти на пенсию, – сказала Валерия. – Мы подумали, что теперь, когда с нами живет один Захарий, можно купить что-нибудь поменьше. – Келли и Трейси вышли замуж в прошлом году, а у Гари уже родилась малышка. – Кевин мечтает перебраться на ту сторону реки, в Грисби, где живет его брат, и собирается заняться гольфом. – Валерия сделала паузу, ее глаза сияли от счастья. – Догадайся, сколько, по мнению агента по недвижимости, мы должны просить за дом? Пятьдесят пять тысяч!
– Боже правый! – ахнула Энни.
– Невероятно, правда? Это же целое состояние!
– Вряд ли вы на этом сильно разбогатеете, если собираетесь приобрести другое жилье. Это всего лишь означает, что агенты по недвижимости и адвокаты сорвут большой куш.
Валерия громко рассмеялась.
– О, мне будет не хватать твоего присутствия за стеной.
– И мне тоже будет тебя недоставать.
К своему удивлению, Энни поняла, что, сказав это, не покривила душой. Со временем привыкаешь к людям и действительно проникаешься к ним симпатией, даже если сначала они не очень-то тебе и нравились. Без семейства Каннингхэмов за стеной все в этом доме будет иначе.
– Надеюсь, ты будешь счастлива на том берегу.
В воскресенье позвонила Дон Галлахер.
– Ты можешь прийти завтра в магазин, Энни? На днях неожиданно появился один парень из Йокшира, Бен Уэйнрайт, который изъявил желание продавать у нас свои картины. Я сказала ему, что решение данного вопроса зависит только от тебя. Он сказал, что снова придет в девять часов в понедельник.
– Ну и какие у него картины? – спросила Энни.
– Странные! Мне они не очень понравились, но с другой стороны, я же ничего не смыслю в искусстве. Может, это гениальные творения, откуда мне знать?
– У меня такие же познания в искусстве, как и у тебя, – сухо сказала Энни.
– Дело в том, милая, – проговорила Дон сипловатым низким голосом, – что он потрясающе красив. Если бы у меня не было бой-френда, я бы сама купила все его картины, какими бы странными они ни казались.
В понедельник утром Энни хотела было разодеться в пух и прах, чтобы произвести впечатление на красивого художника, однако в последний момент все-таки передумала. Наверняка он был женат и, возможно, окажется не таким уж и красавцем.
Энни надела джинсы, мешковатую футболку и легкие холщовые туфли. Глядя на себя в зеркало, она вставила в уши золотые сережки в виде колец и пробежалась пальцами по коротким рыжим завиткам. Не было никакого сомнения в том, что она по-прежнему выглядела молодо.
В 8.30 Энни, завернув за угол здания, направилась в магазин. Ее больше не охватывало радостное волнение при виде «Пэчворка». Она окинула одежду оценивающим взглядом. Вещи были прекрасно сделаны по ее эскизам, однако несколько моделей были одинаковыми, чего никогда не случалось раньше. Лоскутные одеяла и наволочки Сьюзен Хулл были такими же прелестными, как и раньше, а вязаные изделия практически не уступали изделиям Эрни Уэста.
Энни рассматривала картины, развешанные на стене. Это были акварели, нарисованные одной пожилой леди, подругой Сиси. Каждая из них представляла собой точную копию отдельно взятого цветка – степенного ириса, изогнутой розы, вычурной гвоздики… Картины были вставлены в узкие сосновые рамки и расходились на ура, обычно по две-три штуки в неделю.
Вдруг открылась дверь, и в магазин вошел мужчина. На вид он был ровесником Энни.
– Я обратил внимание на вывеску «закрыто», но увидел, что внутри кто-то есть, – сказал он с заметным йоркширским акцентом. – Вы хозяйка магазина? Меня зовут Бен Уэйнрайт. Это меня вы ждете.
– А я Энни Менин.
В облике Бена Уэйнрайта не было ничего такого, за что его можно было бы назвать красавцем. Он был высокого роста, худощавый, с типичными английскими чертами лица. У него было жилистое, словно высеченное из камня тело, покрытое загаром. «Но глаза действительно красивые», – подумала Энни. Они были темно-голубыми, почти синими, в обрамлении черных ресниц. Темные вьющиеся волосы напоминали шевелюру цыгана. На Бене были потертые джинсы и вязаный свитер.
– Как вы узнали о «Пэчворке»? – спросила Энни, пытаясь освободить ладонь. Его рукопожатие было необычайно сильным.
– Через местную лейбористскую партию. На прошлом собрании я презентовал им картину в знак признательности за то, что они поддержали шахтеров во время забастовки. А вот вас я там что-то не видел! – с осуждением произнес он.
– Я уезжала. – На самом деле она уже много месяцев не посещала собрания.
– Кто-то сказал, что вы выставляете на продажу картины. А я постоянно занимаюсь поиском рынка сбыта для своих работ. – Он с презрением взглянул на аккуратно выполненные акварели. – Увидев их, я думал, что уже не вернусь сюда.
– Никто не заставлял вас приходить.
Бен усмехнулся. Было приятно смотреть на морщинки, появившиеся вокруг его темно-голубых глаз.
– Хочется надеяться, что ваш вкус, возможно, не такой плохой, как кажется.
– Премного благодарна! – язвительно парировала Энни. – Ну и где же ваши чудесные картины?
– Они остались снаружи, в машине.
– Ну что ж, было бы лучше, если бы вы принесли их сюда.
Он снова усмехнулся.
– Будет сделано, мэм.
Энни наблюдала в окно, как Бен направляется в сторону старенькой машины марки «кортина» с кузовом «универсал». У него была походка очень уверенного в себе человека, который прекрасно знал себе цену. Вернувшись, он принес три холста без рамок.
– Ну и что вы думаете?
Первая картина была абсолютно черной. Лишь внимательно приглядевшись, можно было рассмотреть фигуры четырех шахтеров, работающих в недрах земли. Раздетые по пояс, они рубили киркой залежи угля. Краска была нанесена толстым масляным слоем, размашистыми мазками. Вблизи были хорошо видны налившиеся от напряжения мускулы, выступившие капли пота, усталые глаза. Все выглядело настолько реалистично, что Энни показалось, будто она ощутила едкий запах угля.
Бен Уэйнрайт поставил полотно на пол и взял следующее, с изображением здания на закате дня и мрачного колеса, застывшего на фоне хмурого красного неба, залитого багряно-зелеными тонами.
А на последнем полотне была изображена дюжина шахтеров, в конце рабочей смены покидающих шахту. Глаза на перепачканных углем лицах горели неестественным блеском. В этом было что-то радостное и свободное, было ощущение, что эти люди счастливы оттого, что после трудного дня вернутся домой, к своим семьям.
– Картины прекрасны, но я не представляю, кто из моих клиентов захочет их приобрести.
Бен изумленно посмотрел на нее.
– Но они не должны производить такое впечатление!
– Ну а что вы ожидали от меня услышать? – резко сказала Энни. – Что они ужасные?
– Я бы скорее предпочел «ужасные», чем «прекрасные».
– В таком случае я не думаю, что мои клиенты захотят купить эти ужасные картины.
– Полагаю, они предпочитают эту муру! – Художник указал на стены.
– Откровенно говоря, да. Мы продаем эти полотна по нескольку штук в неделю.
– Ха! Ну, извините, что потревожил вас. – Он поднял с пола свои холсты.
– Одну минутку, – сказала Энни. – Я не прочь приобрести одну картину для себя, если, конечно, она не слишком дорого стоит.
Остановившись, Бен взглянул на нее с изумленным выражением, застывшим на его грубом лице.
– Вы, вероятно, поступаете так из деликатности.
– Вообще-то вы не похожи на человека, который способен оценить деликатность. Нет, просто она мне нравится, но все зависит от цены.
– Семьдесят пять фунтов. – Бен вызывающе посмотрел на нее. – Для оригинала это дешево.
– Я знаю. – Одна акварель стоила двадцать пять фунтов. – Чек вас устроит?
Сев за письменный стол, Энни вынула из сумочки чековую книжку и очки.
– Вы зарабатываете на жизнь тем, что рисуете картины?
Лениво облокотившись на стену, Бен отрицательно покачал головой. Энни вдруг ощутила обаяние его мужественности, и ее пальцы немного задрожали, когда она писала его имя.
– Нет, – сказал он. – Я раздаю множество своих полотен – в клубы шахтеров, профсоюзам. Терпеть не могу художников, которые рисуют только для себя. Мне есть что сказать о жизни рабочего человека, и я хочу, чтобы об этом узнали все. Я постоянно ищу места, где можно было бы выставить свои картины.
– В таком случае вы, должно быть, шахтер.
– Был когда-то. Но потом мой отец и его братья умерли от фиброза легких. Я не хотел, чтобы мои сыновья видели, как я уйду на тот свет таким же образом. Я бросил эту работу много лет назад. Теперь вот рисую, когда у меня есть такая возможность, а на жизнь зарабатываю, работая водопроводчиком.
Он женат! Энни испытала разочарование. Она протянула Бену чек.
– Его обязательно примут и оплатят.
– Спасибо. – К ее изумлению, Бен разорвал чек пополам и вернул его ей. – Считайте это моим подарком, миссис Менин.
– Но… – Она понимала, что спорить бесполезно. – Называйте меня просто Энни.
– Пожалуй, я пойду, Энни.
Она проводила его до двери. Когда Бен наклонился, чтобы взять картины, Энни заметила густые черные завитки на его загорелой шее. Выпрямившись, он какое-то время стоял, сжимая полотна длинными худыми пальцами и молча глядя на нее. Энни открыла дверь. Задержавшись на пороге, Бен неожиданно спросил:
– Вы, конечно, не сможете сегодня вечером пойти со мной поужинать?
– К сожалению, нет. Я обещала кое-кого навестить.
Дот с нетерпением ждала ее прихода, чтобы услышать новости о Мари.
– Но завтра я свободна.
– Завтра утром я возвращаюсь домой, в Йокшир.
– Ну что ж, не страшно. – Внутренний голос так и подстегивал сказать: «Возьми его с собой к тетушке Дот, а после можно поужинать вдвоем. Он бы понравился ей, а она – ему. Мужчины, подобные Бену Уэйнрайту, на дороге не валяются». Похоже, этот голос совершенно позабыл, что Бен женат.
Энни уже открыла рот, чтобы заговорить, но тут пришла Дон Галлахер.
– Ну что ж, тогда пока, – сказал Бен Уэйнрайт.
– Пока, – ответила Энни, закрывая дверь.
Дон с любопытством посмотрела на нее.
– Я простояла на противоположной стороне улицы, наверное, целую вечность, ожидая его ухода. Ну и что ты о нем думаешь, Энни?
– Ты оказалась права. Он потрясающе красив.
– Насколько я понимаю, он пригласил тебя на свидание. Я почему-то ни капельки не сомневалась в том, что именно так он и поступит. Я была абсолютно уверена, что вы поладите друг с другом.
– Вообще-то я не встречаюсь с женатыми мужчинами, – строго сказала Энни, подумав, какая же она все-таки лицемерка. Не появись Дон так внезапно, она бы очертя голову побежала на свидание к Бену Уэйнрайту.
– Ну ты и идиотка! – Лицо Дон исказилось от раздражения. – Он ведь разведен. – Она подтолкнула Энни к двери. – Догони его и скажи, что ты передумала.
Однако на то место, где стояла машина Бена Уэйнрайта, уже парковался, давая задний ход, другой автомобиль. «Кортина» уехала.
ГЛАВА 6
Стараясь выбросить из головы образ Бена Уэйнрайта, Энни возвратилась к мыслям о втором годе обучения в университете. Курс стал сложнее. Раньше Энни просто читала книги, а потом обсуждала их на занятиях. Теперь же приходилось анализировать, почему в романах великого Теодора Драйзера, ярого сторонника коммунистических идей, столько внимания уделяется капиталистам – промышленным и финансовым магнатам, а также откровенным мошенникам.
Несколько ночей Энни работала до рассвета, читая и конспектируя. Сильвия даже уговорила Майка отдать ей электрическую печатную машинку, после того как фирма «Майкл-Рей секьюрити» перешла на компьютеры. Энни принимала самое активное участие в некоторых видах университетской деятельности, посещала дискуссионный клуб. Если по телевизору показывали какой-нибудь старый фильм, имеющий непосредственное отношение к курсу, например: «Сестра Кэрри», «Шум и ярость», «Великий Гэтсби», то по ее просьбе Крис Эндрюс записывал его на свой новый замечательный видеомагнитофон, и они вместе с Бинни Эпплби смотрели его прямо у него дома.
Осенью Бруно Дельгадо исполнилось семьдесят лет, и он отпраздновал эту дату в отеле «Гранд». Он по-прежнему прекрасно выглядел.
– Ты только посмотри на этого греховодника, – сказала Сильвия, с любовью наблюдая за отцом, стоящим за стойкой бара. Бруно в этот момент разглагольствовал перед завороженной публикой, состоящей главным образом из молодых представительниц женского пола. На нем была красная рубашка с расстегнутым воротом и черные кожаные брюки. Над барной стойкой была развешена дюжина поздравительных открыток. – Держу пари, когда все закончится, он как следует оттрахает вон ту блондинистую барменшу.
Энни с завистью взглянула на пятидесятилетнюю женщину, которая разливала по кружкам пиво.
Позже кто-то сфотографировал Бруно с Сильвией, Майком и четырьмя прекрасными девочками.
– А где Сиси? – крикнул Бруно.
Сиси тоже пригласили, однако она не пришла.
На следующее утро она позвонила Энни, чтобы разузнать, как все прошло.
– Мы прекрасно провели время, – восторженно сказала Энни. – Но почему там не было тебя?
– Я бы чувствовала себя лишней, – вздохнув, ответила Сиси.
– Не говори глупостей – Бруно спрашивал о тебе.
– Неужели? Это правда?
– Ты ведь по-прежнему его жена.
Они так и не развелись. Статус женатого человека устраивал Бруно во всех отношениях. Это было отличным предлогом для того, чтобы не позволить другим женщинам претендовать на его свободу.
– Да, но лишь формально. Погоди немного, Энни, кто-то звонит в дверь. – Сиси возвратилась через несколько секунд. – Это Бруно, – радостно сказала она. – Принес цветы. Давай поговорим с тобой в другой раз, дорогая.
Энни положила трубку, подумав, что Бруно следовало бы иметь двух жен – Сиси, которая любит его всем сердцем, и ту, с которой он мог бы заниматься сексом.
Однажды в пятницу, ранним ноябрьским утром позвонил Найджел Джеймс, чтобы сообщить о том, что Сара родила девочку.
– Малышка весит семь фунтов шесть унций и как две капли воды похожа на вас. Мы назвали ее Анна-Мари.
– О, какая прелесть! – Энни постаралась сдержать слезы. – Поздравляю, милый. Пусть Сара позвонит мне, как только сможет.
На следующий день Каннингхэмы переезжали в Хесуолл, и Валерия пришла проститься. Она взяла с Энни слово поддерживать с ней связь.
– Пусть даже это будут коротенькие письма, вложенные в конверт вместе с рождественскими открытками.
Энни, как и положено в таких ситуациях, пожелала Валерии удачи.
Та сделала недовольное лицо.
– Она нам вовсе не помешает, Энни. Мне ведь пришлось бросить работу, поскольку добираться туда стало слишком далеко. Даже не представляю, как мы с Кевином теперь уживемся, целыми днями путаясь друг у друга под ногами. – Она, недоумевая, посмотрела на Энни. – Все-таки странно, что, будучи маленькими, мои дети сводили меня с ума, однако сейчас, думаю, я с огромным удовольствием вернула бы те дни назад.
– Будем надеяться, что Кевину понравится гольф, а ты найдешь другую работу.
– Да, будем на это надеяться!
Они поцеловались на прощанье, наверное, впервые за все время знакомства.
– Кевин тоже забежит к тебе проститься, как только загрузят фургон.
Спустя несколько часов фургон двинулся с места, и Валерия с Захарием сели в машину. Энни открыла дверь, увидев подходящего к ней Кевина. Она протянула ему руку и сказала:
– Ну, пока, Кевин.
– Не возражаешь, если я помою у тебя руки, Энни? – Его одутловатое лицо покрылось испариной.
Она отошла в сторону, впустив его внутрь.
– Ты знаешь, где ванная.
– Подойдет и кухня.
Кевин вымыл руки, вытер их полотенцем, а затем, к безмерному изумлению Энни, схватив ее за плечи, стал страстно целовать.
– Кевин! – пролепетала она, с трудом высвободившись из его объятий.
– А ты совсем не изменилась, Энни. Ты все такая же сногсшибательная женщина, как и тогда, когда вселилась в этот дом, – глухим голосом сказал он и снова стал покрывать ее лицо поцелуями.
– Кевин! А что, если войдет Валерия?
– Да плевать мне на Валерию. Когда я снова увижу тебя? – Его глаза стали влажными от переизбытка чувств. – Пожалуйста, Энни! Мы могли бы как-нибудь днем встретиться в городе.
– Этого никогда не будет!
Снаружи хлопнула дверца машины, и Валерия закричала:
– Кевин!
Кевин дрожащими руками поправил очки.
– Я позвоню, Энни. Как-нибудь, когда Валерии не будет рядом. – Он, пятясь, вышел из двери.
Энни шла следом за ним через столовую.
– Нет!
– Мы могли бы снять номер в отеле.
– Ничего не получится, Кевин.
Она толкнула его в холл. Он, спотыкаясь, вышел задом наперед из входной двери, угодив прямо в руки своей жены.
Когда Каннингхэмы стали отъезжать, Энни с чувством исполненного долга помахала им на прощание рукой. Но как только машина скрылась из вида, она залилась раскатистым смехом. «О боже! Вот уж никогда бы не подумала, что такое может произойти со мной. В моем-то возрасте!» И она тут же, пошатываясь, направилась к телефону. «Я должна немедленно рассказать обо всем Сильвии».
Веселость Энни несколько поубавилась к тому времени, как она набрала номер подруги и в трубке зазвучал гудок. «Бедная Валерия», – подумала она.
Все выходные в доме номер восемь стояла гробовая тишина, однако в понедельник, возвратившись домой, Энни увидела на окнах плотные тюлевые занавески. Она позвонила в дверь, чтобы представиться. Валерия сказала, что дом купила какая-то пожилая вдова, некто миссис Винсент, живущая с незамужней дочерью.
Дверь открыла женщина лет пятидесяти. У нее были короткие седые волосы и круглые очки, делавшие ее похожей на сову. На ней была одежда, уже лет двадцать назад вышедшая из моды: подогнанная по фигуре шерстяная блузка, юбка из твида и туфли на плоской подошве. Женщина не пользовалась косметикой, однако ее лицо выглядело великолепно. Ее единственным ювелирным украшением был крошечный золотой медальон, висящий на цепочке.
– Привет, я Энни Менин, ваша соседка. Я зашла поздороваться.
Женщина робко заморгала.
– А я мисс Винсент, то есть Моника, – застенчиво пролепетала она.
– Кто там, Моника? – крикнули изнутри.
– Это леди, живущая за стеной.
– Ну так впусти ее в дом, глупая ты женщина.
– Вы хотели бы познакомиться с моей мамой?
Энни переступила через картонные коробки, стоящие в холле, и вошла в гостиную, в которой уже было некое подобие порядка. У стены стоял дорогостоящий дубовый шкаф, до сих пор ничем не заполненный, а напротив двустворчатых окон, доходящих до пола, – столовый гарнитур из шести стульев.
Миссис Винсент восседала на парчовом диванчике персикового цвета и смотрела телевизор. Она выглядела слишком моложаво для женщины, приходящейся Монике матерью. Ее лицо густо покрывал макияж. Одета она была в пурпурный мохеровый свитер и кремовую юбку, а волосы новой соседки напоминали белоснежное облако. Миссис Винсент бурно поприветствовала Энни.
– Милочка, что предпочитаете – кофе или чай? Моника! – Она щелкнула пальцами.
– Спасибо, ничего не надо, – поспешно сказала Энни, увидев, как Моника тут же вытянулась по стойке «смирно».
– Так вот, милая, – с преувеличенной вежливостью сказала миссис Винсент, – раз уж мы будем соседями, нам нужно знать друг о друге все. Я так думаю, вы замужем. И чем занимается ваш муж? У вас есть дети?
Энни еще никогда не приходилось делиться таким большим количеством информации за столь короткий промежуток времени. После того как она закончила, миссис Винсент поведала историю своей жизни. Ее супруг умер двадцать лет назад. «Поэтому я, как и вы, стала вдовой. К счастью, после него осталась пенсия, благодаря которой я могла жить припеваючи». В то время Моника работала медсестрой, однако у миссис Винсент пошаливало сердце. «Я ужасно боялась, что у меня случится один из этих приступов, когда моя дочь будет работать в ночную смену». Поэтому Моника стала патронажной сестрой, хотя в том, чтобы работать, не было никакой необходимости. Миссис Винсент с презрением взглянула на дочь, которая нервно теребила свой золотой медальон.
– Похоже, мама считает, что можно жить, питаясь святым духом, – детским голосом сказала Моника. – Пенсия отца не увеличилась, а инфляция растет.
– На самом деле она уже завтра отправляется на работу, и мне одной придется разгребать этот бедлам, – раздраженно сказала миссис Винсент.
Моника посмотрела на Энни умоляющим взглядом, словно ища у нее поддержки.
– Есть несколько семей, которые мне не хотелось бы подводить. А к завтрашнему утру я просто обязана привести это место в более-менее надлежащий вид.
– Да вы и так сотворили чудо, – заметила Энни.
Попрощавшись, она направилась к двери. Моника пошла за ней.
– Вы ведь меня не помните, правда? – спросила она. – Я училась в школе Гренвиля Лукаса, на год младше. Я сразу поняла, что мы где-то встречались, но лишь когда вы заговорили с моей мамой, вспомнила, где именно.
Энни никогда бы не подумала, что эта женщина моложе ее.
– Боюсь, мы тогда не замечали школьников, которые были младше нас.
– Вы еще дружили с той прелестной итальянкой, Сильвией.
– Мы по-прежнему дружим. Она замужем за моим кузеном, и у нее четверо детей.
Моника погрустнела.
– Я очень хотела создать семью, однако жизнь, похоже, не всегда складывается так, как мы того хотим, не правда ли?
– Да, не всегда, – сказала Энни. – Кстати, если вы помните меня, то наверняка вспомните и учителя английского языка, мистера Эндрюса. Он живет прямо через дорогу.
– Когда-то я была им сильно увлечена, – зардевшись, призналась Моника.
– Думаю, мы все были в него влюблены.
…К тому времени как Энни закончила писать доклад об Эрзе Паунд, было уже далеко за полночь. Она сделала чашку какао и взяла ее с собой в гостиную. Из соседнего дома доносился шум. То и дело слышался визгливый голос миссис Винсент.
– Не туда, дура!
Раздался звук разбившегося стекла, должно быть, что-то упало, и почти тотчас последовал пронзительный вопль миссис Винсент.
– Ты глупая, глупая и еще раз глупая! Я берегла эту вазу еще с довоенных времен.
Энни включила телевизор, чтобы как-то заглушить шум. Возможно, временами она и чувствовала себя подавленной, но, по сравнению с некоторыми женщинами, ей все же невероятно повезло.
Работа над второй частью сериала «Он и она» подошла к концу, и продолжения не намечалось. В центре внимания была искрометная коммуникабельная Лорелей. Телезрителям уже сообщили о том, что в следующем году на экраны выйдет новый сериал под названием «Лорелей».
Мари была на седьмом небе от счастья, когда позвонила сестре.
– Это действительно происходит наяву, сестренка. Моего продюсера завалили предложениями об участии в очередных кинопроектах, а журналисты стоят в очереди, чтобы взять у меня интервью.
– О большем я и мечтать не могла, Мари, – ласково произнесла Энни.
– Может, приедешь на Рождество? Меня уже пригласили на несколько вечеринок.
Энни поежилась.
– Мне бы очень не хотелось пропустить праздничный ужин с Сильвией и Майком, сестренка. Да и потом, на вечеринках будет полным-полно твоих друзей.
– Да, но… – Мари сделала паузу.
– Но что?
– Вообще-то на самом деле никакие они мне не друзья. Слишком уж долго я кочевала по миру. А настоящих близких друзей так и не приобрела.
– А как же Клайв Хоскинс?
Мари не вспоминала о нем уже целую вечность.
– Клайв умер несколько лет назад, когда я была в Америке. Я всегда хотела, чтобы рядом со мной находился самый родной и близкий человек.
– Мне хорошо знакомо это чувство.
Сколько же раз Энни нуждалась в поддержке сестры, однако Мари была занята карьерой. Ну а теперь, в час своего триумфа, Мари вдруг захотела, чтобы ее сестра была рядом!
– Возможно, я и приеду на несколько дней в новом году, – неуверенно сказала Энни.
– Это не имеет значения, – холодно ответила Мари. – Уверена, у тебя есть дела поважнее.
Майк Галлахер отказался поддержать идею рождественского ужина, ставшего традицией, если на нем не будет его родителей. Он нанял частную машину «скорой помощи», чтобы перевести их из Бутла в Инс Бланделл. Дот уговорила водителя ехать с включенной сиреной большую часть пути.
– Благодаря этому я почувствовала, что во мне на самом деле очень сильно нуждаются! – весело заявила она, когда ее вынесли на носилках.
– А это что? – спросила Энни, когда дядюшка Берт появился с каким-то замысловатым приспособлением, состоящим из трубочек и баллона.
– Кислород, милая. Дот он нравится. От него она становится еще более разговорчивой.
Все пятеро оставшихся у Дот сыновей уже стали дедушками, а пятнадцать ее внуков и внучек женились или вышли замуж, причем большинство из них обзавелись детьми.
– Ума не приложу, что мы будем делать на следующий год, – усмехнувшись, сказал Майк. – Даже банкетный зал недостаточно просторный для того, чтобы вместить всех членов семейства Галлахеров.
Все-таки невероятно, подумала Энни: благодаря одной немощной старушке на свет появилось такое количество людей, что для их размещения не хватает места даже в банкетном зале.
В начале января из Австралии пришло письмо, что очень удивило Энни. Она ведь разговаривала с дочерью совсем недавно, в первый день наступившего года.
«Дорогая мама, – так начиналось послание Сары, – я подумала, что будет лучше написать это на бумаге, чем рассказать тебе обо всем по телефону. Я знаю, насколько ты огорчена уходом Дэниела. Дело в том, что во время рождественских каникул он гостил у нас…»
– О боже! – вскрикнула Энни, приложив руку к сердцу.
Она стала читать дальше.
«У него был наш старый адрес, но, к счастью, люди, живущие там, знали, куда мы переехали. Сначала я даже не узнала Дэниела. Он выглядел каким-то чужим, ужасно повзрослевшим и очень исхудавшим. Его глаза мудры не по летам, словно он повидал и вкусил в этой жизни все, словно ему стало доступно понимание всего на свете. Мне было нелегко смириться с мыслью о том, что это и есть мой маленький братишка Дэниел».
– А он спрашивал обо мне? – шепотом проговорила Энни. – Он спрашивал о своей матери?
«Похоже, он побывал во всех уголках земного шара, даже в тех местах, где очень опасно. Сначала была Камбоджа, потом Иран и Ирак. Они с Найджелом довольно хорошо поладили друг с другом. Найджел есть Найджел, у него огромный багаж знаний о различных религиях, и именно об этом они главным образом и говорили».
«…И конечно же, Дэниел хотел знать все о тебе, мама».
Энни вздохнула с облегчением.
«Он обрадовался, узнав о том, что ты учишься в университете, и сказал, что всегда считал тебя умной женщиной. Думаю, он сожалеет, что столь неожиданно ушел из дома. "Но я вынужден был так поступить, – сказал Дэниел, – мне необходимо было найти свое место в жизни".
Нет, мама (знаю, ты наверняка задаешься этим вопросом), он ничего не сказал о своем возвращении домой. Он совсем недавно приехал в Австралию и собирался автостопом путешествовать по побережью.
Постарайся не звонить мне прямо сейчас, мама. Свыкнись с этой мыслью, прежде чем связаться со мной. Дело в том, что мне никак не удается успокоиться, поэтому, если ты позвонишь мне, я только расплачусь. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу своего младшего брата, совершенно не похожего на юношу, махавшего мне на прощание рукой в тот день, когда я покидала отчий дом.
Думаю, что к сказанному прибавить больше нечего. К сожалению, это письмо не оставляет надежды на счастливый конец.
Твоя любящая дочь Сара».
На Пасху «форд англия» окончательно вышел из строя. Пробег машины составил сто двадцать восемь тысяч миль.
– Боюсь, его пора сдавать в утиль, миссис Менин, – сказал ей механик в гараже. – У вашей машины в кузове больше шпаклевки, чем металла, а в прошлом году мне пришлось латать еще и низ, чтобы она прошла техосмотр.
Энни не оставалось ничего иного, как снять деньги со счета, специально открытого для поездки в Австралию. Она купила старенький красный автомобиль с небольшим пробегом и длительным сроком техосмотра. Получив десять фунтов за «форд», Энни оставила его на площадке перед гаражом, подумав о том, как сиротливо выглядела эта груда металла, пригодного разве что на металлолом. На протяжении многих лет Энни относилась к машине как к своей подруге.
Тем летом Энни никуда не поехала. Сильвия с детьми и Сиси на шесть недель собирались в Италию, у Бруно там по-прежнему оставались родственники. Он и Майк должны были присоединиться к ним, планируя провести вместе с ними две недели. Энни тоже приглашали поехать, но она отказалась. «Я должна присматривать за "Пэчворком" пока Дон в отпуске, а еще мне нужно написать пару курсовых».
