Текст книги "Минос"

Автор книги: Маркос Виллаторо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

~ ~ ~

Он представил меня человеку по имени Бидз – пожилому господину, который добродушно улыбнулся и пригласил меня в кондоминиум. Мы все говорили по-испански.

– Рад познакомиться с вами, мисс Чакон, – сказал Бидз. – Я слышал о вас самые замечательные истории. – Он пригласил меня жестом руки в просторную спальню, которая в результате его стараний была преобразована в некое подобие командного пункта по запуску космического корабля «Шаттл». В комнате работали одновременно три мощных компьютера, соединенные огромным количеством всевозможных проводов и кабелей. Бидз усадил меня на крайний стул, а сам уселся перед центральным компьютером. Текун тем временем извинился и отправился делать нам кофе.

– Похоже, что у вас очень мощные машины, – заметила я. – Неужели вы собираетесь захватить с помощью этого оборудования какой-нибудь фондовый рынок?

Бидз довольно захихикал, надел на нос очки с толстыми стеклами и наклонился к экрану монитора.

– Неплохая идея, но на самом деле это самая обыкновенная техника, которая позволяет мне следить за финансовым состоянием мистера Мурилльо.

Бидз так быстро щелкал мышью, что я сразу поняла, что он действительно хорошо владеет компьютером, может без особого труда проникнуть в тайные файлы ФБР и скачать оттуда информацию, которую я потом получила по почте. Однако я сидела молча и наблюдала за его работой.

Он работал быстро, но все же это потребовало некоторого времени. Вскоре вернулся Текун с тремя чашками горячего кофе. Бидз взял одну, сделал глоток, проворчал «Gracias, compa» [66]66
  Спасибо, товарищ ( исп.).


[Закрыть]и поставил ее на край стола. Я тоже взяла в руку чашку, но промолчала. Кофе был отменный, последнего урожая и, вполне вероятно, недавно поджаренный.

– Есть что-нибудь? – спросил Текун.

– Плетет кружева, – ответил тот. Я не понимала, что он имеет в виду, но сообразила, что какой-то там сигнал или вирус с трудом прокладывает себе дорогу от Нового Орлеана к штату Колорадо, прорываясь сквозь множество новых сайтов и локальных сетей. Каждые несколько секунд Бидз щелкал мышью или водил курсором по экрану, посылая соответствующие команды. Неужели это был вирус? Или это какой-то новый способ поиска информации, который позволяет наркоторговцам всегда быть впереди федеральных агентов и в конце концов выигрывать войну за наркотики?

Война за наркотики – так обычно называют рынок наркотиков. На самом деле это не война, а рыночное состояние спроса и предложения. И Текун хорошо знал об этом.

А теперь и я знала это, сидя перед компьютером в этой уставленной новейшим оборудованием комнате. И понимала, что с каждой минутой все больше и больше оказываюсь в положении вне закона. Надо будет как-то выпутаться из этой ситуации. Но не сейчас.

– Ну вот, я знал, что у нас тут будет что-то интересное, – сказал Бидз и повернулся ко мне, глядя сквозь толстые стекла очков своими мягкими стариковскими глазами. – База данных полицейского департамента Денвера. Отдел по расследованию убийств. Некий Хоакин Чэмп. Информация помещена под именем некоего сержанта Даррелла Бэкмена.

– Хорошо, – удовлетворенно сказал Текун. – Открой его.

– Только не здесь, – покачал головой Бидз. – Мы проникли внутрь их файла, поэтому любая попытка открыть его может вызвать сигнал тревоги. Я заберу его домой.

Я понятия не имела, что это означает, и продолжала смотреть, как он защелкал по клавишам компьютера. Рисунок на экране мгновенно изменился, но сам файл остался вместе с именем жертвы преступления. Он щелкнул по нему мышью, и на экране появилась информация. В ней не было ни фотокопии записки, ни факсимильного изображения, но имелось множество ссылок на нее. «На коленях жертвы преступления был обнаружен запечатанный конверт… После проверки на отпечатки пальцев детектив Бэкмен открыл конверт и нашел там записку странного содержания, написанную отрывистыми линиями: „Реки крови // вольются // в тех, чье // насилие // поражает // других“. А после этого идет следующий пассаж: „Я есть // великий // знаток греха“».

Согласно этому сообщению, денверское отделение ФБР потребовало, чтобы копии всех отчетов по расследованию убийств немедленно направлялись во все местные отделения ФБР. Через день после получения сообщения об убийстве Хоакина Чэмпа отделение ФБР в Денвере затребовало для более тщательного анализа как саму записку, так и конверт, в который она была вложена. Как только они взяли образцы ДНК на конверте, то тут же приказали передать это дело в руки одного агента в Денвере по имени Сара Престон.

Анализ ДНК. Единственный образец, с которым они могли сравнить этот анализ, был на конверте, обнаруженном в почтовом ящике погибшей супружеской пары Мастерсон в Бристоле. Они сравнили два образца и обнаружили явное сходство. Именно поэтому они решили взять это дело в свои руки.

А пока в ФБР собирали эти образцы и ожидали окончательных результатов анализа, положительных или отрицательных, отделение по расследованию убийств полицейского департамента Денвера провело вскрытие тела Хоакина Чэмпа и обнаружило в его крови едва заметные следы препарата алпразолам вместе с большим количеством виски, которым он нагрузился в тот трагический для себя вечер. Его легкие были заполнены кровью. По всей вероятности, преступник провел над жертвой довольно сложную хирургическую операцию: вскрыл шею жертвы с помощью скальпеля и сделал несколько надрезов на коже. Надрезы имели длину около трех сантиметров, хотя тонкое лезвие (бритвы? скальпеля?) очень легко рассекло мышечную ткань шеи. После этого преступник ввел под кожу жертвы небольшой хирургический пинцет и каким-то образом просунул в трахею почти четверть дюйма сонной артерии Хоакина Чэмпа. В результате этой сложной операции кровь из сонной артерии стала быстро наполнять обе легочные пазухи. В это время Хоакин был привязан к тяжелому стальному стулу липкой лентой, а его голова была откинута назад и закреплена с помощью такой же ленты к спинке стула. Фактически он просто-напросто захлебнулся собственной кровью.

Вольются реки крови.

Этот Висперер больше не скрывался и не шептал о своих намерениях. Его тайные символы становились все более явными с каждым разом.

Бидзу понадобилось еще добрых полчаса, чтобы попасть на сайт полиции Сент-Луиса. Однако там он не нашел ничего интересного, никаких сообщений о таинственных ритуальных убийствах. После этого он распечатал мне всю полученную информацию, а потом стал старательно заметать следы взлома секретных сайтов полиции Денвера и Сент-Луиса с помощью специальной программы.

– Спасибо, Бидз, – благодарно улыбнулась я, получая от него копии материалов. После этого я поблагодарила Текуна за кофе и была готова покинуть этот дом.

– Куда ты сейчас направляешься? – спросил Текун.

Я остановилась посреди комнаты.

– Намерена поработать с этими бумагами. – Я подняла вверх сложенные листы.

– Значит, теперь мы квиты.

– Да, вне всяких сомнений. Спасибо тебе. Теперь мы действительно в расчете. – Я сделала жест рукой, словно подтверждая свои слова.

– Может, тебя подвезти?

– Нет, больше никаких услуг с твоей стороны. Ты и так немало для меня сделал. – Я выдавила из себя улыбку, всем своим видом показывая, что на этом наши отношения заканчиваются. – Я поймаю такси, – сказала я напоследок, выходя из комнаты. – Спасибо.

Когда Текун вез меня на машине к себе домой, я заметила неподалеку от его дома телефонную будку. Поэтому я решила, что немного пройдусь и вызову по телефону такси, но как только я договорилась насчет такси, я вдруг поняла, что не могу больше ждать. Вынув из сумки телефонную карту, я набрала номер моего счета и позвонила в Нэшвилл.

– Ромилия? – прозвучал в трубке возбужденный голос Маккейба. – Куда ты запропастилась, черт возьми? – Его голос показался мне больше обеспокоенным, чем разгневанным. Правда, и злости в нем тоже хватало.

– Все нормально, лейтенант. Со мной все в порядке.

– За последние сорок восемь часов я звонил тебе домой много раз, но ответа так и не получил. Ты прочитала мое сообщение? Этот парень Пирс из ФБР просто не слезает с моей шеи, требуя, чтобы я прислал тебя к нему для еще одного собеседования.

На самом деле речь шла не о собеседовании, а о допросе, но я этого не сказала.

– Ладно… послушайте, лейтенант, у меня есть свежая информация насчет Текуна Умана. Они могут взять его в любое время, если хотят.

– Что? – недоверчиво переспросил Маккейб. – Ты знаешь, где он сейчас находится? – В его голосе прозвучали нотки досады и гнева. Он только сейчас сообразил, что я сижу на хвосте Текуна, и гораздо ближе, чем мне положено быть.

– Да, он здесь. У меня есть его точный адрес…

В этот момент все мое тело охватил какой-то странный паралич. Мне показалось, что он начался с головы, потом распространился на шею чуть пониже линии волос, а после этого вдруг онемело все тело вплоть до кончиков пальцев на ногах. Слова застыли на губах, и я рухнула на пол телефонной будки. Покрытый металлической обшивкой провод подпрыгнул, ударился несколько раз о стенки будки, а потом застыл над моей головой на расстоянии вытянутой руки. Если бы только я могла поднять руку, схватить трубку и сказать своему боссу все то, что хотела ему сообщить еще минуту назад.

Текун стоял надо мной, держа в руке покрытую причудливым орнаментом, гладко отполированную трубку. А может, вовсе не трубку? Может быть, это была полая внутри палка? Мои глаза увлажнились, но веки оставались открытыми. Я отчетливо слышала, как он грустно вздохнул. А лейтенант Маккейб продолжал неистово орать в трубку. Текун поднял ее, посмотрел на нее так, словно она была моим главным сообщником, а потом повесил на рычаг. После этого он наклонился надо мной, зажал пальцами похожую на флейту трубочку, а другой рукой вынул из моей шеи какой-то предмет. Я ничего не чувствовала, но моя голова дернулась от этого движения. Он поднял в руке небольшой деревянный дротик и помахал передо мной, демонстрируя главный источник моего недомогания.

– Это продлится не очень долго, – сказал он.

Затем снова наклонился надо мной и опустил свою голову на мою, будто собираясь поцеловать меня. Но не сделал этого, а зашептал на ухо, обдав меня горячим дыханием с запахом черного кофе. Из этого я сделала вывод, что тоже могла дышать, хотя и не ощущала этого. Я вообще ничего не чувствовала, даже биения своего сердца.

– Ты знаешь, как я отношусь к тебе. Но ты также должна знать, как я отношусь к тому, что меня могут поймать. Никогда не делай больше этого. Ты не должна разрываться на две части, Ромилия. Ты не можешь нарушать законы, а потом бежать к своим полицейским и передавать меня в их руки, как будто я какое-то жертвенное животное для заклания и замаливания грехов. Я не считаю их своими богами, да и твоими богами они тоже не должны быть.

Он вынул свой длинный нож, который я так и не успела как следует рассмотреть, хотя и держала в своих руках. Это был странный клинок с загнутым концом. Я хотела отодвинуться от него, но не смогла даже пошевелиться. Но это желание избежать опасности вибрировало во всем моем теле, заполняло голову и пыталось вырваться наружу, как запертый в герметический ящик крик отчаяния.

Текун приложил лезвие ножа к моей шее, но не с той стороны, где был шрам, а с другой. То есть с той самой, которую я могла демонстрировать миру.

– Я очень сожалею о том, что с тобой произошло, – сказал Текун, посмотрев на шрам. – И очень надеюсь, что ты не хочешь получить такой же шрам с другой стороны.

С этими словами он быстро спрятал нож и резко вскочил на ноги.

– И никогда больше не пытайся натравить на меня полицейских.

Он ушел, а я осталась лежать на полу телефонной будки, не находя в себе сил пошевелиться или закричать о помощи. Горло не могло издать ни единого звука, а губы отказывались двигаться. Фактически я была мертва и хорошо знала об этом. Я оставила этот мир, но по-прежнему могла наблюдать за ним. Текун сказал, что это продлится не очень долго, но в тот момент я не поверила ему. Мне казалось, что он убил меня и сейчас я просто ожидаю своего конца, трагического финала, который сопровождает любую кончину. Скоро мое сознание станет постепенно затухать, а потом вырвется из моего тела, и темнота накроет мои глаза. И этот плотный мрак окончательно изолирует меня от дуновения ветра и отдаленного шума автомобилей, который еще доносится до моих ушей.

В следующее мгновение я ощутила, как пошевелился мой большой палец на левой руке, войдя в воздух, как в какую-то липкую и холодную грязь. Через минуту я уже могла пошевелить кистью руки, затем рукой, а потом все тело стало постепенно подчиняться моей воле и даже губы начали издавать какой-то натужный звук. Я попыталась закричать, но с губ сорвался лишь громкий хрип.

– Что с вами, леди?

Водитель такси высунул голову из окна автомобиля и опасливо огляделся вокруг. Вероятно, он решил, что меня подстрелил какой-то бандит, и стал озираться, не станет ли его очередной жертвой. В конце концов он успокоился, открыл дверцу и поднял меня на ноги. Прихватив с собой мою сумку и конверт с бумагами, он усадил меня на заднее сиденье, а сам сел за руль.

– Вам куда, мэм?

Я с трудом выдавила из себя нечто членораздельное, назвав свою гостиницу.

– Вы в порядке? Что с вами? Хватили лишнего?

Я пробормотала, что все нормально, что не пьяна, и откинулась на спинку сиденья. Водитель тронулся с места, а когда он сделал слишком резкий поворот, я не удержалась и повалилась на сиденье, уткнувшись лицом в пропахшую дымом синюю обивку.

~ ~ ~

Вызвав по телефону полицейских и агентов ДИА Нового Орлеана, я вскоре пожалела об этом. Пожалела именно тогда, когда они окружили плотным кольцом дом, на который я им указала, а потом ворвались туда огромной толпой, грозя перевернуть все вверх дном и сорвать даже полы на первом этаже. Порой казалось, что они намерены заживо похоронить Текуна Умана под тяжестью его же собственного жилища. При этом они строго следовали определенной процедуре: вызвали на подмогу команду спасателей, выставили посты на всех выходах из дома, а потом выстроились перед главным входом и стали громко выкрикивать его настоящее имя – Рафаэль Мурилльо. Через несколько секунд, не дождавшись ответа, они взломали дверь и ринулись внутрь, сокрушая все на своем пути. Разумеется, они все делали правильно, но слишком эмоционально, слишком напористо, как цепные псы на привязи.

Однако в доме они ничего не обнаружили. Как Текун и Бидз смогли так быстро очистить дом от всей этой аппаратуры? Каким образом смогли устранить практически все следы своего пребывания в нем, включая многочисленные отпечатки пальцев на мебели и других предметах? Как им удалось так быстро вывезти за пределы Нового Орлеана все свои вещи?

Только потом я сообразила, что на самом деле они сами этого не делали. Текун никогда не перевозил сам свои вещи и никогда не тащил на себе мебель и компьютерную технику. Он всегда появлялся в гордом одиночестве, я никогда не видела его в окружении многочисленной свиты телохранителей или друзей. Тем не менее он имел в своем распоряжении большую группу помощников, которые готовы были выполнить любое его указание. Текун никогда не занимался грязной работой и не таскал компьютеры в багажник своего «ягуара». Он просто сидел в автомобиле или уезжал на новое место, а его люди заходили в дом и самым тщательным образом устраняли там все следы пребывания своего босса. На этот раз он арендовал кондоминиум, который был оплачен неким доктором Ювеналом Урбино.

– Вот сукин сын! – заорал один из агентов, срывая с себя маску противогаза, после чего быстро направился к полицейским машинам, где стоял его коллега с громкоговорителем в руке. Они о чем-то поговорили, а потом этот агент сердито посмотрел в мою сторону. Однако он не стал обвинять меня в провале этой обнадеживающей операции. – Это уже не первый раз, – с раздражением буркнул он мне, понемногу успокаиваясь. – Он всегда оказывается на один шаг впереди нас. Но мы все равно рано или поздно поймаем его. Надеюсь, Карлу не придется ждать слишком долго.

Я уже забыла, кто этот Карл.

Он тут же напомнил, что Карл Спунер был их агентом в Гватемале и вернулся домой кастрированным и обезображенным, как это всегда любил делать со своими противниками Текун Уман. Затем этот агент рассказал мне удивительную историю о предыдущей неудачной попытке захватить Текуна в его родном доме в Чаттануге. Эта история показалась мне странной. Во-первых, агенты ДИА никогда не раскрывали свои тайные операции, а во-вторых, это еще раз доказывало, что Текун решил на свой страх и риск навестить больную мать.

Значит, он действительно обожает ее. Какая ирония.

– Но он так и не увидел ее, – продолжал агент и впервые за все это время громко рассмеялся. Но это был горький смех. – Нам пришлось заменить ее сестрой этой престарелой леди. – Он подробно рассказал, как тетушка Текуна мастерски сыграла страдающую синдромом Альцгеймера женщину, а потом сокрушенно покачал головой.

– Пошли, Джек, – позвал его другой агент, вероятно, опасавшийся, что его напарник может сболтнуть лишнее. Эти люди предпочитали не делиться важной информацией с представителями местных правоохранительных органов. В особенности с теми местными полицейскими, которые на самом деле местными не являлись. При этом он повернулся ко мне и взмахнул рукой. – А вам, юная леди, полагаю, лучше вернуться домой, в Нэшвилл.

Он не должен был напоминать мне название моего города, так как я и сама хорошо знала, где находится мой дом.

Обратный путь домой оказался очень долгим. Тем более что меня ждал пустой дом, поскольку мать и сын находились в Атланте, в полной безопасности и далеко от всего этого. Это была трудная дорога с огромным количеством кофе, сигарет и постоянным потиранием шрама на шее, который еще недавно так пристально рассматривал Текун Уман. Первый раз он посмотрел на мой шрам, когда спросил, как мои дела. А второй раз он наклонился надо мной, когда вынимал из шеи острый дротик. Тогда он сильно напугал меня, и угроза была вполне реальной. Я думала о ней всю дорогу, постоянно массируя шрам всей ладонью.

Но он посмотрел не только на шрам, но и в мои глаза. Когда он навис надо мной и с горечью говорил о том, что к разрываюсь на части между служебным долгом и желанием следовать своим путем, мне вдруг показалось, что в его глазах появилось что-то странное. Я не совсем уверена… неужели это были слезы?

Он пригрозил порезать меня на куски, если я вздумаю еще раз подставить его. Однако в его глазах я увидела нечто такое, чего не замечала никогда раньше.

Может ли человек проявлять чувство любви в тот момент, когда он готов убить свою жертву?

На самом деле мой дом не был домом, потому что он стоял пустой, молчаливый, без сына и без его бабушки. Сейчас мой дом находился в Атланте, а здесь осталось лишь некое сооружение, в котором находились фотографии, домашние предметы и разбросанные по всем комнатам детские игрушки. Как мог разбросать их один-единственный мальчик?

Я позвонила им. У них все было прекрасно. Они наслаждались жизнью, хотя мать поинтересовалась, когда я смогу присоединиться к ним. Не забрать их домой в Нэшвилл, а просто принять участие в их веселой и беззаботной жизни, когда дети шумно проводят время, женщины готовят много еды и сплетничают за кухонным столом, совершенствуя с каждым разом свое кулинарное мастерство.

– Скоро, – пообещала я.

Разложенные на моей широкой кровати доказательства выросли в числе. На желтых почтовых листах, испещренных мелкими надписями, лежал список номеров кредитных карточек из фирмы по прокату автомобилей, а поверх – листы с моими заметками, сделанными бессонными ночами или в перерывах между сном. И ничего не сходилось из всего обилия бумаг и записей. Я даже попыталась сверить имена туристов, которые брали напрокат автомобили: Джеймс Скарпетти, Клаудио Санчес, Дэйл Колонсински, Джейм Ли Яманака. Все они зарегистрировались вполне легально, имели законные имена и легальные кредитные карточки. То же самое можно было сказать и про более привычные, то есть так называемые американские фамилии: Смит, Маккау, Райен. Никаких грязных пятен на них.

Больше всего раздражали меня короткие записки Висперера, которые он оставлял после каждого громкого убийства. Чтобы облегчить себе задачу, я распечатала их на отдельных листах бумаги и прикрепила булавками к простыне, будто одна эта процедура должна была помочь мне в них разобраться. Однако вся эта ерунда так и осталась тем, чем была для меня в этот момент – бессмысленной ерундой. Заметки казались самым эффективным способом запудрить нам мозги.

Правда, я смогла выстроить их в хронологическом порядке.

Бристоль: «Она сделала собственную похоть законом и использовала свою землю, чтобы постелить детям хорошо».

Атланта: «Ничто и никакой Голлехолт никогда не встанет между этими двумя. Сейчас они успокоились не от боли».

Мемфис: «Ты обвиняешь Цербера за его голод. Забей свою ненасытную глотку комком грязной земли. Встретимся на ярмарке».

Денвер: «Реки крови вольются в тех, чье насилие поражает других. Я есть великий знаток греха».

Я решила начать с последней фразы, так как в ней он, кажется, сообщает о себе самом – знаток греха. Иначе говоря, это некто, знающий, что такое грех. Но кто? Бог? Иисус? Священник?

Толковый словарь Мерриам Вебстер помог мне больше, чем я ожидала. Знаток – это эксперт, ценитель, специалист. То есть человек, который, к примеру, знает все тонкости искусства, кто может критически оценить определенные эстетические воззрения. Так, например, знаток вин может по вкусу безошибочно определить качество того или иного напитка и даже сорт винограда, из которого тот приготовлен.

Стало быть, убийца моей сестры может определить разновидности грехов и получает удовлетворение от этого знания.

Что же касается остальных понятий в предыдущих фразах, к примеру, Голлехолт или Цербер, то я не имела ни малейшего представления, что это такое. Мой компьютер забрали федеральные агенты и уже наверняка растащили его на мелкие части. После непродолжительных колебаний я пошла самым проверенным путем: в библиотеку Университета Вандербильт.

Библиотекаршей оказалась старенькая белая женщина, вероятно, вдова. Она очень любила свою работу и охотно согласилась помочь мне.

– Эти имена напоминают мне кого-то из мифологических героев, – сказала она, уводя меня в самый дальний конец огромной библиотеки. – В особенности этот Цербер. Думаю, что это один из героев знаменитой поэмы Вергилия «Энеида». Вы можете начать поиск с этой поэмы, а я тем временем постараюсь найти Голлехолта на сайте нашей библиотеки.

Она направилась к компьютеру, а я склонилась над аннотированным изданием «Энеиды». Эта старая седая женщина, которая выглядела так, словно родилась двести лет назад, положила тонкие пальцы на клавиатуру компьютера и так быстро защелкала, что могла дать фору даже самому Бидзу в Новом Орлеане. Я готова была поспорить, что и в хакерском деле она разбирается ничуть не хуже. Однако ее быстрота, как и у всех нас, сдерживалась медленной работой компьютера. Ей пришлось долго ждать, когда он загрузит нужную программу, правда, в отличие от остальных, в особенности меня, она не нервничала и не суетилась, а просто сидела молча, глядя на экран монитора мудрыми спокойными глазами.

Я быстро нашла загадочного Цербера. Она была права, это действительно один из героев поэмы «Энеида», но только не человек, а огромный трехглавый пес, который охранял ворота в подземный мир Вергилия.

«Ты обвиняешь Цербера за его голод».

Почему мы обвиняем Цербера? За что? Почему он взял этого трехглавого пса из римской мифологии?

Эти парни из Мемфиса были разорваны огромным псом по имени Лупоглазый.

«Лупоглазый лежит, умирая».

«Ты обвиняешь Цербера».

Ничего не понятно. Вергилий и Фолкнер, «Святилище» и собака. Чушь какая-то.

А тут еще старая библиотекарша внесла свою лепту в эту неразбериху.

– Я нашла кое-что интересное, – радостно сообщила она. – Голлехолт – это французское слово, означающее «сводник» или «пособник».

– Что значит «сводник»?

– Знаете, – сказала она, оторвав взгляд от экрана и пристально посмотрев на меня поверх очков, – это такой человек, который знакомит будущих любовников или пытается сблизить их каким-то образом.

– Это что-то вроде свата?

– Не совсем так. Скорее, это похоже на сутенера, – уточнила она и засмеялась. – Иначе говоря, это человек, который эксплуатирует определенные слабости других людей.

Неужели у моей сестры были какие-то слабости? Она просто влюбилась в женатого мужчину. Разве это слабостью?

– Здесь говорится, – продолжала меж тем библиотекарша, – что Голлехолт был посредником между Ланселотом и Джиневрой в далекие времена короля Артура. Он носил им записки друг от друга. Ланселот был одним из лучших рыцарей короля Артура, его самым преданным другом, но он соблазнил жену короля и завлек ее в постель, что послужило началом конца всего их королевства.

Итак, я имею в своем распоряжении имя огромного пса из поэмы «Энеида», настоящего мертвого пса, которого назвали по имени одного из героев Фолкнера, и ссылки на рыцарей Круглого стола времен короля Артура. А все вместе это похоже на какую-то бессмыслицу.

Я снова вернулась к Церберу и выяснила, что, согласно поэме, этот громадный кровожадный трехглавый пес надежно сторожил вход в подземный мир. Единственным способом умиротворить его был кусок медового пирога. Именно так и поступил Вергилий.

Медовый пирог. В соответствии с запиской Висперера мы должны набить свои рты куском грязной земли. Именно так он и поступил с Лупоглазым – набил пасть этого животного куском глины из ямы в сарае. Но никакого куска медового пирога на месте преступления не обнаружено. Даже никакого пирожного.

Мне нужно было срочно посетить туалет.

Вернувшись, я увидела, что старушка все еще живо щелкает клавишами и водит курсором по другим сайтам. Я подошла поближе и посмотрела на экран через ее плечо.

– О, простите, – опомнилась она. – Я начала просматривать другие сайты и не заметила, как пролетело время.

– Ничего страшного, – успокоила я ее, глядя на цветное изображение какой-то картины, выполненной в средневековой манере. Мужчина и женщина сидели на богато украшенной резной скамье и готовы были поцеловаться. Женщина держала в руках какую-то книгу.

– Посмотрите на него, – заметила библиотекарша. – Кажется, он приближается к ней.

– Да, а она, кажется, нисколько не возражает против этого, – добавила я. – Значит, это и есть та самая Джиневра?

– О нет, эту женщину зовут Франческа.

– Кто она такая?

– Точно не знаю. Когда я искала все, что так или иначе связано с именем Голлехолта, то наткнулась на ряд сайтов, в которых упоминалось ее имя. А потом вышла на этот сайт, где говорится, что в течение нескольких веков Франческа изображалась на многих средневековых картинах и фресках. Я обожаю старую живопись, в особенности эпохи Возрождения. Но большинство этих картин написаны в более ранние времена, то есть в эпоху Средневековья.

Я страшно устала и не знала, насколько хватит моего терпения. И дело даже не в том, что эта старая женщина делала что-то неправильно. Она действительно была прекрасным сотрудником и обладала несомненным достоинством, весьма полезным для человека ее профессии: неуемным любопытством. Я посмотрела на ее морщинистое, но все еще довольно красивое лицо женщины шестидесяти с лишним лет и улыбнулась.

– Извините, – сказала я, – но я так и не представилась вам. Меня зовут Ромилия.

– О, я хорошо знаю вас, детектив, – широко улыбнулась она, не отрывая взгляда от экрана монитора. – Вы – главный оплот безопасности в нашем городе. А меня зовут Нэнси.

Она явно преувеличила мои успехи в связи с раскрытием последнего преступления, но это было очень мило с ее стороны.

– Ваш интерес ко всем этим мифологическим героям объясняется личным увлечением или это расследование очередного дела?

– Это уголовное дело, – сдержанно ответила я.

– Ну что ж, в таком случае я вынуждена прервать свои игры, – сказала она с легкой улыбкой и передвинула курсор, чтобы закрыть сайт. Затем она щелкнула мышью, но как раз в этот момент на экране появился странный черно-белый рисунок. В глаза бросилось лицо какой-то женщины, которая отвернулась от мужчины, но в следующее мгновение изображение исчезло, сменившись картинкой меню университетской библиотеки.

– Погодите минутку, Нэнси, – торопливо сказала я. – Что это было?

– О, я не совсем уверена, но мне кажется, это рисунок Доре. – Она хотела было перейти к поиску следующих сюжетов, о которых я просила ее раньше. – Его работы настолько своеобразны, что невозможно принять их за другие.

– Пожалуйста, найдите мне его еще раз.

Она молча выполнила мою просьбу. Пока компьютер загружался, я спросила ее, кто такой Доре.

– Гюстав Доре, – ответила она. – Французский живописец девятнадцатого века, прославившийся своими знаменитыми гравюрами.

На экране монитора появилось изображение.

На нас смотрела красивая молодая женщина, пытавшаяся отстраниться от навязчивого любовника, прижавшегося лицом к ее шее. Мужчина находился на ней и прижимал ее всем своим телом. Фактически он пригвоздил ее, но не совсем, так как они не лежали на земле или на кровати, а были прижаты к водовороту сотен и тысяч других таких же пар. Все они слились воедино, плотно прижатые друг к другу. Женщина была явно напугана, истощена, обессилена под тяжестью мощного тела любовника. Она отвернулась от него и смотрела на двоих мужчин, которые стояли с другой стороны скалы. Они наблюдали из тени за этим водоворотом человеческих тел, а их головы украшали лавровые венки. Испуганная и истощенная женщина обращала к ним свою мольбу.

Я уже видела это раньше. Но только не на картине, а на фотографии, которая была помещена на сайте ФБР, а потом прислана мне по почте Текуном Уманом. Именно из-за этих фотографий у меня возникли проблемы с федеральными агентами. Они сделали несколько снимков моей сестры и Джонатана, которые были крепко привязаны к кровати, плотно прижаты друг к другу и находились примерно в такой же позе, что и на гравюре. Убийца пригвоздил их обоих металлическим ломиком.

На той фотографии голова Каталины была повернута прямо к объективу фотоаппарата, лицо Джонатана склонялось к ее шее, а сам он всем своим телом прижимал ее к кровати. Уже потухшие глаза Каталины тоже смотрели на меня, на федералов и на фотографа и молили о пощаде.

Неужели он специально потратил столько времени, чтобы повторить эту позу и воспроизвести ее после убийства своих несчастных жертв? Неужели он и впрямь специально повернул голову моей сестры, а потом прижал лицо Джонатана к ее шее?