Текст книги "Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)"

Автор книги: Марк Уральский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)

С начала сороковых годов в газете начали сотрудничать видные евреи-меньшевики и эсэры – Б. Двинов, С.М. Шварц, Д.Ю. Далин, Р.А. Абрамович, С.М. Соловейчик, Д.Н. Шуб, М.В. Вишняк, – эти же имена мы встречаем и на страницах «Нового Журнала». Это – очень характерное явление для зарубежной печати, начиная с эпохи второй мировой войны: при довольно большом разнообразии печатных органов и их политических и общественных направлений, мы встречаем почти повсюду одних к тех же сотрудников. Множество общих сотрудников можно найти у «Нового Русского Слова», «Русской Мысли» в Париже, «Нового Журнала» и «Социалистического Вестника». Общий либеральный демократический дух этих изданий определяет естественно и состав сотрудников¹⁵⁰.

Тематически и идейно «Новое русское слово» во время Второй мировой войны однозначно стояло на антигитлеровских позициях, а после нападения Германии на СССР номера газеты за 23 и 24 июня 1941 года были почти полностью посвящены ситуации в СССР, военным действиям, письмам-откликам русских американцев на начало войны.<...> Самым кратким и понятным стало название статьи сотрудника газеты Я. Лисицына «За Россию!» Он считал самым важным в данный момент единство русского народа в борьбе с агрессором: «Мы не можем помочь там. Но мы можем помочь здесь!» Критика советского режима фактически была свернута на время войны, но общее негативное отношение ко всему «коммунистическому» сохранилось, не скрывалась антипатия и лично к Сталину. Автор данной статьи писал: «Гнусная политика Сталина была явно антирусской, – и предполагал, что, конечно, не вслух, но в душе, советские люди могут думать так же, как и он. – Хоть и сволочь Советы, но нужно защищать Россию¹⁵¹».

Взгляды правомонархической части русской эмиграции, возлагавшей надежды на Гитлера и его режим в своей борьбе с большевиками¹⁵², были однозначно отвергнуты газетой как заведомо предательские по отношению к русскому народу, против которого, в первую очередь, вела войну нацистская Германия. «Не на Сталина напал Гитлер!» – характерный заголовок одной из статей в «Новом русском слове» от 18 июля 1941 г.

Названы «пораженцами» были и те, кто предлагал президенту Ф. Рузвельту не помогать СССР в начавшейся войне, так как это только укрепит сталинский режим. Против такой <политики> были и редакционные статьи <...>, и письма читателей, в том числе белогвардейцев. Откровенно говоря о своем антикоммунизме, <их авторы>, прежде всего, считали себя русскими патриотами, а Германию – историческим врагом России. <...> В начавшейся войне патриотическую позицию сразу же заняла Русская православная церковь в США, заявив о своей безусловной поддержке СССР в его борьбе против фашизма. <В этом свете> интересны были выступления в газете протоиерея И. Чепелева с разъяснением сложных политических проблем доступным языком¹⁵³.

Благодаря кипучей общественной деятельности и авторитету Вейнбаума в широких кругах американской общественности, газета стала одним из центров оказания всесторонней помощи русским эмигрантам, постоянно на ее страницах шла прямая агитация русской общественности под лозунгом «Помогите своим соотечественникам приехать в США!» С помощью газеты смогли наладить свою деятельность «Общество помощи русским детям за рубежом», «Российское объединенное общество взаимопомощи в Америке», «Литературный фонд», «Союз русских евреев» и другие эмигрантские организации.

После окончания Второй мировой войны Америку накрыл новый поток эмигрантов – «вторая волна», состоявшая главным образом из так называемых Ди-Пи¹⁵⁴. К 1951 году 77,4 тысячи беженцев Ди-Пи оказалось в США; 25,2 – в Австралии; 23,2 – в Канаде; 4,4 – в Аргентине; 6,4 тысячи – в Бразилии¹⁵⁵. Большинство литераторов, прибывших в США, сотрудничали в НРС. Андрей Седых, например, особо отмечает:

К списку постоянных сотрудников нужно прибавить <...> И.М. Троцкого и Гершона Света¹⁵⁶.

Марк Вейнбаум утверждал, что после войны из числа русских литераторов-эмигрантов «в газету писали практически все», а все тот же Седых, оценивая число авторов газеты в 1940-1950 гг. называл цифру 300¹⁵⁷.

Примечательно, что знаменитая повесть А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», впервые опубликованная в ноябрьском номере журнала «Новый мир», в декабре того же года в отрывках стала печататься в НРС. В выпуске газеты от 31 декабря 1962 г. она стоит на одном развороте со статьей И.М. Троцкого «У последней черты: Сумерки и закат И.И. Колышко». На статьи этого сотрудника и постоянного автора НРС Солженицын, как уже отмечалось, неоднократно ссылается в своем публицистическом исследовании русско-еврейских отношений «Двести лет вместе (1775-1995)». Но в те годы, когда Солженицын обретался в ГУЛАГЕ, И.М. Троцкий в «Новом русском слове» уже привлекал внимание общественности к факту существования сталинских лагерей. Об этом, например, свидетельствует его статья «Трагедия русского еврейства» (27 мая 1953 г.), – отклик на одноименный доклад бывшего зэка Ю. Б. Марголина, вернувшегося в 1946 г. в Палестину после 7 лет советских тюрем, лагерей и ссылок¹⁵⁸. В ней, опираясь на результаты подсчетов, приведенные Марголиным, он с возмущением и горечью пишет:

число евреев, томящихся сейчас в советских тюрьмах, изоляторах и лагерях принудительного труда, достигает 250 тысяч... Докладчик заключает предостережением против преждевременного оптимизма в отношении намерений Кремля. Он не верит в добрую волю его нынешних возглавителей...

С началом «холодной войны» Марк Вейнбаум в своей редакторской политике твердо придерживался антисоветской линии¹⁵⁹. Характеризуя в этом качестве авторский коллектив НРС, он отмечал:

В газете встретились люди различных группировок и различных убеждений, но объединенные своей ненавистью к коммунистической диктатуре, в своей готовности бороться за свободную Россию, за благоденствие и прогресс приютившей их Америки¹⁶⁰.

М.Е. Вейнбаум был не только успешным издателем, но и крупным общественным деятелем США, к мнению которого прислушивались в кругах политического истеблишмента США. Он являлся членом Академии политических наук (The Academy of Political Science), Клуба иностранной прессы (The Overseas Press Club) и Общества кинокритиков представителей иноязычной прессы (The Film Critics Circle of the Foreign Language). Вскоре после окончания войны он возглавил «Литфонд» («Litfund») – «Литературный фонд поддержки русских писателей и ученых в изгнании» («Fund for the Relief of Russian Writers and Scientists in Exile»). Как уже указывалось, первый председатель Литфонда М. Е. Вильчур одновременно был редактором НРС; затем президентом стал А.А. Столкинд, а с 1948 г. этот пост до конца своих дней занимал М.Е. Вейнбаум. Под его руководством Литфонд превратился в главную филантропическую и культурно-просветительскую организацию русского Зарубежья. В разоренной войной Европе русские интеллектуалы «первой» и «второй» (Ди-Пи) волны находились в отчаянном положении. В эти тяжелые годы Вейнбауму удалось наладить четкое функционирование распределительного механизма Литфонда, который помимо денежных пособий ре-гулярно осуществлял отправку в Европу, главным образом во Францию, продовольственных и вещевых посылок. На вечерах, юбилеях и презентациях книг писателей-эмигрантов, регулярно устраиваемых Литфондом, собирались дополнительные средства, которые без промедления шли на выплату пособий нуждающимся. Следует подчеркнуть, что, будучи человеком высоких моральных принципов, Вейнбаум умело подбирал сотрудников, отвечающих за сбор и распределение финансовых средств. Его правой рукой на этом ответственном и весьма «скользком» поприще был Илья Маркович Троцкий, человек с незапятнанной репутацией, пользовавшийся, как мы видели, неограниченным доверием в кругах богатых филантропов.

Среди получателей литфондовских пособий были такие «звезды» первой величины, как Иван Бунин, Алексей Ремизов, Борис Зайцев, Георгий Иванов (являвшиеся, кстати, постоянными авторами НРС). На регулярно проводимых торжественных собраниях Литфонда практиковались сборы денежных средств в помощь нуждающимся, о результатах которых газета извещала читателей, указывая имена жертвователей. Так, например, «Сорок девятый сбор Литературного Фонда» принес в его кассу «7094.13 долларов»¹⁶¹.

За материальной помощью в Литфонд обращались практически все русские деятели культуры-эмигранты, пережившие войну во Франции, а также русские беженцы из Европы в странах Латинской Америки. Об этом свидетельствует и переписка И.М. Троцкого с И.А. Буниным, М.А. Алдановым, С.И. Оремом и Т.С. Варшер.

На фирменном формуляре Литфонда в 1951 г., например, помимо имен президента – М.Е. Вейнбаума и вице-президента Андрея Седых, секретарей – И.М. Троцкого и Е.И. Тартака, в числе членов Правления и Консультативного совета значатся такие знаменитости, как М.Л. Алданов, В.А. Александрова, А.А. Поляков, А.И. Столкинд, Лидия Шаляпина, князь А.А. Друцкой, Ф.З. Атран, Ю.Л. Делевский, М.В. Добужинский, Осип Дымов, А.А. Гольденвейзер, С.И. Юрок, профессор В.Н. Ипатьев, Григорий Пятигорский и др.

Как видно из приведенного перечня имен, Литфонд, руководимый М.Е. Вейнбаумом, был организацией весьма солидной и авторитетной. За всю историю ее, а Литфонд исчез с американского горизонта в середине 1990-х, не известно ни одного скандального случая, связанного с его деятельностью, упреков в утаивании или громогласных обвинений в несправедливом распределении средств. И это при том, что злоупотребления в финансовой сфере – дело, образно говоря, «житейское», а русское Зарубежье в своей повседневности, как известно, всегда буквально кипело от всевозможного рода склок, скандалов и взаимных обвинений!

В своей повседневной общественной деятельности Марк Ефимович Вейнбаум воспринимался «человеком номер один среди эмиграции»¹⁶², всеми силами старался поддерживать интерес к русской духовной традиции. Со временем, увы, интерес этот все больше и больше угасал: «Авторы старели, старел и читатель. А новых не прибавлялось. Дети неизбежно превращались в американцев»¹⁶³.

Тем не менее, газета не сдавала своих позиций, а редакция стремилась держать руку на пульсе общественной жизни русской диаспоры. Сам Марк Вейнбаум, пользуясь своим авторитетом в кругах американского истеблишмента, активно помогал попавшим в беду русским литераторам из разряда Ди-Пи. А такое случалось сплошь да рядом. Когда, например, из США собирались депортировать поэта Родиона Березова, въехавшего в страну по подложным документам, он был одним из организаторов общественной кампании в его защиту. Это дело, позже получившее название «Березовская болезнь», дошло до вашингтонской сенатской комиссии. Очень помог сенатор Джон Кеннеди, будущий президент США, положительно рассмотреть дело Березова. Он внес в Палату представителей законопроект о легализации иммигрантов, давших о себе неверные биографические сведения с тем, чтобы избежать депортации, грозившей им по Ялтинскому соглашению. После принятия поправки к закону, множество людей получило легальный статус для постоянного проживания в США¹⁶⁴.

Тема «березовской болезни» нашла отражение в «Беженской поэме» Ивана Елагина – одного из наиболее значительных поэтов «второй» волны, печатавшегося в НРС:

Нечисть эмведистская,

Точно псы легавые,

По Европе рыская,

Налетят облавою!

Угрожают выдачи!

Нансеновским паспортом

Запасайся – иначе

Попадешься аспидам!

Чтоб избегнуть жребия

Этого проклятого, —

Вру, что жил я в Сербии

До тридцать девятого,

В эти дни преступные

Дышит все подделкою —

И подделкой крупною,

И подделкой мелкою...

В своей редакционно-издательской работе Вейнбаум с середины 1942 г. опирался на высокий профессионализм Андрея Седых, перебравшегося в США из оккупированной немцами Франции. Этот опытный журналист, начавший еще с конца 1920-х, когда он жил во Франции, публиковаться в «Новом русском слове», в 1973 г., после скоропостижной кончины Вейнбаума, проработавшего в общей сложности в газете 53 года, сменил его на посту главного редактора. Одновременно он предложил двадцатисемилетнему техническому сотруднику газеты Валерию Вайнбергу, в котором, видимо, разглядел недюжинную предприимчивость, сугубо менеджерский пост генерального директора.

Кончина Вейнбаума совпала с уходом из жизни большинства старейших авторов «Нового русского слова» (М. Алданова, В. Варшавского. В. Вейдле, М. Корякова, М. Слонима, И. Троцкого и многих других) и с, одновременно, новой вспышкой эмигрантской активности из СССР: в 1970-х на Запад хлынула «третья» волна, принесшая с собой новые громкие литературные имена, новую аудиторию и, конечно же, острый конфликт поколений.

Во главе «Нового русского слова», по словам президента США Картера сохранявшей «огромное культурное и историческое наследие России»¹⁶⁵, Андрей Седых проявил себя как толерантный и доброжелательный редактор. Он терпеливо сносил частые незаслуженные нападки со стороны буйного советского «молодняка» и старался по возможности избегать «братской» полемики, точнее сведения личных счетов на страницах своей газеты¹⁶⁶. В разное время в «Новом русском слове» публиковались практически все известные литераторы «третьей» волны, и среди них: В. Аксенов, Ю. Алешковский, И. Бродский, П. Вайль, В. Войнович, А. Генис, С. Довлатов, Э. Лимонов, А. Солженицын и др.

Яков Моисеевич Цвибак – так по паспорту звался старый друг Ивана Бунина, Марка Алданова (и со времен «буниниа-ны»¹⁶⁷ – Ильи Троцкого) писатель и журналист Андрей Седых – в литературном мире русского Зарубежья пользовался большим уважением. Алданов писал Г.М. Лунцу в 1949-м:

Цвибак очень честный и порядочный человек, – я, слава Богу, знаю его тридцать лет¹⁶⁸.

Андрей Седых

родился 1-го августа 1902 года в Феодосии¹⁶⁹. Там же он окончил гимназию. Его отец был журналистом, писал корреспонденции для газет «Южные ведомости» и «Крымский вестник»¹⁷⁰; маленький Яша еще в раннем детстве знал, что пойдет по стопам отца. Свои юные годы автор описал в некоторых крымских рассказах, вышедших отдельной книгой в 1977 году¹⁷¹. Есть там автобиографическое, полное юмора повествование о том, как маленький феодосийский гимназист чуть не попал на цирковую арену, случайно став «учеником» борца-тяжеловеса чемпиона Украины Стыцуры. От циркового выступления будущего редактора «Нового русского слова» вовремя спас отец¹⁷².

В 1920 г. восемнадцатилетний Яков Цвибак навсегда покидает Россию. Устроившись наемным матросом, он отбывает на пароходе в Болгарию, а затем перебирается в Константинополь.

Его кратковременное пребывание в Константинополе запечатлено в забавном повествовании «Звездочеты с Босфора»¹⁷³ (так назван и весь сборник рассказов с предисловием Бунина, выдержавший два издания: 1948, 1973) о том, как молодые, голодные, но изобретательные юноши-беженцы, купив старую подзорную трубу, стали взимать деньги с доверчивых прохожих, предлагая им взглянуть на луну в «телескоп». Конец «Пулковской обсерватории» наступил, когда небо покрылось тучами и целыми днями лили дожди. В 1935 году на 25-летний юбилей «Нового русского слова» Андрей Седых ответил на запрос о его биографических данных: «Биографии у меня нет. 18-летним юношей я продавал на улицах Константинополя русские газеты. Теперь сотрудничаю в этих газетах. Это все. И для журналиста этого вполне достаточно»¹⁷⁴.

В 1920 г. Яков Цвибак через Италию переехал во Францию и в 1921 г. появился в Париже. Здесь он обратил на себя внимание Михаила Михайловича Федорова, который курировал русских студентов-эмигрантов. По его направлению молодой человек поступил в Высшую школу политических наук в Сорбонне, которую окончил в 1926 г. Еще раньше, в 1922 г., он устроился на журналистскую работу в милюковской газете «Последние новости», тогда же родился на свет псевдоним Андрей Седых. Впоследствии, став маститым литератором,

А. Седых всегда с большим уважением и теплотой отзывался о П.Н. Милюкове, подчеркивая, что именно тот сделал из него журналиста.

В 1925 г. Яков Цвибак работал парламентским корреспондентом «Последних новостей», получив официальный пропуск во французскую Ассамблею, а к началу 1930-х уже состоял членом редколлегии газеты. Кроме того, с конца 1920-х он являлся иностранным корреспондентом рижской газеты «Сегодня» и «Нового русского слова» и секретарем издательства Я.Е. Поволоцкого¹⁷⁵, в котором опубликовал несколько своих книг. Первые еще под своей родной фамилией: сборники очерков «Старый Париж» (1925 г.), «Париж ночью» (1928 г., с предисловием А. Куприна), а начиная с 1930 г. – под псевдонимом Андрей Седых. Литературный дар молодого эмигранта обратил на себя внимание видных писателей русского Зарубежья – М. Алданова, Н. Тэффи, А. Ремизова, И. Бунина и др., с которыми А. Седых вскоре сблизился, и богатейший материал этого периода отразился впоследствии в его мемуарах¹⁷⁶. Продолжая работать в прессе, Седых выпустил две книги рассказов: «Там, где была Россия» (Париж, 1931 г.) и «Люди за бортом» (Париж, 1933 г. – о парижской жизни низов эмиграции). Последняя книга была высоко оценена И. Буниным: «...отлично написана она, легко, свободно, разнообразно, без единого фальшивого слова, с живыми лицами...»

В 1933 г. Бунин пригласил Андрея Седых в свои литературные секретари, и тот сопровождал его в Стокгольм для получения Нобелевской премии и, по отзывам журналистов, освещавших «нобелиану», в том числе И. Троцкого, проявил себя очень энергичным и волевым менеджером.

Яков Цвибак был женат (с 1932 г.) на певице Женни Грей (Евгении Липовской), энергичной помощнице во всех общественных и филантропических мероприятиях мужа. Вместе с ней он бежал в 1942 г. из оккупированной немцами Франции в США.

Андрей Седых является последним представителем поколения эмигрантов «первой» волны, определявших лицо «Нового русского слова», и, несомненно, из них самым известным. Он был весьма плодовитым литератором – с 1926 г. по 1980 г. выпустил в свет 18 книг, написал бесчисленное множество корреспонденций и статей. Да и о нем лично написано немало его современниками¹⁷⁷. Большую статью об А. Седых, «Последний из могикан», по существу – некролог, опубликовала многолетняя автор «Нового русского слова» Дора Штурман.

Шли годы, Яков Моисеевич старел и начал искать себе помощника в среде новоприбывших из Советского Союза эмигрантов. Однако найти подходящего по уровню культуры, эстетическим пристрастиям и убеждениям человека оказалось делом нелегким. Помню, я как-то позвонил Якову Моисеевичу, и на мой вопрос, как он поживает, престарелый редактор ответил: «Сижу и правлю поступившие рукописи, слово “Бог” пишу с большой буквы, зачеркиваю слово “ж...”»... В конце 1970-х в типографии «Нового русского слова» произошел взрыв, но злоумышленников так и не нашли. Впрочем, газета переехала, в результате этого, в лучшее помещение на 34-й улице. Вернувшись из Парижа, я спросил Якова Моисеевича, не хочет ли он навестить город, в котором провел свои молодые годы. «Нет, Сергей Львович, – ответил он, – у меня там никого больше не осталось». Такова судьба всех стариков, достигших преклонного возраста: они переживают своих друзей, и мир вокруг них пустеет. <...>

Попав в другие руки, газета «Новое русское слово» изменила свой облик, и не к лучшему. Вспоминаю одну статейку, озаглавленную «Наши девочки за так не танцуют»... Такого Андрей Седых не допустил бы. Конечно, времена и люди меняются. Но все же... все же... те, кто помнит старую газету, оплакивают ее исчезновение и с теплым чувством вспоминают ее старого редактора Андрея Седых¹⁷⁸.

Тех, «кто помнил старую газету», становилось все меньше и меньше, а читательская аудитория «Нового русского слова», благодаря уже четвертой волне русской эмиграции, продолжала расти. Газета, стремившаяся идти в ногу со временем, непрерывно развивалась. Она пережила еще один период взлета, – с эпохи горбачевской перестройки и вплоть до 2000-х, – превратившись после кончины СССР из «эмигрантской» в «зарубежную» русскую газету. В этом качестве «Новое русское слово» просуществовало полных 20 лет. В 2010 г. газета торжественно отпраздновала свое столетие¹⁷⁹, а в 2012-м тихо почила.

Илья Троцкий и русские масоны

Как один из «лучших и благородных представителей того неповторимого поколения, которое ставило служение культуре и помощь ближнему выше всех личных интересов»¹⁸⁰, И.М. Троцкий не мог не соприкасаться с масонством «Серебряного века»; значительная часть близких ему по жизни людей имела непосредственное отношение к братству вольных каменщиков.

Посвящение И.М. Троцкого в масоны состоялось сравнительно поздно – в 1937 г., в один из его приездов в Париж из Буэнос-Айреса. 28 июня в возрасте 62 лет он был инкорпорирован в члены парижской ложи «Свободная Россия» (ЛСР) вместе со своим коллегой журналистом Г.М. Волковыским¹⁸¹. Эта ложа была основана в 1931 г. в системе Великого Востока Франции членами ложи «Северная Звезда», группировавшимися вокруг старейшего русского масона М.С. Маргулиеса. Ее братья стремились к активной социально-политической деятельности, рассматривая в качестве одной из главных целей своей масонской работы воздействие на иностранное общественное мнение в освещении задач, стоящих перед эмиграцией и Россией. ЛСР существовала в качестве дочерней мастерской «Северной Звезды» и заседала на рю Каде и рю де л'Иветт. Ее бессменным руководителем почти до своей смерти в 1939 г. был М.С. Маргулиес¹⁸². В этой сугубо эмигрантской ложе состояли многие близкие знакомые И.М. Троцкого, с которыми он долгие годы был связан как журналист и общественный деятель – известные писатели и публицисты, бывшие энесы, члены РДО и ОРТ.

Необходимо отметить, что И.М. Троцкий не был активным членом ЛСР, по крайней мере, мы не располагаем данными о каких-либо его тематических докладах или выступлениях. Да и вообще, судя по всему, с 1939 г. и вплоть до конца 1940-х он в Европу не наезжал.

Тем не менее, определение «русский масон» также органично присуще личности И.М. Троцкого, как «народный социалист – энес» или «русско-еврейский публицист и общественный деятель». И хотя масонская деятельность не играла столь заметной роли в его жизни, как, например, сотрудничество с ОРТ, тем не менее, она является важнейшим знаковым элементом при написании его портрета, как типичного представителя интеллектуальной элиты первой волны эмиграции.

Вопрос о масонской активности деятелей русской культуры начала XX в. остается исключительно интересным, но до сих пор мало изученным, хотя среди вольных каменщиков значатся первые имена деятелей Серебряного века¹⁸³. До революции масонство в этническом отношении было преимущественно русским. По свидетельству А.Я. Гальперна, одного из наиболее авторитетных русских масонов предреволюционной эпохи, представителей других этносов многонациональной Российской империи в масонских ложах было крайне мало¹⁸⁴.

Русское масонство было полностью уничтожено в советские времена. Однако в эмиграции, прежде всего во Франции, уже в начале 1920-х возникло несколько русских лож, в которых поддерживался дух старого русского масонства. С другой стороны,

...русское масонство Франции, несмотря на довольно внушительную представительность своих рядов и достаточно сложную структуру, было политически не слишком влиятельным. В значительной степени для отдельных культурных групп русской эмиграции оно являлось связующим инструментом, способствовавшим самоидентификации и адаптации в условиях нарастающего разобщения и подозрительности, как следствий постоянных идеологических и мировоззренческих разногласий, национального беспочвия, сознательной и не вполне – причастности определенной части в разное время покинувших Россию к деятельности советских спецслужб. В этом отношении корпоративность такого рода давала хоть и не слишком действенный, но все-таки – путь преодоления депрессии в условиях деформации и разрушения русского мифа¹⁸⁵.

Сам И.М. Троцкий, охотно вспоминая всяческие мелочи, о масонах и масонстве не говорит ни слова. А ведь до того, как самому войти в ЛСР, он общался с виднейшими представителями русского масонства не один десяток лет. В начале 1930-х ЛСР насчитывала 100 членов, из которых примерно 33% составляли этнические евреи, 10% армяне и примерно 53% «люди коренной русской крови». Эта ситуация разительно отличается от дореволюционной российской действительности, когда масонство как духовно-нравственное, а позднее в значительной степени и политическое движение либерально-демократического направления, было распространено главным образом в среде представителей русского этноса. В русском же Зарубежье российское масонство действительно, а не декларативно, стало многонациональной, многоконфессиональной и внеденоминационной структурой.

Не может не вызывать удивления и одновременно восхищения, что на его платформе, а в культурологическом отношении она оставалась именно русской! – воистину по-братски: в мире, согласии и духовной гармонии сосуществовали, казалось бы, несовместимые традиции и их адепты. Как наглядно демонстрирует сам состав ЛСР, эта ложа полностью отвечала пониманию «масонского братства» как именно «братства между отдельными личностями, между людьми»: хотя «вне этого братства существует солидарность, общность различных интересов, равно как и совместное владение имуществом и орудиями труда», «все это находится за пределами масонского братства»¹⁸⁶.

Шесть членов ЛСР, среди них А.С. Альперин (досточтимый мастер ЛСР и одновременно почетный досточтимый мастер ложи «Северная Звезда»), В. Гроссман, М.А. Кроль (член ЛСР и одновременно ложи «Северная Звезда», Знаменосец ее Державного капитула), И.М. Троцкий и Я.М. Шефтель (член-основатель ЛРС) были видными деятелями ОРТ.

Другие братья-масоны – Б.Л. Гершун (досточтимый мастер ЛСР), М.П. Кадиш (член ЛСР и ложи «Лотос), Я.И. Конегиссер (член ЛСР и ложи «Вехи») и Я.Б. Полонский а также столь выдающаяся фигура в области международного права, как Б.С Миркин-Гецевич (член-основатель ЛСР и ложи «Северная Звезда») – активно участвовали в еврейской культурно-общественной жизни, а упоминавшийся выше Владимир Гроссман был очень известным еврейским публицистом, писавшим на идише.

В числе членов-основателей ЛРС значатся также художники А.Б. Лаховский, И.Я. Билибин и К.М. Катков.

Арнольд Лаховский – художник-передвижник, в 1908-1909 гг. преподавал в Школе искусств и ремесел «Бецалель» в Иерусалиме, а в 1915 г. стал учредителем Еврейского общества поощрения художеств. Он был также одним из организаторов и участником художественных аукционов в пользу евреев – жертв войны. Эмигрировав из СССР в 1925 г., Лаховский поселился в Париже, где как художник также вполне преуспевал. Помимо масонской деятельности он являлся членом Правления секции художников «Союза деятелей русского искусства во Франции». В 1933 г. Лаховский переехал в США, где через несколько лет скончался от острого малокровия. В октябре 1937-го в парижской галерее J. Charpentier была организована его мемориальная выставка, а 29 ноября состоялся вечер памяти художника.

По рекомендации Билибина в ЛРС был принят художник-иконописец Кирилл Катков, в 1925 г. написавший 64 иконы для четырехъярусного иконостаса церкви Успения Богородицы на Ольшанском кладбище в Праге. В конце 1930-х Катков переехал в Буэнос-Айрес, а затем в США, где и окончил свои дни.

Во всех отношениях одиозной выглядит среди братьев ЛСР (членство с 1932 г.) фигура Георгия Владимировича Немировича-Данченко, сына одного из основателей МХТ. Георгий Немирович-Данченко был не только крайне правым публицистом, известным своими антисемитскими взглядами¹⁸⁷, но и одним из первых русских фашистов, тесно сотрудничавшим с зарождавшимся нацистским движением, в частности, организацией «Возрождение» («Aufbau») во главе с Максом Эрвином фон Шойбнер-Рихтером¹⁸⁸, считавшей масонов такими же врагами Рейха, как евреи и коммунисты.

Армянская составляющая ЛРС включала в себя авторитетных деятелей армянской диаспоры во Франции, прежде бывших российскими подданными. В первую очередь это, конечно, К.С. Агаджаньян (член-основатель ЛСР, 3-й эксперт и титулярный юридический делегат в 1932-1933 гг., перешедший затем в Союз Великой Ложи Франции) – председатель Союза русских армян во Франции и одновременно Общества русских врачей им. И.И. Мечникова, а также Генеральный секретарь Союза помощи русским военным инвалидам. Затем следует упомянуть и Р.И. Берберова (секретаря ЛСР со дня основания по 1932 г. и Державного капитула ложи «Северная Звезда» в 1932-1933 гг.), бывшего в России председателем «Союза российских нефтепромышленников», а в эмиграции – членом правления Англо-кавказского нефтяного общества и председателем Армянского литературного клуба в 1932-1933 гг.

Весьма впечатляет личность А.О. Хатисова (члена ЛСР до 1937 г., ее 1-го стража в 1931-1933 гг. и оратора в 1935 г., а также хранителя печати с 1928 г. и 2-го обрядоначальника в 1928-1929 гг. ложи «Северная Звезда») – активиста Армянской революционной партии «Дашнакцутюн» («Союз»), бывшего городского головы Тифлиса (1910-1917 гг.) и председателя Кавказского комитета Союза городов (с 1914 г.). В 1918 г. Хатисов стал министром финансов и продовольствия Закавказской Федеративной Демократической республики, а после провозглашения независимости Армении подписал Батумский мирный договор между Армянской республикой и Оттоманской империей (1918). С октября 1919 г. он являлся министром иностранных дел, а с августа 1919 по май 1920 г. – премьер-министром Республики Армении. Впрочем, в «русском Париже» он больше был известен как переводчик армянской литературы и публицист. Членами ЛСР являлись также известный математик и географ Э.А. Когбетлианц, в 1942-1968 гг. работавший в университетах США, и Б.В. Егиазаров-де-Норк – журналист, военный и общественный деятель.

Около 35% членов ЛСР были правоведами, 8% врачами, 9% учеными и инженерами, остальные – промышленники, банкиры, журналисты, музыканты, художники, писатели и бывшие военные.

За исключением армянских братьев, которые в той или иной степени были связаны с партией «Дашнакцутюн» и фашиста Г.В. Немировича-Данченко, все члены ЛСР, так или иначе, участвовали в работе РДО, а до революции, проживая в России, состояли в Партии Народной свободы (кадеты) или являлись умеренными социал-демократами различного толка. Среди них были такие выдающиеся политические деятели России, как:

– Н.Д. Авксентьев (досточтимый мастер ЛСР с 1938 г.) – член Государственной думы, член Центрального комитета партии эсеров, министр внутренних дел Временного правительства (1917 г.), затем председатель Временного совета Российской республики;