Текст книги "Мэвр (СИ)"

Автор книги: Марк Филдпайк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Реза чувствует солёный привкус на губах и понимает, что плачет. Бормочет за спиной Мадан. Юдей опускает руку, обращая клинок в наруч, поворачивается к своему отряду и с трудом показывает на ворота, через которые они пришли. Тяжёлая решётка медленно ползёт вверх.

>>>

Трибуны заливает паника. Микнетавы пытаются выбраться, но лестницы перекрыты чёрными мундирами, и сам король остаётся на месте, молча наблюдая разыгрывающуюся сцену.

С глухим стуком решётка замирает наверху. Сквозь арку главного входа идут микнетавы в простой грязной одежде. Они выглядят как оборванцы, но в их лицах ничуть не меньше благородства чем в тех, кто чествовал Хэйрива в тронной зале. Пусть они и обезображены глубокими морщинами и множеством шрамов, а одежда их – грубые балахоны из бурой и серой мешковины. Они не блюдут строя, идут свободно, обтекая людей и выстраивая что-то вроде живого щита вокруг них. Реза, Мадан и Юдей сидят на коленях вокруг трупа Нахага, всматриваясь в плотную стену из тел.

– Что вам нужно? – истерично выкрикивает Мадан, но толпа не отвечает. Доли секунд кажется, что они хотят задавить пришельцев из бурдена собственным весом, но движение прекращается. Арена замирает. Реза обнимает Юдей за плечи и разворачивает так, чтобы слева от неё оказался Мадан. Защитник из бывшего директора никакой, но это всё равно лучше, чем ничего. По толпе одетых в бурое микнетавов проходит волна, они расступаются, образуя узкий коридор. Реза щурится, чтобы разглядеть предводителя «крестьян», как он обозвал их про себя.

– Не может быть…

Трудно сказать, чего в голосе больше – страха или надежды. Стремительно приближающаяся фигура становится чёткой настолько, что её может разглядеть даже теряющая сознание Юдей.

– Хэш, – шепчет она и пытается встать. Ей почти удаётся, но колени предательски подгибаются, хотя она прикладывает все усилия, чтобы удержаться на ногах. Юдей поднимает голову, когда тень застилает ей солнце. Её взгляд натыкается на два янтарных огня.

– Хэш, – говорит она, опираясь на протянутую руку. Гигант помогает ей встать. Он хочет взять её на руки, но охотница качает головой.

– Ты можешь идти? – спрашивает он.

– Да.

Она чувствует тепло его ладони, грубой и мозолистой, тонкий, естественный запах, напоминающий о пряностях и далёких городах. Так, рука об руку, они поворачиваются к людям.

– Кто это? – спрашивает Хэш, обращаясь к Резе.

– Мой друг, Нахаг Имат.

Из толпы выступает двое микнетавов с большим куском белоснежной ткани. Расстелив сукно на земле, они бережно переносят тело, почтительно пеленают его, перевязывают хлипкой, на вид, верёвкой.

– Мы возьмём его с собой, – говорит Хэш, и Реза кивает, хотя гигант его не спрашивает.

«Изменился», – отмечает ибтахин. Мадан тоже молчит, что совсем на него не похоже. Кадимия Флазет что-то сломала в нём и теперь, не веря в собственное спасение, он пытается собрать осколки и склеить себя заново, но что-то идёт не так.

– С тобой всё в порядке? – спрашивает Хэш, кладя руку Мадану на плечо. Тот кивает и отводит взгляд.

– Уходим, – командует гигант и микнетавы расступаются перед ним.

– Сын мой, – говорит Хэйрив. Его голос разносится над всей ареной. – Ты на стороне мятежников?

Хэш останавливается. Он смотрит на королевскую ложу, встречается взглядом с отцом и легко отводит ментальный удар его хасса-абаб. Странное приветствие.

Гигант не уверен, что так же силён, как отец, но что-то останавливает Хэйрива от того, чтобы обрушить на сына, потерянного и вновь обретённого, всю его мощь. Как он может? Он так долго искал его, и теперь, даже наблюдая происходящее, не может поверить, что сын выбирает другую сторону. Он ведь сделал так много! Создал империю, подчиняя микнетавов своей воле, убивая тех, кто отказывался повиноваться и всё ради того, чтобы когда его сын вернётся, положить страну к его ногам. Багровые глаза старика, повидавшего столько крови, что не снилось самому кровожадному кизериму, не желают более видеть предательство собственной крови.

– Да, отец мой, – отвечает Хэш. Он прекрасно знает, на что пошёл Хйэрив, чтобы стать тем, кто он сейчас. Они рассказывали друг другу о событиях своих жизней с помощью хасса-абаб. Хэш смотрел на то, как его отец ломает препятствия на своём пути, даже если препятствием были живые, думающие существа. Он шёл сквозь них как тесак или топор палача. Гигант, в конце концов, разглядел то, что видеть, очевидно, не должен был. Его отец наслаждается чужой болью. Он пьёт её и жаждет, но не признаётся в этом даже самому себе. Считает жестокость вынужденной мерой, данью необходимости. На деле же это просто месть всем тем, кто не испытывал мук, выпавших на долю короля.

– Тогда ты станешь моим врагом, сын.

– Похоже. – Хэш сглатывает. – Я не смог бы быть твоим другом, отец.

– Отрекись от предателей, и я прощу тебя.

– Прости, отец, – говорит Хэш, сжимая ладонь Юдей, – ибо я сделал выбор.

Резкий высокий звук бьёт по арене, захлёстывает её от основания до последних мест на трибунах. Микнетавы и люди кривятся от одинаковой боли, но для всех пребывающих внизу звук быстро истлевает.

– Теперь точно пора, – говорит Хэш и мятежники, во главе с людьми, идут к выходу. Лишь преодолев решётку, всё ещё поднятую, охотница уверяется, что происходящее – не галлюцинация её истерзанного мозга.

– Хэш, – тихо говорит она, и гигант склоняется к ней, не сбавляя шага, – похоже, я больше не могу идти.

Тогда он мягко берёт её на руки. Юдей смотрит в небо, яркое и такое же голубое, как над Хаоламом, и проваливается в тревожное забытье.

Глава 19

Вазер Ханевел не чувствовал себя таким бодрым уже давным-давно.

Обычно он просыпается около шести утра, тяжело встаёт с кровати и подходит к окну. Головная боль – тонкая, назойливая нота в правом виске, тут как тут, он не может избавиться от неё уже шесть лет.

За такой долгий срок привыкаешь ко многому, и канцлер Хагвула почти не обращает на неё внимания. Иногда, после особенно тяжёлого дня, она усиливается. Постоянное присутствие боли делает Вазера колким и неприятным в общении человеком. Но дело своё он знает.

На первый взгляд может показаться, что Вазер целыми днями просиживает задницу в кабинете, а вопросами города занимается постольку-поскольу. Тонкое искусство балансирования между десятком общественных формаций, которые составляют облик и, что важнее, исподнее Хагвула, для простого обывателя просто-напросто незаметно, потому Вазер плевать хотел на злопыхателей, что поливают его грязью в газетах или вставляют ироничные комментарии на публичных мероприятиях. Вечно хмурясь и покусывая мундштук трубки, он размышляет о том, как провести закон об изменении системы налогообложения так, чтобы и торговцы, и работяги, и церковники не почувствовали себя обиженными. Хотя, конечно, недовольные найдутся всегда, и между ними канцлер тоже будет балансировать.

«Политика, – любит говорить он про себя, – высшая форма эквилибристики».

Всё меняется с первыми донесениями послов из Пананкульты и Клорача. Бойкот, который выказали обе империи разом показался Вазеру чьей-то плохой шуткой, но после ареста посольств канцлер с холодной ясностью осознал, что всё серьёзно. Великие империи выдвинули один, общий на двоих ультиматум: «Университет». Со свойственной политику осторожностью и пресмыканием перед сильным противником, Вазер попытался смягчить ситуацию, но ответы от дипломатов становились всё жёстче, пока не была озвучена угроза. Только тогда канцлер воспользовался правом экстренной аудиенции у ректора.

Хагвул давным-давно зависит от Университета, но Йоним Гон не любит напоминать об этом и всячески избегает даже намёков на главенствующую роль. Он мало участвует во внутренних делах вольного города и пользуется своим влиянием в исключительных случаях, как правило, для защиты студентов или преподавателей. За это Вазер питает к ректору что-то вроде уважения, хотя и подозревает Филина в тонкой, подковёрной игре. Впрочем, свидетельств этому так и не нашлось, потому канцлер удерживает паранойю в узде, исправно посещая Университет и кабинет ректора в положенные дни. Право экстренной аудиенции само по себе символ крупных проблем для Хагвула, но то, что Вазер входит в кабинет уже через двадцать минут после сообщения роняют в душу Йонима подозрения, что грядёт катастрофа.

– Мы не выдадим наши секреты Великим империям, – твёрдо говорит ректор, выслушав канцлера.

– Хорошо, – говорит Вазер, хищно улыбаясь. – Я надеялся, что вы это скажете. Тогда нам нужно подумать, как защитить город и, в первую очередь, жителей от той бури, что обрушится на Хагвул после отказа.

Йоним погружается в раздумья.

– Мы могли бы заявить, что при возникновении любой угрозы, вся интеллектуальная собственность, принадлежащая Университету будет уничтожена…

– Но это их не остановит. Даже если вы оставите на месте Университета дымящийся кратер они будут рады захватить единственный город, связывающий два континента.

– Лакомый кусок…

– Именно, мар Гон.

Ректор замолкает и будто бы пропадает из комнаты. Остановив взгляд на одной из деревянных панелей за правым плечом канцлера, Йоним долго молчит. Наконец, когда Вазеру кажется, что Филин уснул с открытыми глазами, ректор улыбается.

– Я правильно понимаю, что Содружество Десяти Островов ничем не может нам помочь?

– Не совсем. Они готовы принять беженцев. Но, только их. Таможня будет строго проверять записи и грузы, чтобы внутри не оказалось документации, оборудования, прототипов. И… никаких учёных.

– Логично, – усмехается Йоним. – Глупо становиться следующей целью хищника. Собирайте ополчение, мар Ханевел. Университет сделает всё возможное.

Покидая кабинет, канцлер уже знает, какие распоряжения отдаст. Временный арест и экспроприация всех кораблей в порту, обращение к горожанам, формирование список эвакуации. Конечно, Великим империям понадобится время на то, чтобы согласовать действия, собрать и экипировать армии. У Хагвула полно времени, но растрачивать его всё равно нельзя. Мощь Великих империй не вызывает сомнений, но они полагаются на классические стратегии и устаревшее вооружение, а конкуренция не даст им действовать как одно целое. В какой-то момент осады союзники, посчитав, что сопротивление сломлено, вполне могут обратить оружие друг против друга. Вазера устроила бы грызня восходников и закатников, но далак… Далак и электричество сделали своё дело. Великие империи не хотят зависеть от крошечного городка, и если он не поделится знаниями сам, они вырвут его секреты силой.

Всё делают быстро и чисто. Корабли берёт под контроль Городской Патруль, Ополчение открывает вербовочные пункты. Противоборствующие, обычно, фракции, выступают сплочённым фронтом, и даже представители местного преступного мира посещают канцлера и заверяют, что на время подготовки и осады прекращают всякую деятельность и организуют оборону в «своих» районах, взамен на договор, по которому Городской Патруль не будет их трогать ещё спустя неделю после окончания осады.

– Вы считаете, что город устоит? – спрашивает Вазер, и элегантно одетые люди с глазами законченных ублюдков заверяют, что не сомневаются в силах Хагвула.

Канцлер сокращает количество сна до трёх часов в сутки и даже не уходит в спальное крыло особняка на ночь, предпочитая отдыхать на удивительно удобном диване в рабочем кабинете.

Заканчиваются очередные три часа, и Вазер буквально вскакивает с подушек. Чертыхнувшись, он потирает бедро, в котором что-то стрельнуло от резкого движения, и хромает к столу.

– Кофе! – рявкает он секретарю, вошедшему по первому звону колокольчика. Когда поднос с дымящимся чайничком оказывается на столе и первая кружка махом исчезает в луженой глотке канцлера, Вазер пользуется колокольчиком ещё раз.

– Через полчаса спущусь в штаб.

– Мар Шакран и мар Кир уже там.

– Вот и славно!

Десять минут на то, чтобы привести себя в норму холодной водой, ещё десять – влезть в костюм. Вазер остерегается признаваться себе, что ждёт не дождётся тех дней, когда его внешний вид будет заботить людей меньше, чем состояние дел на фронте. Он сможет носить обычную рубашку, штаны и ботинки, а не ту сбрую из узких брюк, жёсткого высокого воротника, галстука, жилета и отвратительных, пусть и блестящих, туфель, которые постоянно ему жмут, несмотря на то, что делают их на заказ.

В конце концов, канцлер во всём великолепии и со слегка растрёпанными седыми волосами оказывается перед картой Хагвула, разложенной на круглом столе в комнате, предназначенной для малых заседаний. Кино Шакран в тёмно-синем сюртуке Городского Патруля и Карифа Кир, в багряной куртке Ополчения, входят в странный цветовой резонанс, который никак не даёт Вазеру покоя, хотя он и пытается сосредоточиться на плане будущей защиты.

– Мы можем попробовать удержать все пять входов в город одновременно, но зачем? Завалить их и дело с концом, – предлагает Кир в ответ на очередной выпад Кино.

– После осады мы потратим слишком много времени на разбор завалов. К тому же, если разведчики империй узнают о том, что ходы завалены, они сосредоточат все свои силы в бухте. Вам доводилось видеть хотя бы один дредноут закатников?

– Да. Как и линкоры восходников. Это корабли, и они тонут. Так или иначе.

– Одно дело, если утюжить Порты будут два-три таких «корабля», другое – целая дюжина.

Вазер, продолжая слушать перебранку, смотрит на карту. Всего пять путей ведут в Хагвул: дороги, проложенные по дну высоких скалистых ущелий на северо-западе и северо-востоке. За первую можно переживать меньше, на подходе к городу она ныряет в лес Тифрту, в котором легко можно устроить засаду и положить врага малыми силами. Но вот вторая открыта и ведёт прямиком в жилые кварталы, хотя, конечно, противнику придётся идти через весь город, чтобы добраться до Университета, и это, если верить настрою горожан, будет стоить закатникам и восходникам очень дорого.

Два железнодорожных тоннеля, прорубленные прямо в скальной породе чуть ли не первым выпуском инженеров Университета. И, наконец, Порты. Сама по себе Сонная бухта обладает двумя естественными проходами, образованными скалами, так что массированной атаки разом при всём желании не получится, но тем не менее, учитывая скорость линкоров и отсутствие какого-либо флота у Хагвула, они легко могут занять водное пространство, даже с учётом чудовищных устройств, что пообещал установить исполняющий обязанности директора СЛИМа Буньяр Мелоним.

– Мы можем заминировать тоннели и… перевалы? – спрашивает канцлер, и перепалка стихает.

– Да, конечно.

– Так делайте, но только так, чтобы враги ничего не заподозрили. Пусть зайдут в ловушку и погибнут под камнями, которые издревле охраняют Хагвул. Следующий вопрос?

Совещание занимает больше восьми часов, а Оборонный Совет едва ли расправляется с половиной вопросов. Выбравшись из душного зала, Вазер замечает, что сильно голоден, и приказывает подать ужин в кабинет. Лишь поднявшись наверх и рухнув в кресло, он понимает, что с ним нет привычного спутника. Головная боль исчезла.

>>>

«Тише, тише», – думает Хэш, подходя к величественному кизериму, похожему на большую лошадь и носорога одновременно. Изящное тело с длинными, крепкими ногами переходит в массивную морду с тремя длинными, тёмно-серыми рогами, большой пастью и умными глазами. Животное косится на микнетава, взбрыхивает, выпустив в воздух облачко мелкой, чёрной слюны и переступает с ноги на ногу. На его спине большое широкое седло, на которое Хэш усаживает полусонную Юдей. Бегло осмотрев её, он замечает, что раны, пусть медленно, но уже затягиваются, и перехватив тело женщины двумя плотными лентами, привязывает её к седлу.

– Отдыхай, – говорит он и вместе с тем нежно касается хануалом её сознания. Трещины на поверхности сферы беспокоят Хэша, но сейчас он ничего не может с ними сделать. Успокаивающий импульс обволакивает сознание Юдей, одновременно с тем голубая мембрана, окутывающая ещё сознание всё-то время, что она сражалась на арене, растворяется. Тяжёлый узел, исподволь давивший на гиганта, спадает. Хэша ведёт в сторону, он облокачивается на кизерима и переводит дух. Юдей что-то бормочет во сне, но Хэш не успевает разобрать ни слова.

– Нам пора уходить, Акхи. Иггенайтулы скоро бросятся в погоню, – говорит подошедший микнетав. Он не отличается от остальных, что быстро разбредаются сотнями троп бескрайних равнин Тебон Нуо, чтобы вернуться в убежище под кронами Семол Ден. Подошедшего зовут Оней, и он предводитель тех, кого Хэйрив называет мятежниками.

– Нужно проводить их до мескота, – говорит Хэш, отталкиваясь от тёплого бока кизерима и поворачиваясь к соратнику.

– Тогда пойдём.

– Нет, ты проводишь их, друг мой. – Хэш смотрит Онею в глаза. – Я же встречусь здесь с отцом.

В глазах соратника гигант читает всё, что он хочет сказать. Оней слаб в хасса-абаб, таких микнетавы называют «кэтли», «покинутыми». Но протест, вспыхнувший в его взгляде, почти осязаем.

– Акхи, твой отец – безумец. Он не станет слушать тебя, особенно после открытого неповиновения. Тебя казнят.

– Так тому и быть, – отвечает Хэш. – Нет радости в войне с собственной кровью, как нет радости в убийстве мирных бадоев.

– Но твой отец не бадой! Его невозможно подчинить, а сам он давно стал рабом ненависти и страха.

– Тогда мой долг, как сына, освободить его от оков. Или умереть, пытаясь.

Оней долго смотрит в глаза Хэша. Спокойное тусклое золото глаз опального генерала и некогда героя микнетавов многих вводит в трепет. Лишённый способностей к хасса-абаб, Оней должен был стать обычным солдатом, максимум – сержантом, но ему удалось покорить судьбу. Пускай в немилости, ненавидимый самым могущественным правителем Тебон Нуо, Оней остаётся истинным предводителем своего народа, и ничто не может этого изменить.

– Ты поможешь, друг мой? – спрашивает Хэш.

– Я помогу тебе, – церемонно отвечает Оней.

– Тогда мне нужно несколько минут, чтобы попрощаться со своими друзьями.

Оней кивает.

Хэш чувствует волны досады и гнева, но решение принято, и он знает, что оно верное. Ужасный план его отца натравить на Хагвул, а затем и на весь Хаолам орду неуправляемых кизеримов продиктован исключительно слепым страхом перед возможным будущим, и гигант, привыкший полагаться на настоящее и его выпады, понимает, на пороге какой чудовищной ошибки стоит Хэйрив. Пусть их разделяет не просто расстояние, а время, препятствие, преодолеть которое невозможно, Хэш сострадает тому существу, что положило на алтарь отмщения всё, что у него было. Хэйрив смотрит на великолепный мир, но видит только кровь, боль и увядание.

– Хэш! – кричит Мадан, и охотник поднимает руку в приветствии, отгоняя грустные мысли. – Ты… ты спас нас! Тогда, после зала, я подумал, что ты окончательно переметнулся к нему.

Обычно, Мадан осторожно подходит к выбору слов. Он вычерчивает ими хитроумные знаки и подталкивает людей, тянет за невидимые ниточки их желания и недовольства. Директор искусен в плетении словесных кружев, но потрясения последних дней измотали его, сделали небрежным, и словно бы цветастая ткань в горячей воде, его талант выцвел.

– Мы не враги, – произносит Хэш суровее, чем хотел, и на лице Мадана отражается недоумение.

– То есть, Хэйрив не собирается спустить на Хагвул толпу чудовищ, чтобы стереть его с лица Хаолама?

– Он имеет ввиду не это, – говорит Реза.

– А что же тогда?! Мы в опасности, а учитывая грядущие события…

– Тихо…

– Какие? – резко спрашивает Хэш, его глаза вспыхивают двумя солнцами. – В Хагвуле что-то случилось?

Мадан и Реза переглядываются. Тайна сама просится наружу, к тому же, есть ли хоть какой-то смысл скрывать от Хэша неминуемое столкновение жадности и отчаянья?

– Скоро произойдёт, – начинает ибтахин, запинается и откашливается. – К Хагвулу движутся силы Великих империй. Они собираются захватить город.

– Зачем?

– СЛИМ, – отвечает Мадан. – Технологии, оружие, всё-то, что мы десятилетиями прятали от них.

– Откуда они знают…

– Мы ловим шпионов, подсылаемых Пананкультой и Клорачем, но что-то они всё равно разнюхали.

– К тому же, мы единственные, кто производит далак, а значит все генераторы в мире нуждаются в нас. Великие империи не любят зависеть от чужой воли.

Хэш мрачнеет. Он думает, что спасает Хагвул, но даже если ему удастся расстроить планы отца, какой в этом смысл, если другая орда кровожадных чудовищ, гораздо более страшных, чем невинные в своей жажде прокормиться кизеримы, хлынет на город? Гигант читал о войнах, о тех жестокостях, что совершают солдаты, оказавшись посреди кровавой мясорубки, в которой ценой выживания становится жизнь другого.

– Я не знал…

– Ты ничего не можешь сделать, – грубо обрывает его Мадан. – Сейчас, если всё идёт по плану, Буньяр вместе с ректором вооружают Хагвул. У нас припасено много всего, так что шанс есть. А даже если он не выстоит, то продолжить существовать. Не такой уж вольный под пятой Великих империй, но Хагвул будет жить. Но если не остановить Хэйрива… всему конец.

– Оставьте Хэйрива мне, – говорит Хэш. Он убирает руки в карманы и смотрит на Юдей. Его пронзает мысль, что он видит её в последний раз. То, что произошло в последние дни, безудержное, ревущее пламя, вспыхнувшее между ними и обратившее их души в пепел, из которого начало расти что-то совершенно новое, доселе неведомое ни людям, ни микнетавам, оказалось под угрозой, едва родившись. У него нет шансов выжить, как не остаётся их у Хэша, отправляющегося в Маоц. Невидимая и бездушная случайность свела их вместе, и теперь точно так же разводит, а гигант ничего не может с этим поделать. В груди жарко и щиплет в носу. Он не помнит, когда в последний раз плакал. Всё то, что он испытывал после похорон матери было похоже на бесконечную тьму, но сейчас внутри что-то ломается с громким хрустом и во все стороны брызжет свет. Невидимый, яркий свет.

– …ешься это сделать? – слышит Хэш окончание вопроса и поворачивается к Резе и Мадану.

– Я Акхи, сын Хэйрива. Если не получится его убедить, вызову на бой.

– Убьёшь собственного отца? – с сомнением спрашивает Мадан. Он смотрит куда-то в сторону, будто бы любуясь холмами, которые заливает солнце.

– Да, – отвечает гигант. – Позаботьтесь о ней. Теперь вы оба её должники.

Реза кивает. Он впервые испытывает к Хэшу симпатию, открытую, без примесей вечной подозрительности. Ибтахин и помыслить не мог, что такое когда-нибудь произойдёт. Не сдерживая порыв, он крепко обнимает гиганта.

– Да останется имя твоё на страницах Единственной Книги.

– И твоё.

Прощание с Маданом куда менее тёплое, Реза не слышит, что говорит ему Хэш, но Мадан ещё долго молчит, несмотря на длинный путь к кхалону. Он не открывает рта даже тогда, когда Реза подходит к нему и насильно уводит, положив руку на плечо, чтобы дать Хэшу и Юдей попрощаться без свидетелей.

Впрочем, даже если бы они смотрели, то не увидели бы и не услышали ничего особенного. Охотница пока не пришла в себя и всё, что может сделать Хэш – нежно коснуться её сознания и оставить след, надёжно укрыв его в глубинах воспоминаний. Возможно, однажды, он приснится ей и скажет все те слова, что должны прозвучать сейчас. А может и нет.

«Прощай», – думает гигант и зовёт Онея. Микнетав появляется ещё с четырьмя верховыми кизеримами того же вида, на котором сидит Юдей. С собой он берёт только одного солдата. Время слов заканчивается. Погрузившись, люди и микнетавы скачут прочь от Маоца, быстро скрываясь за поворотом. Хэш встаёт лицом к Кадемии Флазет и садится на землю, привалившись спиной к большому, почти чёрному камню. Он уже чувствует приближающихся иггенайтулов.

>>>

Стол ректора Университета Хагвула медленно, но верно превращается в лабиринт из бумаг. Свитки всех мастей, запросы, десятки карт, похороненные под свежими и не очень донесениями – легче сжечь всю эту кипу, чем разбираться в ней. Тем не менее, Йоним Гон уже три дня подряд просиживает за бумажной работой по четырнадцать часов, умудряясь одновременно принимать посетителей.

– Филин! – гаркает вошедший мужчина без лишних церемоний. Ректор вскидывает голову, словно птица, и широко улыбается.

– Тигр! – отвечает он, и оба смеются.

Вошедший производит крайне посредственное впечатление. Он невысок ростом, а лицо его помято так, что впору заподозрить, что вечера этот человек коротает за бутылкой, а то и не за одной, пытаясь забыть о своих невзгодах. Мелкие проблемы, вроде не серьёзных долгов серьёзным людям или ставшая покрикивать в последнее время любимая жена. Глубокие морщины на высоком лбу, бритый из-за ставшей заметной лысины череп, массивный нос с крупными ноздрями, из которых торчит пара волосков. Даже глаза какие-то тусклые, мутно-серые. Даром, что на груди поблескивает значок шефа Городского Патруля. Кино Шакран, по прозвищу Тигр, собственной персоной.

– Слышал последние новости? – спрашивает он, усаживаясь в кресло для посетителей.

– Пока не довелось, – отвечает Йоним, кивая на свой стол. – Я только-только закончил с разрешением на использование осадных тцарканов, к тому же, возникли кое-какие проблемы с логистикой. А что за новости?

Кино Шакран складывает руки домиком и выдерживает долгую паузу.

– Ты ведь знаешь, что Вазер объявил эвакуацию для всех желающих?

Ректор кивает. В обязанности канцлера входит защита города и его жителей, но вот уже долгое время никто и подумать не мог, что Хагвул может оказаться под ударом, тем более, сразу двух Великих империй разом. Но происходит то, что происходит, и Вазер Ханевел, которого многие за глаза считали тюфяком, неожиданно раскрывается в новом качестве. Йоним приятно удивлён его решительными действиями. «Агрессивная аренда» всех кораблей в порту без исключения дала достаточно свободных мест, чтобы Хагвул мог покинуть почти любой желающий, а соглашение с Десятью Островами обещало всем желающим временное убежище.

– Эвакуировались только дети и самые немощные старики. Остальные решили защищать свой дом. Штаб Ополчения переполнен.

– Беды вскрывают не только худшие стороны людей, – говорит Филин. – Рад слышать, дорогой друг, но, думаю, ты пришёл не новости мне рассказывать.

Настало время Кино согласно кивать. Шеф Патруля и ректор давние друзья: они учились вместе и слыли отъявленными хулиганами Университета, так что их дважды чуть было не исключали, но в последний момент всё обходилось суровыми, в чём-то даже жестокими наказаниями. Которые ничуть не исправляли закадычных друзей. За два года до выпуска Йоним взялся за голову и начал активно заниматься, всего за пол семестра подтянул оценки и привлёк внимание тогдашнего директора СЛИМа и ректора. Двойная жизнь отнимала столько времени, что Филин почти перестал общаться с Кино, и тому, больше от скуки, чем из необходимости, пришлось тоже взяться за учёбу. Вот только привлекла его совсем другая стезя и, получив диплом дина, знатока законов, он поступил на службу в Патруль. Так две дороги разошлись, чтобы встретиться много позже, когда прославившиеся Великим Куриным Дебошем друзья заняли две из трёх ведущих должностей в Хагвуле.

Филин и Тигр по-прежнему отлично разбираются друг в друге, несмотря на годы, проведённые порознь. Теперь, кое-что зная о СЛИМе, начальник патруля забывает о старой обиде на внезапно исчезнувшего друга.

– Ваши игрушки, – коротко бросает Кино, проверяя реакцию Йонима. – Всё то, что вы прятали в своих подвалах. Впечатляет, ничего не скажешь. Но пользоваться ими могут только твои ребята, ибтахины. А их, уж прости, маловато.

Ректор понимает, к чему клонит шеф Патруля. У Хагвула есть время, пусть и не так много, чтобы подготовиться к длительной осаде, хотя Йоним уверен, что империи пойдут на самоуверенный штурм. Повсюду скупают и запасают провиант, вновь открыли набор в Ополчение, на каждой площади и широкой улице города идут строевые и боевые подготовки. Но всего этого недостаточно. Единственный шанс Хагвула – СЛИМ, точнее, изобретения, из-за которых Великие империи и решили пойти войной на Вольный город. Мандсэмы, во главе с Буньяром, извлекают на свет тысячи прототипов, проверяют их и вводят в строй. Электрические стены, перекрывающие целые улицы и расщепляющие органику в пыль. Очки, позволяющие видеть в темноте так же чётко, как и при свете дня. Всевозможные виды тцарканов, включая и сверхкрупные, которые в данный момент монтируют на давно подготовленных, но заброшенных артиллерийских платформах в горах. Сверхмощные мины на далаке, с возможностью дистанционного ручного подрыва. Это и многое другое может спасти город, по крайне мере напугать империи так, чтобы они оставили мысли о захвате и разграблении Хагвула ещё на пару столетий.

«Наглядная демонстрация», – думает ректор, наблюдая за кипящей у грузовых лифтов работой. Запустили все три, хотя обычно в ходу только один. Работают круглыми сутками, с короткими перерывами на сон и еду. Людей откровенно не хватает. Ибтахины и мандсэмы, словно трудолюбивые муравьи, копошатся по всему городу, выстраивая и устанавливая системы, а после инсталляции их нужно ещё охранять, в итоге силы быстро тают. И вот шеф Патруля, единственной организации, которой хоть как-то можно доверять, сидит в кресле и предлагает помощь.

– Я не прошу тебя объяснять принципы работы, всю эту научную херотень, которую вы использовали, чтобы ори заработали. Просто научите моих ребят основам: включить/выключить, выстрелить/перезарядить.

– Неприемлемо, – быстро отвечает ректор. Слишком быстро, как понимает секунду спустя.

– Вам не хватает людей, я же вижу. Стену на проспекте Истины монтировали человек двадцать, а в Портах – двое бедняг, которые шугались каждого шороха. Они до сих пор там возятся. А охрана всего этого добра?

Кино прав, тысячу раз прав, но как же Йоним не хочет отдавать секреты в чужие руки. Ведь это всё, что у них есть – изобретения, из-за которых Университет воспринимают чуть ли не как школу чародейства и волшебства. Верхушка научного сообщества Хагвула разработала строгий план по внедрению новых технологий, чтобы приучать горожан постепенно, без шока и потрясений. Генераторы – последний крупный «прорыв» Университета, принёс электрический свет в дома и на улицы Вольного города, им уже начали интересоваться в столицах Великих империй и на Десяти Островах. Медленно, шаг за шагом, сохраняя преимущество за собой, Университет делился знаниями, но теперь, когда угроза атаки стала реальной как никогда, СЛИМ буквально извергается, а Университет теряет влияние.

– Это сложно…

– Уж не сложнее генераторов! – с преувеличенным энтузиазмом рявкает Кино. – Филин, мы проходили это уже сотни раз. Ты боишься, что мы всё испортим. Тебя уговаривают. Ты доволен. Сейчас у нас просто нет времени на эти игры. Вам нужна помощь, мои люди готовы её предоставить. Обещаю секретность. Дальше Патруля ваши драгоценные секреты не уйдут.