Текст книги "Мэвр (СИ)"

Автор книги: Марк Филдпайк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Лёгкий шорох сопровождает каждый шаг микнетава. Он кажется оглушительным, потому что зал цепенеет в молчании. Микнетав в серебристых одеждах, простых и изящных, занимает место по правую руку от отца. Поданные тихо заговаривают, наполняя ментальное пространство едва слышным жужжанием.

«Хэш!» – кричит Юдей, но губы и гортань не подчиняются ей. Ничто не нарушает хода церемонии.

Гигант выглядит иначе, чем в коридорах СЛИМа или на улицах Хагвула. Ярче проявляется царственная осанка и спокойный, пробирающий до глубины души взгляд, которые невозможно воспитать. Он выглядит настолько уместно в роли принца, что охотнице хочется немедленно покинуть эту залу. Вернуться обратно в СЛИМ и забыть о том, что существовал когда-то Хэш Оумер, потому что, на самом деле, его никогда не было. Только подложная личина, скрывающая беглого наследника.

– Сын мой, вот те, кто похитил тебя? – спрашивает Хэйрив.

– Да, отец, – говорит Акхи. Толпа выдыхает от возмущения. На пленников обрушивается рой злых мыслеобразов, от которых ноет в висках.

– Как они обращались с тобой? – спрашивает Хэйрив.

– Как с инструментом, отец, – отвечает Акхи и напор толпы усиливается. Юдей не верит в то, что слышит. Хэш никогда бы не сказал ничего подобного, король подавил его волю и использует как пешку! Но тут же на неё накатывают мысли о тайном совещании и просьбы стать для Хэша «якорем».

– Какого наказания они заслуживают, сын?

Впервые Акхи опускает взгляд на пленников и смотрит в глаза каждому из них. Юдей последняя. Она быстро слабеет, что-то будто высасывает из неё силы. Под взглядом Хэша она опускается на колени, но не отводит глаз. Ей нечего скрывать. Сейчас, в эту секунду, она понимает, что все страхи напрасны. Даже если чувства, захлёстывающие её с головой – уловка, почему бы и нет? Что она теряет? Женщина раскрывается навстречу тусклым янтарным глазам и отдаёт себя всю, без остатка.

Хэш каменеет, не в силах отвести взгляд от Юдей.

– Сын?

Что-то вырывает их из времени и пространства, выносит за скобки уравнения реальности и растворяется бесцветным порошком в воде. Искра перерастает в чистый поток. Два сознания сплетаются. Юдей не знает, что такое хасса-абаб, она просто идёт за Хэшем. Между ними вспыхивает пожар, ревёт буря, беснуется шторм, кажется невозможным, что никто больше не ощущает того же, что и они. Это длится и длится: секунды растягиваются в вечности, а годы схлопываются до одного мгновения.

Кажется, Хэйрив начинает что-то подозревать, но Хэш прячет связь и возвращается в реальность. Он слегка дрожит, но впервые за всю его жизнь пустота внутри не кажется ему зияющей дырой, которую невозможно заполнить.

«Ты всё это время был здесь», – думает Юдей.

– Их не стоит наказывать, отец, – отвечает Хэш, и недоумение повисает над толпой большим тухлым облаком.

Король оборачивается к сыну, бурит его тяжёлым взглядом, как будто хочет добраться нутра, но гигант оставляет мысли сокрытыми.

– Я учту твоё мнение, сын, – говорит Хэйрив после долгой паузы. – Твоё сердце поистине милосердно, но я знаю, что прощаённый враг всегда возвращается с войной. А враг наш страшен!

Поданных накрывают видения. Убитые кизеримы на разделочных столах, тцоланимы в белых халатах со скальпелями и пилами наперевес о чём-то громко разговаривают и хохочут.

– В них нет чести и нет уважения жизни. Они разрезают посланных мной на разведку бадоев, используют их части в своих гадких машинах. Они думают, что им подвластны движения жизни! Только взгляните, что сотворило их чёрное племя.

В зал вносят тцаркан Юдей. Микнетавы кривятся, в их глазах плещется отвращение.

– И моего сына они воспитали как чудовище!

Хэйрив показывает Хэша, подчиняющего бадоя с помощью хасса-абаб и хладнокровно убивающего его. Толпа возмущённо кричит.

– Обитатели бурдена – мерзкие чудовища, которые не только похитили одного из нас и извратили его. Одним своим существованием они попирают Закон Ку’Луан, коверкая то, что создаёт природа. Мы избранный народ и должны остановить их! Для тех, кого мы пленили сегодня, я подготовил достойную кару. Завтра утром они выйдут на Кадимию Флазет!

Толпа кровожадно урчит. Несколько секунд Юдей кажется, что она очутилась в толпе кизеримов готовых растерзать её. Она давно на полу и никак не может сфокусировать взгляд. Что-то внутри неё теперь всецело принадлежит Хэшу, она знает, что и часть гиганта теперь принадлежит ей. Навсегда. Нечто спаяло их души воедино. Согретое сердце мерно стучит в груди, заглушая слова короля Тебон Нуо.

Ментальные голоса ещё не улеглись, когда Хэйрив поднимает руки и мигом воцаряется тишина:

– А спустя десять дней после смерти чужаков, мы нанесём сокрушительный удар по бурдену. Мы уничтожим уродливые обиталища, выжжем заразу пламенем и собственными клинками. Благодаря Маоцу, наша армия многочисленна и непобедима. Славьте Хэйрива и славьте величайшую силу, что когда-либо ступала по землям Тебон Нуо. Смерть людям!

Мадан вцепляется в Резу так, что ибтахин чувствует боль даже сквозь скафандр.

«Ещё одно вторжение? – думает он. – Хагвул обречён».

>>>

Аудиенция заканчивается празднеством.

Людей уводят, по дороге они встречают микнетавов в разноцветных одеждах, несущих диковинные ящики на изогнутых ножках, внутри которых позвякивают стеклянные сосуды.

Юдей еле передвигает ноги, так что Нахаг и Реза почти несут её. Путанные коридоры Маоца сливаются для неё в один чёрный туннель, который уводит её от света, жизни и тепла. Буря в душе не утихает, больно и сладко накатывая волнами на сердце. Она чувствует себя не просто живой, но связанной с другим существом, а через него – со всем миром. Не только Тебон Нуо или Хаоламом. Со всеми мирами. Юдей погружается в саму себя, проходит одни и те же дороги ещё и ещё, с неимоверной радостью и теплотой, разливающейся по телу.

Ей всё равно, что их бросают в тесную каморку, где они едва могут разместиться сидя, что им угрожает смертельная опасность, что уже завтра её тело будет терзать не сладкая душевная мука, а когти, зубы, яды и едкая слюна чудовищных существ. Юдей нигде и везде разом.

– Я правильно понял? – спрашивает Мадан, как только тяжёлая металлическая дверь захлопывается. – Вторжение? Полномасштабное вторжение в Хаолам?

– «…и славьте величайшую силу, что когда-либо ступала по землям Тебон Нуо», – цитирует Реза. – Красноречивей некуда. И, если я правильно всё рассчитал, в тот же день…

– Великие Империи, возможно, нападут на Хагвул. Нам не выстоять.

Тяжёлое молчание пригибает головы людей к полу, сутулит спины. Мужчины представляют картины будущей войны: кровь и трупы, грохот пушек и вой тяжёлых тцарканов, боль и смерть, смерть, смерть вокруг, насколько хватит глаз. То, что Хагвул справится с объединёнными армиями Великих Империй – теория, основанная на всех достижениях СЛИМа. Но против орды кизеримов и пуще того – могущественных телепатов, город не сможет выставить ничего.

– Ладно… – приходит в себя Реза. – Кто-нибудь понял, что такое Кадимия Флазет?

– Ничего хорошего, – бурчит в ответ Нахаг. Он положил голову Юдей себе на колени и слегка похлопывает её по щекам, пытаясь привести в чувство.

– Что с ней?

– Приступ. Или шок.

– Как думаете, Хэш нам поможет? – с надеждой спрашивает Мадан.

– Вряд ли, – отрезает Реза и подползает ко входу в камеру. Дверь тяжёлая, монолитная. Такую вовек не выбьешь. Ибтахин в отчаянии стучит по ней кулаком и возвращается на место.

– Похоже, быть принцем здесь ему нравится больше, чем охотником на службе СЛИМа, – говорит Реза. Неожиданно, Юдей открывает глаза.

– Он обязательно нам поможет.

Она поднимается, тихо благодарит Нахага и занимает место в углу. Реза недовольно смотрит на неё, ожидая продолжения, но охотница принимается изучать перчатку, сдавливающую правую руку.

– С чего ты взяла?

– Просто знаю.

– Ты же видела его там, на сцене.

– Да.

– Слышала, что он говорил.

Юдей поднимает голову и смотрит на ибтахина. От хищного прищура Резе становится не по себе.

– Я – да. А вот ты, похоже, нет.

Беседа сдувается. Мадан внимательно смотрит на ибтахина, потом на охотницу. Он него не укрылось, что в тронной зале не только зачитывался приговор, но и случилось что-то ещё. Между Юдей и Хэшем. В тайне ото всех, Мадан уповает на эту связь, хотя догадывается, что ему никогда не постичь её истоков.

«Плевать, – думает он. – Главное, чтобы гигант вытащил нас и сопроводил домой, по дороге придушив своего папашу».

Мало-помалу усталость перебарывает нервное возбуждение. Охотница засыпает, и щедро напоенное переживаниями дня сознание врывается в её сны сюрреалистическими картинами, от которых можно сойти с ума.

Нахаг то и дело кряхтит: ему снится чудовищная расправа, которую собираются устроить над ними микнетавы, и он бежит по коридорам Маоца, пытаясь найти выход. С каждой секундой отчаянье всё громче нашептывает ему прямо в уши, что выхода нет.

Мадану Наки снится детство: он один в своей комнате полной самых разных игрушек, вот только ему не хочется с ними играть. Он залезает на высокий подоконник и смотрит на детей прислуги, которые носятся по саду пользуясь тем, что старшие отлучились на большой летний пикник. Мадан пошёл бы к ним, да знает, что с ним они играть не будут.

Резе снится камера. Нахаг упирается ногами в стену, неосознанно толкает, как будто хочет сдвинуть её или уронить. Мадан слизняком распластался в противоположном углу. Юдей свернулась в комок в третьем. Ибтахин ближе всех к двери. Реза готов, если подвернётся возможность, схватиться с охранником и вырвать у того оружие.

Сквозь сон проникает странный далёкий шум. Что-то похожее на возню или даже потасовку происходит за дверью. Но Реза привык, что в таких случаях люди кричат, потому не обращает на неё внимания. Шорохи стихают, на смену им приходит давящая тишина.

Реза открывает глаза. Он не может понять, то сон или явь. Повернувшись на другой бок, ибтахин пытается заснуть.

Глава 18

Солнце заполняет комнату разом. Оказывается, они не в тюремной камере, скорее в келье монаха-аскета. Свет облекает пространство в одежды вещественности и, проснувшись, Реза первым делом осматривает стены и пол в поисках хоть какого-нибудь ключа к побегу. Ни одной щели, как будто это место не строили, а выбивали в цельном куске породы. Удивительное мастерство, но ибтахину не до восторгов. Он остаётся один на один с тревогой, что точит его изнутри.

«Вот и всё? – думает он. – Последние часы жизни? Здесь?»

Хочется есть и пить. Реза надеется, что низменное избавит его от ужаса перед грядущим. Он бы молился, если бы знал хоть одну молитву.

«Говорят, Элоим милосерден, – размышляет он. – Хотелось бы испытать его милость сейчас».

Забыться. Потерять сознание и очнуться в момент ослепительно-опаляющей агонии, когда нечто чужеродное разорвёт устоявшуюся временем и биологией связь плоти и души. Может быть, мгновение покажется ему долгим, но, в конце концов, шаг за порог будет сделан, и путы мирского спадут.

Ворочается Мадан. Он переворачивается на левый бок, пытается почесать голову, но пальцы врезаются в стекло и раздаётся приглушённое чертыхание.

– Я в этой штуке с ума сойду раньше, чем нас казнят, – ворчит бывший директор. Он выглядит страшно осунувшимся и Реза с лёгкостью представляет себе, как выглядит сам: живой труп, не иначе. Открывает глаза Нахаг. Вместе с ним просыпается Юдей. Пожалуй, она единственная выглядит отдохнувшей. Встретившись с охотницей взглядом, Реза не замечает тревоги, что поселилась в остальных людях.

– Что будем делать? – спрашивает он.

– Ждать, – спокойно отвечает Юдей. – Самим нас отсюда не сбежать.

Ибтахин раздражённо качает головой и поворачивается к двери. Реза не понимает, почему охотница так надеется на помощь. По его мнению Хэш давным-давно забыл о бывших союзниках и переметнулся на сторону врага.

«Он мог бы подать нам знак в зале, – думает ибтахин. – Если бы хотел».

– Кадимия Флазет, – говорит Нахаг, продолжая разговор, из которого выпал Реза.

– Совсем никаких идей, что это может быть? – спрашивает Мадан. Он возвращается к привычным интонациям, так что животный страх, сотрясающий его суть, не так бьёт в глаза.

– Нет, – отвечает фюрестер. – Надеюсь, это что-то вроде культурного ритуала. Экстатическое может на некоторое время затмевать логику…

– У Хэша будет шанс…

– Возможно…

Раздаётся шорох. Сначала Юдей кажется, что его слышит только она, но затем, по напрягшемуся ибтахину, она понимает, что звук идёт прямо из-за двери и доступен обычному человеческому уху. Приглушённый скрежет – смена караула. Финалом становится лязг металла.

Дверь открывается. Микнетавы в лазурном выстроились двумя шеренгами по обе стороны от выхода. Вооружены, но рапиры убраны в строгие кожаные ножны. Ни одного микнетава в чёрном или багряном.

«Было бы неплохо испортить им представление», – думает Юдей и представляет, как выхватывает рапиру и расправляется с парой охранников прежде, чем её подчиняют или убивают. Конечно, в этом случае и Резе, и Нахагу, и Мадану конец – их костюмы вряд ли смогут противостоять холодному оружию.

Что-то тёплое бьёт охотницу прямо в сердце, пережитое вчера накатывает волной. Охотницу ведёт, так что ей приходится опереться на подставленное ибтахином плечо.

– Всё хорошо? – спрашивает он тихо.

– Да. Я… просто…

Реза не ждёт разъяснений. Он просто ведёт Юдей вдоль строя микнетавов в лазурном и дальше, к лестнице. Держит её за руку и чувствует рядом незримое присутствие другого. Он поднимает голову, и его взгляд теряется в тёмной вышине потолков, которых не достигает свет дневного светила.

«Что за ужасный замок?» – думает Реза, пока их ведут крытыми галереями и длинными, извилистыми коридорами, в которых, сквозь вытопленные жаром и вылизанные шершавыми языками проёмы, можно во всех деталях рассмотреть чудовищное сборище тварей, которых мстительная воля короля загнала в огромный зал в основании Маоца. Они тихо похрапывают, скребут во сне когтями и клешнями пол, громко ухают и рыкают. Ноздрей людей, даже сквозь фильтры, достигает такой смрад, что в пору терять сознание.

– Это… его армия? – спрашивает Юдей пустоту, и тут, к её удивлению, один из охранников кивает. Охотница уверена, что это просто игра воображения или галлюцинации.

– Хагвулу никогда не отбиться… – поражённо шепчет Мадан. – Никогда…

Один из микнетавов вскрикивает и толкает бывшего директора в спину. Мадан охает, сбавляет шаг и получает ещё один тычок.

– Прекратите, – вступается за директора Нахаг. Ему тоже отвешивают удар. На этом маленький бунт заканчивается.

Людей ведут к выходу. Но не к тому, через который вчера они вошли под величественные своды, а другому. Коридор резко ухает вниз и обрывается в квадратном вестибюле, где пленников уже встречает большой отряд стражи. Двое в чёрном восседают на кизеримах, в которых смешались черты носорогов и зебр, но они покрыты матовой крупной чешуёй. Людей делят на пары, Юдей чувствует, как её сознание грубо оттесняют в сторону и забирают контроль. Она вновь идёт первой. Краешком глаза видит Нахага и Мадана, а значит за спиной у неё Реза.

«И что с того? – думает она. – Нам всё равно не вырваться».

Микнетав в чёрном перед ней оборачивается и скалит зубы. Похоже, он понимает, о чём она думает.

Ворота плавно открываются и внутренний двор затапливает солнечный свет. Юдей щурится, кожа покрывается мурашками. Она вспоминает о СЛИМе и внезапной потере контроля. Тогда паук захватил её одним махом, она и не заметила. Сейчас же, прислушиваясь к себе, охотнице кажется, что он навсегда покинул её.

Снаружи гуляет лёгкий ветерок. Он игриво забирается под одежду, треплет длинные концы плащей, перебирает невидимыми пальцами высокие заросли лиловой травы. Тропинка виляет меж двух холмов и скрывается за покатым боком правого. Отряд выступает, идут быстро, но не настолько, чтобы пленники спотыкались. Юдей вновь удивляется этому ощущению: она не чувствует ненависти от микнетавов, окружающих её. Только деловитость, с которой поданные выполняют приказ своего короля.

Процессия всё ближе к месту казни, из-за поворота мало-помалу вырастает стена, сложенная из чёрных прямоугольных блоков. К верху она чуть сужается, так что можно разглядеть деревянную надстройку, укрытую разноцветными навесами. Широкая тропа льнёт к стене. Юдей слышит множество голосов и чувствует, как ментальное поле кипит над её головой.

Только пройдя широкую арку входа с поднятой мощной решёткой, люди понимают, что их ведут на арену. Деревянные конструкции оказываются трибунами, на которых уже нет свободных мест.

Отряд идёт в центр, к четырём толстым шестам, побуревшим от крови. Пленников разворачивают лицом на запад и их глазам предстаёт украшенная голубым и пурпурным ложа, в которой восседает король. Его присутствия, как тогда, в тронной зале, не ощущается. Достаточно царственного вида, чтобы повергнуть зрителей в трепет.

Снимают контроль: ругается Реза, шепчет молитвы Нахаг, а Юдей пристально смотрит на короля.

«Старик, – думает она. – Сломленный старик. В тебе ведь ничего больше нет…»

Тем временем руки охотницы сводят за спину и она чувствует, как запястья обхватывает грубая верёвка.

«Сожми кулаки», – слышит в голове Юдей и подчиняется. Перчатка на правой руке, к которой охотница успела привыкнуть, слабеет, отлипает от кожи, а в левый рукав кто-то осторожно просовывает кинжал.

«Хэш? Он здесь?!»

«Держись», – отвечает незнакомец.

Приготовления закончены. Хэйрив встаёт и говорит речь, не утруждая себя, в этот раз, варварским языком людей. Юдей вслушивается: дважды проскакивает что-то вроде «справедливого возмездия», и на губах охотницы появляется улыбка.

Микнетавы покидают арену. Ревут горны и решётка входа с громким лязгом опускается. На трибунах беснуется люд, хриплые вскрики достигают ушей Юдей. Их заглушает механизм, поднимающий решётки прямо под королевской ложей.

Охотница не теряет времени даром: перехватив кинжал поудобнее, она разрезает путы на руках, скидывает перчатку и освобождает ноги. Реза и Нахаг, освободившись, занимают позиции по обе стороны от неё, Мадан отступает за спину охотницы.

– С чем бы мы не столкнулись – не лезьте вперёд, – приказывает Юдей. – Держитесь подальше от кизеримов. Защищайте Наки.

Ибтахин и тцоланим кивают.

Охотница рассматривает длинный острый кинжал. Простой, но надёжный. Широкое лезвие с прямым кровостоком и гардой, рукоять, оплетённая металлом. Взмахнув пару раз и примерившись к балансу, Юдей вскидывает кинжал. Острие оружия указывает прямо на Хэйрива.

>>>

Горны стихают, но шум на трибунах растёт. Толпа предвкушает зрелище. Они пришли смотреть на то, как бадой уничтожает жителей бурдена, но оружие у одной из жертв? Это что-то новое.

Сквозь ставший монотонным ропот Юдей различает чавкающий звук из правого тоннеля. Спустя несколько секунд длинное, пурпурное щупальце с нитью синюшных вен выползает на свет, прилипает к земле и вытягивает смрадную тушу существа, похожего на омерзительного сухопутного осьминога. Половина его щупалец заканчивается мощными клешнями, с которых капает белёсая слизь, другая выступает чем-то вроде рук и глаз одновременно. Существо ощупывает пространство вокруг себя и медленно двигается вперёд. Ориентируется оно по запаху: верхняя выпуклая часть, напоминающая перевёрнутую грушу, то и дело расширяется в основании и наклоняется в сторону людей.

Охотница выходит вперёд. Пока она даже не представляет, что ей делать с чудовищем, имея на руках кинжал да лезвие. Отогнать. Лучше – убить. Но как?

«Фюрестеры защищают людей», – вспоминает Юдей наставление Хак и делает шаг в сторону кизерима.

Существо замирает. Оно не привыкло иметь дело с движущимися жертвами. Щупальца-руки расползаются во все стороны и хлопают по земле, взметая в воздух облачка пыли. Нос охотницы, чуткий до запахов, полностью забивает гнилостная вонь, парадоксальным образом объединяющая запах прелых трав и сгнивших водорослей. Примешивается и слабый аромат тухлого мяса. Юдей мутит, пустой желудок сводит от спазма, но женщина быстро душит приступ, встаёт в боевую стойку фюрестеров: кинжал на уровне груди, корпус опущен вниз, вес на задней ноге. Тварь не двигается, неподвижна и охотница. Вой на трибунах нарастает, щёлканье становится таким громким, что Юдей кажется, что она в самом центре огромного древнего механизма.

Движение стремительное и такое быстрое, что даже вспышка молнии показалась бы копушей. Щелчок раздаётся на полторы секунды позже, клешня вонзается в то место, где недавно стояла Юдей. Охотница бежит вдоль щупальца, резонно предполагая, что кизериму понадобиться время, чтобы напрячь отросток. Просчёт.

Щупальце хлещет наотмашь, задевает левый бок охотницы. Удар приходится вскользь, но даже его хватает, чтобы отбросить женщину на пару метров. Она падает, катится и продолжает двигаться несмотря на боль. Клешни, одна за другой, вонзаются в землю за её спиной, разбрызгивая едкую слизь. От капель на песке поднимается дымок. У Юдей кружится голова, но она, тем не менее, вскакивает и бросается в сторону, подальше от смертоносных щупалец. Чего она не ждёт, так это того, что тварь будет атаковать и щупальцами-руками. По расчётам фюрестера, она находится в «зоне» тактильного щупальца. Жилистый хлыст сбивает её с ног, опутывает лодыжки и поднимает вниз головой.

Плащ съезжает на лицо, перекрывая обзор. Охотница режет подол. Прямо под ней ярко-алая пасть. Десятки тысяч зубов кружатся в танце смертельной воронки. Сердце Юдей заходится в ритме паники, но быстро успокаивается. Она напрягает пресс, подтягивается и вонзает кинжал в пурпурный мясистый выступ.

Кизерим воет. Звук походит на искажённое пение китов. Зрители кривятся и закрывают уши руками, но куда сильнее звука волны, которые порождает боль существа в ментальном пространстве. Микнетавы теряют сознание на трибунах. Десяток гвардейцев в чёрном спешно поднимают щиты, но отголоски всё равно пробиваются сквозь них. Охотница проворачивает рукоять и звук становится невыносимым, а у некоторых зрителей из носа и ушей идёт кровь.

Щупальце обвисает. Юдей освобождает ноги и, схватившись за щупальце, раскачивается и спрыгивает в сторону. Охотница приземляется в основание твари. Слабые места по-прежнему не очевидны, разве что пульсирующие точки на теле. Кинжал остался в щупальце, так что приходится использовать лезвие. Она не закатывает рукав: лезвие рассекает ткань и вгрызается в плоть чудовища.

На трибунах появляются хамелекхи в сером. Они спешно приводят в сознание зрителей и оказывают необходимую помощь.

Юдей скачет по туше кизерима и атакует пурпурные наросты. Тварь не выдерживает и бьёт щупальцами по себе, надеясь прихлопнуть гадкую букашку. Клешни раз за разом вырывают куски мяса из тела существа, но кизерим продолжает, несмотря на чудовищную боль. В конце концов, Юдей чуть не поскальзывается на лимфе и в последний момент перекатом уходит вниз, поймав целую россыпь едких капель на плащ. Он отправляется в пасть к монстру.

Атаки начинают слабеть, скорость щупалец падает. В ударах появляется вялость слабеющего животного. Юдей видит, как верхний слой плоти теряет упругость и, недолго думая, спрыгивает на землю, подсекая одно из тактильных щупалец. Фонтан лимфы поднимается в воздух, окатывает охотницу с ног до головы. Тварь, издав последний отчаянный вопль, исполненный животного ужаса, обмякает. «Голова» кизерима медленно заваливается влево, да так и остаётся висеть, напоминая сгнивший баклажан. Охотница находит рукоять кинжала, медленно подходит к неподвижному отростку и с громким чавканьем вынимает оружие. Вскинув руку с почерневшим от лимфы клинком, она поворачивается к королевской ложе.

– И это всё, на что ты способен, король?! – рявкает она, и её голос эхом разносится по умолкнувшей арене. Выглядит охотница как берсерк, искупавшийся в крови своих врагов, и глаза её по-настоящему сияют в свете чужого солнца, опаляя тех, кто решается в них посмотреть. Ложа далеко, но Юдей замечает оторопь на лице Хэйрива, которую быстро сменяет холодная ненависть. Он неподвижен словно истукан, но один из чёрных микнетавов, получив ментальный приказ, покидает пост и бежит куда-то вглубь арены. Вновь ревут горны.

В этот раз их звук ниже и тревожнее. Охотница продолжает смотреть в багровые глаза Хэйрива и вдруг ощущает укол в висок. Это ментальное прикосновение, но не злобное, какого она ждёт от оскорблённого короля, но мягкое, почти нежное. Её сознание будто обволакивают мягкой тканью и скрывают от чужого взгляда.

Горны стихают.

Приглушённое тявканье из левого тоннеля привлекает её внимание слишком поздно. Лапы касаются песка арены и три, похожих на гончих, кизерима бросаются в сторону людей. Юдей бежит им наперерез.

Ей не хватает скорости. Будь на её месте Хак, она бы точно успела. Но Хак мертва, а охотница, несмотря на все старания, едва одолевает половину пути, когда первая гончая с разбегу врезается в человека и опрокидывает его на землю. Юдей не знает, Реза это или Нахаг, но увидев, как тварь запрыгивает ему на грудь и смыкает пасть на креплении шлема, понимает, что храбрец обречён. Вторая гончая кусает голень, третья – руку.

«Скафандр не выдержит», – думает она, не останавливаясь. Юдей налетает на кизеримов словно фурия, кинжал и лезвие летают, оставляя на земле широкие росчерки лимфы. Первой охотница со всей силы пинает тварь, что сидит на груди человек, стремительно разбирается с любительницей ног, всаживая оба оружия в её голову и разрывая череп монстра на части. Два оставшихся чудовища отбегают подальше и злобно скалятся. К Юдей и лежащему на спине Нахагу подбегают Реза и Мадан.

– Оттащите его подальше, – приказывает охотница, не смотря на лицо тцоланима. Частью сознания она понимает, что, возможно, видит его живым в последний раз, но остальной массив её личности концентрируется на двух кизеримах. Длинные, худые лапы, изогнутые тела с мощной грудью, вытянутые морды с большими, фиалковыми глазами. Их даже можно назвать красивыми, но вид портит воротник из лишней кожи, опутывающий шею на манер шарфа. Серый и неподвижный, и вдруг, прямо на глазах, он начинает трескаться и шевелиться. Крупные лохмотья падают на землю, открывая взору куски чёрной, лоснящейся кожи. Через несколько секунд рядом с собачьими мордами покачиваются огромные змеиные головы.

– Элоим, защити, – слышит Юдей за спиной. Она – их щит, единственное оружие. Рукоять кинжала липнет к ладони, в руках появляется непрошенная дрожь.

– Быстро, назад! – гаркает охотница. Юдей движется синхронно с людьми, спиной вперёд, гипнотизируя шесть пары глаз, следящих за каждым её движением.

Сознание расщепляется, просчитывая варианты с умопомрачительной быстротой. Юдей отдаётся этому чувству целиком, её руки начинают выписывать круги, восьмёрки, фигуры, названия которых она даже не знает. Одновременно участник и наблюдатель. Вот она делает первый шаг, и начинается авангардный танец смерти. Гончие отвечают низким угрожающим рыком, а змеиные головы лениво хлопают пастями, будто бы не видят в Юдей серьёзного противника. Юдей закрывает глаза и набирает полную грудь воздуха. Битва начинается.

Она нападает первой, сразу на обе твари, чтобы у них даже мысли не возникло отвлечься на людей. Змеиные головы оказываются подвижными, они возникают в самый неожиданный момент, проскальзывают под морду гончей, так и норовят обвить руку и ужалить. Юдей скучает по плащу, хотя даже его плотная кожа вряд ли выстояла бы против ядовитых игл длинных зубов. Псиные же ипостаси кизеримов прыгают, пускают в ход когти на передних лапах, пытаются повалить добычу. Охотнице приходится выбирать, под какие удары подставляться. Скоро на её животе, груди, шее и спине расцветают алым длинные кровоточащие царапины, а на бедре остаются два глубоких укуса. Боль охотница запирает на замок, хотя понимает, что если выживет, это ей аукнется. Яростный натиск чудовищ почти не даёт шансов контратаковать, и фюрестеру остаётся дожидаться ошибки.

«Сейчас», – слышит Юдей чужой голос в голове и, прижавшись к земле, тут же вытягивается в длинном, изогнутом дугой выпаде, опираясь на левую руку. Раздаётся визг, одна из змеиных голов бьётся на песке оголённым электрическим проводом. Ликование трогает сердце охотницы, но в ту же секунду она чувствует укол в плечо и отпрыгивает в сторону. Но поздно. Два аккуратных прокола на грязной блузе набухают каплями цвета индиго. Она, не задумываясь, превращает лезвие в жёлоб с острыми краями и вонзает его в рану. Юдей сдавленно вскрикивает, перед глазами пляшут тёмные круги, но она заканчивает операцию, провернув инструмент и вырезав укушенное место. Левая рука повисает безвольной плетью, так что кинжал ей теперь не нужен.

– Реза, – хрипит она, но ибтахин всё понимает без слов. Он поднимает оружие и встаёт за спиной охотницы. Огромное красное пятно расплывается по ткани на груди, Реза отрывает правый рукав с блузы Юдей и перевязывает рану.

– Ты как? – спрашивает он, но вместо ответа охотница отталкивает его и сама падает назад. Между ними влетает одна из гончих, щёлкая тремя пастями. Кизерим не успевает приземлится, как Юдей оказывается рядом и одним движением разрубает его пополам. Глаза охотницы стекленеют, губы и кожа бледнеют. Она уже не вполне управляет собой. Реза отступает от всё ещё живой половины кизерима, которая яростно бьёт землю лапами и клацает пастями. Остаётся последний враг, но ибтахин сомневается в силах Юдей.

Охотница поворачивается к гончей, зализывающей рану на месте отрубленной змеиной головы. Кизерим поднимает морду и смотрит на Юдей.

Неожиданно лиловые огоньки в глазах твари затухают, уступая место багровому пламени. Хэйрив. Король покидает кресло и стоит, облокотившись на перила. Не сводит глаз с оставшегося в живых монстра. Гончая успокаивается и стоит на месте, выжидая.

«Тянет время, – думает Реза. – Ублюдок ждёт, когда Юдей…».

Ибтахин настолько сосредоточен на кизериме, что не замечает движения рядом. Чья-то рука медленно опускается на его плечо и Реза вздрагивает, поднимая глаза. Нахаг. Он забирает кинжал, стучит лезвием по своему шлему. В длинной трещине, пересекающей лицо тцоланима, не хватает двух фрагментов. Нахаг глубоко вздыхает.

– У них воздух так же пахнет, – говорит тцоланим. – Жаль мы не в лесу.

Реза не успевает его остановить, и много дней спустя думает, что даже если бы попытался, то только бы отсрочил неизбежное. Нахаг бежит так быстро, как только может. Лезвие в его руках вспыхивает под лучами чужого солнца, зайчики пробегают по десяткам лиц на трибунах. Хэйрив не успевает ничего сделать: тцоланим бросается на гончую и всаживает в неё кинжал. Чудовище отвечает всем оставшимся арсеналом. Собачья пасть проламывает шлем и впивается в лицо человека. Нахаг не издаёт ни звука, в то время как каждый его удар выбивает из глотки монстра надсадный визг и скулёж. Спустя мгновения всё кончено: бездыханный и обезображенный тцоланим падает, сжав в смертельном объятии умирающего кизерима.