Текст книги "Мэвр (СИ)"
Автор книги: Марк Филдпайк
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
Глава 14
СЛИМ как будто покрывается тонкой коркой льда и впадает в анабиоз. Вроде бы ведутся работы и исследования, люди приходят в кафетерий, что-то обсуждают, запрашивают инструменты и материалы – жизнь кипит, но она кажется искусственной.
Юдей предоставлена самой себе. Каждое утро она просыпается ровно в пять тридцать и только потом вспоминает, что ей не нужно идти на утреннюю тренировку. Больше получаса она пялится в потолок, пытается справиться с напряжением, что металлическими шариками перекатывается внутри, пока назойливая вибрация где-то в затылке не становится невыносимой. Тогда она собирается и спускается в архивы, где садится за документы о фюрестерах. Отчёты, гипотезы, анализы крови, операции. Целыми днями она перебирает бумаги и пытается найти ответ: что можно сделать, чтобы не повторить судьбу Хак? По ночам Юдей снятся кошмары, но ей некому о них рассказать.
Большая часть исследований основывается на Хак, так как других фюрестеров в распоряжении СЛИМа не было. Предшественник Мадана Наки был жёстким человеком, и предпочитал эффективные методы исследований, так что Хак, по сути, была подопытной мышью на протяжении десяти лет, пока один из ассистентов не подал официальную жалобу и не встретился с ректором лично. Тогда Йоним Гон заменил директора и большую часть старшего научного персонала, но документы сохранили множество фактов о Хак, в основном физиологического свойства.
Фюрестеры кардинально отличаются от людей, при том, что сохраняют прежний облик. Их организм находится в состоянии непрекращающейся мутации, но идёт она медленно. Первыми изменяются слух и зрение, затем обоняние и осязание. В случае с Хак так же перестроилась нервная система, ускорив скорость её реакции в десятки раз. Она начала отдавать предпочтению сырому мясу и необработанным овощам. Регенеративные способности её тела поражали воображение: верхние слои кожи восстанавливались за несколько минут в случае царапин, и меньше чем за пять часов в случае глубоких порезов. Кости срастались чуть дольше, но всё равно быстрее, чем у обычного человека. Почки, лёгкие, желудок и печень продолжали функционировать даже с серьёзными повреждениями.
«Способности фюрестеров можно временно усилить с помощью переливания лимфы, – читала Юдей. – При том очищенная от лишних примесей лимфа усваивается гораздо хуже, чем «сырая», полученная напрямую от кизерима. Так же организмы фюрестеров способны поглощать лимфу напрямую: впитывать через кожу или принимать перорально».
Никаких видимых последствий от инъекций не было, разве что изменялся состав и цвет крови, но это и так произошло бы со временем.
Новое руководство госпиталя сосредоточилось на психологических исследованиях охотников. Выяснилось, что личность Хак значительно изменилась: она стала резче и жёстче, замкнулась в себе, но в то же время избавилась от ряда фобий, которые донимали её до трансформации.
– Ожесточённость связана, скорее всего, с пережитым в начале исследований, – поясняет доктор при личной встрече с Юдей, – мой… кхм… предшественник мало внимания уделял этике. Для него на первом месте всегда был результат.
– А для вас?
– Тоже, но… Я не хочу быть таким же, как он. Его методы отвратительны и бесчеловечны.
Охотнице кажется, что доктор говорит не только о своё предшественнике.
Юдей пугает, что никто не может точно сказать, к чему приводит длительный контакт с лимфой и является ли произошедшее с Хак закономерным финалом для фюрестера. Конечно, тело гибрида исследовали, обнаружили, что состоит оно сразу из двух наборов клеток – человеческих и мэврианских – но больше информации получить не удалось. Выдвигаются многочисленные теории. Самая популярная из них гласит, что лимфа, каким-то образом, сохраняет «исходный код» того существа, которому принадлежит, и не проявляет его до определённого момента. Но что точно произошло во время охоты никто не знает, тцоланимы и врачи строят предположения, а Юдей всё ближе ко дну колодца, стены которого выложены страхом.
Её жизнь вновь совершает кульбит, место, обретённое с таким трудом превращается в очередную западню и есть лишь один человек, с которым она может это обсудить, но записки то ли не доходят до него, то ли он их игнорирует. Юдей не хочет нарушать скорбное уединение Хэша, но спустя неделю штудирования материалов и разговоров понимает, что близка к истерике как никогда. Металлические шарики напряжения внутри теперь кажутся ей сигналом предстоящего преображения, и она сходит с ума от мысли, что скоро может превратиться в чудовище и вырезать половину СЛИМа, прежде, чем её остановят.
«Если остановят», – думает Юдей, спускаясь по главной лестнице. Её больше не сторонятся. Теперь она ловит на себе заинтересованные взгляды.
«Кто я для вас?» – думает она.
Полигоны встречают Юдей хмурым пропускным пунктом. Реза приказал усилить контроль за фюрестерами, и теперь за охотниками не наблюдают разве что в личных комнатах и уборных, хотя и там паранойя иногда одолевает её, и она пристально осматривает стены на предмет потаённых смотровых окошек.
– Хэш сегодня приходил? – спрашивает она, скорее для того, чтобы чуть-чуть сбросить напряжение пустым разговором. Она точно знает, что он внутри. Доводит себя до изнеможения, чтобы не думать о Хак, о ней, о том, что ему дальше делать.
«Как будто у нас есть выбор».
– Да, – отвечает осматривающий её ибтахин и тут же ловит на себе неодобрительный взгляд от офицера. Но ему, похоже, всё равно.
«Разлад?»
Юдей пропускают и она бежит по коридорам к знакомой двери. Поворот за поворотом. Сердце бьётся всё чаще и она пытается убедить себя, что это из-за бега.
– Юдей, вас то мне и надо! – восклицает знакомый голос за спиной и женщина застывает, как вкопанная. Медленно оборачивается. Мадан Наки стоит прямо под лампой. Щеголеватый светло-бежевый костюм отливает серебром, и Юдей хмурится, пытаясь разгадать тайну этой оптической иллюзии.
«Откуда он взялся? Его же здесь не было».
– Да, Мадан.
– Вижу, вы заняты, но ничего не могу поделать. У нас тут наметилось экстренное… собрание. Ректор хочет видеть на нём и вас.
– Простите, это не может подождать? – Юдей оборачивается и смотрит в сторону тренировочных комнат. Дверь за поворотом, закрыта, судя по тому, что она не слышит шагов Хэша, но это не беда.
– Если вы хотите, чтобы ректор подождал…
– Нет, конечно нет. Простите. Где пройдёт собрание?
– О, я как раз туда направляюсь! Идёмте со мной.
Юдей выдыхает и улыбается директору.
>>>
Кабинет директора СЛИМа располагается между этажей. Юдей не особо следит за дорогой, но понимает, что что-то не так, когда оказывается в коридоре, который никогда не видела прежде. Высокий потолок расположен под уклоном и где-то впереди должен смыкаться с полом. Пахнет сыростью и плесенью, хотя их следов не видно.
– Куда мы идём?
– В мой кабинет.
Она смотрит на Мадана. За то недолгое время, что они знакомы, Юдей успела понять, что от директора можно ожидать всякого. При том, что он старательно играет неуклюжего добряка, в его взгляде нет-нет, да проскальзывает обманчивое безразличие хищных ящеров с южных болот Западной Великой империи.
– Никто не ожидал, что придётся так скоро вводить вас в курс дела, – неожиданно заговаривает Мадан. Юдей вздрагивает. – Мы, что-то вроде совета, который выносит решения по важным делам лаборатории. Знаете, нечто подобное было в Восточной империи…
– Восточной Великой империи, – автоматически поправляет охотница. Директор замолкает и едва слышно хмыкает. Они останавливаются у массивной двери, украшенной богатой резьбой.
– Пришли. Ну что, – глаза Мадана сверкают неприятным огнём, – вы готовы?
«Он знает!»
Юдей вскидывает голову, будто испуганное животное, выведенное из благостного транса резким звуком, выдающим хищника. До неё только-только начинает доходить, что место, в котором проходит собрание, указывает на статус мероприятия.
«Извиниться, уйти, сбежать», – проносится в голове, впрочем, без каких либо сцепок с реальностью. Это глупо и неуместно. Даже если ей плевать на Мадана, внутри ждёт ректор, а его Юдей обижать не собирается.
– Да.
Тихий ручеёк беседы доносится до чуткого слуха фюрестера, стоит директору распахнуть дверь. Говорят не в полную силу голосов, но удивляет не это. Внутри темнее, чем снаружи. Кажется даже, что внутренности кабинета Мадана поглощают то немногое, что выжимают из себя лампы в коридоре.
«Почему здесь так темно?» – думает она.
Размеры кабинета поражают, но куда любопытнее то, что ощущается он до крайности маленьким. Пространство завалено хламом, Юдей остро хочется выбросить отсюда всё, освободить комнату от плена вещей.
Полумрак нисколько не мешает охотнице, но она представляет, каково людям, впервые попадающим в этот кабинет. Тёмные фигуры, подчас, совсем странные, дико изогнутые, выглядывают одна из другой и превращаются в чудовищных макабров, спаянных темнотой и фантазией. Юдей вспоминает о лабиринтах для казни, которые любили строить короли древности, обитавшие там, где ныне цветёт Восточная Великая империя.
Островком свободы служит центр, где чья-то предприимчивость отвоевала у бардака немного места. Низкий журнальный столик, несколько сидений, пёстрая коллекция чашек. Собравшиеся встречаются охотницу и директора приветственными кивками. Реза Ипор по правую руку от ректора, Буньяр Мелоним в кресле напротив.
«Что они обсуждали? Кого?» – думает Юдей, мельком считывая тревогу на лицах Резы и Буна. Она выбирает место рядом с мандсэмом, и не успевает сесть, как ей уже протягивают блюдце.
– Мадан, мы думали, вы заблудились, – хохотнув, говорит Буньяр, белоснежно улыбаясь.
– Простите, – оправдывается директор, подняв руку. – Юдей не оповестили заранее, а найти охотника коли он этого не хочет… К тому же, пришлось отрывать её от дел.
Щёки фюрестера вспыхивают, но она не боится выдать себя. В таком полумраке вряд ли кто-то различает цвета.
«Он знает?» – вновь думает Юдей. Происшествие на полигоне – единичный случай, но Мадану может хватить и его. Но как? Рассказал кто-то другой? Охотнице хочется схватить наглеца за шею и хорошенько отколошматить, чтобы вытрясти из него всю информацию.
– Охотникам нужны тренировки, – говорит Реза тихо и мягко. – Вы быстро вошли в роль, гэвэрэт Морав.
– Спасибо, – благодарит Юдей. Мадан садится по левую руку от ректора, завершая картину. Совет начинается.
– Как вы себя чувствуете? – спрашивает Буньяр.
– Спасибо, хорошо. А вы?
– Д… да. Тоже.
– Простите, – перенимает инициативу старик в кресле, поднимая глаза, – прежде всего за то, что мы оторвали вас от дел. К сожалению, промедление может дорого нам обойтись.
– Я понимаю, мар Гон.
– Гэвэрэт Морав, прошу, зовите меня Йоним.
– Тогда вы зовите меня Юдей.
Несколько мгновений ректор пристально изучает охотницу из под полу-прикрытых век.
– Согласен. Итак, Юдей, вы знакомы со всеми присутствующими?
– Да, Йоним.
– Вы знаете, зачем мы собрались?
Сразу несколько взглядов устремляются к женщине: изучающий Мадана, встревоженный Буньяра, враждебный Резы Ипора. Филин тоже смотрит, но его прочитать сложнее. Конечно, порой он кажется добрым дедушкой, который ждёт не дождётся встречи с внуками, но на деле о старике ходит столько слухов, что в производимое ректором впечатление Юдей не верит. Она прикладывает усилие, чтобы спрятать волнение как можно глубже.
– Догадываюсь, Йоним, – отвечает охотница, закидывая ногу на ногу. – Но хочу услышать от вас.
Директор хохочет, но пресно, невпопад. Будто бы не шпильке, а старому анекдоту, который не к месту всплыл в памяти. Юдей ни на секунду не отводит взгляда от Филина.
Йоним Гон откидывается в кресле, смотрит чуть левее неё, как будто его заинтересовала одна из многочисленных безделушек в обстановке кабинета. Пауза затягивается, но все молчат. Охотница продолжает изучать морщинистое лицо и понимает, что под личиной старика прячется цепкий живой ум, который не боится тратить время на тщательное взвешивание всех «за» и «против».
«Или это только спектакль?» – неожиданно осеняет её, но ректор уже начинает говорить.
– Интересный вопрос, Юдей, – Филин поправляет очки. – Наше собрание зашло в тупик. Видите ли, как вы могли заметить, Хэш Оумер, ваш единственный, как это ни печально, напарник – не совсем человек. Точнее, он вовсе не человек, а обитатель другого, чуждого людям мира. Мэвра.
– Я знаю.
– Тогда вам не составит труда понять, что существо, пусть и воспитанное в Хаоламе, все же тянет на родину.
– Что вы имеете ввиду?
– Зов крови, моя дорогая. Зов крови, – говорит Йоним и даже его самообладания не хватает, чтобы полностью скрыть горечь. – Я бы хотел изложить вам историю того, как Хэш Оумер появился в нашем мире…
Юдей догадывается, что она единственная не посвящена в детали происхождения Хэша. Сама того не ведая, она попадает под чары ректора и слушает его не отвлекалась.
– Мы, конечно, пытались связаться с кем-то из его народа, – подводит итог Филин и разводит руками, – но, как вы понимаете, долго находиться в мэвре мы не могли, а наши послания… В какой-то момент родилась гипотеза, что ребёнок, оставленный в чаще, был изгнан, потому сородичи и не желали выходить с нами на связь. Тогда мы оставили всякие попытки.
– Но он…
– Извините, можно я? – спрашивает Буньяр у ректора. Старик кивает и тут же тянется к своей кружке. Юдей замечает, что руки Йонима дрожат.
– Строение тела Хэша и генетический код не сильно отличаются от человеческого, – начинает мандсэм. – Я изучил его, насколько это возможно, и единственное кардинальное отличие – лимфа. Она отличается от той, что мы собираем из кизеримов, которой заразили вас, Юдей. Она… будто бы чище, не содержит примесей…
– Тем не менее, – вступает Реза, – Оумер ненадёжен.
– В каком смысле?
– У вас сложились хорошие отношения? – спрашивает ректор. Юдей каменеет.
– Можно так сказать, – отвечает она, неосознанно повышая интонацию.
– Он рассказывал вам о своих снах?
– Нет, – не задумываясь, отвечает Юдей. Он и вправду не рассказывал, ни разу.
Мужчины переглядываются. Похоже, к этому всё и шло. Она становится соучастницей заговора, и некоторые из присутствующих чувствуют себя неуютно. Тем более, учитывая то, чего от неё хотят.
– Бун…
– С недавнего времени… Хэшу… видятся разные вещи.
– Не тяните резину! – подаёт голос Реза. – Оумеру во снах являются существа, похожие на него, и пытаются выйти на связь. Мы не так хорошо знаем мэвр, чтобы утверждать что это невозможно. Контакт с той стороной исключать нельзя.
– Но зачем?
– Реза подозревает, что они готовят вторжение, – отвечает Йоним, – а значит им нужны глаза и уши на этой стороне. Может быть – сообщник.
– Но Хэш никогда…
– А вот этого мы не знаем, – перебивает глава ибтахинов. – Он верен, потому что мы были его единственной семьёй. Теперь придётся выбирать. А якоря, крепко привязывающего его к Хаоламу, больше нет.
– Якоря?
– Хак, – поясняет ректор, – заменила Хэшу матерь. Растила, заботилась. Он был привязан к ней, а значит и к СЛИМу.
По телу Юдей бегут мурашку.
– Это… эффективно, – выдавливает она, начиная догадываться. – А чего вы хотите от меня?
– Юдей, мы не вправе этого требовать, особенно, учитывая случайную природу вашей вербовки, – говорит Йоним, – но вы нужны нам. В качестве нового якоря. От того, сойдётесь ли вы с Хэшем, зависит, возможно, судьба нашей лаборатории и всего Хагвула. Может быть даже, всей человеческой расы.
– Сойдусь?
Она тянет время, хотя прекрасно понимает, что ей предлагают стать подложной женой. На душе гадко. Да как они смеют? Неужели она для них игрушка? И Хэш тоже?
– Подцепите его, – грубо добавляет директор.
– Мадан… – пытается вмешаться Буньяр, но ректор жестом прерывает его.
– Вам понятно, чего мы от вас хотим? – спрашивает Йоним. Теперь Юдей наблюдает ту часть Филина, которая пугает людей. От его слов веет страшным, бесчеловечным холодом.
– Да, – отвечает она. Её голос подчёркнуто спокоен, хотя внутри разгорается буря.
– Вы согласны?
– Нет, – чуть резче, чем следовало говорит Юдей и встаёт. Ей хочется уйти, забыть о предложении, закончить всё здесь и сейчас.
«Они ничерта не знают, иначе не рисковали бы так», – думает она.
– Право, Юдей, не нужно сцен, – вступает Мадан, но сладкий яд его слов не достигает сердца охотницы.
– Сядь, – коротко приказывает Реза. Его тон не допускает неподчинения, но Юдей остаётся стоять.
– То, что вы предлагаете – мерзость, – выплёвывает она, смотря в глаза ректору. – Хэш – живое существо, и не заслуживает такого отношения. Я в этом участвовать не намерена. До свидания.
Повернувшись к собранию спиной, Юдей шествует к выходу. Она даже не замечает, как элегантно обходит препятствия на своём пути, оставляя манёвры на откуп паучьей части. Человеческая суть ждёт гневного окрика или угрозы, но совет молчит. Даже оказавшись по ту сторону двери, она все ещё чувствует на себе жгучий взгляд.
«Мадан или Реза, – думает она. – Филин?»
Сладкоголосый директор по левую руку, подозрительный цепной пёс по правую. Юдей никогда не смотрела на ректора с этой стороны, но теперь он кажется ей опасным интриганом.
«Но они не имеют права так поступать с Хэшем», – думает она. Желание всё рассказать такое острое, что на сердце выступает кровь, но благоразумие медленно гасит шторм, беснующийся внутри. Слишком рано. Хэш и так стоит на краю, а что с ним станет, когда он узнает, что его лучший друг и вся верхушка лаборатории помыкают им?
«Я обязательно расскажу, но позже», – решает Юдей.
От омерзения сводит живот.
Глава 15
Юдей просыпается за секунду до того, как начинает голосить сирена.
«Что за чертовщина?!»
Охотница вскакивает, собирается, выходит в коридор. Жилой этаж кипит, заспанные люди хлопают дверьми, выглядывают и спрашивают, что происходит.
– Вторжение? Опять вторжение?
– Да не вторжение это! Ни одной волны за последние сутки, – гаркнул кто-то, видимо, один из аналитиков, но Юдей их не слушает. Даже если тревога ложная, она должна проверить.
Ступени мелькают перед глазами. Тревоги последних дней и мерзкое предложение тайного совета отступают на второй план. Она так и не поговорила с Хэшем, но перед лицом неведомой опасности вопросы жизни обычной не кажутся таким уж важными.
«После. Если выдастся случай».
Нижний контрольно-пропускной пункт встречает Юдей рядом спин и наведёнными на дверь в пещеру тцарканами.
– Что происходит? – спрашивает она.
– Прорыв, – отвечает офицер, – они у кхалона.
«Они?!»
Обычно вторжения кизеримов случаются раз в месяц, но с последней охоты не прошло и двух недель.
«Оумеру во снах являются существа, похожие на него, и пытаются выйти на связь», – вспоминает охотница слова Резы. Возможно ли, что сородичи Хэша решили перейти в нападение и отбить собрата? Но где Хэш? Уже на передовой или…
Юдей отбрасывает мысль о том, что с гигантом что-то могло случиться. Она кивает ибтахину и ныряет во тьму пещеры, оставляя за спиной четырёх людей, готовых стрелять на поражение. Холодный воздух бьёт в лицо, заползает под распахнутый плащ, а щёки горят, и сердце готово выломать грудную клетку изнутри. Немного трясутся руки, дыхание вырывается паром. Больше всего Юдей пугает, что она не слышит лязга, криков и выстрелов. Купол, накрывающий кхалон, сияет жёлтыми предупреждающими огнями, но тропинка, ведущая к нему, утопает во тьме.
«Вышли из строя», – мельком отмечает охотница. Ей свет не нужен, но людям, что ринутся ей на подмогу он не помешает. Но Юдей ничего не знает об устройстве энергосистем лаборатории, о том, откуда и что управляется, как исправить возникшую проблему.
«Они сами разберутся. Твоё дело – кхалон».
Она приближается к белому куполу. Её шея свободна, но страх и неопределённость всё так же тревожными волнами расходятся по телу. Всё повторяется, и жизнь – не больше, чем круг, который ведёт нас по одному и тому же маршруту. Для чего? Одному Элоиму известно.
Вход в купол возникает неожиданно. Слишком быстро. Юдей оглядывается назад, видит громаду главного корпуса СЛИМа, погребённого под толщей земли, огни и тени людей, копошащихся за тускло освещёнными окнами.
«Как странно вышло», – думает она, проворачивая клапан. Запоры с едва слышным шорохом встают на место. Юдей входит внутрь.
>>>
Так не может дольше продолжаться.
Хэш изводит себя вопросом: «Как остановить отца?». Смерть Хак на пару дней затмевает всё, но по-немногу он возвращается и теперь гигант ещё острее чувствует необходимость действовать. Тяжкая ноша ему уготована. Наследие крови. В конце концов, кто ему поверит? Теперь, после гибели Хак, его голос в совете едва ли будет что-то значить. А действовать нужно, и чем быстрее, тем лучше. Потому что то, что он почувстовал в мгновение короткой связи с сознанием отца повергло его в ужас. Он преследовал гиганта по ночам в виде кошмаров, и днями в виде тяжких мыслей.
«Юдей», – думает Хэш. Но её вмешивать тем более нельзя. Да, его тянет к ней так, как не тянуло ни к одному живому существу прежде, он может разглядеть слепок её сознания из любой точки СЛИМа и, при желании, смог бы дотянуться до него хануалом, но к чему это приведёт он не знает и не хочет рисковать жизнью дорогого ему человека.
Поэтому действовать придётся в одиночку, и так, чтобы никто не узнал о его планах раньше времени. Гигант собирается быстро, благо, нужных вещей немного. Из оружия – только хануал. Вряд ли микнетавы будут ему угрожать, а от бадоев он сможет защититься с помощью хасса-абаб. Одежда, немного припасов. Заказывая солонину и консервы у Моли, Хэш старательно отводит взгляд, но понимает, что шефа кафетерия ему провести не удалось. Моли не задаёт вопросов, только лично выдаёт заказанное и среди свёртков и банок Хэш находит записку, чиркнутую второпях:
«Возвращайся».
СЛИМ погружается в чуткий ночной сон, и Хэш скользит в тенях, стараясь не привлекать внимания. Ибтахины встречают его настороженными взглядами.
– Цель визита?
– Прогулка.
Офицер щурится, но всё-таки пропускает охотника, и гигант, криво улыбнувшись, выходит наружу. Дорожка к кхалону освещена круглыми лампами, но Хэш стоит у самых дверей корпуса СЛИМа, ждёт, пока закроются двери. Ибтахины ещё меряют его подозрительными взглядами, но стоит створкам закрыться, и гигант бросается вперёд.
Он слишком хорошо знает эту дорожку. В детстве часто убегал, пробирался в купол, хотел пройти через кхалон и хотя бы одним глазком взглянуть на свой родной мир. Его всегда ловила Хак. Один раз ему даже показалось, что он обхитрил всех, но охотница просто ждала его в комнате перед порталом всё то время, что он к нему пробирался окольными путями. Она не ругалась в тот раз, только грустно улыбнулась и покачала головой. Тогда-то Хэш всё окончательно понял.
«Они тебя не отпустят, – говорила она, когда приходила укладывать его. – Но пойми, они это не со зла, просто боятся. Мы все боимся того, что мэвр может… сделать с Хаоламом. Понимаешь?»
Понимает, и именно поэтому сейчас ему нужно вернуться домой. Он единственный, кто может остановить своего безумного отца.
«А настолько ли безумного?»
Клапан поворачивается легко. Хэш заходит, дверь сама возвращается на место, крутится колесо замка. Можно и заклинить его, но гигант уверен, что подмога не успеет. Ему всего лишь нужно прорваться сквозь охрану и прыгнуть внутрь серебристой завесы. Что может быть проще?
– Хэш?
Гигант поднимает голову и видит Резу. Ибтахин направлялся к выходу и, похоже, меньше всего ожидал увидеть здесь фюрестера. Хэш молчит. Он просто смотрит на Резу и оценивает шансы. Объективно, они велики. Были бы велики, напади он сразу, но теперь ибтахин готов и как бы невзначай принимает оборонную стойку.
Кошмар Резы воплощается в реальность.
– Я не дам тебе пройти, – шепчет он и замирает в какой-то совсем уж диковинной позе.
«Что это?» – недоумевает Хэш. Причудливо изогнутые руки смутно напоминают что-то, но он отмахивается от домыслов и бросается в бой. Вряд ли драка продлится долгой. Ибтахин ему не чета.
Реза плавно уходит от осторожных ударов охотника. Со стороны может показаться, что двое мужчин исполняют причудливый ритуал или танец. Узкий коридор и осторожность не дают Хэшу действовать свободно, что помогает ибтахину.
– Пропусти, – шепчет гигант, метя тяжёлыми кулаками в корпус и солнечное сплетение, но Реза, неожиданно, подныривает вперёд и тычет гиганта в точку под левой ключицей. Дыхание сбивается, в глазах что-то вспыхивает и Хэш теряет ритм. По инерции он ещё делает пару шагов, но тут ноги подгибаются, и он падает на пол. Грохот страшный, но в уши охотника кто-то будто заложил ваты.
«Так просто?» – думает он, но тут на помощь приходит хануал. От удара Хэш ослабляет контроль, и ментальное щупальце разворачивается и устремляется к слепку сознания Резы – зеркальной сфере. Как обычно, щуп опутывает его, но ничего не происходит, ему нечем зацепиться. Хэш улавливает отзвук единственной сильной эмоции ибтахина – страха.
«По-прежнему боишься, – думает он. – Вечно будешь меня бояться?»
Решение приходит само собой, как будто оно всегда было внутри, но раньше Хэш его не замечал. Чёрные эманации страха складываются в непрерывный бурный поток и затапливают сознание Резы. Охотник не скупится. Он вытаскивает на свет собственные ужасы, неуверенность, воспоминания о всех моментах, когда ему самому хотелось забиться в угол и спрятаться от очередной твари из мэвра, или, что случалось чаще, от людей. Поток становится всё плотнее, гуще. Он уже не просто омывает зеркальную сферу Резы, он топит её на дне бездонного колодца. Хэшу нужно вывести начальника ибтахинов из игры хотя бы на несколько часов. Реза падает на колени и начинает не просто кричать, но выть.
Хэш тяжело встаёт, опираясь о стену. Грудь полыхает огнём, дыхание никак не хочет восстанавливаться. Покачиваясь, он встаёт над Резой и встречается с ним глазами.
«Кого ты во мне видишь?» – думает Хэш, когда вопль ибтахина перетекает в надсадный животный хрип. Реза в ужасе: лицо перекосило, подбородок блестит слюной, глаза покраснели. Гигант отворачивается и идёт к кхалону. Он не хочет смотреть на то, что сотворил. Перед глазами Хэша беснуется хануал, тянется к своей жертве, чтобы ещё раз прильнуть к ней, сломать окончательно, уничтожить. Кто-то будто нашёптывает в уши охотника:
«Вернись… Добей… Он заслужил…»
Но фюрестер идёт дальше. Походка выравнивается, воздух заполняет лёгкие.
«Ему нужна помощь», – проскальзывает мысль, но Хэш быстро её уничтожает. Он не хочет возвращаться, не хочет смотреть на то, что сделал.
«Ты обещал себе, что не станешь таким, как они».
Охрана не сбежалась на вопли Резы только потому, что вторая дверь надёжно изолирует комнату-прихожую от коридора. Стоит открыть её, как двое из четырёх ибтахинов бросаются на помощь начальнику. Хэш прижимается к стене, а как только шаги стихают, проскальзывает внутрь и захлопывает дверь.
– М… мар Оумер? Что происходит? – спрашивает один из оставшихся ибтахинов, в то время как второй вскидывает тцаркан.
– Ничего, – говорит он, накрывая хануалом сознания обоих. Хэш пробует транслировать спокойствие и это даже срабатывает, но так слабо, что ни в какое сравнение не идёт со страхом. Дверь сотрясается от ударов с другой стороны.
– Впустите их!
– Не могу.
Фюрестер бросается вперёд, визжит тцаркан, и молния проносится над его головой, слегка опаляя кожу. Мелочи. Кулак врезается в живот бдительного ибтахина, и когда мужчина в чёрной форме складывается попалам, гигант добавляет сверху локтем. Прямо в затылок. Охранник отключается мгновенно, и Хэш переключается на второго, который уже отбросил тцаркан в сторону и переходит в рукопашную. Хватает сильного толчка: ибтахин отлетает к стене, короткий стон лишь ненамного опережает глухой стук от удара черепа о металлическую переборку, и мужчина медленно сползает по стене теряя сознание. Два тела на полу кажутся безжизненными, но Хэш видит по слепкам сознания, что они ещё живы.
«Так лучше?» – спрашивает насмешливый голос, но гигант не обращает на него внимания. На всякий случай он проверяет, дышат ли ибтахины, переворачивает брошенный тцаркан головой вверх и идёт дальше.
Рядом с кхалоном прохладно. Серебристая лужа, повисшая в воздухе, медленно перетекает сама в себя. Хэш смотрит на своё отражение и замечает, что в портале отражается и изогнутая рапира хануала.
«Странно», – думает гигант. Ментальное щупальце кажется ему чем-то уродливым. Он бы не удивился, заметив нечто подобное на кизериме, но видеть, как извивающийся отросток входит в его же голову ему не нравится. Если бы мог, он бы вырвал его с корнем, но это невозможно.
– Ты ведь не человек, – шепчет Хэш и входит в кхалон.
>>>
Пасть тцаркана оказывается перед её лицом быстрее, чем она успевает среагировать. Юдей замирает и поднимает руки.
– Тихо, тихо, – говорит она, пытаясь разглядеть лицо ибтахина. Тот напуган досмерти, в остекленевших глазах не осталось почти ничего человеческого, лишь один непроглядный ужас.
«Да что же здесь произошло?»
Юдей прислушивается к себе, её тут же ударяет тяжёлая волна страха. Будь она человеком, первобытный мрак, щедро разлитый в коридоре, ударил бы прямиком в древние рефлексы, заставил бы её сжаться на полу, притвориться мёртвой. Паучья часть сознания отфильтровывает эти волны, потому Юдей просто не по себе.
– Опустите, пожалуйста, оружие, – говорит охотница как можно спокойнее. – Я пришла помочь. Что случилось?
Ибтахин резко дёргается, и в голове женщины вспыхивает с десяток вариантов, в которых испуганный охранник сносит ей голову. Далеко не лучшая перспектива. Юдей улыбается, медленно наклоняет голову к левому плечу и резко уходит под тцаркан, толкает его вверх, направляя ствол в потолок. Разоружить мужчину не составляет труда. Кажется, он так до конца и не понимает, что произошло. Только заходится в истеричны рыданиях.
– Тихо! – приказывает Юдей, впечатывая его в стену. – Успокойся! Это приказ!
– Энлиль, выполнять, – дрожащий голос возникает справа от охотницы. Она с трудом узнаёт в бледном и осунувшемся мужчине Резу. Его мелко трясёт, он пытается совладать с руками, но кто-то будто перехватывает над ними контроль. Юдей отпускает охранника и подходит к начальнику ибтахинов.
– Что случилось?
Несколько секунд он угрюмо изучает её лицо. Охотнице вновь кажется, как тогда, на охоте, что он пошлёт её и всё сделает по своему. И вновь Реза удивляет её.
– Пойдём. Нужно выйти… отсюда. Хэш…
– Что-то с Хэшем?!
Голос и реакция выдают её, Юдей спохватывается слишком поздно. Ибтахин приподнимает бровь в тусклом подобии удивления, но не задаёт вопросов, а проходит мимо в сторону выхода. Она следует за ним, кляня себя на чём свет стоит. Нельзя давать совету и шанса заподозрить, что между ними что-то случилось. Мадан точно о чём-то догадывается, но вряд ли он будет делиться с остальными. Юдей уверена, что директор ведёт свою, никому не ясную игру.