Текст книги "Мэвр (СИ)"

Автор книги: Марк Филдпайк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

– Бей в ответ, чертовка! – кричит на неё Хак, но Юдей продолжает уходить и блокировать самые яростные атаки наставницы. Почему-то нет ни одного варианта, в котором атака ученицы достигла бы старой охотницы, потому Юдей буксует в глухой обороне. Несколько ощутимых тычков всё-таки достают юную охотницу, но они ни в какое сравнение не идут с травмами первых дней.

– Хорошо, – признаёт, наконец, Хак. – Даже отлично. Но если хочешь вернуться с охоты живой, научись выбирать время для удара.

Тренировка заканчивается и Юдей, как обычно, собирает кханиты, скрывая улыбку за опущенной головой.

– Учись быстрее, девочка. Времени у тебя не много.

Наставница ничего не объясняет и, собираясь на обед, Юдей терзается подозрениями.

«Что она имел ввиду? – спрашивает она себя. – Самое очевидное – скоро охота. Но не могут же меня взять…»

Несмотря на то, что с ней уже произошло, Юдей не хочет верить в такую жестокость. Да, Мадан Наки не самый приятный человек, но зачем ему так глупо рисковать новым сотрудником?

«Разве что, он хочет что-то доказать…»

Тревога на несколько минут вытесняет воспоминания о Хэше, но они быстро возвращаются.

«Хватит, хватит, хватит!»

Кое-как собравшись, Юдей отправляется в кафетерий, надеясь, что румянец на её щеках не такой уж и яркий.

Несмотря на субботу, она сталкивается с небольшим затором на пропускном пункте. Юдей не замечает, чтобы людей в белых халатах становилось меньше в выходные. Пятничными и субботними вечерами улицы Хагвула шумят молодёжью, а взрослые, провожая поросль завистливыми взглядами, наливают себе ещё бокальчик или подзывают официанта, чтобы заказать сигару. Несмотря на то, что большую часть времени город напоминает трухлявый муравейник, выходные преображают его. Он будто достаёт из старого сундука парадное платье и незаметно облачается, пока горожане заканчивают рабочую неделю.

В СЛИМе, похоже, о выходных не знают. Людей не становится меньше и Юдей знает, что завтра утром кафетерий вновь будет полон и тцоланимы будут обсуждать чью-нибудь диковинную гипотезу, а мандсэмы спорить о материалах или чертежах прототипа. Её же будет ждать Хак. Точно так же, как старая охотница ждёт ученицу сейчас за столом. Вместе с Хэшем.

Тепло разливается внутри, противоположный импульс пытается его погасить и в таком раздрае, совсем забыв о странных словах Хак, Юдей на автомате делает заказ, подходит к столику фюрестеров, садится напротив старой охотница. Хэш выглядит задумчивым. Он держит в руках книгу и отзывается вежливым: «Привет» на её появление. Покашливание слева становится для нового фюрестера сюрпризом, но вида она не подаёт. Сохраняя каменное выражение лица, Юдей поворачивает голову и сталкивается с водянистыми глазами Мадана Наки.

– Доброго вечера! – говорит он с жизнерадостным энтузиазмом юного студента. – Как проходит день?

Синяк на лице охотницы посветлел, но всё ещё не сошёл, от чего улыбка выходит кривой из-за спазма в левой скуле.

– Спасибо, всё хорошо, – отвечает она. – А ваш?

– Насыщенно, – тянет директор и смотрит на Хак. – Что скажете о своей ученице?

Наставница фыркает, отказываясь играть в благовоспитанную беседу. Юдей замечает, что её собственная рука, лежащая на столе, почти касается ладони Хэша. Представить страшно, каково это – держаться за руки на виду у всех. Фантазия длится не больше секунды, Юдей пытается выгнать мысли из головы.

– Хэщ? – Мадан переводит внимание на гиганта. – Как оцениваешь подготовку Юдей?

– Хорошо.

Директор хочет спросить что-то ещё, но охотник перелистывает страницу и погружается в чтение.

– Что ж… – Мадан выглядит смущённым. – У меня есть одно сообщение, но, пожалуй, я оставлю его до десерта, с вашего позволения.

Никто не возражает.

Едят молча, это уже стало традицией. До происшествия на полигоне Хэш иногда присоединялся к Юдей за завтраком и тогда они болтали. Нескончаемый разговор о том, о сём состоял из перевранных, безбожно, историй, но от того они не становились менее интересными. Неизвестно, для чего это нужно было гиганту, но для Юдей эти утренние часы были чем-то вроде индикатора. Она видела, что изменения, произошедшие с её жизнью не такие уж кардинальные. Да, она заперта под землёй, привыкает к побоям и готовится сражаться с тварями, превосходящими кошмары безумцев в десятки раз, но всё же в ней осталось что-то светлое и хорошее. То, что наполняет её счастьем помимо воли и даёт силы выдержать ещё один день.

Теперь же Юдей, в основном, ловит на себе взгляды учёных и пытается догадаться, знают ли они о том, что произошло?

Когда скромный ужин подходит к концу, и все остаются при чашках или бокалах, Мадан демонстративно кашляет, чтобы привлечь внимание.

– Друзья, – начинает он, но оглядев стол быстро понимает, что такое определение компании за столом подходит слабо. – Коллеги. Я бы хотел, чтобы мы подняли бокалы за нового фюрестера в наших рядах, настоящего охотника на кизеримов, который, пусть не без хлопот, но всё же влился в нашу компанию! За две недели обучения Юдей Морав!

Директор тянет фужер вперёд и все по очереди с ним чокаются. Бокал Хак с красным вином хрустально поёт, глинянная кружка Хэша отзывается глухим щелчком, а пиала Юдей из тонкого форфора целомудренно звякает и тут же замолкает. Фюрестеры не понимают, к чему ведёт Мадан.

– Скоро вторжение. – Директор переходит на деловой тон. – Наверняка, что-то рядовое. Я решил, что в оперативный отряд войдёт и Юдей. Пусть увидит каково это, работать в поле. Может быть, Юдей, – взгляд в сторону охотницы, – представиться случай продемонстрировать свои умения!

Юдей переводит взгляд с Мадана на Хак и Хэша. Гигант отставляет кружку, хмурится и неприязненно смотрит на директора. Пожилая охотница медленно делает глоток и встречается с Маданом взглядом.

– Она не готова.

– Дорогая Хак, никто не готов, пока не нюхнул пороху!

– Она может погибнуть.

– Но там же будете вы и Хэш! В такой компании и я бы не побоялся выйти против кизерима. Даже посочувствовал бы ему.

– Наки…

– Помните, мы дог…

– Охота – дело не только сложное, но и опасное. Я не хочу отвлекаться на соплячку, пока кровожадная тварь пытается меня сожрать.

Обстановка накаляется враз. Хак, конечно, из тех, кого боятся и уважают, но и Мадан стал директором отнюдь не за дружелюбную манеру общения с подчинёнными. Он хитёр и умеет давить на людей. Его стоит опасаться даже больше, чем охотницу, которая может убить десятком неприятных способов.

Воздух буквально вскипает и закручивается вихрями вокруг директора и старой охотницы. Разразись над столом гроза, Юдей не удивилась бы. Где-то на задворках сознания бродит обида за то, что никто, похоже, не собирается спрашивать её мнения, но это и так лейтмотив её пребывания в СЛИМе.

– Она – охотник, а значит должна охотиться. Или хотите продержать её под своим крылышком до скончания века?!

– Я не одобряла кандидатуры…

– Никто не одобрял. Если хотите, её выбрала сама судьба, – огрызается Мадан, и то, что Хак смотрит на него сверху вниз не делает директора менее значительным. – Кизерим напал на неё, заразил, она пережила трансформацию и каждый день выходит на полигон после ваших замечательных уроков.

– Я даже вполовину…

– Так добавьте эту половину! Выдрессируйте её так, чтобы она посреди ночи могла схватить кханит и убить десяток, сотню, тысячу кизеримов!

– Не смейте так со мной разговаривать.

– О, Хак, я смею. Я едва ли не единственный, кто смеет так с вами разговаривать.

Если во взгляде охотницы бушует жестокий и опасный огонь, справиться с которым не смогли бы и лучшие пожарные Хагвула, то в глазах директора плещутся озёра настолько убийственного яда, что достаточно одной капли, чтобы уничтожить целую империю. Гляделки длятся недолго.

– Девочка погибнет, – режет Хак, поднимаясь. – Её кровь на ваших руках.

Она удаляется словно дикий пожар, оставляя за собой выжженую гневом полосу. Люди отсаживаются подальше от прохода и не торопятся возвращаться на свои места. Юдей смотрит в спину наставницы и думает о том, что та, похоже, переживает за неё, пусть и скрывает это.

«Не может быть».

Мадан выглядит довольным. От ящера, изготовившегося к прыжку, не остаётся и следа. Он вновь добродушен и скользок.

– Что ж, – говорит директор широко, по-жабьи, улыбаясь. – Похоже, всё прошло хорошо. Юдей, прошу вас, будьте готовы! Нападение может случиться буквально в любой момент. Доброго вечера.

Откланявшись, он долго вылезает из-за стола, намеренно неуклюже. Сторонний наблюдатель мог бы и ошибиться, но Юдей, смотря на директора, видит тщательно отрепетированную постановку с закидыванием ног, вздохами стеснения и недовольства, промакиванием лба платком.

«А может быть, это тоже притворство», – думает женщина и впервые за всё время разговора смотрит на Хэша. Впервые с того дня их взгляды пересекаются. Она представляет, как разглядит в янтарных глубинах нечто, что даст ей ответ, но его там нет. Хэш непроницаем.

«Что вообще может пробиться сквозь… это…»

Неожиданно Хэш поднимает руку и накрывает своей ладонью её кисть. Юдей будто бы вгоняют под кожу шипучий порошок.

– Не волнуйся, – говорит он тихо. – Чтобы не произошло на охоте, я буду рядом.

Юдей отводит взгляд, тянет руку к себе и убирает её под стол.

– Спасибо, Хэш, – говорит она, подняв голову. – Но я сама могу о себе позаботиться. До встречи.

Выйдя из-за стола, Юдей идёт к выходу, не оборачиваясь только потому, что очень хочет обернуться. Кожу по-прежнему покалывает, и сердце бьётся часто-часто. И никаких мыслей об охоте. Совсем никаких.

Глава 12

Сирена бьёт по ушным перепонкам.

Юдей вскакивает, бросается вниз, перекатывается в тёмный угол, встаёт. Освещение, в отличие от сирены, включается медленно, чтобы не ослепить. Спросонок трудно понять, что происходит.

«Нападение. Скоро будет нападение», – вспоминает она, ещё не до конца избавившись от клейких ниток сна, которые зовут её обратно в кровать. Юдей не поддаётся и идёт в ванную, включает холодную воду. У неё не больше десяти минут на то, чтобы собраться и прибыть к грузовому лифту, который находится в пещере, на самом нижнем уровне лаборатории. Брифинг проводил Реза, и он дважды подчеркнул, что от расторопности фюрестеров зависят жизни людей.

Вот оно. Юдей готовили именно к этому, но всё, что она чувствует – усталость и страх. Сегодня она может умереть. Столкнуться с неведомым чудовищем и стать одной из его жертв, и никто в целом мире не узнает об этом.

«Кто-нибудь будет по мне плакать?» – думает она и привычно отгоняет мысли о Хэше. Их место занимают другие.

«Где-то сейчас бродит существо, способное убить человека за пару секунд. И я единственная, кто может его остановить».

Нет, конечно, не единственная. Одна из трёх. Ибтахины, даже вооружённые тем же самым оружием, почти не представляют для кизеримов угрозы. Им не хватает скорости, силы и выносливости фюрестеров. Юдей догадывается, что если бы шансы выжить при трансформации были больше, хотя бы – один к четырём, многие ибтахины рискнули бы жизнью, чтобы встать на защиту города. А она…

«Перестань, – одёргивает себя Юдей, выключая воду. – Это твоя работа и ты должна её сделать».

Сразу несколько мест на теле неприятно ноют: тренировка с Хак накануне вышла неудачной. Сказывалось отсутствие концентрации, напряжённое ожидание и тоска по Хэшу. Юдей так и не поняла, что заставило её убрать руку тогда, в кафетерии, и теперь она жалеет, что так поступила. Пока не просыпается от дикого воя.

Умывание отнимает большую часть отпущенного на сборы времени. Юдей натягивает на влажную кожу первую попавшуюся одежду. Уже около лестницы она думает о том, что зря не взяла плащ, но возвращаться некогда.

«Промедление будет стоит жизни простым людям», – слова Резы раз за разом всплывают в её голове. Как будто она может их забыть.

– Я фюр… – начинает она на пропускном пункте.

– Пропустить! – гаркает офицер. Двери открываются в темноту пещеры и Юдей видит красные фонари, обрамляющие дорожку, ведущую за угол здания.

«Последняя», – думает она. Обогнув корпус, она со всего маху влетает в чью-то спину. Раздаются крик и ругань.

– Куда прёшь! – рявкает мужчина и оборачивается. Реза Ипор быстро меняется в лице, увидев, кто с ним столкнулся.

– Прости, – говорит охотница. – Тревога и я…

– Ничего страшного. – Реза быстро собирает упавшее снаряжение.

Юдей кажется, что она ослышалась. Чтобы начальник ибтахинов сказал ей такое? Чтобы он вообще сказал ей что-то человеческое?!

– Доброго утра, – раздаётся за спиной и Юдей вздрагивает. Хэш. Подмышкой гиганта небольшой свёрток, в руках – тяжёлый ящик. Гигант хмурится и меряет удивлённым взглядом обоих.

– Я уложилась в десять минут?

– Да, – одновременно говорят и Хэш, и Реза.

– Давайте быстрее, – чуть раздражённого говорит ибтахин и троица движется к лифту. Кабина жмётся к стене, и если бы не освещение, Юдей подумала бы, что тёмный провал – ход в смежную пещеру. Лифт кажется огромным: в нем легко поместились бы и три грузовых мобиля, но сейчас стоит только один.

– Ты забыла, – говорит Хэш и протягивает Юдей плащ. Это не тот, что висит в шкафу в её комнате: он темнее на несколько оттенков и тяжелее. Нервное напряжение спадает, она, наконец-то, замечает, что в пещере холодно.

«И на поверхности тоже. Октябрь…»

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Наконец-то, – ворчит Хак, выглядывая из кабины. – Что там с мальчишками, Реза?

Ибтахин передаёт охотнице две большие холщовые сумки, забирается внутрь сам и усаживается рядом с остальными людьми в чёрном.

– Пищевое отравление. Моли клянётся, что на его кухне не бывает порченных продуктов, но мар Наки уже инициировал полную проверку.

– То есть эти трое молодчиков – вся боевая группа?

– Да.

– Есть мысли, кто мог это сделать?

Хак могла и не спрашивать. Реза не отвечает, но мельком смотрит в сторону Хэша. Старой охотнице этого достаточно.

– Ясно, – Хак выглядит недовольной. Больше, чем обычно.

Фюрестеров всегда сопровождает боевая группа ибтахинов. Они оказывают поддержку, иногда занимаются разведкой. Этакие оруженосцы на службе рыцарей. Юдей думает, что они что-то вроде надзирателей, следят, чтобы фюрестеры не натворили делов или, чего доброго, не сбежали. Но реакция Хак заставляет её переменить мнение.

Ученица садится рядом с наставницей. Старая охотница как раз прилаживает к выпрямленной ноге кожаный наколенник с острыми выступами по краям. Его внешний вид наводит на мысли о пытках, и она отворачивается.

Между Юдей и двумя незнакомыми ей ибтахинами остаётся свободное место, и его, вопреки ожиданиям, занимает Хэш. Женщина не говорит, но она благодарна гиганту и чувствует себя немного лучше. Уж точно – защищённее.

Что-то лязгает, платформа вздрагивает и начинает подниматься.

– Куда он выходит? – тихо спрашивает Юдей.

– Большие конюшни с восточной стороны, – отвечает Хэш.

– Там же служебный гараж.

– Да.

– Но сотрудники…

– Некоторые в курсе, а другие не задают вопросов. Университет хорошо платит, а ибтахины следят, чтобы не возникало более выгодных предложений.

Лифт двигается медленно. Ибтахины тихо разговаривают, перекидываясь шутками. Фюрестеры погружаются в собственные мысли. Кабина замирает, мотор коротко взрыкивает. Шофёр сразу берёт высокий темп. Под колёсами шипит гравий, пока мобиль не покидает территорию Университета.

Юдей сидит у самого края, потому сквозь прорехи в кузове может наблюдать за городом. Она и не ожидала, что знакомые городские пейзажи так увлекут её, так, что она с жадностью смотрит на пролетающие мимо очертания богатых особняков с Мраморной улицы, строгие фасады верхнего Кричащего острова, на кусочек мутного неба, в котором не видно звёзд.

«Пасмурно».

Юдей хочется выпрыгнуть из мобиля и скрыться в переулках Мохнатого угла, куда они, судя по специфическому запаху подгнившего мусора и сырой штукатурки, въехали несколько секунд назад. Ночью туман отступает, оставляя город тревожно парить в бескрайней черноте неба и бездне морских вод.

Вопреки знакомым местам, запахам, атмосфере Юдей чувствует, что Хагвул изменился. Как будто неведомая злая вола поставила на город свою печать, заявив на него права. Странное напряжение патрульных, расставленных тут и там не смотря на глубокую ночь, цветные фонари на каждой улице, открытые и гудящие многоголосьем кабачки, обычно пустующие по будням. Шальное, болезненное веселье.

«Откуда?» – думает она, впрочем, быстро оставляя эту мысль позади. Юдей едет не на прогулку, а на опасное задание, с которого, если верить опытной охотнице, может не вернуться. Расставаться с жизнью не хочется, поэтому она начинает повторять про себя уроки Хак и Хэша, пока они не смешиваются в монотонный речитатив, смахивающий на молитву. Так, погрузившись внутрь себя, она оставляет изменившийся Хагвул за пологом грузового мобиля.

>>>

– Приехали, – говорит кто-то за мгновение до того, как мобиль резко тормозит. Юдей наваливается на Хэша и выходит из транса. Пассажиры срываются с места, её подталкивают, чтобы она выходила и не мешала выгружать оборудование. Охотница приходит в сознание только снаружи.

Холодный октябрьский воздух обдаёт лицо. Юдей понимает, как долго томилась в застенках СЛИМа. Пока она, задрав голову, рассматривает бархатистую небесную твердь высоко-высоко над головой, ибтахины разворачивают оперативный штаб, натягивают тент, собирают диковинное устройство из тонких медных труб, катушек и поблескивающих золотом пластин. В стороне разминается Хак. Механизм на её ноге беззвучно двигается, выступы обращаются чем-то вроде поршней, ученица с благоговением наблюдает за наставницей. Да, она замечала раньше, что порой пожилая охотница движется скупо, будто экономит движения, но никогда не думала, что это может быть связано с болезнью.

«Наши тела так быстро восстанавливаются, – думает Юдей. – Что с ней случилось?»

Тем временем Хак вытаскивает из кузова кханит, придирчиво осматривает его и прислоняет к стене. Второй отправляется обратно. Юдей думает, что и ей стоит позаботиться об оружии, потому не смотрит на наставницу и не видит, как тщательно та отбирает третий кханит.

– Держи, – говорит Хэш и молодая охотница вздрагивает. Гигант подходит бесшумно. Опять. В одной руке Хэша подёргивается тцаркан, небольшой, с изящной ручкой из серебристого металла и длинным телом. В другой – кобура на широком ремне.

– Не холодно? – спрашивает он, пока Юдей неумело затягивает портупею.

– Нет.

Кое-как она справляется с застёжками и только потом берётся за тцаркан. Ощущения… странные. Ей никогда прежде не приходилось держать огнестрельного оружия, и тем более – такого экзотического. Юдей ждала, что будет чувствовать омерзение, но холодная тяжёлая рукоять и вибрации от движений существа наводят на мысли о силе и власти.

– Не увлекайся игрушками, – говорит Хак, подходя с двумя кханитами. Один она бросает Хэшу, другой Юдей. Та едва успевает сунуть тцаркан в кобуру и поймать боевой шест.

– Реза почти закончил, сейчас будет инструктаж. – Охотница кивает сыну и поворачивается к ученице. – Помни, о чём я говорила. Не высовывайся, но не бойся действовать. И будь осторожна.

Тон, походка, даже взгляд Хак настолько отличаются от привычных Юдей, что она готова поверить, что перед ней другой человек. Пожилая охотница водит носом из стороны в сторону, пока не замечает крысу, роющуюся в куче мусора в безымянном переулке неподалёку. Плавность, с которой Хак шествует по коридорам СЛИМа изменяет ей. Проскакивают нервные угловатые движения. Юдей кажется, что диссонанс в стройной гармонии становится куда заметнее и вызван он дефектом, бороться с которым должен наколенник.

Хэш ловит взгляд старой охотницы, та быстро качает головой и отворачивается.

Гигант вёдёт себя по-другому. В нём появляется что-то от хищника, вышедшего на ночную охоту: глаза сверкают ярче, чем обычно, на губах играет улыбка-оскал, черты лица заостряются. Он то и дело переступает с ноги на ногу, делает крохотный шаг вперёд, потом назад. Хэш смотрит в одну точку, но Юдей уверена, что видит всё вокруг.

– Мы готовы, – тихо говорит ибтахин и чуткое ухо Юдей улавливает в голосе дрожь.

Фюрестеров проводят под навес, разбитый около машины. Тяжёлую ткань закрепили на борту мобиля, вытянули на пять метров и закрепили на длинных шестах. Реза Ипор стоит возле диковинного прибора. Он состоит из золотых и медных пластин, покрытых мелкими механизмами. Юдей доводилось слышать о подобном, но теперь она вживую видит вычислительную машину Университета.

– Центром получена информация о вторжении, – начинает Реза. – Судя по колебаниям кхалона – крупные особи.

– Особи? – переспрашивает Хак. – Их несколько?

– От двух до пяти.

– Нас мало. Пятерых не потянем, – задумчиво говорит охотница. Разговоры замолкают. Люди потихоньку осознают, что шанс встретиться с кизеримами для них велик, а вот пережить эту встречу – нет. Юдей же нагоняют сразу и страх, и неуверенность. Она сравнивает себя и наставницу, понимает, что мало чем отличается от ибтахинов. Что поднимает в её душе волну ненависти к Мадану Наки, который отправил её на убой.

«Экзамен… Что я вообще здесь делаю?», – вертится в голове. Юдей совсем не готова. Рукоять кханита становится мокрой от пота.

– Мы займём оборону вот здесь, – команда переходит к столу, на котором разложена карта. Юдей слушает, проговаривает слова Резы про себя, но в этих наборах звуков просто нет смысла, они превратились в какую-то тарабарщину, лишь по чудесному стечению обстоятельств похожую на известный язык. Хак и Реза тихо и быстро спорят, поочерёдно водя пальцами по карте, Хэш смотрит в одну точку и переступает с ноги на ногу, а Юдей думает о том, как бы ей сбежать.

«Мало людей, много кизеримов. Им просто некогда будет меня ловить, – размышляет она. – А когда они освободятся, я уже буду на корабле, далеко отсюда. Или в поезде».

Совесть молчит, будто ей не дали слова на оперативном совете. Ибтахины расходятся по назначенным постам, в последний раз проверяют оружие. Непроницаемые и суровые лица угнетают Юдей ещё больше. Похоже, они не боятся отдать жизнь за спокойствие жителей Хагвула, а вот она – боится.

– Юдей, остаёшься сторожить штаб, – говорит Хак, подойдя к ней почти вплотную. – Успокойся. Всего лишь бой. Ещё один. Ты знаешь противника, знаешь, что нужно делать. Не высовывайся, но и не бойся действовать. Ты – готова.

Юдей смотрит в глаза наставницы и кивает. Она кивает в ответ. Юдей не глупа, понимает, что Хак ободряет её перед тяжёлой и опасной работой, пытается настроить на совсем другой лад, нежели тот, что читается во взгляде молодой охотницы, в том, как она держит кханит и шарит глазами по выходам из-под навеса. Хак ещё несколько секунд пристально её изучает, затем кладёт руку на плечо и стискивает. Больно, но без злобы. Юдей вспоминает отца.

Хак оставляет ученицу, подходит к Хэшу и кивает ему в сторону выхода. Они не говорят, не обмениваются взглядами. Двое охотников выходят из-под навеса и Юдей провожает их до конуса света, обронённого на грязную мостовую одиноким фонарём.

Пожилая охотница прихрамывает.

>>>

Стоит фюрестерам покинуть штаб, и решимость, что вселила в Юдей Хак, идёт трещинами, вчерашней ученице приходится отбиваться от назойливых мыслей о побеге. Она пытается отвлечься и смотрит на то, как готовится Реза: проверяет тцаркан и то, легко ли выходит из ножен большой широкий нож. Он деловит и внешне спокоен. Закончив приготовления, ибтахин переходит к вычислительной машине, смотрит на самую большую пластину. Юдей видит в ней только кучу шестерёнок, но для Резы движения множества переключателей имеет смысл.

– Началось, – говорит он. Юдей вздрагивает и смотрит в ту сторону, куда ушли Хэш и Хак.

«Сейчас! Беги!» – требует страх, и будь она одна, возможно, побежала бы. Но рядом Реза. Он не отрывает глаз от пластины и Юдей остро хочется увидеть в её точных рисунках хоть какой-то смысл, а ещё – заняться сексом. Она вспоминает то, что случилось на полигоне, в паху становится жарко и интенсивность этого чувства бьёт по охотнице сильнее, чем страх. Юдей отворачивается, чтобы ненароком не столкнуться взглядом с Резой. Вряд ли он что-то в ней разглядит, но пока есть хотя бы крохотный шанс выдать себя…

Звук, доносящийся откуда-то из-за спины, не привлекает внимания, да она его почти и не слышит, утонув в постыдных мыслях. Шорох напоминает о крысах. Лишь странный запах, которого не должно быть, заставляет Юдей сосредоточиться, она оборачивается и видит, как Реза направляет на неё тцаркан и жмёт на курок. Надсадный визг и ярко-голубая вспышка глушат и ослепляют женщину, она инстинктивно подаётся вперёд и перекатом уходит влево. Возможно, это делает даже не она, а паук, временно перехвативший управление. Юдей быстро приходит в себя, вскакивает и поворачивается на каблуках с кханитом наперевес.

Огромная тварь, метра три высотой, стоит у западного входа под навес. Она напоминает гигантского чёрного богомола. Панцирь поблескивает в лучах фонаря. Треугольная голова резко двигается из стороны в сторону, а гигантские клешни покачиваются вверх-вниз. На левой остался след от выстрела, но похож он на жалкую царапину. Кизерим замирает, изучая Резу, хотя Юдей знает, что для чудовища она привлекательнее. Просто ибтахин выстрелил и представляет опасность.

Пауза ратсягивается до маленькой вечности. Она успевает испытать шок и, несмотря на пляшущие в глазах белые огоньки, внимательно осмотреть тварь.

«Аналог. Модифицированное тело», – делает она короткие заметки, продумывая тактику. Понятно, почему тцаркан почти не ранил кизерима – эвецит. Этот мэврианский минерал рассеивает электричество. Уязвимыми точками выглядят красные буркалы глаз и раздутое белёсое брюшко, но до них ещё нужно добраться.

Всю работу мозг проделывает сам. Более того, он начинает строить план атаки, как будто Юдей собирается сражаться с богомолом.

«Отвести подальше, вывести из боя Резу, – говорит кто-то чужой в её голове. – Найти площадку, небольшую, чтобы тварь не разошлась, но и не маленькую, чтобы осталось пространство для манёвра. Сконцентрироваться на глазах, после опрокинуть и вспороть брюхо. Опасные места – клешни, лапы, возможно – хвост…»

«Но я не…» – успевает подумать Юдей, прежде чем, издав резкий высокий клёкот, богомол бросается под тент. Он метит в Резу, но охотница прыгает наперерез, в воздухе трансформируя набойку снизу в наконечник и выставляя его вперёд. Силы, конечно, не хватает, лезвие скользит по эвециту, оставляя длинную царапину, но зато кизериму приходится менять траекторию, уворачиваться. Юдей прекрасно знает, что лимфа в её кровотоке притягивает кизерима куда больше «пустого» человека, потому чудовище с готовностью переключается на неё с радостным гуканьем.

– Уходи! – кричит Юдей Резе, принимая удар клешни на кханит. Сила богомола чудовищна: женщину отбрасывает в борт мобиля и она вскрикивает вместе с жалобно скрипнувшим металлом. Реза что-то кричит и кизерим поворачивается к нему.

– Уходи, идиот! – кричит Юдей сквозь слёзы и красную пелену, пульсирующую в глазах. Толком не придя в себя, она выхватывает тцаркан и стреляет в затылок богомола, но отдача так дёргает руку, что заряд уходит в небо, пробивает навес и оставляет после себя неровную дыру с обугленными краями. Это привлекает тварь. Разворачиваясь, она крушит под собой всё, включая вычислительную машину, ящики и мешки. Скрежет стоит страшный. Юдей встаёт, опирается на копьё, смотрит в сторону Резы и повторяет приказ уже беззвучно. Богомол вытягивает клешню и пытается подсечь наглую добычу, но охотница легко уворачивается и ещё раз бьёт копьём, но теперь в правую клешню. Кизерим издаёт боевой клич, размахивает клешнями, нанося резкие удары, и делает это настолько быстро, что ибтахин, выбежавший из-под тента и наблюдающий за боем, видит лишь размытые контуры. Но Юдей отбивается, сама того не ведая прыгает на ступеньку выше человеческих возможностей, сама обращается в пятно, двигающееся слишком быстро для стороннего наблюдателя. Она погружается в бой, становится необходимым придатком к кханиту, полностью избавляется от своей личности. Движения, казавшиеся раньше чепухой и непонятной прихотью Хак, вбитые в мышцы, кости и нервы изнурительными тренировками, приходят сами собой – Юдей не задумывается, куда поставить ногу или как согнуть кисть. За сорок секунд мелькания клешней и копья, она даже не замечает, как применяет всё, чему её научили. К сожалению, этого мало. Охотница замечает, что безумный темп выматывает её слишком быстро. Нужна передышка, и место для манёвра. Отбив очередной выпад, она, вместо того, чтобы отступать, скользит вперёд, прямо под опускающийся молот тяжёлой конечности, соскальзывает с борта мобиля под брюхо богомола и пытается проткнуть его. Кизерим отпрыгивает назад и цепляет шесты, на которых держится навес. Кусок ткани опускается на него, чудовище в исступлении брыкается и размахивает клешнями, запутывается, но, в конце концов, рвёт его в мелкие клочки. К тому времени, когда кизерим выбирается из западни, Юдей замирает в начале крохотного перешейка к широкому проспекту и вновь стреляет из тцаркана. Богомол бросается в погоню.

Фонари не горят, хотя чёрные столбы и высятся по обе стороны дороги. Варианта два: либо градоуправление экономит далак, либо плафоны разбиты гуляющим молодняком.

Мохнатый угол всегда был неоднородным. Приличная улица накладывается на владения какой-нибудь банды, достойные лавки соседствуют с притонами. Смирившись с лоскутностью обиталища, местные жители установили негласный свод правил о принадлежности тому или другому миру. Любой может вступить в игру и поставить на кон самое дорогое – жизнь, погибнуть или вспыхнуть и засиять всеми красками, на которые способны ворованные драгоценности и нечестно заработанные деньги. А те, кто отказываются – тянут лямку законопослушного гражданина. Существуют и прыгуны с тёмной стороны Мохнатого угла на светлую, но таких очень мало и их недолюбливают.

Сейчас Юдей на территории Белых воротничков, известных буйным нравом. Они бьют витрины тех, кто им не платит, крушат муниципальную собственность, избивают должников и врагов так, что на них живого места не остаётся. Фонари для них такие же противники, как и лавки, урны, бока мобилусов. Вандализм, стремящийся к чистой свободе кто-то мог бы обозвать искусством, но Белые воротнички – сборище безмозглых ублюдков, помешанных на хаосе. Не более.

Юдей оглядывается. Она не столько видит богомола, сколько чувствует его. Паук, доселе дремавший внутри, просыпается и гневно шипит, готовый защищать себя и свою хозяйку. Юдей не торопится отдавать вожжи в его руки. Дело не в контроле. Паук не выглядит животным, способным справиться с этим кизеримом один на один. А значит остаются знания и подготовка фюрестеров.