Текст книги "Пес войны (СИ)"

Автор книги: Мария Архангельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Сражение началось как-то вдруг. Во всяком случае, Имрай не заметил никакого сигнала, просто войско рейндов внезапно сорвалось с места и с рёвом устремилось на неподвижного врага. Впереди скакали вожди со своими конными дружинами, пешие бежали следом. Они казались неостановимым потоком, который вот-вот сметёт всё на своём пути. Имрай с восторгом наблюдал за атакой, жалея, что сшибка произойдёт слишком далеко, чтобы можно было разглядеть подробности.

Враг стоял на месте, в молчании ожидая, когда волна докатится до него. Лишь когда рейнды преодолели половину расстояния до вражеского строя, от него отделилось прозрачное облако и по красивой дуге устремилось навстречу атакующим. Можно было видеть, как падают воины, об их тела спотыкаются бегущие, но наступающая армия быстро затянула прорехи. А от строя имперцев уже отделилось новое облако.

Имрай сжал кулаки. Стрелы! Ветер благоприятствовал вражеским лучникам, в то время как рейндам приходилось стрелять против ветра, да ещё на бегу, так что ответные залпы выглядели далеко не так впечатляюще. Отсюда даже не было видно, наносили ли они какой-либо ущерб имперцам. Хотелось думать, что да, но юноша всё равно испытал облегчение, когда рейнды преодолели разделявшее две армии расстояние. Их было слишком много, чтобы их могли остановить какие-то стрелы, и, хотя не всем доведётся праздновать победу, их товарищи за них отомстят!

С торжествующими воплями, потрясая оружием, рейнды наконец достигли переднего края имперской армии. Имрай ждал, что теперь первые ряды обоих войск перемешаются, как это было в ранее виденных им стычках. Но неожиданно ровный строй противника распался. Имперцы стремительно и чётко перестроились, образовав что-то вроде клиньев, между которыми оставались значительные промежутки. В эти промежутки с разгону влетели конные рейдские дружины, а за ними валом повалили пешие, будучи просто не в силах остановиться из-за напора задних рядов. Прежде чем рейнды сумели опомниться, они углубились между вражескими порядками больше чем наполовину строя.

Сначала Имрай решил, что имперцы просто сошли с ума. Нельзя подставлять врагу фланг своего строя, дядя столько раз говорил об этом, да и героические песни, воспевавшие великую (и, увы, единственную) победу в войне с коэнцами, упоминали, что она была добыта засадным полком рейндов, внезапно ударившим в бок неосмотрительно открывшемуся противнику. Теперь же враги сами позволили взять себя в клещи. Сейчас они сомкнутся и...

Но клещи не сомкнулись. Нет, они попытались, Имрай ясно видел, как его соплеменники развернулись к врагу и насели на него с трёх сторон. Вот только враг остался стоять, отнюдь не спеша опрокидываться. Имперские колонны не дрогнули и не перемешались. Имрай снова пожалел, что бой происходит слишком далеко, чтобы можно было разглядеть подробности. Отсюда это походило на прибой: волны накатываются на скалы, разбиваются о них, отступают, снова накатываются... Иногда им даже удаётся отколоть кусок камня, и всё же прибрежные утёсы стоят, как стояли.

Юноша снова сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Даже крыса, если загнать её в угол, становится опасна, так сказал дядя. Но ничего, нас больше, рано или поздно они устанут. Эти изнеженные южане не в силах, как наши воины, биться днями напролёт. Он был не прав, сравнив их со скалами, это не камни, это льдины, которые тают под напором волн, медленно, но тают. Пройдёт час-другой, и от них ничего не останется.

Он поправил сползший щит и поднёс руку к глазам, заслоняя их от света поднявшегося солнца. Вроде бы имперцы раньше стояли дальше? Имрай прищурился. Да, он не ошибся: состоящие из вражеских солдат клинья двигались! Они шли вперёд – медленно, шаг за шагом, напоминая медведя или вепря, облепленного вцепившимися в него псами, но ещё отнюдь не побеждённого. Раньше Имраю казалось, что это рейнды всё больше охватывают вражеский строй, стремясь полностью его окружить. Теперь же выходило, что это имперцы всё дальше углубляются в ряды рейндской армии, разрезая её, как ножи – головку сыра.

Имрай, как застоявшийся жеребец, переступил с ноги на ногу. Ну, давайте же, мысленно подбодрил он своих. Ещё немного, и они побегут! Не железные же они, в самом деле! Нас больше, мы сильнее и отважнее этих выскочек. На какое-то время ему показалось, что ситуация и впрямь улучшается. Продвижение сегейрцев замедлилось, а рейнды, почувствовав слабину, навалились с новой силой. Бой приблизился настолько, что стало видно, как они наловчились бороться с сомкнутым строем противника, вырывая вражеских солдат по одному. Но стоило Имраю поверить, что вот теперь-то всё идёт как надо, и свои в шаге от победы, как враг преподнёс новый сюрприз. Коротко рявкнула труба, единый строй ближайшей колонны вдруг распался и, прежде чем удивлённые рейнды успели ринуться в открытый проход, на них вылетела прежде скрытая в глубине строя конница. Внезапный таранный удар смял ближайшие ряды, потом продвижение всадников замедлилось, но взятого разгона всё же хватило, чтобы прорвать строй рейндов и вырваться им в тыл. Кони выносили имперцев из окружения, потом их ряды развернулись, слаженно перестроились и ударили в спину не успевшего повернуться к ним противника.

В каком-то оцепенении Имрай смотрел, как то, что ещё час назад казалось несомненной победой, оборачивается таким же несомненным поражением. Сзади послышались крики, топот и лязг, и новый отряд рейндов кинулся вниз по склону на помощь своим. Имрай запоздало вспомнил, что Вождь Вождей на утреннем совете приказал прибывшему накануне подкреплению оставаться в резерве. Тогда седоусые ветераны были недовольны не меньше самого Имрая, теперь же предусмотрительности Страя можно было только порадоваться. Но облегчение оказалось недолгим. Ещё один крупный конный отряд вырвался из имперских рядов, чтобы поскакать навстречу вновь прибывшим врагам, а за ним в открытый проход радостно изливались пехотинцы. Теперь рейнды сами оказывались в окружении.

Сшибка произошла совсем недалеко от Имрая. Юноша видел, как всадники на одинаково серых конях врубаются в смешавшиеся ряды рейндов, оставляя кровавые просеки. Рейнды так просто не сдавались, они старались продать свою жизнь как можно дороже, но пехотинцам с мечами трудно управиться с вооружёнными копьями всадниками, а вражеская пехота уже спешила на помощь своим. Не прошло и получаса, как рейнды дрогнули, попятились, пытаясь сохранить порядок, но имперцы напирали, и вскоре отход превратился в беспорядочное бегство. Рассыпавшиеся воины кинулись веером в разные стороны, часть из них побежала прямо к лагерю.

– А ты чего стоишь? – на бегу крикнул один из них Имраю. – Беги, затопчут!

Стоявший открыв рот Имрай развернулся и кинулся бежать сам не зная, куда. Он был настолько ошеломлён происшедшим, что даже не чувствовал стыда. За спиной стучали копыта, рядом мчались такие же, как он, беглецы, и главным казалось не отстать от них и не затеряться. И только когда лагерь скрылся в отдалении, вражеский топот стих, а юноша выдохся и остановился, вот тут его с головой захлестнул стыд. Он, Имрай, сын Круя Пешехода, бежал, даже не обнажив меча, из первой же битвы! Битвы, в которой он так и не принял участия, только смотрел. Как хорошо, что отец не дожил до такого позора. Имрай опустил глаза, не желая встретиться с чьим-нибудь взглядом, но окружающим было не до него. Вырвавшиеся из гущи схватки люди были злы и растеряны, никто не знал, что творится за их спинами, но желающих сходить и посмотреть не находилось. Никто не сомневался, что битва проиграна.

Это подтвердилось вечером, когда к временному лагерю беглецов, образовавшемуся в лесу, начали подтягиваться другие уцелевшие. Их было не очень много по сравнению с армией, стоявшей на берегу Ордона ещё утром. Всё же далеко не все кинулись бежать, даже когда поражение стало неминуемым. Слушая их рассказы, Имрай устыдился ещё больше, хотя казалось, что больше некуда. Были в их войске настоящие храбрецы, но он, увы, не из их числа. Спасшиеся рассказали, что Страй Высокий исчез, неизвестно, погиб он или в плену, и командование взял на себя его младший брат Гиндар, собирающий рейндов на Круглом холме. Туда все и отправились.

– Имрай! – окликнул кто-то. Обернувшись, юноша увидел Радая, друга своего дяди.

– Хорошо, что ты жив.

Имрай уныло кивнул, не разделяя его радости. Впрочем, их встреча и впрямь была удачей. Радай бился в одном отряде с Ларданом и должен знать, где его найти.

– Радай, ты не знаешь, где Лардан? Мне очень нужно... – Имрай осёкся, увидев лицо Радая.

– Лардан пирует в доме Отца Дружин, – тихо сказал воин. – И, видит Солнце, ему там рады.

Имрай мотнул головой, отказываясь поверить. Этого просто не могло быть! Дядя, такой сильный, умный, гордый, уступающий только отцу – и вдруг мёртв?! Но ведь и отец погиб. И Имрай тоже поначалу не хотел верить в его смерть.

– Он пал в самом начале боя. От стрелы. Его смерть была мгновенной, – Радай попытался обнять юношу, но Имрай вывернулся из его объятий. Мужчине не пристало лить слёзы, но сдержать их не было сил. Боги, как же вы допустили это?

Но он отомстит. Он искупит позор сегодняшнего дня, и имперцы заплатят ему щедрую виру кровью. Не будь он Имрай, сын Круя Пешехода!

ГЛАВА 2

Возвращение в Сегейр было триумфальным; впрочем, другими возвращения Гирхарта с войны ещё не были. Он ухитрился до сих пор не проиграть не только ни одной войны, но и ни одной крупной битвы. В мелких стычках случалось всякое, но на поле большого боя... Вот и сейчас, несмотря на значительные потери, война закончилась победой. Вырвавшись из ловушки, Гирхарт отступил и послал в Сегейр за подкреплениями. Пока они не подошли, он уклонялся от боёв, зато потом одержал ещё две убедительных победы. В конце концов рейнды, скрипя зубами, признали себя побеждёнными. Им было предложено на выбор: стать гражданами империи, со всеми правами и обязанностями, или образовать провинцию по типу коэнской, с повышенными налогами, ограничениями прав и прочими прелестями. Рейнды выбрали второе, но Гирхарт не сомневался, что многие из них вскоре оценят преимущества первого варианта. Стать гражданином мог любой, изъявивший такое желание, причём это вовсе не означало отказа от привычного образа жизни. У Гирхарта был достаточный опыт обращения со Смуном, тоже жившим варварскими племенами, несмотря на сегейрское гражданство. Фактически для рейндов согласие войти в состав Империи означало бы только отказ от титула Вождя Вождей, который сейчас носил Гиндар, брат покойного Страя.

Самому Страю не удалось ни спастись, ни пасть в бою, хотя, надо отдать ему должное, он сделал для этого всё от него зависящее. Но приближённые Гирхарта (самому императору было не до того), не простившие оскорбления, постарались сделать своему императору подарок. Узнав, что Страй попал в плен, Гирхарт, к удовлетворению всего войска, приказал его публично высечь. Естественно, после такого бесчестья ни один рейнд не мог признать его вождём, и ни о каких переговорах с его участием и не могло быть и речи. Страй Высокий был казнён, Гиндар при заключении договора глядел на Гирхарта с затаённой ненавистью, так можно было не сомневаться, что новая провинция Рейндари ещё преподнесёт сюрпризы. А потому Гирхарт оставил там усиленные гарнизоны.

Но сейчас снова пришлось заняться делами родной Рамаллы. В целом всё было не так уж плохо, вот только в очередной раз обострились отношения с Эмайей. Это было вполне ожидаемо, но всё равно неприятно. Хитрый Ваан вроде бы ничего и не делал, регулярно распинаясь в своей любви к дорогому родичу и соседу, но кассанские пираты наглели день ото дня. На все требования их образумить эманиец отвечал, что никакого влияния на них не имеет и иметь не может. Гирхарт поинтересовался, означает ли это, что он может обойтись с пиратами по своему усмотрению. Разумеется, ответил Ваан, если вы сможете с ними справиться, то я первый порадуюсь, мне они тоже мешают...

Увы, одолеть пиратов оказалось непросто. Первая попытка не принесла успеха – адмирал Дайр, в своё время заслуживший доверие Гирхарта после истории с Рейнетом Серлеем, не только не справился с возложенной на него задачей, но и позволил объединённым пиратским эскадрам вдребезги расколотить свой флот. Ваан по этому поводу разразился длинным соболезнующим письмом. Уцелевшего Дайра Гирхарт отдал под суд и казнил, испытав при этом даже что-то вроде облегчения. Доверие доверием, а живое напоминание о той уже давней истории его порой изрядно раздражало. Но проблему пиратства казнь адмирала решить не могла.

Гирхарт ломал голову, как же теперь быть, когда на Совете Дарнилл предложил ему выход, столь же простой, сколь и неожиданный:

– Ваше Величество, пошлите меня.

– Тебя? – опешил Гирхарт. – А разве ты что-нибудь понимаешь в морском деле?

– Ну, не одного меня, – безмятежно сказал военный министр, – а с кем-нибудь, кто понимает. Я буду говорить, что делать, а он скажет, как.

Гирхарт заколебался. Он привык, что делами должны заниматься люди, в них разбирающиеся, Дарнилл же в кораблях, тем более в морских боях не разбирался, и разбираться не мог. Но с другой стороны, совсем недавно Дарнилл не разбирался и в командовании войсками, однако освоился, и быстро. Может, и в самом деле рискнуть? Меченый, при всей своей самоуверенности, слов на ветер не бросает. Раз он так уверен, что справится, значит, у него как минимум есть план. И, подробно обсудив с ним этот план, император согласился.

Новый флот удалось построить в рекордно короткие сроки – благодаря блестящей идее, предложенной одним из настаранских советников Вархнота Дарри. Тот отписал императору, спеша поделиться стоящим планом, и Гирхарт в ответном письме велел удвоить сумму вознаграждения, а от себя добавил серебряную чашу, украшенную изображениями кораблей. Идея была проста, как всё гениальное: собирать корабли из заранее изготовленных деталей, тем самым экономя и место на стапелях, и время постройки. По всей Рамалле создавались многочисленные мастерские, где производились части кораблей, и в установленные сроки свозились на верфи. Гирхарт, посоветовавшись с моряками и корабельных дел мастерами, выбрал единый для всех тип военного судна, который те признали наиболее удачным. В перспективе он планировал создать такие мастерские по всей империи, вместе с новыми верфями, благо побережья в его владениях хватало. Можно было также начать строить по той же схеме не только боевые, но и торговые суда, однако это было делом будущего.

Кроме матросов, на новые корабли набирали солдат. Гирхарт знал, что именно в этом одно из слабых мест их плана: имперские солдаты были опытными воинами, но драться они привыкли на суше, и морские абордажи для них были в новинку. Поэтому он собрал всех уцелевших моряков с разбитого флота, а также поручил Дарниллу поискать опытных в морском деле людей где угодно, хоть в тюрьмах, хоть на рабских рынках, и позаботиться о том, чтобы ни на одном из кораблей не было команды, состоящей только из новичков.

Осень и зима ушли на подготовку, и к весне флот был готов. Выступление прошло буднично, без обычных в таких случаях славословий и торжеств, несмотря на то, что император и наследный принц почтили отбывающих личным присутствием. Десятилетний Лериэн, впервые самостоятельно проделавший верхом весь путь от Сегейра до Арсета и страшно гордый как этим своим достижением, так и своей ролью в предстоящей церемонии, стоял на причале рядом с отцом, горящими глазами глядя на великолепное зрелище. Более полутора сотен кораблей готовились к выходу в море. Жертвы Богам войны и моря принесли ещё накануне, перед прощальным пиром, так что проводы были недолгими. Лериэн, безуспешно стараясь скрыть волнение, наполнил вином два кубка и подал их отцу и Дарниллу. Совершив возлияние морским Богам, император пожелал маршалу удачи, на что тот ответил, что, хотя удача никогда не бывает лишней, он всё же склонен больше доверять умению и расчёту. На том и расстались. Дарнилл взошёл на борт "Славы Сегейра", якоря были подняты, вёсла слаженно опустились в воду. Сначала медленно, затем всё быстрее, соблюдая строгий порядок, корабли двинулись к выходу из бухты.

Дождавшись, пока "Слава Сегейра" скроется за мысом, Гирхарт приказал подавать лошадей.

– А куда теперь, отец?

Император улыбнулся, глядя в сияющие серо-голубые глаза сына.

– Посмотрим, как дела на верфи, а потом – в лагерь. Там и пообедаем.

– А зачем на верфь? Разве у нас мало кораблей? Их же почти две сотни!

– Сто семьдесят четыре, но это – примерно третья часть. Остальные стоят в портах Смуна и Настарана, а те, что из Тинина – уже в море.

Уголь, сын Угля, взял с места крупной рысью, рыжий Огонёк наследника привычно пристроился слева. Свита, как обычно, держалась на два корпуса позади.

– Так много?!

– Я не знаю, сколько вернётся – мы ещё не вели таких больших войн на море. Но в любом случае потери будут, и лучше заранее подумать, как их восполнить.

– А в Ханохе и Эмайе тоже есть наши корабли?

– Нет.

– Почему? Разве царь Ваан не будет нам помогать? – Лериэн никогда не называл царя Эмайи дедом.

– Он обещал не мешать, и я надеюсь, что и не будет, по крайней мере, открыто.

– Ты ему не веришь? Но ведь он...

– Царь Ваан прежде всего правитель, Лери, а уж потом отец и дед. И это правильно. А правитель должен сначала думать о своей стране, а уж потом – о родичах, даже самых близких. Когда он помог мне завоевать Рамаллу, он это сделал потому, что прежний император вёл с ним войну, и Ваан согласился бы помогать любому его врагу. И когда он отдал мне в жены твою мать, он хотел таким образом укрепить мир. Но и он, и я знаем, что рано или поздно нам придётся воевать. Может быть, мне с Вааном, может быть, тебе – с его наследником, хоть он и приходится тебе дядей.

– А как зовут его наследника?

– Ещё не знаю. У него одиннадцать сыновей, и он может выбрать любого. Такой у них обычай.

– Не обязательно старшего?

– Кого захочет.

Лериэн задумался. Гирхарт с лёгкой улыбкой смотрел на сына. Наставники принца не зря ели свой хлеб – малыш успешно учился владеть оружием, вполне пристойно держался в седле, и сейчас показал неплохое знание географии. Гирхарт старался ровно относиться к обоим сыновьям, но ничего не мог поделать – старший был его любимцем. Может быть, если бы Керн меньше походил на мать... Гирхарт даже Фрине не говорил, что младший может быть не его сыном, но где-то в глубине души таилось подозрение, которому он старался не давать воли.

– Нет, – решил Лериэн, – это неправильно. Когда наследник – старший, никому не обидно.

– Ты прав, – серьёзно подтвердил Гирхарт. – Но эманийцы говорят, что править должен лучший. Боюсь только, что каждый из сыновей Ваана считает лучшим себя.

Он не стал говорить, что почти каждое новое царствование в Эмайе начинается с бурного выяснения отношений между братьями, и что он, Гирхарт, возлагает на это определённые надежды. Ваану уже хорошо за шестьдесят, так что надо быть готовым... Однако принцу ещё рано об этом думать.

Всё, что мог, Гирхарт сделал, теперь ему оставалось только ждать. Первые новости должны были поступить не раньше, чем дней через двадцать. План Дарнилла состоял в том, что бы разделить Внутреннее море на квадраты, в каждом из которых сосредоточить по нескольку десятков кораблей, и ловить пиратские суда как в сеть. Все прошлые попытки справиться с этой напастью оставались неудачными потому, что инициатива в такой войне неизбежно перехватывалась пиратами. Не зная точно, в какой части моря находится противник, имперский флот был вынужден гоняться за ним вслепую, в то время как пиратские капитаны, хорошо изучившие море и берега, а также имеющие повсюду своих информаторов, выбирали для атаки самый благоприятный для себя момент, а в случае неудачи мгновенно рассеивались и отступали. Что, впрочем, случалось редко: они хорошо готовились, заранее узнавая численность посланного против них флота. Сейчас же Дарнилл имел возможность контролировать практически всё море одновременно. Если же противник окажется слишком силён для направленной в этот квадрат эскадры, ей всегда может прийти на помощь другая, и потрёпанным в предыдущем бою пиратам тут же придётся вступить в новый бой. План сулил успех, теперь главное было, чтоб не подвели помощники, поставленные во главе отдельных эскадр.

Первые вести и впрямь были обнадёживающими. На это раз удача была явно на стороне сегейрцев, выступая рука об руку с умением и расчётом. Лишенные возможности использовать свою привычную тактику, пираты явно растерялись. Несколько десятков кораблей уже было уничтожено, другие взяты в плен. Следуя приказу Гирхарта, Дарнилл не казнил пленных, а отправлял в Рамаллу. Решив, что лишние люди ему не помешают, Гирхарт приказал обходиться с пленными как можно мягче, особенно с теми, кто захочет сдаться добровольно. Дарнилл сомневался в том, что таковые найдутся, но оказался не прав – пираты, как выяснилось, далеко не всегда горели желанием сражаться до последнего. Поняв, что спастись им будет трудно, они охотно выкидывали белый флаг и даже отрабатывали своё помилование, указывая, где скрываются их товарищи. Благодаря им удавалось находить и тайные стоянки, и убежища, а иногда даже и пиратские клады.

Всё шло настолько хорошо, что Гирхарта это порой начинало пугать. Он постоянно ждал какой-то неприятности, зная, как любит судьба устраивать победителям ловушки в самый неподходящий момент. Но, похоже, морские Боги приняли сторону новой империи, позволив ей сделать то, на что так и не сподобилась Коэна. Остатки пиратских эскадр кинулись к Кассану, потеряв по дороге ещё несколько своих. Дарнилл с шестью десятками кораблей двинулся следом. Взять в гористом Кассане укреплённые форты и города было бы очень нелегко, поэтому то, что разбойники решили выйти из-за стен и дать Дарниллу сражение у своих берегов, стало приятным сюрпризом.

Сражение было дано и закончилось полной победой сегейрцев. Уцелевшие пираты отступили в свои крепости. Дарнилл начал готовиться к долгой осаде. Гирхарту он писал, что думает, нельзя ли как-нибудь использовать пиратов-перебежчиков для выявления слабых мест береговых укреплений, которые не то что взять – даже подступиться к ним и то было непросто. Но последующие события стали полной неожиданностью как для него, так и для Гирхарта: пиратские крепости начали сдаваться сами, одна за другой.

"Вы были правы, когда настаивали на мягком обращении с пленными, – писал Дарнилл Гирхарту. – Этой мягкостью я добился большего, чем воинскими победами. Но должен сказать, что эти стервятники, сдающиеся тогда, когда у них были все шансы на долгое сопротивление, а то и на победу, не вызывают у меня ничего, кроме презрения. Они слишком боятся за свою шкуру для настоящей войны, а потому я решительно против Вашей идеи пополнить ими наш флот. Может быть, они и искусные мореходы, но слишком ненадёжны".

Прочтя это, Гирхарт хмыкнул. Резон в словах Дарнилла был, но император решил рискнуть. Конечно, на корабли будут брать не всех, а с разбором, и постараются разделить по разным судам, но совсем отказываться от таких мастеров он не станет. Ну а остальные добровольно сдавшиеся отправятся подальше от моря вести жизнь честных тружеников. Возможности для этого у них будут, нужно только проследить, чтобы их, опять-таки, не собиралось слишком много в одном месте.

Были, разумеется, и те, кого из-за слишком многочисленных или вопиющих преступлений помилование не коснулось, но таких обычно наказывал маршал, избавляя императора от необходимости казнить их самому. Всего же Дарнилл захватил более сотни больших боевых кораблей и множество мелких. Их отправили в ближайший рамальский порт. Война уже подходила к концу (причём в рекордно короткий срок, со времени отбытия эскадр не прошло и четырёх месяцев), когда пришло известие, что последний из ещё державшихся пиратских оплотов, на острове Линдере, просит маршала взять его под свою руку, избавив от осады, которую вёл заместитель Дарнилла адмирал Тиаран. Он остался командовать той частью флота, что продолжала патрулировать море, когда Дарнилл ушёл к Кассану, и, обнаружив до сих пор неизвестное пиратское гнездо, тут же его осадил. Дарнилл немедленно поплыл к нему, но приказа прекратить военные действия, как его просили пираты, вперёд не послал. В результате, когда он прибыл на место, оказалось, что он опоздал, и крепость уже взята без него. Но маршал не был задет этим обстоятельством. Ему вполне хватало своей славы, чтобы не ревновать к чужим победам, а потому он в очередном донесении Гирхарту весьма лестно отозвался о молодом адмирале и представил его к награде.

Не без злорадства Гирхарт отписал Ваану, что пираты побеждены, и плавать по морю теперь стало безопасно. Но эманиец умел держать удар. Ответные поздравления истекали патокой и елеем, как, впрочем, и все письма дорогого тестя. Следовало ковать железо, пока горячо, и Гирхарт пригласил к себе эманийского посла для обсуждения ряда спорных вопросов. Теперь, когда сосед и родич лишился негласных, но весьма эффективных союзников, он, по идее, должен был стать посговорчивее. Но не тут-то было. Посол юлил и извивался, как уж на сковородке, ссылался на свою некомпетентность и отсутствие полномочий. Императору довольно быстро надоело это дипломатическое фехтование, и он согласился отложить обсуждение до тех пор, пока посол не отпишет своему государю и не испросит у него инструкций.

Гирхарт отлично понимал, что отсрочка ничего не даст. Инструкции, без сомнения, уже были получены, и сводились, по-видимому, к тому, чтобы тянуть время. А это значило, что следует ожидать какой-то пакости. Ваан не хуже Гирхарта чувствовал, что чем дальше, тем теснее им становится под одним небом, впрочем, он, как и Гирхарт, с самого начала знал, что так и будет. Император сильно подозревал, что покойная Эджельстана, не тем будь помянута, получила соответствующие инструкции ещё до отъезда в Рамаллу, и пресловутый заговор был спланирован за морем. Дело сорвалось, но Ваан славится тем, что никогда не опускает рук, как бы не были плохи его дела. Не сдастся он и теперь. А потому Гирхарт всё чаще стал подумывать о том, не нанести ли ему удар первым, не дожидаясь очередного хода противника. И тут эманийский посол попросил его об аудиенции.

Выслушав посла, Гирхарт в первую минуту не поверил своим ушам. Царь Ваан просил у него военной помощи против восставшего Ханоха.

ГЛАВА 3

Как оказалось, Ханох взбунтовался не просто так. Восстание поднял один из сыновей Ваана, что-то не поделивший с отцом и братьями, а, может быть, просто уставший ждать, пока освободится престол. Выслушав посла, Гирхарт крепко задумался. Ему была на руку смута в Эмайе, и теперь оставалось решить, какую из сторон выгоднее поддержать. Временно, конечно, ибо победитель тут же станет соперником. Что из себя представляет претендент на эманийский престол? Начав вспоминать, что ему известно об этом царевиче, а также обо всех остальных отпрысках Ваана, Гирхарт вынужден был признать, что практически ничего. Все они находились в тени своего отца, не принимая активного участия в политической жизни. Этот пробел следовало восполнить, и как можно скорее.

Пожалуй, самой правильной тактикой было бы не вмешиваться, ожидая, пока кто-то из них уничтожит другого, после чего заняться победителем. Но, с другой стороны, сейчас для Гирхарта открывалась уникальная возможность разделаться с обоими разом, или, на худой конец, забрать себе Ханох (благо тот – старая имперская провинция) и сказать, что так и было. Беда в том, что и Ваан не мог этого не понимать. И всё же попросил помощи. Либо его дела настолько плохи, что он впал в полное отчаяние, что маловероятно, либо его просьба – искусно расставленная мышеловка, в которую положен большой аппетитный кусок почти бесплатного сыра. Гирхарт не понимал смысла происходящего, и это ему очень не нравилось.

В сомнении он даже обратился к Фрине, спросив, не видит ли она что-нибудь впереди, но жрица только развела руками. Она уже давно ничего не предсказывала, и теперь неохотно призналась Гирхарту, что опасается, как бы пророческий дар не оставил её навсегда. Гирхарт подумал, что на месте Фрины он бы вздохнул с облегчением. Знать, что ждёт тебя и других – не такое уж великое благо. Однако вслух он ничего подобного не сказал – Фрина сроднилась со своим даром, для неё он всегда был знаком её богоизбранности, и утрата предвидения для неё была равносильна осознанию того, что её Бог от неё отвернулся. А как жить без Него, она не знала.

Гирхарт мягко привлёк жрицу к себе и ласково погладил седеющие волосы, стянутые на затылке в тяжёлый узел.

– Пророчица или нет, ты моя единственная женщина, Фрина, – сказал он, – и я не представляю жизни без тебя.

И вдруг он понял, что, просто желая её утешить, неожиданно для себя сказал правду. До сих пор он не задумывался о месте, которое Фрина занимала в его жизни – всегда находились более важные темы для размышлений, а она просто была рядом, уже много лет. Его подруга, хозяйка его дома, добрая мачеха его сыновей...

Фрина подняла голову и улыбнулась, хотя её глаза влажно блестели.

– Не считая полудюжины девчонок, – сказала она, и, показывая, что это не упрёк, погладила его по щеке. Он перехватил её руку и прижал к губам.

– Их и считать не стоит. Ну что у них есть, кроме смазливых мордашек?

– Молодость, – тихо сказала Фрина.

– Ну-у... Сколько лет мы вместе, двадцать? И, клянусь Матерью, ты не постарела ни на день.

– Льстец, – засмеялась она. – Девятнадцать.

– Зачем мне льстить? Это правда. Хочешь, я приду к тебе сегодня?

Её глаза затуманились. Он знал, что она тоже вспомнила тот давний летний день, когда она впервые заговорила с ним.

– Лучше я к тебе. А теперь тебе надо идти. К тебе приехал Лавар – я видела, как он въезжал во двор.

– Тогда до вечера?

– До вечера.

Фрина ушла. Гирхарт проводил её взглядом. Он и в самом деле не льстил ей, или почти не льстил – годы были добры к ней, и в свои пятьдесят четыре она оставалась почти такой же статной, с лёгкой походкой и ясными глазами, только седины в волосах прибавилось. И его ждёт прекрасная ночь...

Усилием воли он отогнал эти мысли. Не сейчас. Сейчас надо что-то решать с просьбой Ваана. Или соглашаться, или отказывать, или начинать двойную игру. Приказав передать Верховному судье (Лавар занимал этот пост уже седьмой год), что примет его завтра утром, император заперся в своём кабинете, и долго сидел там, взвешивая все "за" и "против".