Текст книги "Пес войны (СИ)"

Автор книги: Мария Архангельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 16

Тараны старались вовсю, и камни кое-где уже начинали шататься. Ещё немного, и можно будет начинать приступ, последний, как хочется думать. Гирхарт отрешённо рассматривал стены, его мысли сейчас были заняты другим. Главным образом Эрмисом. Что с ним делать? Шла бы речь о ком другом – казнил бы, не задумываясь. Но Эрмис был при нём с самого начала, и Гирхарт успел проникнуться к нему искренней симпатией. Может, когда Коэна падёт, он со временем остынет и переменит решение? Нет, вряд ли. Бывший генерал из тех людей, которые решают однажды и навсегда. Он может смириться, но не продаться. Значит, отпустить с миром? Опасно. Кто знает, что он способен выкинуть.

А что я, собственно, себе голову ломаю, спросил сам себя Гирхарт. Вряд ли я переживу взятие Коэны, мне ведь ещё предстоит поединок с Арном. Держать ответ перед Богами – это не союзников дурачить, так что разбираться, что будет после победы, предстоит не мне. Пусть оставшиеся решают. Правда, если судьбу Эрмиса возьмётся решать Дарнилл, два против одного, что бедняга будет казнён. Но мне-то что до этого? Разве что добавится ещё одна гирька в чашу моих прегрешений. Но их и без того будет столько...

Решающий штурм начался под вечер. Рухнула целая секция стены, и почти сразу же – ещё одна. Окрестности, потемневшие от обилия собравшихся под стенами города вооружённых людей, огласились криками радости. Самые крупные отряды собрались напротив проломов, но множество бойцов готовились штурмовать стены с осадными лестницами. Вот они поднялись, все одновременно, и орда людей, отсюда больше похожая на муравьёв, разом поползла вверх.

Сам Гирхарт стоял на холме, в значительном удалении от города. Высота позволяла ему видеть большую часть разворачивающегося действа, кроме противоположной стороны, заслонённой стенами города. Но там был Дарри, и можно было не сомневаться, что он не подведёт. Вархнот любил Тиокреда, любил так, как не никогда не мог любить Гирхарт, и был готов мстить за него до конца. Гирхарт снова обвёл взглядом последнюю уцелевшую треть общегородских укреплений и увидел, как ворота, всю осаду простоявшие запертыми и, можно не сомневаться, заваленными всем, чем только можно, открываются – сами, отпертые изнутри, и из них стройными шеренгами выходит коэнская пехота. Коэнцы решились принять бой в поле? Не иначе, пришли к выводу, что такая смерть почётнее. Ну и флаг им в руки. Почему бы не уважить хозяев?

– Генерал Диар! – Гирхарт кивнул застывшему рядом кавалеристу. Тот вскинул руку в салюте и, не о чём не спросив, ибо всё и так было ясно, поскакал к своим. Застоявшийся Уголь попытался было последовать за ним, но маршал придержал его. Не время. Он примет участие в бою, но позже. Глядя на разворачивающую конницу, Гирхарт почему-то не сомневался, что на этот раз всё получится с одного раза, и они возьмут наконец этот трижды проклятый город, которому лучше бы вовсе не появляться на свет.

– Мой маршал! – молоденький вестовой осадил коня и отдал честь, глаза его горели восторгом. – Генерал Дарри докладывает – ему удалось пробить Речные ворота, его люди в городе!

– Прекрасно. Передай генералу, пусть удерживает захваченное, сейчас к нему подойдёт подмога.

– Слушаюсь!

Гирхарт ещё раз оглядел открывавшуюся ему картину. Всё новые и новые отряды лезли на стену, и у коэнцев явно не хватало сил их сдерживать. Особенно слева, там командует Арн, его бойцы бьются как одержимые, и помощь им явно не нужна. Марх сейчас рядом с Дарниллом, его стрелки поддерживают пехоту Гирхарта, медленно, но верно втягивающуюся в пролом. Эти двое тоже сами справятся. Прямо перед ним его конница атаковала строй коэнской пехоты, и та уже начала прогибаться под её неистовым напором. Единый порыв охватил всё союзное войско, то самое последнее неистовое усилие, которое заставляет человека выкладываться полностью, без остатка, а потом падать без сил, но пока оно ещё в разгаре – творить чудеса. Гирхарт и сам почувствовал себя частью этого порыва и понял, что ему пора покидать командный холм. Кипящая кровь властно требовала действия, но те, кто прямо перед ним, сами сделают всё, что нужно, а вот у Дарри сил может и не хватить. Его отряды сильно поредели во время последних боёв. Гирхарт приподнялся на стременах и взмахнул рукой, подавая знак оставленному им при себе резерву:

– За мной!

За спиной грянул слитный топот тысяч копыт. Поплыли мимо стены, сцепившиеся в схватке люди, дымы успевших вспыхнуть в городе пожаров. Показались Речные ворота, знакомые до последней щербинки на створах. Сразу за ними стоял дом Далесов, где Гирхарт провёл несколько лет детства и юности. Скоро ему предстоит быть разрушенным вместе со всеми... Гирхарт отогнал непрошенные воспоминания. Не время и не место.

В воротах держались люди Дарри, но сразу было видно, что им приходится несладко. Длительная голодовка никак не сказалась на ожесточении, с которым дрались коэнцы, отстаивая свой последний рубеж. Пехота спешно посторонилась, пропуская подошедшую подмогу, Гирхарт разглядел Вархнота, больше чем когда-либо напоминавшего разъярённого медведя. Маршал рванул меч из ножен, да шпоры коню и, по уже сложившейся традиции, первым врубился в ряды противника.

Завертелась кровавая круговерть боя. Звенела сталь, кричали люди, ржали кони. Ветер наносил дым от близкого пожара, от него першило в горле, а на глаза наворачивались слёзы. Разглядеть, что впереди, было невозможно, Гирхарт видел только ближайших противников, убивал их, а на их место вставали новые. На него брызнуло кровью, кажется чужой, хотя в этой горячке и собственной раны не заметишь. Уголь ступал по крови, заливавшей плиты мостовой, прекрасной гладкой мостовой аристократических кварталов, и однажды чуть не упал, запнувшись о чей-то труп. Гирхарту и его людям удалось выдавить защитников за поворот, в лицо повеяло свежим воздухом, и маршал вздохнул с облегчением.

Впоследствии Гирхарт не мог вспомнить подробностей этого боя. В памяти всплывали лишь отдельные эпизоды: площадь, где столкнулись два пехотных отряда, ни один из которых не хотел уступать, пока не подошла конница под командованием Гирхарта; контратаку коэнцев, отбросившую их назад, так что пришлось обходить противника переулками под стеной; встречу с таки взявшими эту стену воинами Дарнилла... Солнце неумолимо скатывалось к горизонту, и на город опускалась темнота, усугублявшаяся дымами пожаров. Закат был багровым, словно само небо в этот день окрасилось так щедро проливавшейся кровью, и на редкость красивым, что Гирхарт смог оценить даже в горячке боя. Небо с перламутрово подсвеченными облаками то и дело мелькало в щелях улиц, в промежутках между домами, а иногда разворачивалось во всю ширь, когда бой вырывался на очередную площадь. Оно словно знало, что людям сегодня некогда смотреть вверх, и само спешило продемонстрировать себя во всей красе.

Ветер нёс с собой гарь, скоро ставшую привычной, так что на неё перестали обращать внимание. В эту ночь в столице не было нужды в фонарях и факелах, её освещало пламя горящих домов. В его мечущемся свете люди казались демонами, вырвавшимися из преисподней, и Гирхарту подумалось, что, возможно, сегодня его Боги и впрямь воспользовались случаем, чтобы самим погулять по земле, собирая обильную жатву. Ведь всё, что сегодня делалось – делалось в Их честь. Когда-то Гирхарт пообещал подарить Им жизнь Великой Коэны, и сегодня он исполнял своё обещание.

Вздымался и опускался меч, рассекавший чужие шлемы и головы или сталкивавшийся с другими мечами, руку, да и весь доспех забрызгало красным, вокруг кричали, вопили, хрипели, звенел металл о металл, звонко цокали копыта по каменным плитам. Ухо уже перестало воспринимать отдельные звуки, всё сплелось в яростную музыку боя. Ещё один поворот, очередная площадь расплёскивается перед глазами, и в уши бьёт прорвавшийся сквозь эту музыку коэнский боевой клич. Прямо на Гирхарта во главе конного отряда мчался всадник, над которым реяло знамя с дубовой ветвью, и точно такая же ветвь была вычеканена на нагруднике его доспеха. Да это же сам Серлей, дошло до Гирхарта, а площадь эта – Дворцовая, вот он, Императорский дворец, сердце Великой Коэны. Губы маршала раздвинулись в хищной усмешке. Последний император желает умереть в бою? Он даст ему такую возможность.

Гирхарт не сомневался, что переживёт этот бой. Час расплаты ещё не пришёл, его Боги с ним, а боги Коэны либо отвернулись от неё, либо оказались бессильны. Кони сшиблись грудь в грудь прямо посреди площади, два клинка закружились в прекрасном и убийственном танце. Серлей был великолепным бойцом, сильным и опытным, на Гирхарта обрушился настоящий вихрь ударов, каждый из которых мог стать смертельным. Но он был в отчаянии, император, видящий, как рушится его империя, и не представляющий для себя никакой иной судьбы, кроме как попытаться забрать с собой главного из своих врагов. Серлей искал славной смерти, Гирхарт жаждал победы. Дважды лезвие серлеева меча скрежетало по доспеху, но маршал успевал уклониться, не подставляя под клинок уязвимые места. Он не торопил события, выжидая, когда его противник зарвётся и совершит ошибку. И он дождался. Серлей увлёкся, нанося слишком размашистый удар, который Гирхарт, извернувшись в седле, пропустил мимо себя, и теперь не успевал защититься, когда меч предводителя повстанцев пошёл полукругом, метя ему в лицо.

Время словно замедлило свой бег, Гирхарт отчётливо и во всех подробностях видел, как расширяются глаза Серлея в прорези забрала, как клинок летит к ним, скрежещет по металлу, проламывая пластины шлема, впивается в плоть, рассекает кость, превращая то, что было лицом императора, в кровавую кашу. Тело покачнулось и медленно соскользнуло с седла на землю. Коэна была взята.

Кажется, вокруг что-то кричали, но Гирхарт не слышал. Как во сне он направил Угля к парадной лестнице дворца, спешился и неторопливо и торжественно, словно исполняя какой-то ритуал, стал подниматься по ступеням. На площади всё ещё шёл бой, и во дворце его могло ожидать сопротивление императорской гвардии, но это уже не имело значения.

Во дворце и впрямь нашлись желающие погибнуть вместе с городом, но много было и таких, кто предпочёл сложить оружие. После гибели Серлея из защитников Коэны словно вынули душу. Гирхарт, предоставив другим давить последние очаги сопротивления, в сопровождении догнавших его телохранителей обходил дворец. Ему, конечно, приходилось бывать тут и раньше, и теперь он машинально отмечал произошедшие с тех пор изменения. Их было не очень много. Наконец маршал добрался до личных императорских покоев. Вот и рабочий кабинет. Здесь он не бывал, поэтому с любопытством огляделся. Богато обставленная комната была чисто прибрана, похоже, слуги до самого последнего дня исправно выполняли свою работу. Гирхарт сел за рабочий стол, вытянул ноги. Тело тут же заныло, мстя за перенапряжение сегодняшнего дня, и маршал решил, что вполне может остаться здесь. В конце концов он, пусть и на короткое время, повелитель этого дворца и этого города. Где же ему принимать доклады, как не в императорском кабинете?

Тёмная комната освещалась только отсветами пожаров снаружи, и Гирхарт приказал подать огня. Воины вмиг принесли несколько факелов. Вскоре стали поступать и доклады. В основном сопротивление было уже подавлено, самых упорных продолжали добивать Дарнилл и Арн. Пришёл Дарри и сообщил, что довольно большой отряд коэнцев сумел прорваться за стены и уйти из обречённого города. Командовал им явно кто-то очень толковый. Гирхарт только махнул рукой: ушли и ушли. Возбуждение боя сменилось странным равнодушием. Дело сделано, детали и частности уже не важны.

Наконец явился сам Дарнилл.

– Город взят! – коротко отрапортовал он, ухмыльнулся и добавил: – Войска построены! Не угодно ли победоносному полководцу выйти поприветствовать своих верных солдат?

Следовало бы, конечно, одёрнуть его за чересчур развязный тон, но Гирхарту не хотелось даже этого. Ладно, в конце концов, сегодня и его день. Коротко кивнув, маршал поднялся и пошёл к двери, на ходу массируя правое плечо.

– Да, – уже серьёзно сказал Дарнилл, когда они вышли из кабинета, – господин маршал, что с мальчишкой прикажете делать?

– Каким мальчишкой?

– Да с этим... сынком серлеевым.

– Сыном Лугары? Он здесь?!

– Здесь, – подтвердил Дарнилл. – Во дворце.

– Постой... А ты уверен, что это он?

– Его опознали. И слуги подтвердили. Не все, правда. И потом, из-за него тут такое было... Эти, которые ушли, сперва ко дворцу прорывались, а потом к ним вестник оттуда прибежал, ребята его видели, что-то крикнул, тогда они к стене и повернули. А как раз перед этим наши взяли флигель, где этот мальчишка был. Там гвардейцы насмерть стояли, всех до единого пришлось перебить. Кстати, вон его ведут.

В это время Гирхарт с Дарниллом как раз вышли на площадку лестницы, по которой поднимался целый отряд, сопровождавший бледного мальчика лет пяти-шести.

– Господин маршал, – радостно прокричал возглавлявший отряд офицер, – принимайте добычу!

Мальчик молчал, глядя на Гирхарта огромными тёмными глазами. Говорили, что он – копия отца, но Гирхарт впервые в жизни увидел Серлея сегодня, когда тот был сначала в шлеме с опущенным забралом, а потом от его лица осталось слишком мало, чтобы можно было судить о внешности. И что теперь прикажете с этим подарочком делать? Проще всего прикончить, но ведь это – ребёнок... Конечно, дети в этой войне гибли и раньше, но он сам к их смерти прямого касательства как бы и не имел. Отдавать же подобные приказы самому ему до сих пор не доводилось. И какого демона Тиокред оставил щенка в живых? Тоже руки марать не захотел?

– Так куда его девать, господин маршал? – спросил Дарнилл.

– Заприте куда-нибудь пока, – раздражённо ответил Гирхарт, – потом решим, что с ним делать.

Хотя какое ему, собственно говоря, дело? Судьба этого мальчишки, как и судьба Эрмиса – уже не его забота. Как его зовут, кстати? Кажется, Рейнет. Родился в тот самый год, когда Гирхарт стал рабом. Гирхарт тряхнул головой, прошёл мимо мальчика и его конвоиров и в сопровождении Дарнилла спустился на крыльцо.

На площади и впрямь ровными рядами стояли войска. Гирхарт увидел части всех трёх союзных армий. При его появлении площадь огласилась слитным кличем, заблистала в свете многочисленных огней сталь обнажённых клинков. Гирхарт остановился, глядя на шеренги собранных здесь по его воле людей. Его людей. Это была его армия, созданная им, и им приведённая к победе. Чувство гордости охватило его, Гирхарт выхватил меч и отсалютовал, испытывая искреннюю благодарность к своим соратникам. Захотелось сказать им об этом, но прямо сейчас речи не получилось. От строя рамальцев отделился человек и стал неторопливо подниматься по лестнице. Гирхарт, не глядя, понял, что это Арн.

– Коэна пала, – негромко сказал тот, остановившись перед маршалом.

– Я помню, – в тон ему ответил Гирхарт. – Хочешь боя сейчас?

Арн окинул взглядом площадь. Он казался усталым, но, несмотря на хмурый взгляд, довольным.

– Нет, – сказал он после короткой паузы. – Завтра.

– Как скажешь. Время, место и оружие – на твой выбор.

– Тогда вечером, после благодарственного моления. Здесь, на площади. Оружие – меч и кинжал.

Гирхарт кивнул. Потом ещё раз оглядел своё войско и заговорил.

На ночь командиры расположились в императорском дворце. У Гирхарта мелькнула мысль, не занять ли императорские покои, но он её отбросил. Показалось почему-то, что ночью его будут тревожить призраки – Эргана Кравта, Дэнина, Тиокреда... И Вестана Кравта, старого друга, товарища детских игр и юношеских проказ. Теперь Гирхарт отплатил за его смерть сполна... попутно погубив его брата. Что ж, у него есть все шансы вскоре встретиться с ними и узнать, смягчает ли его вину тот факт, что Тиокред сам выбрал свою судьбу.

На другой день был праздник, превзошедший своим размахом все, что были до него. Цель, которая объединяла всех этих людей, наконец была достигнута, но они ещё не успели задуматься, что будет дальше, и просто праздновали окончание войны и исполнение заветнейшей, несбыточной мечты. Новых боёв не предвиделось, и можно было не думать о том, что завтра придётся нести караульную службу или отражать очередную вылазку врага. А потому гуляли от души, превратив праздник в настоящую оргию. Гирхарт не препятствовал – всё это, по большому счёту, его уже не касалось. Достаточно и того, что пришлось тратить силы и время на подготовку празднования и раздел добычи. На благодарственном жертвоприношении кровь, и животных, и людей, лилась рекой. Богов тоже благодарили от всей души.

К вечеру большая часть войска перепилась до полной невменяемости, но поглядеть на заранее объявленный поединок Арна и Гирхарта тем не менее собралась целая толпа. Уже стемнело, площадь освещалась кострами. Пожары догорели, но в воздухе висел чад, горький и удушливый. Драться ведь помешает, с лёгкой досадой подумал Гирхарт.

– Покажите ему, господин маршал, – с усмешкой посоветовал Дарнилл, выглядевший абсолютно трезвым, хотя Гирхарт знал, что выпил он сегодня немало. – Сам ведь напросился.

Гирхарт кивнул. Он тоже был трезв, поскольку не принимал участия в общем веселье. Что делал Арн, он не знал, но вряд ли и предводитель рамальцев был сегодня расположен к обильным возлияниям. Вот и он, кстати. Гирхарт снял куртку, оставшись, как и положено на божьем суде, в одной рубахе, поцеловал стоявшую тут же Фрину, выглядевшую совершенно спокойной, взял у Дарнилла меч и кинжал и пошёл навстречу противнику.

Они не сказали друг другу ни слова. Гирхарт отсалютовал мечом, Арн, помедлив, ответил тем же. Потом они встали в боевую стойку в центре образованного зрителями круга и застыли на несколько мгновений.

Гирхарт не испытывал ни страха, ни досады. В этой жизни он уже сделал всё, что мог, и жить дальше ему уже было, в общем, незачем. Боги Рамаллы, на миг объединившись с его тёмными Покровителями, заберут его жизнь, и это будет справедливо.

Бой начал Арн. Внезапно прыгнул вперёд, размашисто ударил, Гирхарт без труда отбил. Клинки заскрежетали друг о друга и разлетелись. Противники закружили по площади, ловя подходящий момент для атаки. Первым снова не выдержал Арн – он сделал резкий выпад, Гирхарт увернулся, нырнул под следующий удар и ударил сам. Облегчать Арну его работу он не собирался. Предводитель рамальцев принял удар на кинжал и молниеносно ответил. Он был быстр и ловок, и чувствовалось, что с тех пор, как они вместе тренировались в последний раз, времени даром не терял. Пожалуй, они и в обычном бою были бы на равных.

На площади было тихо, лишь звенели клинки, да трещало пламя костров. Зрители вопреки обыкновению не подбадривали бойцов криками, ни звука не раздалось даже тогда, когда Арну удалось дотянуться до Гирхарта, обманув его финтом. Гирхарт чуть не потерял равновесие, лишь в последний момент сумев отскочить, но кончик меча чиркнул по его левому плечу. Белая рубаха окрасилась кровью. Маршал попятился, Арн кинулся на него, рамальский меч ткал смертоносную сеть из финтов. Гирхарт не дал обмануть себя вторично. Вывернувшись, он неожиданно напал сам. Клинки встретились и застыли, противники некоторое время бессмысленно давили на них, меряясь уже не мастерством, а грубой силой. Совсем близко Гирхарт увидел бешеные глаза Арна и неожиданно отскочил, одновременно полоснув кинжалом. Рамалец покачнулся, клинок Гирхарта скользнул по его боку, не причинив особого вреда. Теперь кровь была на обоих.

Мечи зазвенели вновь. Поединщики обрушили друг на друга вихрь ударов в темпе, который не может долго выдержать не один из бойцов. Левое плечо Гирхарта онемело, ему всё труднее становилось действовать левой рукой. Как чувствовал себя Арн, сказать было трудно, но на его движениях рана пока никак не сказалась. Парировав очередной удар, Гирхарт отскочил, разрывая дистанцию, в сторону и вбок, Арн вихрем развернулся, прыгнул следом, ударил широко и уверенно. Маршал поймал удар на клинок меча, отвёл его, гася инерцию, и его левая рука автоматически рванулась в образовавшуюся в защите противника брешь. Арн опоздал на какую-то долю секунды. Кинжал Гирхарта вошёл ему между рёбер.

На мгновение оба застыли. Арн опустил глаза, и на его лице отразилось безмерное удивление. Он молча упал на колени, потом повалился на бок, дёрнулся и затих.

Вот теперь вся площадь разразилась оглушительными воплями. Но Гирхарт не слышал их. Он смотрел на поверженного противника, и до него медленно доходило, что он остался жив. Что он оправдан. Его Боги оказались сильнее богов Рамаллы. Они сохранили ему жизнь... Зачем?

Чья-то рука погладила его по щеке. Он обернулся. Фрина... Рядом радостно скалит зубы Дарнилл, за ним – Дарри и другие генералы и офицеры его армии. Они все рады, в этом нет сомнений. А вот он не чувствовал ничего, кроме разве что растерянности. Он остался жив и теперь не знал, что с этим делать.

– Всё будет хорошо, – шепнула Фрина, – поверь мне.

Гирхарт кивнул. Его обступили, Дарнилл хлопнул по плечу, к счастью, по правому, и Гирхарт, обычно не терпевший панибратства, промолчал и даже заставил себя улыбнуться. Потом его сгрёб в могучие объятия Вархнот, что-то радостно проорал на ухо, и Гирхарт кивнул. Единственное, чего ему сейчас хотелось, это уйти с этой проклятой площади куда-нибудь подальше, забиться в какой-нибудь уголок, и чтобы его никто не трогал. Завтра снова придётся что-то делать, отдавать приказы, решать, что же делать с Эрмисом и сыном Серлея... Но это всё завтра. Кто-то протянул ему флягу, Гирхарт глотнул. Потом поблагодарил хозяина фляги. Сегодня, в конце концов, праздник. И никого не касается та страшная пустота, что поселилась в его душе – надолго, если не навсегда.

ЧАСТЬ 3

ГЛАВА 1

Лето кончилось, но осень запаздывала. Стояла удушающая жара, листва на деревьях поникла и пожухла, трава побурела. Такие вот дни – самое подходящее время для лесных пожаров. Достаточно одной искры...

Каниэл Лавар невесело усмехнулся своим мыслям. Пришедшее на ум слово "пожар" вызвало в памяти прошлый год, его первую и последнюю попытку командовать армией. Тогда всё закончилось на редкость бесславно, и мысль, что никто на его месте не смог бы сделать больше, была плохим утешением. Мир, в котором Каниэл родился и прожил всю жизнь, рухнул, и в этом была и его доля вины.

Когда Коэна пала, Каниэл оказался в числе тех немногих, кто уцелел и сумел прорваться за стены, но, сражаясь как рядовой боец (на большее он и не годился), юрист получил серьёзную рану, и товарищи оставили его в одной из коэнских деревень. С ним остался один из офицеров, капитан Арат Харвели, тоже раненый, правда, полегче. Коэнские крестьяне, бывшие не в восторге от новых хозяев империи, пошли на немалый риск, укрывая беглецов из разрушенной столицы. Будь Каниэл здоров, он не допустил бы этого, но тогда у него не было выбора.

Гирхарт Пёс со своим войском устраивался в Рамалле. Восточным областям как-то удалось с ним поладить, во всяком случае, их не трогали, а вот центру и западу страны приходилось туго. Правда, теперь бывшие рабы и смунские дикари занимались бессмысленными разрушениями значительно меньше, видимо, понимая, что на этих землях им теперь предстоит жить. Теперь они предпочитали, убив хозяев, не сжигать дома, а селиться в них, вот только хозяевам от этого было не легче. Никаких законов захватчики не признавали, творили что хотели, а если прибавить к этому расплодившихся пуще прежнего разбойников и вконец обнаглевших пиратов, повадившихся совершать рейды в глубь страны, то никто, ложась спать, не мог быть уверен, что проснётся утром, а вставая – что доживёт до вечера. Особенно если ты – коэнский аристократ. Если все остальные просто попадались под горячую руку, то за уцелевшими нобилями целенаправленно охотились. Поэтому Каниэл, едва поднявшись на ноги, немедленно собрался в путь.

Обстоятельства благоприятствовали. В начале лета Гирхарт Пёс увёл большую часть своего войска в очередной поход. Ещё прошлой осенью Тиокред Кравт, воцарившись в Коэне, вызвал верных ему людей из других провинций. Из Настарана помощь пришла, хотя и с запозданием, и немедленно присоединилась к захватчикам, а вот тининские кравтийцы, узнав о гибели своего вождя, остановились, а потом и вовсе повернули обратно. После падения Коэны Тинин, как и остальные провинции, кроме Смуна и Настарана, отделился от империи, но если другие немедленно вырезали коэнцев и стали налаживать жизнь по своему разумению, то Тинин остался под властью имперцев. Туда бежали все, пережившие падение Коэны и не пожелавшие идти на службу к захватчикам, независимо от того, к какой партии принадлежали раньше. Ходили слухи, что Пёс пытался договориться с тининскими властями, апеллируя к их прежним кравтийским настроениям, но ему ответили, что коэнцам не о чем говорить с тем, кто разрушил Великую Коэну. Спустя несколько месяцев тининцы дозрели до того, чтобы попытаться отплатить захватчикам. Новый правитель Рамаллы двинул свои войска им навстречу.

Каниэл сам не знал, хочет ли он победы своих сограждан или наоборот. Он не сочувствовал и не мог сочувствовать Псу и его людям, но и новая война в нём восторга не вызывала. Если оставить всё как есть, то рано или поздно всё успокоится, захватчики из грабителей превратятся в хозяев, появятся новые законы, плохие или хорошие, но действующие. Война же могла принести с собой только новые разрушения. Конечно, тининцы объявили своей целью восстановление Коэны, но что им это удастся, шансов почти не было. Слишком много в Рамалле людей, которые этого не хотят. Даже разбив Пса, имперцы не сумеют быстро выгнать тех, кого он сюда привёл. Очередная гражданская война затянется на годы... А Империя рухнула, и её уже не восстановишь, как не войдёшь дважды в одну реку. Да и кто станет её правителем? В то, что Рейнет Серлей пережил падение Коэны, Каниэл не верил, а больше ни у кого законных прав на престол не было.

Так или иначе, но война давала беглецам шанс пробраться по стране, в одночасье ставшей враждебной, незамеченными. Идти решено было во всё тот же Тинин – больше было просто некуда. Чтобы не нарваться на армию Пса, Каниэл и Арат направились к отрогам Мезерских гор, рассудив, что воюющие туда вряд ли сунутся. В горах воевать неудобно. Правда, годом раньше повстанцы это проделали, разгромив Сави и Налани прямо в горах, но сейчас необходимости плутать по горным тропкам ни у кого нет, да и маловероятно, что командующий тининской армией повторит ошибку Сави и позволит заманить себя в горы.

Каниэл растянулся на соломе, закинув руки за голову. Путники остановились переждать самые жаркие часы в заброшенном сарае очередной разрушенной усадьбы. Верный Гамар, ухитрявшийся всё это время не отставать от хозяина, улёгся рядом. Во время последнего штурма Коэны пёс остался в городском доме Каниэла, и тот уже совсем было мысленно попрощался с любимцем, но спустя некоторое время Гамар объявился в той деревне, где отлёживался его хозяин. Это было похоже на чудо, но это было, и Каниэл счёл появление собаки добрым знаком.

Входной проём на мгновение заслонила фигура выходившего по нужде Арата. Вид у него был озабоченный.

– Плохо дело, – сказал он. – Сюда идёт довольно большой отряд. Судя по значкам, это "сукины дети".

Обычно Арат называл армию захватчиков "пёсьи дети", но иногда, в минуты сильного волнения или расстройства, переименовывал в "сукиных". Каниэл приподнялся на локте.

– Армия возвращается? Так скоро?

– Судя по всему, да, – кивнул капитан и добавил с иронией: – Не так сильны эти тининские вояки оказались на деле, как на словах... Нужно уходить.

Каниэл кивнул, взял лежавший рядом меч и поднялся. Они выскользнули из сарая и в сопровождении пса бегом обогнули строение, направляясь к привязанным за ним лошадям. Внезапно Арат остановился так резко, что Каниэл чуть не налетел на него, и выругался сквозь зубы. Прямо на них через поле двигался второй конный отряд, а может быть, часть того же самого. Ясно было, что вздумай они выйти из-за угла, и их тотчас же заметят.

Каниэл вопросительно посмотрел на капитана. Тот махнул рукой и они, пригибаясь и благословляя про себя разросшийся бурьян, побежали в сторону бывшего фруктового сада.

– Лошадей ведь увидят, – прошипел на бегу Арат. – Демоны преисподней!

Две части конного знамени на рысях с обеих сторон одновременно влетели в разрушенную усадьбу. Гирхартовым людям не впервой было натыкаться на сюрпризы от местного населения, поэтому порядок действий был отработан. Лошадей, как и говорил Арат, заметили сразу, и половина отряда, быстро развернувшись, принялась методично прочёсывать сад, в то время как вторая занялась постройками.

Коэнцы, уже не скрываясь, бежали между рядов запущенных груш. Каниэл обернулся на бегу. Конники маячили уже совсем близко. Будь отряд пешим, у них ещё был бы шанс уйти, а так... Мало ведь выбраться из усадьбы, нужно ещё суметь скрыться. Впрочем, и выбраться за пределы поместья им не дали. Беглецов окружили, когда до границы сада оставалось всего ничего. Каниэл с Аратом одновременно выхватили оружие, становясь спиной к спине. Гамар обнажил внушительные клыки, в горле собаки клокотало едва слышное, но от того не менее грозное рычание. Если "пёсьи дети" и собирались предложить им сдаться, то не успели. Арат внезапно рванулся вперёд и подсёк ноги ближайшей лошади. Каниэл последовал его примеру. Визгливо заржал раненый конь, всадник выругался и спрыгнул на землю, чтобы тут же попасть по удар каниэлова меча. Бывший юрист, хоть и не был воином, своим мастерством фехтовальщика заслуженно гордился, и теперь ему понадобилось всё его умение. Сдаваться в плен он не хотел, оставалось попытаться забрать с собой побольше противников, но сражаться с конными было непривычно. Помогал Гамар, сумевший спешить ещё одного, к тому же всадники не могли навалиться на них все сразу, мешая друг другу. Похоже, они тоже это поняли, так как часть из них спешилась, а оставшиеся в сёдлах подались назад, освобождая место.

К месту схватки подъезжали ещё люди, у кого-то из них нашёлся лук. Свистнула стрела, Арат выронил меч, хватаясь за пробитое плечо, и почти сразу же раздался собачий визг. Каниэл обернулся, успев увидеть, как какой-то ретивый воин рубанул его любимца. Гамар упал, дёргая лапами в агонии, и Лавар, забыв обо всём, рванулся к его убийце. Рёбра обожгло болью, но клинок Каниэла разрубил горло солдату, выпустив наружу целый фонтан крови. В тот же миг Лавар растянулся на траве от сильного удара в спину, нанесённого, похоже, древком копья. Жёсткий пинок в локоть заставил пальцы разжаться, и меч выскочил из ладони. На него тут же навалились и быстро и умело скрутили руки за спиной.