Текст книги "Летопись Третьего мира. Ч.2 Южная Грань (СИ)"

Автор книги: Мария Версон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Кто – она? Ты говоришь о Богине? Осколок связывает тебя с ней?

– Д-да! – Демон взвизгнул – Тео надавил ботинком на его руку: затрещали суставы.

– Она была твоим другом столько лет, и ты до сих пор не вернул себе духа? Мне всего-то пятьдесят, и я владею этим духом равно столько же. У тебя было много времени на восстановление души и возвращение духа. Будь Богиня с тобой, твои страдания уже давно бы закончились!

– Она здесь! Я слышу её! Она говорит со мной! А-А-А!!!

Амит не на шутку испугался такого поведения учителя, в чьих глазах вспыхнуло нечто безумное, злое, извращенное, готовое мучить прижатого к полу демона до его последнего крика.

– Говорит, да? Тогда с чего это она тебе нашептала, что сильнейший из сынов Монтеры вернулся к жизни?! Спроси-ка у неё! – Тео ещё сильнее надавил на грудь демона, послышался треск и хруст, глухой и звонкий одновременно.

– Он жив! – Проорал Нелнив, на глазах выступили слезы: Тео давил на него не только физически – он вливал в тело противника немыслимое количество энергии сияния, которая перекрывала поток негатива, подавляла и рассеивала его.

"Неужели может быть такое? Осколку за четыреста лет не удалось очистить то, что сейчас с такой легкостью делает Тео?" – пронеслось в голове медиума.

"Легкостью?" – громкий голос Фузу, в котором слышались ноты гнева, заполнил все свободное пространство в сознании – "Ты посмотри на его лицо! Это не сила сияния, это сила его гнева, выраженная через силу сияния! Дурень, лучше останови его, пока он не убил этого монаха!"

"Но он демон! У него нет души, и он – колоссальный источник негатива! Ему нет места среди живых!"

"А ты бывал у подножья Проклятого леса? Нет? Странно, что этот монах вообще выжил! Ты хоть задумался о том, что дух покинул тело, не смотря на то, что хозяин был по-прежнему жив?! У этого монаха все ещё есть душа, но она погребена под океаном негатива! Останови Тео!"

Дух приказывал хозяину... Интересно. Амит перестал слушать крики старца, что было трудно, ввиду того, что они делили одно тело, но все же присмотрелся к лицу мастера, выдавливающего из Нелнива последние капли негатива, а вместе с ним и воздух: он хотел не просто очистить монаха, он жаждал его смерти. Демон, посмевший упомянуть его сына.

– Прекратите, Тео!

– Сильнейший сын Монтеры погиб от рук инквизиторов... От рук тех, к числу которых мы все могли бы принадлежать!

– Ты называешь его сыном. Он жив. – С почти пустыми легкими проговорил Нелнив и с кончиков его пальцев стекали последние капли невидимой, но ощутимой субстанции, которая обратилась в прохладных пар и рассеялась. Его лицо расслабилось, изменился взгляд, губы покрылись алым, изо рта потекла густая кровь.

– Твоя ложь не спасет тебе жизнь. – Мастер передвинул тяжелый ботинок ближе к горлу.

– Он не лжет! – Прозвенел в пещере голос Амита, который вскочил на ноги, сделал несколько резких прыжков и оттолкнул Тео. – Давай поговорим об это с тобой позже.

– Амит, – усмехнулся мастер, – почему ты?..

– Он не лжет! – Повторил он, только теперь раз в десять громче. – Но не сейчас, хорошо? Не сейчас...

Медиум склонился над едва дышащим Нелнивом и призвал духа-целителя, принявшегося восстанавливать его поврежденные внутренности. Душа... действительно, в нем всё ещё была душа – скомканная, израненная, испуганная, она едва поблескивала, но она была.

– Вы очистили его тело, рассеяли негатив, спасли человека, бывшего одержимым...

Раздался удар. Сильный, словно бы они сидели на столе по которому с размаху бьют кувалдой. Сотряслась земля, стены пещеры и плиты храма, сверху посыпалась пыль, песок и мелкие камушки. Ещё один удар, ещё один. После третьего, медиум понял, что это не взрывы, как сначала может показаться, а волны... Волны разностихийной магии.

Амит вскочил на ноги и оглянулся: мама, послушник и охранники лежали на краю плиты, засыпанные тем, что падало сверху, и дышали, кто как мог. Что до Тео, то он не обратил ни малейшего внимания на необычные удары, а продолжал сверлить медиума взглядом, словно желая залезть в его голову.

– Простите, но с момента нашей встречи не было подходящего момента, чтобы рассказать вам об этом.

Нелнив зашевелил губами, но говорил так тихо, что разобрать не удавалось, в то же время раздался голос Фузу, сказавший, что монах не выживет. Не смотря на старания духа Пеймана, он ничего не мог сделать с возрастом тела. Четыреста лет его защищал и хранил негатив, но теперь оно распадалось просто на глазах: усыхали мышцы, скукоживалась кожа, впал нос, волосы побелели, но он продолжал бормотать что-то под нос, и Амит успел склониться над ним и услышал отрывки:

– Осколок несет беду... ...должен найти хозяина... Ничего не видит, но... как сестра... – Последним движением в своей жизни Нелнив схватил медиума за руку и весьма четко и связно, но очень тихо, проговорил: – У тебя та же сила, что у Сфириты. Я уверен, ты знаешь кто это. Твоя сила может покорить всё, даже Ёе.

Его рука ослабла и соскользнула, а при касании с полом хрустнула кость.

"Бред какой-то" – проворчал Фузу, задумавшись об этих словах – "Осторожно!!"

Амит едва успел развернуться, как раз вовремя, чтобы оставить шею открытой и позволить Тео схватить себя за горло. Перестав чувствовать под ногами пол и будучи неспособным выговорить хоть что-нибудь, он попытался высвободиться, но тщетно – руки мастера оказались сильнее.

"Фузу!"

"Это не Тео, а та дрянь, что была в Нелниве – не негатив. Это демон! Уже настоящий демон!"

"Не надо говорить мне что я и так знаю! Помоги!"

" Хе-хе, – закряхтел старик, обрадовавшись просьбе, – ты – хозяин. Я лишь могу выполнить приказ"

Амит понял, что не может дышать. Глаза мастера смотрели на него и зло, и холодно, и вообще, это были не его глаза, не его рука.

Казалось, что за этим чувством следует смерть.

"Было такое чувство, словно меня поместили в комнате, где не было ничего, кроме света. Только вчера Фузу ехидничал, говоря, что его дурной хозяин, то есть я, очень не скоро сможет стать тем медиумом, каким мне положено быть.

Я увидел духа Тео: высокого стройного мужчину, бывшего на голову выше хозяина, но ещё больше он был похож на Стижиана. Не лицом, не телом, но его глаза, легкая полуулыбка, некие черты напоминали мне моего друга. Возможно ли это? Фузу бормочет, что дух может изменить свой облик, если хозяин испытает некое потрясение. Думаю, смерть любимого сына может вполне стать таким потрясением...

Аэхои – его имя.

Рядом с Тео был не только он, но и та сила, что пряталась в Нелниве. Сгусток великого ничто. Честно, по-другому объяснить невозможно – что-то бесформенное, серое, а не черное. Оно молчало и не подавало признаков разума. И от него веяло холодом, в виде которого негатив нередко проявлялся.

– Ты же можешь изгнать его? – Сказал Фузу своим голосом, но моими губами, хотя это не было произнесено вслух. Сколько лет прошло, а я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что здесь, в этом теле, живет кто-то кроме меня. – Аэхои?

Губы духа расползлись в улыбке, и он медленно кивнул, прикрыв глаза. Я тоже прикрыл, потому что знаю, что не могу слышать старших духов, и что если этот парень, так похожий на единственного знакомого мне феникса, действительно явился – то только чтобы спасти своего хозяина, но никак не меня.

Голову пронзает жуткая боль, будто в неё входят одна за другой тонкие иглы, и хоть открывай, хоть закрывай глаза, я все равно видел перед собой это прекрасное, сильное создание, чей голос, слетающий с губ, ещё не доходил до меня, или может я слышал его, но не мог понять.

Тень, демон, жирный сгусток негатива или же все это в одном лице, растаяло, и свет перед глазами сменился тьмой.

Идти вперед, к тусклому голубому свету, который с каждым шагом, хотя, может, их было десять, становился ярче. Фузу молчал, хотя, может, тогда я и Фузу были единым существом, а не двумя умами, скрепленными одним телом. А может чем-то большим. Этот свет, от которого шли то тонкие, то сильные волны, был оазисом в пустыне, сильной рукой, которая помогла бы встать. Этот свет олицетворял надежду.

Пейман сидел в широком мягком кресле, подложив ноги под себя, окруженный целой горой подушек. В руках голубело расширенное издание истории монтерского монастыря, дописанного госпожой Лоури меньше года назад. Послушник, не привыкший называть себя монахом, и тем более учеником Монтеры, читал о подвигах мастеров и их учеников, и его сердце сжималось, укутанное красивыми словами, словно он сам когда-то знал этих людей и прошел через все описанные приключения сам.

Особенно странным в слоге текса казались обороты. Скорее всего, думал Пейман, она пользовалась литературой столичной библиотеки, искала и находила старинные письмена, в которых герои былых времен рассказывали о своих приключениях, но слова и предложения, их строй, заставляли думать будто госпожа Лоури писала свою книгу, слушая рассказы самих героев, словно бы они все ещё были живы и могли донести до неё свою историю.

Да, с учетом нынешнего положения дел, мысль о том, что госпожа Лоури знакома с героями Монтеры и всей республики, была бы хорошим объяснением её заключению в тюрьме, что в катакомбах под домом графа Эсфитийского. Указом королевы, которую не признала добрая половина населения, монтерские монахи больше не были вне закона, более того, её Величество призывала людей доверять им и прислушиваться, просить их о помощи, заверяя, что эти люди не предадут и не бросят человека, обратившегося к ним за помощью. Однако та половина населения, которая отвернулась от парламента и предпочла голосу спасения слащавые голоса инквизиторских ораторов, предавала и выдавала монахов инквизиторскому суду.

Старинные Монтерские герои, и молодые, вроде Теоллуса и Стижиана Ветру... Они – та сила, которая может опрокинуть могущество семи школ и их пророка.

Амфитеа Лоури лежала в соседней комнате на кровати, поджав ноги к груди и, укутанная одеялом, спокойно спала, Пейман позаботился об её отдыхе. Он хотел расспросить её о случившемся в Эсфити, узнать о том, что же на самом деле пытались выбить из неё грубые невежды, но после того как Тео выволок всех их на себе из руин, не было подходящего момента узнать все, что ему было нужно.

Тео уехал из Кор-Неиля три дня назад. Куда – не сказал, зачем – и подавно, но он тихо шепнул госпоже Лоури что, возможно, в скором времени они встретятся в Оране.

Амфитеа решила ехать в столицу, в фамильное поместье, ещё до этого. Орана – город, признавший её Величество не смотря на наличие в нём инквизиторской школы, а значит, там она и её сын будут в безопасности, хотя последний вряд ли согласится исполнять свои прямые обязанности, перешедшие к нему вместе с фамилией. Её сын – не историк, не археолог, пусть ему всё это и хорошо дается, он – монтерский монах, человек с редчайшей, удивительной силой.

Бывали моменты в жизни Амфитеи, когда она, сидя в своей комнате, открывала одну из своих книг, перечитывала и без того известные наизусть истории о приключениях монтерских героев, и плакала, жалея о том, что отдала своего сына на обучения. Благородная, прекрасная, великая, но все же слишком опасная профессия для наследника дома Лоури.

Амит...

Амит не приходил в себя вот уже пять дней. Не смотря на старания Пеймана и его уставшего, вымотанного духа, всё, что он мог сделать – это срастить кости и залечить раны, восстановить поврежденные легкие, но он никак не мог помочь Амиту проснуться.

Послушник, ходивший каждые два часа проверять состояние подопечного, не знал, но чувствовал, будто перед ним – всего лишь тело, оболочка, что разум монаха, ввиду каких-то событий, или ушел глубоко в подсознание, или вовсе покинул тело, а сам он – пребывает в глубокой коме, и ничто и никто, кроме него и его же духа, а в его могуществе Пейман ничуть не сомневался, не сможет вернуть медиума из глубокой дремы.

На самом-то деле комы никакой и не было. Я спал. Это был затяжной, глубокий сон, который был бы куда более коротким и куда менее опасным, не живи в моей голове одно ворчливое, пожилое чудо. Пусть мне никогда его не увидеть, но я уверен – Фузу не так красив и молод как Аэхои – дух Тео.

Пять дней сна, на самом-то деле, для меня прошли меньше чем за час, а может и того короче. Одно из преимуществ бытия медиумов – умение контроля снов, по крайней мере своих, хотя, возможно, в будущем я смогу наколдовывать прекрасным девам сны с участием великого меня...

Один час, пусть будет час, меня окружало синее небо. Недалеко, внизу, блестело и шумело море, дул теплый летний ветер, за спиной шелестели листья деревьев. Закинув к небу голову, я слушал голос природы, зовы и крики духов моря. Пение птиц мое подсознание видимо не было способно воспроизвести, но я довольствовался тем, что было.

Рядом со мной сидела дивная птица, которую, честно признаюсь, я не заказывал. Это была высокое, утонченное животное с длинными тонкими лапами, пятью такими же длинными пальцами, с заостренными на них когтями , грушеобразным туловищем, покрытым тонкими, едва заметными шелковыми перьями, небольшой тонкой головой, где сияли два черно-голубых глаза. Голова венчалась длинным вытянутым клювом, чуть заостренным у кончика. Птица отдавала голубым цветом, который рассеивался на расстоянии двух пальцев от её тела:

– Ах вот как ты выглядишь, хозяин. – Сказала птица голосом Фузу, и поверьте, не будь это сном, даже с учетом моего немалого опыта работы с существами пострашнее сияющей немаленькой птицы, я бы подпрыгнул и взвизгнул. – Красиво здесь, в твоем подсознании.

– Странно, правда? – Хмыкнул я, не шевелясь и не поворачивая голов в его сторону. Все вокруг казалось столь спокойным и замершим, что движения здесь были бы лишними. – Почему ты так выглядишь? Не знал, что духи могут иметь вид животного.

– Это сон, Амит, и здесь я выгляжу так, как хочется тебе, пусть ты этого и не осознаешь. – Птица смотрела туда же, куда и я – вперед, в никуда. Фузу (не знаю, каким ещё именем можно назвать это чудо) пошкрябал когтями землю, словно это была подушка, которую нужно взбить, и с глухим шорохом сел. – Ну, раз ты видишь этот сон, и в нем есть я, кстати заметь, это произошло впервые, то есть что-то, о чем ты хотел бы спросить меня. Я слушаю.

Спросить... О да, есть очень много вещей, связанных с недавними событиями, которые я хотел бы узнать. Начиная с того, как ещё на пути к руинам Фузу открыл для меня... мир! Почему в тот короткий промежуток времени я почувствовал себя... всевидящим Богом, который может чувствовать не только великих духов, но и видеть каждую душу, каждую ауру, какой бы тусклой она не была. Остается такое чувство, словно та сила позволила почувствовать даже животных, любую тлю и крысу, даже растения! Опьяняющая, бьющая в голову сильнее любого дурмана. Власть. Не знаю, уловил ли Фузу ход моих мыслей, но...

– Ты правильно подумал: если ты смог почувствовать духов всех уровней, почувствовать всех людей, и не только, то однажды, ты сможешь ими повелевать. Честно скажу, когда я позволил тому всплеску случиться, я и не подозревал что твоя сила, наша сила, покроет столь огромное расстояние. Я... видал медиумов, но никогда не видел ничего подобного.

– Разве не духи дают людям силу?

– Да, дают, и все духи, скажу тебе по секрету, одинаково могущественны. Душа человека – как сосуд, а сила духов – вода, которая его наполняет. Ты не сможешь влить в сосуд больше воды, если он уже переполнен. Это то и делает людей великим. Сосуд твоей души огромен. Я видел такое прежде, и не раз, но никогда и подозревать не смел, что окажусь в подчинении такой души. Это великая сила, Амит, столь великая, что когда ты научишься полностью контролировать меня, будет велик соблазн...

– Мне не интересно быть Богом.

– Знавал я одного мага, говорившего когда-то так же, но и он посягнул на престол, которого никогда и не существовало.

– Не существовало? Престол... Бога? А как же Богиня и Храм Сияния?

– До того, как переродиться в тебе, я жил до падения Северной Звезды, и видал души, с которыми лишь некоторые из ныне живущих могут потягаться.

Стижиан.

– А как же?..

– Такого не случалось никогда на моей памяти. Два разнородных духа: великая сила сияния и молодой дух феникса – не знаю, сможет ли он жить с этим. Возможно ещё год, два, ещё десять лет, и он сойдет с пути, лишится рассудка, или же, подобно тому монаху Нелниву, лишится души вообще.

– Чем это опасно? – Честно, мне не понятно.

– Амит, – Фузу приоткрыл рот и тихо крякнул, должно быть, пытаясь усмехнуться, – тебе понадобилось десять лет чтобы освоить силу сияния, и только потом ты смог хотя бы почувствовать меня. Затем, у тебя ушло четыре года чтобы освоить основы контроля над духами, затем прошло семь лет, и только сейчас ты можешь зваться медиумом, но по-прежнему есть слишком много вещей, которым ты можешь и будешь учиться. Я тебя заставлю. – Он снова крякнул, приподнял лапу, которая оказалась невероятно гибкой, и почесал ею пузо, взъерошив перья. – А теперь представь себе сосуд души Стижиана. Представил? Столько лет он развивал лишь одного духа, день ото дня становился сильнее, переступал через новые и новые грани, учился у самой Веллизы, расширял свой сосуд. Вместе с его духом сияния рос и дух феникса, заполнял отведенную ему половину души Стижиана, и вот теперь, уже будучи и без того сильнейшим учеником Монтеры, он умирает, и сила феникса в нем освобождается.

– О Богиня...

Фузу замолчал. Действительно – о чем тут ещё говорить? О силе Стижиана ещё в монастыре ходили ехидные завистливые шуточки, уже в шестнадцать он мог на равных сражаться с Тео, хоть эти бои и были больше показательными. Он умён – да, силён – бесспорно, велик?.. Эх, ладно, пусть гордость моя горит на инквизиторском огне. Да, он велик, он – сильнейший. И неужели человек, переживший смерть, не сможет совладать с духом феникса? Он научится его контролировать, а может даже призвать. Помнится, где-то я читал о чем-то подобном...

– Фузу. – Я по-прежнему смотрел куда-то вдаль, где чистое, почти белое море сливалось с синевой неба. – Я видел духа Тео. Аэхои. Так его зовут. И он очень похож на Стижиана.

Птица медленно моргнула и медленно покачала головой – вверх, вниз.

– Ты стал медиумом, чей сосуд полностью вмещает духа, и, хочу сказать, даже место осталось. Теперь ты не только научишься всему, что умел когда-то я, но и тому, чему я не успел научиться. Нас с тобой ждет много работы. О, ты даже не представляешь!

– Чудно-чудно. – На меня накатила усталость – голова начала гудеть, и я вдруг потерял возможность слушать предложения целиком, только лишь отдельными отрывками, но, не смотря на это, я все равно продолжил задавать ему вопросы. – Почему сейчас? Почему так внезапно?

– Ох, Амит, это отнюдь не было внезапным: ты увидел смерть монаха, такого же как ты. Увидел его израненную душу, гнившую столько лет под мощью демона, которого в нем закрыли. Да, именно закрыли. Я не уверен, но мне думается, что Нелнив осознанно пошел на эту жертву, как монтерские мастера осознано пожертвовали одиннадцатым осколком. Было сделано всё ради уничтожения или хотя бы усыпления демона.

– Но Тео... – У меня заболела шея. Во сне она болеть не могла, скорее всего, это просто след от той жуткой боли, которая сковала меня, когда Тео поднял меня над землей и начал душить. – Дух Тео рассеял негатив того демона с легкостью.

– Нет. Он применил силу, которую мы с тобой направили. Между прочим, ты уже четверо суток лежишь словно бы в коме, думаешь, это просто так? Не дойди ты до предела, мы бы вряд ли с тобой здесь встретились.

– Ничего не понимаю. – Или понимаю, но никак не могу разложить все по местам. Порядок моих мыслей сейчас можно ассоциировать с библиотекой, в которую запустили два десятка мартышек.

– Со временем поймешь. Твой сон подходит к концу. – Фузу повернул голову чуть в бок и снова крякнул – забавный выходил звук. Я устремил взгляд в ту же сторону, что и мой ныне слишком спокойный, но все равно ворчливый дух, и увидел, как небо постепенно окрашивается черным, словно внезапно наступила ночь. – Есть ещё что-то, о чем ты бы хотел знать?

– Что случилось с осколком? Я помню, как шел к нему, а он меня отталкивал, как волны энергии, шедшие от него, отталкивали меня назад, но... Мне кажется, это было маревом.

– Осколка, – сказал Фузу чуть помолчав, опустив клюв вниз – ещё чуть-чуть, и он бы вполне дотянулся до пуза, – больше нет. Когда очнешься, ты поймешь, что его нет. Все в мире этой поймут.

– Почему его нет? Что случилось? Это из-за демона?

Он не ответил. Он повернулся ко мне мордой, клюв находился на опасно близком расстоянии от моего лица, а глаза оказались наполнены чем-то и радостным и грустным одновременно.

Нет, это был не демон – его силы не хватило бы для уничтожения столь великого скопления энергии сияния.

Это было что-то другое. И Фузу знал что. Он смотрел на что-то за моей спиной. Я обернулся, продолжая его взгляд, и увидел кого-то, кто спокойно спит на лужайке моего подсознания.

Глава вторая.

Побережье моря Сайланте

Ньебель – соседка и любовница города Кайлинна – небольшой портовый городок, расположенный чуть восточнее. Добрый, теплый город, выполняющий преимущественно роль курорта, нежели торгового порта. Самое высокое здание в нем, кроме двух маяков, было трехэтажным, и им оказалась библиотека. Женщины или были молодыми, стройными, загорелыми, или же старыми, грубыми и тучными. Мужчины все напоминали друг друга – в светлых майках и коротких брюках, очень загорелые. В городе не было церкви, а потому тут было так спокойно.

Стижиан уехал из Кайлинна через два дня после поимки и заключения в тюрьму последнего из церковных подстрекателей. Хвала Богине, авторитет инквизиторов рядом не стоял с авторитетом монтерских монахов, хотя, честно хочется заметить, ввиду недавнего и очень шумного спасения Эйры Клод, приходившейся Стижиану матерью, возникли проблемы с некоторыми группами людей, которые скрывали церковников и называли монаха демоном и самозванцем, а еще лжецом, однако эта проблема решилась достаточно легко и быстро, стоило Дримену пару раз щелкнуть пальцами.

Действительно, монтерский монах, с известным на всю республику именем, который семь лет назад был объявлен отступником, а вместе с этим – мертвецом, вдруг объявляется в компании такого же якобы мертвого беглеца и предателя, с именем так же известным, и начинает наводить порядки. Подозрительно? Подозрительно.

Маэс Клод обратился к жителям города с просьбой доверять этим людям – Стижиану Ветру и Дримену Перферо, что помогло, хоть и не так сильно как могло бы, не пытайся он отправить свою супругу на костер.

Дримен уехал через три дня после Амита, буквально неделю назад, оставив старшего брата разбираться с оставшимися мелкими беспорядками в городе.

И вот, наконец, работа закончилась, и Стижиан, бывший невероятно рад этому, уже собирался сесть на корабль и плыть в сторону Ораны, в Бактик, чтобы познакомиться с будущей мамой его племянника или племянницы, как вдруг выяснилось, что порт закрыт на ремонт на несколько недель, а может и месяцев.

Хлопнув себя по лбу, Стижиан договорился с торговцами, и те довезли его до Ньебеля без каких-либо приключений и неожиданностей. Лишь краем уха монах слышал недовольное ворчание супруги владельца перевозной лавочки, но тот не обращал на неё внимания, так что монах тихо и спокойно, не думая ни о чем, кроме своего младшего брата, посапывал в своём уголке.

Ньебель удивил Стижиана: чем-то он отдаленно напоминал Монтеру – столь любимый дом, стертый с карты, но не из истории. Только вот по улицам этого чудесного города не бегали ополоумевшие от усталости монахи и послушники, которые нет-нет, да и натолкнутся на кого-нибудь.

У въезда в город, где монах решил попрощаться с любезным торговцем и его теперь уже улыбающейся жёнушкой, росли из-под земли пара домов, пост, и совсем отсутствовала какая-либо растительность, Стижиана встретили тишиной. Она образовалась резко, стоило ему спуститься с телеги, и эта тишина укрыла всё – только ветер продолжал шуметь. Обернувшись, он увидел, как несколько стражей города, пара тучных бабок с корзинами, несколько молодых людей и их дам смотрят на него, задержав дыхание:

– Эм...

Это было всё, что он смог выдавить из себя, и пошел дальше, надеясь, что это просто реакция на незнакомца, ну или на крайний случай на его черные демоническая глаза с белыми кольцами вместо радужки. Все встречающиеся ему по пути люди вели себя точно так же: не охали, не ахали, а просто расступались перед ним, выкатив глаза. Город оказался небольшим, так что порт удалось найти без каких-либо проблем, и уже весьма счастливым, Стижиан шел по улицам города, зная о ближайшем корабле, что завтра в восемь утра.

Прогуливаться по городу оказалось удовольствием сомнительным: на него по-прежнему таращились все, кому не жалко времени, но это ещё что! Сами улицы были и просторными, и невероятно узкими одновременно: расстояние между стенами домов позволяло вписать туда ещё одно небольшое здание, но дорогу переполняли телеги, палатки, горы хлама и тряпья, на которых разлеглись полупьяные старики, многие из которых развлекали своих или чужих детей, травя им явно веселые байки.

Стижиан не сразу обратил внимание, из-за большого скопления людей и обилия запахов и звуков он старался смотреть исключительно под ноги, но многие здания вдоль улицы, которая, как он понял, как была главная в городе, оказались разрушены и сожжены. Они выглядели так, словно на них обрушили заклинание метеоритного дождя, а затем сверху добили ударом Коухо, которому его научила Визы. Здания достаточно контрастно смотрелись рядом с целыми, убранными и чуть ли не сверкающими стенами других домов, которые или очень быстро отстроили, или просто обошли, а значит – произошедшее не было стихийным бедствием.

Приподняв левую бровь, монах стал изучать одну из пяти или шести обугленных развалин, стараясь понять, что же или кто же сотворил это, но решил, что с голодным желудком и пересохшим горлом думать не шибко хорошо, да и трактирщик в любой приличной забегаловке наверняка с удовольствием расскажет о случившемся, стоит позвенеть монетами.

Стижиан чувствовал энергию. Откровенно говоря, теперь, а точнее, с того момента, как месяц назад он воскрес на пепелище Ринеля, энергию он чувствовал постоянно, но не четко, очень размыто, не мог определить где источник и что он из себя представляет. Радовало хотя бы то, что он не путал энергии сияния и негатива. Сейчас, подходя к двухэтажному ярко-серому древесному зданию, где не было вывески, но висел огромный многообещающий порванный сапог, Стижиан снова почувствовал энергию, но решил не предавать этому значения, и спокойно почесал к дверям.

Там была пирушка. Поправка! Там была такая пирушка, что от обилия полуобнаженных женских тел у благородного монтерского монаха волосы чуть было не встали дыбом, а они все же отрасли ниже пояса. Опустив глаза, он кинул хозяину пару слов о том, что хочет чего-нибудь мясного и жареного, и полез на второй этаж, куда пирующий не добрались.

В центре внимания находились пара мужчин лет тридцати, которые могли покорить женщину не только толстым кошельком, но и красивым, сильным телом, которое те обнажили до пояса, дабы пара миниатюрных кудесниц, сидящих у них на коленях, могли к нему прижаться. Дамы, их было ровно пятеро вокруг мужчин, много пили и мало закусывали, в основном – виноградом. Стол ломился от полных вином и чем покрепче бутылей, фруктов, жареной и соленой рыбы, ровно нарезанных овощей, разных сортов мяса и хлеба. Девочки, им всем было не больше двадцати, громко смеялись, их голоса были тонкими и немного раздражающими. Они пили из высоких рюмок горячее поило, и с громким криком, слов которого разобрать не удавалось, били рюмки с размаху о пол, но ни одна морщине на лице хозяина заведения не дрогнула, когда одна из девочек разбила последнюю.

Уже доедая салат, принесенный после огромного, источающего жир и опьяняющий аромат куска мяса, монах стал рассматривать и девочек, и молодых людей, которых они так яростно облизывали, а затем его взгляд упал на стулья...

У Стижиана округлились глаза, и челюсть потихоньку стала опускаться вниз. Забыв о том, что он на втором этаже и что царит шум, он крикнул два всплывших в голове имени, но слова растворились в женском смехе, не дойдя до ушей получателей. Монах вскочил из-за стола, чуть не уронив его, перебросил ноги через невысокие перила второго этажа и тихо приземлился на носочки:

–... Ну сколько можно вам рассказывать об этом?! – Взревел Милф, положив руку на талию пышногрудой барышне. – Не договаривались мы, понимаешь, не? Он сам предложил, а мы с братом решили, что станет грубо отказываться!

– Точно-точно! – Маретти тоже хохотал во весь голос. – Мы защитили это чудесное заведение, а хозяин, – он повернулся к нему и кивнул, – решил нас отблагодарить, угостив и пригласив вас, дамы.

– Вы спасли нас и множество наших подружек от костра! – Запищала та, что на коленях у Маретти. – Мы готовы трудиться ради вас хоть всю ночь!

– Мы не против! – Одним глотком он осушил половину пятилитровой бутыли, которую поднимал двумя пальцами, затем резко осекся. – Я чую монашеский дух. – Его голос прохрипел и Маретти повернулся к Стижиану. – Здорова, брат! Не надеялся увидеть в столь далеком городе других сынов Монтеры!! Подходи, садись! Нальем, по-братски!

Стижиан замер. Кончики его губ застыли, образовав на лице выражение шока и радости. Вот так спокойно? Встретить своего давно погибшего сокурсника? Соседа? А ведь один из них одиннадцать лет назад разукрасил его спину полусотней тонких резких шрамов. Может, они его не узнали? Да, это было бы самым верным объяснением – близнецы Милф и Маретти оказались пьяными настолько, что могли бы пригласить к столу даже величайший образец древней нежити, не то что человека, от которого попахивает энергией сияния едва сильнее, чем хмелем вокруг.

Близнецы что-то загорланили, не обращая внимания на прикованные к Стижиану взгляды всех собравшихся, которых завораживали и пугали черные глаза монаха, но стоило Милфу взять в руки почти полную открытую бутыль и кинуть её Стижиану, он её поймал не пролив ни капли, как обстановка вернулась на круги своя.

Рядом со столом внезапно нарисовался ещё один стул, на который смеющиеся дамочки усадили монаха чуть ли не силой, таща за локти:

– Садись-садись, брат, что ты как не свой! – В один голос крикнули близнецы, синхронно поднимая бутыли. – За наш дом, за Монтеру!

– За Монтеру! – Подхватили все остальные, в том числе и Стижиан, приложился к горлышку, и его чуть не стошнило от вкуса красного, невыдержанного, кисловатого вина – к нему снова возвращалась физическая ненависть ко всему, связанному с виноградом, но вкус оказался подозрительно знакомым. Он поднес горлышко бутылки с носу и вдохнул кисловатый запах. Сомнений быть не может – напиток делали из винограда, выращенного учениками в Монтере.