Текст книги "Не родись красивой. Манекенщица"
Автор книги: Мария Королева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Нина торопливо развязала шелковые тесемки, открыла коробку и чуть не вскрикнула от удивления. Прямо перед ней лежало… зеркало. Обыкновенное зеркало в дешевой пластмассовой рамке с золотистыми розочками по бокам – такое продается в любом галантерейном отделе и стоит сущие копейки. Но в зеркальной глубине Нина успела разглядеть нечто более дорогое и важное – а именно краешек своего лица: круглый розовый подбородок и часть бледной щеки. Правда, она тут же отвела взгляд; по ее жилам гулял адреналин, а маленькие внутренние кулачки настойчиво барабанили в виски. Так вот почему Тоня «забыла» про перевязку! Вот почему не принесла с собой бинты! Они, бинты, больше Нине не нужны. Теперь у нее снова есть лицо – только бы набраться храбрости, чтобы взглянуть в это зеркало: заново познакомиться с самой собой.
Наконец Нина решилась. Она глубоко вдохнула, осторожно открыла глаза и… На нее смотрела незнакомая красавица с грустным, строгим взглядом.
Глаза у красавицы были Нинины – серые, с едва заметными зеленоватыми крапинками вокруг зрачков. И волосы тоже Нинины – длинные и спутанные. Но на этом сходство заканчивалось. Бесспорно, зеркальная девушка была куда более красивой, чем победительница конкурса «Мисс Егорьевск» Нина Орлова. У нее было бледное лицо, аристократически удлиненный тонкий нос, пухлые розовые губы. Впечатление портили только щеки – казалось, эти круглые щеки достались красотке по ошибке. Правда, никаких шрамов на них Нина не обнаружила.
– Ну что, нравится? – вдруг услышала она мужской голос за своей спиной и от неожиданности выронила зеркало.
Девушка обернулась и увидела Васю Сохатого с букетом роскошных красных гладиолусов. Сегодня Вася принарядился – на нем был безупречно отглаженный летний костюм в мелкую серую полоску.
– Я в шоке, – честно призналась Нина, – мне надо долго себя изучать, чтобы привыкнуть.
– Ничего, привыкнешь, – снисходительно улыбнулся ее спаситель, – вообще-то я приехал за тобой. Тебя выписали.
– Выписали? – растерялась Нина.
– А что тут такого? Должны же были тебя выписать рано или поздно. Так что собирайся.
Нина развела руками – в больнице у нее практически не было вещей. На спинке стула висело ее пальтишко и платье, в котором Нина пришла на злополучный показ. На коврике возле двери стояли зимние ботиночки на искусственном меху. Все остальное осталось дома, в малогабаритке на Щелковском шоссе. Интересно, Таня живет по-прежнему там? Можно ли Нине будет забрать свою одежду? Все-таки она успела собрать неплохой гардероб. Хотя к Таньке, должно быть, уже давно подселили другую девушку. И девчонки могли выбросить Нинины вещи – чтобы не занимали место в маленьком шкафу.
Василий словно прочитал ее мысли.
– Даже не думай об этом, – строго сказал он, – тебя зовут Нина Зима. Нина Орлова умерла, исчезла, уехала домой в Егорьевск. Твои вещи останутся в прошлой квартире. Смотри лучше, что я тебе принес!
Он протянул ей увесистый пакет. Нина заглянула внутрь и обнаружила легкие светлые джинсы, обтягивающую футболку и удобные сандалии, состоящие из нескольких кожаных ремешков. Ах да, она же совсем забыла, что на дворе уже не промозглая весна, что на исходе лето. Значит, пальто и ботиночки не подойдут.
– Переодевайся! – скомандовал Вася. – Тебе сегодня предстоит еще одно испытание. Я записал тебя к стоматологу.
– У меня не болят зубы, – удивленно возразила она.
– Зато у тебя толстые щеки. Не бывает топ-моделей с такими щеками. Стоматолог удалит тебе крайние зубы – по два с каждой стороны. Так все делают, ты что, не знала?
– Постой, мне об этом говорила Александрина. Аля, президент нашего агентства.
– Я знаю, кто такая Аля. Не вздумай показать кому-то, что ты с ней знакома. Значит, так, запомни, ты моя племянница. Позвони родителям в Егорьевск и предупреди.
– Ничего не понимаю. Ты думаешь, я кому-то нужна? В смысле – меня еще могут найти и убить?
Нина, зажмурившись, сидела в стоматологическом кресле, вокруг нее суетилась медсестра со шприцем, похожим скорее на средневековое оружие для особо изощренных пыток. Врач, строгая женщина, в брючном форменном костюме, стояла рядом.
– Не понимаю, зачем вам это надо, – вдруг сказала она, – у вас великолепные зубы, почти ни одной пломбы. Люди платят бешеные деньги за протезы, а вы решили вырвать четыре абсолютно здоровых зуба.
– Я и сама, честно говоря, не понимаю, – принужденно улыбнувшись, вздохнула Нина, – я себе нравлюсь и такой, но говорят, что впалые щеки моднее.
– Так, может быть, откажемся, пока не поздно? Поймите, сейчас это будет смотреться нормально, а через пятнадцать – двадцать лет вам придется потратить несколько тысяч долларов на вставные зубы. Или щеки обвиснут.
– Вы ничего не понимаете, – Нина закрыла глаза и откинулась в кресле. Она до потери пульса боялась стоматологов, – я просто отдаю долги. Долги ведь надо платить, не так ли?
Глава 2
И снова она стояла на полукруглом подиуме, и снова на ее лице был густой слой пудры цвета загара. Глаза подведены жирным темно-синим карандашиком, так что издали может показаться, что она плохо выспалась или перенервничала. На скулах едва заметный персиковый румянец. На волосах густой, тускло мерцающий гель. И роковая длина темно-вишневых ногтей. И карминная роскошь припухлых губ.
Нина боялась, что у нее ничего не получится, что она успела позабыть свои профессиональные навыки. Но и фотограф, и сам Василий Сохатый остались ею весьма довольны. А Нина почувствовала даже что-то вроде вдохновения – она легко и непринужденно меняла позы, она смеялась, она смотрела в камеру исподлобья, она резко поворачивалась лицом к объективу – так чтобы за ее спиной колыхалась шелковая волна рыжеватых блестящих волос. Словно и не было в ее жизни унылой больничной палаты, и уродливого бордового шрама на щеке, и перевернутого вверх ногами оранжевого полумесяца в тот роковой вечер.
Как ни удивительно, Нине понравилась новая коллекция Сохатого. На этот раз Вася не стал углубляться в мало кому понятный концептуализм, он создал простые и понятные вещи – симпатичные меховые маечки, клешеные шифоновые штаны и разлетающиеся книзу разноцветные юбки.
Съемки для каталога Васи шли четыре дня. Все это время Нина жила в полуподвальной Васиной комнатушке, заставленной старинной мебелью, так что в ней едва можно было развернуться. Сам же Василий переехал к приятелю. Девушка вставала в половине восьмого, наскоро завтракала и мчалась в арендованную Сохатым фотостудию.
Двенадцатого сентября Нина собиралась лететь домой, в Егорьевск. Она упаковала в старенький, одолженный у Васи чемодан свои немногочисленные пожитки, проверила, не потерялся ли авиабилет. Когда зазвонил телефон, Нина засомневалась: а может быть, не брать трубку? Что ей теперь московские знакомые? Через несколько часов она будет дома. А в этот город не вернется больше никогда. Если повезет. И все-таки женское любопытство оказалось сильнее.
– Нинка, ты еще не улетела? – Это был Василий, запыхавшийся и радостно возбужденный. – Как же здорово, что я тебя застал.
– А что случилось? – Вроде бы они попрощались накануне. Вася даже купил бутылку слабого розового вина и небольшой шоколадный тортик.
– Да тут такое дело. Короче, потом объясню. Ты никуда не летишь.
Нина опустилась на старенькую трехногую табуретку.
– С ума сошел? Как это не лечу?! Да у меня же билет в кармане.
– Эх, ладно. Я хотел тебе сюрприз сделать, но ты же у нас не любишь сюрпризов. Короче, я снимки напечатал. Получилось великолепно. Ты просто супер, совершенно иная, чем прежде. Я, разумеется, хвастался каталогом друзьям, и один человек тобою очень заинтересовался. Он скаут известного модельного агентства.
– Знала я таких скаутов, – фыркнула Нина, – не надо мне больше никаких модельных агентств. Не хочу этой грязи. Не хочу быть эскорт-девочкой. Не хочу участвовать в шоу боди-арта и показах в ночных сомнительных заведениях. Я на самолет опаздываю.
У нее внезапно испортилось настроение. Ледяной ливень неприятных воспоминаний накрыл Нину Орлову с головой. Вот она стоит почти обнаженная в конце подиума, под безжалостно яркими фотовспышками. Вот она суетливо переодевается в тесной, пропахшей потом гримерке, вот она, морщась от раздражения, натягивает на себя платье из ржавых консервных банок. Кто сказал, что профессия манекенщицы престижна?! Нина не знала ремесла более унизительного. Она ни за что не желает повторить этот опыт.
– Ты идиотка, – шипела тем временем телефонная трубка искаженным расстоянием Васиным голосом, – ты просто ничего не понимаешь. Юля – менеджер серьезного агентства, одного из самых крупных. «Севен санз» – это агентство международного класса… Конечно, и там есть своя грязь, тебя это не будет касаться. Ил интересует только твое лицо! Они берутся тебя раскручивать.
– Где-то я это уже слышала, – устало вздохнула Нина, – на конкурсе красоты, кажется. От Олега Верещагина. Он сказал, что у меня модный типаж, что я стану звездой и подойду для рекламы шампуня.
– Если тебя обманули один раз, это не значит, что все вокруг обманщики! Ладно, мы вот как сделаем. Ты остаешься в Москве еще на пару месяцев. Если ничего не получится, скатертью дорога.
– Не уверена, что так будет лучше, – засомневалась Нина, – по-моему, гораздо правильней сразу обрубить концы.
– Дурочка, такой шанс не упускают, – настойчиво уговаривал Вася, – и потом, у тебя есть гарант – я. Даже если ничего не выйдет, я даю тебе деньги на новый билет. Только не забудь – ты моя племянница. Тебя зовут Нина Зима. Заметано?
– Ну, не знаю. – Девушка с тоской поглядела на чемодан.
– И потом, ты подумай, а как же я?
– Что – ты? – удивилась Нина.
– Как же я здесь без тебя останусь? – тихо спросил он.
Нина замолчала. Она, конечно, знала, что нравится Васе. Нет, не просто так он выложил такие огромные деньги за ее операцию. Каждый день приходил в больницу, поднимал ей настроение, выбрал ее для своего каталога. Было бы нечестно просто бросить его. С другой стороны, она ничего ему не обещала. И даже наоборот – рьяно от операции отказывалась.-…
– Что ты замолчала? Не волнуйся, я не собираюсь признаваться тебе в любви. У меня девушка есть, еще красивей, чем ты. Я имею в виду, что ты моя Муза, моя звезда. Как я здесь без тебя, а?
– Мне надо подумать… – заколебалась она.
– Я так и знал, что ты согласишься! – возликовал Василий, уловив нотку сомнения в ее голосе. И повесил трубку.
Офис модельного агентства «Севен санз» выглядел пугающе роскошно. Агентство занимало несколько комнат отреставрированного старинного особняка в центре Москвы. Зеркальные потолки, изобилие зеркал на стенах – тут любая замарашка будет выглядеть принцессой, огромные стеллажи с фотографиями моделей. Нину встретила приветливая секретарша.
– Хотите кофе? Или чаю? Может быть, что-нибудь выпьете? У нас есть мартини и шампанское.
Вася предупреждал ее об этом. «Тебя будут тестировать, – сказал он, – выпить предложат. Толька ты ни за что не соглашайся, алкоголички им не нужны. И скажи, что не пьешь кофе – от него портится цвет лица».
– Я не пью спиртного, – нахмурилась Нина, – и кофе тоже не пью. От него ведь портится цвет лица.
– Замечательно, – умилилась секретарша, – я минеральной воды принесу. Сейчас доложу нашему директору. Вас как представить?
– Нина Ор… М-м-м… Зима. Нина Зима.
– Какая необычная фамилия, – улыбнулась медоточивая девушка. Видимо, она когда-то тоже была моделью. Обтягивающая мини-юбка секретарши позволяла рассмотреть ее безупречно длинные ноги – ни грамма целлюлита!
Нина сразу поняла, что перед ней не очередной менеджер или секретарь, а именно директор. За свою недолгую карьеру она научилась разбираться в одежде. На нем был эксклюзивный серый костюм в тончайшую бордовую полоску – последний писк парижской моды, еще не дошедший до Москвы. Загорелое лицо, белозубая улыбка (природа не создает такого совершенства). Сложно было понять, сколько ему лет.
– Это вы от Васи, да? – Он внимательно вглядывался в ее лицо, словно желал отыскать в нем какой-нибудь изъян. Видимо, не нашел и от радости разулыбался: – Что ж, неплохо, неплохо. Ну давай знакомиться. Меня зовут Геннадий Орлов. Я директор этого миниатюрного агентства. – Он самодовольно улыбнулся.
– Орлов? Какое совпадение! – вырвалось у нее. – Э-э-э… Это девичья фамилия моей мамы.
– Замечательно, – он выслушал ее без всякого интереса, – знаешь, а ты нам подходишь. Мы берем далеко не всех. Хорошеньких девушек всегда больше, чем требуется. А я считаю, что все принятые на работу должны быть задействованы. Портфолио есть?
– Только фотографии, которые Вася делал. Я снималась в его каталоге.
– Неплохо весьма. Подойдет для портфолио. Но этого, конечно, недостаточно. Завтра придешь к часу, наш фотограф тебя поснимает.
– У меня нет денег, – испугалась Нина.
– Я что-то говорил про деньги? – Он вопросительно приподнял бровь. – Денег не надо. Потом отработаешь. Ходить, конечно, не умеешь?
– Умею! – обрадовалась Нина. – Я училась ходить по бревну. Знаете, бревно оборачивается газетами, и надо ходить по нему на каблуках, пока не научишься.
– Бревно?! – усмехнулся он. – Кто это тебя надоумил? С бревна можно упасть и ноги переломать. Завтра приходишь не к часу, а к десяти. Я пришлю какую-нибудь вешалку, будешь с ней заниматься каждый день. И еще тебе надо постричься, волосы у тебя плохие.
– Плохие? – Нина посмотрела в зеркало. Она ни разу не красила волосы, у нее была тяжелая глянцевая коса, блестящая, шелковая на ощупь. Одна парикмахерша в Егорьевске предлагала ей тридцать долларов (огромные деньги по провинциальным меркам) за Нинину косу. Кажется, она собиралась сделать из ее волос шиньон для жены начальника крупного промышленного предприятия.
– Я неправильно выразился, – засмеялся он, перехватив ее недоуменный взгляд, – у тебя, само собой, шикарные волосы. Мы попросим стилиста обрезать их аккуратненько, ты сможешь их продать долларов за сто пятьдесят. Просто тебе пойдет короткая стрижка, – он прищурился, – я тебя вижу. Я тебя чувствую.
Нина попятилась. Что значит – я тебя чувствую? Неужели начнет приставать?
– Я вижу твой образ, – он не заметил ее замешательства, – ты как Линда Евангелиста. У нее тоже были шикарные длинные волосы, но она стала знаменитой, когда постриглась.
В начале октября Нине наконец показали ее новое портфолио. Она открыла увесистый кожаный альбом и обомлела. Неужели это все она, Нина?
Впоследствии другие манекенщицы будут жадно вглядываться в черно-белые Нинины фотографии, пытаясь понять, что же особенного в этой коротко остриженной девушке с печальными глазами? Отчего так светится ее узкое лицо – неужели всему виной потрясающая французская пудра? Отчего взгляд ее глубок и холоден, словно мартовская проталина.
Нина выглядела как величественная красавица из прошлого, неулыбчивая, ледяная леди, томная дива с обложки журнала тридцатых годов. Ей удивительно шел псевдоним Зима. Чем-то Нина напоминала леди Абди, знаменитую манекенщицу начала века.
«Не улыбайся, Нина, не надо!» – в один голос твердили фотографы. И Нина не улыбалась, она серьезно смотрела прямо в объектив, прижимала узкие ладошки к костлявым ключицам – и в эти моменты напоминала хрупкую антикварную статуэтку. Наверное, в каждой арбатской лавочке найдется такая – полувыцветшая балерина с отломанным носом, к которой почему-то очень хочется прикоснуться руками, но боишься раздавить неосторожными пальцами ее фарфоровый стан.
В середине ноября Геннадий решил, что блюдо для гурманов под названием «Нина Зима» готово. Пигмалион слепил свою Галатею, и теперь ей предстояло самостоятельно покорить мир. Или хотя бы попытаться.
Наконец ей стали предлагать кастинги. Нина не очень обрадовалась – снова ее будут пристально рассматривать привередливые покупатели эталонной красоты. А она будет стоять перед ними и вкрадчиво улыбаться – молчаливая Барби с короткой брюнетистой стрижкой и толстым портфолио под мышкой.
Но, как ни странно, все получилось по-другому. На первом же кастинге (кажется, это был отбор для съемок в каком-то модном каталоге) редакторы и фотографы обратили внимание именно на Нину. Они бегло просмотрели композитки ее многочисленных соперниц, зато долго вертели в руках Нинины снимки, и в итоге она подписала контракт на сто долларов за съемочный день.
– Я же говорил тебе! Говорил, – ликовал Вася Сохатый, – после черной полосы обязательно наступает белая! По-другому не бывает.
По-другому не бывает! В декабре Нина уже была широко известна в узких кругах. Она отснялась для четырех глянцевых журналов (правда, не на обложку, а на странички с модными советами), ее выбрали рекламным лицом известного ювелирного магазина. Салон, между прочим, не поскупился на рекламную кампанию. Включишь телевизор – а там Нина, обвешанная золотыми цепочками, словно рождественская елка в мэрии. Сидит на обтянутом светлой кожей диванчике, улыбается, а в ее ушах тускло сверкают огромные прозрачные изумруды. И по улицам Москвы были развешаны огромные рекламные щиты с «изумрудной» Ниной.
Под Новый год она позвонила маме. Нина долго не могла решиться на этот звонок. Что она расскажет маме? Опять придумает красивую сказку? Соврет? Или скажет правду о пластической операции? Вот парадокс – ведь мама наверняка тысячу раз видела ее, Нину, в телевизионной рекламе. Только вряд ли поняла, что красавица, обвешанная золотом, – ее родная дочь.
Но Надежда Николаевна в очередной раз удивила Нину. Она даже не поинтересовалась, как дела у дочери. Зато со свойственным ей легкомыслием опрокинула на Нину ушат свежих новостей.
– Павлик в школу пошел, – мама отчего-то говорила быстро-быстро, словно боялась, что Нина, потеряв интерес к беседе, бросит трубку, – учится не очень хорошо. Вчера вот получил две двойки – по математике и по поведению. Зато пять по физкультуре, вот. так. Мама в больнице лежит уже две недели. А у меня новый приятель.
– Что с бабушкой? – поинтересовалась Нина, проигнорировав мамино замечание по поводу кавалера.
– Не знаю, что-то с желудком. Не волнуйся, это всего лишь плановое обследование, – неохотно объяснила Надежда Николаевна. – Вот так всегда. Тебя совершенно не интересует моя личная жизнь.
– И что за новый приятель? – послушно спросила Нина.
– Очень красивый. Брюнет. Гоги его зовут, – заметно оживилась мама, не уловив нотки равнодушия в Нининой интонации, – между прочим, он очень нравится Павлику. На прошлой неделе Гоги купил ему робота-трансформера.
По утрам в дорогом спортивном клубе «Дольче вита» почти не было народу. «Рабочие лошадки», «суетливые жаворонки», которые просыпаются в половине седьмого, завтракают манной кашей и топают по направлению к трамвайной остановке, в такие места не ходят. Месячный клубный абонемент «Дольче виты» стоил почти пятьсот долларов. Звезды эстрады, известные политики и актеры не скупились на затраты, чтобы заниматься спортом в узком кругу себе подобных.
Нина Зима сидела в дорогом полосатом шезлонге. На ней было шелковое бикини от Карла Лагерфельда, прозрачные золотистые шлепанцы и массивные темные очки с сиреневыми стеклами – последний писк парижской моды. Лицо и тело в гриме цвета легкого загара. На губах нежно-розовый блеск. В руке, высокий запотевший бокал с каким-то сладким шоколадным коктейлем.
– Нина, голову поверни! – скомандовал фотограф.
Она сделала, как он просил, и тут же зажмурилась – в лицо ударил яркий свет.
– Глаза не закрывай, терпи. – Фотограф все же немного переставил осветительный прибор. Воспользовавшись паузой, к Нине подскочила молоденькая стилистка.
– Закройте глаза, – улыбнулась девушка, замахиваясь на Нину вкусно пахнущей кисточкой.
Нина зажмурилась – нежная пуховка приятно щекотала ее нос и щеки.
Это был настоящий триумф. Успех. Прорыв. Нину фотографировали для журнала «Космополитэн». На странички «Космо» попадают только модели самого высшего ранга, любимицы фортуны. Публикация в «Космо» может стать началом фантастической карьеры, восхождения на настоящий модельный олимп. Нина понимала это и старалась изо всех сил – прямо держала спину, изящно складывала голые ножки, заразительно смеялась. И даже от обеденного перерыва отказалась – чтобы сотрудники журнала не сочли ее капризной и избалованной. «Королева бассейна» – так должна была называться подборка фотографий. Традиционно для рекламы купальников или нижнего белья выбирали не слишком худых моделей, а девушек с формами. Когда-то и Нина могла считаться таковой, но многочисленные диеты исправили «ошибку» природы – теперь на ее бедрах не было ни миллиметра лишнего жира, а грудь «сдулась» до нулевого размера. Стилисты и модельеры в один голос говорили, что такой девушке, как Нина Зима, лучше быть болезненно худой. Здоровый румянец и приятная полнота могут «съесть» половину ее обаяния, расколоть на кусочки хорошо продуманный романтический образ.
