Текст книги "Не родись красивой. Манекенщица"

Автор книги: Мария Королева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4

Всем известно, что даже редчайшему бриллианту необходима достойная оправа. И даже безупречная красотка, стало быть, должна элегантно и стильно одеваться. Светские снобы едва ли признают красавицей девушку, одетую в лучших традициях Черкизовского рынка.

Нина в задумчивости стояла перед распахнутым шкафом. Ее мучил сакраментальный вопрос всех небогатых молоденьких девушек: что надеть? Нина собиралась на очередной кастинг, и ей вовсе не хотелось ударить в грязь лицом. Она задумчиво перебирала многочисленные вешалки. Строгое темное платье с отложным воротничком? Обтягивающие джинсы с просторной белой блузой. Сентиментальное легкое платье в трогательный голубенький цветочек?

С одной стороны, в платье она была романтична, словно Ирина Алферова в роли Констанции Бонасье. С другой – москвички предпочитают синтетическое и черное, обтягивающее и немного куцее.

Манекенщица Нина Орлова жила в Москве уже почти полгода. Она уже совершенно не была похожа на застенчивую финалистку конкурса красоты «Мисс Егорьевск» в нелепом тюлевом платье.

Нина успела обзавестись довольно разнообразным гардеробом. Ее ногти были аккуратно подпилены профессиональной маникюршей и покрыты ультрамодным фиолетовым лаком. Ее кожа приобрела «буржуйский» загар – ровный и матовый. Такой цвет лица не получишь, сидя на майском солнышке у деревенского пруда или прореживая морковку на бабушкиных шести сотках. А еще Нина регулярно посещала массажистку и косметолога. Работа манекенщицы – ад для кожи лица. Толстый слой яркого грима безжалостно забивает поры, вот и приходится делать чистку каждую неделю.

Подумав, Нина остановила свой выбор на обтягивающих джинсах – пусть заказчик видит, какие длинные и красивые у нее ноги.

Она лениво перелистала тяжелый ежедневник. Линованная бумага вдоль и поперек была исписана ее круглым детским почерком – почерком отличницы с первой парты.

«Среда, 12.00 – Иван Калмык, ланч, «Националь».

Четверг, 18.00– Сергей Березкин, юбилей банка «Ото-плюс» (взять у Али вечернее платье).

Пятница, 16.00– Петр Северянин, открытие боулинг-клуба. 22.00 – Иван Калмык, «Метелица».

Что и говорить, Нина Орлова считалась одной из лучших эскорт-девочек модельного агентства «Феникс». Мужчин-клиентов восхищала ее непосредственность и незатейливая скромность. Другие манекенщицы ей отчаянно завидовали, а сама Нина твердо решила завязать с эскортом, как только у нее получится накопить денег на приличное портфолио и уроки дефиле.

На первой встрече с Иваном Калмыком она чувствовала себя Марией Антуанеттой, идущей на казнь. С какой-то мазохистской жертвенностью Нина думала о себе как о товаре, как о продажной девке.

Александрина Павловна собственноручно сделала ей вечерний макияж и заставила Нину надеть бархатное платье на тоненьких серебристых лямочках с гордым лейблом «Кристиан Диор» на изнаночной стороне. Подобные платья висели в шкафу модельного агентства. Они были предназначены для начинающих эскорт-девочек, которые еще не заработали на собственные вечерние туалеты.

Встреча была назначена в дорогом ресторане «Виконт» на Цветном бульваре. Нина ехала на свидание на метро. Тускло одетые попутчики с усталыми, серыми лицами неодобрительно смотрели на ярко накрашенную высокую девушку в недорогом коричневом пальто, из-под которого выглядывал вызывающе-шикарный бархатный подол вечернего платья. Какая-то неопрятная бабка в дешевом плаще даже плюнула в сторону Нины, пробормотав при этом:

– Ни стыда, ни совести у девок нет, то ли было в наше время!

Нине казалось, что все эти люди прекрасно знают, куда и зачем она едет. Им известно, что она, начинающая манекенщица Нина, продала себя на вечер за сто пятьдесят американских долларов.

Она бегом неслась по эскалатору, стараясь не замечать прилипающих к ней любопытных взглядов. В итоге Нина приехала в ресторан «Виконт» на пятнадцать минут раньше условленного времени.

Однако предприниматель Иван Калмык уже сидел за одним из центральных столиков. Он оказался высоким темноглазым брюнетом с проседью, должно быть недавно разменявшим пятый десяток.

Нина в нерешительности остановилась перед ним и неуверенно улыбнулась. Как ей представиться? Томно, как в итальянской эротической кинокомедии: «Здравствуйте, меня зовут Нинель, я ваша девушка на вечер!»? А может быть, ненароком продемонстрировать тонкое чувство юмора? Или просто молча плюхнуться на дорогой стул, обитый бархатом цвета зимнего заката?

Иван Калмык почувствовал ее замешательство и первым начал разговор.

– Я вас сразу узнал, – он бегло и мягко поцеловал ее руку, – и я не разочарован.

Иван обошел вокруг стола, для того чтобы галантно отодвинуть ее стул.

Нина так и не поняла, зачем в тот вечер ему вообще понадобился эскорт. Гуля и Таня рассказывали ей, что эскорт-девочек обычно заказывают для каких-то публичных мероприятий – чтобы эффектно появиться на людях под руку с длинноногой блондинкой или с экзотической восточной красоткой. Спутница в данном случае исполняет роль дорогого аксессуара – ну, скажем, как массивные золотые часы на запястье или небрежно припаркованный у парадного входа «шевроле-кабриолет».

Нина, бегло просмотрев меню, скромно выбрала самое дешевое блюдо: вареные овощи со специями. Иван Калмык усмехнулся, отобрал у нее меню и заказал суп-пюре от шеф-повара и осетрину-гриль.

– Не стесняйся, – улыбнулся он, – я пригласил тебя в дорогой ресторан не для того, чтобы ты ела вареные овощи.

– Обожаю вареные овощи, – неумело оправдалась она.

Постепенно завязался разговор. Нина, правда неохотно, поведала о конкурсе красоты, осторожно похвалила Александрину Павловну, с улыбкой посетовала на Василия Сохатого.

– Ничего, ты пробьешься, – успокоил ее Иван, – есть в тебе что-то… Ты, главное, не глупи и не бросай это дело. Сгоряча легко хлопнуть дверью, а пути обратно уже не будет. Подумай, что тебя ждет в твоем Егорьевске? Я, если честно, о таком городке и не слышал.

Нина улыбнулась. Легкое белое вино немного растопило лед ее предубеждений. Иван Калмык был приятным собеседником – умным, сочувствующим, вежливым. Он совсем не походил на богатого сноба, воспринимающего хорошенькую девушку как часть собственного имиджа. Он относился к ней с уважением. Или просто умело делал вид?

Иван рассказывал ей о сети своих ресторанов и даже одарил Нину «золотой карточкой клиента», дающей право на пятидесятипроцентную скидку. Он рассказал ей о своем последнем отдыхе на Лазурном берегу Франции. И о своей первой жене – школьной учительнице.

– Я познакомился с ней тысячу лет назад в студенческом лагере. Считалось, что она девушка из приличной семьи, у них была машина и дача в Салтыковке. А тут я – безотцовщина и сорванец. Моя мать крепко выпивала и работала санитаркой в детской поликлинике. Ее родители были, разумеется, против, но Анька их не послушалась. Так они ей отказали от дома, и мы четыре года жили в моей общаге. А потом я защитил дисер, зарабатывать стал, и ее родители нас простили. У нас с Анькой двое детей, мальчики, уже совсем взрослые. А потом у меня бизнес пошел, и я Аньку бросил. Сейчас мне даже жаль немного, но тогда так хотелось красивой жизни.

Он вскользь упомянул о своей второй жене – бизнес-вумен. И с удовольствием рассказал о третьей – популярной эстрадной певичке.

– Собственно, это я ее продвинул, – пожаловался Иван, прикуривая «немужскую» ментоловую сигарету от платиновой зажигалки «Ронсон», – заплатил за телеэфиры, записали мы ей диск, сольные концерты устроили, клип модный сняли. Я только потом понял, что сам по себе совсем ее не интересую. Она сама от меня ушла – к какому-то нефтяному магнату. И слава богу.

После третьего бокала вина разговорилась и Нина. Вино было очень дорогим, поэтому имело мягкий, терпкий и глубокий вкус и пилось легко, как фруктовый сок.

Нина пожаловалась Ивану на своих соседок:

– Они странные какие-то, особенно Танька. Иногда ведет себя как лучшая подруга, а иногда так нахамит, что и разговаривать с ней потом не хочется. А Гулька теперь относится к нам снисходительно: ведь с ней собирается подписать контракт «Бурда-моден». И укатит наша Гулька в Германию. Она говорит, что скоро переедет от нас – снимет себе квартирку в центре.

Нина пожаловалась Ивану на маму:

– Она ведет себя как девочка-подросток. Хлопает глазками, носит мини и предпочитает ажурные чулки. Собралась вот замуж – в четвертый раз. Такая травма для Павлика, моего младшего брата. А ведь ей уже почти сорок.

В полночь они наконец покинули ресторан «Виконт». Выяснилось, что Ивана ждет сверкающий «мерседес» с тонированными стеклами и шофером-телохранителем на переднем сиденье.

Момент прощания – переломный момент. Нина нервно куталась в пальто и специально подольше возилась с непослушными пуговицами – чтобы Иван не заметил ее смущения. Куда подевалась шальная раскрепощенность?

Считается ли, что она уже отработала свои сто пятьдесят долларов? Но ведь она ничего особенного не сделала. Просто съела за его счет восхитительно нежную и невероятно дорогую осетрину-гриль. Неужели Иван Калмык прямо сейчас запустит свою ухоженную ладонь в карман эксклюзивного пальто и с улыбкой благодарности протянет ей, Нине, хрусткие зеленые бумажки?

Нет, нельзя быть такой наивной. Конечно, Александрина Павловна горячо убеждала Нину, что проститутка и эскорт-девочка – две совершенно разные вещи.

«Детка, он, конечно, предложит поехать к нему домой, – вещала она, положив наманикюренные ручки на Нинины плечи, – но ты совершенно не обязана этого делать. Сто пятьдесят долларов – это просто твой гонорар за ресторан… Конечно, если ты хочешь побыстрее разбогатеть, – Аля отвела глаза и многозначительно помолчала, – то можешь и согласиться. Честно говоря, многие наши девушки так делают и очень довольны. Все равно это не проституция. Проституция – это когда тебя покупают изначально, а здесь у тебя есть полное право выбора. Да половина наших девчонок находятся у кого-нибудь на содержании. Вот, например, Миле Огневой недавно подарили такую норковую шубу, что даже я ей завидую. А Даше Морозовой оплатили фотосеанс у самого Ногтева. Это самый известный фотограф в Москве. И теперь Дашка знаменитая модель. Ну а твоя подружка Таня скоро появится на обложке журнала «Красота»».

– Эй, ты о чем задумалась, Снегурочка?

– Кто? – Нина вскинула глаза.

– Снегурочка, – усмехнулся Иван, – я тебе такое прозвище придумал. Помнишь, сказка детская была, очень романтичная, я маленьким всегда плакал, когда мне ее рассказывали.

– Помню, это о том, как Снегурочка прыгнула через костер и растаяла. Я тоже плакала, – невольно улыбнулась Нина.

– Ну вот, ты такая же, как она. То вроде бы начинаешь оттаивать, веселишься, рассказываешь что-то. Вот-вот прыгнешь в костер. В такие моменты у тебя даже светлеют глаза. А то замыкаешься и леденеешь. Как сейчас.

– Просто мне действительно немного холодно.

– Сейчас я поймаю для тебя такси, согреешься. Ты где живешь?

– На Щелковском шоссе.

– Далековато тебя занесло. Хотя сейчас ночь, пробок нет, вмиг доедешь… Или ты хотела ко мне?

– Я? Нет! – пожалуй, чересчур поспешно отказалась она.

– Думаешь, я тебя съем? – рассмеялся Иван. – Скажи сразу, что такую юную красавицу, как ты, едва ли может заинтересовать глупый старик. Впрочем, если бы ты согласилась, я был бы разочарован, – помолчав, добавил он, – смотри, мой водитель уже поймал для тебя машину.

– Я могла бы и на метро…

– Приличные девушки не заходят в метро после полуночи. – Он взял ее за руку. – Руки холодные. Ты и правда замерзла, иди скорее в машину. Вот деньги, не потеряй смотри. – Он оттянул ее карман, Нина отвела взгляд и попыталась скрыть внезапную неловкость широкой улыбкой.

– Ну… я поехала.

– Спасибо за прекрасный вечер. Рассчитываю увидеть тебя снова. – Он наклонился к ее щеке. Нина почувствовала на своем виске его теплое дыхание, вскинула голову и тут только поняла, что глаза у него не темные, как ей показалось в самом начале. Светлые глаза, какого-то неопределенного оттенка – из тех, что смотрятся стальными в искусственном освещении, а в ясную погоду становятся нереально голубыми. Светлые глаза – а в уголках наметилась сеточка тонких, танцующих морщинок.

…Она ворвалась домой – растрепанная, в распахнутом пальто. Щеки ее горели – не то от холодного ветра, не то от внезапного возбуждения. Она с грохотом скинула ботинки, швырнула на пол сумку. Напевая, протанцевала на кухню и выпила прямо из носика чайника остывшей кипяченой воды.

– Ты что, мать, под таблеткой, что ли? – В кухню заглянула Таня. – Вломилась как африканский бегемот, всех перебудила, физиономия красная…

– Ничего ты не понимаешь. Я, во-первых, денег заработала. Сто пятьдесят долларов. Еще полтинник, и можно будет наконец сделать портфолио!

– Поздравляю. – Таня плюхнулась на табурет и отсалютовала грязной чашкой с недопитым чаем. – Значит, тоже эскортом занялась, да? Недолго мучилась старушка?

– Да ну тебя! Между прочим, ничего не было. Мы просто в ресторан сходили. Он очень приятный, добрый, нежадный, умный, симпатичный, все понимает, ни на чем не настаивает, – старательно перечисляла Нина.

– Ты что, влюбилась? – оживилась Таня. – Не болтай глупостей. Это просто работа. Как показ мод. Кстати, кто он?

– Иван Калмык.

– Иван Калмык? – удивилась Татьяна. – Так он же вроде на Эльвирке женат!

– На какой Эльвирке?

– Ну она еще что-то там поет. Погоди, сейчас вспомню. «Ты не любишь меня-я-я-я, ты погубишь меня-я-я-я!» – вдруг фальшиво запела Татьяна, подвывая на высоких нотах.

– А, эта, – отмахнулась Нина, – он мне о ней рассказывал. Они развелись. Да и потом, с чего ты взяла, что я влюбилась?

– А ты посмотри на себя в зеркало, – усмехнулась Танька, – у тебя же это на лбу написано. Заглавными буквами.

Глава 5

Она была настоящей красавицей, эта девочка с необычным именем Александрина. Такую красоту редко увидишь на городских улицах. Да и на обложки глянцевых журналов так часто попадают стандартно-сексуальные блонды, копии пластмассовой американской куклы Барби. Аля же словно сошла с портрета художника эпохи Возрождения – огромные серые глаза, высокий выпуклый лоб, вьющиеся блестящие волосы. Ей было всего двенадцать лет, а на нее уже обращали внимание взрослые мужчины.

А необычным именем ее наградила мама. Сумасшедшая мама. Красная шелковая рубаха, какие-то драные польские джинсы, многочисленные плетеные браслеты на худых смугловатых руках – такой запомнила родительницу Александрина. К тому же, когда Аля пошла в первый класс, маме исполнилось всего двадцать два года. Молоденькая хипповка плохо вписывалась в мрачноватую Москву начала семидесятых.

Эта экстравагантная женщина называла себя Даймонд и мечтала стать певицей. У нее и правда был сильный голос – глубокий и оригинальный, но репертуар совершенно не подходил для советской эстрады того времени. Даймонд виртуозно исполняла матерные блатные частушки – под аккомпанемент шотландских свирелей и африканских тамтамов. Впрочем, на некоторых московских кухнях ее принимали на ура.

У этой необычной певички была масса наистраннейших знакомых – в основном эксцентричные полу-маргинальные личности, считающие себя художниками, писателями и поэтами. Лучшей маминой подругой считалась сорокалетняя Ира Галина, в узких кругах известная как Ирка-Хохлома. Хохлома была валютной проституткой. Она и подругу уговаривала попробовать, но у той все же хватило ума отказаться. Забавно, но именно Ирка-Хохлома и устроила судьбу Александрининой мамы – причем вопреки собственному желанию. Был у нее клиент – итальянец русского происхождения с неподходящим для иностранца именем Степан. Ирка даже замуж за него рассчитывала выскочить и уехать навсегда из Союза, и, кажется, итальяшка ее желание полностью разделял. Однажды Ирка привела его в какие-то гости похвастаться необычным кавалером. И зря. Потому что Алина мама тоже была там, и римский Степан потерял голову. Нельзя сказать, чтобы это было взаимно. Если честно, ей показалось, что он простоват и грубоват. Но это был шанс. И, неглупая от природы, Даймонд ухватилась за него. Короче, в итоге замуж за Степана вышла она, а Ирка-Хохлома так и осталась в Москве. Даймонд же вместе с дочкой Алей перебралась в Италию. Оттуда – в Америку, где Степану предложили неплохую работу в Лос-Анджелесе.

Александрина никогда не училась в школе. То есть она была бы рада, но, когда мама вспомнила об этом, девочке уже исполнилось двенадцать лет. Писать она не умела, читала с ошибками и говорила по-английски с чудовищным произношением. Даймонд махнула рукой на подрастающую дочь – что там Аля, когда у нее самой столько проблем! Во-первых, рассталась со Степаном. Во-вторых, умудрилась забеременеть от какого-то темнокожего рэппера. В-третьих, никак не могла найти себе работу. Посудомойкой или отельной горничной становиться не хотелось. Мечтала петь. Но если в патриархальной России ее репертуар считался экзотическим, то в свободной Америке подобные песни исполнял любой уличный шарманщик. Неудачливой певице ничего не оставалось, как спиваться и сходить с ума, а дочь тем временем развивалась и взрослела. Аля, конечно, была полностью предоставлена самой себе.

В тринадцать лет девочка выкурила первую сигарету с марихуаной. В четырнадцать не пришла домой ночевать. В пятнадцать стала завсегдатаем всех местных ночных клубов, даже тех, куда не пускали до двадцати одного года.

Мама тем временем ударилась в религию, читала Библию на русском языке, тихонько распевала псалмы и пыталась наставить взбалмошную Алю на путь истинный.

– Возлюби ближнего своего! – патетически восклицала мама.

И Аля возлюбила. На заднем сиденье автомобиля. На крыше небоскреба. Просто на траве. Даже в безумной толкотне модного ночного клуба.

Именно в ночном клубе шестнадцатилетней Александрине и улыбнулось счастье в лице полномочного представителя клуба, полноватого брюнета в смешных полосатых штанах. Он подошел к танцующей Але и сказал:

– А тебе известно, что ты красавица?

– Пошел ты, – огрызнулась она, продолжая танцевать. Аля уже проглотила таблетку экстези, ей хотелось только одного – движения, и чтобы музыка никогда не кончалась, и чтобы вокруг все танцевали! А тут какой-то урод пристает.

– Нет, я совсем не это имел в виду, – он усмехнулся, – знаешь, я менеджер модельного агентства «Голливуд моделз». Ты могла бы нам подойти.

– Пошел ты, – тупо повторила Аля.

– Ты под чем? – миролюбиво спросил он.

– А ты что, коп? Я не дура.

– Понятно, значит, под колесами. Знаешь, милая, лучше бы тебе этого всего не принимать. Короче, я оставлю тебе свою визитку, если надумаешь – позвони.

Она взяла визитную карточку, только чтобы он отвязался.

И конечно же не стала звонить. Что у нее, других дел мало? Но однажды, через несколько недель после Алиного знакомства с толстяком, визитную карточку нашла мать:

– Детка, что это у тебя?

– Да ничего, выброси. Какой-то тип привязался, наверное, трахнуть меня хотел.

– Ты думаешь? – заинтересовалась мама. – Расскажи поподробнее.

Александрина послушно рассказала, опустив разве что таблеточную тему. И Даймонд, обычно равнодушная, сосредоточенная только на себе, вдруг заявила:

– Аля, позвони ему! Вдруг он поможет хоть тебе выбиться в люди, раз уж у меня нечего не вышло. Позвони обязательно, слышишь? Такой шанс выпадает раз в жизни.

Так Александрина стала фотомоделью. Конечно, не сразу. Сначала ее заставили похудеть на восемь килограммов. В то время в Америке вошли в моду термокостюмы для похудания – так называемые «потелки», похожие на космический скафандр. Каждый день Аля надевала свою «потелку» и сорок минут бегала вокруг квартала.

Ей повезло. Она не походила на типичную американскую фотомодель, поэтому на нее сразу обратили внимание. Аля снялась для двух журнальных обложек и в трех телевизионных роликах. Она активно участвовала в показах мод, и через несколько месяцев они с Даймонд переехали в более просторную квартиру ближе к центру.

Она могла бы стать и топ-моделью. Вполне могла бы.

Но вместе этого повторила судьбу своей матери – с точностью до наоборот.

Однажды на одном из показов мод Аля познакомилась с потрясающим мужчиной. Обычно расчетливая и циничная, тут она влюбилась с первого взгляда. Мужчина был русским, одним из первых кооператоров.

Его поразила хрупкая красота молоденькой землячки, и он предложил ей руку (разумеется, вместе с сердцем).

Так Аля вернулась на родину.

Ее первого мужа звали Иван Калмык.