Текст книги "Не родись красивой. Манекенщица"

Автор книги: Мария Королева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

На Нининых глазах одна девушка растоптала остренькими каблучками флакон дорогих духов своей приятельницы только за то, что та в очередной раз преуспела более, чем она.

– Что ты делаешь? – испугалась Нина, нечаянно ставшая свидетельницей этого хулиганства.

– Ничего особенного, – нагло усмехнулась девчонка, – это будет ей наука, чтобы нос особо не задирала. А если кому расскажешь, пожалеешь!

Однажды Нина приехала на один из показов на такси. Скользкий асфальт был плотно усыпан рыхлым желтым снегом, автомобили плелись, словно унылый караван сухопутных черепах. Нина опоздала почти на целый час, пропустила репетицию, ее еле успели наскоро загримировать, ей выдали платье – льняной балахон был ей безнадежно велик, в этом одеянии девушка походила на бездарную карикатуру на Понтия Пилата.

– Сама виновата, пришла бы вовремя, досталось бы тебе что-нибудь более приличное, – рявкнула на Нину пожилая костюмерша, – даже не знаю, хватит ли тебе обуви. Спроси у Людки, это наша ведущая модель, вроде ей дали померить две пары туфель. Возьми у нее, какие ей не подошли, и топай сразу на «язык»!

Людкой она называла Людмилу Барановскую.

Людмилу Нина застала за сокровенным процессом – с помощью коричневого косметического карандашика знаменитая модель делала более заметной родинку над верхней губой.

– Ну чего тебе? – резко спросила она. Люде явно не нравилось, когда кто-то бесцеремонно нарушал ее одиночество. Она недовольно обернулась и, увидев Нину, ядовито произнесла: – А, кажется, сама Нина Орлова пожаловала! Не тебе ли, если верить сплетням, я должна уступить свое местечко?

– Не я распространяю слухи, – спокойно возразила Нина. – А пожаловала я вот зачем: костюмерша сказала, что у тебя есть лишняя пара туфель.

– Подожди минут пятнадцать, вот закончу с макияжем и посмотрю. – Барановская вновь уставилась в зеркало.

– Но мне уже на «язык» пора, мой выход через пять минут!

– Ладно, сейчас! – Люда раздраженно отшвырнула карандашик и скрылась за дверью. Через несколько минут она появилась, неся в руках элегантные темно-серые лодочки на тоненькой шпильке. – Учти, я за туфли расписываться не буду, теперь они на твоей совести.

– Хорошо, хорошо, – вежливо улыбнулась Нина и, подхватив туфельки, унеслась к подиуму.

– Орлова! Где тебя носит?! – накинулся на нее режиссер показа. – Уже двоих выпустили перед тобой, надевай башмаки – и марш на «язык»!!!

Нина быстро надела туфли, сделала несколько шагов и вдруг почувствовала острую боль в ногах – ее ступни словно резали тысячи маленьких ножиков. Она хотела было присесть на краешек стула, снять обувь и посмотреть, что случилось, но в этот момент помощник режиссера буквально вытолкнул ее вперед, и Нина оказалась на залитом светом подиуме. Кто-то зааплодировал ее нелепому балахону, а может быть, ей самой… Ей пришлось ослепительно улыбнуться и мужественно пойти вперед, периодически останавливаясь, чтобы фотографам было удобнее запечатлеть ее причудливый наряд. Нина улыбалась и лукаво подмигивала многочисленным фотокамерам, а в это время миллионы миниатюрных палачей безжалостно терзали ее ступни. Она едва нашла в себе силы проделать обратный путь так, чтобы никто из зрителей ничего не заметил. Но, выйдя из поля зрения фотокамер, девушка буквально упала на пол. К ней подбежала костюмерша:

– Ты что, с ума сошла?! – закричала она, грубо хватая Нину за локоть. – Валяешься на грязном полу прямо в костюме. Напилась небось и ничего не соображаешь. Да ты хоть знаешь, сколько стоит это платье? Тебе на него за всю жизнь не заработать, вешалка безмозглая!

Нина не обратила никакого внимания на оскорбительные крики; с искаженным от острой боли лицом она скинула туфли, посмотрела на свои ноги и чуть не потеряла сознание от ужаса – ее изящные загорелые ступни были исполосованы множеством кровоточащих ран. Костюмерша потрясенно замолчала; вокруг плачущей Нины уже собралась толпа.

– Что случилось?

– Какой кошмар? Кто это ее так?

Кто-то обратил внимание на красивые серые туфли, валяющиеся возле Нины. Какая-то манекенщица засунула ухоженную ладонь в изящную лодочку и тут же громко вскрикнула:

– Мамочки, они кусаются!

– Кто кусается, дурища? – Постановщик взял в руки туфельку.

– Рука, моя рука, – девушка продемонстрировала всем окровавленные пальцы, – что скажет моя маникюрша? – завопила она.

– А не надо в следующий раз лезть своими руками куда не просят, – мрачно перебил постановщик, – в туфлях раскрошенное стекло. – Нина, где ты их взяла?

– У Люды, – Нина вытерла лицо грязноватой ладонью, – мне их дала Людмила Барановская.

– Это правда? – спросил постановщик у Людмилы, которая стояла вместе со всеми и с сочувствующим видом возмущалась подлостью анонимного Нининого недоброжелателя.

– Нет, конечно, – нагло ухмыльнулась Барановская, – я вообще не знакома с этой девушкой. Просто она в состоянии шока, вот и придумывает непонятно что. А туфли она взяла у костюмерши, я сама видела.

– Она врет! – возмутилась Нина. – У костюмерши не было туфель, вот она и отправила меня к Барановской. Это слышали все, все могут подтвердить.

Костюмерша, обычно строгая и неулыбчивая, вдруг ласково погладила Нину по голове:

– Не волнуйся, детка, у тебя и правда нервный шок. А Людочка права, я сама дала тебе туфли, неужели ты не помнишь? Только вот ума не приложу, кто же положил туда битое стекло?

– Теперь это никак не вычислишь, – вздохнул постановщик, – в гримерке, как всегда, было полно народу. Скорее всего, кто-нибудь из вешалок.

– Ну вот видите, а меня обвинили, – пожала плечами Людмила.

Нина видела, как знаменитая манекенщица отошла от окружающей Нину толпы, небрежно накинула на плечи эксклюзивную шубку от «Йоджи Ямамото» и пошла прочь – холеная, надменная, закутанная в легкий кружевной мех.

Почти месяц после этого происшествия Нина не могла носить ничего, кроме меховых домашних тапочек, да и то на три размера больше. Каждый день она меняла повязку на израненных ногах. Первое время Нина даже не могла встать с кровати, потом постепенно привыкла к постоянной боли при ходьбе. Но, разумеется, ни о каких показах мод и речи быть не могло.

Вдобавок Нина потратила почти все свои сбережения – фрукты, лекарства, визит к дорогому хирургу.

Почти каждый день ей звонила Александрина.

– Деточка, как ты себя чувствуешь? – фальшиво-беспокойно спрашивала она.

– Скоро смогу выйти на работу, – бодро отвечала Нина, понимая, что это волнует президентшу гораздо больше, чем Нинино самочувствие.

– Да, ты уж, пожалуйста, не затягивай. А то молодые наступают на пятки. Так недолго и из агентства вылететь.

Однажды Аля предложила ей работу на дому.

– Ты не представляешь, Ниночка, как тебе повезло! – прощебетала она. – Ты, разумеется, не забыла о том, кто такой Иван Калмык?

– Нет. – Нина вскочила с кровати и тут же мысленно отругала себя за слишком искреннюю реакцию.

– Ну так вот, он спрашивал про тебя. Я, конечно, все ему рассказала. Он возмущен, полон сочувствия и хочет тебя навестить.

– Здорово! – вырвалось у Нины.

– Естественно, не бесплатно.

– Что?

– Он просил у меня твой адрес, а я сказала, что адрес дать не могу. Зато могу его продать, – похвасталась Александрина, – я сказала, что Ниночка у нас самая дорогая девушка. Слукавила, конечно, но чего не сделаешь ради бизнеса! Я сказала ему, что несколько богатых бизнесменов уже навещали тебя и заплатили за твой адрес двести долларов!

– А он?! – Нина почувствовала желание разбить телефонный аппарат, просто со всей силы грохнуть его о стену. Хотя аппарат-то тут при чем?

– Он согласился! Так что без денег ты не останешься! Даже сидя дома.

Глава 8

Иван Калмык действительно ее навестил. После разговора с Алей Нина все время была внутренне готова к этому визиту. Она даже сменила старый, заношенный домашний халат на симпатичный спортивный костюмчик. Этот копеечный костюм был куплен Ниной с рук у метро, однако очень ей шел. Каждое утро Нина делала легкий макияж – немного прозрачной розовой пудры, еле заметные румяна, удлиняющая тушь для ресниц.

Но, разумеется, когда Иван Калмык все-таки пришел, Нина оказалась к его визиту неподготовленной. Она как раз нанесла на лицо грязевую маску для очистки кожи. И в это время в дверь позвонили. Нина, босая, с плотно сжатыми губами добралась до входной двери, проклиная Валю и Таню, постоянно забывающих дома ключи. Она долго возилась с замками, а когда наконец распахнула дверь, не поверила своим глазам – перед ней стоял Иван Калмык, загорелый, в светло-бежевом свитере и джинсах. Джинсы, надо сказать, необычайно ему шли, он выглядел мальчишкой, сбежавшим с последнего урока. Хотя какой мальчишка – полголовы седых волос?

– Нина, мне можно войти, – вежливо поинтересовался он, внимательно ее рассматривая, – или я не вовремя?

– Конечно, проходи, почему не вовремя? – светски улыбнулась девушка, совершенно позабыв про грязевую маску. – Проходи на кухню. Нет, лучше в комнату. Тебе чай или кофе?

– Кофе. – Он уселся на разобранную кровать.

Нина засуетилась, вымыла самую красивую чашку и пожалела о том, что кофе у нее только растворимый. И сладкого, как назло, ничего не осталось – сластены соседки съели всю пастилу…

Однако выяснилось, что Калмык принес с собой коробку дорогих шоколадных конфет. Нина ела эти конфеты, позабыв о диете, – кажется, никогда она не вкушала ничего более нежного, тающего во рту.

– А еще говорят, что в России самый лучший шоколад, – с набитым ртом заметила она, – помнишь, всегда считалось, что у нас лучшие в мире фигуристы, лучшее мороженое и лучший шоколад. А я недавно попробовала итальянское мороженое – так оно вкуснее нашего раз в десять… И шоколад тоже, как выяснилось.

– Зато фигуристы у нас действительно самые лучшие, – патриотично заметил Иван, – если это, конечно, может тебя утешить. А я, кстати, больше люблю московские конфеты. «Мишки», «Маски» и особенно «Каракумы».

Нина видела, что Иван тоже немного смущен. Неужели она и в самом деле ему нравится? Почему он так странно на нее смотрит?

– Ты знаешь, Ваня, – вдруг выпалила она, – Александрина сказала мне, что ты заплатил двести долларов за мой адрес.

Он удивленно вскинул брови.

– Она сказала, что двести? Вообще-то я триста заплатил.

– Неважно. Она меня обманула. И тебя, кстати, тоже.

– В смысле?

– Ну она сказала тебе, что некоторые бизнесмены меня уже навещали, да? И тоже платили за мой адрес.

Он взял ее руку в свои ладони: они были горячими и сухими.

– Ниночка, не оправдывайся, не надо. Ты мне и в самом деле нравишься, поэтому я и пришел, как только узнал, что с тобой случилось. Я с удовольствием буду помогать тебе, в том числе и материально, если понадобится. А вот твои остальные мужчины меня не интересуют. Я понимаю, что юной девушке в этом городе нелегко. Так что остальных мужчин для меня просто нет. И не надо об этом. Договорились?… Нина, мне, конечно, неловко спрашивать… – вдруг замялся он. – Но… что у тебя с лицом?

– Ничего, – удивилась она. Погладила свою щеку и вдруг подскочила, словно ее ужалила пчела: – О боже, маска! Как я могла забыть?! Маска же, маска! О нет!

Со стоном она выбежала из комнаты, уставилась на себя в зеркало. Только что она кокетничала с Иваном, абсолютно уверенная в своей неотразимости, а сама в это время была похожа на темнокожего бродягу, страдающего проказой!

В комнату она вернулась с чисто умытым лицом, покрасневшая, взволнованная. Что он теперь ей скажет?!

– Нина. Ты прелесть, – улыбнулся Иван Калмык, – если честно, я никогда не встречал такой девушки, как ты.

У него мягкие ладони. Интересно, это от природы или потому, что он еженедельно делает маникюр? У него на щеках трогательные ямочки – они появляются, когда Иван улыбается. Ну прямо как у легкомысленной пятнадцатилетней кокетки! У него необычные глаза – сине-зеленые, с серыми крапинками вокруг зрачков.

– Таня, по-моему, я влюбилась, – это признание вырвалось у Нины в одну из тех редких ночей, когда Татьяна была дома.

– Дай поспать, – заворчала соседка. У Тани было плохое настроение – вожделенную съемку для журнала «Красота» отложили еще на неделю. – А то, что ты влюбилась, я уже давно поняла. Ты уже столько дней ходишь как блаженная, ничего не замечаешь.

– И что же мне делать?

– Как будто бы сама не знаешь, – хмыкнула Танька, – надо сделать все, чтобы он на тебе женился. Станешь новорусской женушкой, в меха оденешься, плохо ли? – Она вздохнула.

– Нет, ты не понимаешь. Я и в самом деле в него влюбилась – совсем не ради выгоды. Мне все равно, сколько у него денег. Когда я начну наконец нормально зарабатывать, я верну ему те доллары, которые он платил мне за эскорт.

– Ну и дура, – зевнула Татьяна.

– Он самый лучший, – Нина словно не слышала ее реплики, – он такой взрослый и в то же время такой мальчишка. Он меня понимает, и он заботливый. Он добрый.

– Ну прямо Дедушка Мороз, – хихикнула Таня, – ну а каков он в постели?

– Не знаю.

– Как это? – Соседка даже приподнялась на одном локте. – Ты хочешь сказать, что умудрилась с ним еще не переспать?!

– Нет. Как-то не пришлось.

Таня расхохоталась:

– И после этого ты еще хочешь его завоевать. Дурочка ты. Да он тебя и как женщину-то, наверное, не воспринимает. Так, красивая картинка, Барби пластмассовая для демонстрации знакомым.

– Значит, ты считаешь, что уже пора? – серьезно спросила Нина.

– Давно пора, – хихикнула Танька. И отвернулась к стене.

И Нина решилась. Несколько ночей не могла уснуть от нервного возбуждения. Все мысленно проигрывала перед глазами эту сцену: «Иван, а не пора ли нам познакомиться поближе?» – «О да, дорогая!» Как это будет выглядеть на самом деле? Что ей сказать? Сыграть роль роковой соблазнительницы? Исподлобья взглянуть ему в лицо и, понизив голос до хрипловатого шепота, томно заметить: «Я так люблю голубоглазых мужчин!» Нет, только не это. Как глупо. И пошло – как в латиноамериканском сериале. А может быть, вообще говорить ничего не стоит? Ласково взглянуть, взять его за руку? Он же не дурак и сам, должно быть, все понимает.

Нина выкроила немного денег (целую неделю одной гречневой кашей питалась) и приобрела в ближайшем магазине черный пеньюар из полупрозрачных кружев. Кружева, разумеется, были синтетическими и колючими, зато Нина стала похожа на девочку с обложки легкомысленного журнала для мужчин.

Она была готова, как спортсмен, ожидающий выстрела стартового пистолета. Но пистолет молчал – Иван Калмык почему-то Нине больше не звонил. И тогда она решилась на фальстарт. Позвонила Але и между делом с самым независимым видом поинтересовалась:

– Алечка, ты ведь общаешься с Иваном? Ну как там его фамилия? Ты же поняла, о ком речь.

– А что? – подозрительно спросила Александрина.

– Ты понимаешь, кажется, я обронила в его машине кольцо. Не могла бы ты дать мне номер его мобильника?

– Какое кольцо? Ты же не носишь украшений. – Аля была бдительна, как вахтерша в Доме кино.

– Ну у меня есть одно колечко. Золотое, с маленьким фианитом. Мне его мама подарила, когда я конкурс «Мисс Егорьевск» выиграла, – вдохновенно врала Нина, – так вот, я точно его там обронила. Просто больше негде. Пожалуйста, помоги.

– Но вы, кажется, никуда не ездили с ним в авто, – не унималась Аля, – в последний раз он к тебе домой приходил. Ты же еще не выходишь из-за порезанных ног. А до этого вы долго не виделись.

– Ну, значит, еще раньше обронила. Поверь мне, я точно знаю, что мое колечко там. Дай телефон.

– Нехорошо, Нина. Ты просто хочешь работать с ним напрямую, – возмутилась президентша, – ты знаешь, что он к тебе неравнодушен. И решила встретиться с ним не через агентство, а сама по себе. Чтобы самой получить все денежки. Но я слишком опытна в таких делах, так что тебе не удастся меня обмануть. В следующий раз придумай легенду подостовернее.

– Аля, да я не вру. – Нина чуть не плакала. Она скорее по инерции продолжала уговаривать, хотя уже знала наверняка, что никакого номера Аля ей не продиктует. Слишком она подозрительна и расчетлива. Настоящая бизнес-вумен.

– И вообще, – в Алином голосе зазвенел металл, – я хотела серьезно с тобой поговорить.

– О чем?

– О том. Заказчики уже несколько раз тобой интересовались. Так дальше не пойдет, мне просто придется удалить твои фотографии из банка агентства. Когда ты сможешь работать?

– У меня был врач позавчера, он сказал, что я иду на поправку, – старательно объясняла Нина, – он сказал, что еще неделю мне надо будет ходить в поликлинику на массаж, чтобы вернуть стопам чувствительность. И через месяц я уже смогу ходить по подиуму.

– Через месяц? – взвизгнула президентша, и Нина, поморщившись, отодвинула телефонную трубку подальше от своего уха. – Через месяц?! Ты что, издеваешься? Между прочим, я говорила с Таней, и она сказала, что ты спокойно ходишь по квартире.

– Так то ж в тапочках. Притом в мужских.

– Вот и прекрасно. Я выдам тебе туфли сорок второго размера, у меня есть одни такие. Для кобылиц держу, а то им очень сложно достать модельную обувь. Так что в понедельник у тебя показ.

– Но… я…

– Что?

– Ничего. А что за показ? – вздохнула Нина. Не хватало еще потерять работу.

– Умница, я так и знала, что ты согласишься. Ничего особенно сложного. Это показ нижнего белья в ночном клубе «Алая роза». Новый клуб, вряд ли ты его знаешь.

– Я никогда не демонстрировала белье, – замялась Нина.

– У тебя типично бельевая фигура, – хихикнула Александрина, – знаешь, в модельном бизнесе есть даже такой неофициальный термин – бельевая модель. Не каждая вешалка может себе позволить раздеться до купальника. В основном манекенщицы – тощие анорексички. Все ребра видны, и белье на них смотрится убого. А вот на тебе хорошо. На боди-арт-шоу все были от тебя в восторге.

– И не напоминай мне этот позор, – простонала Нина, – а что, это белье тоже будет… хм-м… эротическим?

– Нет, конечно. Простое трикотажное белье. Ладно, если ты так хочешь, я предупрежу стилиста, чтобы он подобрал для тебя самые закрытые варианты, – с легким раздражением добавила Аля, – так что не забудь. Понедельник, клуб «Алая роза», двадцать два ноль-ноль.

А в воскресенье ей позвонил Иван Калмык:

– Ниночка? Извини, что так долго не появлялся, мне пришлось смотаться по делам в Мексику.

– В Мексику? И что, ты был на пирамидах ацтеков?

– Был, – снисходительно подтвердил он, – и даже привез тебе подарок. Надо бы встретиться.

Нана сказала, что будет готова через десять минут; она подвела веки синим мягким карандашиком (рука дрожала, получилось только с третьего раза), надела свое любимое платье и положила в сумочку черный пеньюар и зубную щетку.

– Девочки, меня не ждите, – весело крикнула она Тане и Валечке.

– Что, святая невинность, решила подзаработать? – усмехнулась Татьяна. – Похвально, Нинель, похвально.

Нина не стала ничего объяснять, она лихорадочно зашнуровывала ботинки в прихожей и успела услышать, как большеглазая Валечка испуганно поинтересовалась:

– Тань, а почему она сказала, что не придет ночевать? Неужели Нина тоже занимается эскортом? Я думала, что она такая же, как я…

– Дурочка, она и есть такая, как ты. Ты тоже от этого никуда не денешься, поверь мне. Лучше бы оставила свои дурацкие принципы!

– Я никогда этим не займусь, – гордо сказала Валя.

А Нина уже неслась по лестнице вниз, перепрыгивая через три ступеньки. «Пусть говорят обо мне что хотят, – весело думала она, – даже смешно, что Танька так про меня думает!»

А шикарный «мерседес» Ивана был уже запаркован возле ее подъезда. И он стоял, облокотившись на открытую дверцу, смотрел вверх (хотел найти ее окна?!) и задумчиво курил свою ментоловую сигарету.

– Ваня! – Нина перепрыгнула через огромную лужу и неожиданно для себя самой уткнулась в кашемировый воротник его наимоднейшего пальто. От Ивана приятно пахло мужскими духами «Йоджи Ямамото». Он очень удивился ее реакции, но не подал виду, только приобнял за плечи и поцеловал в макушку.

– Я вижу, ты уже совсем здорова.

– Просто я так рада тебя видеть, что забыла о ногах, – выпалила она, – и потом, мне все равно завтра на работу. Аля сказала, что не будет больше ждать меня.

– Так что у тебя завтра? – спросил он, скорее из вежливости, открывая перед ней дверь авто.

– Нижнее белье, – Нина наморщила нос, – ничего, конечно, хорошего. На неделю высокой моды в Париже меня почему-то пока не берут.

– Какие твои годы.

Нина только сейчас заметила, что сегодня с Иваном не было водителя, он сам сел за руль.

Машину вел по-мужски жестко, быстро, четко. Воскресная Москва – это автомобильный рай в любую погоду. Пробок нет, и за какой-то час можно легко пересечь город с севера на юг.

Он привез ее в маленький ресторанчик за Кольцевой дорогой. Ресторанчик смотрелся как не слишком дорогая забегаловка – пластмассовые стулья, навязчивый запах шашлыков. Нина немного удивилась, но Иван объяснил:

– Ниночка, гурманы знают, что здесь самый лучший во всей России шашлык. Ни в одном дорогом ресторане так не готовят. Прости, что я не предупредил, но, надеюсь, ты не откажешься его попробовать?

– С удовольствием! – В его компании она готова была съесть даже безвкусный уличный хот-дог, щедро приправленный дешевым кетчупом.

Шашлык действительно оказался сочным и вкусным; Иван заказал для своей спутницы крепкое красное вино и любовался, как она ест. А когда она расправилась с шашлыком, он, порывшись в кармане, протянул ей нарядную бархатную коробочку.

– Что это?

– Обещанный подарок.

Нина открыла коробочку – на бархатном ложе поблескивало золотое кольцо, усыпанное мелкой брильянтовой крошкой. А в центре была выгравирована какая-то сложная таблица. Нина никогда не держала в руках такой красоты.

– Но… зачем? – У нее даже сел голос, Нина знала, в каких случаях принято дарить такие кольца, но поверить в это не могла.

– Тебе нравится? Целый час выбирал.

– А что… а что это за таблица?

– Это лунный календарь ацтеков, темнота. Не знаешь, наверное, что ацтеки изобрели календарь?

– Но… это такой дорогой подарок. Почему ты решил мне его сделать? – Ей не терпелось расставить точки над «и».

– Понимаешь… – замялся Иван Калмык, – понимаешь, когда я в Мексике был, мне позвонила Аля. Ну твоя начальница Александрина Шустряк. Она сказала, что ты вроде бы обронила в моей машине кольцо. Мой водитель ежедневно убирается в машине, но он ничего не находил. Вроде как получается, что я у тебя колечко украл. И я решил… так сказать, возместить убыток. – Он улыбнулся.

Нина разочарованно вздохнула.

– Никакого кольца я не теряла, – призналась она, – просто хотела узнать номер твоего телефона, вот и придумала предлог. Так что мог бы и не покупать для меня такую дорогую вещь.

– Но я все-таки купил, – он взял ее за руку, – расслабься, Нина. У меня много денег, и этот подарок для меня совсем не разорителен. Вот если бы я подарил тебе трехэтажный особняк на Голливудских холмах, ты могла бы еще сказать, что тебе неудобно его принять… Ты уже доела? Мы можем ехать?

Она торопливо опустошила стаканчик, накинула на плечи пальто и кое-как замотала вокруг шеи старенький шарф.

Вот он, переломный момент. Как бы намекнуть Ивану, что она готова поехать к нему?

Как уверенно ведет он свой «мерседес». Он даже не смотрит на Нину, и она видит его безупречно постриженный висок и голубой лед его глаз в зеркальце. Как неудобно все получилось!

И всю дорогу, до самого своего подъезда, Нина мучительно соображает, что бы ему сказать. Как бы так повернуть разговор, чтобы он пригласил ее в гости? Как доказать ему, что она все-таки немного темпераментнее резиновой Барби?

– Ну что, Нинель, вот мы и приехали, – он распахнул перед ней дверцу, – прошу, мадам!

– Я мадемуазель. – Нина не тронулась с места. Он внимательно посмотрел на нее, вопросительно вскинул брови. Нина улыбнулась – она думала, что весьма многозначительно, а Ивану показалось – растерянно…

– Ну что ж… – Он помолчал, потом громко хлопнул дверцей и вернулся на водительское место. – Что ж, если ты так хочешь… Значит, так оно и будет.

Всю дорогу молчали. Выяснилось, что у Ивана собственный домик в Серебряном Бору – двухэтажный и аккуратный.

– Не люблю квартиры, они тесные и безликие, – объяснил он, как Нине показалось, неохотно.

Она скромно уселась в кресло – это было шикарное кресло из темного дуба в стиле итальянской классики. Он подал ей бокал, на дне которого плескалась золотистая жидкость – как выяснилось, неразбавленный мартини. Нина старательно отводила глаза, она уже успела мысленно отругать себя за свою собственную смелость.

– Ну и что мы будем делать? – насмешливо спросил он, присаживаясь на краешек стола.

– Ну… можно… – Она умоляюще взглянула ему в лицо, надеясь, что он догадается немного смягчить акценты.

– Ванная наверху, – вдруг сказал он, – по коридору направо. А моя спальня как раз напротив.

Почему она не чувствовала себя роковой и желанной? Почему ей совсем не хотелось надевать пресловутый пеньюар? Это все из-за Ивана, это оттого, что он изменился. Но почему? Она явно нравилась ему, он так трепетно к ней относился, ухаживал… Букет дорогой подарил с цветной капустой, в зоопарк водил. Зоопарк – это убедительный аргумент. В ресторан, в ночной клуб или сауну можно пригласить и случайную подружку, но в зоопарк – только любимую женщину. Так Нина считала, и кто бы смог с ней поспорить?

Может быть, он просто шокирован ее откровенностью? Может, его привлекала Нинина невинность и неиспорченность, а вот теперь он в ней разочаровался?

Так или иначе, у нее нет обратного пути. Сейчас невозможно уйти так, чтобы ничего не испортить. Уйти интеллигентно.

Нина стояла на чистом кафельном полу с подогревом и рассматривала себя в зеркало во весь рост. У Ивана была шикарная просторная ванная – лаконичная по-мужски. Плитка цвета горького шоколада, сама ванна под коричневый мрамор, в распахнутом стеклянном шкафчике бесконечные пузырьки и флакончики. Это не Нина. Это одушевленное женское любопытство подошло к шкафу и принялось, азартно перебирать пузырьки. Так, это у нас что? Гель для душа. Масло для ванн. Массажное масло. Ванночка для рук. Омолаживающая маска для лица. Ничего себе! Иван Калмык увлекается косметическими масками?

А вот полка, целиком заставленная нарядными фирменными флаконами – одеколоны, дезодоранты, духи. Зачем одному человеку столько ароматов? Нина всегда считала, что гораздо лучше и стильнее найти свой, единственный. «Кензо», «Ямамото», «Кельвин Кляйн», «Герлен», «Соня Рикель», «Хьюго Босс»… А вот какой-то необычный флакончик – розовый, в виде обнаженной женской фигурки. Жан-Поль Готье – женская туалетная вода. Значит, у него ночуют женщины?…

В следующие несколько минут немного взвинченная Нина обнаружила на одной из полочек золотисто-бежевую пудру, карандашик для губ, несколько губных помад и… целую коробку с нераспечатанными зубными щетками.

У нее тотчас же испортилось настроение. Она, Нина, попала в дом к ловеласу. Сама напросилась. Интересно, утром он предложит ей воспользоваться «общей» пудрой?

Нино, ты случайно не утонула? – насмешливо поинтересовался Иван из-за закрытой двери. – Я по тебе соскучился, давай быстрее.

Она наспех подровняла флакончики и выскользнула из ванной.

Иван ждал ее в постели.

– Ты прямо как секс-бомба, – одобрил он ее новый пеньюар. – А я-то думал, что ты Снегурочка.

– Я и есть Снегурочка. – Она скромно присела на краешек его кровати.

– Сейчас проверим. – Он одним движением опрокинул ее на кровать, Нина смеялась и барахталась, а он шутил и гладил ее волосы и спину, потом раздраженно отшвырнул черные кружева в сторону и стал ее целовать.

Она же, слегка пьяная, изо всех сил старалась казаться страстной – этакая помесь Мерилин Монро, Брижит Бордо и Памелы Андерсон.

На самом деле Нина чувствовала себя как парашютист перед первым прыжком – там, внизу, в синеватой прозрачной дымке, зеленеет земля, и остался всего один шаг, перед которым дрожат колени и хочется кричать.

Нина и кричала – глухо и громко, вопила, как продажная девка и сама удивлялась своей раскованности.

Иван Калмык стал ее первым мужчиной. Еще несколько часов назад Нина раскаивалась в своей смелости, ей отчаянно хотелось накинуть на плечи пальто и незаметно сбежать домой. А теперь она чувствовала себя абитуриенткой, успешно сдавшей последний экзамен в престижный институт. У нее даже пальцы от возбуждения дрожали, она хохотала как помешанная и одновременно плакала, а он сначала пытался ее успокоить, но потом махнул рукой.

– Нина, ты же сумасшедшая, – сонно повторял он, – ты совсем сумасшедшая.

– Но это же хорошо. – Она положила голову ему на плечо. Только сейчас Нина заметила, что на потолке в его спальне была нарисована странная картина – женщина, сидящая на троне и обнимающая лебедя. – Что это?

– Это Гала Дали, – пояснил он, – такая картина была в доме автора, тоже на потолке. Я заказал копию одному эстету. Он неплохо копирует Дали и Климта.

Нина промолчала. Она не знала, кто такой Климт.

– Я специально ездил в Испанию, чтобы побывать в музее Сальвадора Дали, – он закрыл глаза, – в Фигейрасе. Я провел там семь часов.

– Везет тебе. Ты так много путешествуешь.

– В твоем возрасте я еще нигде не был. Да оно и понятно, такое было время. Не волнуйся, Нино, все у тебя еще будет. Весь мир посмотришь. Может быть, я тебя куда-нибудь свожу. Куда ты хочешь?

– В Бразилию, – быстро сказала Нина.

– Где много диких обезьян? – рассмеялся он.

– Нет. На карнавал. Представляешь, я буду в коротенькой алой юбке, и на моей обнаженной груди будет тысяча сверкающих ожерелий, – она мечтательно зажмурилась, – ну, и перья на голове, разумеется.

Почти всю ночь они болтали вот так ни о чем. Почему после нескольких минут близости так хочется обсудить какие-то милые глупости?

Нина так и уснула – на его плече.

Удивительный сон увидела Нина Орлова в ночь на понедельник. Снились ей бабочки – миллионы порхающих бабочек. Большие, с головку сыра «Эдам», с разноцветными узорчатыми крыльями и совсем крошечные полупрозрачные мотыльки. Нина в том сне улыбалась, на ней было цветастое платье-клеш, она в нем так красиво кружилась, а бабочкины крылья приятно щекотали ее лицо.

– Сейчас умру от смеха, – сказала она и проснулась.

Настенные часы утверждали, что уже полдень. Она бы еще дольше спала, если бы Иван не оставил занавески раскрытыми. Понедельник был по-весеннему ярким, солнечные зайчики играли в салочки на Нининых щеках.

– Ваня. – Она лениво зевнула, протянула руку и наткнулась на уже остывшую подушку.

Открыла глаза. Его половина кровати была аккуратно застелена. «Ах да, он же предупредил, что ему надо на работу».

В дверь постучали.

– Кто там? – Нина испуганно зарылась в одеяло.

На пороге стояла пожилая женщина с простым, усталым лицом. На ней были недорогие брючки и мятая футболка, и Нина поняла – домработница.