Текст книги "Попутчики (СИ)"

Автор книги: Мария Демидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– А если чужое решение окажется удачным? Оно что, станет хуже от того, что ты не одобрил его заранее?

Попутчик дёрнул плечами и упрямо нахмурился.

– Это моя жизнь, Мышь. И только я могу решать, что с ней делать. И чего не делать.

– Даже если ты ошибаешься?

– Да. Лучше страдать от собственных ошибок, чем от чужих. Чтобы не приходилось винить кого-то, кроме себя.

– И сохранять иллюзию контроля?

Попутчик промолчал, но это молчание сказало Мэй больше, чем любые слова.

– Я понимаю, почему для тебя это так важно, – произнесла она тихо. – Мне кажется, что понимаю. Самостоятельность, контроль… Ты так долго отвоёвывал это право у собственного поля. Неудивительно, что теперь не хочешь его уступать. Но я понимаю и ещё кое-что. – Она тоже встала, подошла ближе, поймав его взгляд. Впилась глазами в темноту зрачков, словно якорь бросила – чтобы не отступить, не промолчать, не передумать. – Я понимаю, почему ты писал мне эти дурацкие записки. Такая несусветная глупость – странная, нелогичная, отдающая безумием… Глоток хаоса во всей этой рассудочности, правда? Попытка вырваться из клетки обстоятельств. Но знаешь что? – Она сделала ещё шаг и остановилась, прикованная к месту его молчаливым вниманием. – Ты не вырвешься, пока не научишься доверять. И разделять с кем-то тяжесть, которую сейчас пытаешься волочь один. Не потому, что ты не справишься сам, а потому, что… – Глаза вдруг заволокло блестящей пеленой, и Мэй сморгнула её, прогоняя горечь – от того, что, в отличие от упрямого физика, свой путь она вынуждена будет пройти в одиночку. – Твоя семья, твои друзья… Они беспокоятся о тебе. И, может быть, их забота – не повод принимать боевую стойку и палить из всех орудий? Может, лучше начать с разговора? Объяснить? Выслушать? В конце концов, они же не смогут лишить тебя воли и навязать помощь, которая тебе не нужна. Я не верю, что из тебя действительно хотят сделать безропотную марионетку. – Она помолчала, ругая себя за глупые нравоучения. И добавила прежде, чем успела задушить неожиданный порыв: – Но, если вдруг придётся отбиваться и отстреливаться, я могу подавать патроны.

* * *

– Нет, нет, Гордон! Ты не играешь! – Костлявый парень в сбитой на ухо бандане возвышался над студентами, рассевшимися вокруг лежащей прямо на полу бутылки, и протестующее махал руками.

– Это почему? – полюбопытствовала Мэй, щурясь от светомузыки, делавшей лица и фигуры похожими на мозаичные панно.

– Он мухлюет! – сообщил заводила и тут же, бодро покачиваясь, перешагнул через будущих игроков, чтобы приблизиться к собеседникам.

– Все мухлюют, – усмехнулся Попутчик.

– Тебя не ловят! – возмущённо заявил костлявый и постарался принять как можно более галантную позу. – А вы оставайтесь, прекрасная леди. На кой он вам сдался?

«Хороший вопрос, – думала Мэй, отвечая какую-то бессмысленную ерунду, которая почему-то вызвала взрыв довольного хохота, и после – удаляясь от шумной компании, чтобы погрузиться в круговорот людей, звуков, света и магии. – Очень хороший вопрос».

Она сама удивлялась тому, что до сих пор находится здесь. Тому, что не отказалась, когда Попутчик вдруг предложил вернуться в зал и посмотреть, что там творится.

«Мне срочно нужен глоток хаоса», – сказал он.

И ещё: «Я никогда не оставался здесь до полуночи».

И: «Серьёзно, Мышь! Тебе понравится!»

Теперь она ловила себя на неожиданном смущении, осознавая, что ей действительно нравится. Нравится быть здесь. Нравится быть здесь с ним. Танцевать в вихре света и искр, когда музыка прошивает насквозь, выплетая в груди замысловатый узор, и тянет за невидимые нити, заставляя двигаться в такт. Чувствовать взгляды, направленные на Попутчика, но неизменно скользящие и по ней – с любопытством, с удивлением, с завистью. Смеяться и шутить с малознакомыми или вовсе незнакомыми людьми, которых её спутник притягивает, словно магнит. Следить за беззаботной болтовнёй, подбрасывать фразы – как сухие ветки в огонь. Это тоже было своеобразным танцем – подавать реплики и отбивать подачи, играть и подыгрывать. Быть каплей в водовороте, клочком пены на штормовой волне, и одновременно – чем-то большим. Быть вместе – среди смеха и ругани, маленьких трагедий, почти бесконтрольной магии и подогретых алкоголем страстей. Пьянеть от вина и от близости – непривычной, эфемерной, дразнящей. Дышать этой дикой, нефильтрованной свободой. Замирать от страха, но на самом деле – не бояться. Потому что сегодня – пусть только сегодня – она с ним и, если понадобится, под его защитой: в поведении Попутчика, в его взглядах и едва уловимых жестах это заявление сквозило ненавязчиво, но достаточно отчётливо.

Но больше всего ей нравилось видеть его таким – живым, ярким, лёгким. Искренним и счастливым – без фальши и притворства. Свободным. По-настоящему.

– Эй, Гордон!

Круглолицый парень двигался к ним с удивительной целеустремлённостью, едва не сбивая студентов, оказавшихся у него на пути. Впрочем, возможно, дело было в том, что он сам с трудом стоял на ногах, и попытка обогнуть препятствие обернулась бы неизбежным падением. Пожалуй, если бы Попутчик вовремя не шагнул в сторону, увлекая за собой Мэй, незнакомец так и врезался бы в них на полном ходу. Проскочив мимо, он круто развернулся, покачался на нетвёрдых ногах и, наконец обретя равновесие, торжествующе улыбнулся.

– Смотри, что у меня есть! – Попытка заглушить музыку сделала заговорщический шёпот похожим на сорванный крик.

– Мы знакомы? – уточнил Попутчик, с любопытством разглядывая нового собеседника.

– Нет. – Паренёк чуть смутился, но тут же приосанился, вытянулся во весь свой небольшой рост, решительно выпятив кадык. – Но можно же познакомиться! – Он подмигнул и протянул Попутчику раскрытую ладонь, на которой лежали две бурые таблетки, похожие на крохотные брикеты каких-то спрессованных водорослей. – Вот, за знакомство. – Он подмигнул ещё старательнее. – Меня Майк зовут.

Попутчик брезгливо поморщился.

– Отлично. Майк. Убери эту дрянь.

Паренёк удивлённо округлил глаза. Перевёл взгляд на Мэй и вдруг показался ей озадаченным ребёнком.

– Ну вы чего? Я же это… бесплатно, ну…

– Советую тебе так же бесплатно смыть их в унитаз.

– Да лааадно, – протянул Майк. – Типа шифруешься, да? Типа такой правильный? – Он пьяно хихикнул и снова подмигнул – будто распознал какую-то хитрую игру. – Как это… имидж, да? – Сунул таблетки в карман джинсов и констатировал: – Ну и дурак. Почему бы…

Он вдруг как-то странно икнул, выпучил глаза и начал заваливаться на собеседников, загребая руками воздух, но даже не пытаясь выставить их перед собой, чтобы смягчить падение. Упасть ему, впрочем, не дали. Попутчик перехватил нового знакомого, вернул его в вертикальное положение. Бросил раздражённо:

– Вот именно поэтому.

И не то повёл, не то потащил Майка к выходу из зала.

– Я могу помочь? – забеспокоилась Мэй: выглядел парень, мягко говоря, неважно. Правда, шёл сам и даже в ногах путался не на каждом шагу.

– Нет, до женского туалета я его не потащу, уж извини. Подожди здесь, ладно? – Попутчик улыбнулся ободряюще: – Да не бойся, очухается. Ему сейчас хорошо и весело. Правда, скоро будет плохо и больно. Но не смертельно. От большой дозы он бы не так дёргался.

Мэй попыталась поддержать Майка с другой стороны, но чуть не попала под удар его свободной руки и отступила. Парень вздрагивал и качался, тряс головой, то и дело норовил завалиться на бок, но Попутчик не давал ему сбиться с курса.

– Если увидишь кого-нибудь из дежурных преподов, пни их в нужном направлении, ага? Ему ещё часа два в отключке валяться, а я в сиделки не нанимался… И не делай такие страшные глаза! – Он настолько старательно изобразил, какие именно, что Мэй не удержалась от улыбки. – Не все мои знания из личного опыта. Развлекайся. Я скоро.

И скрылся за дверью.

На то, чтобы найти дежурного и рассказать ему о случившемся, понадобилось минут десять. И всё это время Мэй искала в себе решимость, чтобы сбежать не прощаясь. Искала – и не находила. Лишь раз за разом задавалась вопросом: как её угораздило так всё усложнить и запутать? И что теперь с этим делать?

«Завтра, – решила она, наблюдая, как преподаватель выходит из зала. – Всё, что я буду делать, я буду делать завтра. А пока… Есть ещё немного времени».

Как только за дежурным закрылась дверь, музыка сделалась тише, зато ожил микрофон:

– А сейчас, дорогие гости, вас ждёт маленький сюрприз! – весело заявил кто-то. Язык у говорившего слегка заплетался, но понять, пьян оратор или просто выделывается, было невозможно. – Сохраняйте спокойствие, расслабьтесь и получайте удовольствие!

Пару секунд ничего не происходило, а потом откуда-то с потолка обрушился поток белого дыма. Кто-то завизжал. Кто-то бросился к дверям. Мэй застыла на месте и попыталась задержать дыхание. Получилось плохо. Когда дым заполнил всё пространство зала, паника скрутила лёгкие жгутом. Неужели снова? Сердце забилось так, будто Мэй только что взбежала на третий этаж по ступенькам. Она схватила ртом воздух, ожидая головокружения, беспамятства, разноцветных кругов перед глазами… Кругов не было. Перед глазами вообще не было ничего, кроме плотной белизны. Мэй поднесла руку к лицу и ничего не увидела. Сознание, впрочем, оставалось послушным, и лишь это помогло усмирить страх. Всего на несколько секунд.

А потом совсем рядом послышались грохот и звон разбитого стекла. Мэй отпрянула, врезалась в кого-то плечом и чуть не упала. Где-то за белой пеленой что-то зашипело, запахло дымом, кто-то вскрикнул, кто-то засмеялся, хлопок пощёчины неожиданно перекрыл музыку, волна силы прокатилась по залу, отшвырнув Мэй в сторону – прямо в чьи-то руки. Теперь засмеялись уже совсем рядом.

– Кто это нам тут попался? – пробасили над самым ухом.

Мэй попыталась вырваться, но держали её крепко и, похоже, сразу двое: один обхватил поперёк живота и возбуждённо дышал в висок, второй ухитрился поймать руки и теперь до боли сжимал запястья.

– Отпусти, – прошипела Мэй, дёрнулась всем телом, ударила полем – сконцентрированно, будто невидимым кулаком. И, похоже, попала, потому что сзади сдавленно взвыли и разжали хватку.

А вот высвободить руки не получилось. И сил на второй удар осталось совсем немного. Поэтому Мэй ударила не полем, а коленом – наугад. И на этот раз промахнулась. Её дёрнули вперёд, перехватили запястья одной рукой, второй зашарили по телу, заставив вздрогнуть от отвращения. Невидимый в тумане незнакомец молчал и лишь испустил какой-то невнятный торжествующий возглас, когда пальцы нащупали пуговицы блузки и тут же нырнули под одежду. Хотелось закричать, но прежде Мэй всё же извернулась и, используя собственные запястья как единственный точный ориентир, впилась зубами в сжимавшую их руку. Хватка ослабла – и в то же мгновение нападавшего снесло с места. Где-то слева раздался такой грохот, что стена, казалось, должна была задрожать. Вместо этого задрожала Мэй. Голова всё-таки закружилась – пусть и не от дыма.

Кто-то снова оказался рядом. На этот раз не схватил – коснулся легко, лишь обозначая присутствие.

– Это я.

Ноги вдруг перестали держать, Мэй качнулась на голос, и её тут же мягко обхватили за плечи, не давая упасть.

– Ах ты… – Первый нападавший уже оправился от удара и тоже двинулся на звук.

– Руки оторву, – прорычал Попутчик. И его тон не оставлял ни малейших сомнений: оторвёт. Вот сейчас – точно оторвёт. И не только руки. Мэй не подозревала, что его голос может быть таким – раскатистым, звенящим от гнева. В нём звучала даже не угроза – утверждение: первое же неверное движение станет для тебя последним.

Расставаться с конечностями незнакомый студент не планировал и предпочёл раствориться в белом дыму – по крайней мере, больше его слышно не было.

– Как ты?

Вопрос прозвучал хрипло и напряжённо. Рука на плече Мэй подрагивала и, казалось, в любой момент могла сжаться в кулак. От Попутчика веяло жаром и яростью – густой, пульсирующей, готовой вот-вот взорваться и перейти… во что? Мэй не была уверена, что хочет знать.

– Нормально. – Она улыбнулась и постаралась, чтобы эта улыбка слышалась в голосе. – Ты вовремя.

Вокруг всё ещё что-то происходило, но первая паника улеглась. Страх обострил эмпатический дар, и Мэй чувствовала, как медленно успокаивается зал. Кто-то, похоже, прибился к относительно безопасным стенам, кто-то воспользовался удобным случаем, чтобы выразить свои чувства не словом, но действием. Кому-то ответили взаимностью. Кого-то отвергли. Кто-то решил развлечься и получил по заслугам…

От стены, в которую врезался напавший на Мэй студент, доносилась невнятная смесь боли, страха и неприязни. Жив. И, похоже, не покалечен. От этого почему-то стало спокойнее. И Мэй чувствовала, что не только ей.

Рука на плече заметно расслабилась. Попутчик всё ещё был зол, но эта злость разбавлялась десятком других противоречивых чувств. Казалось, что-то жуткое, на мгновение накрыв их, всё же пронеслось мимо.

– Давай выбираться отсюда, – предложил Попутчик, отпуская Мэй, которая с удивлением обнаружила, что вполне может стоять без посторонней помощи.

– Сейчас. – Она торопливо поправила одежду и нервно вскинула руки – страх остаться одной в этой белой пустоте плеснул в груди.

– Я здесь, Мышь. – Ладонь Попутчика уверенно сжала её пальцы. – Не бойся. Я тебя не потеряю.

* * *

На улице окончательно стемнело, и праздничные огоньки, украшавшие балкон, сделались особенно яркими. Звёзд видно не было, и Мэй смотрела на город, утопающий в тёплом свете фонарей.

День подходил к концу. Стрелки часов вплотную подобрались к полуночи, и в этот почти сказочный час недолговечность чудес казалась особенно явной. Ещё немного – и волшебство этого странного вечера развеется окончательно. Всё вернётся на круги своя. Дом. Учёба. Одиночество.

Но сейчас думать об этом не хотелось. Хотелось растянуть ускользающие минуты, выпить до капли. Пусть даже последние глотки наполнены сладким ядом сомнения. Оставить всё как есть? Смириться? Позволить сказке задержаться: на день, на месяц, на год… На всю оставшуюся жизнь. Сколько бы ни осталось…

Кажется, вина всё-таки было слишком много. Мысли текли медленно, как будто время действительно вознамерилось остановить ход, и тонули в густой тишине. По краю сознания мельком скользнуло удивление: почему так тихо? Ни музыки из-за дверей, ни шума с улицы… Мэй казалось, что, стоит сосредоточиться – и она услышит дыхание Попутчика. Но сосредоточиться не получалось, и она ловила лишь отголоски лёгкой грусти, приглушённой тревоги, усталости… Он был так задумчив, что эмоции едва читались.

Мэй чуть повернула голову, переводя взгляд на спутника. Облокотившись на балюстраду и сцепив пальцы в замок, он тоже смотрел на город – вдаль, на серые башни замка, залитые янтарной подсветкой.

Кто из них первым нарушит молчание и скажет, что пора расходиться по домам? Кто оборвёт этот вечер?

Попутчик вздохнул, сонно потёр глаза, помассировал виски. Пальцы наткнулись на край шрама, и по эмоциям – будто рябь по озёрной глади – пробежали стыд, раскаяние, досада.

– Его, наверное, можно убрать, – предположила Мэй.

– Что? – Попутчик удивлённо обернулся и, проследив направление её взгляда, насмешливо фыркнул: – Зачем? Чтобы не оскорблял эстетических чувств?

– Чтобы не напоминал о том, о чём ты не хочешь вспоминать.

– Мало ли чего я не хочу. На одном положительном опыте далеко не уедешь. Да и воспоминания так легко не стираются.

– Жаль, – вздохнула Мэй.

Попутчик окончательно отвлёкся от созерцания замка и развернулся к собеседнице. Одарил вопросительным взглядом.

– Я бы хотела стереть из твоей памяти этот вечер. И меня. Так было бы лучше.

Он стоял совсем близко. В одном шаге. На расстоянии вытянутой руки. И смотрел ей в глаза – внимательно и задумчиво.

– Ты задолжала мне много ответов, Мышь, – сказал наконец тихо. – Слишком много, чтобы я мог об этом забыть.

В его зрачках отражались праздничные огни, и казалось, что радужки то и дело меняют цвет.

– И потом, это будут приятные воспоминания. Мне было бы жаль их потерять.

Мэй вдруг нестерпимо захотелось коснуться его щеки; провести пальцами по тонкому шраму; почувствовать кожей этот старательно залатанный разрез – напоминание о том, что единожды разбитое может вновь стать целым, но никогда – прежним. Коснуться и верить, что прикосновение может исцелить.

Мир вокруг терял чёткость, делался далёким и неважным. Где-то почти за гранью сознания огромное сердце башенных часов отбивало полночь, и невозможно было вспомнить, когда первые звуки потревожили тишину, и предположить, когда последние в ней растворятся. Время больше не имело значения. Ничто больше не имело значения, кроме двух людей, замерших друг напротив друга посреди бесконечной ночи. Ничто – кроме вопросов и ответов. Ничто – кроме разделённой боли. Ничто – кроме смутного, едва уловимого чувства, странно похожего на нежность.

Попутчик медленно поднял руку и провёл пальцами вдоль шрама. Неуверенно и удивлённо – будто почувствовал чужое прикосновение.

Не успев задуматься, Мэй накрыла ладонью горячие пальцы и, не дыша, поцеловала угол его улыбки.

На прощание.

Время сорвалось с места. Помчалось галопом, навёрстывая секунды.

Эмоции Попутчика вспыхнули и засияли так ярко, что их больше невозможно было разделить на спектр. Мэй почувствовала себя в эпицентре взрыва – ослеплённой, оглушённой, почти задохнувшейся от неожиданности, от запаха его кожи, от жадного поцелуя, который кружил голову и одновременно пугал каким-то диким, неистовым напором.

Она попыталась отстраниться, вдохнуть.

– Что ты…

Вместо ответа он шагнул вперёд, и Мэй отступила, ударившись поясницей о балюстраду. Его тело вдруг оказалось очень близко. Слишком близко, чтобы можно было сомневаться в намерениях.

– Нет, – выдохнула она в требовательные губы. – Подожди.

Попутчик будто не услышал, и Мэй упёрлась ладонями в его грудь. Бесполезно. Всё равно что останавливать асфальтовый каток. Он не замечал её сопротивления – или не обращал на него внимания. Одно движение – чтобы расстегнуть широкий пояс, второе – выдернуть из-под него блузку…

– Не надо! – Мэй попробовала вывернуться из рук, бесцеремонно скользящих по коже. – Ты не так понял…

– Неужели?

Он улыбнулся, и она почувствовала, как струйка холодного пота пробежала по спине.

Его эмоции искрили, раздирали на части, сливались в безумный вихрь. Возбуждение. Предвкушение. Нетерпение.

Дыхание Попутчика было сухим и горячим, ладони – чуть влажными и холодными. Настолько холодными, что даже гранит балюстрады, царапавший оголившуюся спину, казался теплее.

Происходящее то теряло связность, то вдруг делалось ослепительно чётким. Более чётким, чем она могла выдержать.

Сильная рука распласталась на рёбрах, заскользила вверх, проникла под бюстгальтер, так что жёсткая косточка сдвинулась в сторону и больно впилась в кожу.

И тогда Мэй ударила. Чистой энергией, в солнечное сплетение, в грудь, в которую до сих пор упиралась уже без надежды освободиться. Ударила изо всех сил, не думая о последствиях. Лишь бы вырваться. Лишь бы…

Ничего не произошло. Поле Попутчика сдерживало её силу так же легко, как его руки удерживали её тело.

– Осторожнее, – прошипел он, и пальцы на её спине сжались, прихватив кожу между лопатками. – Так и убить можно.

Она рванулась ещё раз, выскользнула из крепкой хватки, упала, вскочила на ноги, бросилась к выходу, едва не упала снова, устояла… Лишь для того, чтобы врезаться ладонями в издевательски захлопнувшуюся дверь. Замок демонстративно щёлкнул. Мэй обернулась.

Он даже не торопился. Приближался медленно, почти вальяжно. Знал, что она не сможет сбежать. Играл, как кот с мышью. Давал понять, что она не вырвется, пока он сам её не отпустит.

– Пожалуйста, прекрати.

В глазах вскипели слёзы.

Дура. Какая же она дура!

И как быстро она поверила, что ей позволено что-то иное, что-то человечное…

Мэй хотела отступить, но ноги дрожали и отказывались подчиняться. Попутчик вновь оказался рядом. Нетерпеливо облизнул губы.

Он не хотел её заставлять. Он хотел, чтобы она разделила его жажду. И это желание было настолько сильным, что становилось волей – мощной, почти материальной. В груди колотился ураган. Мысли путались. Мэй снова чувствовала за двоих. Чувствовала, как чужая сила проникает в её поле – беззащитное, как плоть перед скальпелем хирурга. Вот только на этот раз хирург не пытался быть осторожным.

Жажда. Вожделение. Нестерпимое желание обладать. Присвоить. Здесь и сейчас. По праву сильного.

Всё верно. Он действительно слишком силён, чтобы она могла сопротивляться. Но это к лучшему. Ей и не нужно сопротивляться. Нет, всё должно произойти именно так…

Громко звякнула пряжка ремня. Пальцы Мэй бессильно скользнули по руке, расстёгивающей брюки.

Всё должно быть именно так. Чтобы они больше никогда не приблизились друг к другу, всё должно быть именно так.

Она подняла глаза и столкнулась с его взглядом – одновременно блестящим и тёмным. Чернота огромных зрачков почти не оставила места серой радужке.

Нужно успокоиться. Смириться. В конце концов, так уже было. Забыться. Ни о чём не думать. Утонуть в его чувствах и расслабиться. Тогда ей даже не будет больно. Да, физически будет совсем не больно.

Когда его возбуждённое тело прижало её к стене, Мэй зажмурилась. Видеть его лицо – знакомое до мельчайшей чёрточки, но теперь пугающе чужое – было невыносимо. Сейчас ей хотелось одного – чтобы всё поскорее закончилось. Эти немыслимые минуты, после которых можно будет вновь собрать себя из осколков. Слепить подобие прежней Мэй Фокс из каменного крошева, в которое вот-вот превратится её существо.

Застыв между жёсткими холодными камнями и жадным теплом человеческого тела, Мэй чувствовала, как горят под прикосновениями спина, грудь, бёдра. Она была почти уверена, что, открыв глаза, обнаружит на коже ожоги.

Правая рука Попутчика чуть задержалась на пояснице, спустилась ниже, потянула с бедра тонкое кружево. Пальцы левой огладили шею, до боли впились в волосы на затылке.

Мэй поняла, что плачет. Слёзы скатывались по щекам, щипали обкусанные губы.

Ноги оторвались от пола.

Жар чужого тела опалил бёдра.

Гранатовое ожерелье соскользнуло с шеи. Кроваво-красные бусины застучали по камню.

Очередной всхлип обратился криком, когда в грудь вонзилась ненависть. Яростная, отчаянная, напалмом выжигающая все прочие чувства – до корней, до зияющей пустоты, до боли, настолько сильной, что сознание заскользило куда-то в чёрную пропасть. Беспамятство показалось вечностью, но, очнувшись, Мэй обнаружила, что всё ещё стоит на ногах. И что её больше никто не держит.

Руки, только что сжимавшие тело, теперь впивались в камень по обе стороны от её плеч. Попутчик уронил голову, и Мэй не видела его лица – только длинную тёмную чёлку, взмокшую от пота. Он дышал тяжело, с каким-то напряжённым шипением – будто проталкивал воздух через сжатые зубы.

Мэй проскользнула под его рукой и торопливо отступила на несколько шагов, жадно глотая воздух. Остановилась, дрожащими пальцами поправляя одежду. Попутчик ткнулся лбом в стену, сжал кулаки и снова замер, не открывая глаз. Мэй хотелось исчезнуть, пока он не обернулся. Прошмыгнуть через зал и бежать не разбирая дороги. И никогда, никогда больше его не видеть. Она даже взялась за ручку двери, но снова застыла. Где-то в груди болезненно натянулась и задрожала тонкая струна, которую отчего-то было очень страшно порвать.

«Не хочу, чтобы ты делала что-то, о чём пожалеешь. Или что-то, о чём я пожалею».

Струна вибрировала в такт его тяжёлому дыханию и паническому биению её сердца.

На обморочно бледном лице Попутчика плясали огни праздничной подсветки – то бросая кровавую красноту на шею, то окрашивая мертвенной голубизной щёку, то окружая болотной зеленью закрытые глаза.

Он пошевелился, медленно опустился вдоль стены и сел, прислонившись к ней спиной. Скользнул вокруг мутным взглядом. Вздрогнул, заметив Мэй. Вдохнул судорожно, будто хотел что-то сказать, но подавился воздухом. Прикусил губу и вновь отвернулся, невидяще уставившись в темноту за краем балкона. Провёл ладонями по лицу, зарылся пальцами в волосы и снова замер, сжавшись, уткнувшись лбом в колени и закрыв голову руками.

В груди, где только что бушевал ураган, теперь царила пустота, посреди которой ледяной глыбой стыла бессильная ненависть.

«Бывают моменты, когда сидеть в одиночку на балконе четвёртого этажа – самая дурацкая из всех возможных идей».

В неверном ночном свете Мэй казалось, что плечи Попутчика едва заметно вздрагивают.

Что-то тяжёлое клубилось в воздухе. Что-то упрямое – будто чужая воля – толкало в спину, гнало прочь.

Уходи. Беги. Не оглядывайся.

Дверь приоткрылась, потянув Мэй за собой – торопя, выпроваживая.

«Я могу хакнуть страховочную схему…»

Её вдруг окатило волной спокойствия. Холодной уверенности: это больше не повторится. Никогда.

И Мэй поняла, что не уйдёт. Не сможет. Не сейчас.

– Проводи меня домой.

Голос прозвучал неожиданно тихо, но Попутчик вздрогнул и поднял голову. Глаза влажно блеснули в свете праздничных огней. Он снова хотел что-то сказать и снова не смог – только смотрел на неё молча, кусал губы, нервно царапал пальцы, сдирая кожу до крови и не замечая этого.

– Мне страшно идти одной, – сказала Мэй. – Я хочу, чтобы ты меня проводил.

* * *

Противоположный берег реки тонул в темноте, но Мэй знала, что там заканчивается Зимогорье и почти от самой воды начинается лес. Ей нравилось смотреть на него отсюда, с высокой набережной, по которой они с Попутчиком сейчас шли, пересекаясь тенями в свете фонарей.

За всю дорогу от университета он не проронил ни слова. На предложение пройтись пешком – лишь кивнул. Заметив, что Мэй ёжится от холода на ночном ветру, молча снял куртку, набросил ей на плечи и снова отошёл на несколько шагов, спрятав руки в карманы. У Мэй тоже не было желания говорить. Она с радостью вызвала бы такси, чтобы как можно скорее оказаться дома, но смутная тревога заставляла тянуть время. Поэтому она шла по ночному городу и старалась не думать о том, что произошло. И о том, что будет дальше, – тоже.

За полчаса Попутчик немного ожил. Он по-прежнему старался не подходить к Мэй ближе, чем на полтора метра, по-прежнему избегал её взгляда, по-прежнему казался подавленным и виноватым, но на окружающий мир теперь смотрел чуть чаще, чем в глубину собственных мыслей. По крайней мере, недружелюбную компанию в тени моста он заметил первым и приблизился к Мэй на несколько шагов, прежде чем они поравнялись с широкой опорой.

– Эй, ребята, курево есть?

Мужчин оказалось трое. На ногах они стояли не слишком твёрдо, но настроены были очень решительно.

– Нет, – отрезал Попутчик, не замедляя шага.

– Какой суровый мальчик! – хохотнули от моста. – Придётся тебе поучиться хорошим манерам и угостить нас выпивкой.

Их обступили с трёх сторон, пытаясь оттеснить к ограде набережной.

– А может, и девчонкой своей поделишься в знак примирения?

– Соглашайся, пока мы добрые!

– Эй, язык проглотил?

Когда Попутчик, не ответив, начал поднимать руку, Мэй машинально ухватила его за запястье. И тут же отпустила, почувствовав, как он вздрогнул, уловив её страх. Страх, направленный вовсе не на агрессивных гуляк. Стоило её пальцам разжаться, Попутчик завершил жест, откинув со лба растрёпанную чёлку. Невесело усмехнулся.

– Идём.

Он дождался, пока Мэй сделает несколько шагов, и двинулся за ней вдоль ограды.

– Совсем страх потерял, малолетка?

Голос раздался неожиданно близко, но испугаться Мэй не успела. Только заметила, как её спутник развернулся, когда его схватили за плечо – а в следующую секунду нападавший уже лежал на спине, глядя в тёмное небо. Травмированным он, впрочем, не казался, скорее – удивлённым. На мостовую его уложили без видимых усилий и при этом аккуратно, почти бережно.

– Так понятнее? – уточнил Попутчик. – Следующий полетит в реку. Вы хорошо плаваете, или всё-таки продолжите веселье без нас?

* * *

Он проводил её до двери квартиры. Немного постоял на лестничной площадке, дожидаясь, пока она справится с замком. Старательно улыбнулся и махнул рукой на прощание.

– Рад был познакомиться, Мэй.