Текст книги "Спляшем, Бетси, спляшем! (СИ)"
Автор книги: Марина Маслова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
3. Развод и первый любовник
Летом Елена устраивает меня в археологическую экспедицию в приазовские степи. Мы живем в палатках прямо на раскопках на реке Миус недалеко от Таганрога. Вечерами после работы, пропыленные и прокаленные степным солнцем, загорелые до черноты, мы купаемся в реке и долго сидим у костра, разговаривая, слушая шум цикад и лягушачьи хоры в речной запруде. Обычно я молча сижу, глядя в черное бархатное небо, полное звездного мерцания, куря сигарету за сигаретой, пока археологи откуда-то не узнают, что я училась в Париже. Начинаются охи и ахи, расспросы, мне приходится рассказывать им, как я там жила.
– Эх, я бы с удовольствием копнул курган под Парижем! – мечтательно доносится из темноты.
Однажды, в один из самых жарких дней, когда даже ночь не принесла прохлады, я рассказываю о Рождестве в Швейцарии, о катании в санях по заснеженной долине в лунном свете.
– Да, у нас от этой роскоши только луна! – говорит кто-то по ту сторону костра, – Счастливая ты, Лизка!
– Да, я очень счастливая!
И вдруг слезы начинают литься у меня из глаз – впервые за эти месяцы. Я встаю тихонько, чтобы никто не заметил, и ухожу в степь. Терпкий полынный запах, когда я растираю машинально стебель в руках, приводит меня в чувство. Выплакавшись, я чувствую такое облегчение, словно снова родилась на свет, потому что осознаю, что уже переболела Сергеем и теперь начну выздоравливать. Я возвращаюсь к костру и включаюсь в общий разговор, не заметив, что наш начальник экспедиции Дмитрий Александрович (Митя, как мы все его звали за глаза), ходил за мной, боясь, как бы что-нибудь не случилось. Он один знал от Елены, что произошло, и я иногда замечала его внимательный взгляд.
На другой день мне среди осколков и черепков, которые пока и составляли нашу основную добычу, попалась монетка из серебра, почерневшего от времени, полустертая, с трудно-различимым рисунком. Я отнесла ее Мите. Позже он показал мне ее уже отчищенной, рисунок стал заметнее. Выгнутая дугой рыба напоминала дельфина в прыжке. Надпись по-гречески «Танаис» означала, что монетка из колонии Танаис в устье Дона.
– Таких монет много во всех музеях. Возьми ее себе, она принесет тебе удачу, – он положил ее мне на ладонь.
– Это похоже на дельфина.
– Это и есть дельфин. Тогда его считали рыбой, приносящей счастье.
– Да, удачи у меня маловато. Спасибо!
– Лиза, – начал он, но потом махнул рукой, – Ладно. Тебе здесь нравится?
– Да, очень.
– Я рад. Хочешь завтра поехать со мной в Таганрог? Искупаешься в море. Степь не наскучила?
– Искупаться – это здорово. Но степь мне не наскучила, она лечит. Такая первобытность, что все проблемы кажутся ерундой.
Мы едем на экспедиционном газике в Таганрог. Я помогаю Мите получить в банке деньги, и мы закупаем продукты и всякие мелочи по длинному списку, в который каждый вписал что-нибудь необходимое. Это заняло массу времени. Мы скупили все журналы и газеты в киоске, в книжном магазине среди пыльных брошюр и книг об ударниках комсомольских строек я увидела вдруг «Сто лет одиночества» Маркеса. Мы взяли все три имеющихся экземпляра, а потом я разглядела среди учебников «Маленького принца» Экзюпери на французском языке с рисунками автора. Я открыла наугад и прочитала по-французски: «Мы в ответе за тех, кого приручили» и перевела Мите, грустно улыбаясь. Он обнял меня за плечи и вдруг сказал:
– Пойдем обедать в ресторан, я ужасно есть хочу. И обязательно выпьем! Гулять, так гулять!
Мы зашли в ресторан на центральной площади и заказали всего, что там было: очень вкусного борща, фаршированного перца, котлеты, салат, компот и отличный крымский мускат. Скоро стало понятно, что котлеты, как и по всей стране, у них несъедобные, зато овощи как домашние. Мы переглянулись и попросили еще по порции перца. Официантка после наших похвал зарделась и таинственно сказала: «А хотите мороженого?» Мы ели мороженое и запивали его мускатом.
– Пир души! Я даже в Париже так вкусно не ела! – говорю я официантке, слизывая с ложечки остатки мороженого, – А мороженое, может быть, тоже можно повторить?
– А вы были в Париже? – на одном дыхании спрашивает она.
– Да, я там училась полгода, но питалась сухими корками, денег ведь было в обрез.
– Еще бы! Да я все деньги потратила бы на тряпки, совсем не ела бы!
Она бежит за мороженым, и мы, смеясь, съедаем его, допиваем мускат, я блаженно откидываюсь на спинку стула и говорю:
– Я пьяна! Но это не так страшно, как то, что я объелась!
Митя смотрит на меня и смеется.
– Я никогда не видел тебя такой.
– Какой?
– Беззаботной. Ты всегда была очень замкнутой.
– Ну, теперь ты знаешь рецепт «женщина беззаботная»: хороший обед и полбутылки муската.
– Нет, это произошло раньше. Вчера?
– Позавчера. Понюхала горькой полыни. Помнишь, у Цветаевой? Горечь, горечь, вечный привкус…
Я от горечи целую
Всех, кто молод и хорош,
Ты от горечи другую…
Я запнулась.
– Я не «молод» и уж наверняка не «хорош», но за «всех» могу, наверное, сойти, – спешно говорит Митя, – Всегда готов выставить свою кандидатуру.
– Тогда ты будешь претендентом номер два. Есть один романист и лыжный инструктор в Лугано, который считает себя номером первым.
– Ну, с романистом из Лугано я, конечно, тягаться не могу, но у меня есть большое преимущество!
– Какое? – не могу удержаться я.
– Тогда как первый претендент благополучно пребывает в Швейцарии, я по счастливому стечению обстоятельств – рядом с тобой.
– Ну так воспользуйся преимуществом, если тебя не смущает обмануть доверие Елены. Она ведь тебе поручила следить за мной?
– Напротив, я выполняю ее точные инструкции. Она просила встряхнуть и развлечь по обстоятельствам, используя любую возможность и не стесняясь в выборе средств.
– О, господи, узнаю Елену! Она всегда мечтала скинуть меня на любые надежные мужские руки, какие подвернутся.
– Я что, не первый?
– Что ты, она предлагает меня на всех углах.
– У тебя замечательная свекровь!
– Да, и что мне больше всего нравится, теперь я люблю ее просто так. Ну, пошли?
– Так что насчет инструкций?
– По обстоятельствам, – пожимаю я плечами.
Мы садимся в наш газик, едем вдоль моря от города к устью Миуса и, найдя пустынный пляж, останавливаем машину прямо у песчаной полосы берега под кустами ивы, дающими призрачную тень. Мы долго брели по колено в воде, пока не добрались до глубины, где можно было плавать.
– Лиза, ты не боишься так далеко заплывать? – тревожно спрашивает Митя.
– Нет, я в воде чувствую себя лучше, чем на суше.
– А я вот – нет. Я городской человек, а работаю чаще в степи, а ты похожа на того дельфина, что изображен на твоей монетке, – я смеюсь и быстро плыву к берегу, а Митя кричит вдогонку: – Лиза, а кто же меня будет спасать?!
Я подплываю ближе: – Ты действительно не стесняешься в выборе средств.
– О, боже мой, но я и правда не очень хорошо плаваю!
– Тогда держись, – я подставляю плечо и он кладет на него одну руку, загребая другой. Когда мы, почувствовав под ногами песок, становимся в воде, Митя говорит с облегчением:
– Ну вот, теперь я опять чувствую себя мужчиной! А ты устала.
Митя подхватывает меня на руки и несет к берегу, но, не дойдя, начинает целовать, прижимая к себе. И вдруг я чувствую, что мое тело перестает повиноваться разуму. Бешеное желание закипает во мне, ноги подгибаются и я увлекаю его за собой прямо в воду, которая даже не прикрывает нас на мелководье. Следующие полчаса были безумием. Я не знаю, в каких археологических раскопках он этому выучился, но то, что он со мной проделал в море, было восхитительно. Наши тела скользили в объятьях, почти невесомые в теплой соленой воде, мои волосы колыхались вокруг нас, когда я, откинувшись на спину, подставляла свое тело его горячим губам. Мы отдыхали, лежа на кромке воды, обессиленные любовью, Митя положил голову мне на грудь, чуть касаясь губами кожи, что вызывало ответный трепет, и спросил:
– Лиза, почему? Я не ожидал…
– Не знаю, наверное, я почувствовала себя впервые женщиной без мужа. Я свободна и могу изменить только самой себе.
– И как ты себя теперь чувствуешь?
– Отлично! Я чувствую себя отлично! Прекрасно быть свободной и делать то, что хочется. Елена мудрая женщина. Пока я все в очередной раз не вспомню, – я свободна!
Митя кладет обе руки мне на грудь и говорит задумчиво:
– Я с трудом представляю мужчину, который может отказаться от тебя, но что я совершенно не могу представить – так это женщину, на которую можно тебя променять. А уж у меня-то есть с чем сравнивать, в мои-то годы!
– А какие твои годы?
– Тридцать шесть.
– О! В этом есть своя прелесть.
– Какая?
– Опыт.
– У тебя есть с кем сравнивать?
– Нет. Почти нет.
– Как это так?
– А так. Все тебе расскажи!
– Расскажи!! – требует Митя, и я рассказываю о своем небогатом прошлом.
– Ну, насчет твоего мужа я помолчу, – подводит итог Митя, – Но твое счастье, что у тебя хватило ума выбрать первого мужчину. Тем, что ты стала такой, как ты есть, ты обязана ему.
– Я ему всем обязана. Он меня создавал и воспитывал с тринадцати лет.
– Почему же ты не с ним?
– У него прелестная жена и скоро должен родиться ребенок.
– Он тебя не любит?
– Мы самые близкие друзья.
– Так в чем же дело?
– В том, что я люблю другого.
– Это неправда. Сейчас ты его не любишь, – и он опять начинает ласкать меня, пока я действительно не забываю все.
Мы возвращаемся в лагерь на закате, а через неделю я улетаю домой в университет и начинаю работать.
Мне дают группу третьекурсников. На первое занятие надеваю строгий костюм и подбираю волосы, чтобы выглядеть солидней, но постепенно опять начинаю одеваться, как привыкла – в брюки и свитера. Зав. кафедрой делает мне время от времени замечания, но я каждый раз рассказываю ей, как мой профессор в Сорбонне приходил в джинсах, запятнанных машинным маслом, потому что ездил на работу на мотоцикле.
– Ну, так то – Сорбонна! – с сомнением тянула она, – И что, кстати, за тема у вас была на прошлом занятии? Чуть ли не про презервативы!! – она переходит на шепот.
– Статья из «Фигаро» о безопасном сексе, специально для молодежи. Они же взрослые люди, а вы знаете, сколько абортов делают студентки за время учебы? Тема очень актуальная, и издание солидное.
– Лучше бы вы выбирали более пристойные темы!
– Всякая тема пристойна, если она подана должным образом.
– Я бы все-таки попросила вас, Елизавета Михайловна, быть более ответственной на работе.
– Хорошо, я постараюсь.
Однажды я занимаюсь в аудитории со студентами и внезапно вижу в открывшейся двери Колю, который делает мне знаки выйти. Вдруг вперед протискивается Сашка и жизнерадостно здоровается:
– Bon jour, madame Бетси!
– Вon jour, mon cher mese`! – отвечаю я и он бежит ко мне целоваться.
Студенты оживляются. Я выхожу, оставив Сашу, окруженного моими учениками.
– Что случилось?
– Бетси, Светлану увезли в больницу. Очень плохо. Я должен быть там. Можно, я оставлю Сашу у тебя?
– Конечно, пусть он пока поживет у нас. Я потом подъеду в больницу. Будем надеяться, что все в порядке. Не волнуйся так.
Я обнимаю его и целую куда-то возле уха. Когда я вхожу в аудиторию, Сашка сидит на столе и, болтая ногами, поет песенку «Спляшем, Бетси, спляшем».
– Ну все, madame и mese`, закончим веселье. У этого молодого человека, возможно, прямо сейчас появляется брат или сестра. Это серьезный момент в жизни. Саша, на тебе бумагу и карандаш, и нарисуй картинку, я передам твоей маме вечером. И напиши что-нибудь, приличное случаю.
– Как это?
– Ну, что-нибудь ласковое.
Саша забирается на стул и прилежно рисует, студенты принимаются за перевод, а я вдруг задумываюсь, что случилось бы, если бы я родила ребенка, какой бы он был, как это все происходит. Мне опять становится плохо. Черная тоска, которая накатывает ночами и о которой никто не знает, так хватает за горло, что у меня выступают слезы на глазах. Вдруг детский голос на всю аудиторию спрашивает:
– Бетси, почему ты плачешь?
– Я не знаю, Саша, просто стало грустно. Вот у тебя будет маленький братик, а я пока одна.
– Не плачь, – так же звонко утешает он, – Если Коко не может на тебе жениться, я вырасту и сам женюсь!
– Хорошо, мон шер, я буду ждать.
Я замечаю, что мои студенты очень серьезно слушают наш диалог. С тех пор они зовут меня за глаза Бетси, а потом и на занятиях – мадам Бетси, когда никто посторонний не может услышать.
После занятий я веду Сашу домой, мы читаем сказки, говорим по-английски и по-французски, играем в детское лото, пока не приходит Елена. Оставив с ней мальчика, я еду в больницу к Коле, прихватив Сашин рисунок и фрукты для Светланы. Мы сидим возле справочного, пока ничего неизвестно. Коля рассказывает, что еще летом ей предлагали прервать беременность, так тяжело она протекала, но ребенок был жив, и Светлана отказывалась. Ее предупреждали, что кто-то из них может погибнуть, не выдержав борьбы с природой, но Светлана не верила, что с ней что-нибудь может случиться.
– Все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо! – твержу я как заклинание.
Мы держимся за руки, потом начинаем ходить по коридору. Наконец, я не выдерживаю, и пытаюсь пробиться через приемный покой, но меня с позором изгоняют. Мы опять сидим, обнявшись, на жесткой лавке у справочного окошка, пока его не закрывают. Я опять иду в приемный покой и умоляю девушку хоть что-то узнать для нас. Она звонит в отделение и говорит, что может разговаривать только с родственниками.
– Я сестра, – кричу я, – А вот там муж. Но вы скажите только мне, я вас умоляю. Что случилось?
– О ребенке нет и речи. Она очень плоха. Нужно переливание, кровь будет утром. Больше ничего.
– Может, моя подойдет? Я точно знаю группу: «В», у меня только резус положительный.
– Нет, – говорит она с сожалением, позвонив на отделение, – Не подходит, резус не тот.
– А какая нужна?
– Группа «В» резус отрицательный. Но вы тоже можете помочь, не уходите.
Я бросаюсь к Коле, он начинает звонить знакомым, я звоню сестре, я знаю, что у них обоих резус отрицательный. Она, конечно, исключается, но ее муж может подойти. Он приезжает через полчаса. Гулкими переходами мы бежим с ним на отделение.
– Мужчина – прямое переливание, у женщины на всякий случай 350 грамм, – командует врач.
Когда нас вводят в палату реанимации, где лежит Светлана, я в шоке смотрю на совершенно белое лицо, слипшиеся волосы, черные провалы глазниц. Она без сознания.
– Ну теперь, может, до утра доживет, – говорит сестра, быстро укладывая нас на топчаны и втыкая иглы в вену. Меня колотит дрожь, так я нервничаю. Я подзываю сестру и спрашиваю шепотом:
– Кто у нее был?
– Девочка, – говорит сестра, – Недели две назад сделали бы кесарево, обе жили бы.
Слезы текут у меня по щекам. Когда я выхожу, держась за стенку, Коля подхватывает меня, усаживает на скамью, а потом спрашивает:
– Ну, как она? Ты ее видела?
– Сказали, будет жить, – он обнимает меня, прижимаясь лицом к шее, я обхватываю его за плечи, – Коля, почему мы все так несчастливы? Чем мы прогневили бога?
– Тем, что обманываем сами себя! – глухо говорит он.
Через пять минут выходит сестра и сообщает, что до утра мы можем спокойно ехать домой, хуже не будет.
– Вы ее спасли. Вот справка, завтра не ходите на работу и ешьте хорошенько. А молодого человека мы оставляем, он заснул, ему надо лежать до утра.
Я звоню сестре и мы едем домой. Уже двенадцатый час, Елена уложила Сашу на мой диван. Я стелю Коле на диване в кабинете, но он сначала заставляет меня съесть бутерброд и выпить молока. Елена приносит початую бутылку водки и наливает всем по рюмке.
– За Светочкино здоровье. А что с ребенком?
Я забыла ее предупредить и делаю большие глаза, но она уже поняла, что спрашивать не стоило. Она подходит к Коле и, обняв, целует в лоб.
– Коля, почему не ты мой сын? Я буду молить бога, чтобы вы все были еще счастливы.
У меня вдруг начинает кружиться голова, и я чуть не падаю со стула. Коля подхватывает меня и, объяснив Елене, что я дала Свете кровь, несет на диван к Сашке. Уложив и укрыв, он еще долго сидит рядом, одной рукой держа меня за руку, другой прикрыв лицо, пока заглянувшая в комнату Елена не уводит его в кабинет спать. У меня на другой день одна пара занятий, и я долго сплю, Коля тихонечко уводит Сашку в садик. На работу я все-таки иду, потом захожу за Сашей и мы с ним роскошно обедаем в ресторане. Я ему рассказываю почти все, он ведь и так узнает, что ребенка не будет. Вижу, как у него кривятся губы, и говорю, что сейчас мы поедем в больницу узнать, как там мама. В справочном сообщают, что у нее состояние средней тяжести, но я требую вызвать врача. Он говорит, что утром привезли еще кровь и теперь почти все в порядке. По крайней мере, они в хорошем исходе не сомневаются. Мы едем на работу к Коле и он, чуть просветлев лицом, отправляется все-таки в больницу выяснить, что еще нужно достать для Светланы.
Из больницы ее выписывают через десять дней. Сашка все это время жил у меня. Мы подружились еще больше. Я забирала его из садика пораньше и мы гуляли по городу, иногда пешком шли через мост к нам на Васильевский, Сашка бегал между колонн Биржи, клянчил, чтобы я опять повела его в Военно-морской музей, потом мы гуляли между деревьев на Менделеевской линии и мимо БАНа шли домой. Коля забегал из больницы и сообщал, что Светлане все лучше и лучше. Наконец, мы втроем едем за ней. Бледная и печальная, она сидит на диване и следит, как Коля разливает чай и намазывает ей бутерброд с черной икрой, которую где-то с трудом достал. Она смотрит на Сашку, прижавшегося ко мне сбоку и слизывающего сахарную пудру с эклера, и внезапно говорит:
– Ты была бы рада, если бы я не выкарабкалась!
– Всю бы кровь отдала! – с чувством говорю я и мы вдруг начинаем рыдать, обнявшись. Сашка смотрит на нас круглыми глазами, а потом потихоньку уходит на кухню к Коле.
– Невезучая я, – говорит, вытирая глаза, Светлана.
– Ничего себе! С двумя-то мужчинами в доме. У тебя же все есть: муж, сын, жизнь, талант! Что же мне тогда делать – утопиться?
– Ну что ты, милая, – гладит она меня по щеке, – Кто кого должен утешать?!
– Да уж, утешать меня и без тебя есть кому.
– Ого! – оживляется Светлана, – Ты мне расскажешь?
– Конечно! На раскопках меня славно утешали, – и я рассказываю ей свое приключение в Таганроге, мы тихонько хихикаем, на щеках у Светланы появляются ямочки. Коля с Сашкой застают нас веселящимися, но она успевает спросить:
– Так ты забыла?
– Нет, конечно, это не заживает.
– Поверь мне, заживет!
Однажды я иду в ректорат по огромному коридору центрального здания университета. Вдруг меня догоняет кто-то и, обняв за талию, разворачивает на месте. Я оказываюсь лицом к лицу с Митей, Дмитрием Александровичем.
– Вы меня компрометируете! Что скажут студенты? – восклицаю я в притворном гневе, – Мы же не в степи!
– Да наслышан я о твоем авторитете, мадам Бетси! Хочешь, опять в ресторан свожу?
– Пожалуй. Почему бы и нет?
Через час мы сидим в «Европейской».
– Борщ и котлеты! – лихо заказывает он.
– И «Мускат», – добавляю я, – «Красный камень» урожая шестьдесят пятого года. Ну, можно, пожалуй, шестьдесят восьмого.
Официант смотрит на нас, как на идиотов, а мы веселимся. В конце концов мы делаем заказ и пока ждем его – потягиваем мускат. Я рассматриваю своего визави. В цивилизации он, конечно, смотрится не так живописно, но все-таки очень привлекательно: очень сильный загар и почти белые от солнца волосы, фигура русского богатыря и детски-наивные голубые глаза.
– Ну, и как тебе? – улыбаясь, спрашивает он.
– Вполне. Киногерой. Хотя на раскопках смотришься все-таки эффектнее.
– Лиза, выйдешь за меня замуж?
– Ни за что!
– Как! Я не произвел на тебя впечатления?
– Очень сильное. Но у меня стойкая аллергия на трудовой энтузиазм. И потом, скоро приезжает претендент номер один. Ты, помнится, был под номером два и лихо использовал все преимущества. Дай теперь и другим проявить себя!
– Лиза, я серьезно! – он сжимает мою руку выше локтя.
– Будет синяк, – освобождаюсь я, – Я ведь тоже серьезно. Ты ради меня бросишь свою археологию? – и, заметив, как он даже поперхнулся от изумленного негодования, я царственным жестом машу, – Свободен!
– Как ты можешь!
– Я уже сидела по полгода в ожидании любимого мужа. И сейчас, кстати, мой законный муж тоже продолжает делать карьеру на Востоке. Так что, даже если бы очень хотела – не могу. Если тебя не смущает согрешить с замужней дамой – мы могли бы что-нибудь придумать.
– Грешить с тобой я готов каждый день с утра и до вечера, но я хочу чтобы ты была моей женой. Мне ведь скоро тридцать семь и я понял, что пора подумать о вечном.
– Митя, дорогой, о вечном я тебе советую подумать с кем-нибудь другим. Со мной ты останешься последним в роду и умрешь без наследника.
– Лиза, что ты говоришь!?
– Диагноз. Не переживай так, возьми себе девочку с исторического, она будет счастлива копаться с тобой в курганах, а между полевыми сезонами родит тебе кучу детей.
– Но я хочу тебя! Я еле дождался возвращения.
– Ну что ж, пока ты ищешь девочку, будем грешить! – я, улыбаясь, протягиваюсь ему руку и он прижимает ее к лицу.
– Лиза, я ведь люблю тебя.
– Мы разве говорим о любви? Слово «Любовь» я навсегда исключаю из своего лексикона. Только так я могу удержать свою психику на грани рассудка. Митя, с меня содрали кожу. Может, через несколько лет я и забуду все окончательно, а сейчас… не говори со мной о чувствах.
Мы допиваем вино и выходим под моросящий осенний дождь.
– Если я не отбила у тебя охоту… Пойдем!
Мы приходим к Светлане в мастерскую, она уже работает, Сашка в садике. Открыв нам дверь, в фартуке, измазанном краской, она с любопытством смотрит на моего спутника. Я знакомлю их.
– О, – улыбается она, – Так это вы так поразили мое воображение?! Надо признаться, что даже мне, с моим богатым опытом, не приходилось переживать такие нетрадиционные ощущения, как любовь в воде!
– Митя, не обращай внимания, – поспешно говорю я, – Светлана имеет обыкновение говорить все, что думает, не задумываясь о впечатлении. Ты не в претензии, что я ей рассказала? Она ведь моя самая близкая подруга.
– Да нет, отчего же, – смеется он, – Я горд тем, что мне удалось хоть чем-то поразить ваше воображение. Теперь это получается все реже. Скорее, это удается женщинам.
– Ха! – довольно восклицает Светлана, – Я всегда была уверена, что наши женщины еще покажут, на что способны!
– Кстати, это одна из причин нашего визита. Ты не дашь мне такую возможность сегодня?
– Что-что?
– Показать, на что я способна. Дай ключ от квартиры и придержи своего мужа.
– Конечно, дорогая! – радостно восклицает Светлана, – Желаю всяческих удовольствий!
Когда мы выходим, Митя вытирает воображаемый пот со лба.
– Господи, вы всегда так разговариваете? Иногда я думаю, что лучше остаться холостяком. Я бы сошел с ума с такой женщиной.
– Эта женщина только что потеряла ребенка и едва выжила сама, а еще живет в постоянном страхе потерять и мужа. Ее муж – мой друг, о котором я тебе рассказывала. Она убеждена, что он больше любит меня, поэтому она живет, как на вулкане. Никакие мои клятвы не могут переубедить ее в том, что каждый день с ним – последний. А ведь не скажешь по ее виду, правда? У каждого своя рана в сердце, но некоторые это умеют прекрасно скрывать. И у Светланы это получается виртуозно.
Мы едем на такси в Купчино, но настроение как-то незаметно меняется.
– Ты загрустил, отчего? – беру я его за руку.
– Последнее время я только и мечтал о том, как женюсь на тебе, – жалобно сообщает он.
– Ну, а тебе ни на минуту не приходило в голову, что я, например, уже безумно полюбила кого-нибудь другого?
– Нет, я надеялся, что заставлю тебя полюбить меня.
– Разве так можно?
– Не знаю. Но я хотел попробовать!
– Бедный Митя! Мне тебя жалко.
– Тебе тоже не позавидуешь. Лиза, может, я могу чем-нибудь помочь тебе? Хочешь, я отдам тебе свою кожу?
Я обнимаю его, и мы сидим некоторое время молча, между нами возникает какая-то связь, словно настроение и эмоции друг друга мы слышим внутренним слухом. Я чувствую его растерянность и разочарование, вызванное моим отказом, его опасение, что может быть отвергнут как мужчина, и еще я понимаю, что он впервые в женщине чувствует душевную боль и стремится часть ее взять на себя.
– У хозяина есть тайничок, где всегда хранится на всякий пожарный случай бутылка коньяка. Давай воспользуемся его предусмотрительностью?
– Ты хорошо знаешь тайны этой квартиры?
– Я здесь очень редко бываю. Но я очень хорошо знаю хозяина этой квартиры. – я разливаю коньяк, – На этом диване я рассталась со своей невинностью.
– О! Я не знаю, как на это реагировать…
– А никак! – я отпила глоток, – если хочешь, подбери то, что осталось. Больше некому.
Он еще некоторое время приходит в себя, обретая утраченное равновесие, я это тоже чувствую. Глотнув еще и отставив стакан, я беру его руку и провожу губами по мощной широкой ладони, потом по пальцам, которые могут так нежно орудовать кисточкой, расчищая на раскопках хрупкие черепки.
– Приласкай меня, – прошу я.
Митя начинает легко касаться кончиками пальцев моих щек, трогает ресницы, проводит по губам, скользит по шее вниз, чувствует, как начинает бешено колотиться мое сердце, но не торопится, с удовольствием наблюдая, как я перестаю владеть собой, полностью отдаваясь наслаждению.
– Ты сейчас замурлычешь, как кошечка, – радостно констатирует он.
– Я уже мурлычу про себя. Но мне хочется орать, как дикой мартовской кошке. Ты удивительно можешь разбудить первобытные чувственные инстинкты.
– Ну, так кричи, надо подчиняться первым побуждениям!
– Хорошо! – шепчу я.
– Лиза, может, ты передумаешь? – говорит он при прощании.
– Как ты думаешь, за что я тебе больше благодарна, за предложение или за то, что я этим вечером забыла о том, что меня бросил муж? Ответь с первой попытки!
– Как только ты захочешь еще раз все забыть – разыщи меня, – галантно предлагает Митя, поднося мою руку к губам.
–Спасибо, дорогой!
Через полгода Дмитрий Александрович женится на аспирантке с исторического факультета. Но до этого мы еще несколько раз встречаемся в Колиной квартире.
Весь год я, кроме работы со студентами, готовлюсь и сдаю кандидатский минимум. Все остальное время я провожу у Коли со Светланой, играя и занимаясь с Сашей. Он готовится в первый класс, мы с ним учим все, что ему пригодится в школе. Он задает мне самые неожиданные вопросы, и я стараюсь ответить на все. Особенно его интересует, откуда берутся дети, и как все происходит. Я иду на факультет психологии и получаю подробные инструкции, как все объяснить маленькому ребенку. На другой день после нашего с Сашей разговора на эту тему прибегает Коля.
– Бетси, Светка хохочет, а я возмущен. Как ты можешь, это же ребенок! Он вчера пришел домой и предложил нам рассказать, откуда он появился, как и почему. Тебе не кажется, что ты должна была спросить наше мнение?
– А еще лучше – родить своего и развращать его, как угодно. А не можешь, так и не суйся! Коля, когда и где ты сам узнал об этом? А я объяснила все Саше, следуя точным инструкциям наших детских психологов.
Коля сидит, изменившись в лице.
– Прости, Бетси, я был бестактен. И потом, я не то хотел сказать…
– Ладно, обсудите дома приглашение заниматься по ускоренной программе. Саша талантлив, надо развивать это. Я отведу его на кафедру психологии на тестирование?
– Конечно, Лиза. Как считаешь нужным. Прости меня. Я и сам не понимаю, почему завелся… Вернее, знаю, – он прямо смотрит на меня, – я спросил у Светланы, куда пропала бутылка коньяка из моей квартиры и она сказала, что давала тебе ключ.
– Да, извини, я забыла принести другую. Я бы попросила ключ у тебя, но тебя не было дома. Я больше не буду!
– Бетси, ты мне больше не доверяешь?
– Помнишь, ты как-то сказал, что я уже не твоя девочка, а чужая жена. Ты хочешь знать обо мне все?
– Ты права, мне не хочется знать о тебе все. Я хочу знать только, что ты счастлива.
– Ты будешь первым, кто узнает об этом.
Вскоре я начинаю помогать Коле работать над дипломом, его тема – работа Бакста для Дягилевских «Русских сезонов» в Париже – требует перевода большого количества статей и рецензий из французской прессы. В это же время у меня идет активная переписка с Ивом. Он, как и обещал, присылает мне странички газет со своим романом обо мне. Я критикую и даю советы, потом пишу, как я бы сама придумала сюжет этой истории. Мы постепенно начинаем писать друг другу о себе. Так, Ив узнает о моем муже, о женитьбе Коли, об их ребенке, о нашей дружбе со Светланой. Он пишет, что после стажировки вернулся домой и теперь опять работает инструктором и пишет, но после встречи со мной начал менять стиль. Получается не так легкомысленно и уже почти не для газеты. Вдруг в начале весны я получаю письмо, в котором Ив пишет, что купил туристическую путевку, единственный способ попасть в нашу страну, и будет в начале лета в Москве и пять дней в Ленинграде. Я очень рада, хочется увидеть старого друга. Мы так славно занимались вместе итальянской и французской литературой!
Светлана потирает руки в предвкушении.
– Светик, ты так стремишься спихнуть меня с рук! – поддразниваю я.
– И чем дальше – тем лучше. Швейцария – это оптимальный вариант, – подтверждает Светлана.
– Ты считаешь это делом решенным?
– Конечно! Зачем бы он приехал еще?
– Ну, посмотреть страну, увидеться со старой знакомой.
– Господи, ты как младенец! Когда ты поумнеешь?
