Текст книги "Спляшем, Бетси, спляшем! (СИ)"
Автор книги: Марина Маслова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
Марина Маслова
Спляшем, Бетси, спляшем!
Часть 1
Плоды просвещения
Какие бы нас миновали
Напрасные муки…
Б. Окуджава
Пролог
Я лежу всю ночь без сна, в блаженном состоянии головокружительного счастья и покоя, ощущая рядом его сонное дыхание, и этот покой и тишина ночи дают такое же наслаждение, как любовь, которой я переполнена. Мысли, как волны, набегают и отступают в полудреме, но заснуть я не могу, да и не хочу: сегодня моя ночь и я не пропущу ни минуты!
Говорят, что перед смертью вся твоя жизнь проносится перед глазами. Не очень-то милосердно, правда? Вместо последнего утешения – получить последний повод сокрушаться о своих ошибках и тосковать о несбывшемся и упущенном. Но подумать о прожитой жизни в самый счастливый день – сам Бог велел. И тут же вместо желания ликующе крикнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!», у меня возникает мысль – а заслужила ли я такое счастье? И вот уже раскаянье в тысяче мелких и крупных грехов, компромиссов и слабостей не дает насладиться уверенностью, что я ангел во плоти, безвинно страдающий двадцать лет в юдоли земной, а счастье, испытанное в день, когда я получила наконец желанный приз, – это незаслуженный подарок, аванс за будущую праведную жизнь. Впрочем, не мне судить, как я прожила почти сорок лет, и что я, собственно, из себя представляю: святую мученицу или раскаявшуюся грешницу.
1. Ребенок с ранним развитием
Сейчас, вспоминая свое детство и юность, я пытаюсь разобраться, что сделало меня тем, что я есть. Самое обыкновенное детство, такое же, как у всех в шестидесятые годы. Провинциальный город, в котором я выросла, стимулировал желание приобщиться к столичной культурной жизни. Недаром говорят – из провинции как раз и выходит эта самая культура. Наблюдая пресыщенных однокурсников-ленинградцев, с детства избалованных благами цивилизации, я была благодарна судьбе, забросившей меня в наш северный городок. Но были еще два человека, которые повлияли на всю мою дальнейшую жизнь…
Мое детство и юность проходили под знаком сестры. Она, старшая, была для меня недосягаемым идеалом. Я всегда старалась подражать ей во всем, а для этого нужно было знать о ней как можно больше. Я подглядывала за ней, тайком читала ее дневник и всегда крутилась поблизости, наблюдая за ее друзьями и одноклассниками, когда они болтали, шутили, флиртовали, сидя вечерами у нее в комнате. Я впитывала эту атмосферу «взрослой» жизни, ведь они все были на четыре года старше меня и кончали школу, тогда как мне не было пятнадцати лет.
Я помню хорошенькую Наташу с милым личиком и кудрявыми волосами, собранными во взрослую прическу. Не помню даже, училась ли она в одном классе с сестрой, скорее всего, она попала в эту компанию с одним из братьев, Толей. Толя мне ужасно нравился, я тайком поглядывала на него, но казался он мне недоступно взрослым. Его брат Николай был еще на год старше и смотрел уже на них всех с некоторым снисхождением. Лида, маленькая, хрупкая, занималась хореографией и мечтала о карьере балерины, кроме этого ее мало что интересовало. Она была независима, взбалмошна и неудачлива, что потом, во взрослой жизни, проявилось сполна. Наташа же жила в мире с жизнью и самой собой: спокойная, уравновешенная, сначала думала, потом делала. Это мне нравилось, но в то же время вызывало какую-то жалость. Мне казалось, что ей чего-то не хватает в ее размеренной жизни. И, наконец, друг моей сестры, Илья. Больше всего на свете любила я слушать, как он поет под гитару песни Окуджавы. Когда он начинал: «Ах, эта женщина, увижу – и немею…», у меня по коже пробегали мурашки. Они с сестрой переживали пик влюбленности и демонстрировали это открыто. Затаив дыхание, я смотрела, как они сидели в обнимку на диване, целуясь. Боже, как мне хотелось сидеть вот так с кем-нибудь, чувствуя руку на своей талии, до поцелуя я даже в самых смелых своих мечтах не доходила. Однажды я наблюдала за их объятьями и услышала насмешливый голос Наташи:
– Ну что, малышка, небось тоже хочется? Попроси Илью, думаю, он не откажется и тебя научить целоваться. Он ведь тебе нравится?
– Глупости! Я тут болтаюсь в вашей компании, надеясь, что вы, как старшие, еще и умнее тех малолеток, которые окружают меня в классе!
– Ого! – восклицает Николай, пересаживаясь ко мне поближе, – значит, тебе больше нравятся умные разговоры?
– Ну, здесь, как я понимаю, больше интересуются другим, – парирую я.
– Ну и язычок у тебя! Молодая девушка должна быть скромной, послушной и невинной.
– Невинность в вашей компании сохранить трудно! – я вижу, что он шокирован, – Ты реагируешь, как институтка! Даже покраснел. Я имела в виду, что наблюдая за вами, трудно остаться в неведении, а ты что подумал?
Николай быстро переводит разговор на другое.
Уже тогда я научилась скрывать свои чувства, начинающие волновать меня, будоража ум и заставляя колотиться сердце, под безмятежностью на лице, невинным взглядом и насмешливыми и более, чем следует, откровенными замечаниями. Это действовало безотказно. Смущенные, они не приглядывались ко мне и не могли разглядеть смятение от первой встречи с загадками жизни. Коля был более внимателен и, возможно, догадывался, что со мной происходит, они ведь все пережили то, что взрослые называют переходным возрастом. Но я чувствовала себя с ним увереннее, он был слишком взрослым и не был «моим героем». Так начались наши бесконечные разговоры обо всем. Мы обсуждаем книги и фильмы, говорим о науке и поэзии. Больше всего нас увлекают философские споры. Ему нравится слушать, как я изрекаю прописные истины с апломбом первооткрывателя. Иногда мы вовлекаем в разговор всех, иногда окружающие теряют нить наших рассуждений и перестают обращать на нас внимание. Вызывая на спор, я пристаю к Коле с азартом молодой собачки, облаивающей слона.
– Как ты можешь существовать только потому, что мыслишь?
– Это не я, а Декарт, дурочка.
– Но ведь ты согласен с ним? Почему нельзя сказать: чувствую, значит существую?
– Потому что чувствуют и животные.
– Глупости, животные не чувствуют, а ощущают на уровне инстинктов и рефлексов. Чувствуют только люди. Например, как можно испытывать любовь к родине, не существуя?
– Любовь к родине – абстрактное понятие.
– Абстрактные понятия отличают нас от животных. Ну, хорошо, тогда – жалость к несчастным и обездоленным. Ведь животные не знают такой жалости.
– Бетси, ты говоришь глупости. Ведь Декарт подчеркивал высшую способность человека: творчески мыслить и создавать одним усилием ума.
– А как же произведения искусства? Они ведь создаются чувствами?
– Или умом!
– Ну, хватит, – взрывается Лида, – Диспут окончен. Давайте танцевать!
– Вот тебе отличный пример, Коко: она только чувствует и она существует!
Николай заходится в хохоте, Лида удивленно смотрит на нас, она не поняла, в чем тут дело.
Время от времени Наташа подшучивает надо мной:
– Что, влюбилась в Колю? Попробуй, отбей его у Лидки!
Наташу я не люблю, так как тихо ревную к Толе, который мне по-прежнему нравится, поэтому высокомерно замечаю на это:
– Вам не понять нас, вы ведь мыслите на примитивном уровне. У нас более высокие отношения.
Коля непостижим для меня. Он может часами разговаривать со мной и я вижу, что это доставляет ему такое же удовольствие, как и мне. Иногда я чувствую себя невероятно счастливой от сознания, что у меня есть такой чудесный друг. Он снисходителен и нежен со мной, как старший брат. Зовет он меня – Бетси, я же зову его: Коко, и в моменты, когда в споре не хватает аргументов, дразню, напоминая стишок: «Он с Кокошей и Тотошей по аллее проходил…» Иногда ему нравится, иногда он сердится. Толе я это никогда не цитирую, называя его Тотошей мысленно. Моя сестра смеется:
– Это же женское имя: Коко Шанель, например.
– Глупая, это прозвище. Как хочу, так и зову!
Временами я, разговаривая с Колей, замечаю, как он вдруг гаснет, теряя интерес к разговору, и отходит, небрежно потрепав меня по плечу:
– Ну ладно, хватит, потом как-нибудь закончим.
Сначала это меня ужасно обижало, но потом, поразмыслив, я решаю, что не ко мне же он собственно приходит. А зачем он действительно приходит к нам вместе с братом? Мне не понятно. С Лидой его уже почти ничего не связывает. Я боюсь, что когда их интерес друг к другу совсем угаснет, он перестанет приходить. В разговоре с Колей я теперь отзываюсь о Лиде с преувеличенным восторгом. Я тоже хожу в балетную студию, но в детскую группу. Лида танцует со взрослыми, на мой взгляд – очень хорошо. Я все время говорю об этом Коле.
– Бетси, к чему эти разговоры?
– А ты будешь приходить к нам без нее? – спрашиваю я напрямик.
– Тебе очень этого хочется?
– Да! – вырывается у меня, но я поясняю, – Видишь ли, со мной никто не разговаривает серьезно, все считают, что я маленькая. Но я ведь не маленькая?!
– Бетси, а тебе кто-нибудь нравится? (Я киваю головой, краска заливает мое лицо) Ты мне скажешь, кто это?
– Нет, это секрет, потому что ты знаешь его, – я непроизвольно смотрю в сторону Толи, – Но он влюблен в другую.
– Когда ты вырастешь, все мужчины будут от тебя без ума! – утешает меня Коля.
– Господи, скажешь тоже! Зачем мне мужчины без ума, – смеюсь я.
Он тоже начинает смеяться, а потом серьезно спрашивает:
– Ты думаешь, любовь выбирают по уму?
– Я не знаю, Коко, но мне кажется, что глупый мне не понравится.
– Ну, тогда ты должна влюбиться в меня.
– В тебя? – изумленно спрашиваю я, – Почему?
– Я-то ведь не дурак!
– Какая самонадеянность! Но ты прав в одном: наверное, не только по уму выбирают человека. Я пока ничего об этом не знаю.
– Наверное, никто не знает. Вряд ли здесь кто-нибудь связно объяснит, почему ему нравится тот или другой человек.
– Давай спросим?
– Лучше не надо. Когда начинаешь задумываться и анализировать, чувства тают, как снег под дождем.
Я смотрю на него широко открытыми глазами. Я понимаю, что он говорит о себе и то, что он делится этим со мной, наполняет меня гордостью.
– Может, это не всегда? Я имею в виду, если ты после анализа понимаешь, что объект все-таки достоин, чувства сохраняются?
– Не знаю. Может быть… Какая ты приставучая, Бетси!
– Мне просто хочется знать! – обижаюсь я.
На день рождения я пригласила своих одноклассников, и когда веселье было в разгаре, пришли вдруг Толя с братом. Я была страшно удивлена и обрадована. Я в глазах своих подруг сразу поднялась на недосягаемую высоту: такие взрослые гости! Сестра разрешила взять ее магнитофон и пленки, и мы танцевали, подражая старшеклассникам. Оба брата пригласили по очереди меня танцевать. Первый раз я оказалась в Толиных объятьях и танцевала, чуть дыша. Наверное, восторг был написан у меня на лице. Коля, покрутив меня в быстром танце, придержал за талию и спросил:
– Хороший подарок я тебе сделал?
Я даже остановилась от неожиданности. Они оба принесли мне пластинки, все 32 сонаты Бетховена, которые я давно мечтала иметь, но я поняла, что он говорит не об этом. Румянец окрасил мои щеки и я уже вдохнула побольше воздуха, чтобы сказать колкость, скрывающую смущение, но Коля остановил меня, положив руку на мой открытый рот, и быстро заметил:
– Не надо благодарности, я вижу, что тебе понравилось!
Я надулась, но меня разбирал смех. Братья между тем садятся к пианино и начинают играть в четыре руки, напевая: «У Пегги был ученый гусь». Коля вскакивает и, подхватив меня, пускается в пляс, подпевая Толе и заменяя Пегги на Бетси:
У Бетси был ученый гусь,
Он знал все песни наизусть…
Спляшем, Бетси, спляшем!
Начинается то, что моя сестра называет «детский крик на лужайке». Все гости, хохоча, скачут и вертятся, подпевая и хлопая в ладоши. После этого мы начинаем играть в фанты. Мне кажется, что этот день рождения – самый веселый и счастливый.
Зимой мы часто ходим на каток или на лыжах, уходя очень далеко на целый день, прихватив с собой бутерброды. На лыжах я катаюсь очень хорошо и здесь мы на равных. С самых высоких гор я катаюсь с Ильей, лучшим лыжником. Наташа всегда плетется сзади, Толе иногда надоедает сдерживать из-за нее шаг, и мы носимся наперегонки, успевая сделать круг и вернуться к девочкам. Коля катается хорошо, но предпочитает ровно и спокойно преодолевать лыжню, не вырываясь вперед. Я смеюсь над ним, но он не обращает внимания.
К весне он приходит все реже, у него скоро выпускные экзамены. Следующая наша встреча происходит уже на зимние каникулы. Николай поступил в Ленинградский университет. Мне уже пятнадцатый год, я по-прежнему влюблена в Толю. Лида осенью явилась к нам с новым поклонником. Мне тоскливо без Коли, я чувствую себя лишней в их компании. Все больше времени я провожу с одноклассниками – на катке, в кино, на лыжах. Новое увлечение приходит внезапно. Гитарист из школьного ансамбля, блондин с голубыми глазами и обворожительной ямочкой на подбородке так, мне кажется, похож на артиста Видова, потрясшего наше юное воображение в фильме «Красная мантия», что я забываю обо всем на свете. Толя уходит в область воспоминаний. Я хожу, как сомнамбула, оживая только в те минуты, когда встречаюсь – так редко! – с предметом обожания. Он учится в девятом классе и на другом этаже. Каждую перемену я вспоминаю о каком-то деле, которое вынуждает спуститься вниз и пройти мимо его класса в надежде встретиться. Он на меня совершенно не обращает внимания. День рождения, когда мне исполнилось пятнадцать лет, проходит в любовной тоске. Сестра пытается меня утешить, потом коварно рассказывает всем о моей безнадежной любви. И сочувствие, и шутки, которые я от них слышу, доводят меня до отчаяния. В таком состоянии вхожу однажды в середине января домой и слышу шум, смех, восклицания. Зайдя в комнату, вижу всех в сборе: Наташу, Лиду с новым другом, Толю, Илью и – Колю! Слегка оживившись и слабо улыбаясь, я машу ему рукой и сажусь в углу, в стороне ото всех.
– Что это с ней? – удивляется Коля, – Бетси, ты больна? А я скучал по тебе. Там, понимаешь, поговорить не с кем.
– Не обращай на нее внимания! Она влюблена и страдает. Расскажи лучше про университет, – просит сестра.
Они с Толей собираются в этом году поступать туда учиться. Наташа готовится в медицинский. Коля начинает делиться впечатлениями о вступительных экзаменах и первых месяцах учебы, о жизни в Ленинграде, о театрах и филармонии, о новых знакомых, о девушках. Я немного оживляюсь и прислушиваюсь к его рассказу.
– Бетси, ты вспоминала меня? – внезапно поворачивается он ко мне и я киваю головой, – Пойдем завтра кататься на лыжах?
Назавтра мы все вместе отправляемся за город. На этот раз Коля сам зовет идти рядом с ним. Мы не торопясь скользим по лыжне. Но разговаривать, идя друг за другом, трудно и мы сворачиваем с лыжни на снег.
– Бетси, ты сильно изменилась! Что с тобой произошло?
– А как я изменилась? – спрашиваю я с любопытством.
– Ты стала взрослее. Помнишь, я как-то сказал, что, когда ты вырастешь, мужчины будут сходить по тебе с ума? Я думаю, это время скоро наступит. Сколько тебе лет?
– Шестнадцатый год. Но ты не прав, на меня никто не обращает внимания. Я словно пустое место!
– И кто же этот глупец, который один не замечает тебя?
– Именно тот, который мне нужен! Ах, я такая… – я подыскиваю слово, – Я не привлекательная! Мне нечем его привлечь. Я даже целоваться не умею!
– Ты ни с кем еще не целовалась?
– Нет, представляешь? Никто меня не хочет даже поцеловать! Коко, научи меня! Пожалуйста, – я умоляюще заглядываю в его глаза и хватаю за руку, – я тебя очень прошу! Я с тобой не так боюсь!
– Разве ты боишься?
– Ужасно! Мне кажется, если он захочет меня поцеловать – я просто умру!
– Маленькая, глупенькая девочка…
Он легко проводит кончиками пальцев по моей щеке, потом касается моих губ и начинает пальцем обводить их по контуру. Я стою, затаив дыхание и удивленно глядя на него. Коля наклоняется ко мне. Когда его лицо приближается к моему, я делаю непроизвольное движение назад и, запутавшись в лыжах, падаю в снег.
– Ах, видишь, я такая нескладеха! – огорчаюсь я.
Он быстро отстегивает лыжные крепления, освобождая мои ноги, снимает свои лыжи и присаживается рядом, притягивая меня к себе.
– Не ругай себя. Девушка и должна быть послушной, невинной и скромной.
– Даже если она не невинна и не скромна? – не могу удержаться я.
– Предполагается, что я об этом не знаю. Но ведь ты невинна!
– Смотря что под этим подразумевать.
– Бетси, сейчас не время начинать дискуссию! – пресекает мою вечную готовность спорить Коля.
Он берет меня за плечи и, притянув поближе, опять начинает ласкать лицо и губы, пока они не раскрываются с легким вздохом. Коля тихонько касается их своими губами, пока я не закрываю глаза, отдаваясь новому и чудесному ощущению. Мои руки закидываются ему за голову, и тут он целует меня по-настоящему. Поцелуй длится несколько секунд, Коля отрывается и смотрит на меня удивленно, а потом крепче прижимает к себе и целует еще, долго-долго. Меня заливает горячая волна, чувствую, что еще немного – и я потеряю сознание от блаженства, которое доставляют его мягкие губы. Легкий стон вырывается из груди и я крепче прижимаюсь к нему.
Бетси, – шепчет он, – Бетси, не искушай меня!
Я отстраняюсь и смотрю на Колю восторженными глазами:
– Это всегда так чудесно?
– А как ты думаешь?
– Я думаю, не всегда. Наверное, это зависит от того, кто тебя целует? Я рада, что ты был первым.
– Всегда к твоим услугам, – улыбается он.
– А ты многих целовал? – с любопытством спрашиваю я.
– Знаешь, мне ведь скоро двадцать!
– Так ты, значит… может быть… – потрясенно начинаю я.
– Ш-ш-ш, Бетси, нельзя быть такой любопытной, всему свое время, – он подает мне руку, помогая подняться, – а теперь запомни: тот, кто не обратит на тебя внимания, просто дурак и не стоит тебя. Чувствуй себя принцессой и не бегай за парнем. Рано или поздно он сам придет. Когда ты вырастешь, ты будешь удивительной женщиной, с твоим умом это будет сводить с ума. Я первый это говорю. Главное – не урони себя и не торопись.
– Ах, хорошо бы ты не уезжал! Без тебя я так скучала!!
– А как же Толик? Ты его разлюбила?
– Ты разве знал?
– Да уж, догадался. Он и не подозревает, что потерял! Ну, побежали догонять остальных?
Почти две недели студенческих каникул мы проводим все вместе, как в старые времена. Я оживаю и веселею. Однажды вечером, возвращаясь из кино, я начинаю кататься на накатанной полоске льда, но с первого раза падаю. Коля помогает мне подняться, я упрямо возвращаюсь и снова скольжу вперед, но уже в самом конце вдруг замечаю идущего навстречу своего гитариста и от неожиданности опять чуть не падаю. Коля подхватывает меня в охапку и говорит:
– Так не честно, Бетси! Ты специально, – но увидев мое застывшее лицо и большие глаза, он, не выпуская меня, шепчет: – Все в порядке, ты ведь принцесса! – и целует прямо у всех на виду.
Придя в себя от неожиданности, я замечаю ошеломленное лицо моего недоступного гитариста и встречаю веселый Колин взгляд.
– Главное – не переиграй! – советует он.
– Коко, спасибо! – благодарно шепчу я, – Как жаль, что ты скоро уезжаешь! Я попробую еще?
Я снова возвращаюсь к началу ледяной дорожки и опять скольжу по ней, не глядя по сторонам, благополучно соскакиваю на снег и мы идем, взявшись за руки, догонять остальных.
– Молодец! Спорим, он подойдет к тебе в течение недели?
– Не буду я спорить.
– Тоже верно, – одобрительно кивает Коля, – Это не предмет для спора.
И, словно тема исчерпана, мы начинаем обсуждать недавно прочитанную «Сумму технологии» Лема. Коля объясняет мне непонятные места, связанные с технической терминологией.
– Слушай, а почему ты занимаешься физикой? Я думала, что тебя интересует философия или психология. Почему точные науки? Тебе разве интересно? Физика – какая гадость! Погнался за модой?
– Да, наверное. Но ты знаешь, довольно интересно пока. А что тебя интересует? Ты выбрала?
– Конечно, я точно знаю, где буду учиться: филфак, французская литература, я только не выбрала, какой период, все так интересно!
– Вот так новость! Я от тебя не ожидал. Тебя ведь тоже интересовала философия? И биология?
– Да знаешь, решила выучить французский. Мне ведь языки легко даются, по-английски я свободно уже говорю, только акцент, наверное, жуткий. А французский – это так изысканно! Ну, начала и увлеклась. Через два года приеду поступать к вам в университет. Но мне так не интересно учиться в школе! – пожаловалась я, – И не с кем поговорить, сестре не до меня.
– Потерпи еще!
– Да я терплю. Читаю, слушаю музыку.
– Влюбляешься и страдаешь! – подсказывает Коля, прижав мне пальцем кончик носа, как маленькой.
– Да, – соглашаюсь я, – Это тоже интересно.
– Ты так на это смотришь?
– Помнишь, мы как-то спорили, что важнее, мыслить или чувствовать? Я поняла, что мне интересней чувствовать, мыслить – это не самоцель.
– Это опасный путь. Чувства не должны заслонять разум, – покачал головой Коля и вдруг тихо добавил: – Хотя один разум – это тоже ущербно. Бетси, знаешь, я ни с кем и никогда не говорил об этом, только с тобой. У меня слишком много разума и почти нет чувств.
– Ты никого не любишь? – постаралась скрыть любопытство я.
– Нет, не то. Я слишком разумно люблю. А мне бы очень хотелось сойти с ума и пожить в безумии чувств, но я не способен на это.
– Ты клевещешь на себя, ты просто еще не влюбился.
– Может быть.
Я невероятно горда тем, что он говорит со мной так откровенно, хотя и не понимаю до конца, что он имеет в виду. Сама я переживаю момент, когда все чувства необыкновенно обострены, эмоции составляют смысл жизни, и как можно жить в другом состоянии, я не представляю.
Спор, от которого я отказалась, Коля выиграл. Не прошло и недели, как на катке ко мне подошел предмет моих страданий и предложил кататься вместе. Мы встречались несколько раз, вместе ходили на каток, в кино, целовались на безлюдных вечерних улицах или в подъезде, когда он провожал меня домой. Сначала мне все это безумно нравилось, но я быстро поняла, что говорить нам больше не о чем, даже о музыке и своей гитаре ничего интересного он сообщить не мог. Когда пришла весна и растаял каток, наши встречи стали все реже и к концу учебного года прекратились сами собой.
Летом сестра, как и мечтала, поступила в ленинградский университет на биофак. Еще через год, летом, встретившись с сестрой в Крыму, я получила кучу сведений обо всех наших знакомых, которые тоже учились в Ленинграде, в том числе о Толе и Коле. Лежа на пляже, мы лениво болтаем обо всех.
– Да, новость! – вспомнив вдруг, радостно сообщает она, – Колька собирается жениться. Она сухой математик, хотя, в общем, симпатичная. Но знаешь, какая-то нелюдимая. Он стал редко появляться у нас.
(Сестра снимала комнату вдвоем с Наташей.)
– Может, им просто хочется побыть вдвоем. Передай ему мои поздравления. И скажи, что я желаю ему забыть с ней о Декарте.
– Что-что? – удивленно переспрашивает она.
– Так и скажи, он поймет. Мы когда-то давно говорили с ним об этом.
– Да, вы ведь дружили, – вспоминает сестра и интересуется: – Ты была в него влюблена?
– Нет, больше. Он – мой самый лучший друг. Больше, чем ты!
– Даже так? Я этого не понимаю.
– Просто есть вещи, которые проще обсуждать с мужчиной. Он мог говорить со мной обо всем и не считал меня ребенком.
– А со мной не обо всем? – насмешливо спрашивает сестра, смазывая плечи кремом от загара.
– Ну, не обижайся, с тобой о том же – но по-другому.
– Слушай, – вдруг сжимает она мою руку и показывает глазами в сторону, – По-моему, вот тот молодой человек не сводит с тебя глаз. Хочешь познакомиться с ним? Он симпатичный.
– Он просто не знает, сколько мне лет.
– Да, по тебе не скажешь, что тебе шестнадцать, – вздыхает она, – Прекрати округляться, иначе к двадцати ты будешь толстушкой. А сейчас ты секс-бомба, – и с завистью добавляет: – Хотела бы я иметь такие формы!
Моя сестра маленькая и хрупкая, как наша мать. Я, видимо, пошла в бабушку, и последнее время мои грудь и бедра доставляют мне массу неприятностей. Что я только не делаю, чтобы вернуть девчоночью тонкую фигуру, только что уксус не пью! В отличие от роскошных волос, которые украшают голову сестры и делают ее шею особенно хрупкой под грузом дважды обернутой вокруг головы косы в руку толщиной, я коротко подстрижена. Когда мы бежим купаться, я успеваю отплыть довольно далеко, пока она надевает шапочку и плывет, аккуратно держа голову над водой. Молодой человек действительно пытается завести знакомство, но разговаривает с ним в основном сестра. Я, искупавшись, опять берусь за книгу. Читаю я, как всегда, очень много и все подряд, поглощая одновременно Бабеля, Вересаева, Бунина, которого в то время очень любила сестра (она в восторге от «Гали Ганской», а мне больше нравится «Натали»), Флобера и Ронсара. Флобера я читаю по-французски, заглядывая иногда в словарь.
Осенью, в школе, сидя на уроках, я тоже потихоньку читаю, причем стараюсь брать с собой французские книги. Если учителя, заметив мою невнимательность, отбирают их, то обескураженные тем, что у меня книги на иностранном языке, как правило, возвращают их обратно. Все два года до окончания школы я готовлюсь к экзаменам в университет, зная, как трудно поступить на филфак. Развлекает меня эти два года любовь одноклассника. Я не люблю его, но он мне нравится и так влюблен, что я не могу это не оценить. И потом, он не глуп, и я могу разговаривать с ним. Конечно, не так, как с Колей, но все же мне приятно, что все мои мысли находят живой отклик и согласие. Кончаю школу я в таком нервном возбуждении, что даже не помню подробностей экзаменов и выпускного бала. Мой бал впереди. Сразу после вступительных экзаменов в университет – свадьба моей сестры. Она, наконец, выбрала из двух друзей, соперничающих перед ней, одного – и не того, что нравится мне. Я молчу, предполагая, что она его любит. Не мне же замуж.
Экзамены я сдаю на едином дыхании, и мое страстное желание остаться учиться в Ленинграде создает нужный настрой, в результате я прохожу сквозь все препоны и выдерживаю жуткий конкурсный отбор. Теперь можно расслабиться и посвятить себя подготовке к свадьбе. Мы бегаем по салонам для новобрачных, ателье мод и по магазинам, покупая приданое. Это очень увлекательно. Наконец, наступает знаменательный день. Мы все, причесанные в парикмахерской, одетые в новые платья, с букетами цветов, везем невесту во Дворец бракосочетаний на набережной, самый модный, в который через год приду и я. Сестра моя прелестна в белом кружевном платье, с букетом вьющихся роз, перевязанных атласным бантом. Уже во Дворце я встречаю всех своих знакомых и стою, принимая поздравления с поступлением в университет, кивая и улыбаясь, как вдруг замечаю Колю, который смотрит на меня издали с удивлением и любопытством. Я испытываю желание броситься ему на шею, но вижу рядом с ним молодую женщину, которая мне совсем не нравится. Наверное, это и есть его жена. Я не анализирую причину, но меня так и подмывает устроить что-нибудь вызывающее. Как говорит про это мама – чертик дергает за ниточку. Я подхожу к ним спокойно и чинно, здороваюсь и светским голосом заявляю, что очень рада видеть старого друга и познакомиться с его женой.
– Пусть вас не шокируют наши несколько вольные отношения, – заявляю я жене, глядя в глаза невинным взглядом, – Но ваш муж вытирал мне нос и шлепал по попке, когда я была еще в нежном возрасте. Я, можно сказать, выросла у него на коленях, – и я бросаюсь-таки к нему на шею с воплем, – Коко, дорогой, как я рада! – он похлопывает меня по спине, я отстраняюсь и так же ангельски любезно улыбаюсь застывшей жене: – Простите еще раз! Мы с сестрой рады видеть вас в такой торжественный день.
Я отхожу к беззвучно хохочущему у них за спиной Толе, он отводит меня в сторону и говорит восхищенно:
– Ты была великолепна. Дала ей повод к разводу, что сделает брата счастливым на всю жизнь.
– Я рада, хотя и не ожидала, что будет такой сокрушительный эффект. У них все так плохо? Она совсем мне не понравилась.
– Зато ты потрясающе выглядишь. Ты поступила в университет?
– Да, мсье, на французское отделение. Представляешь, буду учиться в самом центре, на Васильевском острове! А вы ведь занимаетесь в Петергофе? Так что ты сказал, у них неудачный брак?
– Конечно, безумием было жениться на ней. Как жена физика, она еще терпима, – говорит Толя тоном опытного мужчины, – Но ты знаешь, что брат хочет бросать университет и учиться на искусствоведческом? С этого все и началось. Она считает его идиотом.
– Сама она идиотка! – обижаюсь я за Колю, – Я сомневалась в его выборе еще три года назад.
– Лиза, – говорит он мне вслед, – ты очаровательна!
В ресторане Толя подсаживается ко мне и ухаживает напропалую. Надо сказать, что он не единственный, танцевать меня приглашают все. Когда ко мне подходит Коля, я делаю круглые глаза:
– Ты рискуешь усугубить скандал? Толя мне обрисовал слегка картину вашей семейной жизни. Прости меня. Я сначала делаю, а потом думаю. Ну, это ведь для тебя не новость. Последствия будут серьезны?
– Не бери в голову! – успокаивает Коля, выводя на середину танцевальной площадки и кладя руку на мою талию, – Бетси, я тебя не сразу узнал. Сколько мы не виделись, три года? Я горд, что я первый сказал: ты будешь потрясающей женщиной! Я желаю тебе счастья.
– Я уже счастлива: я здесь, и я принята на филфак.
– Это слишком разумно, а ты всегда привлекала меня широтой чувств.
– Я надеюсь, что здесь я получу все, что хочу, – заверяю я.
– Я тоже, – и добавляет, хихикнув: – Хоть я и не шлепал тебя по попке в нежном возрасте, я чувствую ответственность за тебя.
– Ну, конечно. Но все-таки это ты научил меня целоваться! Хотя всему остальному мне и пришлось учиться самой.
– И чему же ты научилась? – озабоченно интересуется он, – я надеюсь, ты все еще скромная и невинная девочка?
– Далась тебе моя невинность! Да, я невинна, потому что слишком была занята учебой, пора брать все в свои руки.
– Смотри не наломай дров, Бетси! Я беспокоюсь, ведь ты выросла на моих коленях! – говорит Коля, нежно прижимая меня к себе.
На следующий танец меня подхватывает кто-то из друзей жениха. Больше в тот вечер мы с Колей не танцуем.
Я с жадностью окунулась в ленинградскую жизнь, упиваясь свободой и новизной. Жила пока с Наташей, заняв место сестры. Все свободное от занятий время я исследовала незнакомый и полный тайн город. Лекции, театры, филармония, прогулки по городу и пригородам занимают все мое время. Я почти не бываю дома – и слава богу, у нас с Наташей назревает скандал: она считает, что я отбиваю у нее Толю, хотя видно сразу, что он отбился сам. Теперь он стал чаще бывать у нас, но заходит скорее ко мне. Наташа дуется на меня. Как я не клянусь, что меня не интересует ее Толя, она не верит. Приходится, импровизируя, признаваться, что с детства влюблена в Колю – сильно и безнадежно. Этому она верит сразу и наши хорошие отношения восстановлены.
