355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марина Маслова » Спляшем, Бетси, спляшем! (СИ) » Текст книги (страница 17)
Спляшем, Бетси, спляшем! (СИ)
  • Текст добавлен: 21 апреля 2017, 09:30

Текст книги "Спляшем, Бетси, спляшем! (СИ)"


Автор книги: Марина Маслова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Ты можешь представить себе Коко, выезжающего по фальшивым документам?!

Саша засмеялся, но потом, печально глядя на меня, спросил:

– Хочешь, я на тебе женюсь?

Тут уж я не выдерживаю и слезы текут у меня по щекам.

– Да, это была бы жестокая месть, но украсть жениха у дочери я неспособна! – я улыбаюсь сквозь слезы и Саша тоже хихикает, – ты просто приезжай почаще, бери у миссис Коннор деньги. И вообще, если нужно будет, на девушек например, не стесняйся. Ты ведь мой приемный сын? Как ты думаешь, может мне сняться еще раз в кино? Меня приглашали.

– Бетси, ты сыграла так замечательно! Я показывал всем студентам и мисс Саре очень понравилось. Она сказала, что ты блестяще реализуешь себя, пока нет чувства, заслоняющего все остальное и снижающего твой творческий потенциал.

– Сара неисправима. Но тебя, Саша, я попрошу: не анализируй нас и не раскладывай по полочкам, навесив ярлыки. Просто люби нас такими, как мы есть. Хорошо?

– Хорошо. Я люблю тебя, Бетси!

– Спасибо, дорогой, – похлопываю я Сашину руку и думаю, что он становится совсем взрослым, сейчас уже выше меня. Девушки от него, должно быть, сходят с ума!

В Рим я возвращаюсь совершенно спокойной. Джек, с тревогой встречающий нас в аэропорту, вглядывается в мое лицо, но ничего не может понять. Все лето Джек развлекает меня, как может: на корте, в театрах и музеях. На уик-энд мы ездим на море и там, повозившись в воде с детьми, поплавав, он предлагает освоить винд-серфинг. Это меня увлекает. Увидев мои загоревшиеся глаза, Джек ужасно рад, что ему удалось поколебать мое отрешенное спокойствие.

Мне нравится ловить ветер и чувствовать, как парус рвется из рук, удерживать равновесие, стоя на шаткой доске. Такое наслаждение скользить, чуть покачиваясь на волнах, пружиня ногами и изгибаясь всем телом. Мозг все время анализирует силу ветра, высоту волны, не дает расслабиться, и это мне как раз нравится. Это требует всего внимания, отвлекая от проблем, оставшихся на берегу. За это я очень благодарна Джеку. На воде я отдыхаю от вечной боли. Чуть отвлекшись, я сразу теряю равновесие и падаю в воду, Джек, описывая вокруг плавные круги, смеется и дает советы, хотя сам начал учиться вместе со мной. Он тоже скользит в воду и, поддерживая за талию, хочет помочь мне забраться обратно на доску, но не удержавшись, начинает целовать. От этого мы уходим под воду. Джек опирается на доску, продолжая обнимать другой рукой.

– Джек, дай же мне забраться обратно!

– Подожди, – умоляет он, – на берегу ты такая недоступная, только здесь я могу делать то, что мне все время хочется.

Он покрывает меня поцелуями, пробую скрыться, поднырнув под его руки, но он быстро ловит меня и опять заключает в объятья.

– Лиззи, Лиззи, я хочу тебя! Безумно, постоянно! Я изо дня в день только об этом и думаю.

– Джек! Отпусти меня, – прошу я.

Он покорно разжимает руки. С приезда я не поощряла его вечную готовность любить меня, словно получив разрешение на адюльтер, я потеряла к этому всякий интерес.

Ночью, вернувшись домой, я задумываюсь об отношениях мужчины и женщины и мотивах их поступков. Любовь и предательство, верность и страсть, запреты и грехи – это открывает головокружительную бездну перед ними, а если связаны сложными взаимоотношениями несколько человек, то это потрясающе интересно. Переплетение разума и чувств нескольких мужчин и женщин создают сложный узор лабиринта, по которому будет блуждать героиня. Я уже начала думать об этом, как о новом романе. Я удивляюсь причудам сознания и его умению инстинктивно уходить от сложных проблем в мир фантазии. Мне проще придумать головоломные хитросплетения чужих судеб, чем разобраться в своей. Я боюсь задумываться, как мне теперь жить без надежды.

Когда Джек заходит за мной после работы, чтобы идти на корт, он застает меня за письменным столом.

– Джек, дорогой, не отвлекай меня.

– Но как же теннис?

– Потом, – бормочу я, думая о том, в каких отношениях может быть муж героини с бывшей женой ее любовника, – Джек, не обижайся, хочешь – посиди со мной, но я не буду тобой заниматься. Хорошо? Он, наверное, будет изменять жене.

– Что ты сказала?

– Джек, что ты думаешь о женщине, которая хорошо живет с мужем, за которого вышла по любви, и имеет любовника, которого тоже любит?

– А сейчас она любит мужа? И как она любит любовника?

– Вот! Ты ухватил самую суть. Скажем, так: она любила мужа, но в супружестве чувства меняются. Она привязана к мужу. Допустим – десять лет. Срок немалый. Так, как в первые дни, она любить его уже не может… Или может?

– Тогда ей не нужен любовник.

– Значит, она любит мужа, но уже не так пылко, да? А любовник… ведь если бы она влюбилась в него так, как некогда в мужа, она просто ушла бы к нему.

– Может, меркантильные соображения?

– Нет, тут только чувства. Я бы, например, если безумно полюбила человека – обязательно вышла бы за него замуж. Не в деньгах счастье. Есть женщины, которые ради денег идут на преступление, остальные же ради любви отдадут все. Давай продолжим. Почему она не уходит к любовнику?

– Она его не любит. Элизабет, любовь и страсть – это ведь разные чувства?

– Ты думаешь, любовник дает ей те ощущения, которых лишена ее супружеская жизнь? О, я поняла! С мужем иссякла страсть, но осталась сильная духовная близость, то есть любовь, а с любовником – только страсть. Но ведь это быстро пройдет?

– Это если он ее не любит, но ведь он ее может очень сильно любить.

– А она?

Джек печально вздыхает: – У него не должно быть иллюзий на этот счет.

– Прости, Джек. Но ты мне очень помог сейчас.

– Лиззи, что с тобой произошло?

– Со мной?!

– Да, ты приехала из Лондона, оставив там душу.

– Джек, ты заблуждаешься, у меня ее давно нет.

– Что же у тебя все время болит? Я не могу смотреть на тебя без содрогания.

– Джек, давай не будем говорить обо мне. Не отвлекай меня! – я склоняюсь над рукописью.

Я пишу, как одержимая. Беру работу на уик-энд, думаю о ней в посольстве. В начале сентября вдруг приезжает Саша.

– Привет, Бетси, я приехал тебя навестить.

– Спасибо, дорогой. Что-нибудь случилось?

– Нет-нет, ничего.

Но я знаю, что у него уже начались занятия, и нужна поистине серьезная причина, чтобы заставить Сашу оторваться от лекций.

– Я просто захотел эти дни провести с тобой.

Я обнимаю его и тихо спрашиваю: – Что, Коля?

– Бетси, ты только не волнуйся.

– Саша, Коля пережил это три раза, когда я выходила замуж. Что смог он, то смогу и я.

– Ни за что никогда не влюблюсь! – в сердцах говорит Саша.

– Глупенький! Это так прекрасно! Я бы умерла без любви.

– Смотри, не умри от любви, Бетси. Но как он мог!

– Саша, это не нам решать. Ну что, давай развлекаться? Я давно не отдыхала, завтра поедем на море.

Я звоню Джеку и он немедленно приезжает, обрадованный тем, что я позвала его. Они с Сашей тут же составляют план, по которому каждая минута моя пройдет под их наблюдением, заполненная всяческими развлечениями. Вечером они отвозят меня в дорогой ресторан. Я – в парижском вечернем туалете и бриллиантах между двумя красивыми мужчинами в смокингах, на нас обращают внимание, меня узнают после фильма. Мы заказываем бутылку французского шампанского. Саша рассказывает смешные эпизоды из своей практики в психиатрической клинике, Джек – о случаях во время учебы в военной школе. Они танцуют со мной по очереди. Мы веселимся вовсю. Но когда Саша заказывает на десерт эклеры, меня передергивает и я, видимо, меняюсь в лице, потому что Саша тут же просит унести их и предлагает съесть мороженое. Но воспоминания уже захлестнули меня. Джек подливает вина, а потом предлагает поехать в Колизей, который ночью выглядит особенно живописно.

– Правда, не так величественно, как дельфийские развалины, помнишь, Элизабет?

– А давайте полетим на уик-энд в Дельфы! – тут же ухватилась я за эту мысль, – Ты хочешь, Саша?

– Как замечательно! – подыгрывает он, – Я не был в Греции. А теперь в Колизей!

Мы садимся в машину и едем к Колизею. Я рассеянно оглядываю колоссальное сооружение, подсвеченное прожекторами, группы туристов, бродящих, перекликаясь, по огромной арене, и мне становится тошно.

– Сегодня это не производит на меня впечатления. Пойдемте в бар.

Саша тревожно смотрит на меня и переглядывается с Джеком. Мы заходим в модный бар по соседству, полный туристов, и заказываем мартини. Я пью рюмку за рюмкой и не пьянею, наконец, прошу бренди и вдруг слышу сзади:

– Лиза, тебе опять нужно расслабиться? После бренди ты становишься обворожительной. Можно, я дождусь этого?

Я радостно бросаюсь на шею Витторио Минотти.

– Витторио, присоединяйся. Мы не очень успешно топим в вине свои и чужие печали по случаю одного радостного события.

– С удовольствием. К тебе, Лиза, я могу присоединиться на всю жизнь!

– Я буду иметь это в виду! – грожу пальцем, как красотка в плохом фильме.

Мы пьем бренди, потом идем в другой бар, где по словам Витторио есть великолепное вино, потом отправляемся в дансинг.

– Элизабет, что с тобой сегодня происходит? – тревожно спрашивает Джек, крепко обняв меня за талию и уверенно ведя в танце.

– Ничего, Джек, не больше, чем всегда. Весело, правда?

– С тобой мне всегда весело. Лиззи, я люблю тебя, – Джек прижимается губами к волосам, – и я соскучился.

Мне нечего сказать и нет сил на сочувствие, танец заканчивается кстати.

– Лиза, я соскучился, давай сделаем еще один фильм? – говорит во время танца Минотти, дождавшийся своей очереди.

– Витторио, не надо о делах. Поедем завтра с нами в Афины и Дельфы? Мы хотим продолжить развлекаться.

– Лиза, а по какому поводу такое веселье? – удивленно интересуется он, зная мой образ жизни и вкусы.

– Да так, одно счастливое событие…

– Напишешь сценарий «Жизели»? – без перерыва заводит он все ту же песню.

– Потом, потом. Давай лучше выпьем!

Мы опять заходим в бар.

– За любовь и удачу! – поднимаю я бокал, – Пусть сегодня все мужчины станут счастливыми.

– Ты очень щедра, Лиза. Нас ты тоже включаешь в этот круг счастливцев?

– Ну, конечно! Вы мои друзья! Пошли дальше?

Переходя из бара в бар мы останавливаемся, наконец, у фонтана Треви и я, уже достаточно выпив, вдруг решаю искупаться.

– Витторио, сними меня «а ля Феллини»! – кричу я, подбираю платье и, сняв туфли, и шагаю прямо в воду.

– Бетси, пошли домой! – зовет Саша.

Но я, смеясь, подставляю лицо струям воды. Наконец Джек тоже залезает в фонтан и, подняв меня на руки, выносит совершенно мокрую и смеющуюся. По лицу стекает вода, слез не заметно. Но боль действительно притупилась, мысли под воздействием выпитого путаются и я уже не могу вспомнить, почему мне себя так жаль.

Утром мы вчетвером улетаем в Афины. Повторяя маршрут съемок, мы едем в Дельфы. Приятно быть среди трех мужчин, которые смотрят тебе в рот, ожидая очередное пожелание.

– Витторио, бедняга, ты удивляешься, каким ветром тебя сюда занесло? – наклоняюсь я к Минотти, в машине сидящему справа от меня.

– Нет, я поехал, чтобы уговорить тебя сделать со мной фильм. Напиши сценарий «Жизели», иначе я попрошу кого-нибудь другого!

– А я подам на тебя в суд! Не торопись. Я сделаю тебе сценарий, когда закончу роман.

– Ты пишешь роман? О чем?

– Женщина, ее муж, ее любовник, их жены и любовницы – такой узел из пяти жизней.

– О! Это можно будет снять?

– Посмотришь, что получится.

В Дельфах жарко. Солнце превращает воздух в дрожащее марево, и мне это нравится. Хочется раствориться в этом слепящем свете и самой стать миражем, рожденным в полуденном жару. Мы стоим на сцене театра, где в прошлом году снимался эпизод из фильма, и Джек с Витторио в один голос просят почитать им стихи. Я читаю Жоржа Брассанса, которого недавно перечитывала, раздумывая, не написать ли мне о нем:

 
Не повергай Амура в дрожь,
Приставив к горлу, словно нож,
Его же стрелы,
Амур бывает отомщен
Тем, что любви лишает он
За это дело.
Прими любовь такой, как есть,
Зачем ей штамп и закорюки?
Имею честь, имею честь
Не предлагать себя в супруги!
 

– Лиза, прочти Федру, – просит Витторио, когда я, закончив, делаю шутливый реверанс.

– Уместней Медея, – бормочу я и читаю другое, конечно, любимую Цветаеву, которая всегда созвучна мне:

 
Скоро уж из ласточек – в колдуньи!
Молодость! Простимся накануне.
Постоим с тобою на ветру,
Смуглая моя! Утешь сестру!
Полыхни малиновою юбкой,
Молодость моя! Моя голубка
Смуглая! Раззор моей души!
Молодость моя! Утешь, спляши!..
 

Вдруг откуда-то сверху доносятся бурные аплодисменты. Все удивленно поднимают головы навстречу русоголовому загорелому гиганту, спускающемуся по ступеням вниз, хлопая в ладоши. Эхо подхватывает хлопки, создавая эффект овации. Я, всмотревшись, взвизгиваю и несусь ему навстречу, раскинув руки.

– Митя! О, мой герой! Каким ветром тебя занесло?

Он подхватывает меня в объятия и кружит по сцене.

– Ну, теперь я убедился, что в Греции действительно все есть, даже Мадам Бетси!

– Поставь же меня на землю и расскажи, как ты здесь очутился?

– Я на археологическом конгрессе в Афинах. А ты что здесь делаешь?

– Я приехала на уик-энд с друзьями, – я знакомлю всех с Митей.

– Британский офицер? – удивляется Митя.

– Это моя охрана, я ведь на британской дипломатической службе.

– А режиссер – поклонник? Такой красавчик! Ты умела окружать себя красивыми людьми. А где же муж? И почему Британия?

– Я вдова, я тебе все потом расскажу. О, как я рада! Завтра ты тоже здесь? Значит, гуляем!

– Тебе еще рано расставаться с молодостью, Лиза! Ты выглядишь точно так же, как десять лет назад, и теперь похожа скорее на мою дочь! Только очень западная и холеная.

– Я богата, – пожимаю плечами я, – и положение обязывает, я леди Ферндейл. Но ты тоже неплохо выглядишь! Помнишь раскопки? – я ласково глажу его по щеке.

– Я помню Таганрог! А ты? Не все, что было у нас, забыла?

– Про «там» я помню все и так скучаю! Сейчас взяла бы и босиком пошла домой! – в сердцах машу я рукой.

– Так возвращайся! – улыбается Митя, как будто бы это так просто сделать.

– Не пускают. Сегодня отец моих детей женится на другой, потому что меня к нему не пускают, – жалобно восклицаю я.

– Лиза! – Митя обнимает меня и поглаживает по спине, – Бедная моя! Наши всегда несчастны на чужбине.

– Ну так давай тогда веселиться сквозь слезы!

И мы начинаем «веселиться».

Закупив в ресторане массу вкусных вещей, мы отправляемся на Парнас и, найдя тенистое местечко, образованное зарослями дрока и нагромождением валунов, среди которых выросли два кривыми стволами распластавшихся по камням оливковых деревца, устраиваем пикник. В живописном беспорядке на скатерти раскладываются фрукты, местные свежие лепешки и на них – жареное мясо, огромные помидоры, одуряюще пахнущие солнечной степью, козий сыр и несчетное количество бутылок.

– Ого, удивляется Митя, – вот это размах! Нам бы так питаться на раскопках.

– А помидоры пахнут так же, правда, Митя? – поднося один к носу, замечаю я.

Витторио, никогда не расстающийся с портативной видеокамерой, снимает нас. Я полулежу перед этим натюрмортом в модном бикини, мужчины в одних шортах, Саша обмахивает меня плетеной шляпой.

– Витторио, предложи эти кадры Уайтхоллу, – я хихикаю, – они заинтересуются моральным обликом своих служащих, предающихся разнообразным порокам в обществе двух «русских шпионов». Нас уволят, правда, Джек? – спрашиваю у Джека, открывающего бутылку кипрского вина. Он смеется.

– Они просто позавидуют.

– Да я только и мечтаю, чтобы тебя уволили, Лиза. Мы сняли бы с тобой такой фильм! На «Пальмовую ветвь».

– Кстати, почему бы ни слетать завтра в Канны? – тут же реагирую на его слова о Каннском фестивале, – Я никогда не играла в рулетку.

– Бетси, – умоляюще говорит Саша, – не сходи с ума. Бог с ним, как женился, так и разведется!

Джек и Витторио с любопытством смотрят на нас, но я быстро беру себя в руки и начинаю командовать пиршеством.

– Джек, наливай всем вина. Давайте выпьем за всех, кто меня любит. И любил, – добавляю я, подумав, – Редко какой женщине выпадает такая удача: сидеть среди четырех мужчин, два из которых предлагали ей выйти замуж.

–Лиза, ты прочитала мои мысли? – удивляется Витторио, – но кто же второй?

– Прости, Витторио, но я не телепат. Первым из вас десять лет назад – нет, одиннадцать? – сделал мне предложение Митя, а не далее как вчера – Саша, что более чем льстит моему самолюбию. Столь юный претендент делает мне честь. Я сразу ощутила себя молоденькой девушкой.

– А теперь давайте выпьем за ту, которую мы все любим! – не сильно огорчившись отповедью, подхватывает тост Минотти и продолжает: – И раз уж об этом зашел разговор, я действительно мечтал жениться на тебе, Лиза. Считай это предложением руки и сердца!

– Спасибо, дорогой, я тебе очень признательна! – я встречаю печальный взгляд Джека и чуть качаю головой, – Джек, поскольку ты один сохранил ирландское благоразумие и не делаешь мне предложение, садись рядом.

Мы едим, пьем, весело болтаем. Все они стараются развлечь меня, догадываясь, что неспроста мы бросились очертя голову в это путешествие. Они действительно отвлекают меня. Общий разговор распадается. Саша расспрашивает Витторио о его работе и обсуждает наш фильм. Джек, взяв у Саши мою шляпу, обмахивает меня, как опахалом. Я тихо разговариваю с Митей по-русски, вспоминая прошлое, расспрашивая его о работе, знакомых, немного рассказываю о себе. Нам становится грустно от воспоминаний прошедшей молодости.

– Лиза, я верю, что у тебя все еще будет хорошо! Ты вспомнишь меня, когда проснешься счастливой.

– Твоими устами, Митя, да мед пить, – улыбаюсь я, протягивая руку за стаканом. Джек тут же наливает нам вина. Возвращаемся в отель веселой гурьбой, чуть пьяные, разморенные от жары, решаем отдохнуть и вечером опять отправиться гулять по прохладе.

– Бетси, мне посидеть с тобой? – спрашивает Саша.

– Иди к себе, Саша, я вздремну.

– Лиза, поговорим еще, давай? – предлагает Митя.

– Спасибо. Ты ведь хочешь еще побегать по окрестностям и в музей? Встретимся вечером часов в шесть.

Витторио просто целует мне руку, выразительно глядя в глаза.

Наши с Джеком комнаты в конце коридора. У двери он меня останавливает.

– Лиззи, ты ведь знаешь, что я тебя люблю, но я никогда не стану просить тебя стать моей женой. Ты понимаешь?

– Джек, ты самый замечательный мужчина в моей жизни! Как несправедливою, что я не встретила тебя раньше… Ты можешь ничего мне не говорить, я всегда знаю, что ты меня любишь.

Я касаюсь пальцами его щеки. Тут же он страстно прижимается губами к ладони и по телу моему невольно пробегает волна возбуждения.

– Джек! – выдыхаю я, – Я соскучилась по тебе!

Джек стискивает мою руку. Едва мы заходим в номер, он подхватывает меня на руки и несет к кровати.

– О, нет, Джек, – успеваю распорядиться я, – Не в кровать, в ванную. Я мечтала о холодной воде весь день.

Быстро раздевшись, мы становимся под душ и, вздрагивая от холодной воды и прикосновения разгоряченных тел, растворяемся в ласках, забыв обо всем.

– Я не могу больше, Лиззи, я не выдержу, – шепчет Джек и несет меня мокрую в постель.

– О, Джек, я так виновата перед тобой. Я бессердечная эгоистка, – говорю я, прижимая его голову к груди, когда он нежно и благодарно целует меня, – Хочешь, мы будем жить вместе?

– Лиззи, что произошло? – сразу же насторожился Джек.

– Ничего. Я не хочу говорить об этом. Давай говорить о нас. Знаешь, я подаю прошение об отставке, но буду жить в Риме, пока не повезу Алису в школу.

– Лиззи, ты говоришь не о том, – останавливает Джек, – Ты всегда была искренней со мной и не включала в свои планы. Я не обижался, я знал, что слишком мало значу для тебя. Но что случилось теперь? Скажи мне, я должен знать, к чему мне приготовиться.

– Коля сегодня женится на другой, там, дома.

Джек в изумлении смотрит на меня, потом замирает в раздумье, прижавшись лицом к моему плечу, наконец вскидывает голову и осторожно спрашивает:

– Ты веришь этому?

– Я верю, что он может сделать это, чтобы заставить меня устроить свою жизнь. Он всегда беспокоился, что я живу одна. Он пригласил Сашу на свадьбу, значит так и есть.

– Но ведь ты не можешь перестать любить его?

– Так же, как и он меня, – подтверждаю печально я, – Но мне нужно учиться жить без него.

– И ты сразу подумала обо мне?! Милая! Спасибо. Но я не хочу ничего менять. Мы будем видеться, когда пожелаешь, не хочу, чтобы ты возненавидела меня, – и поясняет на мой удивленный взгляд, – Если мы будем вместе, придет момент, когда тебе нужно будет быть свободной, и ты начнешь терзаться моим присутствием. Ты возненавидишь меня, я буду напоминать о твоем неправильном решении сегодня. Мне уйти сейчас?

– Нет, Джек, мне хочется, что бы ты был сейчас со мной.

Мы лежим, обнявшись и я рассеянно скольжу рукой по его телу, замечая, как напрягаются мышцы спины и глубокий вдох сквозь зубы раздается как всхлип.

– Лиззи, ты правда хотела предложить жить вместе?

– Да.

– Это такой соблазн! Ты делаешь меня счастливым.

– Знаешь, Джек, я тоже счастлива, думая о твоей любви. Такое блаженство – знать, что вызываешь столь сильное чувство. И такая ответственность! Боюсь, что я недостаточно ценила твою преданность.

Я склоняюсь над ним, целуя и лаская его лицо, грудь, слыша глухие участившиеся удары его сердца. Я чувствую к нему большую нежность.

– Ах, Джек, ты удивительный любовник, – шепчу я между поцелуями, не сдерживая трепета страсти, снова охватившего наши тела, – это так восхитительно!

– Когда я держу тебя в руках, я счастлив и несчастен одновременно, – признается потом Джек, – я боюсь, что это последний миг моего счастья и ты исчезнешь навсегда или равнодушно скажешь, чтобы я ушел и больше не возвращался.

Я начинаю убеждать его, что он напрасно терзается, и так незаметно проходит время. Он все-таки сумел отвлечь меня.

К шести часам мы собираемся выпить кофе под тентами среди деревьев.

– Ну, что будем делать? Придумайте что-нибудь интересное, – прошу я.

– Я могу предложить последнее в этом году представление Античного театра, если это вас интересует, – говорит Митя и вопросительно смотрит на меня.

– Нас это интересует, – оживляюсь я, – нет ничего приятней, чем смотреть античную драму. После этого твоя личная драма кажется мелкими неприятностями, вроде порвавшихся на официальном приеме колготок, правда? Идем на драму! Что нам представят?

–«Эдипа». А потом, если хотите, мы посетим Дельфийский оракул. Говорят, что тем, кто верит в олимпийских богов, он до сих пор предсказывает судьбу.

– Ну, насчет судьбы у меня двоякое отношение: с одной стороны – хорошо сразу узнать и не мучиться, с другой – элемент неожиданности добавляет пикантную остроту нашим жизненным трагедиям. То, что ждешь заранее, не доставляет такого удовольствия!

– Но Лиза, вдруг тебе предскажут, что наш фильм станет событием года! Соглашайся. И я тоже не прочь узнать, что женюсь на тебе, – улыбаясь говорит Витторио.

– Или ты узнаешь, что через два года, например, будешь жить в Ленинграде, – подсказывает Митя.

– Вы умеете соблазнять! – признаю я и в свою очередь спрашиваю, – А вы? Хотите узнать свое будущее? Витторио?

– Очень! Я уже сказал о некоторых перспективах, которые меня бы осчастливили, – тут же откликается Минотти.

– А ты, Митя?

– Знаешь, ничего нового я не узнаю, но интересно! – улыбается он.

– Саша, а ты хочешь узнать, что тебя ожидает?

– Нет, так неинтересно жить, – отмахивается он.

– А ты, Джек?

Джек пристально смотрит на меня и отвечает:

– А я единственный, кто не верит в Олимпийцев, мне они ничего не откроют. Я и так уже все узнал.

– Ну хорошо, вы с Сашей будете беспристрастными наблюдателями. Тогда пошли? Поскольку кровосмешение – единственный грех, не обременяющий нашу совесть, «Эдипа» мы посмотрим с удовольствием.

Мы уселись на каменных скамьях театра, еще нагретых полуденным солнцем, и наблюдали за древней историей, которую разыгрывали на такой же древней сцене. Спектакль шел на греческом, Митя нам немного переводил, но содержание знали все и жесты актеров были выразительны и понятны. Когда ослепленный Эдип отправляется в изгнание под напутствия хора, я задумчиво повторяю:

 
– В жизни счастья достиг ли кто?
Лишь подумает: «Счастлив я!» -
И лишается счастья.
 

Да, это мне знакомо. Что-то я от Дельфийского оракула не жду ничего хорошего. Кстати, не забыть бы о дарах. Чем там в древности платили богам? Маслом и вином? Давайте подкрепимся, запасемся всем необходимым и пойдем покоряться воле богов.

Ужин в ресторане проходит весело. Мы обсуждаем, кому какая судьба будет предсказана.

– Лиза, – спрашивает Витторио, – если будет знак, что мы должны с тобой снять фильм, ты согласишься?

– Я фаталистка и подчинюсь судьбе, – улыбаюсь я, – Как, кстати, все будет происходить? Голос с неба? Или попугай с предсказанием, переданным по факсу прямо с Олимпа?

– Нет, конечно, – поясняет Митя, – но мне сказали, что есть знаки, нужно все слушать, смотреть, запоминать и нам растолкуют.

– Кто, авгуры?

– Нет, служитель музея, он пойдет с нами. Я сегодня с ним познакомился, он занимается древними предсказаниями и знамениями. Очень интересный человек.

– Митя, ты всегда найдешь интересного человека. Хорошо, верю. Пошли?

Мы поднимаемся вверх по склону Парнаса к святилищу Аполлона Дельфийского. Митин знакомый оказывается живописным греком с истинно греческим твердым профилем и сединой в черных кудрях, прекрасно говорящим по-английски. Он рассказывает, что собрал все упоминания о гадании по яйцу, внутренностям животных и птиц, и особенно – по божественным знакам, посылаемым с небес – по погоде, полету птиц, звукам и другим приметам.

Когда мы пришли к святилищу, Никос попросил всех стать за пределами развалин храма и не шуметь.

– Кто первый?

Витторио оглянулся на меня и, видя, что я не спешу, выступил вперед. Никос взял его за руку и они пошли среди камней в ту точку, где было когда-то святилище. Окрестности хорошо освещались луной, и нам были видны их фигуры. Они остановились, и Никос стал выполнять ритуал, скорее всего поливая маслом и вином камень в центре выложенной плитками площадки, некогда бывшей полом святилища. Потом они замерли. Ничего особенного мы не заметили, хотя таращили глаза, ожидая чего-нибудь наподобие лунного затмения или грозового раската, но вокруг была тишина, только ночная птица или, может быть, летучая мышь пролетела, чуть шумя крыльями. Когда они вернулись, Никос сказал, подумав:

– Я не знаю, кто вы, но над вами пролетел Пегас, вас ожидает творческий порыв и он будет осенен Аполлоном, покровителем Муз.

– А любовь? – капризно вопросил Витторио, желавший иметь сразу все.

– Служенье Музам не должно иметь соперниц.

– Лиза, ты слышишь? Раз я должен принести в жертву свою любовь, ты тем более обязана помочь мне!

– Да я давно согласна, Витторио, – успокоила его я, – Как только закончу роман – сразу начну писать сценарий.

– И сыграешь Лидию!

Я подала руку Никосу, и мы пошли среди развалин храма в нужную точку. Я вдруг поверила, что сейчас узнаю свою судьбу, и сердце заколотилось в груди. Мы остановились в центре святилища и я поразилась ощущению величественных стен и священности момента. Никос плеснул на камень вина и масла и тихо попросил дать любую незначительную вещицу. Я сняла браслет венецианского стекла и подала его Никосу. Он положил его в центр жертвенного камня и мы замерли, прислушиваясь. Внезапно налетевший порыв ветра зашуршал в листьях олив, засвистел среди камней и одиноких колонн, разбуженная ветром горлинка заворковала в кустах тихим горловым стоном и опять все смолкло. Мы постояли еще и пошли к деревьям, под которыми нас ждали остальные.

– Вы – любимица Афродиты, – с легким поклоном провозгласил Никос, – но получите любовь после бури. Под бурей подразумевается что-то серьезное, какой-то катаклизм, потрясение основ. К сожалению, более конкретно я не могу сказать, но вас это не затронет, Афродита вас хранит.

Джек нашел в темноте мою руку и сжал ее, а Саша тихо сказал по-русски:

– Вот видишь, Бетси, все еще впереди, все образуется!

Митя уже шел с Никосом в начинающемся порыве ветра, который застонал в верхушках олив, напоминая шум прибоя. Когда они вернулись, Никос вздохнул и сообщил, что та же буря пройдет по Митиной судьбе.

– Вы как-то связаны?

– Да, – ответила я, – у нас общее прошлое и одна родина.

– Значит, буря пройдет там, где вы вместе.

– Нам не привыкать, да, Лиза? – усмехается Митя, – На нашей родине буря за бурей.

Мы, притихшие, идем обратно.

– Ну, что приуныли, любимцы Аполлона и Афродиты? Жалеете, что пришли сюда?

– О, – восклицает Витторио, – это превосходит мои мечты, хотя и лишает одной из них. И это обязательно нужно включить в сценарий, правда, Лиза? Это грандиозно!

Когда мы, посидев в баре и посмотрев, как танцуют сиртаки, входим в номер, Джек признается:

– Я жалею, что не испытал судьбу. Я почему-то думаю, что все будет так, как он сказал. Знаешь, теперь у меня появилась надежда, что ты полюбишь именно меня, хотя я знаю, что этого не будет никогда. Уж лучше бы я сразу все узнал.

– Джек, не мучай себя! Ты сегодня ночью будешь любить меня и я отвечу тебе всем сердцем.

– Ты умеешь сделать меня счастливым! Но только… – и Джек тяжело вздыхает.

На следующее утро мы уезжаем в Элевсину и, посмотрев храм Посейдона и Деметры, где совершались знаменитые Элевсинские мистерии, отправляемся к морю.

– Ты по-прежнему плохо плаваешь? – смеюсь я, увлекая Митю в воду.

– Я ведь степной волк, причем уже старый, – жалобно отвечает он, но плывет за мной, почти не отставая. Я поворачиваюсь и с притворным гневом кричу:

– Ты притворялся! Ты отлично плаваешь!

– А как еще я мог подобраться в воде к тебе поближе? Ты тогда так трогательно меня спасала!

В негодовании я начинаю его топить, мы барахтаемся в прозрачной воде, сквозь которую видно дно, и кажется, что оно очень близко. Джек и Витторио спешат к нам, думая, что с нами что-то произошло.

– Все в порядке, но я только что узнала, что однажды зря его спасала. Я тащила его к берегу на себе, веря, что он плохо плавает!

– Это была военная хитрость, – поясняет Митя, – Зато ты дала обнять себя за шею и плыла рядом. Это позволило мне испытать незабываемые ощущения.

Я бросаюсь опять его топить и мы уже впятером поднимаем шумную возню в воде. Рухнув в изнеможении на береговой песок, мы лежим, лениво переговариваясь.

– Я опишу все это в новом романе, – задумчиво говорю я.

– А как все это можно великолепно снять! – откликается Витторио, – главное – выбрать нужный цвет, это не должно быть рекламным роликом для туристов.

– Желтый и оливковый. И серый.

– Да, это роскошно. Лиза, ты художник.

– Я даже не писатель, хотя и пачкаю регулярно бумагу. Я филолог без работы. Иногда так тоскую без французского языка. В университете я писала исследование лексики «Опасных связей» Шодерло де Лакло. Ах, какое это было наслаждение. А мемуары Сен-Симона, госпожи Севинье, Боссюэ или Ларошфуко! Истинное удовольствие состоит в чтении умных мыслей, а не в попытках выразить невыразимые чувства.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю