Текст книги "Спляшем, Бетси, спляшем! (СИ)"
Автор книги: Марина Маслова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
9. Правь, Британия!
Несчастье тем сильнее, чем ярче ощущение счастья, на смену которому оно приходит. В апреле из советского посольства в Лондоне были высланы два дипломата, заподозренных в шпионаже. Традиционно Лондон должен был отозвать двух своих сотрудников. Я была первой кандидатурой, так как атташе по культуре всегда жертвовали в первую очередь. Когда посол вызвал меня, чтобы сообщить это, я чуть не упала в обморок от отчаяния. Чувствовалось, что ему тоже было очень неприятно, но обстоятельства вынуждали проявить твердость. Кто был вторым, я пока не знала. Когда меня увидела Клер, она испугалась.
– Леди Элизабет, не забывайте о ребенке, не на смерть же вас осудили!
– Это хуже, Клер. Я никогда не смогу сюда вернуться и до конца дней буду встречаться с Колей раз в году, как заключенная. Повези-ка ты Алису попрощаться с ними и поговори с Майклом. Может, тебе остаться с ним? Тебя-то не высылают.
На следующий день Клер с Алисой едут в сопровождении Джека в Ленинград. Через день они возвращаются все – с мамой, сестрой, племянницами, Колей и Майклом. Тут я и узнаю, что вторым со мной уедет Хиллард. Я распрощалась с родственниками, Коли с ними, конечно, не было. Покидать территорию посольства я уже не могла, улетали мы через неделю. Я привожу в порядок дела, чтобы оставить все преемнику. Просматривая документы, я с трудом понимаю, что там написано, такой туман стоит у меня перед глазами, такой мрак в душе.
– Леди Элизабет, вы не пройдете со мной? – заглядывает в комнату Джек. Он вводит меня через приемную в свой кабинет, и там я с рыданиями падаю в объятия Коли.
– У вас не больше двух часов, – Джек тактично исчезает, а мы замираем, обнявшись.
– Бетси, Бетси, – шепчет Коля, но я вижу, что у него трясутся губы и предательски дрожит голос, вцепившись в него руками, я не понимаю почти, что он мне говорит, только горестно всматриваюсь в его лицо, – Бетси, самое главное для тебя – дети. Береги себя и их тоже. Спасибо Алексу, вы обеспечены. Я приеду в сентябре, Джек сказал, что проблем не будет, я приеду к сыну.
– Коко, я проклята, все вокруг меня заражено несчастьем! – слезы текут по моим щекам, о практических вещах я говорить не могу.
Коля вытирает мое лицо, целует в глаза, умоляет не волноваться и не повредить ребенку. Постучав, входит Джек.
– Пора уходить, иначе у вас будут неприятности, мистер Румянцев. Сейчас к нашему посольству повышенный интерес.
Коля, поцеловав последний раз, сажает меня в кресло и быстро выходит. Джек наливает виски со льдом, и я впервые пью его как воду, не поморщившись и не чувствуя вкуса. Потом он берет меня под руку и ведет в квартиру. Клер гуляет с Алисой, поэтому он какое-то время сидит рядом на диване, обняв меня одной рукой и поглаживая другой по волосам. Я постепенно выхожу из обморочного состояния.
– Джек, меня сюда больше не пустят, как вы думаете?
– Может, это и забудется. Это не самое страшное, что может случиться в жизни с человеком, Элизабет.
– А что страшнее?! – поднимаю на него заплаканные глаза.
– Видеть, как страдает любимая женщина.
Я, застонав, закрываю лицо руками. Да, Коля страдает за двоих.
– Я не то хотел сказать! – спохватывается Джек, – Страшно не иметь возможности дать счастье любимой женщине. И еще страшна неразделенная любовь… А у вас с Никласом просто временные трудности. Я не знаю, почему он не хочет уехать за вами, но эта возможность всегда остается и должна утешать вас.
– Спасибо, Джек. Я всегда буду вспоминать вас с благодарностью за то, что вы были мне другом.
– Если вы позволите, я останусь им. Вы можете пользоваться дипломатической почтой и писать на мое имя. Я перешлю все письма. Так быстрее и без цензуры. Элизабет, почти два года я был счастлив вашей дружбой. Вы меня не забудете? – застенчиво, совсем по детски, просит он.
– Нет, Джек, спасибо, что вы есть.
Через пять дней он в огромном кадиллаке с посольским флажком, под эскортом спецслужб, везет нас с Алисой, Клер и Майкла Хилларда в аэропорт. Позднее, в Лондоне, Майкл рассказывает, как сам Джек просил, чтобы выслали вместе со мной его, но у него не было замены, а рапорт с просьбой о переводе от Хилларда поступил в тот же день, как он узнал о нашем отъезде. Джек понял, что Майклу важнее быть с Клер.
– Джек безнадежно влюблен, леди Элизабет.
– Очень жаль, а в кого? – рассеянно спрашиваю я.
– Бедный Джек! Пусть его утешит то, что вы слишком расстроены отъездом.
– О, нет! Ну не в меня же?! – Майкл только кивает в ответ, – Я уже не молода, и несчастная любовь, даже если она не моя, приносит мне боль, – грустно говорю я. Как же я проглядела? Джек и вправду – профессионал, если сумел скрыть чувства за маской сдержанного британского дружелюбия. Представляю, что он чувствовал, когда я обливала его слезами при прощании с Колей. Я была с ним неосторожна. Ах, как жаль!
– Но вы молоды, леди Элизабет! – удивленно восклицает между тем Хиллард и спрашивает, – Вы уже знаете, куда вас назначат?
– Я хотела закончить работу и остаться в Лондоне, но меня уговорили на три месяца поехать в Рим, там требуется атташе по культуре.
– Вы знаете итальянский язык?
– Лучше английского. А вы, Майкл, куда поедете работать?
– Пока буду в Лондоне. Клер ведь не хочет вас оставлять. Летом заканчивает учиться ее младшая сестра и, если подойдет вам, сможет заменить Клер.
– Да, я знаю, славная девочка. Вы решили пожениться?
– Я сделал Клер предложение.
– Я рада, что вы познакомились из-за меня, Майкл, – это единственное, что действительно меня радует сейчас.
Через неделю, повидавшись с Сашей, очень довольным жизнью в Кембридже, где он был одним из самых молодых студентов, я всей семьей уезжаю в Рим.
Жизнь, если бы не была для меня так трагична, устроилась как нельзя лучше. Вилла, часть которой мы заняли, радовала европейским комфортом и была очень красива. Прекрасный сад, огороженный старинной кованой решеткой, затенял ее от весеннего, но уже палящего солнца. Алиса играла целыми днями среди цветов. По субботам мы ездили на море. Такое удовольствие наблюдать, как Алиса плещется в воде и самой окунуться.
У меня, видимо, срабатывает защитный инстинкт. Я начинаю находить удовольствие в нашей жизни в Риме, она безусловно спокойнее и свободнее, чем в Москве. Сама я впервые в Италии и, когда позволяет время, мы с Клер и Алисой ездим по городу, осматривая достопримечательности. Мы втроем ходим по картинным галереям, а если мне по работе нужно съездить в Милан, Флоренцию или Венецию, я беру их с собой, пока жара не становится невыносимой. В середине лета я могу уже работать только в посольстве, которое все оснащено кондиционерами. Я хожу, переваливаясь, как утка, тяжело плюхаюсь в кресло, подставляя лицо под вентилятор, а на выходные мы уезжаем на горное озеро Бриччано, где прохладней. Посольские арендуют там на берегу домик и пользуются им по очереди. В посольстве меня стараются освобождать от утомительной работы, но заменить меня пока некем, боюсь, что ехать в Лондон придется прямо в сентябре, накануне родов. Коля должен приехать пятнадцатого числа.
– Знаешь, Клер, я думаю, что мне незачем теперь переезжать в Лондон, – говорю я то, о чем не раз задумывалась последнее время, – Какая разница, где жить, раз вдали от Коли? Я, пожалуй, соглашусь продолжить здесь работу. Ведь и наши дома будут сданы в аренду еще два года.
– Вот и отлично, – обрадовалась Клер, – Майкл мне написал, что в Риме требуется офицер охраны. Может, будем жить рядом. Скоро приедет Дженни, она ведь должна познакомиться как следует с Алисой. Малышка не должна бояться ее.
В июле на каникулах ко мне приезжает Саша. Он сильно изменился за полгода, повзрослев, но сохранил, к счастью, детскую непосредственность, за которую я его всегда любила.
– Ого, леди Бетси, ты всегда отлично устраиваешься, это просто музей! – говорит он, осматривая виллу.
– Саша, я бы с удовольствием оказалась сейчас в комнате нашей ленинградской коммуналки, но с Колей.
– Ну, это само собой, но раз уж не получается, лучше так, чем в нищете, правда? Коко просил присмотреть за тобой. Может, у тебя двойня?
– Нет, дорогой, у нас сын, твой тезка, я уже сообщила Коле.
Саша трогательно заботится обо мне, хотя отвлекается посмотреть город. Колизей и римские развалины производят на него впечатление, как на любого мальчишку, видевшего в кино «Спартака». Вечерами за ужином, уплетая понравившуюся пиццу, он с набитым ртом рассказывает о своих впечатлениях.
– Леди Бетси, правда, мне везет в жизни? Мне всего шестнадцать лет, а я уже учусь в Англии и вот теперь я в Риме! И еще мама завет в Аугсбург.
– Да, Саша, но ты ведь заслужил это.
– Знаешь, сколько ребят там у нас в Ленинграде таких же, как я, и даже лучше, а повезло мне!
Почти одновременно с Сашей в Рим приезжает сестра Клер Дженнифер. Она очень похожа на Клер, но моложе, ей двадцать лет. Алисе она понравилась сразу. Все должно было быть хорошо. Я ходила огромная, как слониха, Саша подавал мне вечерами книгу или стакан сока, подставлял скамеечку под ноги. Мне вспоминалось, как три года назад за мной так же ухаживал Алекс. Ах, как бы я хотела, чтобы со мной был Коля, но Саша очень мне помогал, и с ним не было так тоскливо.
В середине августа, перед Сашиным отъездом в Лондон, мы на машине возвращаемся с озера в Рим. Я теперь предпочитаю ездить с шофером, сама я уже не рискую садиться за руль. Нашу машину догнала группа мотоциклистов, затянутых в черную кожу. Черный пластик шлемов, не дающий увидеть лица, вызывал тягостное чувство тревоги. Объехав нас с двух сторон, они понеслись с шумом перед нашей машиной, выезжая на встречную полосу, опять отклоняясь к обочине. Шофер чертыхнулся и дал гудок. Мотоциклисты еще беспорядочнее засновали то вправо, то влево, внезапно один из них, должно быть зацепив колесо впереди идущего, падает вместе с мотоциклом, развернувшись несколько раз на асфальте, и наша машина резко тормозит и останавливается в полуметре от распростертого тела. Я уже не вижу, что мы на него не наехали, мне становится плохо. К счастью, предусмотрительная Клер берет с собой радиотелефон на всякий случай, и вот такой случай наступил. С места происшествия уезжают две машины скорой помощи, одна не спеша увозит тело пострадавшего в морг, другая срочно доставляет меня в клинику.
Ночью у меня родился сын. Саша всю ночь продремал в холле перед моей палатой. Рано утром, измученная борьбой с природой в безуспешных попытках сдержаться и остановить преждевременные роды, пока мне не пригрозили, что это вредно для здоровья младенца, я лежу в изнеможении, напичканная транквилизаторами, и только судорожно прижимаю сына, боясь выпустить его из рук в мир, полный сумасшедших мотоциклистов. Ко мне входит Саша и, нервно улыбаясь, смотрит на малыша и на меня.
– Бетси, с ним все в порядке?
– Да, Саша, познакомься, это Алик. Не смотри, что он такой маленький и страшненький, ему ведь не дали догулять каникулы. Он наверстает!
Саша смеется радостно.
– Надо дать телеграмму Коко?
– Мы ему позвоним чуть позже, он еще спит. Жаль, он так хотел присутствовать при этом событии. Но главное, что все хорошо закончилось. Тебе тоже нужно отдохнуть, ты бледный. Ты спал эту ночь?
Саша кивает головой: – Со мной все в порядке, не волнуйся!
– Ах, Саша, я так рада, что ты здесь! Без тебя я чувствовала бы себя очень одиноко. Спасибо!
Саша подходит ко мне и целует покровительственно в щеку, как взрослый мужчина. Тут появляются Клер, Дженни и Алиса.
– Это тоже Алиса? – ревниво спрашивает моя дочь.
– Нет, котенок, это Алик, твой братик. Ты будешь его защищать? Видишь, какой он маленький!
Алиса, насупившись, тут же подходит к Саше и обнимает его. Саша берет ее на руки.
– У Элис старший брат и младший братик, – наставительно говорит Клер и Алиса расплывается в улыбке.
Дженни берет у меня из рук Алика и укладывает в кроватку. Я набираю Колин телефон, хорошо, что теперь появилась автоматическая связь. Коля подходит к телефону сонный, еще семь часов, я передаю трубку Саше, чтобы он его подготовил.
– Коко, у нас появился Алик! – кричит забывший мои наставления Саша, Алик тут же подает голос.
– Что с Бетси?! – Колин крик слышу и я.
– Я сейчас дам ей трубку, ты не волнуйся, все хорошо!
– Коля, я жива и здорова, просто так получилось. Твой сын замечательный!
– Когда же это случилось?
– Четыре часа назад. Он нижнюю губу держит так же, как ты – сверху.
– Бетси, я сойду с ума! – на том конце провода Коля никак не может прийти в себя от неожиданности и голос его срывается в фальцет.
– Ничего, через месяц ты его увидишь. Мне хочется спать. Я целую тебя!
На другой день мне приносят два букета: один от Майкла, другой от Джека.
Через месяц Майкл привозит из Лондона Колю. Я замечаю, что смесь печали и радости на наших лицах начинает становиться тривиальной. Несмотря на счастье знакомства с сыном, безнадежность нашего положения тяжелым грузом лежит на сердце. Ночами это отравляет нам все удовольствие. Однажды, лежа в Колиных объятиях, я замечаю:
– Это очень напоминает мне пресловутую ночь восемь лет назад.
– Потому что я чувствую то же самое, – признается он.
– Ну, разница все-таки есть: я люблю тебя.
– А в остальном – та же безысходность. Но тогда я был уверен, что ты выходишь замуж по любви и будешь счастлива, а теперь – страдаю, ведь если бы ты не любила меня, то нашла бы себе хорошего мужа.
– Коля, я переросла ту девочку, которая ищет, на кого ей опереться, кто носил бы на руках, холил и лелеял. Мне уже за тридцать и не страшно жить одной, мне страшно за тебя, страшно, что молодость прошла, и мы живем неестественной жизнью. Нельзя же видеться раз в году и остальные 340 дней жить воспоминаниями, это вредно для здоровья. Ну что ты смеешься! Коко, давай же договорим серьезно!
Но он, смеясь, тормошит меня, пока я сама не начинаю отвечать на поцелуи. Никак не удается поговорить серьезно!
– Бетси, так у кого молодость прошла? – немного погодя спрашивает он, нежно поглаживая мой живот, – у тебя, например, совершенно юный животик, как будто ты не родила мне дочь и сына.
– Не заговаривай мне зубы. Я хотела с тобой поговорить о том, что с тех пор, как ты разошелся со Светланой, ты живешь, как монах.
– Бетси, ты уверена, что они грешили столько же, сколько мы за последние два года? Я более высокого мнения о нравственности в монастырях.
– Коко, перестань шутить! Меня беспокоит, что ты живешь один. Заведи себе любовницу.
– У меня уже есть.
– А я разве не жена?
– У меня есть жена, любовница и мать моих детей. На четвертую не хватит сил и чувств.
– С тобой невозможно говорить! – обижаюсь я.
– Бетси, а ты заведешь себе любовника? – спрашивает Коля и смотрит на меня внимательно. Я включаю лампу у кровати: разговор серьезный, я тоже хочу видеть его лицо.
– Честно?
– Честно.
– Я не знаю, – задумываюсь, стараясь как можно точнее сформулировать свою мысль, – Видишь ли, я могу быть только с тем мужчиной, который потряс мое воображение – своей любовью, своими совершенствами или своим умом. Это ты.
– Понятно. Значит, если ты встретишь еще кого-нибудь достойного, ты, потрясенная, ответишь ему?
– Может быть. Мне трудно судить, я не представляю, кто может потрясти меня больше тебя. Но вот, пожалуй, еще один фактор я забыла упомянуть. Любовь из милосердия, спасительную любовь.
– Светлана недаром звала тебя самаритянкой! Это как с Алексом?
– Да. Знаешь, я тогда почувствовала две любви одновременно. Я любила тебя, но и его любила совершенно искренне. Так что можешь считать меня развратной женщиной, готовой изменить.
– Ну хорошо. Твои измены – моя проблема. Но как же ты? Ты не будешь ревновать меня?
– У меня была слишком сильная прививка. Я и раньше не была ревнивой, то есть я не понимала, зачем это нужно, но после Ива я уж точно скорей умру, чем испытаю такое.
– Бетси, но если не говорить о любви, за год может произойти всякое. Тебе ведь может просто понравиться человек и может захотеться ласки. Знаешь, зов плоти. Дай мне слово, что ты не будешь терзаться сомнениями и угрызениями совести. Я тебе все заранее прощаю.
– Дурачок! Я об этом и говорила – для тебя. Ты ведь все равно меня не разлюбишь? Ну и живи, как знаешь.
– Боже, о чем мы говорим? – вздыхает Коля, вновь обнимая меня, – Мы же любим друг друга и детей. Представляешь, как бы мы счастливо жили! Сейчас взять и остановить время и жить в этом дне – всем вместе.
– Должна тебя огорчить. Я недавно прочитала книгу замечательной датской писательницы Карен Динисен баронессы Бликсен. Так вот, в одном рассказе героиня говорит, что не может выносить мысли о времени, так как начинает чувствовать себя в тюрьме, а ее собеседник отвечает, что если… – подожди, я тебе точно прочитаю, – я приношу из соседней комнаты книгу и перевожу Коле с английского: – «Для меня ясно, что если в любой миг нашей жизни, пусть даже такой, какой мы сами назовем счастливейшим, нам скажут, что он будет длиться вечно, мы сочтем, что обречены вместо вечного блаженства на вечные муки. С болью вспомнил он, что это соображение посетило его в первую брачную ночь.» Здорово, правда?
– А я хотел бы остаться в нашей первой ночи!
– И никогда не узнал бы, что я полюбила тебя? И у тебя не было бы сына?
– Да, действительно, тогда сейчас.
– И ты не хочешь узнать, какой будет наша свадьба? И как мы будем жить дальше? И как будет расти твой сын?
– Бетси, ты мыслишь глобально. Конечно, я все это хочу! Я только не хочу, чтобы мы страдали больше.
– Но ведь есть еще выход. Давай подождем год и, если ничего не изменится, ты переедешь жить ко мне.
– Хорошо. У меня и так сердце разрывается от сознания, что в следующий раз я увижу Алика, когда ему будет уже год.
– Я буду каждую неделю присылать тебе фотографии.
Провожать Колю в Лондон мы едем все, у Клер через три дня свадьба и Алиса – подружка невесты. Мы уже сшили ей очаровательное розовое платьице. На церемонии в церкви Алиса выглядит очень трогательно с корзиночкой цветов, которые она разбрасывает под ноги невесте. Я еще в Риме заказала Клер роскошное подвенечное платье, а Коля с Сашей подарили сервиз. На медовую неделю новобрачные едут в Шотландию, а потом, с новым назначением Майкла – в Рим. Мы съездили к Саше в Кембридж. Я повидалась с Сарой, и она долго хвалила мне Сашу, его работоспособность и ум. Ее восхитило, что я посвятила ей роман, который очень ей понравился. Смеясь, она сообщила, что стала благодаря этому знаменита. Все хорошее быстро заканчивается. Посадив Колю на самолет, мы с Дженни и детьми возвращаемся в Рим.
К Италии под Колиным влиянием отношение мое начинает меняться. Если раньше я воспринимала жизнь здесь как ссылку и осматривала все с интересом заключенного, знакомящегося с тюрьмой, где придется отбывать срок, то теперь, после Колиных восторгов и сожалений, что мало удалось посмотреть, я вхожу во вкус. Раньше я отлично знала литературную Италию и ее география прежде всего была связана с произведениями или биографиями, теперь я начинаю планомерно изучать историко-художественные богатства страны. В Болонском университете я встречаюсь с профессором Монтечелли, лекции которого в юности слушала в Сорбонне, и он предлагает мне написать исследование творчества Чезаре Павезе или Итало Кальвино. Эта идея очень привлекает меня, хотя времени вряд ли хватит. Помня, как из-за болезни Алекса я упустила из вида, как росла Алиса, я очень много времени провожу с сыном. Роман, который я начала еще в Москве, пишется очень медленно, хотя мысленно я уже выстроила его. Просто не хватает времени.
Алик, родившийся недоношенным, маленьким и слабеньким, так быстро наверстал упущенное, что уже к Новому году это толстенький и крепкий малыш, правда несколько нервный и крикливый. Когда он кричит, что-нибудь требуя, успокоить его может только Алиса. Она приходит поговорить с ним и он тут же замолкает и таращит на нее серые глазенки под такими же капризными, как у Коли, бровками. Они обожают друг друга. Когда я езжу по стране, я беру с собой Алису, чтобы Дженни было легче. Алиса очень любит такие поездки. А еще она любит ходить в гости к Клер.
10. Любовник ирландского происхождения
Внешне моя жизнь полна работы, занятий с детьми, творчества, но внутренне я одинока и неприкаянна. На Рождество вдруг приезжает Джек Флинн.
– Леди Элизабет, вы как-то говорили мне, что умеете хорошо кататься на лыжах. Не дадите ли несколько уроков?
– О, Джек, уже четыре года я не стояла на лыжах, боюсь, что опозорюсь. Но очень хочется покататься! Пожалуй, мы могли бы съездить дня на три в Альпы.
– На озеро Комо?
– Нет, – поспешно говорю я (для меня горный хребет и государственная граница – слишком слабая преграда между Комо и Лугано, больше всего я боюсь, что Ив может узнать про Алису), – давайте поедем в Больцано.
Я хотела взять с собой детей и Дженни, но она вдруг запротестовала, заявив, что Алика лучше не возить в горы. Тогда я решила, что возьму Алису и научу ее стоять на лыжах. Рождество я думала встретить тихо. Клер, конечно, захочет впервые устроить семейный праздник. Дженни я предложила пойти к сестре. Мы с Дженни приготовили елку с подарками и я осталась с детьми одна. В детской мы с Алисой уселись на полу, положив Алика между нами на коврике и, пока он сосредоточенно пытался засунуть ногу в рот, я рассказывала Алисе сказку Джанни Родари про Голубую стрелу и Фею, развозившую на метле детям подарки. Алик незаметно уснул, я переложила его в кроватку, и только мы сели с Алисой за поздний ужин, раздался звонок в дверь.
– Джек, я думала, что вы будете у Хиллардов!
– Они слишком заняты друг другом. Гость у молодоженов через полчаса начинает чувствовать себя лишним. Я подумал, что есть дом, который не ломится от гостей. Вы меня угостите рождественским пуншем?
– Заходите, я рада. Пока я уложу Алису, вы растопите камин.
Мы сидим у огня, отпивая по глотку горячее вино. Джек рассказывает, как без меня идет жизнь в посольстве в Москве, потом осторожно спрашивает, не тяжело ли мне здесь одной. Получив заверения, что все прекрасно, но, кажется, не поверив, Джек начинает расспрашивать о моей работе. Я рассказываю ему о своем новом романе, который никак не удается закончить.
– У вас слишком трагичный конец.
– Я верю, что есть судьбы, которые, как магнит, притягивают к себе потрясения, неудачи и трагические случайности. У таких людей даже счастливые эпизоды в жизни – это следствие или причина больших несчастий. Просто такие люди по-разному реагируют на это. Одни становятся ходячей иллюстрацией божьего наказания, а другие, собрав все силы в кулак, стараются с достоинством нести свой крест.
– Вы мужественная женщина, я знаю, я преклоняюсь перед вами – говорит Джек, стараясь не смотреть без отрыва мне в лицо, – Но ваша героиня Лидия, пережив несчастную любовь и все удары судьбы, неужели она ни разу не задумалась, что она сама несколько раз прошла мимо своего счастья?
– Знаете, Джек, есть женщины, которые очень разборчивы, и не потому, что очень капризны, а потому что то, от чего они отказываются, противно их натуре. Образно говоря, они предпочитают жить в нищете, но не продавать душу дъяволу.
– Да, я знаю, я думаю, что это чаще всего присуще русским женщинам. Англичанка не станет даже выбирать между гордостью и благополучием. Она просто объявит, что второе и есть первое.
– Вы жестоки к женщинам.
– Скажите, Элизабет, ведь каждая ваша героиня – это вы. Вы и правда не верите, что ваше счастье возможно?
– Джек, вы слишком упрощаете. Я – не Лидия. Но если вы хотите узнать мое личное мнение о моем будущем, то да, у меня возникает иногда сомнение в том, что я когда-нибудь смогу обрести желанную семью. Но это не значит, что я несчастлива. У меня сильная и разделенная любовь, дети, я могу работать, писать, я повидала мир, у меня начинают появляться друзья – разве это не счастье?
– Вы удивительная оптимистка. Вам надо открыть школу и обучать людей чувствовать себя счастливыми, не имея счастья. У вас отбоя не будет от страдающих из-за несчастной любви.
– Знаете, Джек, я вспоминаю, что в детстве читала об этом стихи. Я плохо помню, кто автор, кажется Заходер, но смысл таков: не бывает любви несчастной, она может быть трудной, горькой, безответной, но даже если она убивает, она все равно не может быть несчастной, потому что она дает счастье любить. Любовь не требует немедленных дивидендов! И там, помнится, такой конец: тот, кто этого не усвоит, и счастливой любви не достоин. К сожалению, это все, что я помню.
– Спасибо, Элизабет. Сегодня Рождество, можно, я буду звать вас Лиззи – это так по-ирландски.
– Конечно, Джек, это напомнит мне дом, ведь по-русски я – Лиза. Давайте, я налью еще пунша. Сейчас наступит Рождество.
Мы с бокалами подходим к окну, и Джек распахивает его. Почти сразу зазвонили колокола на всех церквах.
– С Рождеством, Лиззи! Я желаю тебе счастья!
– С Рождеством, Джек, я желаю тебе счастливой любви и хорошую жену!
– У нас в это время все целуются… – нерешительно сообщает он, глядя с затаенной надеждой.
– Ну так целуй, – разрешаю я, ободряюще улыбнувшись.
Джек осторожно берет лицо двумя руками и прикасается губами к моим губам. В следующий миг мы синхронно непроизвольно вздыхаем. Словно по сигналу, Джек сжимает меня в объятья и целует, как безумный. Не выпуская из рук, он шепчет: «Прости меня!»
– Прощаю и спасибо. Мне сказали однажды, что если не поцеловаться как следует в Рождество, весь год не будет счастья! – и я нежно глажу его по щеке, – Пошли есть рождественский пудинг?
Но съесть нам его не пришлось. Рев Алика мне удалось успокоить лишь через полчаса. Пока я хожу вокруг стола, напевая песенки, Джек после уговоров немного поел и слушает мое пение. Я пою колыбельные по-английски, по-французски, по-итальянски, но засыпает негодник лишь под песенку «У Бетси был веселый гусь». Когда я, осторожно уложив заснувшего сына в кроватку, возвращаюсь в гостиную, Джек говорит мне:
– Ты похожа на Мадонну с младенцем. Сколько же ты знаешь языков?
– Кроме русского – всего три. Разве ты не читал мое досье?
– Там написано совсем про другую женщину. Сейчас передо мной загадочная незнакомка. Но уже пора спать, ты устала. До свидания и спасибо, – он целует меня в щеку, – ты поедешь со мной в горы?
– Конечно, послезавтра. Завтра прием в посольстве.
– Я приду обязательно, не откажу себе в удовольствии потанцевать с тобой.
Я подозреваю заговор, когда через день Алиса отказывается ехать со мной. Оказывается, Клер пригласила ее пожить с ними, и Алиса, конечно же, не может отказаться.
– Поезжайте спокойно, леди Элизабет, отдохните от забот, я с Алексом днем тоже буду уходить к сестре, – уговаривает меня Дженни.
Таким образом, когда за нами заезжает Джек, в аэропорт он везет меня одну. Прилетев в Больцано, мы уезжаем в городок Мерано, там Джек усаживает меня в сани, почти такие же, как были у нас в Лугано, и везет в горную деревушку, состоящую из пятнадцати домиков и небольшого отеля.
– Ну что, пробежимся до обеда? – предлагаю я, – но сделай мне скидку, я все-таки четыре года не каталась и родила за это время двух детей.
– Но Элизабет, я ведь совсем не умею кататься!
Пришла я, конечно, первой, но Джек поскромничал, он неплохо владел лыжами, а общая физическая подготовка у него была отличной.
– Джек, замечательно, скоро ты меня обгонишь! Пошли, спустимся с горы?
Мы поднимаемся на подъемнике и, стоя на площадке, Джек говорит, глядя вниз:
– Я как-то прыгал с парашютом. Ощущение перед этим было похожим. А тебе не страшно?
– Это же самая легкая трасса. Ну, прыгнули?
Мы начинаем спуск. Я и забыла, какое это наслаждение. Тело автоматически выполняет все повороты, скорость пьянит, но все-таки не забываю посматривать, как там Джек. Он напряжен и с трудом удерживает равновесие. Когда мы, развернувшись широким полукругом, останавливаемся на нижней площадке, он говорит:
– Я так боялся упасть, что взмок от усердия. Так ты говоришь, что это самая легкая трасса? А ты, наверное, можешь кататься по самой сложной?
– Нет, мой предел – вторая. Но я знаю приемы, ведь мать моего бывшего мужа – чемпионка Италии. Она меня учила. Поедем еще раз? Расслабься, и тебе будет легче.
Спустившись до середины, Джек вдруг кубарем летит вниз и замирает в опасной близости от ствола огромной ели. Бросаюсь к нему и начинаю тормошить.
– Джек, все в порядке? Нигде не болит? Ноги целы? – я наклоняюсь к нему, приподнимая осторожно голову.
– Лиззи, ты испугалась за меня? – не открывая глаз вдруг спрашивает Джек.
– Конечно! Тебе где-нибудь больно?
– Да, больно в сердце.
Он вдруг хватает меня, валит в снег рядом с собой и начинает целовать.
– Джек, смеюсь я, – ты симулянт! Не смей пользоваться этим.
Но он не отпускает, продолжая страстно покрывать поцелуями мое лицо. Завороженная силой его порыва, я чувствую, как меня подхватывает этим ветром безумия, и губы уже отвечают на поцелуи. Наконец, я прикрываюсь ладонью.
– Не надо, Джек.
– У меня нет никаких шансов?
– Ты ведь знаешь, я люблю другого. На мое чувство ты рассчитывать не можешь.
– Но сейчас тебе хотелось, чтобы я целовал?
– Да, возможно, но это ничего не значит. Просто минутное желание. Я ведь живой человек и так одинока порой.
– Я очень люблю тебя и давно. Может, моей любви хватит на двоих?
– Спасибо, Джек, но лучше не надо. Тебе нужно как можно быстрее забыть меня, найти себе хорошую молодую девушку и жениться. Мне бесконечно жалко, что ты, такой молодой, такой красивый, умный, а главное – с такой чуткой душой – пропадаешь зря.
– Нет, я все-таки буду ждать, – упрямо говорит он.
– Что ждать?
– Твое минутное желание!
Вечером в баре он опять заводит об этом разговор.
– Джек, не надо об этом больше говорить. Я не люблю тебя, и я старше тебя на четыре года и на сто лет. Я столько пережила, что хватит на три твои жизни. Я чувствую себя старухой. Твоей матерью.
– Для меня ты – звезда впереди, желанная и недоступная, ты манишь меня и я больше ничего не вижу вокруг.
Я качаю головой: – Джек, я обыкновенная женщина.
– Дай мне в этом убедиться!
– Это опасное желание, – пытаюсь вразумить его, но чувствую, что все тщетно, – Неужели ты думаешь, что сразу же разочаруешься во мне? Твои мечты наложатся на реальность, и ты будешь страдать еще больше.
– Как ты не понимаешь, у меня останется хоть что-то, что я смогу вспоминать, что-то реальное. Тогда, возможно, через какое-то время я перестану думать об этом, как о чуде, или наоборот, это поможет мне прожить всю оставшуюся жизнь.
Я вдруг вспоминаю, как Коля просил об одной ночи на память перед разлукой, и решительно киваю головой.
– Хорошо, Джек. Но дай мне слово, что сразу же уедешь, продолжения не жди, его не будет.
