Текст книги "Тридцать три несчастья"
Автор книги: Марина Константинова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
– Это еще кто такой?
– Слуга Д’Артаньяна. Так вот, он говорил, что сон заменяет еду. Ты поспи, а я на стреме подежурю. Я-то уже выспался. Если что, разбужу.
– Да нет, дядь Вить, вместе так вместе, – вяло промямлил Колян. – Я только полежу немножко.
Через секунду он уже спал.
Виктор накрыл его пледом, подсунул ему под голову подушку, разулся и на цыпочках подобрался к двери. Она была плотно заперта на замок и наружный засов. Откуда-то снизу раздавались приглушенные мужские голоса, но слов было не разобрать. С улицы раздавался собачий скулеж. Виктор подошел к окну, присел на корточки и затаился.
Глава 14
В нижнем баре Дома кино было уютно и прохладно. Кондиционер работал вовсю, народу почти не было. Оставалась неделя до закрытия сезона Дома кинематографистов. Все звезды, критики и остальная околокиношная публика разъехались в отпуска и по многочисленным фестивалям. И посему был занят только один столик.
За ним, попивая «Гжелку», тихонько переговаривались Былицкий, Вихрович, Мокеенко и Богачева. Звучала негромкая музыка, и лишь из соседней бильярдной доносились стук шаров и дружный хохот игроков. Изредка оттуда вываливался секс-символ семидесятых красавец Мельницкий и, хлопнув очередную рюмку водки, возвращался обратно.
– Ну где же эта зараза? – ерзала на стуле Богачева. – Уже на полчаса опаздывает.
Компания поджидала Лизку Чикину. У Мокеенко была с ней договоренность о встрече. Узнав об этом, подъехали и все остальные. Им не терпелось узнать, как обстоят Лизкины дела с судом, и выяснить, в курсе ли она, что случилось в агентстве. Сами они толком ничего не знали, расползающиеся слухи не давали им покоя. Все, что им удалось вытрясти из секретарши Катьки, сводилось к одному – у «мадам» пропал муж, и она уже пятые сутки ничего о нем не знает.
– А так ей и надо! – ни с того ни с сего ляпнула Богачева.
Несмотря на то что она минуту назад недобрым словом вспоминала Лизку, все сразу поняли, что речь идет о Ревенко.
– Да хоть бы лопнула она! – как-то по-бабьи взвизгнул Вихрович и налил себе еще водки. Прежде чем выпить, добавил: – Будет и на нашей улице праздник! Может, от инфаркта сдохнет, корова жирная. И правильно сделал Воронов, что бросил ее!
Все выпили. Мокеенко, доселе молчавший, обвел своих товарищей захмелевшим взглядом и резонно спросил:
– А кто сказал, что он ее бросил? Может, и не бросил вовсе. Может, случилось что… А? – соображал Мокеенко очень туго, но, как ни парадоксально, всегда умудрялся делать правильные выводы. – Может, там криминал какой?..
Все молча уставились на него. До этого момента подобный расклад не приходил им в головы. Они не могли понять, как до такой простой мысли додумались не они, а Мокеенко – заторможенный верзила с несколько дебильным выражением лица.
Он вообще был какой-то странный, этот Мокеенко. Когда он поступал во ВГИК, именно это сочетание огромной физической силы и детской непосредственности убедило педагогов, что перед ними – гениальный комик. Снимать в кино его начали еще на втором курсе института, завалив ролями деревенских простаков. У режиссеров он был нарасхват, и до сих пор у него практически не было простоев.
По совету своего однокурсника Былицкого четыре года назад он связался с актерским агентством «Атлантида» и поначалу был очень даже доволен. Мама Люба, как он называл Любовь Николаевну Ревенко, моментально подняла его гонорары вдвое, и даже за вычетом процентов агентству он стал получать гораздо больше прежнего. К тому же мама Люба вела очень мудрую политику, не разрешала сниматься где попало и выбирала для него самые выгодные роли, превратив его из откровенного дурака в добродушного героя.
Но через год он совершил непоправимую глупость – за спиной агентства по-тихому связался с хохлами на студии Довженко. Зачем он это сделал, он до сих пор так и не понял сам. Скорее всего прельстился ролью благородного красавца, так ему несвойственной, и количеством серий.
Ревенко сразу же прознала о его «шалости» и не простила. Сделав вид, что ей ничего не известно, она даже позволила ему подписать с хохлами договор и сняться в первой серии. А затем подала в суд и выкатила неустойку за якобы сорванные им неизвестно откуда взявшиеся три контракта. И вот уже три года он горбатился на нее, снимаясь в хвост и в гриву практически бесплатно. Восемьдесят процентов его гонораров уходили в агентство, а оставшиеся двадцать не позволяли умереть голодной смертью. По подсчетам самого Мокеенко, ему оставалось сняться еще как минимум в двух картинах, чтобы окончательно освободиться из железных объятий мамы Любы.
В подобной же ситуации оказалась и остальная троица. Полегче было только Вихровичу. Его сиятельный любовник, занимавший крупный пост в Министерстве юстиции, обещал в ближайшее время перевести Ревенко сумму его долга. И только у Былицкого и Богачевой не было никаких перспектив выскочить из кабалы в ближайшие два, а то и три года.
– Это что же, ребята, выходит, агентству скоро кранты? «Атлантида» потонула? Так не будем же скрывать своей радости! Давайте бякнем! – Былицкий распечатал новую бутылку «Гжелки» и разлил по стаканам.
Все четверо, возбужденные перспективой скорого конца, браво чокнулись и с удовольствием выпили.
– За что пьем? И почему без меня?
В своем порыве они не заметили появления той, которую так долго ждали.
Лиза швырнула рюкзачок на пол и подсела к компании.
– Здорово, коза! Ты чего это сегодня такая страшная? – пьяно загоготал Былицкий.
Такие шутки были у него в ходу и очень ему нравились. Но Лиза, обычно ярко накрашенная и пестро одетая, сегодня и впрямь выглядела какой-то поникшей и бесцветной.
– Да это у нее критические дни! – подхватила набравшаяся Богачева.
– Вот дура, – обиделась Лиза.
– Лизок, ну их к черту, ты прелестна. Само совершенство! Мадонна моя! – слащаво расплылся Вихрович.
Мокеенко, как обычно, молчал. Он принес Лизе чистый стакан, плеснул в него водки и так же молча поставил перед ней.
– Мокеенко, миленький, спасибо. Я пошутила, я ведь за рулем. Принеси лучше сока.
– Ну, рассказывай, мать твою, что там у тебя, – не унимался Былицкий.
Все они, конечно же, Лизу жалели, и от осознания, что их несчастного полку прибыло, отнеслись к ней, как к родной.
– Фигня у меня. Полная. – Из левого Лизиного глаза выкатилась слеза. Она решительно отодвинула сок и выпила водки.
– Ой, Лизок, ну не надо, не реви, – расстроилась Богачева. – Прости меня, я не хотела тебя обидеть. Это я сдуру. Хочешь, станцую?
– Отстань, – отвернулась от нее Лиза. Но Богачева обняла ее за тонкую талию и звонко чмокнула подругу по несчастью в щеку.
– Образуется все. – Богачева плеснула ей еще водки. – Вот увидишь, само устроится. В конце концов, у самой Одноробовой снимаешься. Что за роль-то? Расскажи!
И тут Чикину прорвало, она залилась слезами. Всхлипывая, она пыталась что-то сказать, но губы тряслись, она захлебывалась в рыданиях и никак не могла собраться. Вихрович треснул ее по спине, Лиза закашлялась и выдавила из себя одно слово:
– Говно…
– Это оно, конечно, – резонно подвел итог молчун Мокеенко, и вся компашка покатилась со смеху.
Лиза тоже улыбнулась сквозь непросохшие слезы, глотнула еще водки и как-то успокоилась.
– Да какая, на фиг, роль! Вы что же думаете, Одноробова против Ревенко попрет? Да она уже две мои сцены пересняла с Войновской. А Петров, сволочь такая, иск подготовил, на следующей неделе в суд передает.
– Вот это да!.. – присвистнул Былицкий. – Слушай, так если ты теперь не снимаешься, сходи к мамане, скажи, что сама передумала, что извиняешься и все такое. Может, она и не станет ничего делать?
– Да уж конечно. Мамане сейчас только Лизкой и заниматься! – криво улыбнулся Вихрович. – А то у нее своего геморроя нет.
– Ой, Вихрович! Ну вечно ты про жопу! – так и прыснула Богачева.
Мельницкий, оказавшийся у стойки бара, немедленно повернулся к ним и ласково посмотрел на Вихровича. Тот зарделся:
– Ну вас, дураки. Я же серьезно…
– Стойте, – оборвал всеобщее веселье Мокеенко. – А ведь он прав. Пока она занимается поисками своего ненаглядного, ей действительно не до Лизки. Надо к Петрову как-то подъехать, пусть он помурыжит это дело. А там, глядишь, и всему конец.
– Точно, – легко согласилась Богачева, – расплата не за горами.
И все опять выпили.
Кроме Лизы. Она никак не могла уловить, о чем они говорят, что это за конец, и какая такая расплата, и при чем здесь какой-то ненаглядный. Она уже две недели не появлялась в агентстве, и поэтому цепь событий ускользала от нее.
– Ребята, выходит, она ничего не знает, – сообразил Былицкий.
Он закурил и придвинулся к Лизе.
– Слушай, мать, и делай выводы. У Ревенко муж исчез. Уже пятый день. И никто о нем ничего не знает. Мадам, как ты понимаешь, не в себе. Она сейчас ничем не занимается – ни контрактами, ни финансами, даже встречу с французами отменила. Все приостановлено. Понимаешь? Все заморожено. А про тебя она наверняка и думать забыла. Сечешь? Лови момент. Ты и правда дуй к Петрову и договаривайся с ним, на лапу ему дай, старикан возьмет, не побрезгует. Оттяни это дело.
От всего услышанного у Лизы закружилась голова. Она и впрямь выпала из жизни, если событие такого масштаба прошло мимо нее. Это настолько все меняло… Появилась реальная возможность действовать и как-то защитить себя.
И тут выступил Мокеенко, по своей привычке обдав всех ушатом холодной воды:
– А ну как он найдется? Или уже нашелся? Что тогда?
Но Лиза уже неслась впереди паровоза. У нее возник план.
– Жвачку дайте!
– Эй, ты куда? – протягивая ей пластинку, вскинулась Богачева.
Но Лиза, не ответив, подхватила свой рюкзачок и выбежала из бара.
– Ребята, мы ее теряем! – констатировал Былицкий. – Срочно дефибриллятор!
– Только не в мою смену! – взвизгнул Вихрович, и вся компашка покатилась со смеху.
Глава 15
На пределе допустимой скорости, подрезая всех подряд, не обращая внимания на мат, несшийся ей вслед, Лиза мчалась на Киностудию имени Горького.
Только одна мысль лихорадочно стучала в висках, концентрируя на себе все ее внимание: «Я его найду, найду! Я знаю, где эта сволочь отсиживается, а скорее всего отлеживается…»
У нее появился шанс обменять Кирилла на свою свободу, и нельзя было его упускать. Только бы она не ошиблась, только бы найти этого подонка.
«Как же, оставит она меня в покое, дожидайся! Этот козел пропадает у нее раз в неделю, это не повод, чтобы все бросить. Если он завтра объявится, то будет уже поздно. Надо сегодня же, сегодня…»
Сунув под нос охраннику пропуск, она неслась по бесконечному коридору к пятому павильону, путаясь в толпе ералашных детей.
«Пробы у них сегодня, что ли? Сколько сопляков понагнали!» – мимоходом подумала она.
Навалившись на тяжеленную железную дверь, она изо всех сил толкнула ее и, задыхаясь, вошла в павильон.
Там царил полный бардак, называвшийся творческой атмосферой.
Снимали рекламный ролик. По всему полу были протянуты кабели, в беспорядке валялись пластмассовые столы и стулья, все внаглую курили, игнорируя пепельницы. Какие-то мужики в грязных халатах бессмысленно таскали за собой тележку с операторским краном, идиотского вида девицы репетировали некое подобие канкана, тут же на куче тряпичного хлама сидела тетка в очках с отчетом и калькулятором.
Рядом с монитором в старинном кресле развалился толстый дядька. Лиза вспомнила, что видела его в Киноцентре, и поняла, что это режиссер. Но все это было не то.
«Ну где же эта тварь?»
Основной свет был выключен, включен только рабочий, и поэтому в полумраке ей никак не удавалось все хорошенько разглядеть. Бочком, по стеночке она пробиралась вдоль задника.
«Опаньки… Есть!»
В укромном уголке, сидя на высоком табурете, изящно сложив точеные ножки, подставила свою мордочку гримерше Оленька Николаева. Она кокетливо выпятила пухлые губки и слегка сморщила свой хорошенький носик, когда его коснулась пуховка. Гримерша нанесла последние штрихи и отошла. Из крохотной сумочки Оленька достала длинную черную сигаретку и оглянулась по сторонам в поисках американского миллионера с зажигалкой.
– На! – Лиза чиркнула спичкой.
Николаева опешила и слегка отстранилась.
– Ты?! – Подведенные Оленькины брови изумленно поползли вверх. – Привет… Ты как здесь?
Лиза молчала.
– Тебе чего надо-то, блаженная?
– Давай отойдем. Дело есть.
– Никуда я с тобой не пойду. Мне сейчас в кадр. Говори здесь, и побыстрее.
– Могу, конечно, и здесь, – спокойно промолвила Лиза. – Только слезь с насеста, а то ненароком свалишься, ноги переломаешь.
Оправляя коротенькую юбочку, Оленька осторожно спустилась на пол.
– Ну?..
– Где Кирилл? – без обиняков спросила Лиза. – Предупреждаю, врать не стоит, я знаю, что он у тебя. Вас видели.
Лиза, конечно, блефовала, но отступать ей было некуда.
– Какой еще Кирилл? Ты спятила, милая моя?!
Комедия могла затянуться, и Лиза решила поднажать:
– Слышишь, Николаева, ты, может, не в курсе, но я по дружбе тебя предупреждаю: Ревенко ищет его, и очень серьезно ищет. Если выйдет на тебя, башки тебе не снести. Сама знаешь.
– Да я-то тут при чем?! И с какой стати ты лезешь в это дело? Твой-то какой интерес?
– Обыкновенный. Она думает, что он у меня, и готовит репрессии. А мне эта подстава на фиг не нужна. И вот еще что. На него подали в розыск, он что-то такое натворил. Так что имей в виду, за укрывательство преступника пойдешь как соучастница.
Это было уже слишком, но Николаева почему-то сразу поверила:
– Ты что, охренела?! – завизжала она. – Какая соучастница?! Кто? Я? Знать не знаю о его преступлениях! – Оленькины фиалковые глаза округлились до размера пятирублевой монеты.
– Ты давай, Николаева, аккуратней, а то линзы выпадут. Короче, я тебя предупредила. А ты уж сама решай, кому его сдавать – маме Любе или ментам.
И, развернувшись на каблуках, Лиза направилась к выходу.
– Эй, дядь! – окликнула она в дверях какого-то мужичонку. – У вас что, перерыв, что ли?
– Да нет, конец уже, один дубль остался. Смена до десяти.
Лиза взглянула на часы – оставалось двадцать минут. Она вышла со студии, без труда определила на стоянке подержанный николаевский «Гольф», села в свою «шестерку», отъехала чуть дальше к троллейбусной остановке и стала ждать.
«Я сегодня же узнаю, где прячется этот подонок. Теперь она не может не поехать к нему».
Спустя полчаса Лиза увидела выпорхнувшую из дверей Николаеву. В спешке та даже не смыла грима, так и бежала к машине в припадке красоты.
Лиза пропустила ее «Гольф» вперед, переждала еще две машины и пристроилась в хвост. Оленька жила где-то на Новослободской, но она проскочила поворот на Сущевку, и обе машины понеслись по проспекту Мира. Успешно миновав Садовое кольцо, они выехали на Ленинский проспект.
Лизе становилось все интереснее. Она уже была уверена, что Николаева едет к Кириллу. Они промахнули почти весь Ленинский и в самом конце его свернули налево – на улицу Миклухо-Маклая.
«Значит, их гнездышко, а точнее – логово, в Беляеве. Ну что ж, надежно и глухо, только я все равно их вычислила», – злорадствовала Лиза.
После автобусного круга Оленька свернула налево во двор шестнадцатиэтажной башни. Лиза проехала мимо и, чтобы не привлекать внимания, запарковалась у соседнего дома. За это время Николаева уже успела процокать к единственному подъезду. Она быстро набрала код, и дверь за ней захлопнулась.
Лиза несколько секунд постояла перед кодовым устройством и различила три наиболее стертые цифры. Несколько раз она нажимала кнопки в разных комбинациях, но это не дало результата. Тогда она попробовала нажать одновременно. Дверь открылась. Судя по тому, что лифт стоял на первом этаже и из подъезда никто не выходил, Лиза сообразила, что за это время Оленька могла подняться не выше второго этажа. Эта эстетка придерживалась принципа, что если ходить пешком, то можно ноги до жопы стереть.
«Это уже кое-что». Лиза решила обойти дом под окнами.
Первые три окна были наглухо закрыты, видимо, в квартире никто не жил. Пригнувшись, Лиза повернула за угол. К счастью, палисадник был густо засажен кустами сирени и жасмина, поэтому с улицы могли и не заметить ее странных маневров. Не успела она сделать и двух шагов, как из следующего окна на первом этаже, приоткрытого, раздался пронзительный Оленькин вопль:
– Нет, говорил! Говорил! Сказал, что ушел от нее, что вы разводитесь!
– Чего орешь? Раз сказал – значит, разводимся.
Никогда еще Лиза не была так рада услышать этот ненавистный ей голос. Она не могла понять, почему Кирилл так безоглядно нравился женщинам, чем он их брал. Лично ей он никогда не был симпатичен, к хлыщам такого сорта она всегда испытывала патологическую брезгливость. Она просто не обращала на него внимания, что, безусловно, сильно задевало его. Теперь же она ненавидела в Кирилле все – его мокрые тонкие губы, вечно липкие руки, наглый взгляд. Он напоминал ей тупого, самодовольного барана.
Это случилось два года назад. Отмечали юбилей «Атлантиды». Ресторан решили не заказывать, торжество должно было стать «семейным», и роскошные столы накрыли в банкетном зале агентства.
Народу было немного, но пригласили, естественно, только особо важных персон. Поздравить Ревенко приехали народные артисты, кинозвезды, известные журналисты, теледивы и нужные чиновники из Министерства культуры.
Как всегда, сначала все было чинно и официально. Но все понемногу набрались, нахохотались на капустнике, организованном Вихровичем, расслабились и разбрелись по интересам.
Лиза в капустнике не участвовала, в ее обязанности входило развлекать мужчин беседой и непременно позировать всем фотографам на втором плане у Ревенко.
Мама Люба была сама любезность и сплошное очарование. Шикарный костюм от Лагерфельда скрывал ее расплывшуюся фигуру, она расточала ослепительные улыбки и с удовольствием давала многочисленные интервью, делясь творческими планами агентства и своих «птенцов». И в подтверждение ее слов «птенцы» вились вокруг нее, изображали самую нежную любовь, бесконечную благодарность и искреннее восхищение своей патронессой.
Естественно, ей было не до своего красавца-муженька. Тот быстро напился, и его потянуло к девочкам. Но никто не хотел с ним связываться, тем более на глазах у «мадам». Одна только Богачева смотрела на него с немым обожанием. Она увивалась за ним хвостом, поднося то зажигалку, то рюмку. Она преданно смотрела ему в глаза, иногда о чем-то канючила сквозь девичьи слезы. Ее обхаживания явно досаждали Кириллу. Он прихватил ее пару раз за задницу, но тем дело и кончилось. Грубо отшив ее, Кирилл подвалил к Лизе:
– Чикина, пойдем со мной, я тебя… это… – он глупо осклабился.
– С ума сошел?! Отвали!
– Это… уведомить хочу… Дело есть. – Из внутреннего кармана он достал плотно сложенные листы бумаги, помахал ими у Лизы перед носом и тотчас же спрятал обратно. Рыгнул, а потом пропел: – Это новенький контра-а-а-акт… А ты не знаешь ничего-о-о… Но могут Богачевой дать, там один такой пунктик есть…
– Что ты мелешь? Какой контракт? У меня сейчас работы полно, не разорваться же мне, – отбоярилась Лиза. Но что-то в его предложении зацепило ее. – А что за пунктик?
– Пойдем отсюда куда-нибудь. Я здесь не могу. Я эти бумажки у Любки спер, тебе первой хочу показать.
Любопытство было настолько велико, что Лиза согласилась.
Они потихоньку вышли из зала, поднялись на второй этаж в бильярдную, но там Мельницкий разделывал в пух и прах продюсера Пупкова, и за этой битвой наблюдали еще человек пять.
– Давай сюда! – Кирилл схватил Лизу под руку и втолкнул в соседнюю дверь.
Они оказались в кромешной темноте в танцклассе. Это было небольшое помещение, оборудованное зеркалами и балетным станком. Два раза в неделю «птенцы» здесь занимались с хореографом.
– Ну, что там за контракт? – Лиза потянулась к выключателю, но достать до него не успела.
Через секунду она билась под ним на деревянном полу. Еще через пять минут все было кончено.
– Считай, что сделка состоялась. Надеюсь, тебе понравилось, – застегивая брюки, довольно произнес Кирилл.
– Ты, сволочь, – Лизу трясло, – да я тебя по стенке размажу!
– Ну да? – Кирилл слегка пнул ее в живот. – Интересно, как?..
– Завтра же все расскажу…
– Давай, давай. А лучше прямо сейчас. А я скажу, что пьяный был, и ты сама меня домогалась. Твое слово против моего. Кому Любаня поверит?
Лиза не сомневалась, кому поверит Любаня. Она промолчала.
Кирилл вышел, и не успела Лиза привести себя в порядок, как снизу донеслось его похабное ржание.
Используя этот гнусный шантаж, он еще два раза заставил ее переспать с ним. Вскоре она ему надоела, и он сам оставил ее в покое. Но она не забыла и не простила.
И вот наконец такой шанс! И ему отомстить, и себе помочь. Лучшего варианта просто не придумать!
С колотящимся сердцем Лиза продолжала слушать чужой разговор, доносящийся из окна.
– А чего же она тебя ищет?! – Оленька перешла на визг. – И меры принимает?
– Да с чего ты это взяла? Кто тебе эту хрень навешал? Я же сказал ей, что ухожу от нее!
– Да вся «Атлантида» на ушах! Выходит, она не знает, где ты… Ты у меня просто отсиживаешься!
– Да пошла она! Я не обязан ей докладывать! Где хочу, там и живу. Сказал же тебе – мы раз-во-дим-ся!
Но Оленьку было не остановить:
– А почему на тебя в розыск подали?! Тебя менты по всей Москве ищут. С ними ты тоже разводишься?!
– Менты?! – Кирилл дал петуха. – Очумела?
У Лизы над головой хлопнуло закрывшееся окно. Разборка продолжалась, но слов было уже не разобрать. Но услышанного было вполне достаточно. Лиза тихонечко выбралась из своего укрытия, запомнила номер дома и уехала.