Текст книги "Тридцать три несчастья"

Автор книги: Марина Константинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава 11

«Этого не может быть, потому что не может быть никогда!»

Сердце бешено колотилось, ноги стали ватными, словно отнялись. Побелевшими губами Ревенко жадно хватала воздух и, подхватив с пола телефонную трубку, судорожно сжимала ее в руке. По мере того как она приходила в себя, сознание ее как бы очищалось, она прокручивала в голове различные версии и не находила ответа.

«Господи!.. Ну почему это случилось со мной? За что? Сынок мой!.. Что они с ним сделают?! Надо немедленно что-то предпринять… Но что?.. Что?.. Конечно, надо заплатить, и как можно скорее. А может, поднять связи и сунуться в ФСБ? Нет, риск слишком велик. Пока те раскачаются, от Коляна одни потроха останутся. Надо заплатить… Да они с ума сошли – где же я возьму сразу такую сумму? Обалдеть можно! Даже если все спешно продать по дешевке, и половины не наберется…»

Любовь Николаевна попыталась успокоиться, расстегнула ворот блузки, подошла к окну и попробовала продышаться. Затем достала из бара бутылку виски. Хватанула прямо из горлышка. Но легче не стало. Тогда она взяла стакан, наполнила его до половины и разом выпила. Задохнулась и закашлялась.

Медленно приоткрылась дверь, и в нее просунулась Катькина голова.

– Любовь Николаевна! Что-нибудь случилось? – осторожно поинтересовалась секретарша.

– Что? Что? Что такое?! – от неожиданности Ревенко сорвалась на крик. – Выйди вон! И принеси лимон!

– Простите меня, Любовь Николаевна, я только подумала… У вас такой вид… – всхлипнула перепуганная Катя.

– Что ты несешь?! Какой вид? Убирайся! – Ревенко схватилась за сердце. На нее навалилась одышка.

– Ну ладно, я уйду. – Привыкшая к гневным выходкам хозяйки, Катька ретировалась. – А лимон-то нести?

– Неси. Если срочно сделаешь, двадцать процентов твои.

– Что? – не поняла Катька.

– Да ничего, – спохватилась Любовь Николаевна и устало отмахнулась от секретарши. – Хотя нет, постой… Разыщи мне Кирилла, пусть немедленно явится сюда.

– Да, конечно, я сейчас…

– И вот еще что. – Ревенко потерла переносицу, пытаясь сосредоточиться. – Все бумаги по делу Чикиной передай Петрову, пусть Виктор Григорьевич лично займется. Меня пока этим не доставай, доложишь в пятницу.

– Слушаюсь, – ляпнула секретарша и рванулась к двери.

– Да подожди ты, егоза. Запомни, это важно. Если позвонит Настя, жена Филимонова, соединяй немедленно. Пока все.

– Есть! – с перепугу выпалила Катька и скрылась в приемной.

Ревенко расслабленно прилегла на диван и принялась размышлять, взвешивая ситуацию и просчитывая свои возможности. Врагов у нее вроде бы не было. Все разорившиеся мелкие агентства безропотно вошли в ее концерн, их бывшие владельцы по договоренности получали приличный процент, а сотрудники были довольно гуманно уволены. Всем выплатили нехилую компенсацию, а самых толковых Любовь Николаевна взяла к себе в «Атлантиду», а именно бухгалтершу, пресс-агента, фотографа и двух ассистенток по актерам. Она сломала голову, раздумывая, кто бы мог ей мстить. Она перебирала в памяти лица, имена и фамилии, телефоны и адреса, прокручивала события последних месяцев и даже лет и не находила никакого компромата. Все ее действия были безупречны, и со стороны «Атлантиды» она подвохов не ждала. Вентилятор дул прохладой ей в лицо, не принося ни успокоения, ни свежих мыслей. Она думала о сыне, и ей казалось, что сердце останавливается в груди.

В это же самое время Настя Филимонова в панике металась по квартире, не зная куда себя деть. Она заперла дверь на оба замка и цепочку и закрыла все окна и форточки, несмотря на то, что квартира располагалась на шестом этаже восьмиэтажного дома.

– Черт, черт, вот черт! – Обливаясь потом от жары и от страха, она плотно задергивала шторы. – Вот ведь влипли, вот влипли! – Она не замечала, что говорит сама с собой вслух. – Черт с ним, с Коляном, хотя мальчишку, конечно, жалко, он же пацан совсем. Но Ревенко баба богатая, к тому же со связями, она быстро разберется, и ее-то сыночка отпустят. А вот что с Витькой будет? Как ни крути, а он – свидетель. И не нужен он ни бандюкам, ни уж тем более этой холеной суке. Скорее всего его прихватили просто за компанию, и за него она платить не станет. Убьют они его, наверняка убьют. За что Витька-то страдает? А я?!

Настя распласталась на паласе и, глядя в растрескавшийся потолок, беззвучно заплакала.

Настя уже третий год была замужем за Виктором Филимоновым, личным водителем Любови Николаевны Ревенко. Ей было двадцать два года, она была довольно миленькой, очень худенькой девушкой с огромными серыми глазами и копной светлых волос. Даже многочисленные веснушки не портили ее прелестного личика. Она училась в театральном институте на экономическом факультете, куда два года назад ее пристроила Ревенко.

С Виктором она познакомилась совершенно случайно.

Три года назад, в июне, она предприняла очередную бесплодную попытку поступить на актерский факультет РАТИ. Провалившись, как и в прошлом году, на втором туре, она решила, что на этом жизнь не заканчивается и уж она-то со своей внешностью не пропадет. Есть, в конце концов, модельные агентства и Дома моды. Надо просто отдохнуть, отоспаться и начать все сначала. Ей пока не приходило в голову, что в театральный институт берут не за внешность, а за способности. А уж если эти качества еще и совпадают…

Будучи по натуре девушкой веселой и неунывающей ни при каких обстоятельствах, свой провал она решила отметить, причем громко.

– Эй, мужики! – Она подошла к товарищам по несчастью, понуро опустившим головы и проклинавшим бездушных педагогов.

Среди «мужиков» были и девчонки.

– Предлагаю скинуться и расслабиться. А то как-то противно…

Предложение было принято на «ура», но финансово состоятельными признали себя только двое, и немногочисленная компашка отвалила из институтского скверика.

Для начала в ближайшем ларьке взяли бутылку шампанского и, заливисто хохоча, открыли ее прямо по дороге.

– Ну, Настька, ты даешь!.. Нет, вы только представьте… – закатывался небольшого роста парнишка по фамилии Бархударов. – Профессор ей говорит: «Станцуйте менуэт», а эта дура ему отвечает: «А долго?» Ой, не могу, держите меня…

На этих словах Бархударов даже хрюкнул и икнул, и его метнуло на газон телетайпного агентства Советского Союза. Но Ирка Григорьева, пришедшая на конкурс – последний творческий экзамен, свирепым выражением лица и мощным торсом напоминавшая бойца спецназа, схватила его за шкирку и, ловко встряхнув, поставила на ноги.

– И ничего смешного! Она совсем не то имела в виду, просто у Настьки со старинными танцами плохо. Это ты извращенец. И прекрати истерику, а то в морду дам.

– Дашь-то ты дашь, только скажи кому, – изгалялся Бархударов. – Чего в артистки прешься? Тебе в баскетбол надо или в охранное агентство. Дылда!

– А ты недомерок! – Ирка обхватила его мощной ладонью за бритый затылок и подтащила к фонарному столбу.

Бархударов упирался, словно Жихарка, не желающий лезть в печку. Но Ирка уже подхватила его другой рукой за поясной ремень и была готова макнуть коротконогого негодяя в урну.

– Да ладно вам собачиться, – встала между ними Настя. – Бархударов, ты лучше помирись с Иркой, и айда в кафешку какую-нибудь, посидим там, продолжим торжество по случаю нашего провала. И Ирку заодно поздравим. Чует мое сердце – примут ее.

Вдохновившись идеей, счастливая Ирка отпустила Бархударова, и тот, будучи не готов к свободе, «убился» копчиком об асфальт.

Продолжили в крытой пивнухе на Суворовском бульваре.

Когда выпили по второй кружке, у Бархударова с Иркой кончились деньги, но расходиться они не желали, и добрая Настя заказала всем еще по паре пива.

Бархударов сыпал пошлыми анекдотами, сдобренными русским матерком. Ирка басовито гоготала, как кавалерист-девица, и Настя слегка краснела перед полупьяными соседями по столикам за своих товарищей.

Через какое-то время Настя вдруг с удивлением обнаружила, что эта парочка в ней вовсе и не нуждается. Пьяная Ирка укачивала на коленях маленького Бархударова, а тот, обливаясь слезами, лез к ней целоваться.

– Ну ладно, ребята, желаю удачи! – Настя встала и направилась к выходу, но никто ее не окликнул, не попросил посидеть еще.

«Вот сволочи! Пили, жрали за мой счет, а теперь меня же побоку! Да… А с виду приличные люди», – сокрушалась Настя, идя по Тверскому бульвару к «Пушкинской». И, только взглянув на уличные часы у магазина «Армения», она поняла, что в метро безнадежно опоздала.

На оставшуюся десятку до «Сокола» было уже не добраться. Можно было, конечно, пойти пешком, и тогда часа через два…

– Эй, замерзнешь! Давай подвезу.

Прямо перед Настей вырос молодой человек в светлом костюме. Поигрывая связкой ключей, он широко улыбнулся и как-то напевно произнес:

– Ну, чего ты? Я Виктор. Не бойся, поехали.

Настя скукожилась и отвернулась, прикрыв лицо воротником плаща.

– Поехали, что ли? – как-то утвердительно спросил парень.

– Я не из таких. Отстаньте.

– Опасно здесь стоять. Давайте я вас домой отвезу.

– Но у меня только десять рублей, – робко ответила Настя.

– Годится, – улыбнулся незнакомец, и Настя доверчиво села в его машину.

Глава 12

Через месяц они поженились.

У Виктора имелась небольшая двухкомнатная квартира на Трифоновке, доставшаяся ему от умершей в прошлом году матери, и Настя сразу переехала к нему. Свадьбу сыграли скромно и незаметно, пригласив только Настиных родителей.

Зажили они душа в душу. Насте было с ним легко. Витя обладал спокойным характером, никогда не повышал на Настю голоса, всячески ей помогал по хозяйству и ласково называл «Настена моя». Он работал в крупнейшем в Москве актерском агентстве «Атлантида» личным водителем хозяйки – Любови Николаевны Ревенко. Платила она ему исправно и относительно хорошо, Настя могла не работать, но на свою машину скопить денег так и не удавалось.

«Зачем тебе машина? – цинично ухмылялась Ревенко. – Езди на моей».

При этом эксплуатировала она его нещадно, зачастую лишая даже законных выходных. Выматывался Виктор из последних сил, Настя жалела его и всячески старалась поддержать.

Она запросто могла отказать себе в какой-то безделушке, вместо кожаных перчаток носила вязаные, лишь бы Витенька был вкусно накормлен и прилично одет, ведь он возит саму Ревенко и обязан выглядеть представительно. Денег, конечно, не хватало, но они не голодали и в долги не влезали. У родителей Настя денег никогда не просила, а даже наоборот – с согласия Виктора иногда подкидывала им сколько могла.

Однажды, в третьем часу утра, Виктор завалился домой вместе со своим другом – артистом Былицким. Оба были пьяны и, припав к звонку, горлопанили на весь подъезд веселые песни. Настя открыла дверь и обомлела – Витя держал на руках упитанного рыжего поросенка с шерстяной мордой.

Мужики ввалились в коридор.

– Это Лаки, – глупо улыбаясь, сообщил Былицкий.

– И сколько этому поросенку лет? – поинтересовалась Настя.

Мужики заржали, спустили Лаки на пол и сразу очутились в «поросячьей» луже, стремительно расплывшейся под их ботинками.

«Поросенок» оказался трехмесячным щенком, сукой, к тому же редчайшей породы «леонбергер».

– Хоть бы позвонили, дураки, предупредили, – засуетилась Настя. – Чем же я ее кормить буду?

В холодильнике была только банка болгарских голубцов. Заботливая Настя подогрела их и, отогнав голодных мужиков, выложила в миску и поставила перед щенком. Лаки смела два толстых голубца за секунду, и весь остаток ночи, пока ребята дрыхли, Настя по всему дому вытирала лужи щенячьего поноса.

Так и зажили втроем – Витя, Настя и Лаки.

И все бы ничего, но было Насте смертельно скучно сидеть целыми днями одной в пустой квартире. Все подружки продолжали жить своей девчоночьей жизнью и постепенно отдалились от нее. Виктора постоянно не было дома, он практически круглосуточно обслуживал Ревенко. Она могла поднять его даже ночью с постели, и Витя безропотно мчался по вызову.

Поговорить по душам можно было только с Лаки. Она выросла, превратилась в огромную лохматую рыжую собаку с черной мордой и львиной гривой на груди. Лаки с Настей прекрасно друг друга понимали, вместе гуляли, вместе обедали, правда, из разных тарелок, но уж валялись, обнимались и кусались в одной постели. Преданность собаки не знала границ, хозяйка была для нее божеством. Лаки ходила за Настей хвостом и ни на минуту не оставляла ее одну. Виктор даже обижался и ревновал. Стоило ему обнять жену при Лаки, как она хватала его за штанину и оттаскивала от Насти. Как только молодая семья засыпала, Лаки тихо забиралась на постель, компактно скручивалась колечком, прикидываясь левреткой, и укладывалась в ногах, водрузив тяжелую морду на Настину пятку. Как Виктор ни бился, отучить ее от этой привычки он так и не смог.

Что уж было говорить о посторонних людях – на улице она подпускала к Насте только собачников, на всех же остальных злобно щерилась и рычала, готовая к броску. Лаки была единственным настоящим другом Насти.

Собака, безусловно, скрашивала ее одиночество, но Настя, привыкшая к шумным компаниям и многочисленным друзьям, откровенно страдала в добровольной изоляции.

Изредка позванивал Бархударов, жаловался, что Ирка его бьет, и приглашал ее сниматься вместе с ним в массовках на «Мосфильме».

Там, конечно, было весело и интересно, и даже небольшие деньги все-таки платили, но Настя не решалась.

– Понимаешь, Бархударов, я боюсь, что мужу это не понравится… – робко призналась как-то она в ответ на его очередной зов засветиться на студии.

– А что такого? Тем более сама говоришь, его сутками не бывает дома, ты ему не говори, он и не заметит, – не понял Бархударов.

– Видишь ли, он у меня работает в таком месте… Не приведи господи на работе узнают, что его жена в массовках снимается.

– Да кому какое дело?! Пошли они все на хрен! Что же это за место такое? – возмущенно заорал Бархударов.

– Он у Ревенко работает, в «Атлантиде», – раскрыла тайну Настя.

– Что?! – охренел Бархударов. – И ты молчала? Да ты, матушка, дура, а муж твой – лопух!

– Если ты намерен оскорблять мою семью, то можешь больше не звонить! – встала в позу Настя.

– Эй, эй, подожди, да ты послушай. «Атлантида» – это ж гигант. Поговори со своим Витьком, пусть Ревенко воткнет тебя в институт, ей же это ничего не стоит. И в свое агентство поставит на учет. И будет у тебя, мать, сало в шоколаде. А при случае и про меня ей потом намекнешь…

– Ты, Бархударов, наверное, совсем там с ума сошел со своей Иркой. Так дела не делаются.

– Это не я, а ты с ума сошла. Только так дела и делаются. Это называется «связи». Ну, бывай, подруга, и не будь дурой. Пока.

По зрелом размышлении Настя пришла к выводу, что Бархударов все-таки прав.

Ну в конце концов, что она теряет, если поговорит с мужем насчет института? Вот когда он ей откажет, тогда у нее будет веское основание сдаться в массовку. Это и деньги, и хоть какое-то развлечение. Она может там сниматься под своей девичьей фамилией, и никто ничего не узнает.

Укрепившись в этой мысли, Настя едва дождалась вечера. К счастью, Виктор вернулся не поздно, и даже в весьма благодушном настроении. Схватил Настю в охапку и закружил ее по комнате. Лаки, завороженная всеобщей радостью, прыгала на Виктора и пыталась лизнуть его в лицо. Виктор обхватил ее за мощную холку и поцеловал в холодный кожаный нос.

– Настена! Поздравь меня, а точнее, нас! – Виктор был совершенно счастлив.

– У тебя будет ребенок? – глупо пошутила Настя.

– Да ну тебя! – Виктор опустил жену на тахту и уткнулся лицом в ее плоский живот. – Настена, ты выслушай… Вот черт! – Он запрокинул голову и, глядя в бездонные Настины серые глаза, вдруг стал серьезным. – Мы теперь и это сможем себе позволить.

– Но я пока не хочу… – растерялась Настя.

– Молчи и слушай, – перебил ее Виктор, потянулся за сумкой и ловким жестом фокусника извлек оттуда бутылку шампанского. В предвкушении приятного вечера с мужем Настя сбегала в кухню, принесла хрустальные бокалы. Они выпили.

– Да что случилось-то? Говори, не томи, – не терпелось Насте.

– А вот что! – Виктор закинул руки за голову и блаженно упал на подушки. – Сегодня я припугнул Ревенко, что перехожу в таксопарк, и она сразу, заметь – сразу, мне пятьдесят баксов прибавила!

Настя ошарашенно уставилась на мужа, даже не зная, что сказать. Он это молчание понял по-своему, жадно осушил еще один бокал и громко рассмеялся:

– Ну что же ты, а? Пей, моя хорошая!

– Витя-а-а… – тоскливо протянула Настя. – Ты что же думаешь, что на пятьдесят долларов можно ребенка заводить?.. – Настя встала и отошла к окну. Не глядя на мужа, она тихо произнесла: – И это все твои новости?

Воцарилась тишина. Виктор взял жену за руку и усадил ее рядом с собой.

Оба неловко молчали. Виктор обнял Настю за плечи, прижал ее к себе и зашептал ей на ухо:

– Родная моя, хорошая. Ну что ты, не расстраивайся, все будет в порядке, ведь это только начало, я потом из нее еще выжму, обещаю тебе…

– О господи! – оттолкнув Виктора, взорвалась Настя.

Слезы хлынули из нее потоком, она уперлась в колени острыми локтями и, раскачиваясь на тахте, кричала сквозь рыдания:

– Витенька, ну какой же ты у меня дурачок!.. Эта дрянь просто использует тебя! Она бросает тебе мелкие подачки, а ты и этому рад!.. Уж лучше в таксопарк, чем такое унижение…

Никогда еще Виктор не видел свою жену в подобном состоянии, впервые она открывалась ему с новой, неприятной ему стороны.

– Насть, да ты что?.. – отстранился от жены Виктор. – Ты это из-за денег, да? Из-за каких-то дерьмовых денег? – Виктор отполз к стене. – Ты же раньше была всем довольна. У тебя же все есть!

– Да что у меня есть-то?! – Настя опять отскочила к окну. Ее несло. – Пустая квартира, собака, телевизор да приходящий муж, который обо мне ничего не знает – о чем я думаю, чего хочу, как я вообще тут одна…

– И чего же ты хочешь? – спокойно, нараспев спросил Виктор.

– Хочу, чтобы твоя Ревенко устроила меня в театральный институт и взяла в свое агентство в качестве актрисы! – неожиданно для себя выпалила Настя.

Виктор ничего не ответил и, несмотря на все Настины запреты, закурил прямо в комнате. Настя молча поставила перед ним пепельницу и повернулась к нему спиной, уставившись во двор.

В наступившей гробовой тишине резко зазвенел телефон. Виктор снял трубку:

– Да… Да, Любовь Николаевна, да… Я понял. Выезжаю.

Настя даже бровью не повела.

Уже в дверях Виктор обернулся и спокойно сказал:

– Насчет института мысль неплохая, а насчет агентства даже и думать не смей.

Он хлопнул входной дверью, и Настя осталась одна.

Радуясь своей маленькой победе, она допила шампанское и легла спать в обнимку с Лаки.

Виктор сдержал обещание. И уже через неделю Настя училась в вожделенном театральном институте, правда, не на актерском, а на экономическом факультете, постигая профессию директора театра и продюсера, экстерном сдавая зачеты за первый семестр.

В последующие два года жизнь протекала ровно, без особых потрясений. Пока Настя училась, она даже не хотела слышать о детях, и Виктор не настаивал. Он был счастлив, что Настена при деле, увлечена учебой и последующим карьерным ростом. А что касается детей, о которых Виктор так мечтал… Так ведь они еще такие молодые, вся жизнь впереди, успеется.

Зарплату Виктору Ревенко не прибавила и Настю, разумеется, на актерский не перевела. И Настя как-то сама собой успокоилась и свыклась с мыслью, что она станет театральным администратором, а если повезет – то и продюсером какого-нибудь замечательного проекта. В этом деле у нее обнаружились недюжинные способности, и поле применения их было огромным. Все было просто преотлично. До сегодняшнего дня. Но сегодня Настя поняла, что вся их с Виктором размеренная и уютная жизнь в одночасье рухнула и они больше никогда не увидятся.

Глава 13

От сильно стянутой повязки болела голова и нестерпимо резало глаза. Но снять ее было невозможно, так как руки сковывали наручники, к тому же бандитская нога в тяжелом кованом ботинке плотно прижимала Виктора к полу джипа. Над ним двое качков стиснули худенького Коляна на заднем сиденье, но он пытался хорохориться:

– Ребята, да вы что? Хоть руки-то освободите, больно же!..

– Потерпишь, – было ему ответом.

– Нет, ну правда же, если вы из-за денег нас взяли, так можете не волноваться, мать заплатит, никуда не денется.

– Это точно, никуда она не денется, – хмыкнул один из бандитов. Остальные дружно заржали. – А пока лучше помолчи. Это в твоих же интересах.

Джип мчался по шоссе, притормаживая у постов ГИБДД. Будучи профессиональным водителем, Виктор прикинул время и скорость и предположил, что проехали они уже километров пятьдесят, причем по Ленинградке, никуда не сворачивая. Виктор сделал вывод, что едут они из города, в сторону области.

«Видно, мама Люба где-то напортачила, – собирался с мыслями Виктор. – Ясно, им нужен парнишка, это очевидно. А я, выходит, вляпался случайно. Ведь в аэропорт должен был ехать Кирилл, он в последнюю минуту не смог… Н-да, повезло мужику, ничего не скажешь…»

Вдруг джип сильно тряхнуло, и Виктора перекинуло на правый бок. Он оказался спиной к бандитам. Решив воспользоваться случаем, он очень медленно стал подтаскивать скованные руки к лицу. Наконец-то ему это удалось, он осторожно сдвинул с глаз повязку и незаметно приподнял голову в надежде увидеть в окно хоть какой-нибудь указатель.

– Ага! Щас! – Эти слова он еще успел услышать, потом вдруг резкая боль пронзила висок, и он потерял сознание.

Когда он пришел в себя, было по-прежнему темно, но очень тихо. Стараясь не выдать себя, Виктор еще некоторое время лежал с закрытыми глазами и прислушивался. Он отчетливо различил шум ливня и порывы сильного ветра.

«Хоть не подвал, уже хорошо».

Медленно разлепив веки, он попытался оглядеть комнату. Вокруг было черно. Довольно скоро он привык к темноте и обнаружил, что находится явно на какой-то даче. Остро пахло деревом, из открытого окна веяло чистым, влажным воздухом, какого никогда не бывает в черте города. Более того, наручников на нем уже не было, лежал он на тахте, почти такой же, как у него дома, имелись даже подушка и плед, сложенные в изголовье. Виктор попытался встать, но от резкого движения его замутило, ему показалось, что голова сейчас расколется на куски, и он упал обратно на тахту.

– Коль, Коля! – тихо позвал он. – Где ты, а? Я тебя не вижу…

Не получив ответа, он медленно сполз с постели и добрался до окна. Оно было забрано крепкой решеткой. Виктор глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, сощурился, вгляделся в темноту и различил высокий, глухой забор. И еще он понял, что его тюрьма находится примерно на третьем этаже.

«Господи, ну где же пацан? Куда они его дели? Вряд ли они что-то с ним сделали, ведь он им нужен живым. Хотя…»

От страшного предположения его прошиб озноб. Виктор на цыпочках подкрался к надежно запертой двери и напряженно прислушался. Но, кроме шума дождя, хлеставшего за окном, не было никаких звуков.

«Чертовщина какая-то… Что я здесь делаю?! Настя, наверное, там с ума сходит. Надо как-то выбираться из этого дерьма. Отлично сказано… Знать бы еще, как… Ого, а жизнь-то налаживается», – Виктор заметил на тумбочке у окна стакан молока и полбатона белого хлеба. Есть он не мог, а вот молоко выпил с удовольствием. Он прилег, и вдруг в голове зашумело, все закружилось, потолок стремительно понесся на него, и Виктор провалился в черный омут.

Ему снилась Настена, его мягкая, пушистая Настена. Она что-то ласково нашептывала ему, тихонько посмеивалась, перебирала своими тонкими пальцами его светлые вихры, пытаясь растормошить:

– Витя-а-а… Витек! Да проснись же ты, очнись!

Колян уже минут сорок расталкивал своего товарища по несчастью. Но все было тщетно, и парень не на шутку испугался, уж не умер ли тот.

Настя вдруг рассердилась, нахмурила брови, и Виктора охватило острое желание приласкать, обнять ее. Он потянулся к ней, но Настя почему-то резко ударила его по лицу. Виктор открыл глаза. Настя оказалась Колей Ревенко.

Парень испуганно таращился на него, потирая о коленку правую руку.

Все увиденное было таким нереальным, что показалось Виктору кошмарным сном, ворвавшимся в его уютную домашнюю жизнь. Он замахал руками, пытаясь избавиться от наваждения, но сообразительный Колян ловко соскочил с постели, и, потеряв равновесие, Виктор свалился на пол.

Мгновенно все вспомнив, он уставился на мальчика.

Несмотря на предрассветную хмурь, было уже почти светло. Все предметы различались ясно. Место их заточения оказалось чердаком, к чести неизвестных хозяев, сухим и чистым. Помимо тахты, здесь были только колченогая тумбочка, и у противоположной стены лежал матрац, покрытый свежей простыней. Глядя на несмятое белье, Виктор понял, что Колян не ложился.

– Коля, Колечка, – с трудом прохрипел он. – Где же ты был, а? Я чуть с ума не сошел… Все здесь обшарил, тебя нет нигде. Потом молоко это проклятое выпил, чуть не откинулся.

– Дядь Вить, ты прости, что я тебя ударил. Просто я испугался, что ты помер. Ну наконец-то, здорово, что ты оклемался. Я уж думал – тебе конец, – зашептал Колян, помогая Виктору подняться и усаживая его обратно на тахту. – Здесь такое!..

– Погоди, как ты меня назвал? Дядя Витя? Зачем это? Не надо…

Но Колян, инстинктивно почувствовавший в нем единственную защиту, перебил его:

– Дядь Вить, да ладно… Слушай, у нас потом может не быть времени. Мне надо тебе очень важное сказать.

– Сейчас, подожди-ка. – Виктор сунул руку в задний карман брюк, достал смятую пачку «Золотой явы», в ней же, по счастью, оказалась и зажигалка. Он жадно закурил. – Ну?..

– Значит, так, – горячо зашептал мальчик. – Меня все время внизу держали. Их там четверо, один за главного, остальные «шестерки». Хотя их главный наверняка тоже «шестерка». У них у всех пушки. Они стали звонить. Нарочно хотели, гады, чтобы я все слышал. Потому и не отпускали.

– Четверо, говоришь? Что-то не густо. – Виктор задумчиво затушил окурок о стенку тумбочки. – И что, неужели больше никого? А во дворе?

– Там тоже какие-то мужики, не знаю сколько, но у них собаки. Я сам слышал, как собаки брехали, а они на них орали. У одной кличка чумовая – Бакс.

– Понятно. Шутят, козлы. – Виктор зло сплюнул на пол.

Отчаянно хотелось пить, но воды не было. Но даже если бы и была, он больше бы не рискнул.

– Дядь Вить, они тете Насте звонили, – как бы стесняясь, сказал Колян.

– Чего-чего? Кто такая эта тетя Настя? – не понял Виктор.

Колян посмотрел на него, как на дурака, и очень внятно произнес:

– Тетя Настя – это твоя жена.

– Да ты что, Колян?! – Виктор не поверил ему. – Зачем им Настя? Ты просто чего-то не понял или перепутал, парень. Если бы они кому и позвонили, так это маме твоей. Что с Насти-то взять?

– Да в том-то и дело. Они хотят мать несколько дней помариновать, чтобы она «дозрела». Это они так сказали. Я думаю, поэтому и начали с тети Насти.

Виктор задумался, прокручивая в голове весь этот бред. У него родился законный вопрос:

– А чего они хотят?

– Как я понял, они тете Насте условия выдвигали.

– Черт! Какие, на хрен, условия?! – Виктор аж взвился. – Сволочи, пусть только сунутся! – Виктор вскочил и схватился за ножку тумбочки, опрокинув на пол пустой стакан и тарелку с хлебом.

– Да не кипятись ты! Драться с ними бесполезно, у них же оружие, – резонно остановил его Колян. – Ты лучше вникай. Ей велели никуда из дома не выходить, сказали, что следить будут за каждым шагом и телефон прослушивать. И еще. Она должна моей матери позвонить и передать, чтобы готовила выкуп.

– Господи, бедная Настена. Лучше бы ничего не знала. Так… Ясно, – помрачнел Виктор. – И сколько?

– Миллион долларов, – выдохнул Колян. – Или Кирилла. А может, и то, и этого. Я не очень понял, честно говоря.

Было о чем подумать. Взвесив ситуацию, Виктор пришел к неутешительному выводу, что у них практически нет шансов выбраться из этой передряги живыми. Даже если предположить, что Ревенко соберет такую сумму, Коляна все равно не отпустят. Слишком он опасный свидетель, ведь он видел их лица, и если они открыто засветились перед ним, значит, судьба мальчика – дело решенное. Сам же он, попавшийся случайно, им вообще не нужен, только лишняя головная боль. Его-то могут убрать в любую минуту. Виктор напряженно молчал. Он не хотел пугать Коляна этим открытием.

– Миллион долларов, – совсем тихо повторил Колян. Потом добавил: – Или Кирилла.

Казалось, он все понял. По лицу его разлилась нездоровая бледность, зрачки расширились.

– Нас убьют, да?

– Ну, это ты, парень, загнул, до этого не дойдет. – Виктор старательно улыбнулся и прижал мальчика к себе. – Давай-ка лучше подумаем, зачем им Кирилл? Это как-то странно. Не поверю, что этот придурок может стоить миллион баксов. Он и даром-то никому не нужен, кроме матери твоей. Черт, прости… – спохватился он.

– Да ладно, чего там, – стуча зубами то ли от холода, то ли от страха, одобрил Колян. – Я и сам его не люблю, он мать все время достает. И чего она терпит?.. Слушай, дядь Вить, давай окно закроем, я замерз.

– Нет, парень, потерпи. Там сейчас может очень интересная жизнь начаться, а с закрытым окном мы мало что услышим.

Он заботливо укутал Коляна пледом, а про себя подумал: «Не боятся, суки, окно не заколотили, нас для них уже нет».

Но вслух произнес другое:

– А ведь это Кирилл должен был за тобой в аэропорт ехать. Но он дома не ночевал и утром не явился, твоя мать его не нашла, вот и послала меня. Я-то выходной был, мы с Настей к друзьям на дачу собирались. Да… вот я и на даче… Уж очень вовремя он пропал, гниденыш, уж очень вовремя.

– Так ты думаешь, он знал?! Это все из-за него? – Колян громко икнул.

– Не знаю, может, это и роковое совпадение, но уж больно не похоже. Зачем-то он им все-таки понадобился. Послушай, постарайся вспомнить, может, они еще что говорили?

Колян почесал в затылке, подумал и отрицательно помотал головой:

– Нет, не помню ничего такого.

– А с матерью Кирилл ничего важного не обсуждал? Особенно в последнее время? Ничего странного ты не заметил?

– Да ругались они все время. Кирилл из нее бабки выжимал, хотел дело какое-то открыть. А она не давала.

– И правильно делала. Дай ему волю, все имение по ветру пустит.

– Какое имение? – не понял Колян.

– Да это так, к слову. Значит, говоришь, деньги ему нужны? Дело открыть? Вот это уже интересно… А подробнее не помнишь?

– Да откуда я знаю? Меня же не посвящали. Я вообще две недели в Греции был.

Оба замолчали. Каждый думал о своем, припоминая все мелочи и пытаясь сопоставить факты. Колян устало зевнул:

– Вот, гады, сумку отобрали. У меня там жратва аэрофлотовская и пепси. Есть хочется.

– Знаешь что, – предложил Виктор, – ты поспи пока. Как говорил Планше…