Текст книги "Тридцать три несчастья"

Автор книги: Марина Константинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Глава 20

Любка выжидала. Она затаилась дома, старалась никуда не выходить, боялась телефонных звонков. Но все было тихо, никто не беспокоил ни ее, ни Кирилла. «Эдик» больше не появлялся, никаких угроз не поступало.

Через две недели она потихоньку съездила на Маяковку и незаметно прогулялась вдоль трех «своих» ларьков. В каждом из них сидели жгучие брюнетки с золотыми зубами, шла нормальная торговля. Любка даже купила в одном из них бутылку пива и жвачку, но никто не обратил на нее никакого внимания. То же самое, то есть ничего не произошло и у киосков на «Краснопресненской». С легким сердцем, напевая про себя любимую песенку про карнавал, она отправилась домой. Ей даже не верилось, что все так просто и быстро закончилось. Она вприпрыжку неслась от «Первомайской» к дому.

«Вот Кирюша все меня дурой называет. А как я, однако, все это ловко провернула. Он еще будет благодарить меня. Ай да Любка!» – нахваливала она себя по дороге.

У подъезда ее ждал «Эдик».

Завидев его, Любка словно окаменела, подавившись припевом, и сначала решила смыться, но вовремя поняла, что это просто глупо. Она гордо вздернула подбородок и на трясущихся ногах с независимым видом пошла ему навстречу.

– Привет. Чего надо? – Любка смело посмотрела в его жгучие глаза.

– Здараствуй, дарагая, – тот неожиданно расплылся в улыбке. – Ты маладес, слюшай. Всэ табой давольны. Но дэло адно есть…

– Эк ты разговорился-то, – удивилась Любанька. – Зарэзать, что ли, меня пришел?

– Слюшай, зачем зарэзать? Ты хароший девка, бумажку адну падпиши, и все.

– Какую еще бумажку? – Любка отрицательно завертела головой.

– Пайдем в дом, пакажу.

– Нет, не пойдем, – осмелела Любаня. – Показывай здесь. Подписываться кровью не желаю. Знаю я тебя. Свидетелей надо прикончить, так, что ли? Никуда я с тобой не пойду!

– Какой ты смешной девчонка! Зачем кровью? На, бэри ручка.

– Все равно. Я не могу в дом. Там ребенок, – упиралась Любанька.

– Ну, пиши здэсь. – «Эдик» вытащил из-под дубленки папку, раскрыл ее и грязным пальцем ткнул в место подписи. Любаня пробежала глазами страницу. Согласно вышеозначенному документу, она передавала все права собственности на пять киосков некоему товариществу с ограниченной ответственностью под названием «Эверест». Любка с легкостью подмахнула этот «договор» и, облегченно вздохнув, спросила:

– Это все?

– Все, дарагая.

– Нет, ты уж скажи, не мучай меня, я вам ничего больше не должна?

– Ты, канкрэтно, нэт. Давид сказал, что, если будут праблемы, абращайся.

– А кто это – Давид? – законно поинтересовалась Любка.

– А эта тэперь «крыша» твоя.

– Какая крыша? Чего-то я не пойму…

– Придет врэмя – паймешь.

«Эдик» протянул ей визитку, на которой не было ничего, кроме номера телефона.

– Пращай, дарагая.

«Эдик» поцеловал ей руку, пересек двор и скрылся за углом.

Любка еще долго стояла на ступеньках крыльца, не в силах осмыслить свалившуюся на нее свободу.

И началось!

Почувствовав себя в безопасности, Любанька разгулялась. Она отложила семьсот долларов из прикарманенной тысячи, триста беспрепятственно разменяла в обменном пункте и отправилась на вьетнамский рынок. Она накупила кучу тряпок себе и Коляну, приобрела вожделенный пуфик в прихожую, Кирилла осчастливила новой бритвой и пригласила Лерку Галдину в ресторан. Та мгновенно согласилась и заехала на такси за подругой, заодно оставив Боба у нее.

Девчонки провели прекрасный вечер. Они хорошо поели, много выпили, и Любку потянуло на откровенность:

– Ты, Леруся, не беспокойся, я сегодня же передам с Бобочкой четыреста долларов, я ему в пенал засуну, никто не узнает. Остальные попозже, частями, но обязательно отдам.

– Какие четыреста долларов? – изумилась Лерка.

– Ну как же? – Любанька уставилась на Лерку. – Ты что, забыла? Я же тебе должна за реализацию…

– Ах, это… – отмахнулась Лерка, – забудь.

– То есть как это, забудь? С ума сошла? Это же большие деньги!

– Да ладно тебе, тоже мне деньги. – Лерка улыбалась и ласково смотрела на Любаню.

«Ловко прикидывается, сволочь. А может, Вадик прав, и эту дуру действительно облапошили? Все равно ненавижу! Вот ведь гадина!»

– Мне не каплет, будут – отдашь. Прибыль, что ли, поперла? – как бы между прочим спросила Лерка.

– Да какая там прибыль… – Любка горестно вздохнула и разлила по бокалам шампанское. – Я тебе не говорила, но ведь Эдик бросил меня…

– Да что ты? – посочувствовала Лерка. – Какой подлец!

– Ну да… А самой-то мне не справиться, я и продала все через две недели.

– То есть как продала? Кому? – всерьез заинтересовалась Галдина.

– А черт его знает, какому-то «Эвересту».

– Что значит – какому-то «Эвересту»? Ты с ними подписывала что-нибудь?

– Ну а как же. Все честь честью.

– И при этом ты ничего о них не знаешь? – возмутилась Лерка.

– А зачем мне? Меньше знаешь, крепче спишь.

– Сколько они тебе заплатили?

Любка осеклась.

– Да нисколько… Зато живая.

– Значит, наехали. Вот так штука… – задумалась Лерка. – И что теперь?

– Да ничего. Есть у меня план. Выберусь я.

– Так ты, значит, в крутом минусе?

– Да как сказать, не то чтобы совсем… Все равно, деньги-то Эдиковы были. Я, можно сказать, при своих осталась. Но тебе долг отдам.

– Да брось ты, Любань! Я тоже виновата перед тобой – не сумела тебя отговорить от этой авантюры. А посему не напрягайся, не надо ничего отдавать. К тому же из твоих семи штук до сих пор ничего не потратила, Вадьке зарплату прибавили, я обойдусь. Ты лучше скажи, может, чем помочь?

– Господи, Лерка! Ты настоящая подруга! Что бы я делала без тебя? – Любка прослезилась.

У Галдиной запищал пейджер. Любка завистливо покосилась на подругу и решила непременно завтра же приобрести себе этот атрибут преуспевающей женщины.

– Слушай, кисуля, сейчас Вадик подъедет, отвезет нас. Расскажи пока, что это за план у тебя. Если могу быть полезной…

– Да нет, это пока только наброски. Когда все додумаю, поделюсь…

На том пока и порешили. Вадик отвез Любку домой, родители забрали Боба, которому, конечно же, Любка и не подумала запихивать в пенал четыреста долларов. Лерка еще раз напомнила Любке о ее «набросках», и Галдины уехали.

Глава 21

На самом деле это были не наброски, а весьма осмысленная схема, но, понимая ее ценность, Любаня не рассказывала об этом пока даже Кириллу. Только с Танькой Гавриловой они созванивались каждый день и обсуждали детали. Дело было практически на мази.

Легкость, с которой они провернули авантюру с Галкой Беляковой, придавала им уверенности в своих силах, они просчитывали нюансы и с каждым днем убеждались в своей безнаказанности. Наконец как-то вечером Любка поделилась своим секретом с Кириллом. Тот внимательно ее выслушал, был немало поражен неожиданной прытью жены, согласился, что все довольно неглупо придумано, сам принимать участие в этом деле отказался, но, засыпая, жену благословил.

И закипела бурная деятельность.

Танька с Любанькой четко распределили свои обязанности. Практически уже утвержденных на съемки актеров Гаврилова до упора держала в неизвестности, мямля им по телефону, что еще ничего пока не решено. Но в последний момент, дня за три до заключения контракта, настойчиво предлагала им встретиться с Любовью Николаевной Ревенко, якобы директором актерского агентства. Дело было новым, и соглашались практически все – кто-то просто из любопытства, кто-то – уповая на голливудскую систему найма актеров.

При полном параде Любаня приезжала на «Мосфильм», встречалась с актером и Танькой в студийном баре, и вот тут начиналось самое интересное.

В ходе задушевной беседы Гаврилова с Ревенко аккуратно, исподволь, начинали имитировать конфликт. Гаврилова, как представитель студии, давила на обязанности. Ревенко, насмерть стоявшая на стороне актера, упирала на его права. Гаврилова называла сумму гонорара меньше реальной, Ревенко всегда обещала добиться увеличения зарплаты ровно вдвое. Накал страстей начинался на обсуждении неустоек, но, естественно, всегда побеждала Ревенко. «Черт с вами, Любовь Николаевна, обсуждайте это с директором сами», – устранялась Гаврилова. Ревенко заговорщицки подмигивала актеру, обещая все устроить как надо. Через три дня при подписании договора артист с изумлением обнаруживал, что ему заплатят именно ту сумму, которую называла Ревенко. И он с радостью после первой же выплаты отстегивал ей обговоренные проценты.

Не имея ни малейшего понятия о системе актерских агентств, зная только понаслышке, что таковые существуют на Западе, актеры беспечно доверяли Любови Николаевне, чувствовали себя наконец-то защищенными и с радостью подписывали договоры с «агентством», состряпанные Кириллом на ксероксе.

Девки не жировали – их ставка так и осталась по десять процентов каждой. Вот только Гаврилова не знала, что таких, как она, у Любки было уже человек пять.

Пока Танька мотылялась по съемкам, Люба времени не теряла. У нее уже появились и Тамарка, и Наташка, и Зойка, и еще бог знает кто. Только в отличие от Гавриловой, знавшей всю подноготную, эти ассистентки были убеждены, что Любовь Николаевна Ревенко действительно руководит актерским агентством. И те десять процентов, которые они получали от нее за каждого артиста, казались им честно заработанными деньгами за оказанные услуги.

А всего-то и надо было – представить утвержденного актера Ревенко, убедить того, что ему необходим свой агент, заранее сообщить Ревенко предполагаемую оплату клиента за фильм и тихонько отвалить.

Далее Люба действовала по схеме – обсуждала все тонкости предстоящего контракта и обещала выбить определенные деньги. И актер был счастлив и горд, что у него есть такой пробивной агент.

Многие артисты помнили Любку еще по институту и театру, по прошлым совместным тусовкам, и никому не приходило в голову усомниться в законности ее деятельности. Наоборот, они радовались, что именно Любанька, сама в прошлом артистка и потому знающая все их проблемы изнутри, берется их защищать.

Они и не подозревали, что платят за воздух. Если у кого и возникали проблемы на съемках, в основном связанные с нарушением дисциплины и которые не могли утрясти ассистентки, то дело преподносилось следующим образом – сам, дескать, виноват, нарушил пункты «а», «б» и «в» нашего соглашения, радуйся, что хоть гонорар тебе приличный выколотили.

Любанька уже давно обзавелась собственной актерской картотекой и целыми днями раскладывала пасьянсы из фотографий, взвешивая шансы каждого артиста и просчитывая свой доход. Теперь уже она сама советовала Зойкам и Тамаркам, кого вызывать на пробы, кого засунуть на эпизод, а кого представить режиссеру на роль. Естественно, ее пожелания в силу объективных причин выполнялись не всегда. Режиссеры и сами были не дураки и знали, кого они хотят снимать. Но если вдруг утверждали предложенного ею кандидата, Любка радовалась, как дитя, чувствуя себя участницей творческого процесса.

Однажды Кирилл вернулся с работы и небрежно кинул на стол пачку бланков. Любаня с любопытством принялась их разглядывать. На чистых белых листах была отпечатана шапка: «Правительство Российской Федерации». Чуть ниже, более мелким шрифтом было набрано: «Всероссийская благотворительная лотерея».

– Это что такое, Кирюша? – спросила Любаня.

– Значит, так. Завтра идешь в пять почтовых отделений в разных районах и открываешь абонентские ящики.

– А зачем?

– Так надо, – Кирилл ничего не объяснил, угрюмо поужинал и завалился спать.

Любаня еще долго сидела над этими бланками, недоумевая, для чего они понадобились мужу и как все это может быть связано с абонентскими ящиками. Так ни до какой идеи и не додумавшись, она легла спать. Но наутро она послушалась мужа и, промотавшись целый день по почтам, сделала все, как он велел.

Вечером Кирилл принес текст, который Любане было необходимо впечатать в каждый бланк:

«Уважаемый житель Российской Федерации! – читала Любаня. – В целях поддержки отечественного производства правительство России проводит благотворительную лотерею.

Участвуя в ней, вы становитесь непосредственным потребителем российской продукции, что ведет к разрастанию отечественного рынка и стабилизации экономики.

В вашем регионе компьютер определил сто адресов, и один из них – ваш. Вы стали счастливым обладателем двухкамерного холодильника «Орск-112» производства ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени Орского механического завода.

Для получения приза вам необходимо отправить по нашему адресу, указанному внизу, свои паспортные данные, обязательно заверенные нотариусом, и десять рублей в счет оплаты за доставку.

Поздравляем вас с выигрышем, желаем вам здоровья и удачи!

Председатель оргкомитета В. Молчанов».

– Кирилл, ты меня прости, но это какая-то ерунда. Я ничего не понимаю. При чем здесь какие-то холодильники и мы? Что это такое? – спросила Люба.

– Это, милая моя, золотое дно. И если ты не врубаешься, значит, дело стоящее, – ковыряясь в зубах, ответил Кирилл. – Ты просто сделай, как я прошу, и не задавай лишних вопросов. Водка в этом доме есть?

– Ну а как же, – даже обиделась Любаня.

Под хорошую закуску Кирилл обрисовал жене радужные перспективы своей затеи. Любаня соглашалась с ним, но никак не могла взять в толк, где и на какие шиши они достанут столько холодильников. Кирилл хохотал над ней полчаса. Сначала Любка сердилась, но потом и сама развеселилась, глядя на смеющегося мужа. Она не могла припомнить, когда в последний раз она видела его даже просто улыбающимся. Сквозь слезы Кирилл объяснил ей, что в том-то и заключается вся «фенька» – на анонимный адрес доверчивые граждане высылают им небольшие переводы, но часто и много. А они, в свою очередь, не высылают им ничего, даже фиги с маслом. Любке не очень-то верилось в успех такого предприятия, но Кирилл все-таки сумел убедить ее, что риск – минимальный, а доходы могут быть сказочными.

Весь следующий день Любанька потратила на перепечатку текста в двадцать бланков, все тщательно запечатала в конверты и надписала их одним и тем же адресом: «П. Энтузиастов, дом 7, квартира 46», изменив только названия городов.

Через неделю она посетила все пять почтовых отделений и, к своему полному изумлению, получила сто шестьдесят рублей. Лишь четверо из двадцати либо не попались на эту удочку, либо в четырех городах просто не было «п. Энтузиастов».

Она еще раз проделала эту операцию уже с тридцатью бланками, изменив города и на всякий случай завод-изготовитель. Прибыль уже составила ровно триста рублей. Из тридцати адресатов купились все.

Любке хотелось приняться за дело с подлинным размахом, тем более это нисколько не отвлекало ее от «продюсерской» деятельности. Но Кирилл из осторожности запретил ей рассылать в неделю больше чем двадцать бланков.

– Береженого бог бережет, – назидательно объяснил он Любане. – И потом, мы же не рвачи какие-нибудь. Скромнее надо быть, солнышко.

Прием срабатывал безотказно, и, наведываясь по пятницам на почтовые отделения, она разом собирала до ста пятидесяти рублей.

Но вдруг Ельцин поссорился с парламентом и расстрелял его из танков. Среди денежных людей началась паника, многие стремительно покидали Родину, не дожидаясь тотального шмона. И Любанька тоже струхнула. Она свернула свою деятельность, забрала оставшиеся деньги и уже полностью отдалась любимому делу – опять разложила картотеку и стала пристраивать несчастных артистов.

– Ох, мать, ты доиграешься! – как-то сказал Любане Кирилл, принеся в дом очередную кипу липовых соглашений для так называемого «агентства». – Это ведь, милая моя, статья. Лучше бы продолжала холодильники втюхивать. Теперь-то запросто. Одно ворье к власти пришло, никто тебя за руку ловить не станет. А вот актеришки твои опасные свидетели. Если кто из них фишку прорюхает, несдобровать тебе.

Кирилл ласково улыбался.

– Не прорюхает. А мошенничество, тем более в мелких размерах, еще доказать надо. Ведь никто из них не обижен. И, как ни крути, я их всех пристраиваю. Если бы не моя картотека, эти дуры ассистентки ни в жизнь бы не додумались, кого предлагать. Жаловаться этой швали не на что, – парировала Любка.

– Да уж конечно. А то на студии своей картотеки нет. А режиссеры – все дауны, вообще пропали бы без тебя. К тому же, дорогуша, это уже не мошенничество, как ты изволила выразиться, в мелких размерах. Ты мне-то про размеры не звезди. Это уже вымогательством называется. И статья другая, и срок посолиднее. Так что готовься – когда тебя в Сибирь упекут, я Коляна в Нахимовское сдам! Эх, заживу-то! – Кирилл сбросил пиджак и завалился на диван, мечтательно сложив руки под головой. – Вот была бы ты, мать, поумнее…

– Ты зачем меня пугаешь? – вскинулась Любка. – Какая, на хрен, Сибирь? И сына не трогай!

– Да ладно тебе, не ори. Что-то ты у меня осмелела в последнее время, – примирительно зевнул Кирилл. – Идея есть.

– Опять?

– Ага. Потом благодарить будешь.

– Ну?.. – Люба присела на краешек дивана и стала стаскивать с мужа ботинки.

– Так вот. Иди, дурища, получи лицензию, зарегистрируй себя как агентство какое-нибудь, ЗАО или ТОО, например. И греби бабки официально. Крышу я тебе найду, не трясись. Плати налоги… – Кирилл опять зевнул, повернулся к Любке спиной и уснул.

А и вправду, как же она сама-то оплошала? Идея была настолько гениальной, что Любке захотелось осуществить ее немедленно. Пока кто-нибудь тоже не додумался и не опередил ее. К тому же за прошедший год Любаня так втянулась в свое новое дело, расширила агентурную сеть и клиентуру, что было бы просто глупо попасться на какой-нибудь ерунде и оказаться, в лучшем случае, опять в ларьке. А то и где-нибудь похуже. Более того, открывались широкие возможности – всю ту кипучую деятельность, которую она имитировала, можно было проворачивать реально.

Любкина благодарность не заставила себя долго ждать.

– Спасибо, Кирюша, – она нежно поцеловала спящего мужа и тихонечко прилегла с ним рядом.

– Ах ты, дурища, – сквозь сон прошептал Кирилл Любке на ухо, и ей показалось, что ласково. Она забралась под его одеяло и трепетно прижалась к нему. Кирилл повернулся к ней, и впервые за очень долгое время у них произошло «это». Через пять минут он опять заснул, а Любаня, сама не своя от счастья, еще долго мечтала о скорой новой жизни, глядя широко раскрытыми глазами в фонарные полосы света на потолке.

Глава 22

На оформление всех документов, суету и беготню по кабинетам, благодаря взяткам и личному обаянию, ей потребовался месяц.

Как ни странно, муж ей активно помогал и даже нашел толкового юриста, Виктора Григорьевича Петрова, рассудительного, умного дядьку лет шестидесяти с вечно красным лицом опытного «коронарника», который и составил все необходимые бумаги. Кирилл же и подбросил название новоиспеченному агентству.

Любка сломала голову, не представляя, как обозваться. Перебрав многочисленные варианты, она остановилась на простеньком, но амбициозном: «Любаня».

– Ты, мать, совсем с ума сошла. Завязывай с этими лавочными делами. Надо же до такого допереть! Еще бы сказала: «У Любани». Кабак, что ли, открываешь?

– Ну а как тогда? Я бьюсь и бьюсь, ничего другого придумать не могу. Как назвать-то?

– Назови «Атлантида». Звучно, красиво и солидно.

– Кирюшенька, но ведь Атлантида потонула, как же можно… – Любке оно не очень понравилось. В этом названии ей чудилось какое-то мрачное предзнаменование.

– Ты, мать, непролазная дура. Потонул «Титаник», а Атлантида – это исчезнувшая цивилизация.

– Но ведь она все-таки исчезла?.. – допытывалась Любка.

– Хоть ты и дремучая девица, но за себя можешь не беспокоиться. Ты так просто не исчезнешь. – Кирилл многозначительно ухмыльнулся. – Подумай лучше о другом. Представь, что исчезнувшая цивилизация – это российская антреприза, а ты ее возрождаешь. Вот этой версии и держись. «Атлантида»! Как звучит-то, а? Это вам не «У Любани».

Кирилл был убедителен, и Любка сразу согласилась. В 1994 год она шагнула директором своего собственного актерского агентства «Атлантида», состоящего, правда, пока из нее да Виктора Григорьевича.

Вся ее деятельность наконец-то приобрела официальный характер, она наняла бухгалтершу. Сделки совершались только при участии Виктора Григорьевича, все деньги переводились исключительно на банковский счет.

Люба сотрудничала не только с киностудиями, но и с театральными антрепризами и рекламными агентствами. Дело расширялось. Она неоднократно предлагала Кириллу бросить свой Сбербанк и превратить бизнес в семейный. Но Кирилл превыше всего ценил свою свободу. Считая себя родоначальником и практически отцом-основателем этого предприятия, он без зазрения совести тянул из жены немалые суммы и был всем доволен. Мотивация его была железной:

– Ты, мать, давай сама там крутись. Я тебе все организовал и пахать под твоим руководством не намерен. Мне и в банке хорошо.

В банке работала куча смазливеньких девчонок. Все они заглядывались на интересного мужчину Кирилла Анатольевича, и он с удовольствием делился с ними своим опытом, все чаще задерживаясь «сверхурочно», обучая юное поколение премудростям «банковского дела».

Любка крутилась как белка в колесе, ставя агентство на ноги. Порой она возвращалась домой так поздно, что даже и не замечала, давно ли Кирилл пришел с работы или только что ввалился. По утрам он отводил Коляна в школу, благо было по дороге. А потом на целый день мальчик был предоставлен сам себе. Он отлично справлялся с плитой, мыл посуду, делал уроки. Любка бегло проглядывала его дневник и, не находя там троек, успокаивала свою совесть тем, что все идет как надо, на пользу всей семье.

Уже через полгода Люба обзавелась своим первым офисом и первой секретаршей. Ее титанические усилия не пропали даром, и еще через год она арендовала небольшой особняк на Арбате, имела штат и охрану, но не доверяла никому, кроме Виктора Григорьевича. Этот «серый кардинал», зная все подводные течения и обходные пути, ловко манипулируя законом, неуклонно вел «Атлантиду» к процветанию.

Любаня стремительно превращалась в Любовь Николаевну. Она еще больше раздобрела, в ее голосе появились металлические нотки, былая неуверенность обернулась тяжелым характером и нетерпимостью к возражениям. Как-то, навестив жену в агентстве, Кирилл с удивлением заметил, что сотрудники ее боятся. Испробовав власти, Ревенко вошла во вкус.

Гавриловой, которая никак не желала оставаться за бортом, пришлось заткнуть рот – каждый месяц Любовь Николаевна платила ей изрядную сумму в долларах, но с условием, чтобы та немедленно поставляла ей самые свежие новости со студии – кто запустился в производство, какие спонсоры, кого предполагают снимать, какие сроки и так далее. У нее, разумеется, были свои отлаженные каналы, но Танька обладала собачьим нюхом. Режиссер еще только размышлял, что именно он будет снимать, а Гаврилова уже знала, сколько он будет платить. Танька было заартачилась, набиваясь в соучредители, но Петров сумел быстро поставить ее на место, и на ее разоблачительные угрозы поведать всему свету о начале ревенковской карьеры ответил чем-то более серьезным. Чтобы урвать с паршивой овцы Ревенко хоть шерсти клок, Гаврилова согласилась на сотрудничество.

Кирилл тоже обходился Любе недешево, но это было дело святое. Теперь, окрепнув и развернувшись во всю мощь, она забыла обо всех обидах и унижениях и продолжала его беззаветно любить.

Колян был переведен в престижный платный лицей. Кирилл, конечно, из лучших побуждений, а вовсе не для того, чтобы избавиться от потенциального «стукача», настойчиво советовал отправить мальчика учиться в Европу. Идея, в принципе, Любе нравилась, но при мысли о разлуке с сыном у нее постоянно холодели руки, и она начинала плакать. Да Колян и сам не хотел уезжать – мать ни в чем ему не отказывала, всячески его баловала, в новой квартире у него была собственная комната, Кирилл где-то пропадал допоздна. Но главное – это единственный друг Боб Галдин. Мальчишки не могли и дня прожить друг без друга, каждый вечер созванивались, а на выходные либо Колян уезжал к Бобу, либо Боб перебирался к Коляну. Люба с Леркой дружбе этой не препятствовали, считая такое товарищество необходимым и полезным. Мальчики хорошо влияли друг на друга и, как ни крути, постоянно находились под контролем одной из мамаш.

К 2000 году, в результате огромного напряжения Ревенко, Петрова и грамотно подобранного персонала, «Атлантида» превратилась в гигантского спрута, щупальца которого расползлись не только по Москве и Европе, но добрались и до заветного Голливуда. Ревенко частенько отправляла на эту «фабрику грез» артистов на роли русских, поляков, чехов и евреев. Престижной работы там не предлагали, но даже крошечный эпизод расценивался в России как творческая победа. И осуществить эту заветную мечту могла только «Атлантида».

Попасть в агентство Ревенко было делом очень престижным, но и нелегким. Мама Люба четко просчитывала варианты, лично вчитывалась в каждое досье и не брала к себе кого попало, начиная с уборщиц и заканчивая актерами.

И вот еще неделю назад эта акула кинобизнеса ощущала себя уверенной и неуязвимой, вершила человеческие судьбы, а теперь она пила стаканами «Метаксу» с димедролом и не знала, как ей жить дальше и кто же это посмел так бесповоротно распорядиться ее собственной жизнью.