Текст книги "Скитальцы"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 81 страниц)

Глава 17

Я не узнавал города. Я не мог вспомнить улочек, по которым вёл нашу кавалькаду полковник Солль; прохожие шарахались из-под копыт, я старался держаться рядом с Аланой, всем известно, какая она наездница… Через три дня всё это перестанет меня волновать, но, пока я жив, с Аланиной головы не упадёт ни волоса.

Всё живое есть вызов смерти. Мы строим дома и рождаем младенцев – зная, что всему придёт конец; я ничем не отличаюсь от прочих. Не через три дня, так через тридцать лет, но результат один и тот же, а мне хотелось бы, чтобы мой собственный вызов смерти прозвучал как можно более дерзко…

Сменяли друг друга узкие улочки. Сопровождающая нас тройка стражников предусмотрительно отстала – Эгерт Солль гнал, как по большой дороге, и Танталь не отставала от него, и даже Алана, закусив губу, крепко держалась в седле…

Ты не умрёшь, мягко сказал невидимый страж, охраняющий мой рассудок от сумасшествия. Не может быть, чтобы ты умер. Не может быть…

Это повторялось в сотый раз. Внутри меня раскачивался огромный маятник: я путешествовал от отчаяния, сдобренного философией, через упрямство и ярость – к расслабленной вере в собственное бессмертие. Туда-сюда. Туда-обратно…

Копыта простучали по горбатому мостику, смутно знакомому, и через несколько кварталов обнаружился дом.

У крыльца дома Соллей стояли два красно-белых стражника, и пики в их руках были скрещены перед входом – несколько картинно, я бы сказал. Что они, всё время так стоят? Или устроили спектакль, заслышав приближение полковника Солля?

Так или иначе, но при виде Эгерта им следовало бы отсалютовать, но они не двинулись с места. Ни один не повернул головы.

– Сарки! – крикнул Солль, соскальзывая с седла. – Доф!

Я помог спешиться Алане. Она тяжело оперлась о мою руку; я слышал, как Танталь бормочет в ухо собственной лошади: дома… вот и дома…

Эгерт шагнул вперёд; Сарки и Доф, или как их там звали, плотнее сдвинули свои пики:

– Нельзя. Никому нельзя. Вход закрыт.

Отовсюду – из двора напротив, из окон, из соседних подворотен – осторожно выглядывали, потихоньку подступали любопытные.

Солль, надо сказать, очень быстро обрёл потерянный дар речи.

– Это Я! – рявкнул он в лицо того из стражников, что был повыше. – Именем начальника стражи – приказываю прекратить балаган и следовать за мной!

Стражники вдруг заулыбались – одинаково, как братья. Улыбки их ничего общего не имели с весельем; я слышал, как охнула за спиной потихоньку собравшаяся толпа.

– Эгерт! – Голос Танталь сорвался. – Назад!

Солль отступил.

Стражники стояли, неприятно похожие на кукол с фарфоровыми головами. Пики соприкасались, и между остриями – толпа роптала всё громче – то и дело проскакивали маленькие синие молнии. И очень холодные – во всяком случае, смотреть на них было зябко.

Солль развернулся. Схватил за шиворот первого подвернувшегося зеваку, но почти сразу выпустил, обнаружив, вероятно, что жертвой стал его собственный приличный сосед.

– Что здесь… пёс, что здесь происходит?!

– Утром ещё их прислали, – пробормотал сосед, нервно оправляя воротничок. – Нормальные… ребята… мы с ними час назад беседовали, про реку, как она сбрендила… они говорили, что с госпожой Торией… всё в порядке… Час назад ещё… Попросили водички попить – ну, я господам стражникам угодить всегда рад… пошёл к себе за кружкой, возвращаюсь – стоят… как в столбняке… Я к ним с водичкой – куда там… Страх… колдовство это, господин полковник, как есть…

Все обернулись на Сарки и Дофа. Молнии, потрескивающие между наконечниками копий, и кукольные улыбающиеся лица как нельзя убедительнее подтверждали предположение доброго горожанина.

– Колдовство… – Соллев сосед облизнул губы. – Я ещё третьего дня приметил… крутился тут один, лысый, как… ты что делаешь, мерзавец?!

Возглас относился к мальчишке, который, проникнувшись всеобщим возбуждением, подобрал с мостовой камень и запустил его в замерших у крыльца стражей.

Мальчишка был на диво меток. Камень с грохотом ударил по шлему, пострадавший стражник тем не менее не переменился в лице, не сдвинулся с места, даже не перевёл взгляда, хотя на мундир ему посыпалась каменная крошка.

Я вдруг представил себе, как в улыбающегося стража впивается арбалетная стрела. Одна, другая; кукла не меняется в лице, она будет незыблемо стоять, даже залитая кровью, даже нашпигованная стрелами, и между остриями копий будет скакать синяя молния…

– Сарки! – жалобно позвал один из сопровождавших нас стражников. – Это же господин Солль, брось пику, слышишь?

Эгерт обменялся длинным взглядом с Танталь. Обернулся к растерянному эскорту:

– Взять их. Осторожно.

Три коротких меча бесшумно выскользнули из ножен. Растерянные стражники шагнули к своим же товарищам, с кукольным усердием охраняющим вход; пики выглядят устрашающе, но совершенно бесполезны в пешем бою на улице города…

Три меча остались лежать на мостовой. Один из нападавших упал, не сумев увернуться от потрескивающего молниями острия. Двое отскочили – хорошая реакция спасла их раньше, чем они поняли, что происходит.

– Колдовство… – в ужасе выдохнула толпа.

Солль шагнул вперёд. Танталь охнула, но полковник не собирался повторять попытку штурма. Поднырнув под размазанные в воздухе древки, он ухватил лежащего за пояс и рывком оттащил от крыльца; запричитали женщины.

– Оружие, – угрюмо распорядился Солль. – Оружие мне… – короткий взгляд в мою сторону, – и ему… господину Рекотарсу.

* * *

Мне нередко приходилось лазать через заборы. Даже и более высокие, даже и снабжённые шипами; как правило, на той стороне меня поджидала любвеобильная дама, а путь к ней загораживали нехитрые препятствия в виде супруга либо опекуна…

Соллям не от кого было прятаться. Ни один вор, будь он в здравом рассудке, не решился бы лезть в дом полковника Эгерта, я уж не говорю о возможных любовниках; сейчас во дворе не было даже собаки. Солль перебрался первым и принял из моих рук сперва Танталь, а потом и Алану.

– Вот уж не думал, что вот так придётся входить в собственный дом…

– В жизни много неожиданностей…

Глубокомысленная фраза, жёванная до меня сотнями поколений доморощенных философов, навязла на зубах, подобно волокнистой лепёшке.

– Ждите, пока позову, – сухо сказал Эгерт женщинам. – Без приказа – ни шагу…

Танталь пробормотала что-то полуразборчивое – нечто вроде «привык командовать»….

Короткий меч не приживался в моих руках. Неудобное и непривычное оружие; впрочем, С КЕМ я собираюсь сражаться?..

– Дюла! – позвал Эгерт, распахивая входную дверь. – Клов! Эй, кто здесь!

Я скорее почувствовал, нежели увидел движение у него за спиной.

– Солль!

Тяжёлый закопчённый котёл, рассекший воздух в том месте, где только что была голова полковника, с диким грохотом грянулся об пол. Эгерт стряхнул меня и вскочил; надеюсь, что к тому времени он уже научился мне доверять и ни на мгновение не поверил, что я сбил его в порядке вероломного нападения. А в следующую секунду ему вообще стало не до мыслей, потому что из дверей столовой на него шла, подняв мясницкий нож, румяная горничная.

Как если бы хозяин театра марионеток решил позабавиться – и поменял кукол прямо в процессе представления, передоверив роль людоеда хорошенькой пышногрудой девушке; девушка улыбалась фарфоровой белозубой улыбкой.

Я убью тебя, Черно!..

– Дюла, назад, – прошептал Солль, поднимая меч. – Назад! Пожалуйста, прекрати!

Дюла шла, держа свой нож привычно и умело, словно бывалый убийца-мясник. К опрятному передничку пристали пластинки рыбьей чешуи; абсурдность ситуации довершала прозрачная бутылочка с подсолнечным маслом, зажатая в Дюлиной левой руке.

Мне кажется или по дому расползается запах горелой рыбы?!

За моей спиной скрипнула дверь, ведущая, кажется, в гостиную. Я рывком обернулся; в проёме стоял лакей, помнится, я всё никак не мог определить цвет его глаз. Этот улыбался тоже, и в руках у него была кочерга.

Мы с Соллем не успели даже переглянуться.

Со стороны это выглядело в лучшем случае комично. Два прославленных воина против милой горничной и толстенького слуги…

Дюла целенаправленно шла к полковнику. А слуга с кочергой достался, по-видимому, на мою долю…

Мне легче. А вот как станет сражаться Эгерт – с девушкой, с собственной горничной?!

А избежать сражения, как оказалось, не удастся.

Дюла ударила. Она не рычала и не брызгала слюной, как, согласно всеобщему представлению, положено вести себя одержимым чужой волей существам. Она уже и не улыбалась, но била сильно и точно, Солль прикрылся мечом, и от соприкосновения двух клинков родились трескучие синенькие искры, на которые было холодно смотреть.

Румяная служанка и прославленный полковник оказались одинаковы по силе. Я чувствовал, каким мучительным трудом Эгерту удаётся отвести в сторону остриё ножа; Клов, шагавший ко мне навстречу с кочергой наперевес, показался вдруг материализовавшейся смертью. Какова насмешка – потомок Рекотарсов, в последнем своём бою скрестивший меч с кочергой, гордо погибающий от руки коротышки-лакея…

Нет, у меня не получится погибнуть, даже при столь смешных обстоятельствах. Судьба ревностно хранит меня, так хозяйка сдувает пылинки со своего лучшего кабанчика – бережёт к празднику…

У меня ещё три дня, пёс побери!..

Кочерга обрушилась тяжело, как возмездие. В коротышке будто сосредоточилась сила всех лакеев этого города – ему бы камни ворочать, а не…

Следующий удар я чуть не пропустил. Кочерга ударила о ступеньку, круша мрамор, выбивая всё те же холодные искорки…

«Позволь мне согреться».

Есть ли у Соллей ещё прислуга? Чем она может быть вооружена? Где, например, старая нянька? Слышит ли госпожа Тория грохот побоища, не выйдет ли она на лестницу – посмотреть, что случилось? Ах, она ведь не покидает комнаты… да жива ли она? Или ведёт Чонотакса Оро к Двери – прямо сейчас?!

Приступ ярости был таким сильным, что, не появись на сцене Танталь и Алана, я почти наверняка зарубил бы Клова. Насмерть.

Им следовало бы слушать Эгерта и не входить без зова. Не знаю, кто был заводилой неповиновения – Танталь или Алана, и тем более не знаю, чем обернулась бы странная схватка, если бы обе послушно ждали за дверью…

Их своеволие спасло жизнь минимум одному человеку. Клову, неподобающе ловкому, внезапно сильному, смешному убийце с тяжёлой кочергой…

Я с трудом парировал один удар и едва увернулся от другого. И огрел противника по голове – плашмя. Бедный слуга покачнулся, но падать не спешил; от мысли, что он продолжит схватку вот так, в крови и с закатившимися глазами, у меня по шкуре продрал мороз. Не особо раздумывая, я снова ударил – кулаком в челюсть; слуга упал, как опрокинутая колода, и я с опозданием подумал, что можно было бы и помилосерднее и что всё это видят Танталь и Алана…

Эгерт?!

Он отступал. Пятился, парируя всё более свирепые удары Дюлы, а та двигалась неимоверно быстро, и как минимум один раз её нож достал до Солля – куртка на его плече была рассечена, будто топором. Возможно, он уже десять раз мог свалить её, но захватить, не покалечив, не мог, и в этом, собственно, и состояла суть ловушки…

Я отбросил Алану, слепо ринувшуюся на помощь отцу. Никогда в жизни я не толкал её так грубо – кажется, она даже упала. Танталь тем временем пыталась оборвать портьеру, прикрывающую дверь, но кольца держали прочно – у неё ничего не выходило. Отдав должное хитроумию бывшей комедиантки, я подскочил к портьере и повис на ней всем телом; прочная ткань расползлась неохотно, но уже секунду спустя мы с Танталь вооружились тяжёлым куском бархата, и скопившаяся в нём пыль была укором Дюле, потому что даже в отсутствие хозяина прибираться в доме надо тщательнее…

Малиновый бархат накрыл Дюлу до пят, тяжёлые складки легли величественно и красиво. Вряд ли у служанки Дюлы когда-либо будет платье, сравнимое по богатству с этим импровизированным туалетом; правда, мясницкий нож мгновенно испортил его, продырявив ткань изнутри.

Мне бы не хотелось сломать Дюле руку.

Связанная шёлковым шнуром с кистями, служанка молча извивалась на мраморном полу; Эгерт уже тащил Алану вверх по лестнице, я подталкивал перед собой Танталь, у которой в руках почему-то оказалась бутылочка с растительным маслом, и это было тем более нелепо, что из кухни растекался по дому едкий дым от сгоревшей на сковородке рыбы…

Я вдруг понял, что Черно Да Скоро нету в доме. Потому что иначе огонь погас бы, не успев расправиться с Дюлиной стряпнёй…

Не знаю, как она ухитрилась выбраться. Как дотянулась до отброшенного в угол ножа; ни шёлковый шнурок с кистями, ни ворох тяжёлого бархата не остановили одержимую служанку, опрятный передник сбился на бок, гладкая причёска рассыпалась патлами, румянец из милого сделался лихорадочным.

– Дюла!!

Раньше, чем мы с Эгертом успели схватиться за оружие, Танталь вырвалась из-под моей опеки и швырнула вниз бутылочку с маслом. Толстое стекло раскололось, выпуская густую ароматную волну; масло потёками поспешило вниз по мраморной лестнице, Дюла взмахнула руками, пытаясь сохранить равновесие, однако ноги её уже потеряли прочную связь со ступенями, а даже Черно Да Скоро не в состоянии отменить закона, по которому предметы, утратившие равновесие, падают вниз…

Дюла опрокинулась назад, ударилась о мрамор головой и больше не вставала. Солль еле удержал Алану, рванувшуюся к служанке на помощь; пересилив себя, мы поспешили вперёд по коридору, по направлению к комнате госпожи Тории, запретной комнате, где мне так и не удалось побывать.

– Одну минуту…

Танталь споткнулась, я едва успел её подхватить. Алана налетела на Солля, который встал как вкопанный. Коротенькая фраза упала перед нами, улеглась поперёк нашей дороги, так ложится перед обречённым дилижансом опрокинутое разбойниками дерево.

– Одну минуту… господа.

Он стоял в конце коридора – свет, падающий из узкого окна, позволял нам видеть один только гологоловый силуэт. Я готов был поклясться, что ещё мгновение назад в коридоре, кроме нас, никого не было.

– Господа… преклоняюсь перед вашей настойчивостью. Я уверен был, что непременно увижу вас здесь… И вы не опоздали. Я рад.

Он шагнул вперёд, как бы затем, чтобы мы смогли увидеть его лицо. И мы – кроме, может быть, Эгерта – вздрогнули.

Он был стар, по-настоящему стар, кожа на лице висела желтоватыми складками, я не узнал бы его, если бы не по-прежнему сияющий череп и раскосые, малость сумасшедшие глаза.

– А не рано ли вы радуетесь, господин маг? – процедил сквозь зубы Эгерт.

Черно усмехнулся, и от этой улыбки мне сделалось нехорошо. Эгерт осёкся, будто у него внезапно пересохло в горле; не снимая с лица страшной усмешки, Чонотакс Оро шагнул снова. Только теперь я заметил обитую тканью дверь с полированной ручкой. Эгерт Солль и Черно Да Скоро стояли теперь по обе стороны этой двери – не слишком близко, но на одинаковом расстоянии.

Комната госпожи Тории?

– Господа… – Черно, казалось, подбирал слова. – Разумеется, вы пренебрегли предостережениями, иного я от вас и не ждал… И пришли сюда. Именно сейчас. Все вместе…

Запах горелой рыбы, минуту назад достигший своего пика, теперь улетучивался, уходил. Хорошо, что с появлением Черно отступает хотя бы опасность пожара…

– И я приветствую вас, господин Эгерт Солль, отмеченный проклятием и милостью самого Скитальца. И вас, благородный Рекотарс, которому осталось жить считанные дни. И вас, госпожа Алана, обретшая своё счастье, чтобы тут же его и потерять… И тебя. – Голос его странно изменился, когда он встретился глазами с Танталь. – И тебя, потому что ты изменила мою судьбу.

– Неправда! – сказала Танталь шёпотом.

– Правда. – Старик Черно прикрыл глаза. – Пять лет назад я любил тебя, но ты предпочла… лелеять свою верность прошлому. Ты предпочла меня Преемнику, Стражу Луару; пять лет назад я хотел остаться с тобой, но ты рассудила иначе… С того дня, как я закрыл за тобой дверь, – с того самого дня тянется ниточка, приведшая нас всех к другой двери, к этой двери, к Двери…

Он потянулся к полированной ручке – Эгерт Солль сделал резкое движение, Черно улыбнулся, но руку отвёл.

Что ж, подумал я, сжимая напряжённое плечо жены. Теперь, по крайней мере, становится ясно, откуда…

– Даже так, – хрипло, с ненавистью сказала Алана.

Чонотакс Оро кивнул:

– Да… Да, девочка. Мы все здесь с вами – не случайные люди… Привратнику положено быть несчастным и обделённым. Но я не привратник.

– А кто ты? – дерзко спросила Алана.

Черно промолчал. И даже не улыбнулся, хотя многозначительная ухмылка напрашивалась сама собой.

– Все мы старые знакомые, – сказал я через силу. – У нас у всех была своя маленькая тайна… Вроде как жаба на груди… Но вы думаете, господин маг, эта новая правда что-то меняет?!

Чонотакс поднял на меня яростные молодые глаза, по ошибке заключённые в рамку из дряблых старческих век:

– Ретано… я не говорил тебе всего. В этом мире отменить твой Приговор невозможно, наибольшее, что я мог бы сделать, – оттянуть его, выиграть неделю, как я проделал это с воришкой… Но я не врал тебе. Потому что только в том мире, который наступит после обретения мной Амулета, Судье и его Приговорам не будет места. Понимаешь?

Я понял.

Происходящее вдруг потеряло краски и отодвинулось. Как будто лица моих спутников были с поразительным искусством нарисованы на холсте, а сейчас я пятился, отходя от картины всё дальше и дальше.

Значит, с самого начала…

Мне захотелось сесть. Отойти в сторонку, пусть эти люди сами выясняют отношения, при чём тут я, моя роль сыграна…

Меня взяли за руку. Очень крепко, очень холодными пальцами. Моя жена.

– Алана… – Голос Черно изменился опять. – Сколько лет ты хотела бы… на сколь долгую жизнь ты разменяла бы те три дня, что остались тебе до вдовства?

Она заплакала.

Неумело водя ладонями по её враз намокшим щекам, я потихоньку приходил в себя. Нет, я всё ещё персонаж на этой картине, и мне никто не разрешал убираться…

– Обретя Амулет, – тихо и мягко сказал Чонотакс, – я получу возможность распоряжаться чужими жизнями… Твой муж, Алана, благородный Ретанаар Рекотарс… он будет жить долго и счастливо – ПОНИМАЕШЬ?!

Эгерт Солль потянулся было к дочери, будто желая утешить. Встретился со мной взглядом и отступил.

– Господин Солль, – голос Черно вдруг сделался смертельно усталым, – сколько раз, оставаясь наедине с собой, вы грозили Небу кулаками? Сколько раз проклинали судьбу за несчастье, постигшее вашу семью и госпожу Торию? Разве она, дочь декана Луаяна, заслужила своё безумие?!

Серые глаза Солля сделались сизыми. Казалось, что спустя мгновение из чёрных зрачков ударит молния.

– Всё вернётся, – сказал Черно мягче. – Вы получите её назад… Она вас УЗНАЕТ. Всё вернётся, ПОНИМАЕТЕ?!

Солль всё ещё смотрел – всё ещё яростно, но уже незряче. За короткое время нашего знакомства я видел его в разных переделках, но такого лица не видел ни разу, не припомню, чтобы у кого-то из людей было такое лицо…

– Я не лгу, – проронил Чонотакс, и никому не пришло в голову усомниться.

Потому что это была правда.

– А ты… – Черно обернулся к Танталь и вроде бы смутился на минуту, во всяком случае, глаза на старческом лице поблекли. – Видишь ли…

И зависла пауза, длинная-длинная, и белое ухо Танталь постепенно сделалось алым. Я не видел её лица, зато видел физиономию Черно, и старческий рот изогнулся уголками вниз.

– Ты… получишь… возможность выбрать. Ты снимешь с себя груз давней клятвы… Ты встретишься с НИМ лицом к лицу – и сама решишь, дороже тебе ОН или…

– Молчи.

И некоторое время мы, все пятеро, выполняли просьбу-приказ бывшей комедиантки Танталь. Молчали. И, кажется, там, в комнате, за закрытой дверью, тихонько поскрипывало кресло.

– Ты совершаешь ошибку, маг, – глухо сказал Эгерт Солль. – Ту же, что и Безумный Лаш. Ту же, что и наследник его Фагирра… Ты НАПРАСНО рвёшься туда. Там больше нет Двери, никто не стоит на пороге…

– Правда?

Дряхлый старикашка, полгода назад бывший моим ровесником. Вот теперь он улыбнулся, если, конечно, это выражение лица можно было назвать…

Все мы, четверо, сделали шаг назад.

ОНО смотрело из его зрачков. Не таясь и не прячась, с любопытством, по-хозяйски. Чёрная пустыня без дна, миллионы глаз – шляпки гвоздей, поддерживающих вселенский бархатный занавес…

Если нам и померещилось, то померещилось всем одно и то же. Секунду спустя перед нами стоял всё тот же согбенный и лысый старик, но никто из нас не мог выдавить слова.

Там, за закрытой дверью, госпожа Тория ждала свою судьбу… нет, не ждала. Она ни о чём не думала и ничего не страшилась, она была ПРИГОТОВЛЕНА для судьбы, безучастная, как вещь…

Мой слух обострился.

Я слышал, как внизу, у основания лестницы, ворочается, приходя в себя, окровавленная служанка Дюла.

Как ветер перебирает бумаги на чьём-то столе… Как остывают, потрескивая, угольки на кухне…

Чонотакс Оро печально усмехнулся:

– Ретано… Танталь, Алана и вы, полковник. Всё идёт как надо… Сейчас вы благословите меня на этот шаг. И тогда я войду, и… всё будет хорошо. Да?

Он провёл взглядом по нашим лицам. И даже полковник Солль не выдержал – потупился.

– Слишком много чести, – выговорил я с неподобающе тонким смешком. – Столь грандиозная… и благословение таких мелких тварей, как мы?..

Черно приподнял уголки своей страшной маски:

– Ах, Ретано… Не в пропорциях дело. Ничто в мире не бывает случайно… Можете ничего не говорить. Просто поверьте мне…

– И что будет? – еле слышно спросила Алана.

– Будет лучше, чем теперь, – отозвался Черно без тени улыбки. – Вы пришли остановить меня… Благословите меня. Молча.

Рука Аланы соскользнула с моего плеча. А секунду спустя я увидел её округлившиеся, залитые чёрными зрачками глаза.

– Ретано…

Её трясло. Ничего удивительного – меня трясёт тоже. Весь мир, похоже, сейчас лихорадит…

Как она изменилась. Какая переменчивая – некрасивый подросток, испуганная невеста, прекрасная насмешливая женщина, знающая о любви – всё… И снова отчаянная девчонка, так похожая на собственного отца…

– Ретано… Он прав! Пусть будет его новый мир… Если в нём найдётся место для тебя. Для нас с тобой… Я не хочу, чтобы ты умирал, зачем мне этот старый, распрекрасный… чего он стоит? Ради чего защищать его, если в нём возможно… Он же сволочной, гадкий, всеми проклятый мир, нет человека, который хоть раз в жизни не проклинал его… хочу… пусть будет по-новому, но… чтобы ты жил!..

Ноги её подогнулись. Алана упала на колени – не то передо мной, не то перед Чонотаксом Оро.

– Алана!..

Танталь схватила её за плечи; Алана лихорадочно обернулась к названой сестре:

– А ты?! Сколько раз ты говорила про Луара – лучше бы он открыл! Лучше бы он вернулся, хоть каким-нибудь… А ты, отец?!

Эгерт Солль молчал.

– Ретано! – Алана схватила меня за руки. – Ну ТЕБЕ-то что терять?! Если мама будет жить, опять будет с нами… как раньше… мы всё вернём, Ретано, у нас ведь не приют для сумасшедших, у нас была настоящая, хорошая семья…

– Не смей так говорить, – сказал Эгерт Солль безо всякого выражения. – Молчи.

– Девочка права. – Чонотакс смотрел в сторону. – Привратники оправдывали свою слабость… человеколюбием. Им нравился… вернее, они думали, что им нравится их мир. Но… вы ведь не хотите видеть свою дочь вдовой? Свою жену – безумной?

Солль молчал.

– Танталь… – Чонотакс опустил плечи ещё ниже, хотя, казалось бы, это было уже невозможно. – Скажи им.

– Что? – безучастно отозвалась бывшая комедиантка.

– О чём мы говорили там, в лесу… Скажи.

Танталь набрала воздуха, и вправду собираясь что-то сказать, но не произнесла ни звука.

Молчание. Слишком затянувшееся молчание.

Солль отводит глаза. Что для него Тория? Мир. Потерянный безвозвратно. Что для него мир?..

Танталь смотрит вниз. Да, за кем другим она могла бы пойти, кто встал бы для неё вровень с её драгоценным Луаром… Но шла бы до конца – нет, остановилась, повернула вспять, сделала человека несчастным…

Я хотел усмехнуться – получилась гримаса.

Алана стоит на коленях. Терзает мои руки – и ждёт…

Чего?

…Падают вниз последние песчинки. Проворачивается деревянный календарик…

Они молчат.

– Встань, – сказал я негромко, но она послушалась сразу же. Вероятно, было в моём голосе нечто, внушающее мысль о повиновении.

– Слушай меня, жена. – Голос мой понемногу освобождался от хрипотцы, слово «жена» вышло убедительным и тяжёлым. – Тебе лучше быть вдовой, нежели изгнанницей при живом муже.

Она не сразу поняла. Я вскинул подбородок – привычным, но порядком подзабытым движением. Спесивый жест потомственных Рекотарсов.

– Если ты поверишь этому лысому отродью и пойдёшь на предательство, я отрекусь от тебя, Алана. И сам прыгну в колодец, лишь бы не быть обязанным жизнью… лишь бы не выжить за счёт несчастья других.

Ой, какая оглушительная тишина. Обморочная. Потрясённая.

– Эгоист, – с усмешкой проронил Чонотакс. – Но как высокопарно выражается…

Аланины глаза сделались совсем чёрными. Всклокоченный, нервный, на грани срыва подросток, девочка-истеричка…

– Это всё, – сказал я мягко. – Мне нечего добавить.

Пауза. Танталь и Эгерт молчали, глядя в пол… Нет, они смотрели на меня. С ужасом.

Их ужасает моё решение?

Или они ужасаются сами себе – ведь только что, сию секунду они были на волосок от того, чтобы «благословить молча»…

Алана длинно всхлипнула.

– Жаль, – проговорил Чонотакс Оро. – Как жаль… Идёмте.

* * *

Я плохо помню, что было дальше.

Солль шагнул вперёд и поднял меч, но обитая шёлком дверь распахнулась сама собой, и створка оказалась сильной, как крепостной таран. Эгерта швырнуло на меня – я едва сумел задержать его падение. По дому прошёлся порыв ветра, заплясали занавески, захлопали двери, казалось, комната распахнула рот и жадно вдыхает воздух, а мы – всего лишь мошки, несомые потоком…

На мгновение вспомнилась обезумевшая жёлтая река.

А потом дверь, обитая шёлком, захлопнулась, но уже за моей спиной. С характерным звуком закрывающейся ловушки.

– Тория! – отчаянный голос полковника Солля.

…Мягкий ковёр пригасил падение, но голова, не так давно разбитая, отозвалась болью и темнотой в глазах. Некоторое время я видел только свою руку – и руку Аланы, которую мои пальцы ни за что не хотели выпускать.

– …и приятная беседа скрасила наше ожидание…

Незнакомый голос. Чей? В комнате не может быть никого, кроме Тории, Чонотакса и нас, беспомощных, неспособных его остановить…

В нескольких шагах от моего лица утопали в ворсе дорожные сапоги. Щедро присыпанные пылью.

– …будем продолжать немую сцену?

Другой голос. Сварливый и желчный; обладатель его сидел на подлокотнике приземистого кресла, и голова его лежала, как на блюде, на широком гофрированном воротнике.

Прижимая к себе Алану, я сел. Поднялся на одно колено, отполз к стене. На нас не обращали внимания.

Безумие? Я схожу с ума?!

– А-а-а, – сдавленно выдохнул Черно Да Скоро.

Он стоял, опершись о широкий стол. Он казался самым старым во всей комнате, а ведь большинство собравшихся разменяли, по-видимому, вторую сотню. Он держался за грудь и шумно, с присвистом, дышал.

– А-а-а… Конечно. Как я мог предположить, что господа призраки пропустят последний акт… Последнюю сцену нашего маленького представления? Под названием «Тук-тук» – «Кто там?» – «Откройте»?..

– Не бойся, – шёпотом сказал я Алане.

Она дрожала.

– Я рад всех вас видеть. И вас, – Черно Да Скоро поклонился обладателю пыльных сапог, – вас, великий маг Ларт Легиар, победитель Мора, Сражавшийся-с-Чужаком…

– Великолепный гобелен, – отозвался тот, задумчиво изучая стену. – У меня были произведения такого класса, два-три, не больше…

Половина его лица оказалась съедена сплошным слоем шрамов, и один глаз смотрел слепо, зато другой – язвительный – похож был на затаившуюся в глазнице осу. Это и есть Ларт Легиар?!

– Ретано, мне страшно, – шёпотом сказала Алана.

– Великолепный гобелен, – с удовольствием повторил великий маг. – Помнишь, Марран?

От окна обернулся высокий старик… впрочем, сейчас я не назвал бы его таким уж старым. Человек неопределимого возраста – так было бы точнее.

Черно Да Скоро поклонился ещё ниже:

– И вас, господин Скиталец, он же Руал Ильмарранен по кличке Привратник, он же великолепный Марран…

Я уставился во все глаза – теперь уже на Скитальца.

– Этот гобелен, – сказал ещё один незнакомый голос, негромкий, одним звуком своим вселяющий спокойствие, – принадлежал в своё время моему учителю Орлану…

– И вас приветствую! – Черно Да Скоро отвесил шутовской поклон чуть не до самого пола. – Славный декан Луаян, опять-таки победитель Мора, автор столь нашумевшей книжки-жизнеописания…

Я привстал, оглядывая комнату, и впервые в жизни увидел госпожу Торию.

Мать Аланы была фантастически красива. Годы не испортили точёного лица, шея не оплыла и не потеряла форму, и россыпь крупных родинок скорее украшала, нежели портила её. Тория спала, сидя в кресле, – лицо, во всяком случае, оставалось расслабленным, опущенные ресницы темнели двумя правильными полумесяцами, и в память о пытках, потерях и безумии в уголках рта лежали две глубокие непоправимые складки.

Потом я увидел ладони, покоящиеся у Тории на плечах. И поднял глаза.

Декан Луаян, отец Тории и дед Аланы, стоял за спинкой кресла, и морщинистое лицо его было непроницаемым, как маска. И как-то само собой выяснилось, что, пока он там стоит, за госпожу Торию не надо опасаться.

Черно да Скоро нервно, взахлёб рассмеялся:

– Все здесь, все! Не отворачивайтесь, дражайший Орвин, предпоследний Прорицатель, ибо вас я приветствую тоже!

Орвин сидел в углу, за туалетным столиком. И недоверчиво глядел на собственное отражение – темноволосый, изящный, нервный. Рука его то и дело трогала бледную шею – как будто в поисках несуществующего медальона.

– Ты забыл поприветствовать меня, – желчно проскрипел тот, чья голова покоилась на широком воротнике.

– Прошу прощения! – Чонотакс поклонился с нарочитым раскаянием на лице. – Приветствую вас, великий маг Бальтазарр Эст, славный не менее, а может быть, и более, нежели любой из здесь собравшихся…

В противоположном углу тяжело завозился полковник Солль. С трудом поднялся на ноги; вероятно, у меня сейчас точно такое же лицо. Совершенно безумное…

Я вдруг понял, что в комнате висит неестественная тишина. Ни звука со двора, ни дуновения ветра, ни стука двери в доме.

И все чего-то ждут.

Черно Да Скоро пошатнулся. Опёрся о стол – и разом потерял всю свою весёлость.

– Вы призраки, – сказал он глухо. – Вы не в силах остановить меня… даже ты, Луаян. Твоей власти над Торией давно нет…

– Её и не было никогда, – возразил декан. – С тех пор, как Тория научилась самостоятельно одеваться и мыть руки…

– Вы призраки, – упрямо повторил Чонотакс. – Я справился с живыми – вас не испугаюсь тем более.

– Что? Ты НЕ СПРАВИЛСЯ с живыми, – услышал я собственный возмущённый голос. – Ты уже проиграл, ты…