Текст книги "Преступление победителя (ЛП)"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Глава 9

Кестрел провела министра в небольшой пустой салон, где светили лампы и горел огонь в камине. Тенсен закрыл за ними дверь.

– Заблокируйте ее своей своей тростью, – сказала Кестрел, указывая на крючок для гобелена, который был вбит в стену вровень с дверной ручкой. – Раз уж эта трость вам все равно не нужна.

Тенсен бросил на Кестрел печальный взгляд, а затем зацепил изогнутый конец трости за дверную ручку, а прямой вставил в крюк на стене.

– Если кто-то действительно захочет попасть сюда, это не поможет.

Ничего не ответив, Кестрел подошла к зеркалу, которое висело над каминной полкой, где стояла широкодонная ваза с тепличными цветами.

Возможно, все дело было в розах, в том, как они закрывали в отражении шею Кестрел и тянулись до самого ее подбородка. Возможно – в поспешном бегстве из вестибюля.

Кестрел в зеркале вся пылала. Ее щеки были окрашены алым. Хотя Арин не дотрагивался до ее губ, она искусала их докрасна. Ее зрачки казались широкими озерами. Ожерелье, подарок Джесс, было испорчено: с ленты понуро свисали стеклянные лепестки, потрескавшиеся от напряжения, возникшего между ней и Арином.

Отражение смотрело на Кестрел в ответ. От него веяло ощущением, будто что-то было обнажено и никогда больше не будет скрыто.

Вид Кестрел олицетворял собой скандал.

Прическа была не самой худшей частью облика. Да, приподнятые пряди начали выскальзывать, а заколки местами торчали, но волосы Кестрел были слишком коротки для изысканных кос, а значит, ее прическа часто распускалась. Кестрел уже привыкла к тому, что частенько выглядит слегка растрепанной, и научилась сама поправлять прическу.

Настоящую проблему представляла собой отметина. Золотая линия на лбу превратилась в размазанное пятно.

– У вас есть с собой запасное масло и блестки? – спросил Тенсен.

Кестрел бросила его отражению в зеркале сердитый взгляд. У нее не было при себе сумочки. Где, по его мнению, она могла прятать эти предметы? Косметика осталась на туалетном столике в ее покоях.

– Я найду в бальном зале одну из ваших фрейлин, – сказал Тенсен. – Или, может быть, у вас есть друг, которому вы доверяете? Кто-нибудь, кто мог бы принести сюда все необходимое?

Кестрел подумала о том, сколько времени это займет. О том, что одна из ее служанок докладывает обо всех делах своей госпожи Верексу. Она подумала о Джесс и о том, какой будет реакция ее подруги, когда геранский министр земледелия подойдет к ней на балу и попросит помощи в том, чтобы вернуть Кестрел презентабельный вид.

– Нет, – ответила Кестрел. – Поднесите мне лампу.

На лице Тенсена отразилось неодобрение, будто он не мог понять, каким образом Кестрел может помочь лампа, и считал, что девушка теряет время. Тем не менее, он подчинился.

Кестрел задула лампу и поставила ее на каминную полку остывать. Радуясь, что у ее платья много юбок, она отрезала кинжалом кусок ткани от одной из нижних. Достав розы из тяжелой керамической вазы, она положила их мокрыми стеблями на полку, намочила шелковый лоскуток водой из вазы и использовала его, чтобы вытереть лоб дочиста. Она вспомнила, как Арин поцеловал ее туда, и стала тереть еще усерднее, а затем отбросила лоскут в сторону. После этого девушка сняла ожерелье, выбрала самые яркие стеклянные лепестки, положила их на каминную полку и раздробила основанием вазы в пыль. Обмакнув палец в масло из лампы, Кестрел обожглась и зашипела, но не стала ждать, пока боль пройдет. Она провела над бровями горизонтальную масляную линию.

Осталось разобраться с блестками. Кестрел провела пальцем по покрывавшей полку стеклянной пыли.

– Вы поранитесь, – проговорил Тенсен, но неодобрение исчезло с его лица.

– Я буду осторожна, – ответила Кестрел, покрывая масляную линию пылью. Затем она убрала выбившиеся пряди туда, где им полагалось быть, и аккуратно их заколола. Розы вернулись в вазу, а ваза снова заняла свое место перед зеркалом. Все тем же влажным шелковым лоскутом Кестрел стерла с каминной полки остатки пыли. Лоскут и ожерелье она бросила в огонь.

– Ну как? – спросила она Тенсена, повернувшись к нему лицом.

– Превосходно.

Она покачала головой.

– Оптимистично. – Отметина блестела, но ее едва ли можно было назвать золотой. – Вы всегда так оптимистичны? – спросила Кестрел. – Должно быть, да, иначе вы бы не написали мне то письмо и не намекали бы в нем, что есть некая информация, которой мы могли бы поделиться друг с другом.

– Я был не прав?

– Вы забываете, что мое общественное положение выше вашего. Отвечать будете вы. Министр Тенсен, кем вы были десять лет назад, до Геранской войны?

Рабам никогда не нравился этот вопрос. Кестрел не раз видела, как те скрипели зубами, услышав его. Если бы у эмоций было свое звучание, подумала Кестрел, то те чувства, которые возбуждал этот вопрос, хрустели бы точно так же, как стеклянные лепестки под тяжелой вазой.

Но Тенсен лишь улыбнулся.

– Я был актером.

– Полагаю, этот опыт пошел на пользу куратору шпионской сети.

Тенсена ничуть не смутило, когда она наградила его этим званием. Казалось, он весьма наслаждался разговором.

– Надеюсь, это не для всех так очевидно.

– Ключевое слово здесь – «надеюсь», так как ваш губернатор всевозможными путями дал понять, что его здесь сегодня не будет; раз он отправил кого-то вместо себя, то это должен быть человек, обладающий политической значимостью, человек, которому он доверяет, некто мудрый и наблюдательный. Вы изо всех сил пытались казаться более слабым, чем вы есть на самом деле, но ведь вы совсем не старик, который вот-вот заснет.

– Однако я в любом случае старик. Это остается правдой.

Кестрел нетерпеливо хмыкнула.

– И вы действительно занимаете пост министра земледелия?

– Мне нравится думать, что я умею играть множество ролей.

– И вы на самом деле весьма оптимистичны, если верите, что император не заметит этого, особенно когда он совершенно точно знает, что у Герана есть шпионы во дворце.

Тенсен перестал улыбаться.

– Что вам известно, миледи?

– То, что мы закончим сейчас этот разговор, если вы не пообещаете мне кое-что.

Он приподнял брови.

– Пообещайте мне, что Арин никогда не узнает о том, что мы с вами разговаривали, – произнесла Кестрел. – У меня есть для вас информация. Вы можете передать ее своему губернатору. Но нельзя, чтобы это связали со мной.

Тенсен раздумывал над ее словами. Он провел шишковатой ладонью по резной спинке одного из кресел и поджал губы, будто дизайну кресла чего-то недоставало.

– Я знаю, что ваше положение в доме Арина после Первозимнего восстания было... неоднозначным.

– Я не хотела там находиться.

– Сначала, возможно, и не хотели.

Кестрел медленно ответила:

– Я не могла остаться.

– Миледи, не мне решать, чего вы хотели или что могли или не могли сделать. Но ваше условие удивляет меня. Если вы достаточно положительно относитесь к моему губернатору или к его делу и готовы сообщить мне что-то, почему об этом нельзя знать Арину? Я поклялся богом верности служить ему. Вы пытаетесь заставить меня нарушить мою клятву.

– Вы знаете, как мне удалось бежать из городской гавани?

– Нет.

– Арин позволил мне уйти, – сказала Кестрел, – несмотря на то, что это было все равно, что пригласить валорианскую армию к своему порогу. Поэтому пообещайте мне, ибо это в ваших интересах, чтобы Арин не узнал. Вы не можете быть уверены, что для него всегда на первом месте будет безопасность его страны – или его собственная.

Тенсен молчал.

– Вы понимаете? – настаивала Кестрел. – Вы понимаете, что по той самой причине, по которой вы не позволили мне войти в бальный зал, вы не можете рассказать Арину, что источник информации – я? Давайте не будем притворяться, что вы не понимаете, почему я так выглядела и почему не могла в таком виде вернуться в зал.

Кестрел опустила взгляд на свои руки. Она пыталась придумать, чем их занять. Девушка представила, что держит в руках одну из роз, что стоят в вазе. Она почти ощущала текстуру лепестков – их витой бархат, мягкий, как портьеры на балконе.

– Связь между мной и Арином невозможна, – тихо произнесла она. – Опасна. Лучше нам будет держаться друг от друга подальше.

– Да, – согласился Тенсен. – Я понимаю.

– Вы обещаете?

– Вы поверите моему слову?

– Я верю, что смогу уничтожить вас, если вы не сдержите его.

Тенсен ухмыльнулся – не насмешливо, но так, как смеются над юностью люди опытные.

– Тогда говорите, миледи. Я даю вам слово.

Кестрел поведала ему о Тринне и о том, что сказал замученный мужчина.

Министр прикрыл рот ладонью, большим пальцем исказив морщины возле одного глаза. По мере того как он узнавал все больше, его рука все сильнее сжималась в кулак, который по-прежнему находился у рта. Тенсен выглядел так, будто сдерживал тошноту.

Наконец его рука опустилась.

– Вы считаете, что у Тринна была для Арина какая-то важная информация. Что он подслушал ее во время встречи императора с главой Сената?

– Я не знаю.

– Вы могли бы узнать.

Но Кестрел уже направилась к двери.

– Нет.

Тенсен развел руки в стороны.

– Что в этом плохого?

Очевидная нелепость его вопроса заставила Кестрел покачать головой.

– Вы боитесь риска узнать больше? – спросил Тенсен. – Я слышал, вам нравятся азартные игры.

– Это не игра.

– Однако до сих пор вы из нее не вышли. Вы все еще играете.

Кестрел опустила руку на трость, блокирующую дверь.

– Подобных разговоров между нами больше не будет. Я не одна из вас. У меня есть своя страна и свой долг... и никаких причин становиться вашей шпионкой.

– Тогда зачем вы мне вообще что-то говорили?

Кестрел пожала плечами.

– Есть совсем немного вещей, которые валорианцы считают сокровенными, но мы чтим последнюю просьбу умирающего. Я рассказала вам то, что знаю, ради Тринна.

– Только лишь ради него?

Кестрел передала Тенсену его трость.

– Доброй ночи, министр. Наслаждайтесь оставшейся частью бала.

* * *

Верекс нашел Кестрел в углу бальной залы. Девушка наливала себе стакан холодной воды с лимоном и стеблями мяты.

– Где ты была? И почему сама себе наливаешь воду? Позволь мне.

Он забрал у нее прозрачный кувшин и налил жидкость в ее стакан.

Но Кестрел не следила за его действиями. Ее разум по-прежнему находился на упрятанном за портьерами балконе. Он был наполнен воспоминаниями теплоты. Того, как она едва не раскрылась. Как была к этому близка, а затем оттолкнула, отпустила...

Верекс вложил ей в руку холодный стакан. Вкус лимонно-мятной воды показался девушке незнакомым – пронзительно сладким и резким.

Не торопясь, Верекс налил воды и себе. Его движения были напряженными. Казалось, он хочет что-то сказать, но все время сдерживает себя.

– Спасибо, – пробормотал он наконец.

– За что?

Само сердце Кестрел было соткано из предательства. Неужели Верекс не чувствовал этого? Неужели не понимал? За что он вообще мог ее благодарить?

– За «Пограничные Земли». Ты помогла мне выиграть.

Кестрел уже и забыла об этом.

– А-а. Не стоит об этом и говорить.

– Не сомневаюсь, для тебя это ерунда, – горько ответил Верекс. Он обвел взглядом зал и, в конце концов, посмотрел на императора, а затем отпил из своего стакана. – Я долго не мог тебя найти. Тебя нигде не было.

Холодный бокал Кестрел запотел. Девушка легонько провела пальцем по его стенке. Она заметила, что неподалеку стоят придворные. Пока они оставались на почтительном расстоянии, но постепенно приближались.

– Тебя загнал в угол один из сенаторов? – спросил Верекс. – Они обязательно попытаются. Они захотят заслужить твое расположение, чтобы получить возможность влиять на моего отца. Так что же, Кестрел? Где ты была? И что?.. – Он нахмурился, внимательно вглядевшись в девушку. – Твоя метка поблекла.

– Э-э, – протянула Кестрел. – У меня болит голова.

На виду у придворных она потерла лоб, размазывая метку. Кестрел надеялась, что ее жест выглядел естественным, неосознанным, будто она делала это на протяжении всего вечера.

* * *

Арин бродил по дворцовым покоям, которые должен был разделить с Тенсеном. Они были средних размеров и довольно приличные по обстановке. Арин подумал было, что дворцовый управляющий определит представителей Герана в унизительные по своему убранству комнаты, но покои, в которых он оказался, будто указывали на то, что геранцы в любом случае не стоят внимания империи.

Он снял рубашку. Был ранний вечер, до полуночи еще далеко. Бал все еще кружился вокруг своей пляшущей оси. Тенсен до сих пор не вернулся.

Арин чувствовал, что на его одежде остался аромат духов Кестрел. Он слабо исходил от его рубашки, смешавшись с запахом моря. Перекинув ткань через спинку стула в гардеробной, – а вернее, аккуратно разгладив ее, будто рубашка была живым существом, нуждавшимся в успокаивающем прикосновении, – Арин обнаружил дырку вдоль шва, соединяющего рукав с остальной частью. Он просунул в разрыв палец и выругался.

Что поделать, это была старая рубашка. Он надел свой лучший гардероб. Прибыв во дворец, он выхватил одежду из своего сундука и немедленно натянул на себя, путаясь в манжетах и зная, что к началу бала все равно опоздал. Возможно, дырка образовалась как раз тогда, когда он так спешил.

Рано или поздно это бы все равно произошло. Всем его лучшим одеждам было по десять лет. Они принадлежали его отцу.

На Арине наряд сидел плохо. Даже после подгонки он был тесен. Отец Арина был элегантным мужчиной с отточенными пропорциями. Если бы он сейчас оказался рядом с сыном, незнакомый человек никогда бы не догадался, что они родственники.

Арин прижал ладонь к лицу. Он явственно ощущал те кости, из-за которых выглядел настолько по-другому. Его щеки были покрыты щетиной.

Как нелепо он, должно быть, выглядел в своей одежде не по размеру и с небритым лицом на фоне тех лощеных придворных.

Как дико, как неотесанно.

Как неправильно.

Арин достал бритву, наполнил водой таз для умывания и вспенил мыло. Он пытался бриться, как можно меньше глядя на свое отражение в зеркале.

Порез – и пена окрасилась розовым от крови.

Теперь Арин стал орудовать бритвой внимательнее. Закончив, он стер пену и, наклонив голову над тазом, облил ее водой. Пока вода стекала, он поднял взгляд. Его лицо было чистым.

Иногда перед Арином представал мальчик, которым он был до войны. Когда это случалось, он обычно испытывал к ребенку нежность, как будто тот был с ним никак не связан, не был его частью. Нельзя сказать, чтобы мальчик винил Арина за то, что тот сменил его в этом мире. Тем не менее, когда Арин ловил на себе взгляд этого мальчика, вид которого задерживался в его воображении, он всегда отводил глаза. Он ощущал легкий укол, будто порез бритвой.

Лицо Арина было мокрым, а волосы потемнели от воды. Он содрогнулся, внезапно вспомнив, что сейчас зима. Выискивая глазами, что бы надеть, он облачился в ночную сорочку и халат.

Арин снова испытал волнение, которое охватило его, когда он стоял перед скрывающей балкон шторой. Та качнулась, после того как Кестрел задернула ее за собой, и Арин аккуратно до нее дотронулся. Он вспомнил затравленный взгляд, который Кестрел бросила через плечо, перед тем как скрыться за завесой бархата.

А затем там, в темноте, с ней... Горло Арина сдавило, будто он изнывал от жажды. «Докажи это», – сказал он ей голосом, в котором сочились страсть и предательская уверенность, накатившие, а затем снова оставившие Арина, а потом снова пришедшие и отхлынувшие такими резкими волнами, что он едва удержался на ногах. «Докажи, что он нужен тебе». Кестрел его оттолкнула.

Он мог бы поклясться, что ощутил в ней то же желание, что снедало его. Оно исходило от ее кожи, будто аромат духов. Так ведь? Но потом Арин вспомнил, как она бежала из его дома в Геране. Он снова увидел ее в гавани: ее рука метнулась к оружию, глаза сверкнули. Это надорвало что-то внутри него. Он сам был виноват, это его рук дело: он лгал ей, обманул ее, убивал ее народ, убил то, что заставило Кестрел открыться перед ним в Первозимнюю ночь... перед тем как она узнала о его предательстве.

Неудивительно, что она предпочла другого.

В дверь гардеробной раздался стук.

– Арин? – позвал Тенсен. – Можно мне войти?

Арин хотел сказать «нет», и если бы он все еще стоял перед зеркалом и мог видеть свое лицо, то сумел бы сказать это, потому что в его отражении ему открылось бы нечто уязвимое и сомневающееся, и он бы испытал к этому презрение. Он бы никогда не позволил кому-либо увидеть себя в этот миг.

Тенсен снова постучал.

Волосы Арина были мокрыми и холодными. По его шее стекала ледяная струйка. Оставаясь к зеркалу спиной, Арин вытер свои короткие волосы полотенцем, а затем отправился открыть дверь.

Тенсен устремил на Арина изучающий взгляд, отчего юноша сжал челюсти. Однако Тенсен бросил ему легкую улыбку, подтянул к себе стул и резко на него опустился.

– Этот вечер, – произнес он, – был утомительным. Но плодотворным.

– Что ты узнал? – спросил Арин.

Тенсен рассказал ему о Тринне.

– О боги, – проговорил Арин.

– Нет, Арин. Я не потерплю такого выражения на твоем лице. Отправляясь в столицу, Тринн знал, чем он рисковал. Он делал это ради Герана.

– Это я попросил его.

– Мы сами принимаем за себя решения. Что бы выбрал ты: благо для себя или для своей страны?

Не задумываясь, Арин ответил:

– Благо страны.

Мгновение Тенсен молчал, задумчиво глядя на Арина, будто собираясь задать вопрос, на который ответить не так просто. Арину не понравился его взгляд, и он ощетинился, но Тенсен не дал ему заговорить:

– Каким бы ты хотел, чтобы был мой выбор?

– Я не могу делать этот выбор за тебя.

– Нет, что бы ты хотел, чтобы я выбрал для тебя? Скажем, ты находишься на месте Тринна – ты оказался в тюрьме или даже хуже – и мое вмешательство могло бы помочь тебе, но принести вред стране. Что мне следовало бы сделать?

– Оставить меня там.

– Да, – медленно произнес Тенсен. – Я был уверен, что ты так скажешь.

Арин запустил пальцы в свои влажные волосы и тянул до тех пор, пока ему не стало больно.

– Ты уверен в этой новости?

– У меня хороший источник.

– Кто?

Тенсен взмахнул рукой.

– Он не имеет значения.

– Но кто это?

– Я обещал не говорить. Не заставляй старика нарушать свое слово.

Арин нахмурился, но сказал лишь:

– Сейчас совсем не год денег. И что успел подслушать Тринн на встрече императора с главой Сената?

– Я не знаю.

– Я это выясню.

– Осторожно, Арин. Возможно, у меня самого есть способ все узнать.

– Да ну?

Тенсен улыбнулся.

– Новобранец. – Он отказался сказать что-либо еще. Удобно утроившись на стуле, министр земледелия сменил тему так резко, что у Арина закружилась голова:

– Итак, по-моему, они прекрасная пара.

– Что?

– Принц и леди Кестрел.

Арин и так знал, кого имеет в виду Тенсен.

– Их поцелуй был очень сладок, – сказал куратор шпионской сети. – Можно было бы подумать, что их брак – всего лишь политический союз. Так считал я, пока не увидел их поцелуй.

Арин мог лишь посмотреть на него в ответ.

– Наверное, ты пропустил его, – сказал Тенсен. – Это было в самом начале бала. Разумеется, ты ведь опоздал.

– Да, – ответил наконец Арин. – Опоздал.

Глава 10

На рассвете Кестрел тихонько скользнула в свою спальню. Ее ступни болели от танцев. Не отстегивая кинжал от ремня, она повесила его на столбик кровати. Дрожа больше от усталости, чем от холода, девушка улеглась под одеяло рядом с Джесс. Ее подруга спала, свернувшись на боку калачиком.

– Джесс, – прошептала Кестрел. – Я испортила твое ожерелье.

Джесс вслепую нащупала руку Кестрел.

– Я сделаю для тебя еще одно, – пробормотала она. Не открывая глаза, она нахмурилась:

– Я видела его на балу.

– Кого?

Однако Кестрел знала, кого Джесс имеет в виду, а та снова уснула.

* * *

Утром после бала группа избранных придворных и сановников была приглашена выпить с Кестрел горячего шоколада в Зимнем саду. Дамы кутались в белые и серые меха, в то время как кавалеры предпочитали соболя, однако некоторые юноши щеголяли расчерченным в ржавые полоски мехом восточного тигра. По всему открытому саду горели жаровни, а с южной стороны сад переходил в лабиринт вечно зеленой изгороди.

Кестрел пришла с опозданием и одна. Несмотря на непродолжительность отдыха, она проснулась через несколько часов после рассвета, потому что ее организм помнил, что ей пора вставать. Джесс все еще спала. Кестрел затянула свои приготовления и дважды переодевала платья, надеясь, что Джесс проснется. Однако та так и не пошевелилась, а Кестрел не хотела будить подругу. В конце концов, она покинула свои покои.

Лакеям Зимнего сада полагалось объявить о приходе Кестрел, однако девушка подкупила их не делать этого. Она подняла свои белые меха поближе к лицу и в одиночестве прошествовала по тропинке через ряды деревьев, на которых горели огоньки розовых и красных ягод. Расположившись на фоне черных веток, они напоминали нотные письмена, однако, несмотря на свою красоту, ягоды были ядовиты. Кестрел из-за деревьев наблюдала за гостями и слушала.

Многие жаловались на мозоли, натертые во время танцев.

– Я готова встать босыми ногами прямо в сугроб, чтобы успокоить боль! – восклицала леди из колонии на южных островах.

– О, зачем же, – улыбнулся какой-то озорной молодой человек. – Лучше позвольте мне их согреть.

Сцена выглядела милой и веселой... но наигранной. Не стоило верить, что этому любителю пофлиртовать нравилась южная леди – или что ему вообще нравились девушки. Кестрел была при дворе не единственной, кому суждено было выйти замуж по расчету.

Кестрел увидела в центре дворика императора, который сидел рядом с самой большой жаровней, окруженный сенаторами. В дальнем конце сада, возле лабиринта живой изгороди, над игрой в «Пограничные Земли» склонился Верекс. Он был обращен к Кестрел спиной. Напротив него сидела восточная принцесса. С кротким выражением на лице она сделала безжалостный ход.

Геранцев на этот особый прием не приглашали. Кестрел могла не беспокоиться о том, что вдруг встретится взглядом с Арином... или не встретится.

Хотя с другой стороны, он мог прийти в любом случае. Это было бы полностью в его стиле – явиться без приглашения.

Разве не так?

Кестрел обнаружила, что стоит возле дерева, положив ладони на его кору. Та была серебристой, в одних местах – гладкой и тонкой, в других – грубой. Подобно тому, как слепые люди ощупывают новый предмет, чтобы узнать, что это, она водила пальцами по бороздкам и выпуклостям коры. Кестрел осознала, что на самом деле пытается понять, хочет ли увидеть здесь, в Зимнем саду, Арина. Это был глупый вопрос. Даже раздумывать над такой возможностью было чистейшей и тяжелейшей глупостью, ведь она уже решила, что ни один из вариантов не имеет значения.

Поэтому не имело значения то, что ее короткие ногти обнаружили в коре щель. Не имело значения, что она нервно оторвала от дерева полоску. Или что с грустью развернула кусок коры, будто на нем было начертано какое-то невидимое послание, которое она прочитать не могла.

Посмотрев на полоску коры, Кестрел вспомнила о том, как капитан сдирал с Тринна кожу, и уронила кору на землю. Когда она подняла взгляд, то снова увидела императора.

Тихо ступая по тропинке, девушка вышла из-под сени ядовитых деревьев. Первая группа придворных, собравшихся вокруг одной из жаровен, не заметила ее появления.

Леди Марис, дочь главы Сената, что-то прошептала, и ее подруги беззвучно захихикали.

– ...Если бы они все так выглядели, я бы тоже их освободила, – говорила Марис. – Или сделала бы его своим рабом.

Кестрел специально наступила на лежавшую на земле веточку. Та хрустнула. Марис подняла глаза. Ее подруги побледнели, а их смех стих, но глаза Марис горели вызовом.

– Желаете шоколада, леди Кестрел? – предложила она. – Он горячий.

– Да, будьте любезны.

Кестрел присоединилась к девушкам. Те расступились, освобождая ей место.

Марис взяла с подставки над жаровней котелок с горячим шоколадом и налила Кестрел, которая приняла протянутую ей чашку и сделала глоток. Пока шоколад не обжег ей язык, она не осознавала настоящего уровня своей злости. Ее ярость – темная и горькая, но в чем-то даже сладкая – дымилась. Кестрел улыбнулась:

– Леди Марис, ваш отец прекрасно выглядит. Он такой загорелый. Ваша семья побывала недавно в каком-то солнечном месте?

– О, не упоминайте об этом! – Марис издала театральный стон. – Это слишком, слишком ужасно!

Остальные девушки расслабились, успокоенные тем, что Кестрел, судя по всему, была не злопамятной. «И с чего бы ей злиться? – будто спрашивали выражения их лиц. – Это были просто безобидные слухи. Между прочим, леди Кестрел следует с удовольствием слушать комплименты геранскому губернатору. Должно быть, находиться у него в плену было не так уж плохо, верно?» Придворные сплетницы увидели у монеты с Джадис еще одну сторону.

Кестрел наблюдала, как они прошли по этому пути размышлений, пожали укутанными в меха плечами и снова принялись потягивать шоколад.

– Вы можете в это поверить, что мой отец плавал на южные острова без меня? – воскликнула Марис. – Он совершил приятнейшее путешествие в край голубого неба, пока его единственное дитя прозябало в зиме. Хотя можете быть уверены, если бы я тоже поехала, то ни за что не позволила бы солнцу опалить мою кожу. Загорелые люди выглядят так грубо! Будто портовые рабочие! Право, о чем только думал мой отец?

Кестрел не стоило спрашивать Марис о главе Сената. Ей следовало держаться подальше от всего, что его касалось. Она поклялась не впутываться больше в дела Герана.

Но она разозлилась. Она все еще была зла.

А глава Сената был очень загорелым.

И это было странным.

Разум Кестрел постоянно возвращался к этой детали, будто она нащупала изъян на отрезе шелка или бумажную шелуху на поверхности коры ядовитых деревьев.

Но почему она обращала так много внимания на то, что глава Сената загорел? Его загар объяснялся плаванием на южные острова. Кестрел снова приказала себе оставить эту тему.

Но не оставила.

– На южных островах множество диковинок, – сказала Кестрел. – Несомненно, отец привез вам подарки?

– Нет, – ответила Марис. – Бессовестный. О, разумеется, я люблю его, но неужели он не мог подумать обо мне? Привезти хоть малюсенький подарочек?

– Он ничего вам не привез? Но на южных островах есть лен, благовония, сахар, серебряный чай...

– Прекратите! Не напоминайте мне! Я не могу этого вынести!

– Бедняжка, – успокаивающе произнесла одна из ее подруг. – Подумай, Марис: теперь у твоих бесчисленных кавалеров больший выбор даров, которыми они смогут порадовать тебя.

– Так и есть, верно? И они должны меня радовать.

– Этим и занимаются столичные модники? – спросила Кестрел. – Раздают подарки?

– О, да... Хотя часто они просят о чем-нибудь взамен.

– О поцелуе! – воскликнула одна леди.

– Или об ответе на загадку, – проговорила другая. – Загадки очень популярны. А ответом всегда является любовь.

Это было неудивительно, ведь при дворе было множество молодых людей, которые предпочли женитьбу службе в армии. В возрасте двадцати лет каждый валорианец должен был либо отправиться сражаться за империю, либо стать родителем. Производить на свет будущих солдат, как говорил отец Кестрел. Империя должна разрастаться, добавлял он, а Кестрел гадала, все ли генералы, или только ее отец, могли смотреть на нежное дитя и представлять, как ребенок вырастет и возмужает достаточно, чтобы убивать. А затем Кестрел содрогалась при мысли о том, что станет такой, как ее отец, а он понимал, что ему не следовало так говорить, и они оба замолкали.

– Нет же, я слышала и другие загадки, – сказала еще одна девушка, возвращая Кестрел обратно к разговору. – У них могут быть разные ответы: зеркало, свеча, яйцо...

– Мне нравятся загадки, – произнесла Кестрел. – Загадайте мне какую-нибудь их них.

– Есть такая загадка, ответ к которой я никак не могу подобрать, – проговорила леди, которая сидела рядом с Марис. – Вот она:

Скачу – без ног, чтоб приземлиться,

А в голове моей – землица.

Без крыльев я летать пытаюсь.

Скажи-ка, как я называюсь?

Кестрел добавила в шоколад немного сливок. Она перестала злиться. Дело в том, что она, как и ее отец, знала, с какой легкостью можно сразить противника некоторыми видами оружия. Она сделала глоток побелевшего шоколада. Сливки прохладной пеной коснулись ее губ.

– Марис знает ответ на эту загадку, – произнесла Кестрел.

– Я? – переспросила Марис. – Вовсе нет. Я никак не могу догадаться.

– Не можете? Ответ – глупец.

Улыбка сползла с губ Марис. Тишину нарушил только легкий звон, с которым Кестрел опустила на поднос свою чашку. Она запахнула меха и отошла прочь.

Кестрел заметила, что восточная принцесса сделала ход в «Пограничных Землях». Ее всадник перескочил через фигуры Верекса, намереваясь убить инженера. Верекс рассмеялся. Этот звук удивил Кестрел. Смех принца звучал слишком беззаботно. Кестрел хотела было подойти к столу и узнать наконец, насколько хорошо играет принцесса и почему Верекс рассмеялся подобным образом, но император перехватил ее взгляд и поманил девушку к себе.

– У нас возникли сложности, – сказал император, когда Кестрел приблизилась. – Пройдите сюда и помогите нам.

Все сенаторы, окружавшие его, занимали высокое положение и имели места в Кворуме. Кестрел присоединилась к ним, радуясь, что глава Сената стоял спиной к компании, которая собралась вокруг его дочери.

– Сложности? – переспросила Кестрел. – Неужели у нас уже закончился шоколад?

– Все гораздо серьезнее, – ответил император. – Дело в варварских равнинах.

Кестрел бросила взгляд на восточную принцессу, но Риша была увлечена игрой с Верексом, а император не повышал голоса. Риша обладала грацией, которая прекрасно дополняла ее красоту. Ее черные волосы были заплетены так же, как и у валорианок. В отличие от истинных восточных девушек, она носила на пальцах кольца, и золото резко выделялось на фоне ее густо-темной кожи. Принцесса была примерно одного возраста с Кестрел. Возможно, с тех пор как ее похитили, она почти забыла свою родину. Возможно, она привыкла к столице и теперь считала ее своим домом. Кестрел не могла предсказать, что девушка подумала бы, если бы узнала, что император упоминает о ее стране как о проблеме и называет ее народ варварами. Ощущая неловкость, Кестрел вспомнила, что и сама недавно использовала это слово, просто потому, что так делали люди, которых она знала. Сейчас Кестрел уже не стала бы так говорить. Разница казалась такой значительной, но в то же время не стоила почти ничего.

– Ваш отец сообщает, что люди равнин оказались не так просты, – сказал император. – Восточные племена, которые обитают у границ наших земель, прекрасно владеют техникой скрытных атак. Генерал не успевает собрать против них армию, как они исчезают.

– Сожгите равнины, – сказала одна из сенаторов, женщина, которая раньше служила под началом отца Кестрел. – В это время года там засушливо.