Текст книги "Преступление победителя (ЛП)"
Автор книги: Мари Руткоски
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
– Арин, ты меня не слушаешь. Ты не так понял.
– Ты права. Я во многом долгое время ошибался. Но теперь я понимаю. – Арин оттолкнул от себя карточки, и его выигрышная комбинация рассыпалась по столу. – Ты изменилась, Кестрел. Я больше не знаю, кто ты. И не хочу знать.
Вспоминая этот момент позже, Кестрел проговорила все так, как надо. И Арин в ее воображении это понял.
Но на самом деле все было не так.
Ярость Арина переросла в отвращение. Кестрел видела, что его начало мутить. Он резко встал, будто пытаясь избежать заражения. Несмотря на то, что она позвала его, он повернулся к ней спиной и ушел, позволив двери таверны захлопнуться за ним.
* * *
В дворцовой галерее было тихо. Кестрел подумала, что в таком же молчании, наверное, пребывают кости, лежащие глубоко под землей.
Она стояла перед картиной Тенсена дольше, чем обычно. Наконец она посадила на рамку моль. Кестрел сказала себе заведомую ложь. Она решила, что так лучше, если Арин будет думать о ней подобным образом.
Да. Все, что произошло, все к лучшему.
Глава 21
– И что же представляет для вас такую важность, – произнес император, – что вы должны вернуться в Геран сейчас?
– Мой долг перед вами, ваше императорское величество, – ответил Арин.
– Он красиво говорит, – объявил император перед двором, и сенаторы, лорды и леди спрятали свои ухмылки таким образом, чтобы показать их еще больше. Губернатора Герана больше нельзя было назвать красивым.
Риша не улыбнулась. Арин поймал с противоположного конца комнаты ее взгляд – серьезный и мрачный.
– Я не знаю, что думать по поводу вашей просьбы позволить вам уехать, – сказал император. – Губернатор, неужели... с вами плохо здесь обращались?
Арин улыбнулся обезображенной стороной лица.
– Вовсе нет.
Придворные стали восторженно перешептываться. Происходящее напоминало им игру. Изуродованное лицо. Скользкие насмешки императора. Притворство, будто все так, как надо.
– Что, если нам доставляет удовольствие ваше присутствие при дворе? – спросил император.
Арин вышел на свет. Он будто со стороны наблюдал, как стоит перед императором в этой приемной зале. С тех пор как он оставил Кестрел этой ночью в городе, он не спал, но его разум был на удивление ясным. Он замечал, как в свете утреннего солнца парят пылинки вокруг него. Лучи бросили на шрам у него на лице резкий взгляд. Отметили обтрепавшиеся швы его одежды. И помедлили на кинжале у его бедра, на том, как Арин скрывал ладонью герб на рукояти. Двусторонний клинок был без ножен. Гарда предназначалась для защиты ладони меньше, чем у Арина, и была изогнута по валорианскому образцу. Кинжал был валорианским во всем.
Придворные переговаривались.
«Его лицо».
«Как это произошло?»
«Этот кинжал».
«Чей он?»
«Это женский клинок. Как он у него оказался?»
«Наверное, украл».
«Или... а вдруг это подарок?»
Арину не нужно было слышать, чтобы знать о чем.
– Ваше гостеприимство превзошло все мои ожидания, – сказал Арин. Император слегка улыбнулся. Его глаза не отрывались от ладони Арина на рукояти кинжала. Арин был рад этому. Он не сомневался, что император доволен помолвкой сына с любимицей армии. Брак сделает генерала Траяна частью императорской семьи... и усилит верность солдат.
Но слухи все не затихали. Даже чеканка монеты в честь помолвки не положила им конец. Сейчас Арин впервые взглянул на разговоры о нем и Кестрел со стороны. Он пытался придумать, как можно их использовать. Да, Арин рассчитывал на то, что, если он уберет ладонь с рукояти и герба Кестрел, кинжал узнают. Придворные ахнут.
Арин мог добавить слухам обоснование.
Валорианцы носили кинжал всегда и снимали только на ночь или принимая ванну. Чем бы придворные не посчитали клинок – подарком или кражей, – им придется хорошенько постараться, чтобы представить, насколько близок Арин должен был быть к Кестрел.
– Как бы сильно мне ни хотелось остаться, – сказал Арин, – я должен вернуться в свою страну, чтобы управлять ею так, как угодно вам.
– Вы серьезный молодой человек, не так ли?
– Да.
Арин передвинул ладонь на рукояти, не показывая герб, но давая понять, что может.
Императору это не понравилось. Как не понравилось бы и Кестрел, будь она здесь, или Тенсену, который снова отправился в свою любимую галерею и, скорее всего, находился там до сих пор. Министр не одобрил бы действий Арина. Шантажировать императора? Перед всем двором?
У Арина не должно было быть этого кинжала. Арину полагалось быть мертвым или изуродованным до неузнаваемости. Или и то, и другое. Он с удовлетворением напомнил императору о его ошибке. С удовлетворением пригрозил, что объяснит двору, каким образом кинжал невесты его сына оказался у бедра другого человека.
– Вы позволите мне уехать? – спросил Арин.
– Мой дорогой губернатор, что за вопрос! Разумеется, нам будет вас не хватать, но мы ни в коем случае не смеем вас задерживать здесь.
Арин было подумал, что император позволит ему покинуть залу, так и не упомянув о выступающем черно-красном рубце, ползущем вниз по его лицу. Но затем император с улыбкой произнес:
– Какие аккуратные швы.
А потом Арину позволили уйти.
* * *
– Пусть сопутствуют тебе добрые ветра, – произнес чей-то голос позади него в пустом коридоре, куда выходила приемная зала.
Арин обернулся и увидел Ришу. Ее слова, хоть и теплые, прозвучали несколько высокопарно. Должно быть, она перевела эту прощальную фразу на валорианский со своего языка.
– Я рада, что ты уезжаешь, – сказала Риша. – Тебе здесь не место. Тем, кто здесь не к месту, приходится расплачиваться.
Арин безотчетно прикоснулся к раненой щеке и поморщился. Затем он сжал зубы. Его лицо уже не станет таким, как прежде, – ну и что? Может, так ему идет больше. Может, раньше Арин был слишком мягким, слишком доверчивым, слишком нерешительным, как тот мальчик до войны, который заставил его вернуться и найти Кестрел у освещенного луной канала.
Арин не сожалел о том, что этого мальчика больше нет. Он был рад, что стал другим.
– Я не представляю себе, как ты терпишь это, – сказал он Рише по-валориански. Слова были медленными и тяжелыми. Арин ненавидел ощущение этого языка.
Риша нахмурилась.
– Терплю что? Жизнь при императорском дворе? – Она покачала головой. – Мое место здесь.
Арин не смел упоминать о Тенсене или информации, которую, как намекал министр, могла предоставить Риша. Сейчас они были наедине, но двери приемной залы могли отвориться в любое мгновение. Арин быстро сказал на своем языке:
– Спасибо.
По лицу Риши пробежало смятение.
– Я не говорю по-герански, – напомнила она Арину на валорианском.
Арин мог бы сказать что-то еще, но вдруг двери залы действительно открылись. Придворные начали выходить в коридор, бросая взгляды на Арина и Ришу. Арин отвернулся, так и не произнеся слов, которые жгли его изнутри. Он снова хотел сказать ей «спасибо. Он удивлялся, что Риша готова рисковать собой ради чужого народа.
«Как же она отличается», – думал Арин, идя прочь. Его челюсти сжались, а во рту стоял металлический привкус, будто он прикусил язык.
Как сильно Риша отличалась от Кестрел.
* * *
Рыба билась на доске. Кестрел увидела, как торговец с силой опустил на нее молоток. Девушка вздрогнула, хотя понимала, что дворцовую служанку эта картина не смутила бы. Служанка не обратила бы внимания на розовую от крови замерзшую жижу у оснований прилавков на Мясном Ряду. Она не смотрела бы с таким выражение на скользкие органы в канаве, осознавая, что никогда раньше не видела внутренностей курицы и даже не задумывалась об этом.
Кестрел заставила себя не отрывать взгляда от грязи под ногами. Причина того, почему у нее перехватило дыхание, была прямо перед ней. Эта отвратительная улица. Мокрый деревянный молоток торговца рыбой. А вовсе не то, что произошло вчера в «Сломанной руке», и не то, как Арин отвернулся от нее. Не то, что она сделала, чтобы заслужить такое его отношение.
Она поплотнее запахнула полы куртки моряка, приподняла бело-голубой подол рабочего платья и продолжила идти вдоль Ряда.
Ее обогнула маленькая валорианская девочка, по плечам которой рассыпались светлые косы. Она сжимала в руках тряпичную куклу. Эта девочка чем-то привлекла внимание Кестрел. Чем именно, Кестрел поняла только тогда, когда малышка догнала маму и выпросила у нее из корзины другую игрушку. Это был мальчик, одетый в черное. Затем Кестрел увидела золотой шов на лбу первой куклы и поняла, кем эти куклы были.
Кестрел прошла мимо девочки и ее матери, пытаясь забыть о куклах и высматривая Тенсена.
Когда она обнаружила его, он изучал выпотрошенного молочного поросенка, который висел на крюке над прилавком.
– О, отлично, – сказал он, увидев Кестрел. – Как раз вовремя. А иначе мне пришлось бы купить поросенка, чтобы соблюсти приличия, и понятия не имею, как бы я пронес его в свои покои.
Они слились с толпой покупателей, состоявшей в основном из слуг, которых отправили на базар за свежим мясом. Кестрел и Тенсен пробрались к концу ряда прилавков и стали подниматься на холм, где людей было меньше.
– Глава Сената побывал в южном Геране, – сообщила Кестрел. – Мне на ум приходит только одна причина. Император поручил ему оценить будущий урожай печного ореха. Должно быть, он планирует забрать его полностью. Он узнает, если вы попытаетесь удержать какую-то часть на собственные нужды.
В боковом свете Тенсен казался старше, его морщины – глубже, а глаза, будто вовсе не были обрамлены ресницами.
– Это будет означать голод.
Кестрел медленно произнесла:
– У меня есть идея.
Тенсен ждал. Когда Кестрел так и продолжила молчать, он приподнял брови.
– Возможно, это не очень хорошая идея, – признала Кестрел.
– Наверняка лучше, чем ничего.
– Не уверена.
Кестрел подумала о лошадях жителей восточных равнин. Она услышала, как Арин обвинил ее в убийстве. Его слова, будто полоснули по ней острыми когтями, впиваясь все глубже.
Тенсен положил руку ей на плечо. Несмотря на то, что его рука была легкой, а у генерала – тяжелой, этим жестом он напомнил Кестрел отца.
– Вы можете собрать урожай раньше и спрятать его, – сказала она Тенсену. – Но некоторое количество ореха оставьте на деревьях. А затем заразите их. Выберите своего любимого паразита. Орехотворок, жуков, гусениц... то, что быстро размножается. Когда император потребует урожай, вы будете не виноваты, что вам нечего ему дать.
Улыбка Тенсена стала теплее. Кестрел подумала о том, каким был отец ее отца или матери, и, если бы у нее был дед, смотрел бы он на нее так же, как Тенсен.
– Если император подумает, что вы лжете, то сможет сам увидеть опустошенные поля. Но... вредители могут уничтожить деревья. Возможно, на следующий год вам придется голодать, потому что на ваших полях расплодятся одни черви.
– О следующем годе мы будем беспокоиться тогда, когда до этого дойдет, – ответил Тенсен. Он прищурился и посмотрел в небо. Начинался снег. – Арин пытался выведать у меня, кто предоставил мне информацию о несчастном Тринне.
Сердце Кестрел подскочило.
– Что вы ему сказали? Вы не можете назвать ему мое имя. Вы обещали.
– Не беспокойтесь. Мы оба знаем, когда ложь бывает необходима. Я не открою ему вашу тайну. Я настоял на анонимности моего информатора. Назвал его Молью. Вас, надеюсь, это не обижает? Что я назвал вас мелким домашним вредителем?
Уголки губ Кестрел приподнялись.
– Я не против, быть молью. Я бы тотчас начала есть шелк, если бы это означало, что я смогу летать.
* * *
Манжет рукава вконец обтрепался. Арин убрал рубашку в сундук и снял с пояса кинжал, легкость которого заставляла его чувствовать себя неловко. Ему не нравилось иметь при себе кинжал Кестрел. Но ему также не хотелось убирать его в сундук или оставлять здесь. Он снова оглянулся на свой багаж. На самом верху лежала распускающаяся рубашка.
Отложив кинжал, Арин снова взял рубашку и начал вытягивать нитку, как из паутины. Он намотал ее на палец, перекрывая циркуляцию крови, и резко дернул, обрывая, а затем уставился на нее.
Мысль о том, что всего одна ниточка могла помочь Герану, была безумием. Но Арин покинул свои покои, разыскал Делию и попросил ее о катушках разноцветных нитей.
* * *
– От тебя пахнет рыбой, – сказал Арин Тенсену, когда министр вошел в покои.
– Наверное, от туфель. Я на что-то наступил. – Тенсен поднял взгляд от пола и увидел закрытый и перевязанный ремнями сундук, ожидающий у двери. – Арин, ты меня покидаешь?
– От меня здесь нет никакой пользы.
– Ты думаешь, в Геране от тебя будет пользы больше? Не хочу показаться грубым, но ты наверняка уже понял, что обязанности губернатора заключаются в том, чтобы давать императору то, что он хочет. Твоя кузина в твое отсутствие прекрасно справляется.
– Я поеду не в Геран, а на восток.
Тенсен моргнул и, нахмурившись, провел рукой по сундуку и потянул за ремни.
– Что тебе там могло понадобиться?
– Союзники.
– Восток ни с кем не заключает союзов. Восток – это восток. Они не любят чужеземцев.
– Я не спрашиваю твоего совета.
– Я вижу. Потому что, если бы спрашивал, то я напомнил бы тебе, что люди, которые отправляются в ту страну, редко возвращаются, а те, кому это удается, становятся другими.
– Перемены пойдут мне на пользу.
Тенсен внимательно на него посмотрел.
– Тебя всю ночь не было. Хотел бы я знать, что вдохновило тебя на такое решение.
– Тенсен, мы на войне. Давай смотреть фактам в лицо. Геран должен освободиться от империи, но мы ей не ровня. А вот восток – возможно.
– Чужестранцам запрещается въезжать в Дакру.
– Я не обычный чужестранец.
Тенсен собрал руки лодочкой, а затем развел их, будто рассыпая по полу семена. Таким жестом геранцы выражали скептицизм.
– Не сомневайся во мне, – сказал Арин.
– Я сомневаюсь не в тебе, а в твоей идее. Она небезопасна.
– Ничто небезопасно. Оставаться здесь небезопасно. А возвращаться домой бесполезно. Когда мы только приехали сюда, ты спросил, что я выберу: себя или свою страну.
– Верно, – медленно ответил Тенсен. – Было такое.
– Вот мой выбор.
– Легко сделать подобный выбор, когда ты на самом деле не знаешь, чего он будет тебе стоить.
– Легко это или сложно, не имеет значения. Важно то, что это мой выбор.
Тенсен поджал губы. Кожа под его подбородком собралась аккуратными складками. Внезапно он встретился взглядом с Арином и снял с пальца золотое кольцо.
– Возьми его.
– Я не могу.
– Я хочу, чтобы ты взял его.
– Оно принадлежало твоему внуку.
– Поэтому я отдаю его тебе.
– Тенсен. Нет.
– Мне нельзя за тебя беспокоиться? – Тенсен не смотрел на кольцо в протянутой руке. Его глаза не отрывались от Арина. – Ты отправишься на восток, что бы я ни сказал. Если ты не послушаешься моего совета, то, по крайней мере, окажи старику честь и прими его дар.
Арин неохотно взял кольцо. Оно наделось на его мизинец.
– Итак, в путь.
Тенсен с намеренной легкостью похлопал ладонью по перевязанному ремнями сундуку, одновременно скрывая свои эмоции и выказывая их: попытка скрыть их свидетельствовала о наплыве чувств. Он больше не смотрел на Арина, и Арин пожалел, что взял кольцо. Оно заставило его вспомнить об изумруде матери. Заставило задуматься, что больнее: отдать что-то дорогое сердцу или видеть, как это что-то у тебя забирают. Вспышкой, которой Арин хотел бы воспротивиться, он вспомнил Кестрел в таверне и то, как побелели ее губы, когда он обвинил ее. Она казалась обеспокоенной. Загнанной в ловушку.
Нет, пойманной. Это был виноватый вид.
– По пути на восток загляни в Геран, – сказал Тенсен, и Арин был рад отвлечься от своих размышлений. – У меня для тебя есть работа.
Министр рассказал Арину об урожае печного ореха.
– Откуда у тебя эта информация? – спросил Арин.
Тенсен улыбнулся.
– Ты встречался с Молью, – сказал Арин. – За пределами дворца. Поэтому от твоих туфель пахнет рыбой.
– Надо было их почистить, – угрюмо отозвался Тенсен.
Арин попытался представить Ришу, разговаривающую с Тенсеном у верфи или, может, на Мясному Ряду, но не смог.
– Когда произошла эта встреча? Сейчас уже почти полдень. Тебя не было этим утром в приемной зале.
Как и Кестрел.
Внезапно Арин рассвирепел на самого себя. Он прекрасно понимал, в каком направлении стремятся его мысли. Он не мог в это поверить. Даже сейчас, даже когда он узнал, что Кестрел сделала, даже после того, как она признала это, как он услышал слова от нее самой, разум Арина продолжал играть во все ту же безумную игру. Он отметил, что от Риши рыбой не пахло, в отличие от Тенсена. Как легко воображение Арина проигнорировало возможность того, что Риша могла встретиться с Тенсеном, а затем сменить туфли, перед тем как идти на прием к императору. Нет, сознание Арина не хотело принимать это логичное объяснение. Вместо этого оно выдало Арину образ Кестрел в платье служанки. Образ того, как она встречается с Тенсеном. Раскрывает ему тайны.
– Хватит, – огрызнулся Арин. Тенсен со смятением во взгляде закрыл рот. – Просто хватит. – Арин прижал пальцы к вискам и с силой потер. – Не говори мне, где и когда ты был. Мне не нужно это знать.
– Арин, я тебя разозлил?
– Нет.
– Тогда на кого ты злишься?
– Только на себя самого. – Арин сжал переносицу, надавив большим пальцем на закрытый левый глаз и не обращая внимания на то, как воспламенилось оцарапанное веко. Он хотел прогнать образ Кестрел. – Это глупо.
Арин был вымотан. Он плохо себя чувствовал, не спал. Его тело будто отяжелело.
– О боги, Арин, сядь. Ты же сейчас рухнешь.
Да, его уставшее сознание шутило шутки. Арин знал это. Он отнял руку от лица, нашел стул, сел и почувствовал себя лучше. Более сосредоточенным.
– Прошлой ночью я был в городе, – сказал он Тенсену. – Спросил у счетовода о ставках на свадебное платье. Главный дворцовый инженер знает, на что ставить.
Тенсен выслушал рассказ Арина о том, что он узнал от счетовода.
– Значит, если император расплатился с сенатором за тайное путешествие в Геран золотой ставкой, – проговорил Тенсен, – то, возможно, дворцовый инженер получила награду за подобную услугу.
– Разузнай об этом.
– Постараюсь, но что мне делать с тем, что я выясню? Я не смогу отправить тебе послание в город восточной королевы.
– У Дакры есть храмовый остров, – произнес Арин. Дакранцы поклонялись одной богине, и, так как почитать ее позволялось всем, чужеземцы могли причаливать к священному острову, расположенному у южного побережья страны. Остров превратился в крупный центр торговли. – Отправляй свои послания туда.
– Но все равно мы рискуем, что оно попадет не в те руки. Почтовых ястребов перехватывают, шифры рассекречивают...
– Сначала им нужно будет понять, что перед ними шифр. – Арин достал мешочек с катушками ниток. – Ты помнишь Хранителя Услуг?
Шли часы. Миновало время обеда, но Арин и Тенсен не обращали внимания на растущий голод, разрабатывая узелковый шифр. Каждый цвет должен символизировать определенного человека, как это было в связке Хранителя Услуг в годы рабства. В соответствии с каждой буквой геранского алфавита Арин завязывал разное количество узелков. Он выражал различные значения, переплетая один цвет с другим, и, в конце концов, у него вышло нечто вроде отделки, которую можно пришить на рукав рубашки и носить на виду. Новая мода. Для большинства людей это будет всего лишь украшение.
Черный цвет обозначал императора. Желтый – принца. Для себя Тенсен выбрал зеленый.
– А это, – Арин протянул ему катушку серых нитей, – для твоей Моли. – И добавил: – Для Риши.
Тенсен улыбнулся.
Когда они определили какой-либо цвет почти для всех ключевых фигур при дворе, Тенсен медленно произнес таким тоном, который Арин не смог бы забыть:
– Ты не будешь выбирать цвет для леди Кестрел?
– Нет. Не буду.
* * *
Когда Кестрел выглянула в этот день из окна, она увидела, как знамя на барбакане развевается на теплом ветру, дующем в сторону моря. Мелкий дождь – не снег – размывал картинку. Первовесенний день придет раньше, чем Кестрел того хотела. А затем Перволетний день, и свадьба.
Находясь в своих покоях в одиночестве, Кестрел вытряхнула на мозаичный мраморный стол мертвых молей из бумажного конверта. Половину она отдала на базаре Тенсену, на случай, если он захочет оставить послание на картине в галерее для нее.
Кестрел наблюдала, как моли на столе изменили цвет, повторяя узоры мозаики. Затем она аккуратно передвинула одно насекомое и смотрела, как оно раскрасилось заново.
Она испытала вспышку ярости на молей за то, что они так хорошо маскировались. Ей пришлось сопротивляться порыву раздавить их.
Не стоит ли ей попытаться объяснить все Арину? Прошлой ночью она была готова все ему рассказать. Еще не поздно.
Пребывая в неуверенности, Кестрел смела молей обратно в конверт.
Пришла Делия. Кестрел забыла, что у нее назначена примерка платья. Геранка закалывала материю булавками. Кестрел наблюдала, как окно затуманивается дождем.
Делия остановилась.
– Я думаю, что вам стоит знать. Арин сегодня уехал. Корабль отплыл, когда поднялся ветер.
Взгляд Кестрел дернулся. Затем она снова посмотрела в окно, будто могла разглядеть гавань, а за ней – волны и плывущий по ним корабль. Но она не увидела ничего, кроме зубчатых стен дворца. Дождь прекратился. Его серая завеса поднялась. Небо очистилось и стало болезненно ясным.