Текст книги "Преступление победителя (ЛП)"
Автор книги: Мари Руткоски
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Глава 19
Кестрел увидела, как Арин резко отпрянул от ее руки, когда она хотела прикоснуться к нему. Ее ладонь будто опалило пламенем.
Она почувствовала на себе тот нож, который изуродовал его. Клинок вонзился в нее. Ударил по чему-то жизненно важному, и Кестрел внутренне съежилась. От шока она потеряла дар речи. Боль выдавила весь воздух из ее горла.
Арин прикоснулся пальцами к двум швам, которые длинным, прерванным у глаза рубцом протянулись по левой стороне его лица.
– Что с тобой произошло? – прошептала Кестрел.
Он прикрыл рану, но Кестрел успела заметить длину пореза. Мертвенно-бледную кожу, натянутую черными стежками. То, как шрам изменил его лицо. То, как Арин скрывал его.
– Арин, скажи мне.
Он молчал.
– Пожалуйста, – попросила она.
Арин наклонился, и Кестрел поняла его намерение только тогда, когда он вытащил из сапога кинжал.
Ее кинжал. Ее любимый кинжал, идеальный по весу и с ее гербом, вырезанным в рубине рукояти. Ее кинжал, который несколько недель назад забрал у нее император.
– Это, – сказал Арин и протянул клинок Кестрел.
«Я сожалею», – сказала она императору.
«Нет, не сожалеешь. Но будешь».
Кестрел уронила кинжал на землю.
Арин поднял его.
– Будь осторожна. Ты испортишь лезвие. Я недавно узнал, что оно очень острое. И я показал, насколько острое, дворцовому стражнику, у которого отобрал его. А я-то думал, валорианцам хватило бы мужества не нанимать кого-то постороннего, чтобы напасть на меня в темном углу.
– Арин, это была не я.
– Я и не говорил, что ты, – ответил он, но его голос был грубым и злым.
– Я бы никогда не стала.
Должно быть, Арин почувствовал, что она готова разрыдаться: кинжал, который он держал в руках, помутнел перед ее глазами. Арин заговорил более спокойно:
– Я не думаю, что это была ты.
– Почему? – Ее голос надломился и сорвался. – Я могла все устроить. Это мой кинжал. На нем мой герб. Почему ты веришь тому, что я говорю? Почему ты вообще мне веришь?
Он подошел к перилам и наклонился над ними, скрестив предплечья и свесив кинжал над рекой. Кестрел видела его профиль. Наконец он сказал:
– Я доверяю тебе.
– Не стоит.
– Я знаю, – пробормотал он.
Кестрел услышала в его голосе напряженность, и он понял это, судя по тому, как его глаза дернулись в ее сторону. Он встал в позу, выражающую намеренное безразличие.
– Если думать логически, – небрежно произнес Арин, – то идея, что ты наняла кого-то, чтобы убить меня, не имеет смысла. Я не могу понять, каким был бы твой мотив.
– Возможно, я хотела положить конец слухам.
– Как жаль. Мне они нравятся.
– Не шути. Ты должен винить меня. Должен.
Арин покачал головой.
– На тебя это не похоже: отправлять кого-то другого, чтобы он сделал за тебя грязную работу.
– А вдруг я изменилась.
– Кестрел, почему ты пытаешься убедить меня в своей виновности?
«Потому что вина моя», – хотела ответить Кестрел.
– Мгновение назад ты настаивала, что никакого отношения к нападению не имеешь, – сказал Арин, – и это вполне похоже на правду. Не хочешь рассказать мне, почему император забрал у тебя кинжал? Кого он хотел наказать с его помощью? Только меня... или и тебя тоже?
Кестрел не могла произнести ни слова.
– Я мог бы даже почувствовать себя польщенным, – сказал Арин, – если бы лесть императора не причиняла столько боли.
Он выпрямился и снова протянул Кестрел кинжал.
– Нет, – резко ответила девушка.
– Клинок ни в чем не виноват.
Кестрел сглотнула боль. Сглотнула чувство вины, стыд и доверие.
– Если ты отдашь мне этот кинжал, я выброшу его в реку.
Арин пожал плечами, убрал кинжал обратно в сапог и повернулся к Кестрел лицом. Порез изгибался на его щеке, будто в полуулыбке, но его губы не шевельнулись, пока Кестрел на него смотрела.
– Уверен, мой новый образ завораживает во всех отношениях, но я не хочу больше о нем говорить. Я бы предпочел поговорить об этом. – Он указал на рабочий шарф Кестрел и провел пальцем в воздухе линию до ее черных сапог. – Кестрел, что ты затеяла?
Она забыла о том, как была одета.
– Ничего.
Арин приподнял брови.
– Это был спор, – произнесла Кестрел. – Я поспорила с дочерью одного из сенаторов, что осмелюсь ускользнуть из дворца без сопровождения.
– Попробуй еще раз, Кестрел.
Она пробормотала:
– Я устала сидеть взаперти во дворце.
– Этому я могу поверить. Но сомневаюсь, что ты сказала мне всю правду.
Арин прищурился, изучая ее. Ведя рукой по перилам, он приблизился, потянулся к воротнику куртки моряка и отодвинул ткань от шеи Кестрел.
Мир пропитался сладким ароматом и замер.
Арин наклонил голову. Швы на его лице оцарапали щеку Кестрел. Он зарылся лицом в ямку между ее шеей и воротником куртки и вдохнул. Кестрел затопило теплом.
Она представила, как его приоткрытый рот прижимается к ее коже. Как он улыбается, показывая зубы. А потом она представила, что сделает сама, как забудет себя, и мир ускользнет и размотается, как катушка богатой ленты. Эти образы захватили ее. Она не могла пошевелиться.
Он почувствовал, что она не движется, и замер. Он поднял голову и взглянул на нее. Зрачки его глаз были огромны.
Арин отпустил ее.
– От тебя пахнет мужчиной. – Он немного отодвинулся. – Где ты взяла эту куртку?
В ее голосе не отразился охвативший ее трепет:
– Выиграла.
– Кто стал твоей жертвой на этот раз?
– Какой-то моряк. В карты. Мне было холодно.
– Не стыдно, Кестрел?
– Нет, совершенно. – Она заставила свой голос звучать тверже. – Честно говоря, он отдал мне ее.
– Какой интересный у тебя был вечер. Сбежала из дворца. Украла куртку у моряка. Почему мне кажется, что это еще не все?
Кестрел пожала плечами.
– Мне нравится играть в карты с хорошими противниками. При дворе таких не найдешь.
– На что вы играли?
– Я же сказала – на куртку.
– Ты сказала, что он отдал ее тебе. И еще, что ты выиграла. Так что же было твоим выигрышем?
– Ничего. Мы играли на интерес.
– Чтобы ты играла на интерес? Никогда.
– Почему бы и нет? Когда-то я играла с тобой на спички.
– Верно.
Он на несколько секунд закрыл глаза, и Кестрел увидела тонкую, почти вертикальную красную линию, пересекающую его левое веко. Эта полоса оцарапала ее сердце.
Арин снова посмотрел на нее. Взгляд его серых глаз впился в ее лицо. Как и раньше, Кестрел почувствовала себя жертвой перед хищником. Арин улыбнулся. Это была ненастоящая улыбка, она перекосила левую сторону его лица.
– Я предлагаю тебе сыграть в «Клык и Жало», Кестрел. Ты согласна?
Кестрел повернулась обратно к реке.
– Будет лучше, если ты уедешь из столицы.
– Плавание по бушующему морю в полном одиночестве? Как заманчиво.
Кестрел ничего не ответила.
– Я не хочу уезжать, – произнес Арин. – Я хочу сыграть с тобой. Один раз.
Кестрел разрывалась между соблазном и мудрым выбором, и скоро она больше не могла сопротивляться первому.
– Когда? – спросила она.
– При первой удобной возможности.
У них под ногами едва ли валялась колода для «Клыка и Жала». У Кестрел будет время подготовиться... хотя она не имела ни малейшего понятия, каким образом. Ведь это была всего лишь игра. Всего одна игра.
– Хорошо, – услышала она свой ответ.
– Победитель получает все, – сказал Арин.
Кестрел взглянула на него.
– Ставки?
– Истина.
Кестрел не могла на это согласиться. Она не могла даже сказать «нет», ведь тогда она бы признала, что не может рассказать ему правду.
– Она для тебя не слишком заманчива? – спросил Арин. – Ладно. Может быть, такая ставка недостаточно высока для тебя. В этом все дело, верно? Чтобы получить от меня правду, тебе надо только спросить. Ты знаешь это. Тебе незачем играть на то, что ты можешь получить и так. – Он смерил ее взглядом. – Кестрел. Ты что-то скрываешь. И я хочу узнать что. Давай договоримся так. Если ты выиграешь, я выполню любую твою просьбу. Если ты прикажешь мне уехать из столицы, я уеду. Если пожелаешь, чтобы я больше никогда с тобой не говорил, я не буду. Назови свою цену. – Арин протянул ей руку. – Дай мне слово, что отплатишь мне честно. Слово чести валорианки.
Кестрел пыталась не смотреть на протянутую ладонь Арина. Она плотнее запахнула воротник куртки, чтобы защититься от холода.
Проиграть было немыслимо. Но если она выиграет... Она сможет отправить Арина домой. Так будет лучше. Ему стало опасно здесь оставаться. Слишком тяжело для нее самой.
– Кестрел. – Он прикоснулся к ее голому запястью и медленно скользнул пальцами в тепло широкого манжета куртки, где бился ее пульс. – В последний раз, – попросил он.
Ладонь Кестрел расслабилась, будто ей не принадлежала. Пальцы раскрылись и соединились с его.
Внезапно ей показалось, будто внутри нее появилась пустая комната, куда теперь хлынули все ее желания. Они столпились вместе в пышных юбках из тонкого шелка, которые терлись друг о друга.
– Да, – прошептала Кестрел.
Глаза Арина в темноте зажглись. Его рука была горячей.
– Поклянись.
– Валорианцы дорожат своим словом.
– Пойдем.
Он потянул ее к спускающемуся вниз переулку.
– Сейчас?
– Или ты предпочтешь играть во дворце? Как думаешь, где будет лучше, в твоих покоях или в моих?
Кестрел выпустила его руку и потерла ладонь, пытаясь заставить себя забыть его прикосновение.
Он наблюдал за ней, и выражение его лица изменилось.
– Мы сыграем позже, – сказала Кестрел, и в этот момент поняла, что, может, она согласилась просто ради удовольствия сыграть с ним или ради отравленного приза – возможности выслать его из столицы, – но какая-то малая часть ее приняла его предложение из-за предательской надежды проиграть. – Позже, – повторила она.
– Нет. Сейчас.
– Не можем же мы бродить по Теснинам, пока нам не попадется колода карт.
– Не беспокойся, – сказал Арин. – Я знаю подходящее место.
Глава 20
Арин не был уверен, что лихорадка покинула его полностью. Он находился в исступлении.
В смятении.
Он вел Кестрел обратно в Теснины. Его шаг был длиннее. Он пошел с Кестрел в ногу... а несколько мгновений спустя уже снова практически бежал.
Арин больше не знал, что существует на самом деле. Что реально? Отвращение на лице Кестрел, когда она только увидела его? Но затем на нее упал луч света фонаря, и Арин заметил потрясение и печаль.
Или это ему только показалось. «Ты видишь то, что хочешь видеть», – сказал ему Тенсен.
Когда Арин отогнул воротник той украденной (взятой на время, выигранной?) куртки от шеи Кестрел, в воздухе между ними будто вспыхнула искра. Разве не так? Но потом Кестрел превратилась в камень. Как тогда на балконе, в первую ночь. Наверное, искры были только у Арина в голове. Возможно, они были подобны тем искрам, что сыпятся из глаз, когда тебя ударят в лицо.
Арин не лгал, когда сказал, что доверяет Кестрел. Но это доверие всегда лежало внутри него тяжелым камнем. В доверии ей не было смысла. Арин мог назвать множество причин. Его доверие было глупостью. Болезнью. Арин сам полностью не понимал его природы. Он даже не был уверен, что это упрямое стремление исходило от настоящей надежды, а не от привычки попрошайки, который так и заснул с рукой, протянутой за мелкими монетами.
Арин быстро оглянулся через плечо. Кестрел бросала на узкий переулок вокруг обеспокоенные взгляды: на помои и мусор в канаве, колеблющийся свет фонарей из игорных домов, разваливающиеся лестницы. Опасные на вид пятна льда под ногами.
Она поймала его взгляд и поправила рабочий шарф, чтобы прикрыть лицо, будто Арин был незнакомцем. Будто не знал, кто она, и его могла обмануть ее маскировка.
Маскировка! Арин замер на месте и восхитился тем, как Кестрел выглядела в платье служанки. Ее яркие волосы были спрятаны, открывая лицо и чистый лоб. Она смыла ту проклятую метку.
Он испытал непонятное оживление. Почти головокружение. Оно наполнило его легкие и пришпорило пустившееся вскачь воображение, которое создавало фантазии, показывающие, насколько далеко зашел его разум.
Арин представил, что Моль Тенсена – это Кестрел.
Да, усмехнулся он, так все и есть. Это все объясняет.
Пораженный своей способностью к самообману, Арин рассказал себе коротенькую нелепую историю. Намеки Тенсена на то, что Моль – Риша, были всего лишь намеками. Тенсен ничего не говорил прямо. А Кестрел находилось в прекрасном положении, чтобы собирать информацию для куратора шпионов Герана, не так ли? Любимица двора. Дочь генерала. Приближенная императора. Невеста его сына. Тенсен никогда бы не рассказал Арину, что источник информации – она.
Все прекрасно сходилось. И только посмотрите на нее сейчас. Платье служанки. Эта куртка. Какая-то загадка во взгляде. О да. Из Кестрел получилась бы великолепная шпионка.
И давайте не будем забывать то испорченное платье, которое описывала Делия. Разорванные швы, рвота и грязный подол.
Разве это не похоже на Кестрел – рисковать собой?
Ради чего? Герана?
Ради Арина?
О боги лжи и безумия! Арин сошел с ума.
Он рассмеялся вслух.
* * *
Кестрел тоже остановилась. Она видела, как его лицо осветилось странным, жестким весельем, еще до того, как он засмеялся.
– Арин, – произнесла она, – в чем дело?
– Ни в чем. – Все еще улыбаясь, он встряхнул головой. – Во всем. Я не знаю.
– О чем ты?
– Просто шутка. Глупая шутка. Неважно. Не обращай внимания.
Ей не хотелось выведывать. Не хотелось снова услышать тот безрадостный смех.
Они сделали еще несколько шагов под деревянными табличками, что висели над дверями различных заведений, подобно неподвижным знаменам. Когда Кестрел поняла, куда Арин ведет ее, она остановилась. Она уставилась на таверну под изображением сломанной руки на противоположной стороне улицы. Это оттуда вышел тот пьяный лорд, который почти узнал ее.
– Мне нельзя туда.
– Для тебя недостаточно роскошно?
Глаза Арина все еще блестели сатирическим светом.
– Кто-нибудь может узнать меня.
– Вряд ли.
– Неужели простая одежда настолько меня изменила?
Она услышала в своем голосе высокомерную нотку и смутилась.
– Кестрел, я могу заподозрить, что ты считаешь себя слишком высокородной, чтобы войти в «Сломанную руку». Или что ты боишься проиграть мне, что вполне понятно.
Она бросила на него сердитый взгляд и шагнула вперед.
Таверна бушевала шумом и светом. Здесь были толпы людей. Воздух загустел от табачного дыма, мясного запаха дешевых свечей на сале и влажной дрожжевой смеси алкоголя и пота. Кестрел шла сквозь толпу.
– Ты знаешь, куда идти? – с весельем в голосе сказал Арин ей на ухо.
Кестрел продвигалась вперед. Около барной стойки дышать стало легче, но, приблизившись, она увидела трех растрепанных пьяных придворных, которые громко шумели. Одного из них Кестрел знала по имени. Он занимал высокое положение и был в числе приближенных к императору на приеме в Зимнем саду.
Кестрел опустила голову, опасаясь быть узнанной.
Но она не успела. Взгляд придворного упал на нее... и скользнул дальше. Он не заметил ее, по крайней мере, не увидел ничего, что стоило бы его внимания. Один из его товарищей рассмеялся его шутке. Сенатор отвернулся к нему.
Они весело потребовали еще выпивки, и никто из них больше не взглянул в ее сторону.
– Ты остановилась, – пробормотал Арин Кестрел на ухо.
С готовым выскочить из груди сердцем Кестрел повернулась к Арину так резко, что столкнулась с ним. Он поймал ее за плечо.
– Я ухожу, – сказала она.
– Ты обещала. Одна игра.
– Не здесь. Не сейчас.
Хватка Арина усилилась.
– Значит, ты сдаешься. Я выиграл.
Биение пульса в ушах изменилось. Ее сердце ускорилось от его прикосновения. Она стояла перед соблазном и перед... чем-то еще, что, наверное, было более мудрым вариантом, если бы она не забыла каким.
Это что-то еще изменило форму, затвердело внутри Кестрел. Оно настаивало на «да», изгоняло «нет» и называло Кестрел трусихой. Оно взялось за руки с соблазном.
– Я никогда не сдаюсь, – сказала Кестрел. Арин улыбнулся. Она повела его в дальний угол, где стояло несколько столов. Все были заняты. За самым дальним от сенаторов столом сидели двое валорианских торговцев. Кестрел подошла к ним.
– Уступите нам свои места, – сказала она и уронила на стол кошелек, который украла у капитана порта. Торговцы посмотрели на кошелек, потом на нее и решили пить стоя. Они забрали кошелек и ушли.
– Грубо, но действенно, – признал Арин, когда Кестрел уселась спиной к придворным. Арин остался стоять. Девушка ожидала, что он скажет что-нибудь насмешливое. То металлическое веселье еще не до конца покинуло его, но смягчилось, пока они пробирались через толпу в таверне. Арин выглядел каким-то усталым, будто бегун, который только что пробежал дистанцию. Какая бы мысль ни овладела им в переулке, эта мысль оставила его... если не до конца, то почти. Кестрел больше не видела ее отражения на его обезображенном лице.
На его милом лице, которое она так любила. Как оно могло нравиться ей еще больше из-за шрама? Что за человек мог видеть чужое страдание и чувствовать, как сердце раскрывается еще шире, с еще большей готовностью, чем раньше?
С ней было что-то не так. Почему ей хотелось прикоснуться к порезу и назвать его красивым?
Арин на нее больше не смотрел. Его что-то отвлекло.
Кестрел проследила за его взглядом и увидела рыжеволосую женщину с черными глазами, которая холодно смотрела на Арина. Выражение его лица не изменилось, но что-то внутри него дернулось. Кестрел почувствовала это. Ее сердце сжалось.
Когда Арин снова обратил свое внимание на Кестрел, она изучала щербатую поверхность стола.
– Я пойду раздобуду колоду карточек, – сказал он. – И вина. Принести вина?
Ее ответом должно было стать решительное «нет». Кестрел нуждалась в ясности сознания для игры, которую она не должна была – не могла – проиграть. Но внезапно она почувствовала себя очень жалкой и поняла, что нервничает с тех пор, как Арин нашел ее у реки. Она ответила «да».
Он помедлил, будто хотел разубедить ее, а затем отошел от стола.
Его поглотила толпа. Кестрел не видела, куда он направился.
* * *
Арин не хотел оставлять ее надолго. Она привлечет к себе внимание. Таковой была ее природа. Но когда он вернулся с вином и набором для игры, Кестрел сидела в молчании и одиночестве: тишина вокруг нее была почти зловещей посреди бушующей таверны.
Он увидел ее раньше, чем она его. Он увидел, как она печальна. Арин понял, что именно это привлекло его внимание у канала, когда он посчитал ее безымянной служанкой: ощущение, будто эта незнакомка потеряла что-то для нее настолько дорогое, как и то, что потерял он сам.
В своем сознании Арин уже проиграл Кестрел в «Клык и Жало» и позволил всем своим вопросам уйти.
Он произнес: «Скажи, чего ты хочешь».
А она ответила: «Уезжай из города».
Она сказала: «Забери меня с собой».
Кестрел подняла голову. Встретившись взглядом с ее глазами – светло-светло-карими, почти золотыми, – Арин понял, что он глупец. Тысячу раз глупец.
Он должен остановиться. Эти сны наяву причиняли боль. Почему он позволял себе такие фантазии? Они все искажали. Сейчас Арин испытал стыд, вспомнив, как притворился, пусть даже на мгновение, что Кестрел была Молью. Он изгнал эту милую маленькую ложь из своей головы. Зарекся когда-либо еще так думать. Такие мысли разрывали его на две части, подобные тому, каким было его лицо: одна сторона – невредимая, а другая – изуродованная и пульсирующая.
Он сел, положил колоду на стол, поставил стакан и налил вино.
– Только один стакан? – спросила Кестрел.
Он протянул стакан ей.
– Мне не стоит пить. Как оно?
– Отвратительное, – ответила Кестрел, но сделала большой глоток.
Арин распечатал колоду. Кестрел взяла одну грубую деревянную карточку и покрутила ее в руках, попыталась стереть большим пальцем какое-то пятно. Арин смотрел, как она снова сделала глоток вина.
Арин вспомнил об испорченном платье, описанном Делией. Тенсен нетерпеливо отмахнулся от этой истории, показывая Арину, что искать в ней что-то зловещее нелепо. Рвота на рукаве платья? А разве придворным не нравится вино? Арин видел десятки валорианцев пьяными в стельку. Что же касается грязи на подоле и разорванных швов... любой может споткнуться. Верно, в Зимнем саду грязи нет, но Арин видел далеко не все открытые площадки дворца. В некоторые его части ему не позволялось входить. Кестрел могла упасть где угодно.
Неловкость и пьянство никак не вязались с Кестрел. Но Арин видел, как она почти осушила стакан.
«А вдруг я изменилась», – сказала она у реки.
Арин забрал у Кестрел карточку и с излишним усердием перемешал колоду. Игроки набрали раздачи.
Набор Арина был жалок. Единственным, что спасало его от неизбежного поражения, была пара мышей, но мышь считалась едва ли не самой низшей карточкой. В остальном его набор состоял из разнообразия карточек Жала, с которыми любила играть Кестрел, и играла хорошо. А он – не очень.
У Кестрел была лучшая комбинация. Арин знал. Ее лицо ничего не выдавало, но именно на это Арин и обратил внимание: на сгусток отсутствия любых эмоций. Кестрел изменилась, но незаметно. Она облачилась в энергию.
– Кестрел.
Она отложила одну карточку и взяла другую, не глядя на Арина. Он заметил – как он мог не заметить? – что теперь она избегала смотреть на него. И неудивительно. Его лицо болело. Швы зудели. Он испытывал огромное желание вырвать нити из швов.
– Посмотри на меня, – сказал он. Кестрел повиновалась, и внезапно Арин пожалел об этом. Он прочистил горло и сказал: – Я больше не буду пытаться убедить тебя не выходить за него.
Кестрел медленно добавила к своей раздаче еще одну карточку. Взглянув на нее, она ничего не сказала.
– Я не понимаю твоего выбора, – сказал Арин. – А может, и понимаю. Неважно. Ты этого хочешь. Это ясно. Ты всегда делаешь только то, что хочешь.
– Ты так считаешь?
Ее голос был ровным и бесстрастным.
Арин решил рискнуть:
– Я подумал...
У него была одна идея. Появилась уже некоторое время назад. Она ему не нравилась. Слова оставили на языке горечь, но он все думал об этом и думал, и если так и будет молчать...
Арин заставил себя снова всмотреться в карточки. Он пытался понять, от какой карточки Жала Кестрел получит меньше всего выгоды. Он отложил пчелу. И в то же мгновение пожалел об этом.
Следующей он взял из колоды одну из высших карточек Жала. Это могло бы воодушевить его, но у Арина было такое ощущение, будто он несется сломя голову к неизбежному моменту, когда Кестрел выиграет, и он спросит, чего она хочет.
– Я подумал...
– Арин?
Она выглядела обеспокоенной. Это заставило Арина решиться. Он глубоко вздохнул. Мышцы его живота превратились в железо. Его тело будто готовилось к прыжку в глубокую воду. К удару под дых. К самым сложным, самым высоким или низким нотам, которые он только мог спеть. Его организм знал, что должен выдержать это.
– Выходи за него, – сказал Арин, – но втайне будь моей.
Кестрел отдернула руку от карточек, будто обожглась. Она откинулась на спинку стула и потерла сгиб локтя. Допив остатки вина из стакана, она продолжила молчать. Наконец сказала:
– Я не могу.
– Почему? – Арин горел от унижения и ненавидел себя за то, что спросил. Порез на щеке пылал. – Это не сильно отличается от того, что ты готова была выбрать раньше. Когда ты поцеловала меня в своей карете в Первозимнюю ночь, ты думала оставить меня своей тайной. Если ты вообще о чем-то думала. Я стал бы одним из тех особых рабов, которых вызывают ночью, когда весь остальной дом спит. Ну? Разве все было не так?
– Нет, – тихо ответила она. – Не так.
– Тогда скажи мне. – Арин проклинал себя за каждое слово. – Скажи мне, как все было на самом деле.
Кестрел медленно ответила:
– Все изменилось.
Арин наклонил голову набок, подняв подбородок так, чтобы на его раненую левую щеку падал свет.
– Из-за этого?
Кестрел ответила таким тоном, будто ответ был очевиден.
– Да.
Арин рывком встал из-за стола.
– Кажется, мне нужно выпить.
Он пошел прочь, но потом оглянулся через плечо и сказал так, чтобы его слова прозвучали оскорблением:
– Не трогай карточки.
* * *
Кестрел не понимала, почему он так злится. Разве ему не было ясно, что рана – ее вина? И что может произойти что-то еще хуже?
Арин все не возвращался.
Кестрел размышляла над тем, чего не могла понять. Она подумала, что, возможно, Арин был ранен гораздо глубже, чем это было видно. Она вспомнила его вопрос и свой ответ. Прокрутила их в памяти еще раз.
Постепенно она начала разбираться в причине недопонимания. Ее «да» относилось к посланию императора, вырезанному на лице Арина. Арин же спрашивал о шраме, а не о том, что он обозначал. Он злился на то, каким она его видела... по его мнению.
В ее душу вцепился ужас. Кестрел не могла дождаться, когда Арин вернется. Она должна найти его. Должна объяснить ситуацию.
* * *
Арин пробился к барной стойке, чтобы попросить еще один стакан. Хозяйка таверны, валорианка, проигнорировала его. Сначала она обслужила всех остальных. Когда к ней подошли еще валорианцы, она обслужила и их тоже. Арин был почти готов сам обратить на себя ее внимание. Голос Кестрел у него в ушах все повторял: «Да».
Поверхность барной стойки была липкой и пахла кислятиной. Уставившись на нее, Арин думал об изумрудной серьге и о том, как она блестела, будто была зачарованной. Сарсин нашла ее в густом ковре с узорами, который скрутили и оставили в неиспользуемой части его дома в Геране. Изумруд нашелся, как в одной из сказок про вмешательство богов. Арин поклялся, что никогда с ним не расстанется.
Но он отдал серьгу и теперь понял, что на самом деле пытался купить не информацию, а доверие. Арин больше не мог доверять самому себе. Он верил, что ставки в книге счетовода имели большое значение. Изумруд подарил ему обещание, что, если эта его вера оправдается, он снова сможет полагаться на свои предположения.
Ладони Арина тоже стали липкими от поверхности стойки. Он немного остыл и вспомнил Кестрел, которую знал в Геране. Он не думал о том, какой она была сейчас. Но и не совершал больше свою частую ошибку: не представлял вместо теперешней Кестрел – валорианки до мозга костей, которая прекрасно себя чувствовала при дворе и в столице, – человека, которым хотел ее видеть.
Он просто вспомнил девушку, которой она была. Он задал этой Кестрел тот же вопрос, который задал Кестрел-служанке, и она ответила так же. Но на этот раз в ее «да» было и «нет» тоже. На этот раз ее ответ представлял собой шкатулку с двойным дном, и его истинное значение пряталось гораздо глубже, чем Арин полагал.
Он все неправильно понял.
Арин пожалел, что ушел из-за стола. Он решил, что должен немедленно вернуться.
И вернулся бы, если бы его не отвлек отрывок разговора из-за стола неподалеку.
Там выпивала группа сенаторов. Этой ночью в «Сломанной руке» собралась очень разнообразная публика, и придворных было больше, чем обычно. Эти говорили о востоке.
– ...впечатляющая победа, – говорил один. – Как раз такая, какую стоит ожидать от генерала Траяна.
– Не все почести должны достаться ему, – ответил другой. – Идея принадлежала его дочери.
– В самом деле?
– Я присутствовал при этом. Утром после бала в честь помолвки в Зимнем саду был прием. Разумеется, пригласили только самых высокопоставленных лиц двора. Некоторые из нас обсуждали, каким образом будет лучше взять восточные равнины. Император даже спросил моего мнения. Я считаю, что моя идея была очень неплоха. Но не думайте, что я такой завистливый. Я понимаю, почему императору больше понравился план леди Кестрел. Это она предложила, чтобы генерал отравил лошадей. Она сказала, что восточные дикари не смогут без них выжить. Все мы поняли, что это сработает. И так и вышло, не правда ли?
Смех.
– За леди Кестрел, – поднял свой бокал сенатор.
– За леди Кестрел!
* * *
Кестрел встала из-за стола, чтобы разыскать Арина, но вдруг раздались возгласы в ее честь.
Неужели ее узнали?
Никто не смотрел на служанку в углу. Но Кестрел все равно еще больше встревожилась.
Арина не было видно. Он растворился среди сборища людей у бара.
Или он вообще ушел из таверны? Неужели она так сильно его оскорбила?
Кестрел успокаивала себя тем, что Арин не оставил бы незаконченной партию. Внезапно он с пустыми руками появился из толпы.
Он подвинул свой стул обратно к столу.
– Арин... то, что я сказала, про твою рану...
– Я не хочу об этом говорить.
Он сел и разложил свои карточки в другом порядке.
– Но я должна сказать тебе. Арин, твое лицо...
– Мне плевать на мое лицо!
Кестрел закрыла рот. Арин не смотрел на нее. Охваченная тошнотворным страхом, причину которого она сама еще не понимала, она опустилась обратно на свой стул.
– Почему те сенаторы пили в мою честь?
Арин не ответил.
– Ты знаешь почему?
Арин устремил на нее решительный взгляд:
– Давай играть.
– Ты так и не взял себе стакан.
Кестрел налила в свой еще вина, расплескав несколько капель. Она вытерла их со стекла большим пальцем и протянула стакан Арину, который сделал вид, что не заметил ее жеста.
Кестрел играла, наблюдая, как Арин отбрасывал одни карточки и набирал другие, и чувствовала, как пульсирует его ярость. Она все нагнеталась, почти затвердела. Ее сила могла заставить дрожать. Игра вышла из-под контроля Кестрел.
В конце концов, она обрадовалась проигрышу. Она расскажет Арину правду. Кестрел поклялась себе в этом. Все можно объяснить. Кестрел боялась, боялась клокочущей в нем ярости и того, что он сделает, когда узнает правду. Но она все ему расскажет. Она не могла больше молчать.
Арин произнес:
– Это ты посоветовала генералу отравить лошадей жителей восточных равнин?
– Что?
– Ты?
– Да, – сбивчиво ответила Кестрел, – но...
– Ты понимаешь, что ты сделала? Сотни людей – невинных людей – умерли во время бегства в город королевы.
– Я знаю. Это было ужасно...
– Ужасно? Дети умирали от голода, а их матерям оставалось только рыдать. Это нельзя описать словами.
В горле Кестрел поднялось чувство вины.
– Я могу объяснить.
– Как можно объяснить намеренное убийство?
– Ты меня спрашиваешь? – парировала Кестрел, испытав вспышку ярости. – Люди умирали и из-за тебя тоже, Арин. Ты убивал. У тебя на руках есть кровь. Первозимнее восстание...
– Это не одно и то же.
Он будто подавился своими словами, и Кестрел ужаснулась тому, как все, что она говорила, приобретало в его глазах извращенный смысл.
– Я имела в виду, что у тебя были на то свои причины.
– При чем здесь мои причины? Не могу поверить, что ты упомянула их, не говоря уже о том, чтобы сравнивать... – Его дрожащий голос стал тише. – Кестрел. Единственное, что нужно империи, – это порабощение. И ты приняла в этом участие.
– У меня не было выбора. Иначе бы мой отец...
– Подумал, что ты слабая? Отрекся от тебя из-за того, что ты не дева-воительница, всегда имеющая в запасе идеальный план для атаки? Твой отец. – Арин сжал губы. – Я знаю, что ты жаждешь его одобрения. Что ты ради этого готова выйти замуж за принца. Но руки твоего отца по локти в крови. Он монстр. Как можно кормить монстра? Как можно его любить?
