Текст книги "Преступление победителя (ЛП)"
Автор книги: Мари Руткоски
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Глава 7
Он ждал в приемном зале – его одинокая фигура почти терялась посреди огромного помещения со сводчатым потолком. Представитель Герана был пожилым, худоватым мужчиной, тяжело опиравшимся на трость для ходьбы.
Кестрел споткнулась и теперь начала приближаться медленнее. Она невольно заглядывала старику за плечо, высматривая Арина.
Его здесь не было.
– Я думал, что Валорианская империя уже избавилась от варварских пережитков, – сухо произнес гость.
– Что? – переспросила Кестрел.
– На вас нет обуви.
Кестрел опустила взгляд и только теперь осознала, что ступням ее ног холодно: когда она покинула свою гардеробную и бросилась бежать через весь дворец, то забыла о самом существовании обуви. По пути сюда ее мог увидеть кто угодно. На нее уже точно обратили внимание валорианские стражники, стоявшие по бокам от входа в приемный зал.
– Кто вы? – требовательно спросила Кестрел.
– Тенсен, министр земледелия Герана.
– А губернатор? Где он?
– Он не приехал.
– Не... – Кестрел прижала ладонь ко лбу. – Император отправил приглашение. На официальное мероприятие. А Арин отказывается явиться?
Слои ее ярости накладывались друг на друга, подобно материи бального платья. Она злилась на Арина, на то, как он совершил политическое самоубийство.
Она злилась и на себя. На свои босые ноги, которые являлись доказательством голой, непреклонной, холодной истины: в ней жила надежда, нужда увидеть кого-то, кого она должна забыть.
Арин не приехал.
– Я постоянно ловлю на себе этот разочарованный взгляд, – жизнерадостно произнес Тенсен. – Никто и никогда не рад встрече с министром земледелия.
Наконец Кестрел сосредоточилась на его лице. Его морщинистая кожа была темнее, чем у нее, а за небольшими зелеными глазами скрывался ум.
– Вы написали мне письмо. – Слова Кестрел прозвучали натянуто. – Вы говорили, что нам многое нужно обсудить.
– О, да. – Тенсен небрежно махнул рукой. Свет ламп отразился от простого золотого кольца у него на пальце. – Нам нужно поговорить об урожае печного ореха. Но позже. – Его взгляд медленно переместился на валорианских солдат, которые стояли по периметру зала, а затем он встретился глазами с Кестрел. – Ваша проницательность могла бы помочь мне в некоторых вопросах, касающихся Герана. Но я старик, миледи, и долгое путешествие верхом не пошло мне на пользу. Полагаю, мне нужно немного отдохнуть, уединившись в своих покоях. Возможно, вы могли бы показать мне, где они находятся?
Кестрел понимала, на что он намекает. Она не пропустила того, как он дал ей знать о своем подозрении, что их подслушивают, как и не осталась глуха к его завуалированному предложению поговорить более спокойно в его гостевых комнатах. Но она сглотнула боль в горле и сказала только:
– Ваш путь сюда был тяжел?
– Да.
– А снег – он уже начал падать?
– Да, миледи.
– Горный перевал будет заблокирован.
– Да, – мягко ответил Тенсен, но он слишком хорошо все понимал. Кестрел была уверена, что он услышал ту ужасную нотку в ее голосе, и узнал в ней признак того, что девушка сражается с подступившими слезами. – Как и ожидалось, – добавил он.
Но она-то этого не ожидала. Ох, эта глупая, жестокая надежда – зачем надеяться увидеть кого-то, связь с кем уже утрачена? Какой в этом смысл?
Никакого.
Очевидно, Арин тоже это понимал. Понимал лучше, чем Кестрел, потому что иначе его надежда по своей силе равнялась бы ее и вынудила бы его приехать.
Кестрел заставила себя выпрямиться.
– Вы сможете найти свои покои сами, министр Тенсен. У меня есть более важные дела.
Она решительным шагом вышла из зала. Мраморный пол с прожилками казался ей ледяным, он будто превратился в замерзшее озеро с трещинами, на которые Кестрел не обращала внимания.
Она спокойно шла прочь.
Ей было все равно.
* * *
Джесс поправила бальное платье Кестрел, отступила назад, наклонила голову на бок и обратила на подругу пристальный взгляд.
– Ты волнуешься, – сказала Джесс, – верно? У тебя напряженное лицо.
– Я плохо спала этой ночью.
Это было правдой. Кестрел попросила Джесс приехать к ней из ее столичного дома пораньше и провести ночь перед балом в своих покоях. Они спали на одной кровати, как иногда делали в Геране, когда были маленькими девочками, и разговаривали до тех пор, пока в лампе не закончилось масло.
– Ты храпела, – добавила Кестрел.
– Неправда.
– Правда. И так громко, что люди в моих снах жаловались.
Джесс рассмеялась, и Кестрел обрадовалась успеху своей маленькой глупой лжи. Смех смягчил лицо Джесс, заполнил впалые щеки. Отвел внимание от темных кругов под карими глазами. С тех самых пор, как Джесс была отравлена в ночь Геранского восстания, она всегда выглядела нехорошо.
– У меня есть кое-что для тебя. – Джесс открыла свой дорожный сундучок и вынула из него бархатный сверток. – Подарок в честь помолвки. – Джесс стала его разворачивать. – Я сделала его для тебя.
В бархате лежало ожерелье из цветов, нанизанных на чёрную ленту. Большие раскрывшиеся лепестки, сделанные из отшлифованных кусочков янтарного стекла, и тонкие завитки стебельков. Несмотря на приглушенные цвета, благодаря своей форме цветки казались почти настоящими.
Джесс завязала ленту вокруг шеи Кестрел. Звякнув друг о друга, цветки заняли свое место на лифе ее платья.
– Оно прекрасно, – сказала Кестрел.
Джесс поправила ожерелье.
– Я понимаю, почему ты волнуешься.
Перезвон цветков стих. Кестрел поняла, что задерживает дыхание.
– Я не должна этого говорить. – Их глаза встретились. Джесс, не мигая, устремила на Кестрел тяжёлый взгляд. – Я ненавижу то, что ты выходишь замуж за члена императорской семьи. Ненавижу то, что прямо из этой комнаты ты пойдешь на бал в честь своей помолвки. Ты должна была стать моей сестрой! Ты должна была стать женой Ронана!
Кестрел не видела Ронана с ночи Первозимнего восстания. Она писала письма, которые сама же и сжигала.
Она отправила ему приглашение ко двору. Оно было проигнорировано. Он был сейчас в городе, по словам Джесс. Он связался с плохой компанией. Затем Джесс плотно сжала губы и не сказала больше ни слова. А Кестрел, которая любила Ронана так сильно, как только могла, не осмелилась спросить о нем.
Кестрел медленно произнесла:
– Я уже говорила тебе. Император предложил мне брак с его сыном. Я не могла отказаться.
– Не могла? Каждый знает, как ты обрушила на Геран гнев имперской армии. Ты могла бы попросить императора о чем угодно!
Кестрел молчала.
– Ты просто не хотела отказываться, – продолжала Джесс. – Ты никогда не делаешь того, чего делать не хочешь.
– Это политический брак. Ради блага империи.
– Почему же ты решила, что именно ты наиболее удачный выбор?
Кестрел никогда раньше не видела в глазах Джесс такую обиду. Она тихо сказала:
– Ронан в любом случае сейчас не захочет меня даже видеть.
– Верно. – Казалось, Джесс раскаялась в своих словах, а затем и в самом раскаянии. В ее голосе по-прежнему звучал камень. – Я рада, что его сегодня здесь не будет. Как мог император пригласить на бал геранцев?
– Только одного. Одного геранца.
– Это отвратительно.
– Они больше не рабы, Джесс, а свободные члены империи.
– Значит, мы награждаем убийц свободой? Эти повстанцы убивали валорианцев. Они убивали наших друзей. Я ненавижу императора за его указ.
Это были опасные слова.
– Джесс...
– Он не знает. Он не видел, на какие дикости способны рабы. А я видела. И ты. Этот так называемый губернатор держал тебя в качестве игрушки...
– Я не хочу об этом говорить.
Джесс опустила взгляд и нахмурилась. Она тихо сказала:
– Ты никогда об этом не говоришь.
* * *
Кестрел стояла рядом с Верексом за закрытыми дверями бального зала, слушая, как перекатываются волны голоса императора. Девушка не могла разобрать слов, но ощущала уверенный ритм. Император был умелым оратором.
Верекс стоял с опущенной головой, засунув руки в карманы. Он был одет в парадную военную форму: весь в черном, с золотой окантовкой, которая повторяла цветом блестящую горизонтальную линию на лбу Кестрел. Их украшенные драгоценными камнями кинжалы на поясе подходили друг к другу. Император наконец преподнес Кестрел обещанный кинжал, и тот действительно был прекрасен – усеян бриллиантами и заточен, как бритва. Но он был слишком тяжелым и оттягивал ремень на поясе.
Кестрел не могла дождаться, когда император закончит свою речь. Ее желудок поднимался и опадал вместе со звуками его голоса. Ногти Кестрел впились в ладони.
Верекс шаркнул ногой по полу.
Кестрел проигнорировала его и прикоснулась к стеклянному лепестку на своем ожерелье. Он казался таким хрупким.
Император замолчал. Двери распахнулись.
Все это напоминало видение: разодетая во всевозможные цвета толпа, жар, аплодисменты, фанфары.
А затем грохот музыки стих, потому что император снова начал говорить, а потом, должно быть, он замолчал, так как Кестрел успела услышать мгновение полной тишины, перед тем как Верекс поцеловал ее.
Его губы были сухими. Вежливыми.
Она знала, что это должно произойти – все было расписано заранее, – и постаралась в этот миг отстраниться от самой себя как можно дальше. Но ее разум не мог вечно находиться в спячке. Он приказал ей оставаться на месте, не убегать, потому что все было не так плохо: поцелуй был всего лишь пустой оболочкой, мазком на чистом листе бумаги. Однако Кестрел была полностью в сознании и узнала вкус своей лжи.
– Прости, – тихо сказал Верекс, отстранившись. А затем они первыми начали танцевать.
После поцелуя Кестрел будто онемела. Сначала слова Верекса не получили в ее сознании никакого ответа. А когда она наконец поняла, что он сказал, то ей показалось, будто это ее слова, будто это она просила прощения у своей прежней сущности, у той, которая предала Арина. «Прости», – говорила она себе. «Мне жаль», – повторяла она. Кестрел думала, что знает, чего стоил ей ее выбор, однако, когда принц поцеловал ее, она явственно осознала, что будет расплачиваться до конца своих дней.
– Кестрел?
– Прости, – повторила Кестрел, кружась с Верексом по залу. Принц не обладал природным даром к танцам, но двигался сносно, словно его учитель танцев приходил на занятия, вооруженный розгой.
– Мне нет прощения, – произнес Верекс. – Поэтому ты выглядишь такой несчастной?
Кестрел разглядывала окантовку его камзола.
Верекс сказал:
– Возможно, есть еще одна причина, почему ты намерена выйти за меня замуж.
Смычки скрипачей опустились и теперь касались струн только самым кончиком.
– Мой отец имеет над тобой какую-то власть, – проговорил Верекс.
Кестрел подняла глаза, а затем снова их отвела. Верекс прижал их соединенные руки к своей груди. Толпа начала перешептываться и вздыхать.
Принц пожал плечами.
– Таков мой отец. Но чем таким он обладает...
– Верекс, неужели я такая плохая невеста?
Он слегка улыбнулся. Танец подходил к концу.
– Вовсе нет.
– Тогда давай договоримся, что постараемся ничего не испортить, – сказала Кестрел.
Верекс поклонился, и Кестрел еще не успела понять, означал его поклон «да» или «нет», или он просто таким образом закончил танец, когда вложил ее ладонь в руку одного из сенаторов. Затем был еще один танец с еще одним сенатором, а потом Кестрел оказалась в руках министра финансов.
После этого лица и титулы перестали иметь значение.
В конце концов, она специально шагнула не туда, чтобы кто-нибудь наступил ей на ногу. Кестрел успокоила своего пришедшего в ужас извиняющегося партнера, но взмолилась об отдыхе и, специально прихрамывая, отошла в тот угол, где играли в настольные игры.
Девушка выбрала позолоченное кресло, которое стояло отдельно от остальных, но знала, что скоро кто-нибудь подсядет к ней и ей придется вести беседу и улыбаться, пока не сведет щеки.
Ей не стоило беспокоиться. Все взгляды были прикованы к наследному принцу, который сидел за столом для игры в «Пограничные Земли», соревнуясь с высокопоставленным лейтенантом городской стражи.
Игра шла к тому, чтобы закончиться для принца унизительным поражением. Лейтенант уже захватил многие ключевые фигуры Верекса и выстроил их в ряд. Генерал Верекса был отрезан от своего войска и окружен войском лейтенанта. Мраморные фигурки прокладывали свои тропы, сбрасывая друг друга с доски.
Верекс поднял глаза и встретился взглядом с Кестрел. Он аккуратно дотронулся пальцем до своего зеленого пехотинца.
Это была всего лишь игра. Какая разница, если Верекс сделает неправильный ход и проиграет?
Однако Кестрел подумала об Арине, который не ответил на приглашение императора, и задалась вопросом, чего это будет ему стоить.
Она задумалась о возможности перемирия с Верексом.
Удерживая взгляд принца, Кестрел покачала головой – это было едва уловимое движение, всего лишь наклон подбородка в сторону.
Принц убрал руку от пехотинца и опустил ее на кавалериста.
Двумя пальцами Кестрел смахнула с платья невидимую пушинку, слегка взмахнув рукой вперед.
Верекс передвинул кавалериста на две клетки вперед.
Так и продолжалось до тех пор, пока с лица лейтенанта не исчезло самодовольство. Армия Верекса наступала и совершала ключевые убийства. Верекс взглянул на своего отца, который появился с краю толпы. Когда глаза принца, сверкающие новой надеждой, снова обратились к Кестрел, она не смогла отвести взгляд. Она молча давала ему советы. Принц пользовался ими.
А затем зеленый генерал опрокинул красного.
Толпа взревела, поздравляя своего принца. Мягко перекатываясь с пятки на носок, император скрестил руки на груди. С любопытством на лице он не отрывал взгляд от сына.
Но осуждения его лицо не выражало.
Кестрел услышала, как Верекс отказался сыграть еще партию. Теперь, когда спектакль закончился, внимание толпы должно было вскоре переключиться на нее. За другим столом поблизости также шла партия «Пограничных Земель» между дочерью сенатора и Ришей, восточной принцессой, похищенной еще ребенком и воспитанной при дворе в качестве избалованной заложницы. Кестрел ожидала, что Риша окажется хорошим игроком, но по увиденному девушка поняла, что принцесса играла (или притворялась, будто играет) посредственно. Ничего захватывающего за этим столом не предвиделось. Немного поодаль шла игра между геранским министром – Тенсеном, вспомнила Кестрел – и мелким валорианским бароном, который, скорее всего, снизошел до партии с Тенсеном только ради зрелищной победы. Зрителей собралось немало, они с довольным видом расширяли глаза, когда Тенсен забывал, как ходит та или иная фигура, или почти засыпал в перерывах между ходами. Этот фарс должен был удержать на себе внимание, но недолго.
И тогда вспомнят о ней.
Горло Кестрел сжалось при мысли о том, что ей придется изображать радость по поводу своей помолвки. Но деваться было некуда. Ей придется танцевать всю ночь напролет, пока последний гость не покинет бальную залу, а от ее туфель и сердца не останутся лишь лоскуты.
Кестрел встала. Император не наблюдал за ней. По крайней мере, сейчас. Его глаза были прикованы к сыну. Она пробралась через толпу, отвечая всем, кто ее останавливал, что уже пообещала кому-то танец. Бальная зала была заполнена людьми. Они теснились и плясали вокруг нее, как детские куклы на палках.
Каким-то образом она все же избежала их всех и выскользнула в вестибюль, где воздух был посвежее. Здесь никого не было. Здесь не на что было посмотреть. Это место использовали только в хорошую погоду, когда балконы, опоясывающие вестибюль, были открыты на раскинувшиеся внизу дворцовые сады. Сейчас же каждый балкон был отделен от вестибюля шторами, и Кестрел знала, что стеклянные ставни каждой балюстрады накрепко закрыты на зиму. Но, несмотря на все попытки оградиться от холода, он просачивался под бархатными шторами и плескался у ног Кестрел.
Быстро оглянувшись, чтобы удостовериться, что никто не наблюдает за ней, Кестрел нырнула за штору и задернула ее за собой.
Балкон представлял собой ящик со стеклянными стенками, которые выглядели как черный лед, – прозрачные ломтики ночи. Из-под штор пробивался свет вестибюля, но Кестрел едва могла разглядеть свои руки.
Она дотронулась до оконного стекла. В ее свадебный вечер эти окна откроют. Деревья внизу будут стоять в цвету, и ветер будет разносить благоухание церемониальных цветов.
Аромат будет душить ее. Кестрел знала, что она возненавидит аромат церемониальных цветов на всю жизнь; она будет ненавидеть его, и когда станет править империей, и когда будет рожать детей своему мужу. Всегда, пока призраки ее выбора будут преследовать ее.
Неожиданно раздался шорох. Скольжение деревянных колец штор по карнизу. Балкон озарился светом.
Кто-то пробирался через бархат.
Широко раздвинув шторы, он вышел на балкон к Кестрел. Он все приближался, и Кестрел наконец обернулась. Шторы качнулись и замерли. Он прижал штору к окну, удерживая волны бархата на уровне своих серых глаз, казавшихся в тени серебристыми.
Он здесь. Он приехал.
Арин.
Глава 8
Кестрел забыла. Она-то думала, что прекрасно помнит черты его лица. Нечто беспокойное в его позе, даже когда он стоял неподвижно. Пристальность взора и заключенная в нем решительность, будто каждый взгляд был выбором, отменить который нельзя.
Ей показалось, будто ее кровь смешали с черным порохом. Как она могла забыть, каково это: чувствовать себя рядом с ним зажженным фитилем? Он посмотрел на нее, и она поняла, что на самом деле ничего этого не помнит.
– Нельзя, чтобы меня увидели с тобой, – сказала она.
Глаза Арина сверкнули. Он задернул за собой штору. На изолированном балкончике стало темно.
– Так лучше? – спросил он.
Кестрел попятилась, пока не коснулась пяткой туфельки балюстрады, а обнаженными лопатками – стекла. Воздух изменился. Он потеплел. И, что неожиданно, пах солью.
– Море, – выдавила Кестрел. – Ты приплыл по морю.
– Это показалось более мудрым решением, чем самоубийственная скачка на лошади через горы.
– На моей лошади.
– Если хочешь забрать Джавелина, то вернись домой и потребуй, чтобы я отдал его тебе.
Кестрел покачала головой.
– Не могу поверить, что тебе удалось приплыть сюда.
– На самом деле судном управлял капитан, постоянно проклинавший меня. За исключением того времени, когда мне было плохо. Тогда он просто смеялся.
– Я думала, ты не приедешь.
– Я передумал.
Арин подошел и прислонился к балюстраде рядом с Кестрел.
Это было чересчур. Он стоял слишком близко.
– Будь так любезен, отодвинься немного.
– А, говорит императрица. Что же, я должен подчиниться. – Однако он не сдвинулся с места и лишь повернул голову в сторону Кестрел. Через щель в портьерах просачивался свет, ложась на его щеку ярким шрамом. – Я видел тебя. С принцем. По-моему, он – горькая пилюля, даже когда на кону сласть империи.
– Ты ничего о нем не знаешь.
– Я знаю, что ты помогла ему обмануть соперника в игре. Да, я наблюдал за тобой. Я видел, как ты играешь в «Пограничные Земли». Другие, возможно, не заметили, но я тебя знаю. – Его голос стал грубым. – О боги, как это возможно, чтобы ты уважала кого-то, вроде него? Ты просто одурачишь его.
– Я не стану этого делать.
– Ты не умеешь врать.
«Я не стану».
Арин помолчал.
– Скорее всего, ты сделаешь это неосознанно.
Он отодвинулся, и теперь полоска света уже не касалась его. Силуэт Арина был полностью облачен в тень. Однако зрение Кестрел приспособилось к темноте, и она увидела, как он прислонил затылок к окну.
– Кестрел...
Ее сердце сжало эмоциями. Они застряли у нее в горле и не позволяли произнести ни слова. Но больше Арин ничего не сказал, только ее имя, будто оно само заключало в себе вопрос. Хотя, возможно, она ошибалась, и вопрос ей всего лишь послышался. Она уловила вопросительную интонацию в том, как он произнес ее имя, потому что хотела стать для него ответом.
Что-то зашевелилось внутри нее. Дернуло за струны ее души. «Скажи ему, – говорил внутренний голос. – Ему нужно знать».
Однако в этих словах заключался и оттенок ужаса. В плену желания рассказать Арину, что ее помолвка – сделка ради свободы Герана, сознание Кестрел помутилось, и девушка не могла понять, почему.
– Я не хочу говорить о твоем суженом. – Арин оттолкнулся от балюстрады и выпрямился. Если бы на балкон проникал свет, то его высокий силуэт отбрасывал бы на Кестрел тень. – Мне нужна информация.
– Сплетни, Арин? – небрежно произнесла Кестрел, крутя в пальцах свое ожерелье. Легкий перезвон заставил ее выпустить украшение из рук.
– Я ищу слугу-геранца. Он пропал.
На поверхность сознания Кестрел поднялось воспоминание о Тринне. «Скажи ему. Он должен знать», – таковы были слова измученного мужчины.
– Кто он тебе? – задала вопрос Кестрел.
– Друг.
– Тебе следует расспросить дворцового управляющего.
– Я спрашиваю тебя.
Она не могла в это поверить. Вопрос Арина был ужасно безрассудным. Неважно, что его доверия не хватало, чтобы признать правду: на самом деле Тринн был шпионом, засланным во дворец, чтобы следить за императором, и попал в плен. Тем не менее, было ясно: Арин – такой человек, который отбрасывает безопасность к чертям. Ни один человек, обладающий инстинктом самосохранения, не стал бы спрашивать о местонахождении своего шпиона у будущей невестки императора, которая его уже однажды предала.
Но инстинкт самосохранения никогда не был его сильной стороной.
Как бы он поступил, узнав правду о помолвке Кестрел?
«Где во всем этом затерялась моя честь?» – спросил он ее однажды. Кестрел не могла понять, что такое честь для него. Уж точно, его честь была не такой, как у ее отца – непоколебимой, вырезанной из камня. Нет, у Арина она была живой. Кестрел чувствовала, как она переливалась. Она не видела лица его чести – возможно, у той было множество лиц, – но верила, что честь Арина такова, что задержит дыхание и до крови прикусит губу.
Если она расскажет Арину правду, то он разрушит мир, который она купила. Сейчас почти не имело значения, любит он ее или нет. Арин никогда не согласится, чтобы кто-то запер себя в темнице ради того, чтобы на свободе остался он. Он найдет способ разорвать ее помолвку... и она позволит ему.
Кестрел уже испытывала это раньше и снова испытала сейчас – желание слиться с ним, раствориться в нем, потерять в нем себя.
Это станет скандалом, а затем начнется война.
Кестрел должна хранить свою тайну. Ей придется лгать всем своим естеством. Она сможет быть холодной. Отстраненной. Даже c ним.
Что же касается Тринна... у нее появилась идея.
– Хорошо, – произнесла Кестрел. – Как зовут твоего друга? Я расскажу то, что знаю, во имя защиты, которую ты обеспечивал мне после Первозимнего восстания. Валорианка помнит о своих долгах.
Арин будто окаменел.
– Я не осознавал, что совершаю что-то, требующее отплаты. То, что я делал, я делал ради тебя.
– Именно. Спрашивай. Я отвечу на твои вопросы. Мы наконец рассчитаемся.
– Рассчитаемся? Если ты настаиваешь на том, чтобы смотреть на это с такой точки зрения, то мы с тобой никогда не рассчитаемся со своими долгами друг перед другом.
– Тебе нужна информация или нет?
– То, что мне нужно, так это... – Он что-то пробормотал. Затем его голос окреп и стал ясным: – Моего друга зовут Тринн. Он убирает во дворце. В основном моет полы.
Арин описал мужчину.
Кестрел притворилась, будто думает.
– Нет. К сожалению, я не помню, чтобы видела кого-то, похожего на него.
– Может, если ты подумаешь подольше...
– Сомневаюсь. Во дворце сотни слуг и рабов. Я ведь не могу знать их всех.
– Значит, тебе нечего мне предложить.
– Когда у меня для тебя вообще что-то было?
Арин тихо ответил:
– Когда-то ты дала мне очень много.
– Что ж, – сказала Кестрел, – как бы мне ни был приятен наш разговор, я бы все же хотела вернуться на бал.
Она шагнула к занавесям.
Его движение было неуловимо. Он преградил Кестрел дорогу, схватившись руками за балюстраду с обеих сторон от нее. Он не прикасался к девушке, но сейчас находился достаточно близко, чтобы она могла рассмотреть темные очертания его губ и яростный блеск в глазах.
– Это не все, зачем я пришел, – сказал он.
Еще сильнее, чем прежде, Кестрел почувствовала исходящий от его кожи запах моря – соленый и острый.
– Кестрел, это – не ты.
Она прижалась спиной к холодному стеклу.
– Не понимаю, о чем ты.
– Твой голос... такой веселый... ты думаешь, я не узнаю его? Ты используешь его, чтобы расставлять ловушки. Скрываешься за своими словами. И я знаю, что то, как ты говорила, не похоже на тебя. Говори, что хочешь обо мне, о произошедшем между нами, о форме солнца и цвете травы и о любых других общемировых истинах, которые ты отрицаешь. Отрицай все, пока боги не покарают тебя. Но ты не можешь утверждать, что я не знаю тебя. – Сейчас он стоял достаточно близко, чтобы воздух между ними щекотал кожу Кестрел. – Я... думал о тебе. – Его голос стал тише. – Я думал о том, что ни разу за все то время, в течение которого я знаю тебя, ты мне не солгала.
Смех Кестрел был лишен дыхания. Он был коротким, недоверчивым.
– Позволь мне сказать по-другому, – проговорил Арин. – Ты могла провести меня. Но ты всегда была честна с собой. Иногда даже со мной. Ты никогда не лгала.
– Ты забыл о том, как я отправила армию отца против твоей?
– Я знал, что ты так поступишь. Ты знала, что я знал. Где здесь ложь? Я никогда не ощущал лжи на твоих губах. Пожалуйста, Кестрел. Прошу. Не лги.
Кестрел сжала холодный камень перил балюстрады. Арин сказал:
– Ты знаешь что-нибудь насчет Тринна?
– Нет. Дай мне пройти.
– Не позволю. Кестрел... ты действительно хочешь выйти замуж за принца?
– Мне показалось, ты не хотел о нем говорить.
– Желание и необходимость – не одно и то же. – Его лицо приблизилось к ее. – Скажи мне. Эта помолвка по твоей воле? Потому что я не верю в это. Не поверю, пока ты сама мне не скажешь.
Стекло за ее спиной обожгло холодным пламенем. Она задрожала. Он был так близко. Все, что ей нужно было сделать, так это отцепить пальцы от перил и наклониться к нему. Это казалось неизбежным, словно чаша переполнилась и готова была вот-вот опрокинуться.
Его небритая щека коснулась ее.
– Так что? – спросил Арин. – Ты хочешь быть с ним?
– Да.
– Докажи это, – пробормотал Арин ей на ухо. Ее обдало жаром его тела. Его ладонь скрипнула по стеклу у ее головы.
– Арин. – Она едва могла говорить. – Дай мне пройти.
Он прижался губами к основанию ее шеи, скользнул выше.
– Докажи, что он нужен тебе, – сказал он, зарывшись в ее волосы. Его поцелуй проследил линию ее скулы, порхнул по лбу и остановился на золотой линии, отмечающей то, что она обручена.
– Нужен, – ответила Кестрел, но ее голос прозвучал так, будто она вот-вот захлебнется.
Его поцелуй был рядом, он ждал возле ее губ.
– Ложь, – выдохнул Арин.
Ее рука поднялась между ними и оттолкнула его. Кестрел была потрясена этим своим жестом. Она почувствовала внезапный острый голод – и ярость на себя за этот голод, в котором была полностью виновата сама.
– Я же попросила – пропусти меня. Или ты будешь удерживать меня здесь против моей воли?
Арин отпрянул. Его сапоги шаркнули по полу. Кестрел не видела выражения его лица, лишь то, как он опустил руки и выпрямился. Будто его лицо не было скрыто тенями, он спрятал его в ладонях и пробормотал что-то, а затем его руки снова упали.
– Прости, – произнес он, отдернул портьеру и ушел.
Свет ранил глаза Кестрел. Она моргнула. Ее ресницы были влажными, а перед взглядом все мерцало и расплывалось.
Когда ее пульс пришел в норму, и она снова смогла видеть, дышать и думать, Кестрел осторожно вышла в вестибюль.
Там никого не было, но слышалась музыка. Кестрел возненавидела эти звуки. Все ее будущее ждало в той душной бальной зале. Девушка гадала, оставит ли ее когда-нибудь эта боль внутри – или ей станет еще хуже, чем было сейчас.
Ей нужно было вернуться в залу. Несомненно, ее отсутствие уже заметили. Император наверняка гадает, где она.
Кестрел медленно направилась через вестибюль к бальной зале.
Она почти дошла до дверей, когда внезапно из них кто-то вышел. Тенсен окинул ее взглядом. Его глаза расширились, и он покачал головой, а затем так спешно направился к Кестрел, будто бросал вызов своему возрасту. Стало ясно, что трость ему для ходьбы совершенно не нужна.
– Вам нельзя туда, – сказал он.
– Я должна.
– Нет, вам нужно найти зеркало. Там, где никто не увидит. Потому что только что через зал пронесся Арин. Его губы лоснились. Возможно, люди подумают, что это от вина, а не от блестящего масла, но, как только они увидят вас, у них сразу появятся иные подозрения.
Пальцы Кестрел взметнулись ко лбу и отметине, куда ее несколько минут назад поцеловал Арин. Она прикоснулась к высвободившимся из прически прядям.
Как она выглядит?
Как кто-то, имевший незаконную любовную связь?
– Верно, – мрачно произнес Тенсен.
– Пойдемте, – сказала Кестрел и развернулась, чтобы пойти прочь от зала, обратно через вестибюль.
– С вами?
– Нам нужно поговорить.
