Текст книги "Преступление победителя (ЛП)"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Да.

Кестрел продолжила:

– В Геране мы какое-то время были друзьями, верно?

Арин хрипло ответил:

– Да.

– Разве друзья поступают так, как поступила я?

– Нет, – прошептал он.

– И все же именно так я и поступила, а затем, предположительно, добилась спасительного перемирия. Арин, это нелепо.

– Нет, – возразил Арин. – Ты могла передумать.

Кестрел вздернула бровь.

– Какая я непостоянная.

Арин промолчал.

Страх, который Кестрел удалось подавить, снова вырвался на свободу и стал разрастаться.

Кестрел боялась не справиться со своей ложью. Боялась преуспеть. Ее сердце будто зажали в тиски, когда она осознала, что очень боится своего отца.

Арин смотрел на Кестрел прямо, не моргая. Цвет его глаз напоминал небо в ветреный облачный день, шрам выделялся на напряженном лице больше, чем обычно.

– Это было непростое решение, – проговорил он. – Но ты приняла его. Я знаю.

Кестрел опустила крышку на клавиши. Теперь она уже не могла ничего контролировать. Игра изменилась, и ей ничего не оставалось, кроме как выйти из нее. Она встала.

Арин остановил ее.

– Я тебе небезразличен. Я слышал, что ты играла.

Кестрел попыталась рассмеяться.

– Я уже и сама не помню, что играла.

Ладонь Арина лежала у нее на руке. Кестрел отстранилась. Как все воспринял ее отец? Девушка взглянула на экран. На дверь. Та не открылась.

– Почему ты так поступаешь? – требовательно спросил Арин. – Не лги. Я слышал музыку. И я знаю. Ты выменяла у императора перемирие.

Кестрел услышала слабый звук, будто одна поверхность скреблась о другую. Возможно, ей показалось? Звук был похож на то, как если бы кто-то вытащил в соседнем помещении из ножен меч.

– Ничего подобного.

Арин преградил ей путь.

– Дай мне пройти. – Голос Кестрел прозвучал так, будто в любое мгновение мог сорваться.

– Вот что я думаю: самым непростым решением было то, что ты согласилась выйти замуж, в то время как ты никогда – никогда! – не собиралась этого делать.

– Мы уже обсуждали множественную выгоду, которую я получаю от замужества с принцем.

– Но все ли мы упомянули? – Арин запустил руку в свои грязные волосы. – Кестрел, мне кажется, что я схожу с ума. Что я вижу то, чего нет, и не замечаю очевидных вещей. Просто скажи мне. Ты... выходишь замуж за принца... из-за меня? Это... часть некой сделки, которую ты заключила с императором?

Молчание принадлежало не только Кестрел, но и ее отцу.

Она резко втянула в себя воздух. Она сможет. Она пообещала себе, что сможет ответить, потому что потом все исправит. Совсем скоро она возьмет свои слова обратно.

Кестрел мягко сказала:

– Это похоже на историю из книжки.

Арин не двигался. В его глазах стояло сомнение. Несмотря на его утверждение, что он знал, какое решение приняла Кестрел, девушка почувствовала: эта вера была в нем совсем недавней. Совсем хрупкой. Она сломается. Если правильно приложить силу, его вера разобьется, как зеркало. Кестрел увидела в Арине что-то, чего никогда раньше не замечала, что-то невыносимо юное. На мгновение она увидела мальчика, которым Арин был раньше. Его глаза. Слабость. Надежда. Подвижные линии его губ. Кестрел увидела, куда нанести удар.

– Жизнь – это не ваши геранские сказки о богах, злодеях, героях и их великих жертвах, – сказала она. – Когда я была маленькой, они мне нравились. Уверена, тебе тоже. Там все лучше, чем на самом деле. В действительности люди принимают решения из корыстных соображений. Да, действительность не очень поэтична. – Девушка пожала плечами. – Как и высокомерие, которое заставляет кого-то думать, что весь мир вращается вокруг него.

Арин отвел взгляд. Он уставился на струны рояля под поднятой крышкой.

Кестрел обошла вокруг него, будто оценивая.

– Интересно, что, по твоему мнению, могло заставить меня зайти так далеко ради тебя. Твое обаяние? Происхождение?

Глаза Арина метнулись к ней. Кестрел остановилась, рассматривая его шрам. Арин напрягся. Кестрел презрительно изогнула губы.

– Уж точно не внешность.

Арин сжал зубы.

В горло Кестрел впились шипы. Она едва могла выносить отвращение, которое испытывала к себе. И все же девушка заставила себя улыбнуться еще шире.

– Я не хочу быть жестокой. Но твои фантазии просто невероятны. И, честно говоря, немного отчаянны. Как наваждение. Ты не думал, что видишь то, что хочешь видеть?

– Нет.

Но Кестрел видела, как он колебался, перед тем как ответить.

– Ты должен осознать, что создал себе сказку и жил ею. Арин, мы уже выросли из сказок.

Он тихо отозвался:

– Выросли?

– Я – да. И тебе пришло время повзрослеть. Хватит быть ребенком.

– Да, – медленно ответил Арин. В его голосе звучало странное удивление. От узнавания у Кестрел свело живот. Так звучал голос человека, который избавился от тумана сомнений. В голосе Арина прозвучала уверенность, и сила, которую та придает.

– Ты права, – проговорил Арин. Когда он снова повернулся к Кестрел, девушка не увидела больше ни следа того мальчика. Как будто он ей привиделся. – Я пребывал в заблуждении. Этого больше не произойдет.

Арин вежливо, почти бесстрастно прикоснулся тремя пальцами к тыльной стороне ладони Кестрел. Затем он вышел и закрыл за собой дверь.

Глава 44

Стук закрывшейся двери отозвался эхом. Кестрел пожирал ядовитый страх. Ее сомнения увеличивались. Внутренний голос убеждал ее, что она действует неправильно; более того, никакими действиями нельзя исправить то, что она только что совершила. Однако Кестрел держалась самого важного правила, которому научил ее отец: избавляться от опасности, пока та не избавилась от тебя.

– Отец? – позвала Кестрел. Ее голос звучал выше обычного. – Отец?

Ответа не последовало. Возможно, ее отец слишком поражен тем, что услышал? Находится во власти подозрений? Уже решил не говорить с ней?

Кестрел кинулась к двери и резко открыла ее. В коридоре никого не было. Арин исчез. По полу из опрокинутого ведра растекалась горячая вода: от нее шел пар. Вода подступила к туфлям Кестрел. Мгновение девушка стояла в луже с мокрыми, холодными ногами. Затем она стала с отчаянием ощупывать резьбу на стенах коридора, пока не нашла деревянную кнопку в бутоне распустившегося цветка. Панель отъехала в торону, и в скрытую за ним комнату полился свет из коридора. В комнате никого не оказалось.

Что это значило? Кестрел гадала, мог ли ее отец уйти после того, как прозвенели его часы, но до появления Арина. Неужели она лгала Арину напрасно?

Девушка прижала пальцы к вискам. В ее сознании кишели догадки, сердце пустилось в галоп: она не думала, а, скорее, беспорядочно скакала от одной мысли к другой.

Кестрел вернулась в музыкальную комнату и подняла с пола ручку. Она написала Арину письмо. Она писала прямо на нотных листах, поверх обозначенной на них музыки. Чернила струились и оставляли кляксы. Кестрел рассказала Арину всю правду: о перемирии и помолвке, о Моли и ее любви, о восточных лошадях и яде, который убивал его народ. Она писала неистово, свирепо, иногда протыкая кончиком ручки страницу.

Ей не приходилось подбирать слова. Через минуту письмо было готово.

* * *

Оно горело в кармане ее юбки, как уголек. Кестрел посетила покои отца – его там не было, и его лакей не знал, где бы он мог быть, – и, в конце концов, вернулась в свои собственные комнаты. Две ее служанки вели себя совершенно нормально, и от этой обычности у Кестрел закружилась голова. Она придумала какой-то предлог и нырнула в свой гардероб. Оказавшись там одна, она спрятала в рукаве маскировочную моль: манжет на пуговицах не даст вредителю потеряться. Кестрел пожалела, что у нее не было с собой моли в музыкальной комнате. Она могла бы передать насекомое Арину. Знак. Она сделала бы это незаметно: ей понадобилось бы лишь небрежное движение рукой, рассеянный взмах ладони, чтобы открыть Арину свою тайну.

План действий Кестрел состоял из трех частей. Если она застанет Арина одного и будет уверена, что за ними не следят, то поговорит с ним. Однако... станет ли он ее слушать? Кестрел вспомнила уверенность в его голосе, когда он, в конце концов, поверил ей, холод прикосновения... его легкость. Девушка знала: в той легкости и прохладе было облегчение. Если она попытается снова поговорить с Арином, он вполне может просто уйти.

«Пожалуйста, прочитай это письмо», – попросит Кестрел и вложит его Арину в руку. Если же и это ей не удастся или они будут не одни, – моль.

В дверь гардеробной кто-то постучал.

Кестрел открыла и увидела одну их своих служанок – совсем девочку. Тихую, незаметную.

– Миледи, – проговорила та, – простите меня, но мне кажется, вы расстроены.

– Со мной все в порядке.

Однако ее голос прозвучал взвинченно.

– Мне послать за принцем?

Значит, именно эта служанка отчитывалась перед Верексом. Кестрел осознала, что, несмотря на причины, по которым Верекс нанял ее изначально, в какой-то момент он попросил девочку присматривать за Кестрел и сообщить ему, если той понадобится помощь.

Это было так похоже на Верекса. Ее друга.

К Кестрел вернулось мужество.

– Нет, – ответила она служанке. – Со мной действительно все в порядке. Все будет хорошо.

* * *

Сначала Кестрел почувствовала себя лучше. Она оставила императорское крыло позади, придерживаясь своего плана, будто ведомая чьей-то рукой. Однако, когда она начала спускаться по узкой мраморной винтовой лестнице, стараясь не спешить, улыбаться встречным придворным и не обращать внимания на стражников, несущих караул на каждом этаже, ведущая ее рука похолодела. Когда Кестрел вошла в крыло, где жили менее важные гости, эта рука стала казаться ей связкой костей. Если она разожмет кулак, то они разлетятся по всему полу.

Кестрел украдкой оглянулась. Похоже, за ней никто не следовал.

Она в последний раз повернула за угол. Последние лучи дневного света лились через единственное окно, окрашивая коридор зловещими оранжевыми оттенками.

Кестрел остановилась перед нужной ей дверью. Неужели все действительно так просто? И все же скрытая за экраном комната оказалась пуста. А генерал был ее отцом. Он учил ее ездить верхом. Он любил ее. Кестрел была уверена. Разве она не предавала его своими опасениями, что он доложил о разговоре в музыкальной комнате императору... если вообще этот разговор слышал?

«Ты предала его давным-давно, – прошептал голос в ее сознании. – Ты предаешь его сейчас».

И все же Кестрел постучала в дверь Тенсена. С тревожной благодарностью она услышала за дверью чьи-то приближающиеся шаги. Щелкнула ручка. Щель между дверью и косяком расширилась, как и глаза Тенсена, когда он увидел, кто перед ним стоит.

Кестрел не стала дожидаться, пока он заговорит, и проскользнула внутрь.

Глава 45

– Вам нельзя здесь быть, – сказал Тенсен.

Кестрел не подала виду, что услышала его. Она прошла по скромным покоям, не обращая внимания на само понятие того, что вторглась в чужой дом. Тенсен следовал за ней, выражая протесты. Девушка заглянула даже в его гардеробную.

Она повернулась к Тенсену.

– Где Арин?

– Я уже говорил вам, – осторожно ответил Тенсен, – никому не известно, где он. Уверяю вас, он не прячется в шкафу.

– Однако он ближе, чем вы думаете, и он не был в Геране, потому что иначе был бы на грани смерти.

Кестрел рассказала о яде, распространяющемся через систему водоснабжения Герана. Слушая ее, Тенсен будто оцепенел. Превратился в камень. Однако на Кестрел звук ее собственных слов повлиял совершенно противоположным образом: она слышала в своем голосе эхо всего того, что сказал ей Арин в музыкальной комнате, и что сказала ему она.

Тенсен перехватил ее руки, движения которых она уже не могла контролировать.

– Кестрел, успокойтесь. Говорите тише.

Она кричала? Девушка задыхалась, как будто долго бежала.

– Где я могу его найти?

– Вы должны успокоиться.

Кестрел отстранилась.

– Вода в городе отравлена. Я должна сказать ему.

– Вам нельзя с ним разговаривать. – В маленьких зеленых глазах Тенсена стояла тревога. – В некоторых частях дворца вам нельзя появляться без того, чтобы не вызвать подозрений. Возможно, Арин уже уехал. Наказание, которое в вашей империи грозит за предательство, – смерть. Вы хотите, чтобы вас поймали?

– Именно я должна сказать ему об этом, – настаивала Кестрел. – Мне нужно... объяснить ему еще кое-что.

– Вот как. – Тенсен прикрыл рот ладонью, а затем потер щеку. – Он многим рисковал, встретившись с вами наедине. Вы хотите снова подвергнуть его опасности?

– Нет, но... – Кестрел была в отчаянии. Она разваливалась, и обломки той девушки, которой она была, падали беспорядочной грудой. Девушка достала из кармана письмо. Она больше не верила, что Арин возьмет его. Не из ее рук. Не после всего, что она ему наговорила. – Найдите его. Передайте ему это. Здесь я все объяснила.

Тенсен осторожно взял сложенную страницу. На него уставились черно-белые строчки нот сонаты.

– Что вы объяснили?

– Все.

– Кестрел, на что вы надеетесь, передавая ему это послание?

– Ни на то. Я не знаю. Я...

– Вы не в себе. Вы не можете мыслить здраво.

– Я не хочу мыслить здраво! Я устала мыслить здраво. Арин должен узнать обо мне. Мне стоило рассказать ему все с самого начала.

– Ему было лучше не знать. Вы сами так считали. Как и я.

– Мы ошибались.

– Значит, после того как он узнает правду, вы отмените свою свадьбу.

– Нет.

– Вы бежите вместе с Арином, чтобы прожить несколько коротких дней в умирающей стране, пока не падет молот нового вторжения.

– Нет.

– Почему? – спросил Тенсен. – Вы любите его.

Кестрел беспомощно проговорила:

– Но я люблю и отца.

Тенсен опустил взгляд на письмо, ворочая его в руках.

– Если вы не передадите его Арину, – сказала Кестрел, – то это сделаю я.

Тенсен поморщился. Затем он расстегнул камзол и убрал письмо во внутренний карман на груди. Снова застегнув пуговицы, он похлопал по груди, прямо над сердцем. Кестрел услышала тихий хруст бумаги.

– Вы сделаете это? – спросила она.

– Обещаю.

* * *

Отец ждал Кестрел в ее покоях. Должно быть, он отослал служанок: он сидел в одиночестве во внешней приемной. Днем с этого кресла был виден барбакан, через который генерал несколько месяцев назад въехал на территорию дворца на своей окровавленной лошади. Еще долгое время после того, как Кестрел вошла, он не отрывал взгляда от окна. Наступила ночь, и за окном было темно. Генерал ничего не мог там увидеть.

Кестрел перестала гадать, слышал ли он часть ее разговора с Арином, или, возможно, даже весь разговор. Она знала. Прочитала по его лицу. Ее отец услышал более чем достаточно.

Девушка не могла найти слов. Она хотела так много сказать: спросить, чему он верит, попытаться убедить в своей невиновности, признать вину. Выведать, доложил ли он о присутствии Арина имперской страже, и если да, то что теперь будет, а если нет: «Пожалуйста, отец, не делай этого». Она хотела просить его: «Пожалуйста, люби меня все равно, несмотря на то, что я совершила, несмотря даже на мои ошибки, пожалуйста, люби меня!»

А больше всего на свете она хотела снова стать ребенком, называть его папой и быть ему всего лишь по колено. Потому что вспышкой света, как будто кто-то резко раскрыл шторы, она вспомнила, как, когда была такой маленькой, носилась вокруг, и врезалась в его ноги, и обнимала его. И она могла бы поклясться, что это заставляло его смеяться.

Кестрел медленно подошла к нему и опустилась на колени возле кресла. Она прислонилась лбом к его колену и закрыла глаза. Сердце стояло у нее в горле. Девушка прошептала:

– Ты веришь мне?

Ответа не последовало. Затем Кестрел почувствовала, как он положил ей на голову тяжелую ладонь.

– Да, – сказал генерал.

Глава 46

Арин прятался в кладовке с углем, расположенной возле печей, которые грели воду для дворцовых труб. Он попросил слугу-геранца найти Тенсена и привести сюда, а пока решил измазаться так, чтобы его нельзя было узнать. Однако, проведя в кладовке всего несколько минут при свете лампы, которую он аккуратно повесил на стену в стороне от кучи угля, он понял, что на него и так оседает достаточно угольной пыли. Арин потер свой шрам. Пальцы стали грязными. В горле пересохло от пыли со вкусом гари. Арин подавился ею и закашлялся, и каким-то образом его кашель перешел в черный смех.

Дверь отворилась, и в помещение вошел Тенсен. На его лице была написана ярость.

– На тебя уже положил глаз бог глупцов, Арин. О чем ты думал, когда решил вернуться в столицу?

Арину казалось, что все вокруг происходит не по-настоящему, будто он странным образом отделился от действительности. Он чувствовал легкость, как лошадь, которую освободили от поклажи и пустили свободно пастись. Он набрал в грудь воздуха, чтобы заговорить.

– Можешь не объяснять, – проговорил Тенсен. – Я знаю, что было у тебя на уме.

Арин нахмурился.

– Откуда?

– Слуги донесли мне. Арин, ты идиот.

– Да. – Арин снова пыльно рассмеялся. – Я действительно идиот.

– Тебе повезло, что еще не весь дворец знает, что ты здесь, и невероятно повезло, что слуги молчат. Пока. Дворец странно тих. Зловеще тих. Мне это не нравится, и мне не нравится, что ты здесь. Я передам тебе свои новости, ты уедешь в Геран и больше никогда не вернешься сюда. – Тенсен сжал плечо Арина. – Поклянись. Поклянись перед богами.

Арин повиновался и испытал облегчение.

Тенсен разжал пальцы.

– Перемирие было ложью. Каждая минута, которую мы провели здесь, – часть императорского спектакля: он отвлекал наше внимание, чтобы заставить нас поверить, будто мы действительно независимы – настолько, что даже были приглашены ко двору. Император хочет заполучить Геран обратно. Освобожденным от геранцев.

Арин выслушал рассказ Тенсена о яде, которым отравили воду в Геране. Молодой человек почувствовал, как кровь отлила от лица. Угольная пыль забила ему легкие, не давая дышать.

– Ты должен прекратить поставку воды в город, – сказал Тенсен. – Вывези всех за его пределы, если понадобится. Уходи. Сейчас ночь. Возможно, тебе удастся добраться до гавани незамеченным.

– Ты тоже должен покинуть столицу.

Тенсен покачал головой.

– Если Сарсин совсем слаба – если все слабы... Тенсен, ты нужен мне.

– Я полезнее тебе здесь.

– Это слишком опасно. За тобой наверняка следят. Делия сможет передавать нам информацию, твоя Моль научится узелковому коду.

Лицо Тенсена изменилось.

– Делия и Моль больше не могут нам помочь. Они сделали все, что могли.

– Как и ты.

– Возможно, осталось еще что-то важное, что мы должны узнать. Вдруг я что-то упустил? – Выражение лица Тенсена смягчилось. – Помнишь, однажды я спросил, что ты выберешь: помочь себе или Герану? Ты сказал, что на первом месте для тебя твоя страна. Разве я не принял твой выбор? Почему ты не можешь принять мой? – Тенсен поднес руку к лицу Арина и провел большим пальцем по щеке. Когда он отнял ладонь, его палец был черным. – Мой мальчик. Ты едва не сбился с пути, да?

Арин хотел возразить, что это не так. Потом хотел признать, что Тенсен прав. Затем – доказать, что теперь он знает свой путь наверняка.

– Я не подвел тебя.

– Я и не говорил ничего подобного.

– Я добился союза с востоком. Я сконструировал кое-что, Тенсен, новый механизм, с помощью которого мы можем сравняться с имперской армией. Император вовсе не в безопасности, что бы он ни думал. Он...

– Будет лучше, если ты мне не скажешь.

Арин похолодел. Так говорил человек, который опасался пыток.

– Ты должен уехать со мной.

– Нет. Мне нужно знать, что произойдет дальше.

– Это не история из книжки!

– Разве нет? – спросил Тенсен. – Разве это не рассказ о том, как мальчик стал мужчиной и спас свой народ? Мне нравится этот рассказ. Однажды, несколько десятелетий назад, я играл в его постановке для геранской королевской семьи. Все закончилось счастливо.

Тенсен прикоснулся к груди, прямо над сердцем. Арину показалось, что он услышал слабый шелест бумаги. На мгновение на лице Тенсена мелькнуло сомнение. Затем его рука упала, и Арин забыл об услышанном слабом звуке, когда министр снова заговорил. Позже, когда он вспоминал то мимолетное сомнение, Арин испытывал ненависть к себе, потому что подумал, что Тенсен решал между тем, уехать или остаться. Если бы только Арин сумел подобрать слова, то убедил бы Тенсена покинуть столицу вместе с ним.

– Ты должен уехать без меня, – сказал Тенсен. – Мой внук был так похож на тебя, Арин. Не заставляй меня оплакивать его дважды.

Тенсен снял с пальца свое золотое кольцо и протянул его Арину.

– На этот раз оставь его у себя, хорошо?

Он улыбнулся.

Арин перехватил руку старика и поцеловал его сухую кисть. Затем взял кольцо и попрощался.

* * *

Отец оставил Кестрел одну. Он отказался остаться на ужин, хотя Кестрел и предлагала, чтобы слуги принесли его в ее покои. Генерал не говорил, что устал или что недавняя рана причиняет ему неудобства, однако к выходу из покоев дочери он шел медленно. На мгновение Кестрел показалось, что он был готов прижать руку к тому месту, куда был ранен.

Когда он ушел, Кестрел накрыло плотной волной стыда. Она осознала, что надеялась, что отец изнурен, что его рана болит... Это объяснило бы, почему он не остался с ней, хотя и сказал, что верит ей.

Пришло время ужина. Кестрел не могла заставить себя есть.

Она открыла окно. Воздух самого конца весны был мягким и сладким. Поднялся сильный ветер. Он пах горами, а значит, дул в сторону моря.

Пришли служанки Кестрел. Они спросили, не хочет ли она переодеться ко сну. Кестрел теребила манжет синего шелкового рукава, в котором спрятала моль. Она ответила служанкам, что пока не хочет спать. Она бы отослала их, но боялась оставаться одна. Служанки расселись по углам и стали тихо что-то обсуждать. Наступила ночь. Кестрел не могла успокоиться. Тенсен передал Арину ее письмо? Арин еще во дворце?

Позже Кестрел осознала все свои ошибки. Они выстроились в плотную уродливую линию так, что сложно было сказать, с чего именно все началось.

Однако последняя ошибка была Кестрел ясна. Ее девушка совершила тогда, когда покинула свои покои и отправилась к Тенсену, чтобы выяснить, виделся ли тот с Арином и передал ли ему письмо.

* * *

В коридорах стояла тишина еще более полная, чем раньше. Хотя между лопаток Кестрел стекла струйка пота, доказывающая, что уже почти лето, девушке казалось, будто идет снег. В ушах звенело от белизны, столь же всепоглощающей, как и тишина. Из-за тревоги кожу покалывало, будто ледяными снежинками. Каменная громада дворца затаила свое холодное дыхание.

Дверь Тенсена находилась почти в одной плоскости с косяком, однако закрыта была не полностью. На миг Кестрел подумала, что министр ждет ее, но понимала, что этого не может быть. Часть ее уже догадалась, что может означать приоткрытая дверь. Однако Кестрел отказывалась поверить в это... и та более мудрая ее часть отвернулась и отреклась от нее, отказываясь больше помогать человеку, который сам навлек на себя все свои беды.

Кестрел подняла руку и постучала. Звук удара ее костяшек по дереву прозвучал, будто речь заикающегося человека.

Дверь открыл император. Капитан его стражи протянул руку и втащил Кестрел в комнату.