Текст книги "Преступление победителя (ЛП)"
Автор книги: Мари Руткоски
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Глава 34
Кестрел много времени проводила с отцом. Он мог ходить, но быстро уставал, так что она приглашала его в свои покои играть в «Пограничные Земли», в то время как остальные придворные в хорошую погоду целые дни проводили на улице, укрываясь от солнца зонтиками. «Такой весны еще никогда не было! – восклицали они. – Свадьба в Перволетний день будет великолепной!»
Кестрел и генерал обычно играли в молчании. Но однажды, вскоре после визита Кестрел к Джесс, ее отец передвинул свою пехоту в опасную позицию.
– Почему ты рискуешь своими солдатами? – спросила Кестрел. Генерал приподнял брови.
– Ты критикуешь мою тактику игры?
– Лучше было бы использовать пушку.
Ее отец почти улыбнулся.
– Я разрушил какой-то твой план?
– Я могла бы истребить твои передние ряды. Я могу сделать это прямо сейчас.
– Что ж, если уж другого выхода нет.
Кестрел начала злиться, но не пошевелилась.
Генерал спросил:
– Это спор?
– Нет.
– Насчет чего мы спорим?
Кестрел подумала о Ронане, который сражался на востоке. О том, как раздавила ожерелье, полученное в подарок от Джесс, потому что оно стоило немного. Отец воспитывал ее способной принимать такие решения. Кестрел вспомнила, как в детстве они с Джесс гуляли, взявшись за руки. Она подумала об Арине, который сейчас был в Геране, и о том, как он теперь к ней относился. И наконец Кестрел взглянула на саму себя со стороны, будто раздвоившись: одна часть ее стояла за экраном музыкальной комнаты, наблюдала за второй частью и судила о ее поступках.
– Ты жертвуешь ими, – сказала она отцу.
– Это всего лишь игра.
Кестрел ничего не ответила.
– Ты беспокоишься о моих методах, – произнес генерал. – По-твоему, я не знаю, как вести войну.
– Ты разбрасываешься жизнями.
– Я защищаю своих солдат, как могу. И да, я использую пушки. У валорианской армии достаточно артиллерии. Мы обладаем значительными запасами черного пороха. Наш арсенал превосходит все, что мог бы нам противопоставить противник. Мне даже далеко не всегда нужна артиллерия.
Кестрел представила Ронана на передовой армии.
– Значит, вместо этого ты предоставляешь нашим людям сражаться врукопашную.
– Это то, как мы действуем. Это наша работа. Если не можем захватить эти земли своими руками, то мы их не заслуживаем.
Кестрел отстранилась от игральной доски и откинулась на спинку стула.
Генерал произнес:
– Ты бы предпочла, чтобы я выставил целые ряды артиллерии и уничтожил силы жителей востока?
Нет, разумеется, нет. Она имела в виду другое.
– Ты обвиняешь меня в том, что я трачу жизни. Я мог бы, Кестрел. Я мог бы убивать людей тысячами, десятками тысяч. Но я этого не делаю. Я пытаюсь свести число жертв к минимуму.
– Лишь для того, чтобы потом поработить этих людей.
Генерал поджал губы.
– Давай доиграем.
Он выиграл.
* * *
Верекс перехватил Кестрел в коридоре.
– Я тебя искал.
– Может, ты подкупил не ту служанку. Выбери ту, которая внимательнее следит за тем, чем я занимаюсь.
Он рассмеялся.
– Или, может, тебе стоит подкупить кого-то из моих лакеев, чтобы сравнять счет. Хотя... – он добродушно пожал плечами. – То, чем занимаюсь я, не так уж интересно. – Он потянул Кестрел за руку. – Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать. Вернее, подарить.
– Подарить?
– В честь свадьбы.
Слово «свадьба» заставило Кестрел остановиться.
– Для этого еще слишком рано.
– Дарить подарки никогда не рано.
– У меня для тебя ничего нет.
– О, пошли уже. Тебе понравится, обещаю.
Это был крупный щенок. Черное непоседливое создание со сложенными ушками и укороченным хвостом. Щенок уже оставил на полу желтую лужицу и грыз ножку одного из резных стульев в гостиной Верекса.
– Недокормыш, – гордо сказал Верекс. – Это девочка, и она выжила.
Кестрел наклонилась, шелестя жесткой тканью юбок. Она протянула щенку руку, которую тот понюхал, а затем подсунул голову так, чтобы девушка могла почесать ему между ушами. Короткий хвостик вилял туда-сюда. Щенок с восторгом куснул Кестрел за запястье.
Внезапно Кестрел ощутила спокойное тепло, как будто только что вошла в помещение после прогулки, которая оказалась холоднее, чем ожидалось.
Выпрямившись, Кестрел подошла к Верексу и поцеловала его в щеку.
– Ой, – сказал он и неловко похлопал ее по плечу. – Все хорошо. – Он улыбнулся.
Они играли с щенком, которому Кестрел пока не хотела давать имя. Они бросали собачке бархатные подушки. Животное терзало их в клочья. На пол летели перья.
Мгновение было простым и гладким, как речная галька. Кестрел могла бы спросить Верекса про экран в музыкальной комнате. Могла бы рассказать про игру в «Пограничные Земли» с отцом или о том, как ее самая давняя подруга перестала быть ей подругой. Но ей не хотелось. Нельзя было испортить мгновение. Она сражалась с собачкой за подушку, пока не победила, но на подушку это уже было мало похоже. Щенок свалился черной кучкой и заснул.
Кестрел попыталась угадать, как бы назвала собачку Джесс, но прогнала эту мысль.
Вот только...
Что-то не давало ей покоя. Что-то, что она увидела в тот день в салоне Джесс и никак не могла осознать. Загадка, которая должна была бы иметь простой ответ, в то время как остальное приводило ее в замешательство. Например, она одновременно понимала, почему злится Джесс, и не могла понять.
– Ты многое знаешь о медицине, – сказала Кестрел Верексу.
– На самом деле, не очень. – Он сидел на полу возле спящего щенка, который скрутился калачиком у ног Кестрел. – Я изучал ее немного. Я же говорил, моему отцу это не нравилось. Я далеко не продвинулся.
– Но кое-что ты знаешь.
Он пожал плечами.
– Ну да.
– Есть ли какое-нибудь коричневатое лекарство, которое принимают вместе с водой?
– Разбавленное водой?
– Да, я это и имела в виду. Лекарство оставляет осадок на дне стакана.
Верекс прикусил губу.
– Это могут быть разные вещи. Спроси дворцового лекаря. Он готовит много концентрированных лекарств, которые позже надо разбавлять водой. Он безупречно рассчитывает, сколько чего нужно добавить. Учился на водного инженера. – Заметив удивление Кестрел, Верекс сказал: – Да, он даже служил в армии с дворцовым водным инженером. Но это было давно. Он оказался одаренным медиком на полях сражений и сменил профессию. – Верекс погладил щенка по спине, и тот тяжело вздохнул. – Тебе бы не хотелось, чтобы для тебя все было так же просто? Изменить то, кем ты являешься?
Сначала Кестрел не услышала его вопроса. Ее разум ухватился за связь между дворцовым лекарем и главным инженером, которой заплатили за какую-то неизвестную услугу.
Она пообещала Тенсену, что выяснит, в чем заключалась эта услуга.
Она обещала себе, что будет следовать собственному представлению о чести. Она поможет Тенсену. Потому что так поступить было правильно. Потому что это имело значение.
«Как можно не испытывать стыда от нелогичности собственной жизни?»
Кестрел так явственно вспомнила голос Арина, что не осознавала, как пристально Верекс на нее смотрит. О чем он спросил?
Не хотела ли бы она изменить то, кем является.
– Нет, – солгала она, а затем решила, что ее слова были правдой. – Нет, – повторила она еще раз. – Не хотела бы.
Глава 35
– Вам что-то пришло, – сказала дакранская королева на своем языке, протягивая Арину сверток. – Геранский корабль доставил это на храмовый остров.
Арин прижал сверток рукой к туловищу. Это была не простая посылка, а с новостями. Он попытался скрыть свою радость.
И удивление, вызванное тем, что сама королева ему эту посылку доставила. Она стояла посреди его комнаты – у него была только одна комната, а не покои. Один угол занимала аккуратно застеленная кровать, оказавшаяся гораздо выше и уже, чем Арин привык. В комнату через несколько небольших треугольных окон, врезанных в стену так, чтобы получилась правильная звезда, лился мягкий сероватый свет. Казалось, что черные глаза королевы, подведенные полосами синей краски, которые зеленоватыми завитками протянулись к ее смуглым скулам, сияли. Она была высокой; ее глаза были почти на одном уровне с глазами Арина.
– Откройте его, – приказала она.
Арин потер рукой шрам на щеке.
– Вы меня понимаете? – спросила королева. – Я вижу, что да. Вы быстро выучили мой язык.
– Так же быстро его смогут выучить геранские солдаты. Мы сможем сражаться вместе.
– И, тем не менее, вы не готовы подчиниться даже простой команде.
Арин развернул посылку. В ней оказалась рубашка с отделкой из хорошо знакомых ему цветов. Не стоило вглядываться в узор и пытаться сразу же разгадать послание узелков прямо перед королевой, но он не смог удержаться. Моль...
– Ткань слишком плотная для нашей погоды, – заметила королева.
– Я отошлю ее назад.
Арин отпорет отделку и пришьет к рубашке собственное послание Тенсену.
Он небрежно перекинул рубашку через спинку стула, читая по нитям, что имперский водный инженер живет явно не по средствам и враждебно относится к Герану. Моль считала, что женщина-инженер заключила сделку с императором. Доказательств не было, но...
Начался дождь. Арин слышал, как по ливневым трубам дворца стекает вода. Королева все это время молчала, наблюдая за ним. Арин заставил себя отвернуться от рубашки.
Наверное, дело было в том, что он сейчас думал о Моли и символизирующей ее серой нити, которая была задействована в каждой части узора. Арин посмотрел на королеву, но вместо нее увидел Ришу. У королевы были те же прямые брови, такая же форма губ, и равная, как начал подозревать Арин, щедрость. У него появилась идея.
– Я отправляю брата за пределы города, – сказала королева. – Вы поедете с ним. – Она помедлила и добавила: – Это пойдет ему на пользу. Он беспокоен.
– Он был с вашей сестрой, когда она попала в плен к империи?
Лицо королевы напряглось.
Арин сказал:
– Мне кажется, он винит себя.
– Он винит меня.
– Я не понимаю.
Королева подошла к узору окон и стала смотреть на дождь. Она притворилась, что по-другому поняла смысл его слов:
– Выучить чужой язык за такой короткий срок непросто. У вас есть дар?
Арин не был уверен. Даже сейчас он знал не все слова из тех, что она произносила. Его сознание добавляло значения в незнакомых местах, достраивая предложения из того, что он понимал. Это было похоже на игру...
Осознав эту последнюю мысль, Арин увидел в ней угрозу. Ему показалось, будто его ударили в живот, чтобы остановить ход его рассуждений, и попытался удержать ту полумысль о словах, их значениях и играх. Он попытался вернуть ее, но мысль вырывалась. Она начала разворачиваться сама по себе, заставляя его вспомнить о «Клыке и Жале» и о том, как можно выиграть, даже не зная каждой карточки, которая была в игре. Да, он выигрывал, хотя во время игр с Кестрел ему и казалось, что все карточки пусты с обеих сторон.
Он задавил эту мысль. Потому что, в конечном счете, ложные догадки о том, кем Кестрел не была, сослужили ему плохую службу. Заставили его поверить в то, чего не существовало... или уже перестало существовать.
– Нет, – прямо ответил он королеве. – У меня нет никакого дара.
– Возможно, тысячи лет назад у Дакры и Герана был общий предок, – предположила королева, – и из-за этого наши языки так похожи. Хотя этого не могло быть. Мы слишком разные.
– Все может быть иначе.
Королева повернулась к нему лицом.
– Прекратите просить о союзе.
– Нет.
– Глупец.
– Я предпочитаю считать себя оптимистом.
Королева прищелкнула зубами, что было дакранским выражением несогласия. Звук выражал нетерпение. Арин слышал, как его использовали по отношению к детям.
– Герану нечего нам предложить, кроме жизней, – сказала королева. – Я поставлю ваших людей в передние ряды наступления. Когда мы победим, я захвачу вашу страну и сделаю ее своей. Оптимист – не то определение, которое вам подошло бы. Но... – она смерила Арина взглядом, – вы и не дурак. Просто отчаявшийся.
Должно быть, дождь прекратился. По трубам больше ничего не стекало.
Королева сказала:
– Я на вашем месте была бы такой же. Просила бы о том же, о чем просите вы. Но я бы предлагала больше. Тогда я смогла бы договориться о более выгодном союзничестве.
Арин вспомнил об изумрудной сережке, которой расплатился со счетоводом. Он думал не о ней самой, а о том, что она символизировала. Арин сосредоточился на ее цене, на ее бесценности и попытался придумать хоть что-то, что могло сравниться в этом с серьгой.
– Скажите, что я могу вам дать.
Королева аккуратно повела плечом.
– Нечто больше.
– Скажите что.
– Я узнаю что, – ответила королева, – когда вы дадите мне это.
* * *
Арин и Рошар гребли против течения реки. Мягкий рассвет уверенно превратился в яркий день. Замок остался позади них, а потом и вовсе исчез. Водоросли у берегов спутывались друг с другом, а над каноэ, будто флаги, зависли огромные стрекозы.
Рошар управлял лодкой. Когда они только покидали город, Арин обратил внимание на арбалет, висевший у Рошара на спине, и несколько ножей для метания у бедер. Арин спросил, неужели Рошар ожидал, что жители равнин, разбившие лагерь у реки, станут сопротивляться. Рошар небрежно ответил:
– А, это от речных тварей. – Он, казалось, был настроен игриво. Затем, хоть Арин и не задавал больше вопросов, Рошар добавил: – Если тебе интересно, я хочу поймать какую-нибудь прекрасную ядовитую змейку и заставить тебя ее съесть. А ты любишь испортить весь сюрприз.
Каноэ замедлило ход. Рошар замер, и Арин тоже поднял весло из воды и оглянулся. Рошар вглядывался в водоросли. Из-за изуродованного носа контур его лица был неприятно ровным.
Течение начало относить их в противоположную сторону. Они снова взялись за весла.
В этот день было что-то такое – колебание тростника, движение весел, звон стрекоз и даже плоский профиль Рошара, – что тронуло Арина. Если бы ему пришлось описывать это чувство словами, он сказал бы, что сроднился с мгновением.
Он начал петь. Самому себе, сегодняшнему дню и тому чувству, что поселилось в нем. Он не пел так давно, и ему было приятно наконец вылить музыку в мир, почувствовать, как ее тяжесть снимается с языка. Песня струилась.
Он не думал ни о чем. Не думал о ней. Но потом подумал, как не думает о ней. Песня стала тяжелой, как свинец. Арин оборвал ее.
Воцарилось молчание.
В конце концов, Рошар, сидевший позади Арина, произнес:
– Не делай так при моей сестре, а то она не позволит мне убить тебя.
Не оглядываясь, Арин сказал:
– Когда я покидал столицу, то видел Ришу.
Каноэ начало сносить течением. Рошар снова перестал грести.
– Ее все там так называют или только ты? – Когда Арин вопросительно глянул на принца через плечо, тот продолжил: – Ее зовут Ришанауэй. Чужакам положено обращаться к ней так. Риша – для семьи.
Арин не понял, предпочитала ли Риша сама, чтобы ее так звали, или это имя выбрали для нее другие. Он вспомнил слова, которые она сказала ему при их последней встрече. С неохотой, но решительно он сказал Рошару, потому что посчитал, что тому стоит знать:
– Она сказала мне, что ее место во дворце.
Арин увидел на лице Рошара сожаление и горечь утраты... но также и облегчение. Этого Арин не понял. Задаваясь вопросом, так ли уж хотели королева и ее брат вернуть свою похищенную сестру, он осознал, что втайне гадал: вдруг этого оказалось бы достаточно для того, чтобы заключить союз, в котором так нуждалась его страна? Если бы он привез Ришу в Дакру с собой, ответило ли бы это ожиданиям королевы о «чем-то большем»? В какой роли Риша принесла бы большую пользу Герану: как Моль Тенсена или как козырь в переговорах с дакранской королевой?
Арин заставил себя остановиться. Такие вопросы задавала бы Кестрел. Кестрел всегда точно знала, насколько ей может быть полезен тот или иной человек. Арин с отвращением поджал губы.
– Вижу, мы оба сейчас задумались о приятном, – заметил Рошар. – А теперь за весла, маленький геранец, иначе мы застрянем здесь до ночи.
* * *
День окрасился в оранжевые цвета. Еще ни разу не прошел дождь.
– Почти на месте, – сказал Рошар.
– Почему жителям равнин приходится кочевать с места на место?
– Им и не приходится. Просто это отдельное племя разбило лагерь вверху по течению реки, недалеко от земледельческой деревушки, где поспевает урожай. Жители деревни пожаловались, что вода в реке стала грязной. Моя сестра хочет, чтобы эти беженцы перебрались в город вместе с остальными.
Сердце Арина будто зажали в тисках. Он вспомнил женщину с тряпичной куклой. Он подумал о том, каково это, когда тебя выгоняют из дома, ты строишь новый дом, но тебя выгоняют и оттуда.
– Значит, им снова придется страдать.
– Арин, ты думаешь, мне хочется просить их, чтобы они переселились? Мне вечно приходится выполнять за сестру грязную работу. – Рошар вздохнул. – Хоть для чего-то мое лицо годно. – Уловив изумление в молчании Арина, он сказал: – Да, несчастный принц, изувеченный империей. Вы не хотите сделать то, о чем он вас просит, люди равнин? Посмотрите на него. На его лицо. Ему тоже пришлось страдать.
Рошар выругался себе под нос.
Арин оглянулся, хоть и знал, что Рошару вряд ли хотелось бы, чтобы Арин увидел сейчас выражение его лица. Именно в такие моменты, когда эмоции в его глазах отражали увечья, принц выглядел особенно изуродованным.
Рошар снова заговорил, на этот раз четко:
– Дакра отвоюет равнины обратно. Генерал Траян сейчас в столице империи. Время пришло. Мы заберем назад то, что у нас украли.
– Нет. Не делайте этого.
– Что?
– Сожгите равнины.
– Что? Никогда.
– К черту империю, – сказал Арин. – К черту равнины. Выкурите эту проклятую армию со своей земли. Если равнины так уж им нужны, пусть сгорят за них.
– Но мы можем отвоевать равнины. Я уверен в этом.
– А что будет потом, когда генерал вернется на фронт? Что, по-твоему, он сделает? Он сожжет вас. Вам повезло, что он не сделал этого с самого начала.
Что-то дернулось внутри Арина. Что-то, связанное с Кестрел. И у него потемнело в глазах от того, как он разозлился на себя, на то, как его мысли постоянно обращались к ней, как его тело вспоминало ее даже сейчас, даже здесь, на другом конце света от нее. Арин раздавил зародыш этой мысль в порошок.
– Арин. – Рошар был в ужасе. – Это наши земли.
– Иногда кажется, что тебе что-то нужно, – ответил ему Арин, – в то время как в действительности следует отдать это.
* * *
К тому времени как Рошар объявил, что они добрались до места, небо окрасилось в сумеречно-розовые цвета. Арин не видел никакого лагеря, лишь стену тростника ржавого цвета. За ней, по словам Рошара, и скрывались покрытые травой луга и беженцы.
Они вывели лодку к берегу и спустились на грязное мелководье, чтобы вытащить ее на заросший тростником мокрый берег. Рошар зарядил свой арбалет. Перехватив взгляд Арина, он произнес:
– Просто предосторожность.
– Я думал, ты шутил, когда говорил о змее.
Рошар мрачно ответил:
– А я надеялся, ты веришь всему, что я говорю.
Он пошел вперед через камыши.
Арин не знал, что беспокоило Рошара; он надеялся, что не змеи – арбалет не самое лучшее оружие против них, – но теперь и он тоже встревожился. Фигура Рошара, уже отошедшего на порядочное расстояние, казалась маленькой среди тростника. Арин пошел за ним следом. Его ноги вязли в грязи.
– Королеве не следовало отправлять тебя одного.
Рошар обернулся.
– Я не один, – просто ответил он. – Ты со мной.
Арин собрался было попросить, чтобы Рошар дал ему какое-нибудь оружие. Он почти поравнялся со своим спутником.
Внезапно тростник всколыхнулся. По нему прошла плавная волна, будто кто-то аккуратно подкрадывался.
Из-за стеблей, расставив когти, выскочил какой-то зверь.
Глава 36
Тигр набросился на Рошара. За мгновение до этого Рошар выбросил перед собой руку. Низко рыча, зверь вцепился в нее зубами. Его морда была в крови. Тигр раскрыл пасть, чтобы впиться зубами в шею Рошару, но затем снова вцепился в руку, которая оказалась на пути.
Арин повернулся и побежал обратно к каноэ. Которое стало раскачиваться, когда он наполовину перевесился через борт. Схватив весло, Арин, увязая в грязи и цепляясь за поломанные стебли тростника, вернулся к Рошару и с размаху ударил тигра веслом, заставляя того отпрянуть.
Зверь зарычал. Массивное полосатое тело подобралось. Рошар откатился в сторону, покрытый собственной алой кровью. В руках у него ничего не было. Рошар хрипло вдохнул, и это было единственным звуком, который Арин услышал.
Тигр набросился на Арина.
Тот упал спиной в грязь и начал увязать в ней. Набрав полный рот грязи, он пытался удержать весло между собой и тигром, который оскалил поломанные зубы. Дыхание зверя было горячим, а рык сотрясал тело Арина, будто это он издавал этот звук. Ему в плечи болезненно впились когти. Арин пытался оттолкнуть морду зверя веслом, но понимал, чем все закончится. Его руки устанут. Весло треснет. Тигр рано или поздно подберется с удобной стороны и вцепится ему в шею.
Черный нос. Плавные полосы. Дикие янтарные глаза. В такие цвета была окрашена смерть Арина.
Но затем он вспомнил пустые руки Рошара.
Вспомнил про арбалет.
И хотя Арин понимал, что арбалет ему будет бесполезен – как целиться, не давая при этом тигру наброситься? боги, заряжен ли он все еще? – он рискнул отвести взгляд от зубов тигра и посмотреть в тростник. Арин увидел поломанный арбалетный болт, свинцовый наконечник которого торчал из грязи.
На расстоянии вытянутой руки.
– Рошар, – задыхаясь, выдавил из себя Арин.
Он услышал, как зашуршал камыш. Арин не видел Рошара, но знал, что тот пошевелился, и этого было достаточно.
Это отвлекло внимание тигра.
Арин протянул руку, схватил с земли арбалетный болт и воткнул его тигру в глаз.
Зверь взревел. Арин вогнал болт еще глубже. По его пальцам потекла горячая жидкость. Арин продолжил давить на оружие.
Тело тигра обмякло. Давление когтей ослабло.
Почему-то именно в это мгновение пришел страх. Тигр был мертв, но Арин продолжал с ним сражаться. Захлебываясь в грязи, он пытался столкнуть с себя полосатое туловище, с ужасом глядя в янтарный глаз тигра и во второй, выколотый, из которого сочилась жидкость.
А потом рядом оказался Рошар, и они вместе освободили Арина из-под тела тигра.
Арин, задыхаясь, лежал в грязи. Рошар тяжело опустился возле него. Предплечье принца было разодрано в клочья, он аккуратно прижимал к себе руку, согнув ее в локте, с которого стекала кровь.
Арин закрыл глаза и увидел глаза тигра. Тогда он открыл свои. Он увидел лабиринт тростника и скользкую грязь под щекой.
Рошар втянул в себя воздух. На одно причудливое мгновение Арин подумал, что звук, который он услышал следующим, тоже исходил от принца.
Царапающий плач. Мяуканье.
О нет. Арин знал, кто это. Он зажмурил глаза, чтобы не смотреть.
– Тигренок, – произнес Рошар.
И Арину пришлось посмотреть. Из ломаного тростника, утопая передними лапами в грязи, выбрался тигренок. Он взглянул на свою неподвижную мать и жалобно заплакал.
Арина пронзило болью. Он почувствовал грязь во рту.
В его сознании возник образ мальчика. Рыдающего и молящего. Тянущего за руку мертвой матери. Тянущего за ее длинные, покрытые кровью темные волосы. Тогда руки Арина были маленькими. Но в них появилась неожиданная сила. Он изо всех сил сжимал кулачки. А потом убийца матери оттащил его прочь.
Арин выдохнул, избавляясь от воспоминания. Он подавился воздухом, будто то была завязанная узлами веревка, и закашлялся, утирая с лица грязь и выплевывая изо рта ее остатки.
– И что же с тобой делать, – проговорил Рошар, глядя на тигренка. Тот завяз в грязи, уйдя в нее по самое тельце.
– Оставь его.
Рошар не ответил Арину. Он пробрался к тигренку через болотистый тростник и поднял его здоровой рукой.
* * *
– Брат, ты сошел с ума, – сказала королева.
– Он любит меня, – возразил Рошар. Тигренок спал, свернувшись клубком у его ноги.
– А что будет, когда он вырастет и станет достаточно большим, чтобы съесть живьем человека?
– Тогда я заставлю Арина заботиться о нем.
Арин услышал достаточно. Он направился к выходу из покоев Рошара.
– Погоди, – сказала королева.
Арину приходилось терпеть боль. Ему перевязали его разодранные плечи, и он был изнурен путешествием обратно, как и потрясением, которое выказали жители равнин, когда они с Рошаром появились в их стойбище с тигренком. Увидев, что неподалеку обитают тигры, они легко согласились переместить свой лагерь. Они накормили Арина, хотя тот не хотел есть. А потом Рошар с восторгом занялся трупом тигрицы: он осмотрел расслабленную пасть и объявил, что тигрица сломала зубы уже давно, и слава за то богине, иначе у них не было бы против зверя ни единого шанса.
– Мне бы, по меньшей мере, пришлось расстаться с рукой, – сказал он. Его рука представляла собой кровавое месиво. В лагере его раны промыли, зашили и перевязали. – Видимо, тебе придется самому доставить меня и тигренка домой, – жизнерадостно сказал Рошар, так что Арин греб по течению всю дорогу, в то время как Рошар спал, сняв боль меньшей дозой того же наркотика, который когда-то использовал, чтобы усыпить Арина. Кольцо с наркотиком было хитроумным приспособлением. Рошар уколол себя шипом, а затем посмотрел на рваную рубашку и разодранные плечи Арина.
– Извини, – сказал он. – Тебе нельзя. Ты должен грести.
Арин обругал его.
Рошар улыбнулся.
– Следи за выражениями, – сказал он и закрыл глаза.
Пока Арин греб, его плечи горели и кровоточили. Всю дорогу в город королевы тигренок с несчастным видом ходил по каноэ взад-вперед. Лодка раскачивалась из-за этого, и животное выло, не чувствуя уверенной опоры под ногами.
– Погоди, – снова сказала королева Арину. Она отошла от Рошара, пересекла комнату и протянула что-то Арину. На ее развернутой вверх ладони блеснул кинжал Кестрел. – Спасибо, – сказала королева и попыталась отдать Арину кинжал.
– Он мне не нужен.
Рука, державшая кинжал, дрогнула.
Арин сказал:
– Вы знаете, что мне нужно.
Королева покачала головой.
– Никакого союза.
Арин вспомнил удушающий ужас, который испытал, пока лежал в ловушке лап тигрицы. Как тот ужас сжал его внутренности. Не давал вздохнуть. Но дело было не в самом ужасе, а в том, что чувство было Арину знакомо. Точно так же он чувствовал себя месяцами, годами, придавленный империей.
Арин представил, будто кинжал в руке королевы уменьшился до размеров иглы. Не обращать на него внимания. Легко потерять.
Он вспомнил, как Рошар разбросал крохотное оружие Риши по кукольному замку.
Он представил себе восточный арбалет, меньший, чем валорианский.
Тигренка, оскалившего свои маленькие зубы.
Свою страну, беспомощную перед армией империи с ее инженерами, черными флагами, черными рядами пушек и кажущимися бесконечными запасами черного пороха.
И внезапно у Арина появилась идея.
Идея приняла форму. Она была небольшой. Компактной, твердой, подвижной. Она росла у него в сознании, пока он не моргнул, возвращаясь к тому, что было перед ним в покоях Рошара. Не воспоминание, не ужас и не идея. Всего лишь кинжал на ладони королевы.
Сколько вреда мог принести один кинжал?
– Уберите от меня это, – сказал Арин королеве. – Мне нужна кузница, и я хочу остаться там один.
