Текст книги "Преступление победителя (ЛП)"
Автор книги: Мари Руткоски
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Глава 3
Кестрел решила роскошно одеться на встречу с капитаном императорской стражи. Она выбрала снежно-белое с золотом парчовое платье с длинным шлейфом. Как и всегда, она как следует закрепила свой кинжал, но этим утром затягивала пряжки туже, чем требовалось. Она справилась с ними только после нескольких попыток.
Капитан зашёл за ней, когда она заканчивала пить своё утреннее молоко, приправленное специями. Он отказался сесть, пока она допивала. Когда он взглянул на её наряд и спрятал ухмылку, Кестрел поняла, что, куда бы они ни шли, ей это не понравится. Когда же он не предложил ей переодеться во что-нибудь, что не так легко испачкать, она поняла также, что он ей не нравится.
– Вы готовы? – спросил капитан.
Она отпила из своей кружки, не отрывая от него взгляда. Нескладный мужчина со шрамом, пересекающим рот. Сломанная челюсть выступает влево. У капитана был неожиданно аккуратный прямой нос, что было заметно в профиль, который Кестрел, однако, увидела только мельком, когда он повернул голову, чтобы удостовериться, что они одни. Капитан был из тех, кто предпочитал всегда находиться к собеседнику лицом. Тогда его черты были искажены.
Она задумалась, что бы он сделал, узнав, что после Геранского восстания она была в доме Арина не такой уж подневольной пленницей.
Она поставила пустой стакан на маленький столик.
– Куда мы идём?
Его ухмылка вернулась.
– Нанести кое-кому визит.
– Кому?
– Император приказал не говорить.
Кестрел подняла подбородок и взглянула на капитана.
– Как насчёт намёков? Приказал ли император не давать никаких намёков, даже самых маленьких?
– Что ж...
– А догадки? Например, – она постучала пальцами по столу чёрного дерева, будто сыграв аккорд, – я предполагаю, что мы направляемся в тюрьму.
– Это было не так уж сложно, миледи.
– Мне стоит попробовать что-нибудь посложнее? Ваши руки чистые, но ботинки грязные. Немного забрызганные. Пятна блестящие, только что высохли. Кровь?
Он заинтересовался. Ему понравилась эта игра.
– Как я погляжу, сегодня вы встали даже раньше, чем я, – сказала Кестрел. – И вы были заняты. Как противоречат, однако, кровь на ваших ботинках и этот запах... тонкий аромат. Ветивер. Дорогой. Нотка амбры. Слабый отзвук перца. О, капитан. Неужели вы... одалживали у императора душистое масло?
Удовольствие исчезло с его лица.
– Я считаю, такая хорошая догадка заслуживает намёка, капитан.
Он вздохнул.
– Я отведу вас к заключённому-геранцу.
Молоко в желудке Кестрел заледенело.
– Это мужчина или женщина?
– Мужчина.
– Почему же так важно, чтобы я с ним увиделась?
Капитан пожал плечами.
– Император не сказал.
– Но кто это?
Капитан тяжело переступил с ноги на ногу.
– Я так же люблю сюрпризы, – сказала Кестрел, – как и император любит делиться своими маслами.
– Он никто. Мы даже не уверены насчёт его имени.
Не Арин. Это всё, о чём могла подумать Кестрел. Это не мог быть он: губернатор Герана не был никем. Его арест мог вызвать новый конфликт.
И всё же в тюрьме кто-то был.
Молоко потеряло свою сладость, но Кестрел улыбнулась, вставая.
– Пойдёмте.
* * *
Столичная тюрьма находилась за стенами дворца, немного ниже по склону, на противоположном конце города, в естественном углублении, которое было расширено, укреплено и наполнено кажущимися бесконечными лестницами. Она была маленькой – по слухам, тюрьма восточной империи представляла собой целый подземный город, – но её размеров хватало Валорианской империи. Большинство преступников отправляли на каторгу в шахты севера. Те, кого оставляли, совершили самые тяжелые преступления, и их ждала скорая казнь.
Горели масляные лампы. Следом за капитаном Кестрел спустилась по первой черной лестнице. Воздух был неподвижен. Шлейф платья шуршал позади Кестрел. И девушке чудилось, что это она пленница, которую ведут в камеру. При мысли о том, что ее поймали на каком-то проступке и сейчас запрут в темноте, Кестрел почувствовала, что ее сердце сбилось с ритма.
Они прошли мимо одной из камер. Прутья небольшого окошка сжимали белые пальцы, напоминающие червей. Какой-то голос прохрипел что-то на языке, которого Кестрел не знала. В нем было много шепелявых звуков, и это показалось девушке странным, но затем она поняла, что так, должно быть, будет звучать речь человека, у которого нет зубов. Она отпрянула.
– Держитесь подальше от решетки, – сказал капитан. – Сюда, – добавил он, указывая на лестницу вниз, как будто Кестрел могла повернуть куда-то еще.
Когда ступени наконец закончились, Кестрел потеряла равновесие, оказавшись на ровном полу. В коридоре пахло влажным камнем и нечистотами.
Капитан открыл дверь темницы и пригласил Кестрел войти. Она помедлила, на мгновение ужаснувшись, что он хочет запереть ее здесь. Ее рука потянулась к кинжалу у бедра.
Капитан коротко рассмеялся. Вслед за этим звуком раздался металлический лязг в углу камеры, и капитан поднял лампу. Ее свет упал на мужчину, сидевшего у стены и прикованного к ней натянувшимися цепями. Скользя голыми ступнями по неровному полу, пленник попытался отодвинуться от капитана.
– Не беспокойтесь, – сказал тот Кестрел. – Он не причинит вам вреда. Возьмите. – Он передал Кестрел лампу, а сам потянул за свободный конец цепи так, что пленник оказался распластанным на стене. Мужчина сотрясался в рыданиях. Он начал молиться всей сотне геранских богов.
Кестрел не узнала его и испытала облечение, за которым последовал липкий стыд. Какая разница, знакома она с этим мужчиной или нет? Ему предстояли страдания. Она прочитала это по блестящим в свете лампы глазам капитана.
Кестрел не могла остаться. Не могла смотреть. Она повернулась к двери.
– Это против правил, которые установил император, – произнес капитан. – Он сказал, что вы должны быть здесь до конца. И пообещал, что если вы не подчинитесь, то я могу отрубать этому человеку пальцы, вместо того чтобы сдирать кожу.
Внезапно мужчина замолчал, но затем, содрогаясь, продолжил молиться.
Нервы Кестрел были натянуты, подобно этому надорванному тонкому голосу. Он звучал так, будто какой-то рычаг зажимали, а затем отпускали.
– Мне здесь не место, – сказала она.
– Вы – моя будущая императрица, – отозвался капитан. – Вы должны присутствовать. Или вы полагали, что власть заключается лишь в платьях и балах? – Он проверил, чтобы цепь была натянута туго. Мужчину приподняло, так что он повис в кандалах. – Лампу, миледи, – подозвал Кестрел капитан.
Пленник поднял голову. В его глазах отразился свет. Хотя Кестрел и знала, что этот сломленный мужчина не Арин – он был старше и обладал более тонкими чертами лица, – ее сердце сжалось. Его глаза были такими же, как и у большинства геранцев. Но серыми и ясными, совсем как у Арина. И внезапно ей показалось, что это Арин споткнулся на имени бога милосердия, что это он умоляет ее о чем-то, чего она дать ему не в состоянии.
– Лампу, – повторил капитан. – Вы уже начинаете все усложнять, леди Кестрел?
Она подошла ближе и увидела возле пленника контур ведра, до краев наполненного испражнениями и мочой. Кисть правой руки мужчины оказалась вся обмотана марлей.
Капитан снял повязку. Пленник поперхнулся своей молитвой.
На трех пальцах кожи не было.
Кестрел заметила розовые мышцы и блестящие кремовые ленты сухожилий. У нее свело живот. Капитан притащил из другого угла камеры небольшой столик и прижал к нему руку пленника ладонью вверх.
– Как тебя зовут? – спросил капитан. Когда ответа не последовало, валорианец вытащил кинжал и вонзил его в четвертый палец жертвы. Фонтаном брызнула кровь.
– Остановитесь! – взмолилась Кестрел. – Остановите это!
Заключённый попытался вырваться, но капитан прижал его запястье к столу и снова поднял кинжал.
Кестрел перехватила его руку, вцепившись в неё пальцами. Лицо капитана переменилось: на нем появилось почти жадное выражение, оно говорило, что он ждал этой ошибки. Вот что это было. Кестрел провалила испытание императора, даже не зная его условий. Любое колебание было против неё. Каждая капля её жалости учитывалась капитаном. Он запасал её жалость, откладывал, чтобы извлечь потом перед императором, разлить перед ним, как бы говоря: «Посмотрите, как она жалка. Как слабовольна. В ней нет стержня, нужного, чтобы править».
В ней его и не было. Не было, если то, что происходило, означало править империей.
Она не знала, что сделала бы дальше, если бы пленник не замер. Он не отрывал от нее взгляда. Его глаза расширились и наполнились эмоциями. Он был ошеломлен. Он узнал ее. Она его не знала. Однако на его лице отразилась торопливость человека, нашедшего ключ к шкатулке, которую он отчаянно пытался открыть.
– Меня зовут Тринн, – прошептал он Кестрел по-герански. – Скажи ему, что я...
Капитан стряхнул ослабшую хватку Кестрел и повернулся к пленнику.
– Ты скажешь мне сам, – произнес капитан по-герански бегло, но с сильным акцентом. – Это хорошо, что ты готов говорить. Дальше, Тринн. Что ты имел в виду? Что ты хотел мне сказать?
Рот пленника беззвучно открывался и закрывался. По столу растекалась кровь. Клинок капитана блестел.
К Кестрел вернулось самообладание. Все дело было в том, как заключенный смотрел на нее – будто ее присутствие являло собой счастливую случайность. Кестрел не могла подвести его, хотя и не понимала, что пленник в ней увидел. Она сделает все возможное. Она справится с тем, о чем ее просило выражение его лица.
– Я не помню, – ответил Тринн.
– Скажи, или я сдеру с тебя всю кожу.
– Капитан, – проговорила Кестрел. – Он в замешательстве. Дайте ему минутку...
– Это вы в замешательстве, если полагаете, что можете вмешиваться в ход допроса. Вы здесь для того, чтобы слушать. Тринн, я задал тебе вопрос. Прекрати смотреть на нее. Она не имеет никакого значения, смотри на меня.
Взгляд Тринна метался между ними. Пленник издал гортанный звук, краткий и хриплый, со слабым надрывом сдерживаемой боли. Он снова перевел взгляд на Кестрел.
– Пожалуйста, – сипло произнес Тринн, – он должен знать.
Капитан отодрал кусок кожи и бросил его в ведро.
Тринн закричал. Прерываемый судорожными вдохами, его крик никак не затихал в голове Кестрел.
Она потянулась к капитану и попыталась вцепиться в ту его руку, в которой был зажат кинжал. Мужчина, даже не глядя, с легкостью оттолкнул ее назад, и Кестрел упала.
– Не смей отказывать мне, Тринн, – сказал капитан. – Слова «нет» больше не существует. Есть только «да». Ты понял?
Пленник подавил крик.
– Да.
Кестрел поднялась на ноги.
– Капитан...
– Тихо. Вы только усугубляете ситуацию.
Он обратился к Тринну:
– Что ты подслушал под дверями во время личной встречи императора с главой Сената?
– Ничего! Убирался. Я убираю.
– Звучит как «нет».
– Нет! То есть, да, да, я подметал пол. Я убираю. Я слуга.
– Ты раб, – исправил капитан, хотя император своим указом освободил геранцев. – Не так ли?
– Да. Я раб.
Кестрел тихо вытащила кинжал. Если капитан будет и дальше стоять к ней спиной, она сможет что-нибудь предпринять. Не имело значения, что её боевые навыки оставляли желать лучшего. Она сможет остановить его.
Сможет?
– И зачем, – мягко сказал капитан Тринну, – зачем ты подслушивал у дверей?
Кинжал дрожал у Кестрел в руке. Она вновь почувствовала запах масла, исходящий от капитана. Она заставила себя приблизиться. Утреннее молоко подкатило к горлу.
Тринн оторвал свой взгляд от капитана, чтобы посмотреть на Кестрел.
– Деньги, – сказал он, – сейчас идет год денег.
– О, – произнёс капитан, – наконец мы подошли к делу. Тебе заплатили за подслушивание, не так ли?
– Нет...
Нож капитана вонзился в плоть. Кестрел вырвало, её кинжал отлетел в темноту. Звук его падения утонул в крике Тринна. Кестрел вытерла рот краем рукава. Она закрыла глаза и прижала ладони к ушам, чтобы не слышать. Она едва различила новый вопрос капитана:
– Кто? Кто заплатил тебе?
Но ответа не последовало. Тринн потерял сознание.
* * *
Кестрел добралась до своих покоев, чувствуя недомогание. Будто она была заражена. Она лежала в ванне, пока не почувствовала, что почти сварилась. Она оставила испорченное платье лежать скомканным на полу ванной комнаты. Затем, всё ещё с распущенными и влажными волосами, она забралась в постель и задумалась.
Или попыталась думать. Она пыталась придумать, что ей делать. Она заметила, что пуховое одеяло, толстое, но в то же время лёгкое, подрагивает, как живое. Её трясло.
Она вспомнила Плута, предводителя геранцев. Арин подчинялся ему, следовал за ним. Любил его. Да, она знала, что любил.
Плут всегда обращал внимание на кисти рук Кестрел. Угрожал сломать ей пальцы или отрезать, раздавить в своих собственных. Казалось, он был одержим ими, пока не стал одержим ею по-другому. Кестрел снова почувствовала ледяную волну ужаса, как тогда, когда стала понимать, чего он хотел и что готов был сделать, чтобы добиться желаемого.
Сейчас он был мертв. Арин убил его. Кестрел видела это. Она видела, как Плут умер, и убедила себя, что он больше не причинит ей вреда. Кестрел уставилась на свои руки, целые и невредимые. Кожа, гладкая и мягкая, была на месте, не обнажая кровавое мясо. Руки были тонкие, с короткими ногтями для удобства игры на рояле.
Она подумала, что, наверное, у нее красивые руки. Лежащие на одеяле, они казались верхом бесполезности. Что она могла сделать?
Помочь заключённому сбежать? Но для этого нужно было заручиться чьей-то помощью. У Кестрел не было власти над капитаном. Никто в столице не был ей что-либо должен. Она не знала придворных секретов. Она была пока совершенно чужой во дворце и ещё не завоевала ничьей верности для помощи с таким безрассудным планом.
А если ее поймают? Что император сделает с ней?
А что, если она ничего не сделает?
Она не могла не сделать ничего. Её бездействие в тюрьме уже стоило слишком много.
«Сейчас идет год денег», – сказал Тринн. Он произнёс эти слова так, будто они предназначались ей. Странная фраза. Но знакомая. Возможно, догадка капитана была верна, и Тринн хотел сказать этим, что ему заплатили за сбор информации. У императора было много врагов, и не все они были чужестранцами. Тринна мог подкупить соперник императора в Сенате.
Но, когда одеяло опало и успокоилось, превратившись в снежный холм над согнутыми коленями Кестрел, она вспомнила слова своей геранской няни:
– Сейчас год звёзд.
Кестрел тогда была маленькой. Инэй склонилась над её разбитой коленкой. Кестрел никогда не была неуклюжей, но всегда старалась слишком усердно, с предсказуемыми ушибами и царапинами.
– Будь осторожна, – говорила Инэй, перевязывая колено. – Сейчас год звёзд.
Эта фраза показалось девочке странной. Она попросила объяснить.
– Вы, валорианцы, нумеруете года, – ответила Инэй, – а мы обозначаем их нашими богами. В цикле весь пантеон: на каждый год приходится один бог из сотни. Богиня звёзд властвует над этим годом, значит, ты должна беречь ноги. Эта богиня любит случайные происшествия. И красоту. Иногда, когда богиня раздражена или просто скучает, она решает, что самое красивое – это катастрофа.
Кестрел это должно было показаться глупым. У валорианцев не было богов. Не было никакой жизни после смерти или любых других суеверий, как у геранцев. Что валорианцы почитали, так это славу. Отец Кестрел смеялся над идеей о судьбе. Он был имперским генералом, и, если бы верил в судьбу, как заявил он однажды, то сидел бы в своей палатке и ждал, пока ему принесут земли Герана в прелестной кристальной чашечке. Вместо этого он захватил их. Его победы, сказал он, были его собственными.
Но ребенком Кестрел была очарована идеей существования богов. О них слагались прекрасные сказки. Кестрел попросила, чтобы Инэй познакомила ее с некоторыми богами из сотни и объяснила, чем они управляют. Однажды за ужином, когда тонкий фарфор тарелки треснул под ножом ее отца, она в шутку сказала:
– Осторожно, папа. Сейчас год звезд.
Генерал замер. Кестрел испугалась. Возможно, боги действительно существовали.
Это мгновение превратилось в катастрофу. Кестрел поняла это по ярости в глазах отца. Поняла по синяку, который появился на руке Инэй на следующий день, – по широкому фиолетовому ободку, оставленному большой ладонью.
Кестрел больше не спрашивала о богах. Она забыла о них. Возможно, среди них был и бог денег. Возможно, сейчас шел его год. Она не была уверена. Не понимала, какой смысл Тринн вложил в свою фразу.
«Скажи ему, – произнес Тринн. – Он должен знать». Капитан предположил, что Тринн имел в виду его самого. Возможно, так и было. Но Кестрел вспомнила серые глаза пленника. Вспомнила, что он, судя по всему, узнал ее. Разумеется, он служил во дворце. Слуги знали, кто она, даже если она не знала их по именам. Но Тринн был геранцем.
Что, если он появился во дворце недавно? Что, если он знал Кестрел по ее жизни в Геране, где она была полностью поглощена последовательностью званых ужинов, балов и чаепитий, а ее самым главным беспокойством было желание отца, чтобы она вступила в армию, и его ненависть к ее увлечению музыкой?
Или же Тринн узнал ее по тому времени, когда все изменилось. По тому, что было после Первозимнего восстания. После того, как геранцы захватили город, а Арин объявил Кестрел своей собственностью.
«Он должен знать», – сказал Тринн.
Медленно, будто крошечные детали опасного механизма, Кестрел заменила одно слово именем.
Арин должен знать.
Но знать что?
* * *
У Кестрел были к Тринну собственные вопросы. Она найдет способ помочь ему, понять, что он имел в виду. Но это означало встречу с Тринном наедине... что требовало разрешения императора.
– Мне стыдно за себя, – сказала она императору следующим утром. Они находились в его личной сокровищнице. По записке, в которой он соглашался на ее просьбу встретиться, и выбору места, Кестрел показалось, что он должен быть в благоприятном расположении духа. Но сейчас он молчал, выдвинув один из ящиков, которые, подобно сотам, покрывали стены от пола до потолка. Император внимательно изучал содержимое ящика, но что там, Кестрел видно не было.
– Я неправильно повела себя в тюрьме, – проговорила Кестрел. – Пытка...
– Допрос, – поправил ее император, по-прежнему глядя в ящик.
– Это напомнило мне о Первозимнем восстании. О том... что мне пришлось пережить.
– Что вам пришлось пережить.
Император поднял взгляд от ящика.
– Да.
– Мы никогда особенно не обсуждали, что вы пережили, Кестрел. Я ожидал, что, каково бы вам тогда ни пришлось, это должно было заставить вас поддержать капитана в том, что он делал, вместо того чтобы препятствовать дознанию. Или же мы по-разному понимаем, каким испытаниям вы подверглись в руках геранских повстанцев? Не нужно ли мне с другой стороны посмотреть на историю о том, как дочь генерала бежала из плена и преодолела на лодке шторм, чтобы предупредить меня о восстании?
– Нет.
– Не думаете ли вы, что империя сможет выжить, если откажется от некоторых грязных приемов? Не думаете ли вы, что императрица сумеет править, не запятнав руки?
– Нет.
Император задвинул ящик. Щелчок показался Кестрел грохотом.
– Но тогда что мне остается, кроме разочарования? Прискорбного разочарования. Я был о вас лучшего мнения.
– Позвольте мне исправить свою ошибку. Пожалуйста. Я хорошо разговариваю по-герански, и мое присутствие побудило пленника к разговору. Если бы я могла допросить его...
– Он мертв.
– Что?
– Мертв, как и информация, которой он обладал.
– Как он умер?
Император раздраженно взмахнул рукой.
– Заражение. Лихорадка. Ведро с испражнениями.
– Я не понимаю.
– Тюрьма строилась с таким расчетом, чтобы не позволить пленникам совершить самоубийство. Но тот человек – Тринн – был умным. Решительным. Отчаянным. Этих качеств достаточно, чтобы решиться заразить открытую рану, опустив руку в ведро с отходами.
Тошнота грозила вернуться. Как и вина – неприятный привкус в глубине горла.
Император вздохнул. Он опустился в кресло и жестом пригласил девушку сесть напротив. Кестрел, едва стоявшая на ногах, повиновалась.
– Вы знакомы с такими людьми, как он. Как вы думаете, стал бы он прибегать к подобным мерам, чтобы защитить валорианского сенатора, который заплатил ему с целью узнать, как следует голосовать?
– Нет, – произнесла Кестрел. Любой другой ответ прозвучал бы фальшиво.
– Как вы думаете, кто нанял его?
– Возможно, восток. У них должны быть здесь шпионы.
– О, так и есть.
Император задержался на ней взглядом. Он не ждал ответа, но хотел знать, выскажет ли Кестрел вслух то, в чем он уже не сомневался.
– Он работал на Геран, – медленно ответила Кестрел.
– Разумеется. Скажите мне, способен ли их предводитель вдохновить? Я никогда с ним не встречался. Но вы были его пленницей. Считаете ли вы, что этот новоиспеченный губернатор обладает... харизмой? Притягательностью и силой, которые могут заставить людей пойти ради него на крайний риск?
Кестрел с трудом сглотнула.
– Да.
– Я хочу вам кое-что показать. – Император указал на ящик, который несколько минут назад закрыл. – Принесите то, что там внутри.
Это была золотая монета с отчеканенным на ней профилем императора.
– Я приказал, чтобы эту серию выпустили в честь вашей помолвки, – сказал он. – Переверните монету.
Кестрел исполнила приказ. То, что она увидела, повергло ее в ужас. Это было изображение скрещенных спиц для вязания.
– Вы знаете, что это?
Кестрел помедлила, прежде чем ответить:
– Это символ Джадис.
– Да. По-моему, это прекрасная сказка, чтобы связать ее с вами.
Джадис была воительницей из старинной валорианской легенды. Лейтенантом. Её армия была разбита, а сама она взята в плен вражеским полководцем, который добавил её к своему гарему. Ему нравились все его женщины, но у него появилось особое пристрастие к валорианке. И всё же он не был глупцом. Её приводили к нему обнажённой, чтобы лишить шанса спрятать оружие. И девушку связывали, во всяком случае, поначалу. Он не доверял её рукам. Но Джадис была ласковой и послушной, и со временем главнокомандующий заметил, что она сблизилась с другими женщинами из гарема. Они обучили её вязанию. Иногда, в перерывах между сражениями, он замечал девушку у женских палаток, вяжущую нечто бесформенное. Ему показалось интересным, что валорианская жестокость и непокорность оказались лишь мифом. Какой домашней оказалась эта маленькая воительница!
– Что это? – спросил он.
– Это для тебя, – ответила Джадис. – Тебе понравится, вот увидишь.
Шерстяное изделие росло от месяца к месяцу. Оно стало поводом для своего рода шутки: он спрашивал, что она вязала: носок, тунику, плащ? Её же ответ всегда был одинаков.
– Увидишь, тебе понравится.
Однажды ночью в своей палатке, спустя много времени после того, как он перестал связывать девушку, главнокомандующий спросил её:
– Ты знаешь, что за битва произойдёт завтра?
– Да, – ответила Джадис.
Главнокомандующий планировал нанести удар в самое сердце Валории. И у него были все шансы на успех.
– Ты, должно быть, ненавидишь меня за это.
– Нет.
При звуке этого слова у него на глазах выступили слезы. Он хотел рыдать, прижавшись к коже Джадис. Он не поверил своей пленнице.
– Любовь моя, – сказала Джадис, – я почти закончила твой подарок. Позволь мне довязать его здесь, рядом с тобой. Он принесёт тебе удачу в бою.
Её слова рассмешили мужчину, он не мог даже вообразить, каким образом он должен был носить этот уродливый комок шерсти. Но воспоминание о том, как упорно она продолжала своё жалкое занятие, было ему приятно. Пусть у неё не было ни малейшего умения вязать, само усердие было подтверждением её преданности.
Главнокомандующий подошёл ко входу в палатку и приказал принести корзинку с её вязанием.
Он поставил корзинку у кровати и снова насладился девушкой. Потом она села вязать возле него. Тихий перестук спиц навевал на главнокомандующего сон.
– Ты ещё не закончила? – спрашивал он.
– Закончила. Только что.
– Но что это?
– Ты не видишь? Тебе не нравится? Посмотри повнимательнее, любовь моя.
Он наклонился, и тогда Джадис вонзила спицы ему в горло.
Монета потяжелела в ладони Кестрел. У девушки перехватило дыхание.
Император сказал:
– Мы говорили ранее о твоём пребывании в плену у Арина.
– Всё было совсем не так, – она сжала монету. – Я не Джадис.
– Не так? Я слышал, губернатор довольно привлекателен.
– Я так не думаю. – Во всяком случае, не думала сначала. Как жалко, что она не видела настоящего Арина. Насколько хуже стало, когда она поняла, кто он. И как ужасно она чувствовала себя сейчас, когда он был для нее потерян, а император выспрашивал ее тайны. – Он никогда не был моим любовником. Никогда.
Это, по крайней мере, было правдой. Звук её голоса должен был убедить императора. Или то, как она сжала монету. Он мягко произнёс:
– Я верю тебе. Но что, если бы я не поверил? Разве имело бы значение то, что раб делил с тобой ложе? О, Кестрел, не смотри на меня с таким потрясением. Ты думаешь, я собираюсь играть в приличия? Я знаю слухи. Все знают. – Он встал, подошёл к ней и дотронулся до сжатого вокруг монеты кулака. – Вот почему тебе нужна Джадис. Это подарок. Если столица думает, что ты проявляла расположение к губернатору Герана, пусть думает, что это было намеренно. Ты сделала выбор, когда стояла передо мной и просила дать Герану независимость. Ты выбрала моего сына. Ты выбрала мою сторону, – он пожал плечами. – Я прагматик. У меня не было ни малейшего желания ввязываться в войну с Гераном, когда так манит восток. Твоё предложение – придание Герану статуса независимой территории – было политически невыгодным в некоторых вопросах... но ценным в решении других. В военном тоже. Не стоит упускать и дополнительную выгоду. Военные круги уважают меня теперь, когда дочь генерала выходит за моего сына. Я думаю, мы поняли друг друга, не так ли? Я получаю дочь, достаточно умную, чтобы править империей, и в то же время расположение солдат её отца. Ты получаешь корону и прощение всех прошлых... оплошностей.
Кестрел опустила руку, расслабив её. Но не настолько, чтобы выпустить монету.
– Твой кинжал, Кестрел, пожалуйста, – он протянул руку.
– Что?
– Дай мне свой кинжал.
Когда она не шевельнулась, он сказал:
– Он слишком прост. Невеста моего сына достойна лучшего.
– Мне дал его отец.
– А разве я тебе отцом не стану?
После этих слов императора она уже не могла сказать «нет», не оскорбив его. Кестрел достала кинжал, который так лелеяла. Она прижала большой палец к рубину, вставленному в рукоятку кинжала, с вырезанными на нем когтями хищной птицы – ее гербом. Она надавила сильно, до боли. А затем отдала оружие императору.
Он положил кинжал в ящик, из которого раньше извлёк монету, и закрыл его. А Кестрел вручил свой кинжал, мерцавший на его бедре. Император коснулся золотой линии над бровями Кестрел, отмечавшей её как помолвленную женщину.
– Я могу рассчитывать на твою верность империи, не так ли?
– Безусловно.
Кестрел постаралась не обращать внимания на невесомость своих ножен.
– Хорошо. Прошлое в прошлом, не так ли?
– Да.
Император выглядел удовлетворённым.
– В тебе не должно быть ни единого намёка на симпатию к Герану... или его губернатору. Если она осталась – уничтожь её. Если ты этого не сделаешь, последствия тебе не понравятся. Ты поняла?
Она поняла. Кестрел только сейчас поняла, что визит в тюрьму не был испытанием или уроком. Нет, император хотел показать, что бывает с теми, кто перешёл ему дорогу.
