Текст книги "Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников"

Автор книги: Маргарита Павлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

Центральные женские персонажи «Тяжелых снов» были изначально противопоставлены друг другу. Эта оппозиция подчеркнута ономастикой имен: Анна ( евр.) – благодатная, Ксения ( греч.) – чужестранка, гостья, Клавдия (от лат. claudus) – хромая; фамилия Кульчицкая буквально означает: колченогая, в демонологической традиции хромота неизменно связывалась с нечистой силой («хромой бес»; Лесаж употребил выражение в качестве названия романа).

В процессе работы Сологуб переосмыслил образ главной героини и выдвинул на первый план женский тип, который в конечном результате показался ему одновременно идеальным и жизнеспособным. В образе Анны он манифестировал античный идеал естественной красоты и здоровья (следствие правильного – спартанского – воспитания), в образе Клавдии – современный развинченный тип fin de siècie [216]216
  О каноне «новой» красоты см.: Волынский А. Л.Красота (Из дневника старого энтузиаста) // Волынский А. Л. Борьба за идеализм: Статьи и очерки. – СПб.: Н. Г. Молоствов, 1900. – С. 283–293; впервые опубл.: Северный вестник. – 1899. – № 10.


[Закрыть].

В окончательной версии «Тяжелых снов» ведущее место в иерархии марьяжных сюжетов занимает история любви Логина и Нюты Ермолиной. Образ Клавдии осложнен мощным «декадентским» подтекстом: она порочна и зла, ее демоническая красота влечет и отвращает; она легко отбросила «приторную мораль», преступила нравственный кодекс (alter ego Логина).

К самым ранним сохранившимся наброскам и главам романа примыкают черновые фрагменты, повествующие об истории дочерей Мотовилова – Анны (Неты) и Нади. В первоначальном авторском замысле этот сюжет имел самостоятельное значение. «Отцу, видишь ли, нужны мои связи для новых афер, потому ему очень хочется спроворить этот брак, да дочка не туда глядит. Ну, да отец уломает, коли захочет», – сообщает Андозерский Логину обстоятельства возможной женитьбы на Нете, попутно он рассказывает историю Нади, покончившей с собой: «Говорят, что старшую дочь от 1-го брака продал кому-то из столичных тузов за пособничество в каком-то грязном деле, где ему грозила опасность» [217]217
  РНБ. Ф. 724. Ед. хр. 6. Л. 6. В рабочих материалах имеется запись: «Дочь Мотовилова. Свет. 1887. № 73». В указанном номере газеты опубликована заметка «Торг женщинами», которая, вероятно, должна была послужить источником сюжетной линии романа; в заметке, в частности, сообщалось: «Проживающая в Варшаве, при своем отце, железнодорожном чиновнике, Каролина М., 18-летняя девушка, несколько месяцев тому назад бесследно исчезла из родительского дома. Недавно отец получил известие, что Каролина находится в Одессе в ужасном положении, и; ^медленно отправился за нею. Оказалось, что неопытная девушка склонилась на увещания некоего Фиглера бежать с ним. Ремесло Фиглера – торговля „живым товаром“, он состоит агентом целой шайки бессовестных людей, производящих свои операции по различным местностям Европы, преимущественно же в Австрии, Польше и в юго-западных губерниях России. Фиглер, обладающий красивой наружностью и выдающий себя за человека из высших сфер, сумел склонить к побегу несчастную девушку. <…> При аресте Фиглера в Поти оказалось, что у него три девушки, находящиеся в состоянии искусственного возбуждения, достигаемого вредными для здоровья наркотическими средствами. Несчастная М. только вследствие болезни была оставлена в Одессе, откуда ей удалось передать о себе известие отцу» (Свет. – 1887. – № 73, 8 апреля. – С. 3).


[Закрыть].

Нета бежит из дома, спасаясь от отцовского гнева и побоев, не желая насильно выходить замуж за Андозерского. Она инсценирует самоубийство и затем находит приют в колонии интеллигентов-опрощенцев (ходит босоногой, носит крестьянскую одежду, занимается простым трудом). Мотовилов находит дочь по доносу священника.

Сохранилось несколько набросков встречи отца со сбежавшей дочерью (в стилистике брутальных сцен «Ночных рос»), В одном варианте текста он силой принуждает Нету вернуться (в припадке бешенства бьет ее хлыстом по лицу, оскорбляет); в другом – пытается фальшивой лаской увлечь домой, а там наказать и насильно выдать замуж. Она соглашается ехать с отцом в том случае, если он не станет ее сечь и отпустит учиться в Петербург (где живет ее друг – студент Рогов). Мотовилов угрожает, что ее приведут к нему по этапу. Девушка бежит, отец пускается в погоню, но напрасно. Он проклинает ее [218]218
  РНБ. Ф. 724. Ед. хр. 7. Л. 30–37.


[Закрыть].

Внутри этой сюжетной линии предполагался рассказ о том, как Нета узнает, что студент Рогов был возлюбленным ее сестры Нади, проданной отцом и погибшей. «Анна часто вспоминала сестру свою Надю и не раз в разговоре с Роговым говорила о ней. Перед Роговым всплывает дорогой образ любимой и погубленной женщины, тоже Нади, – и она очень похожа на сестру Анны. Он ничего не догадывается, но слова Анны разбередили его сердечную рану. Ему вспомнились все подробности знакомства с Надей. Она училась в Петербурге. Случайная встреча; знакомство. Любовь. Он ее посещает. Прячет его от отца. Он его не видел, но слышал его голос и теперь находит, что он похож на Мотовилова. Печаль Нади, она ничего не отвечает Рогову, бедному студенту. Наконец она исчезает. И вдруг он получает ее письмо, где она все объясняет, – и бросается в реку. Попытки спасти не удаются: вытащена мертвая и не очнулась. Однажды, когда зашла речь о Наде, Мотовилов спросил: давно ли она умерла. Она умерла лет 5 тому назад, в Петербурге. – В тот же год и так же, как и моя Надя» [219]219
  РНБ. Ф. 724. Ед. хр. 7. Л. 38.


[Закрыть]. В заключение Нета узнает, что речь идет о ее погибшей сестре.

В окончательном тексте история Неты Мотовиловой сильно трансформирована и в иерархии марьяжных сюжетов «Тяжелых снов» отодвинута на задний план. Тип барышни, увлеченной толстовскими идеями и ушедшей (или сбежавшей) от «сытой жизни» к простому труду и жизни среди народа, в 1880-е годы был популярен в русской прозе народнической ориентации. Возможно, по этой причине Сологуб пересмотрел намеченную сюжетную линию и «облегчил» характер Неты (она увлечена провинциальным актером Пожарским и мечтает выйти за него замуж, а не учиться на женских курсах).

Эта повествовательная линия имела художественную параллель в малой прозе Сологуба. В его первом опубликованном рассказе «Ниночкина ошибка» (1894) [220]220
  Впервые опубл.: Иллюстрированный мир. – 1894. – № 35, 28 августа; № 36, 4 сентября (под псевдонимом «Федор Моховиков»).


[Закрыть]речь идет о романе дочери городского головы Ниночки Животовой с провинциальным актером Фунтиковым, выступавшим на сцене под псевдонимом Полтавский. Отец против желания дочери выйти замуж за актера («Он тебе не пара, малообразованный, постоянно ломается, пьяница, мот, картежник, и еще есть за ним художества, о которых я тебе говорить не стану») [221]221
  Там же. – № 36. – С. 6.


[Закрыть]. Чтобы получить «лакомый кусочек», Полтавский сообщает отцу, что отношения его с Ниночкой зашли слишком далеко. После открытия корыстной клеветы актера девушка благополучно выходит замуж за «плечистого и полного брюнета с яркими губами и самоуверенными движениями», городского судью Балагурова (параллель Андозерскому в «Тяжелых снах»). В рассказе упоминается также его приятель – учитель Иглин, «сухощавый блондин с близорукими серыми глазами» (возможно, прообраз Логина).

Таким образом, в рассказе «Ниночкина ошибка» Сологуб предварительно проработал одну из возможных сюжетных линий «Тяжелых снов». Этот метод впоследствии закрепился в его работе над романами.

Намеченный план содержания первых глав, по-видимому, некоторое время оставался неизменным. Рассказ о знакомстве Логина с семейством Ермолиных, открывавший повествование, сохранился не только в виде черновых набросков, но и в переработанном, отредактированном и дополненном виде в составе одной из ранних черновых рукописей [222]222
  РНБ. Ф. 724. Ед. хр. 5. Л. 1–14.


[Закрыть]. Однако такой быстрый ход событий явно не удовлетворил автора.

На следующем этапе работы Сологуб попытался устранить недостатки композиции, он пересмотрел завязку сюжета, согласовав ее со своими теоретическими воззрениями:

Начинать роман (завязку) надо по возможности просто, с какого-нибудь нехитрого, но интересного положения, с немногого числа лиц. Интрига должна запутываться строго постепенно, понемногу; лица не должны вводиться во множестве, и не следует читателя сряду ставить в сеть интриг, в которых ему трудно разобраться.

Каждый шаг вперед должен увлекать читателя и интересом живых сцен, и живыми лицами, и сочувствием к их судьбе, и честною тенденциею, и лиризмом, и идеею целого, и отчетливостью частей и их гармониею, и интригою. С каждым шагом интерес должен все усиливаться, любопытство отчасти удовлетворяться, – и на каждом шагу должно показывать новые положения, из прежних развившиеся. Одним словом – ход романа похож на ход корабля мимо берега: на каждом шагу новые виды одного и того же острова [223]223
  Трактат «Теория романа». – ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. Ед. хр. 572. Л. 8.


[Закрыть].

В поздней черновой рукописи (и в основном тексте) действие начинается в доме Кульчицких, затем продолжается на квартире Логина (с описанием реальной или воображаемой героем эротической сцены – свидания с Ульяной). Встреча Логина с Анной Ермолиной и ее братом Анатолием и обсуждение совместных планов создания общества взаимопомощи отнесены во вторую и в третью главы (действие разворачивается в лесу и затем в усадьбе Ермолиных) и т. д.

Эпилог романа также имел варианты. Сначала Сологуб предполагал завершить «Тяжелые сны» сообщением о смерти Клавдии от скоротечной чахотки и опрощении Логина и Анны (в духе последователей Толстого) – после убийства Мотовилова, тяжелой болезни и выздоровления Логина [224]224
  РНБ. Ф.724. Ед. хр. 7. Л. 6.


[Закрыть].

Другой вариант эпилога (сохранился без начала) немногим ближе к окончательной версии: «<Палтусов жи>вет где-то за границей под чужим именем, и с ним Клавдия, которую он выдает за жену. Вскоре после смерти Мотовилова в городе вспыхнул-таки, как следовало ожидать, холерный бунт. К счастью, Логина не было в городе. Говорят, будто бы он потому и уехал, что Стройков <в окончательном тексте – Серпеницын. – М.П.>, обласканный им певец-золоторотец, предупредил его о грозящей ему опасности. Как водится, бунт встречен был всеобщею растерянностью. Толпа беспрепятственно бушевала весь день. Холерный барак был разнесен, – больных развели по домам. От этого холера потом усилилась, и город избавился от нее только осенью. Как водится, впереди бушующей толпы были мальчишки и бабы: „бабам ничего не будет“. Как водится, воинская сила была призвана поздно и потому явилась, когда в ней миновала надобность: проливной дождь к ночи разогнал толпу. Врачей и фельдшеров хотели убить, но те сумели спрятаться: один высидел в леднике, другой спасался в какой-то грязной канавке, по пояс в тине. Кой-кого из полицейских да из господ, в которых подозревали санитаров, поколотили. Словом, все прошло прилично, как и в других городах. Прибавлены были два чисто местные буйства: сломали новый городской мост и убили Молина» [225]225
  Там же. Ед. хр. 5. Л. 348.


[Закрыть].

В окончательном варианте Сологуб все же избрал финал, который корреспондировал с его воспоминаниями о последней встрече с Григорьевым в Петербурге: «Город, куда его <Молина. – М.П.> назначили, лежит далеко от нашего, и по дороге останавливался Молин в больших и малых городах, где товарищи по учебному заведению встречали его как невинно пострадавшего. Он плакал спьяна и везде повторял грязные клеветы про Шестова. В одном городе, ощутив нужду в деньгах, он украл часы у товарища, но попался. Однако его отпустили с миром, решив, что это с горя и что виноват в этом Шестов» [226]226
  Сологуб Федор.Тяжелые сны. Роман. Рассказы. – С. 244.


[Закрыть].

Рукописная версия «Тяжелых снов» по объему значительно превышала печатные редакции. В ней содержалось большое число эпизодов и фрагментов сатирического или разоблачительного пафоса, которые впоследствии были упразднены или подверглись авторскому сокращению, среди таковых: гротескная сцена знакомства Логина с крестецким обществом у Баглаева; главы, повествующие об отце Андрее и пребывании в его доме освобожденного из заключения Молина (его пьянстве и карточной игре); рассказ о свидании Молина с Ульяной, посланной к нему Мотовиловым скрасить его холостяцкую жизнь; о Якове Сеземкине, пустившемся в запой после разрыва с Валей; подробный рассказ о детстве Клавдии и ее отношениях с матерью; описание эротических галлюцинаций Логина, сцена травли Логина учителями гимназии и т. д. и т. п. [227]227
  См.: РНБ. Ф. 724. Ед. хр. 4.


[Закрыть].

Ранняя рукописная редакция «Тяжелых снов» в общих чертах сформировалась в вытегорский период, поздняя, по-видимому, не ранее 1893 года. Эту дату подтверждает финал романа, в котором описан холерный бунт: «А в городе было дико и шумно. Толпы пьяных и мрачных оборванцев шатались по улицам. В одном месте, против дверей трактира, куча мещан окружила полицейского надзирателя, приставая к нему с вопросами, отчего только бедные умирают, да зачем барак холерный поставили. Надзиратель, бледный с перепугу, старался выбраться из толпы, лепетал несбыточные обещания и уговаривал мещан успокоиться и разойтись…» [228]228
  Сологуб Федор.Тяжелые сны. Роман. Рассказы. – С. 234.


[Закрыть]

Эпидемия холеры была зарегистрирована на Волге в 1893 году [229]229
  Эти события легли в основу повести В. В. Вересаева «Без дороги» (впервые опубл.: Русское богатство. – 1895. – № 7–8).


[Закрыть]. В набросках к «Тяжелым снам» (в картотеке пратекста) сохранилась газетная вырезка (предположительно из «Биржевых ведомостей») с детальным описанием холерного бунта.

Очевидно, Сологуб позаимствовал материал для сюжета (главы 24, 36 и 37 и др.) из газеты: мотив мора, который сыплют доктора и враги в колодцы («Логин услышал за собою нахальный голос: – А вот это и есть самый лютый лютич! <…> Антихристову печать кладет на людей, кого, значит, в свое согласие повернет. Что ни ночь, на шарах летает, немит травой сыплет, оттого и холера»); мотив «багров и гробов», приготовленных, чтобы таскать больных («Барак построили, чтобы людей морить, будут здоровых таскать баграми, живых в гроб класть да известкой засыпать»); мотив бесчинствующей толпы, возглавляемой бабой («подняли восстание против холерных властей и собрались теперь под предводительством бабы Василисы Горластой»); описание попытки убийства Логина («успел увидеть, как тяжелый камень ударил его в плечо и вдоль тела упал вниз… и после короткого тягостного ощущения тупой боли в голове упал, обливаясь кровью, на ступени») и др.

Газетная хроника сообщала:

В это время к толпе подъехал полицейский урядник Дубровский. Ему крестьяне стали объяснять, что врач Цветков, возвращаясь из Токаревки, всыпал мору в р<еку> Битюг и что абакумовцы хотят за это убить его, а он от них убежал и спрятался в саду Гололобова; семья же его, укрывшись в д<еревне> Михайловке, у крестьянина Федора Мещерякова, ушла потом куда-то. Между тем, воспользовавшись, что толпа, освободив переулок, собралась с противоположной стороны около урядника, ст<ановой> Гололобов вывел врача Цветаева из сада на проулок и посадил его в тележку урядника, и Цветаев с сотским Мих. Ивановым поскакал по направлению к р. Битюгу и благополучно доехал до имения барона Штакельберга.

Заметив уезжавшего доктора и убедившись уговорами ст<анового> Гололобова и урядника, крестьяне стали расходиться, а урядник вместе с Гололобовыми поехал в д<еревню> Абакумовка. Но в это время, когда они проезжали по проулку д. Михайловки, неожиданно выскочила вооруженная палками и дубинками толпа баб и мужиков, из д. Михайловки и соседних селений, окружив телегу, остановила лошадь и напала на урядника и ст<анового> Гололобова.

Крест<ьянин> Петр Сапожников ударил Гололобова дубиной по плечу, а когда Гололобов бросился бежать к своему дому, то его догнал крест<ьянин> Ив. Кочергин, ухватил за шиворот и, ударив кулаком по шее, повел к телеге, после чего ему стали наносить удары дубинками и палками, и когда он, вырвавшись, опять побежал, то человек 15 с дубинами бросились за ним, крича: «Бей его на смерть», – догнали и начали бить. Напоследок Мих. Попов ударил его дубиной по виску, и так сильно, что он уже окончательно упал. После этого бросились бить урядника Дубровского, который, защищаясь, вбежал в мастерскую Ив. Гололобова, но оттуда толпа вытащила его на улицу, и Ив. Сапожников два раза ударил его железным ломом, а другие стали бить его палками и дубинами. Избив Дубровского, толпа принялась бить Федора Гололобова.

Когда толпа оставила их, урядник Дубровский добрался до Абакумовки и, придя в больничный двор, видел, как толпа била волостного старшину Кулина. Его самого на больничном дворе никто не трогал, но лишь только он вышел на улицу, как около докторского цветника на него напала кучка крестьян и стала наносить ему удары куда попало. Затем, когда Дубровский пошел по улице, ему встретился крестьянин Алексей Чурбаков, мокрый, как видно, только что вышедший из воды (Чурбаков волок урядника Лаврова с того берега р. Битюга).

Чурбаков стал говорить Дубровскому, что его мало били, и спрашивал, где хранятся приготовленные для крестьян багры и гробы, а затем вместе с кучкой крестьян заставил Дубровского кланяться в ноги крестьянке Марине Беляевой; насильно заставили его стать на колени и нагибали его голову перед Мариной, которая при этом несколько раз ударила его хворостиной.

В это время у Дубровского были сорваны часы, но тут кто-то из толпы их ему возвратил. Часам к 2-м или 3-м дня толпа крестьян, собравшаяся около здания больницы и волостного правления, по отсутствию новых лиц, против которых могла бы обратиться их ярость, и по совершенному отсутствию каких-либо поводов для дальнейших беспорядков, понемногу стала расходиться, и беспорядки прекратились сами собой [230]230
  Вырезка из неопознанной газеты // РНБ. Ф. 724. Ед. хр. 8. Л. 85–87.


[Закрыть].

В течение почти десяти лет Сологуб собирал материал и корректировал художественный замысел романа и в то же время в своей работе как будто бы буксовал на месте: нагромождение новых реалистических деталей, натуралистических сцен и проработка отдельных, почти документальных эпизодов не отражали его подлинных авторских устремлений и превращали творческий труд в сизифов.

В процессе многократного редактирования и переосмысления повествовательных линий, реформирования композиции Сологуб осознал, что в его романе центральное место принадлежит отнюдь не событиям и характерам, разоблачению среды или обличению зла («срыванию масок»), а внутреннему миру героя – человека fin de siécle, для изображения которого, собственно, и были задуманы «Тяжелые сны». Обновлению художественного замысла романа способствовали переезд писателя в Петербург и вхождение в культурную среду, которой он был лишен в предыдущее десятилетие.

В следующие три года, уже в Петербурге, Сологуб переработал роман, дополнил его новым содержанием – фактически переписал заново.

6

Обозревая художественные замыслы писателя 1880-х – начала 1890-х годов, нельзя не упомянуть о сохранившихся главах незавершенного рассказа (или повести) «Барышня и босой», над которым Сологуб работал летом 1892 года, непосредственно перед переездом в Петербург. По своей поэтике это сочинение уже чрезвычайно близко к ранним реалистическим рассказам – «Лёлька», «Улыбка» и др., а по своему эмоциональному заряду образует самостоятельное «течение» в его прозе 1880-х – начала 1890-х годов, не совпадающее с основным потоком.

В названии рассказа эмблематично обозначен мотив «босых ног», один из центральных в творчестве Сологуба. Главный герой – пятнадцатилетний подросток, сын садовника, книголюб и мечтатель – знакомится с тринадцатилетней барышней, приехавшей летом в усадьбу. Санька покоряет Лёлю знаниями, начитанностью, естественной простотой поведения (подражая приятелю, девочка начинает ходить босиком). Дети быстро сближаются. Старшие относятся к этой романтической дружбе снисходительно, но в душе не одобряют ее. В конце лета перед началом занятий родители увозят «барышню» в город. «Босой» переживает первую в своей жизни влюбленность и первую разлуку.

Образ Саньки предвосхищает многочисленные детские образы сологубовской малой прозы. В нем сконцентрированы отличительные черты героя его рассказов 1890–1910-х годов – подростка (нередко простого происхождения), наделенного чистым сердцем и богатым воображением, любовью к знаниям, склонностью к творческому самовыражению, которому предстоит трудом, терпением и знаниями завоевывать свое место в жизни.

Автобиографическая подоплека образа «босого» не вызывает сомнений. Ср. в рассказе:

Он учился в городском училище, был прилежен, считался хорошим учеником и любил читать книжки, в которых рассказывались трогательные истории. Он читал их, забившись в дальний угол, и втихомолку плакал над ними. Так перечитал он много книг, случайно попавшихся ему в руки: Некрасова и Льва Толстого – и Ауэрбаховский роман «На высоте», и Шпильгагена «Один в поле не воин». Иногда попадались ему лубочные книжки, «Битва русских с кабардинцами» или что-нибудь вроде. Если не было лучшего, он читал и это, но стыдился такого чтения. Зато сказок он не стыдился, и Андерсена брал из школьной библиотеки несколько раз. Если книга ему очень нравилась, он не мог читать ее быстро, запоем: прочтет несколько страниц, раскраснеется, глаза увлажнятся, – он отложит книжку и принимается мечтать. Помечтает, и опять за книжку.

Мечтать он очень любил, и в мечтах складывал целые сказки и эпопеи. Увы! в этих мечтах, случалось, война и деньги играли значительную роль, но чаще это были мечты о прелестных королевах, о робких пажах, о майской неге, о материнской ласке. Он не мог мечтать, когда был очень огорчен или рассержен; но чтобы помечтать, он переставал сердиться, освобождал свое маленькое сердечко от недобрых чувств и начинал сочинять сказку. Но он не любил быстрого полета мечты: он удерживал мысль на одном красивом образе, пока не истощится все его обаяние, тогда только рисовал другой образ, и обаяние снова возвращалось.

Когда он был поменьше, его мечты были воинственные. Он воображал войну, себя героем, полководцем, быстро прошедшим все ступени почестей рядом необыкновенных подвигов. Потом он оставляет отечество, плывет в Юж<ную> Америку, становится во главе одной из армий, совершает ряд блестящих побед, объединяет все государства Ю<жной> Ам<ерики> в одну империю. К этой империи присоединяется Испания, Португалия. Он становится одним из могущественных государей на земле. И в то же время он – поэт. Слава его превосходит славу Шекспира. Его творения – выше всего, что раньше было создано. Он – [1 нрзб.] гений. И он обаятельный человек.

Его отвага, великодушие, милосердие и гений привлекают к нему сердца всех, кого он встречает. Имя его популярно, влияние его на дела правления безгранично, – и гений его доставляет его народу много мирных благодеяний. Под его скипетром расцветают искусства и науки и изобретательность человеческая делает чудеса, которые поражают современников. В начале его царствования в Бразилии составляется тайный заговор на его жизнь. Он садится на коня, скачет к главе заговорщиков, застает там их собрание, вручает ему обличительные документы и объявляет, что не верит этим документам. Враги становятся преданнейшими друзьями.

И вот полная славы жизнь приходит к концу. Он мирно умирает. Народ опечален. Ему воздвигают памятники, – но не статуи, а школы, музеи, академии в прославление его имени [231]231
  Ср. также строки из стихотворения «Мечты о славе! Но зачем…» (1898):
На перекрестке где-нибудьМое поставят изваянье,Чтоб опорочить скорбный путьИ развенчать мое изгнанье.О суета! О, бедный дух!Честолюбивое мечтанье!Враждебно-чуждых жизней двухСтоль незаконное слиянье!Я отрекаюсь напередОт похвалы, от злой отравы,Не потому, что смерть взойдетПредтечею ненужной славы,А потому, что в мире нетМоим мечтам достойной цели,И только ты, нездешний свет,Чаруешь сердце с колыбели.

[Закрыть]. Его царствование еще не разрешило всех вопросов, но народ уже на верном пути к собственному счастью. И он мечтает о том счастье, которое люди создадут себе впоследствии. Вооруженные знанием, трудолюбием и любовью друг к другу, они не ведут войн, не судятся, не думают о деньгах: взаимная помощь обеспечивает каждому довольство. У них нет тщеславия, ни ложного стыда. В теплые дни они ходят обнаженные, и красота их тел превосходит красоту классических статуй: их члены развиты, равномерны, они не нуждаются в безобразной толще мускулов, но на лице их и на возвышенном черепе лежит печать изощренной мысли [232]232
  ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. Ед. хр. 539-а. Л. 38–42, 31.


[Закрыть].

Образ подростка из незавершенного рассказа «Барышня и босой» можно рассматривать как художественную матрицу, из которой впоследствии развился основной тип главного героя сологубовской прозы. И учитель-мечтатель Василий Логин («Тяжелые сны»), строивший утопические проекты всеобщего процветания, и ученый-поэт Георгий Триродов («Творимая легенда»), избранный королем Соединенных Островов, несомненно, ведут свое происхождение от Саньки из рассказа «Барышня и босой», прототипом которого был Федор Тетерников, до конца жизни сохранивший детскую привычку ходить босиком.

В 1880-е – начале 1890-х годов Сологуб не написал ни одного сколько-нибудь значительного художественного произведения в прозе. Эта работа имела для него главным образом значение творческой лаборатории, в которой выкристаллизовалось основное тематическое и мотивное ядро будущих романов и рассказов, определились литературные ориентиры (Гоголь, Золя).

Рассматривая цепочку основных сочинений Сологуба «долитературного» периода, нельзя не заметить, что уже в конце 1880-х годов в них сложился «бродячий» автобиографический сюжет – отчасти апокрифический, отчасти правдивый, который затем, претерпевая несущественные изменения, продолжал «пульсировать» в его художественных замыслах. Непременные атрибуты этого автобиографического субстрата: сиротство героя – ранняя смерть или отсутствие одного из родителей (чаще всего отца); суровое воспитание, жестокий деспотизм матери (тетки / бабушки / помещицы) или учителей; чувство несоответствия данного – несвободного и несправедливого – мира долженствующему быть, который обретает бытие в воображении героя.

В целом, несмотря на достаточно пеструю картину и общую «растрепанность» художественных замыслов и экспериментов молодого Сологуба, его творчество первого десятилетия выглядит весьма монолитно. Эту монолитность ему придает единый эмоциональный «код» и сосредоточенность писателя на аномальных или патологических явлениях жизни и человеческой психики, о которых по негласной «этической конвенции» было не принято писать в русской литературе, а по причине цензурных запретов и невозможно. Едва ли Сологуб не догадывался о таком положении вещей, плодя в своем воображении и перенося на бумагу образы героев с садомазохистскими, гомоэротическими, инцестуальными и тому подобными склонностями. Несомненно, он имел предрасположенность к осмыслению подобных явлений, составлявших один из главных предметов рефлексии декадентской культуры, сосредоточенной на познании Эроса невозможного.

В свете специфической душевной жизни писателя, повлиявшей на все его творчество, почти неоспоримыми выглядят утверждения критиков о «прирожденности» у него декадентского миросозерцания: «Декадентство Сологуба с ранних его веских шагов по литературному пути было <…> живым внутренним процессом» [233]233
  Старый Энтузиаст (А. Л. Волынский).Ф. Сологуб // Жизнь искусства. – 1923. – № 39. – С. 9; перепеч.: Сологуб Федор.Творимая легенда. – Кн. 2. – С. 219–225.


[Закрыть]; «Декадентом он упал с неба, и кажется иногда, что он был бы декадентом, если бы не было не только декадентства, но и литературы, если бы мир не знал ни Эдгара По, ни Рихарда Вагнера, ни Верлэна, ни Маллармэ, если бы не было на свете никого, кроме Федора Сологуба» [234]234
  Горнфельд А.Федор Сологуб // Русская литература XX века (1890–1910) / Под ред. проф. С. А. Венгерова. – М.: Мир, 1915. – Т. 2, ч. 1. – С. 15. Далее – Горнфельд А.Федор Сологуб, с указанием страницы.


[Закрыть]; «Непритворен был он в своем декадентстве, не надевал маски, был он подлинный, с действительно больными увлечениями и извращениями, певец не жизни, а смерти, ее платонический любовник, богомолец Зла, поклонник небожьего мира…» [235]235
  Айхенвальд Ю.Памяти Сологуба // Руль (Берлин). – 1927. – № 2142, 14 декабря. – С. 2–3.


[Закрыть]и т. п.

Между тем такой слишком «эстетический» подход к личности художника представляется несколько антиисторичным. Становление Сологуба пришлось на 1880-е годы – время расцвета декадентских настроений в европейской культуре, которые еще только предчувствовались в русской жизни, охваченной общественной абулией вследствие наступившей политической реакции (в середине 1880-х годов возник киевский кружок «Новые романтики» [236]236
  См.: Минц З. Г.«Новые романтики». К проблеме русского символизма // Минц З. Г. Поэтика русского символизма. – СПб.: Искусство, 2004. – С. 175–189.


[Закрыть]).

Европейская литература переживала период осмысления эпохи декаданса. В 1888 году в русском переводе появились «Очерки современной психологии» известного романиста Поля Бурже, находившегося в то время в зените популярности (в книгу вошли очерки о Шарле Бодлере, Эрнесте Ренане, Гюставе Флобере, Ипполите Тэне, Стендале, Александре Дюма-сыне, Леконте де Лиле, Эдмоне и Жюле Гонкурах, И. С. Тургеневе).

Характеризуя эпоху, П. Бурже констатировал:

Какое-то всеобщее недовольство несостоятельностью нашего века замечается и у славян, и у германцев, и у народов латинской расы, выражаясь у первых в нигилизме, у вторых в пессимизме, а у третьих – в единичных, но странных неврозах.

Гнусные петербургские убийства и покушения, книги Шопенгауэра, безобразные пожары, коммуны и упорная мизантропия романистов-натуралистов, – я нарочно подбираю самые противоположные примеры, – обнаруживают все тот же дух отрицания жизни, который с каждым днем все больше и больше омрачает западную цивилизацию.

Мы, конечно, еще очень далеки от самоубийства нашей планеты – от этого венца желаний теоретиков несчастья. <…> Можно было бы написать очень новую и очень интересную главу по сравнительной психологии, если бы взяться обозначить постепенное движение европейских народов к этому трагическому отрицанию всех усилий всех веков [237]237
  Бурже П.Очерки современной психологии. Этюды о выдающихся писателях нашего времени, с приложением статьи о П. Бурже Жюля Леметра / Пер. Э. К. Ватсон. – СПб.: Тип. Н. А. Лебедева, 1888. – С. 34.


[Закрыть].

В 1894 году в русском переводе увидел свет труд Макса Нордау «Вырождение», в котором автор фактически признал полную победу декаданса в сознании и психологии современного человека.

Переживаемая Европой и наступавшая на Россию эпоха fin de siècle не могла не влиять на формирование личности писателя, натура которого была как будто бы специально создана для восприятия и отображения этой эпохи. Живо интересовавшийся литературой и чувствовавший в себе призвание к писательскому труду, молодой Сологуб, несомненно, впитывал в себя многочисленные импульсы общественной и культурной жизни.

Его непосредственное знакомство с европейским искусством последней трети XIX века, за которым закрепилось понятие «декадентство», состоялось в начале 1890-х годов и имело в его писательской судьбе провиденциальное значение: под влиянием «новой» литературы он превратился в одного из видных полноправных рафинированных декадентов эпохи. Русский декаданс нашел в нем своего подлинного жреца и адепта.