Текст книги "Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников"
Автор книги: Маргарита Павлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)
В чем только его не подозревали, за что только его не осуждали: «Сатириазис, фетишизм, садизм, уранизм, кровосмесительство, некрофилия – ничто не забыто Сологубом» [909]909
Кранихфельд Вл.Ф. Сологуб // Вершины. – СПб.: Прометей, 1909. – Кн. 1. – С. 172.
[Закрыть]; «сладострастное копание в извращенностях полового безумства даровитый писатель превратил в последние годы в свою специальность» [910]910
Новополин Г. С.Порнографический элемент в русской литературе. – СПб.: М. М. Стасюлевича, 1909. – С. 180.
[Закрыть]; «в произведениях Сологуба мучительство, побои, доносы тесно связаны с болезненной эротоманией, с половыми извращениями на почве садизма. <…> При виде розог или хотя бы при рассказах о побоях герои Сологуба захлебываются от садического восторга» [911]911
Стеклов Ю. М.О творчестве Федора Сологуба. – С. 198, 192.
[Закрыть]; творчество Сологуба «настоящее откровение, вводящее в психику переживаний, говорящее о тайном очаровании ужаса, крови, убийства, о пробуждении телесных инстинктов кровавого сладострастия. <…> Сологубу, по близости „я“ к изображаемому, по искренности, ближе всех де Сад» [912]912
Абрамович Н. Я.Художники сатанизма // Сатанизм. Сборник. – М.: Заря, 1913. – С. 126.
[Закрыть].
Помимо всего, в начале 1910-х годов «певцу смерти» вменяли в вину ответственность за эпидемию самоубийств. Не так уж мало для одного человека и «великого писателя».
Кстати, на вопросы анкеты газеты «Биржевые ведомости», обращенной к выдающимся современникам с целью предотвращения роста самоубийств, он ответил провокационно, но «стильно»:
Природа ненавидит слабости и естественным подбором стремится создать жизнеспособный и стойкий организм. Поэтому нам нечего бояться самоубийств, – они являются клапаном, дающим выход слабости. Самоубийцы отнюдь не выше окружающей среды: не сильная воля, не высшие запросы заставляют их бежать из жизни, а только их неумение приспособиться и создать что-либо самостоятельное [913]913
Биржевые ведомости. Утр. вып. – 1912. – № 12905, 25 апреля.
[Закрыть].
Д. В. Философов предполагал: «Ведь это стиль писателя, который он в себе выработал. Много позже, в 1914 г. на даче в Эстонии у Игоря Северянина, Сологуб шутя говорил: „вот пойду я завтра туда“ (т. е. на кладбище) сам, отыщу покойника посвежее, да и высосу его, как полагается мне, Сологубу» [914]914
Философов Д. В.Облики Федора Сологуба // За свободу! (Варшава). – 1927. – № 284, 11 декабря. – С. 2.
[Закрыть]. Эта же задорная провокационная нота звучит в беглой заметке: «Маленькое воспоминание: на вечере у Случевского (пятница) я читал при Васе, уже 2-й или 3-й раз, стихи о спасшем меня дьяволе. Молодые поэты смеялись. – Д<митрий> С<ергеевич> стал хвалить. Они смутились. Д<митрий> С<ергеевич> сказал: это – смешно, но… Они обрадовались позволению и захохотали, как по команде. Мне было очень весело» [915]915
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. Ед. хр. 538.
[Закрыть].
Зачем поэту, пользовавшемуся признанием в ближайшем литературном кругу и относительной известностью у публики, понадобился такой сомнительный пиар, в котором он к тому же столь преуспел? Поклонницы жестокого таланта Сологуба забрасывали его экстатическими призывами: «Полюби. Полюби. Я отдам тебе мою душу, мое тело, мою правду, ненужную молодость. Так свято, радостно отдаться тебе. <…> С тобой нет греха, нет стыда, нет раскаянья», – взывала некая Ниара [916]916
Мисникевич Т. В.Федор Сологуб, его поклонницы и корреспондентки // Эротизм без берегов. – М.: Новое литературное обозрение, 2004. – С. 380.
[Закрыть]; ей вторила Наталия 3.: «Мне
20 лет, моя плоть еще не знала радостей. Вы первый мне сказали про них, дав порыв к боли-экстазу. Невыносимо без нее жить. Под Вашею фатою фантазии, в томлении о вопле истязанья, волнуюсь, отдаюсь его чаяньям, говорю с Вами, слушаю молящие слова мои – позовите меня Вы, Федор Сологуб, дайте мучительное счастье» [917]917
Там же. – С. 365.
[Закрыть]и др.
По-видимому, литературный имидж писателя побудил Ан. Чеботаревскую в первые месяцы их сближения обратиться к нему с просьбой: «Мне нужно познакомиться с какой-нибудь женщиной или несколькими женщинами так называемого „легкого поведения“ (это не я их так называю), чтобы узнать через них некоторые необходимые мне данные. Может, у Вас есть такая знакомая? Буду страшно благодарна» [918]918
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 937. Л. 9–9 об.
[Закрыть]. Едва ли этот вопрос был всего лишь следствием интереса эмансипе к «женскому вопросу». Просьба Чеботаревской вскоре была удовлетворена, о чем свидетельствует дневниковая запись М. Волошина от 26 апреля 1908 года, в которой он передает рассказ Г. Чулкова о «коллективном» походе Сологуба, Блока в сопровождении проститутки (его «новой подруги»), Чеботаревской и Вилькиной в меблированные комнаты и шокировавшем всех поведении Сологуба. Чулков рассказывал: «…нас разделили по отдельным комнатам. Сологуб потребовал, чтобы получить долг Чебот<аревской>. Он должен был ее высечь. Мы с Вилькиной бежали в ужасе от это<го> разврата. Но все так и осталось неизвестным» [919]919
Волошин М.Собр. соч. – М.: Эллис Лак 2000, 2006. – Т. 7, кн. 1. – С. 294–295.
[Закрыть].
Слухи о подобных приключениях в писательской среде распространялись молниеносно. По случаю женитьбы Сологуба на Чеботаревской, состоявшейся осенью 1908 года, Кузмин сочинил эпиграмму:
Сологуб действительно и, вероятно, не без задора подыгрывал общественному мнению, юродствуя и закрепляя за собой одиозную репутацию садиста, эротомана, сатаниста и некрофила. Вместе с тем на его литературную репутацию, несомненно, повлияли некоторые черты внутреннего облика: вздорный, неуживчивый нрав, обидчивость, патологическая мнительность, на почве которой нередко возникали конфликты и ссоры. «Я – человек строптивый. Чего ждать, чтобы меня обидели? Психология Тита Титыча во мне осталась…» – признавал Сологуб в беседе с П. Медведевым; Медведев же отмечал: «Порою С<ологуб> – еж, а не человек. Весь колется» [921]921
Медведев П. Н.Из встреч с Ф. К. Сологубом летом 1925 г. в Царском Селе.
[Закрыть]. «Некоторых он пугал насмешливостью, иных он отталкивал своею обидчивою мнительностью, другим он казался холодным и злым», – вспоминал Г. Чулков [922]922
Чулков Г.Годы странствий. – С. 166.
[Закрыть].
Он пребывал в постоянной конфронтации с окружающими. «Резкий и прямой, – вспоминал Н. Оцуп, – Сологуб обыкновенно говорил в лицо все, что думал, и не таил про себя злобу. Но случалось ему, и по сравнительно ничтожному поводу, серьезно возненавидеть человека» [923]923
Оцуп Н.Встречи с Федором Сологубом // Оцуп Н. Океан времени. Стихотворения. Дневник в стихах. Статьи и воспоминания о писателях. – СПб.; Дюссельдорф: Logos; Голубой всадник, 1993. – С. 524.
[Закрыть].
Вызвать его расположение было довольно сложно. «Очень люблю и его, и его стихи – и вот всю жизнь никак не умею с ним обходиться», – сетовал В. Ходасевич Ю. Верховскому (обращаясь через него к поэту с просьбой о стихах для альманаха издательства «Геликон») [924]924
См.: Марков А.Магия старой книги. Записки библиофила. – М.: Аграф, 2004. – С. 386
[Закрыть]. «Ну и задала же ты мне работу с письмом Сологубу, – жаловался Н. Гумилев А. Ахматовой. – Ты так трогательно умоляла меня не писать ему кисло, что я трепетал за каждое мое слово – мало ли что могло причудиться в нем старику» [925]925
Письмо от 6 июля 1915 г. // Гумилев Н.Собр. соч.: В 3 т. – М.: Худож. лит., 1991. – С. 240–241 (подготовка текста и примеч. Р. Д. Тименчика). Копию письма Гумилева к Сологубу см. там же.
[Закрыть].
Строптивость Сологуба с годами усиливалась, а его брак с Ан. Чеботаревской, считали многие, еще более усложнил и без того непростые отношения поэта с миром. Г. Иванов писал о супружеской чете: «„Враги“ – естественно – стремились ущемить, насолить, подставить ножку Сологубу, которого она обожала. Донести на него в полицию (о чем? ах, мало ли что может придумать враг!). Умалить его славу, повредить его здоровью. И ей казалось, что новый рыжий дворник – сыщик, специально присланный следить за Федором Кузьмичом. X, из почтенного, толстого журнала, – злобный маниак, только и думающий о том, как разочаровать читателя в Сологубе. И чухонка, носящая молоко, вряд ли не подливает сырой воды „с вибрионами“ нарочно, нарочно…» [926]926
Иванов Г.Собр. соч. – Т. 3. – С.140–141.
[Закрыть]Совсем в духе «Мелкого беса», по-передоновски: «омегу набуровила»!
Конфликты, впрочем, сопровождали Сологуба и задолго до появления в его жизни Ан. Чеботаревской, брак с которой, возможно, был всего лишь бессознательным выбором привычных форм коммуникации. Весь период его десятилетней службы в провинции предстает как один сплошной конфликт со школьной администрацией, а годы сотрудничества в «Северном вестнике» проходили под знаком непрестанного выяснения отношений с А. Волынским и Л. Гуревич.
Сологубовская теорема: «Где люди, там скандал; где скандал, там люди; где нет людей, нет скандала; где нет скандала, нет людей» [927]927
См.: Брюсов В. Я.Дневники 1891–1910. – М.: Изд. М. и С. Сабашниковых, 1927. – С. 66 (высказывание зафиксировано в записи от 17–22 марта 1899 г.).
[Закрыть], – по-видимому, воплощала модель его социума. Примечательно, что именно в случае с Сологубом возникает желание составить отнюдь не донжуанский список [928]928
Сологуб, по-видимому не имевший в буквальном смысле донжуанского списка, в то же время имел большое число поклонниц своего писательского таланта, см. об этом: Мисникевич Т. В.Федор Сологуб, его поклонницы и корреспондентки // Эротизм без берегов. – С. 349–390.
[Закрыть], что было бы естественнее в отношении поэта [929]929
По словам Е. Данько, он «хвалился своей властью над всеми женщинами» ( Данько Е. Я.Воспоминания о Федоре Сологубе. Стихотворения. – С. 215).
[Закрыть], а перечень инициированных им конфликтов. С кем только поэт не ссорился, не выяснял отношений, на кого не обижался, кого не поучал правилам поведения; повсеместно ему сопутствовала напряженная атмосфера, грозящая взрывом.
Из всех скандалов, связанных с именем писателя, самую громкую известность получила история с обезьяньим хвостом, захватившая весь литературный Петербург. О ней писали Г. Чулков, Н. Оцуп, Конст. Эрберг, ее отголоски встречаются и в других мемуарных и эпистолярных источниках. Виновниками происшествия были А. М. Ремизов, явившийся 3 января 1911 года на маскарад к Сологубам в странном обличье: «ухитрившийся сквозь задний разрез пиджака помахивать обезьяньим хвостом» [930]930
Эрберг Конст. (Сюннерберг К. А.)Федор Сологуб. – С. 235.
[Закрыть], и А. Н. Толстой, хвост ему предоставивший.
Н. Оцуп рассказывал:
Для какого-то маскарада в Петербурге Толстые добыли через Сологубов обезьянью шкуру, принадлежавшую какому-то врачу. На балу обезьяний хвост оторвался и был утерян. Сологуб, недополучив хвоста, написал Толстому письмо, в котором назвал графиню Толстую госпожою Дымшиц, грозился судом и клялся в вечной ненависти [931]931
21 января 1911 г., в финале скандальной переписки между сторонами, «пострадавший» писал Толстому: «По получении Вашего письма прошу Вас прекратить всякие отношения с моим домом. Федор Тетерников». См.: Письма Ф. Сологуба к А. А. Ахматовой, А. Н. Толстому, А. В. Луначарскому / Публ. В. С. Федорова // Н. Гумилев и А. Ахматова. По материалам историко-литературной коллекции П. Лукницкого. – СПб.: Наука, 2005. – С. 319.
[Закрыть]. Свою угрозу Сологуб исполнил, он буквально выжил Толстого из Петербурга [932]932
Оцуп Н.Встречи с Федором Сологубом. – С. 524.
[Закрыть].
Несколько иное изложение история получила в воспоминаниях Г. Чулкова:
На маскарад, между прочим, был приглашен один писатель, который по любви своей к чудачествам объявил простодушной Анастасии Николаевне, что ему для его костюма необходима обезьянья шкура. Анастасия Николаевна с большим трудом достала у кого-то желанный предмет и дала его шутнику с предупреждением, что с ним надо обращаться чрезвычайно бережно. Представьте себе ее ужас, когда любитель шуток явился на вечер в своем обычном пиджаке, из-под которого торчал обезьяний хвост. В этом заключался весь этот маскарадный костюм. Но главное – был отрезан хвост от драгоценной шкуры. Это был уже скандал. Сам хитрец вышел сух из воды. Но вокруг «обезьяньего хвоста» разыгрались дамские страсти. Какую-то даму обвинили в том, что писатель отрезал хвост по ее наущению. Полетели письма с взаимными оскорблениями. <…> Сологуб обиделся на одного небезызвестного и даровитого писателя, который впутался неосторожно в полемику по поводу хвоста [933]933
Чулков Г.Годы странствий. – С. 176.
[Закрыть].
Нет нужды сосредоточиваться на деталях и разночтениях мемуаристов в изложении сюжета, важно другое: как убедительно показала в своем исследовании Е. Р. Обатнина, невинное происшествие перессорило всех его участников и закончилось третейским судом, к которому были привлечены: Г. Чулков, А. С. Ященко, А. Блок, Е. В. Аничков, Ю. Н. Верховский, Вяч. Иванов [934]934
Подробно см.: Обатнина Е. Р.От маскарада к третейскому суду («Судное дело об обезьяньем хвосте» в жизни и творчестве А. М. Ремизова) // Лица: Биографический альманах. – М.; СПб.: Феникс, 1993. – Вып. 3. – С. 448–465.
[Закрыть]. Чем не маскарад из «Мелкого беса»? Только вместо Гейши – обезьянья шкура, а дирижировал – снова Сологуб.
Ссора с А. Белым произошла из-за статьи «Далай-лама из Сапожка» [935]935
Весы. – 1908. – № 3. – С. 63–76.
[Закрыть], где в шутливой форме («Колдовство Сологуба – блоший укус… сам-то он… немногим больше блохи» и т. п.) Белый изложил свою концепцию творчества писателя и выразил несогласие с его мировоззренческими установками. Сологуб обозлился; 12 апреля 1908 года в письме Брюсову, возглавлявшему журнал, он заявил: «писачке „немногим больше блохи“ подобает скромность»; не приняв во внимание здравые аргументы Брюсова в защиту статьи А. Белого, 19 апреля он продолжал: «Сравнение меня с блохою, может быть, и очень верно, но недопустимо на страницах журнала, где я участвую <…>. Мне остается только сказать, что я остаюсь при моем мнении о совершенной недопустимости таких приемов по отношению к кому-нибудь из сотрудников» и т. п. [936]936
Андрей Белый. Письма к Ф. Сологубу / Публ. С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1972 год. – Л.: Наука, 1974. – С. 134.
[Закрыть]. Белый направил Сологубу объяснительное письмо («…я привык себя считать Вашим горячим поклонником… я, кажется, недвусмысленно называю Вас „огромным художником“» и т. п.) [937]937
Там же. – С. 132.
[Закрыть], однако тот упорствовал и обидчика не простил.
В феврале 1924 года Иванов-Разумник писал Е. Замятину по поводу составленного им поздравительного адреса в связи с празднованием 40-летнего юбилея литературной деятельности Сологуба: «Хорошо, что нигде нет „Сологуб и Белый“, „Мелкий бес“ и „Петербург“: это было бы для него самое обидное, настолько не выносит он „Петербурга“, да и вообще Белого» [938]938
Ф. Сологуб и Е. Замятин. Переписка / Вступ. статья, публ. и коммент. А. Ю. Галушкина и М. Ю. Любимовой. – С. 387.
[Закрыть].
В. Ходасевич вспоминал:
В 1924 году, то есть лет через семнадцать, Белый явился на публичное чествование Сологуба, устроенное в Петербурге по случаю его шестидесятилетия, и произнес, по обыкновению своему, чрезвычайно экзальтированную, бурно-восторженную речь <…>. Закончив, Белый осклабился улыбкой столь же восторженной и неискренной, как была его речь, и принялся изо всех сил жать Сологубу руку. Сологуб гадливо сморщился и произнес с расстановкой, сквозь зубы: – Вы делаете мне больно. – И больше ни слова. Эффект восторженной речи был сорван. Сологуб отомстил [939]939
Ходасевич В.Собр. соч. – Т. 4. – С. 116.
[Закрыть].
Инцидент упоминается также в воспоминаниях Н. Оцупа [940]940
Оцуп Н.Встречи с Федором Сологубом. – С. 526–527. См. также в записи П. Н. Медведева: «Беспощадные отзывы о современниках-символистах. Только – поросячий писк, гениальничающие поросята. А нужно было просто вернуться к Пушкину и разъяснить, что такое поэзия и стихи. Подвизгивали из-за отсутствия таланта. Особенно – А. Белый. Общение с ним – невыносимо. Не выносит его читки» («Из встреч с Ф. К. Сологубом летом 1925 г. в Царском Селе»).
[Закрыть].
Конфликт с В. Брюсовым возник на пустом месте. Сологуб просил его напечатать стихотворение «Чертовы качели» (написано 14 июня 1907) в ближайшем номере «Весов» и был огорчен отказом (в связи с обилием в журнале поэтических материалов). Предложение Брюсова передвинуть публикацию в очередной номер он расценил как пренебрежительное отношение к своему творчеству и заявил о прекращении сотрудничества в журнале. В ответ на это заявление 5 июля 1907 года Брюсов писал:
Теперь, в частности, о Ваших «Качелях». Если из скорого помещения этих стихов вы делаете casus belli, можно ли сомневаться, что мы отложим стихи кого-либо другого или прибавим к № несколько лишних страниц, чтобы только остаться с Вами в добрых отношениях. <…> Примите нашу уступку как наше извинение и верните нам Вашу дружбу, чем меня лично Вы обрадуете очень. Я думаю, вы не сомневаетесь, что я издавна и твердо люблю Вашу поэзию и Васи что мне руководить журналом, в списке сотрудников которого нет Вашего имени, было бы очень грустно [941]941
Брюсов. Письма к Ф. Сологубу // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1973 год – С. 109. Курсив мой (в файле – полужирный – прим. верст.).
[Закрыть].
Получив извинения, «пострадавший» смирился и успокоился: как будто он ждал в ответ на свои упреки, обращенные к редакции, лишь уверений в признании его таланта. Следует заметить, что конфликт совпал с весьма драматическими событиями, происшедшими в жизни писателя (смерть Ольги Кузьминичны), о которых он сразу же сообщил Брюсову, отнюдь не входившему в его ближайшее окружение. Письмо Сологуба как нельзя яснее раскрывает механизм «провокации», которым он владел в совершенстве: чтобы устыдить «обидчиков», необходимо выступить в роли «жертвы».
8 июля Сологуб писал:
Дорогой Валерий Яковлевич, Я сердечно тронут Вашим участием к постигшему меня горю. Смерть моей сестры для меня великая печаль, не хотящая знать утешения. Мы прожили всю жизнь вместе, дружно, и теперь я чувствую себя так, как будто все мои соответствия с внешним миром умерли, и весь мир на меня, и все люди меня ненавидят. – И с большим моим горем смешались глупые и досадные маленькие неприятности, устроенные мне моим бывшим учебным начальством. Как раз в те дни, когда сестра умирала, – мучительно страдая, и твердо, без жалоб, перенося это, и зная, что умирает, и до конца в сознании, – меня внезапно начали выставлять со службы. В самый день ее похорон потребовали, чтобы я поскорее сдавал училище. Потом, чтобы возможно скорее очищал квартиру, и разные другие пакости в том же мелко-бесовском роде. Это все мелочи и пустяки, но их дурацкое совпадение с такими тяжелыми для меня днями действовало на меня угнетающим образом. – Возможно, что в письме к Вам я был несправедлив относительно «Весов»; то, что Вы пишете, совершенно справедливо и убедительно для меня; боюсь только, что или я выразился несколько неточно, или что Вы поняли меня несколько внешне. Вопрос о том или другом стихотворении вовсе не важен, потому что это – только внешняя сторона. Для меня существенно то, что я чувствовал в чем-то, не умею точно сказать в чем, враждебный холод. Ваше милое и дружеское письмо убедило меня в том, что я грубо ошибался, в чем виною тень смерти, уже давно омрачившей мою жизнь, – смерти, страшной потому, что она – не моя, что я не сказал, а услышал: – я умираю. – Кто качается на чертовых качелях, тому так легко ошибиться – очень ценю Вашу любезную уступку относительно «Качелей»; но после Ваших сердечных и дружеских слов мне было бы грустно и стыдно воспользоваться ею. Итак, пусть оно пойдет, как Вы хотели сначала, в 9 или 10 номере. Если в том номере найдется место и для другого моего стихотворения, то будьте добры написать мне об этом, когда это выяснится [942]942
РГБ. Ф. 386. Карт. 103. Ед. хр. 26. Л. 15–16 об.
[Закрыть].
17 июля Брюсов сообщал: «„Качелям“ Вашим теперь уже суждено появиться в № 8» [943]943
В. Брюсов. Письма к Ф. Сологубу // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1973 год. – С. 110.
[Закрыть].
В том же 1907 году произошла ссора с М. Кузминым. В альманахе «Белые ночи», поместившем подборку стихотворений Сологуба, была напечатана повесть «Картонный домик», в которой Кузмин описал интимный вечер в театре В. Ф. Коммиссаржевской с участием мэтра, читавшего драму «Дар мудрых пчел», и изобразил его в стилистике карикатуры: «седой человек, медлительным, старческим голосом, как архимандрит в великий четверг»; «Повернув свое бледное с лоснящимся, как у покойника, лбом лицо на минуту к шепчущимся, перевернул шумно и неспешно страницу, сидящий на ложе снова начал…» [944]944
Кузмин М.Картонный домик // Белые ночи. Петербургский альманах. – СПб., 1907. – С. 123–124. В альманахе напечатано 7 стихотворений Сологуба: «На закат, на зарю…», «Над усталою пустыней…», «Оболью горячей кровью…», «Росою весь обрызган двор…», «Сладко мечтается мне», «Тихая дорога…», «Целуйте руки…» (С. 201–208).
[Закрыть].
Сологуб возмутился, о чем писал Г. Чулкову, принимавшему в издании близкое участие: «Не правда ли, как это неумно свирепеть на меня за то, что я, во-первых, написал драму, во-вторых, читал ее долго, мешая Кузмину исполнять его „Куранты“. И потом я думаю, что в этой самой книге моих стихов помещать не следовало: это меня, без моего ведома, ставит в такое положение, в котором я не хочу стоять. Получается такая картина: не подозревая, что на моем лице красуется плевок, я безмятежно выхожу читать стихи перед гогочущей аудиторией. <…>» [945]945
Чулков Г.Годы странствий. – С. 163. Имеются в виду «Куранты любви» – стихи М. Кузмина, положенные им на музыку (впервые опубл.: Весы. – 1909. – № 2).
[Закрыть].
4 сентября Кузмин отметил в дневнике: «Письмо от Сологуба, обиженного на „Картонный домик“» [946]946
Кузмин М.Дневник 1905–1907 / Предисл., подгот. текста и коммент. Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина. – СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2000. – С.398.
[Закрыть]. Сологуб писал:
Многоуважаемый Михаил Алексеевич. В Вашем «Картонном домике» есть несколько презрительных слов обо мне, – точнее о моей наружности и моих манерах, которые Вам не нравятся. Художественной необходимости в этих строчках нет, а только глумление. Эти строчки я считаю враждебным по отношению ко мне поступком, мною не вызванным, ни в коем отношении не нужным и, смею думать, случайным [947]947
Cheron G.F. Sologub and М. Kuzmin: Two Letters // Wiener slawistischer Almanach. Wien. – 1982. – Bd. 9. – S. 373.
[Закрыть].
Конфликт был улажен [948]948
См. примирительное письмо Кузмина к Сологубу от 4 сентября 1907: Кузмин М.Стихотворения. Переписка. – С. 9 (публ. Н. А. Богомолова).
[Закрыть], однако история получила широкую огласку. Примечательно, что «пострадавший» направил Чулкову, невольно оказавшемуся причастным к конфликту, письмо о смерти сестры с теми же печальными подробностями (о вынужденном уходе в отставку и т. п.), о которых сообщал Брюсову, – в этом жесте опять же нельзя не прочитать призыв к состраданию [949]949
Текст письма см.: Чулков Г.Годы странствий. – С. 163.
[Закрыть].
Очередной скандал, на сей раз с «Золотым руном», разразившийся в ноябре 1907 года, чуть было не расстроил издание восьмой книги стихов Сологуба «Пламенный круг», предпринятое Н. П. Рябушинским. Поэт счел себя оскорбленным в связи с тем, что намеченная в журнале публикация его портрета [950]950
Имеется в виду репродукция с портрета Ф. Сологуба (1907) кисти Б. М. Кустодиева. Портрет был заказан Рябушинским в 1907 г., по этому поводу он писал Сологубу: «Будет к Вам у меня просьба: разрешите нарисовать с Вас портрет художнику Кустодиеву, который уже изъявил свое согласие и явится к Вам на днях. Это продолжение той галереи, которую я печатаю; Ваш портрет будет помещен одновременно с трагедией „Дар мудрых пчел“» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 601. Л. 11; письмо не датировано). Планировалось дать портрет в № 2/3 «Золотого руна» за 1907 г., однако напечатан он был позднее – в № 11/12 журнала.
[Закрыть]была отложена; истолковав этот факт как пренебрежение со стороны редакции, он также был готов отказаться от сотрудничества. Встревоженный намерением Сологуба выйти из «Руна», Рябушинский попытался уладить конфликт:
Многоуважаемый Федор Кузьмич! Неужели слова о дружеских отношениях есть любезная ирония? Я могу быть только искренним, но не фальшивым. Причины непомещения Вашего портрета не есть какое-нибудь сложное, неприязненное отношение, а самая простая редакционная комбинация, заключающаяся в следующем. Когда шла Ваша трагедия в № 3 [951]951
См.: Сологуб Федор.Дар мудрых пчел. Трагедия в пяти действиях // Золотое руно. – 1907. – № 2. – С. 38–48; № 3. – С. 41–53.
[Закрыть], репродукция портрета, хотя и была готова, не удовлетворяла подлиннику, и пришлось переделать; я не думал, чтобы это могло быть причиной вашего огорчения или недовольства. Затем, составляя номера заранее, я не поместил Вашего портрета в следующих №№ лишь потому, что решил поместить его в № 11–12, вместе с вещами, которые Вы обещали прислать, будучи в Москве. Я, право, не вижу причины, чтобы обижаться на меня и видеть в этом какое-то стремление, как Вы говорите, демонстрировать мои к Вам отношения. Нет, еще раз нет и нет! Как поэта, беллетриста и философа, я очень Вас люблюи прошу видеть мое лицо и слышать мои слова такими же искренними, какими они были при нашем свидании в Москве. Еще раз прошу Вас, не осложняйте жизнь людскими подозрениями: жизнь красива любовью и доверием. Буду думать, что тень недовольства, как и всякая тень, случайная, миновала. Вы позволите печатать Ваш портрет и по-прежнему, относясь хорошо к «Руну» и ко мне, пришлете стихи, и статью и рассказ для № 11, 12 [952]952
Письмо на бланке «Золотого руна» (не ранее 4 ноября 1907 г.), рукой Г. Э. Тастевена // ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 601. Л. 12. Курсив мой.
[Закрыть].
21 ноября перед раздосадованным Сологубом, который бойкотировал все письма и телеграммы редакции, оправдывался секретарь «Золотого руна» Г. Э. Тастевен:
У нас вошло в традицию печатать портрет вместе с произведениями писателя или художника (так были напечатаны портреты Брюсова, Вяч. Иванова, Ремизова, Белого [953]953
Имеются в виду помещенные в «Золотом руне» репродукции портретов: В. Брюсова работы М. Врубеля (1906. № 7/8/9); Вяч. Иванова работы К. Сомова (1907. № 3); А. М. Ремизова работы Б. Кустодиева (1907. № 7/8/9), А. Блока работы К. А. Сомова (1908. № 1).
[Закрыть]); между тем, для № 7–9 у нас не было Ваших произведений (кроме 2 небольших стихотворений [954]954
В № 7/8/9 «Золотого руна» за 1907 г. были напечатаны стихотворения Сологуба: «Там, за стеною, холодный туман от реки…», «Мой друг, любовь неслышная…» (С. 66).
[Закрыть]); в № 10 не будет вообще никакого портрета, так как он посвящен старинным поморским рукописям. Вы указываете, что редакция напечатала раньше Вашего портрет, присланный позже (Вы, вероятно, имеете в виду портрет Ремизова, который был действительно прислан несколько позже Вашего), но редакция никогда не имела в виду в соблюдении очереди печатания портретов высказывать свои отношения к писателям, а руководствовалась тут чисто практически-техническими соображениями. Сейчас в редакции имеется ряд портретов, некоторые будут помещены значительно позже Вашего, хотя некоторые пришли раньше (это портреты Лансере (Сомова), Л. Андреева (Репина), А. Блока) [955]955
Портрет К. А. Сомова работы Е. Е. Лансере был опубликован в 1908 г. (№ 11/12); портрет Л. Андреева работы В. Серова – в 1909 (№ 7/8/9).
[Закрыть]. Глубокоуважаемый Федор Кузьмич! с № 6 «Золотое Руно» не получило от Вас ни одной вещи и имеет полное основание думать, что Вы изменили Ваши отношения к журналу, который Вы в одном письме назвали «наиболее близким Вам». Неужели эта близость эта <так!> могла быть нарушена так скоро? Ведь идейная близость, которая существовала между Вами и «Золотым Руном», ничем не была нарушена журналом, и потому, если Вы верите искренности моих объяснений, Вы не придадите значения этому инциденту. В случае, если Вы по-прежнему согласны предоставить «З<олотому> Руну» издание Ваших стихов, не откажитесь прислать их в самом близком времени с указанием Ваших условий [956]956
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 672. Л. 9–10 (на бланке «Золотого руна»).
[Закрыть].
Соединенными усилиями издателя и секретаря «Золотого руна» в декабре конфликт был погашен, и в начале 1908 года «Пламенный круг» увидел свет (с портретом Сологуба работы Кустодиева).
Список «обидчиков» без труда можно было бы продолжить. В него попали и ближайшие сподвижники писателя – Вл. Гиппиус, Мережковские, Д. Философов, В. Розанов, Ю. Верховский, А. Измайлов и др., и недруги, наподобие М. Горького или Ф. Д. Батюшкова, а также те, кого нельзя отнести ни к первым, ни ко вторым, – О. Мандельштам, Игорь Северянин, Евг. Лундберг и еще многие и многие [957]957
Исключительная способность Сологуба устраивать скандалы в шутку и всерьез отражена в дружеской эпиграмме Влад. Смиренского (упоминаемый Союз – ЛО Союза писателей, председателем которого в 1924–1927 гг. был Сологуб):
СологубОн мирно спит в тяжелом кресле,Посасывая шоколад.Но нашему Союзу еслиЕго доставить прямо в ад, —То нам обратно возвратятЕго, на том же самом кресле.(РНБ. Ф. 92. Оп. 2. Ед. хр. 115. Л. 10).
[Закрыть].
Чаще всего Сологуб сердился на критиков, чего и не скрывал: «Какие бы хорошие статьи обо мне ни писали – я недоволен, если меня считают ниже Шекспира»; «Не люблю критиков я… Очень был бы доволен, если бы нашелся критик такой, который всю жизнь хвалил бы меня, а всех остальных – ругал. Больше мне ничего не надо. И вообще критики так писать и должны. О ком-нибудь одном – только хорошее, но зато уж очень хорошее, а о других – плохое» [958]958
См.: Смиренский В. В.Воспоминания о Федоре Сологубе // Неизданный Федор Сологуб. – С. 401, 404.
[Закрыть].
И. Ф. Анненский вызвал гнев Сологуба статьей «О современном лиризме», напечатанной в «Аполлоне» (1909. № 1). В. И. Кривич вспоминал: «Ф. К. Сологуб совершенно неожиданно обиделся самым сериозным образом, причем обратил свою обиду почему-то главным образом на Маковского, заявив, что после такой статьи не исключена возможность даже вызова на дуэль и что он более в „Аполлоне“ принимать участия не может» [959]959
Кривич В.Об Иннокентии Анненском (Страницы и строки воспоминаний сына) // Памятники культуры. Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник 1981. – Л.: Наука, 1983. – С. 98 (в составе публикации: Лавров А. В., Тименчик Р. Д.Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях).
[Закрыть].
Настоящую бурю в доме Сологубов вызвал скандал с Горьким, разразившийся после публикации в «Русском слове» сказки о Смертяшкине [960]960
Подробнее см.: Федор Сологуб и Ан. Н. Чеботаревская. Переписка с А. А. Измайловым // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1995 год. – С. 233–238.
[Закрыть]. Прямые указания на Сологуба и Чеботаревскую в сатире Горького отсутствовали, однако в «стильном» быте поэта Смертяшкина и ревнующей о его славе супруги Нимфодоры Заваляшкиной легко обнаруживали намек на салон Сологуба и Чеботаревской, широко известный в литературно-художественном мире Петербурга, а также на его хозяйку, «взявшую курс на внешнее поддержание <…> известности мужа» [961]961
Эрберг Конст.( Сюннерберг К. А.)Воспоминания. – С. 235. Своеобразным намеком на Чеботаревскую, составившую сборник критических статей «О Федоре Сологубе» (СПб., 1911), было также упоминание о том, что Заваляшкина «тщательно собирала все рецензии о стихах мужа и, уничтожая неодобрительные, – похвальные издавала отдельными томиками» ( Горький М.Собр. соч.: В 30 т. – М.: ГИХЛ, 1951. – Т. 10. – С. 495).
[Закрыть].
18 декабря 1912 года «обидчику» было отправлено письмо:
Вы, как искренний и большой человек, не станете отрицать, что ваша «сказка», помещенная в «Русском слове» 16 декабря, метит в меня. Если бы это было только против меня, я и не возражал бы. Но Вы захотели говорить о жене Смертяшкина… вспомните, что над тусклым кипением ничтожных и пошлых чувств, из которых возникла Ваша прискорбная сказка, есть мир возвышенный и чистый… и я уверен, что на этой высоте Вы найдете в своей душе такую силу осуждения Вашего поступка, с которой не могут сравниться намеренно сдержанные слова моих упреков. Я не понимаю, зачем Вы это сделали? [962]962
Опубл.: Горький М.Полн. собр. соч.: В 25 т. Письма. – М.: Наука, 1971. – Т. 12. – С. 578.
[Закрыть]
Если скандал с Горьким был предрешен идейной оппозицией сторон и притом спровоцирован публикацией дополнительных пародийных глав из «Мелкого беса», то конфликт с А. А. Измайловым, с которым Сологуба не один год связывали дружеские отношения, был неожиданностью.
20 января 1913 года журнал «Огонек» напечатал пародию критика «„Дым и жупел“ (Творимая легенда в 6 частях да еще с терцинами)» [963]963
Под названием «Пепел и жупел» вошла в книгу А. Измайлова «Осиновый кол (2-й томик „Кривого зеркала“)» (Пг.: Шиповник, 1915. – С. 84–88).
[Закрыть], над ней был помещен шарж Пьер-О (С. В. Животовского). Сологуб отреагировал немедленно:
С прискорбием прочитал я Ваш «Дым и Жупел». Не понимаю, зачем это Вам понадобилось. Вам не нравится мой роман? Но для выражения своих мнений есть критические статьи, и Ваше отрицательное отношение к моему роману Вы уже не раз выражали [964]964
См., например, статьи и рецензии А. Измайлова: 1) Что нового в литературе? // Биржевые ведомости. – 1908. – № 10296, 12 января; 2) Новый роман Ф. Сологуба «Королева Ортруда» // Русское слово. – 1909. – № 11, 15 января; 3) На ковре-самолете (О романе Ф. Сологуба «Королева Ортруда») // Там же. – 1909. – № 170, 25 июля; 3) На отмели (Итоги литературного года) // Биржевые ведомости. – 1909. – № 11469, 16 декабря; 4) У стола клиники (Патологическая беллетристика) // Измайлов А. Помрачение божков и новые кумиры. – М.: Тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1910. – С. 176–182; 5) Загадка Сфинкса // Измайлов А. Литературный Олимп. – М.: Тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1911. – С. 309–325; а также пародию на «Королеву Ортруду»: Новый век // Измайлов А. А. Кривое зеркало. Пародии и шаржи. – СПб., 1912. – С. 125–126.
[Закрыть]. А вот пародии зачем писать и печатать их в том журнале, где иногда печатаются и мои рассказы, это мне непонятно. Одно из двух – или Ваш журнал признает меня вообще в качестве писателя, и тогда по отношению ко мне надо соблюдать известные приличия; или Ваш журнал считает меня плохим писателем и не достойным уважения писакой – тогда зачем же печатать мои стихи и прозу? Издеваться над своим сотрудником! А рисунок над Вашей статьею! Какая-то пошлейшая харяс моими, однако, чертами, сидящая в непристойной позе, – какая-то голая баба с розгами! Все это очень прискорбно. Вот Вы, господа критики, нападаете на меня зато, что я, будто бы, не люблю жизни. Любить без разбора вообще не стоит, и жизнь нужно любить только достойную любви. А вот эта жизнь, где не отличить друга от врага, где люди издеваются друг над другом,где (цитирую Ваши слова обо мне) «серьезное, грустное, прекрасное лицо брата по душевным переживаниям» служит для него плевательницею, – о, эта жизнь! С какою отрадою думаешь о том, что путь этой жизни уже не так долог! Желаю Вам счастья и радости. Ваш Федор Тетерников [965]965
Федор Сологуб и Ан. Н. Чеботаревская. Переписка с А. А. Измайловым // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1995 год. – С. 239. Курсив мой (в файле – полужирный – прим. верст.).
[Закрыть].
Благодаря гибкости Измайлова, отношения были восстановлены, но затем снова и не раз осложнялись новыми обидами Сологуба [966]966
Подробнее см.: Федор Сологуб и Ан. Н. Чеботаревская. Переписка с А. А. Измайловым.
[Закрыть].
Он обижался на критику, шутки, пародии или совершенно беспочвенно, подозревая пренебрежительное отношение к себе там, где его не было (Е. Данько использовала точную характеристику: «наверно обиделся, по своей привычке» [967]967
Данько Е. Я.Воспоминания о Федоре Сологубе. Стихотворения. – С. 208.
[Закрыть]). При этом в основе большинства конфликтных ситуаций просматривается один и тот же механизм и одни и те же пружины, запускавшие его работу. Сологуб признавал:
Я сам себе создал обман,
Что будто бы чуждые руки
Мне сделали множество ран
И много медлительной муки,
Что будто бы чуждый мне взор
Терзал меня ядом презренья,
Что будто бы мне мой позор
Немедленно требовал мщенья,
Что будто враги и друзья
Все стали злорадно смеяться,
Что будто бы слабость моя
Меня заставляла смиряться [968]968
Стихотворения. 1979. – С. 243.
[Закрыть].
Чаще всего обиды имели провокационный характер: за стремлением встать в положение обиженного и оскорбленного, незаслуженно пострадать угадывается сомнение в справедливости самооценки («великий писатель») и неутолимое желание услышать в ответ слова любви и признания таланта (см. выше письма А. Белого и В. Брюсова).
В статье «Памяти П. Я. Стоюнина (к 25-летию со смерти)» [969]969
Опубл.: Русская школа. – 1914, – № 2. – С. 81–94.
[Закрыть]Вл. Гиппиус назвал Сологуба среди авторов, которых не стал бы рекомендовать для школьной программы. Сологуб возмутился, тогда же Гиппиус написал ему, что имел в виду цели педагогические, а не критические и при этом уверил:
…я был один из первых, еще мальчик-гимназист, пришедший к Вам с восторгом перед Вашим, только что открывшимся тогда, талантом. И потом, когда я ушел на целые годы от литературы и стал преподавателем, я не переставал любить Вас как писателя и человека. Объективно я считалкритику Мережковского и Вашу поэзию – высшим проявлением русской литературы за последнее время.Лично – рядом с Вашими стихами я ставлю только стихи Зинаиды Николаевны и Блока. Своим ученикам и ученицам я всегда указывал на Мережковского как на критика и на Вас как на художника [970]970
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 185. Курсив мой (в файле – полужирный – прим. верст.).
[Закрыть].
Сологуб обиды не простил [971]971
«За что Вы меня обидели в эту нашу случайную встречу, которой я так обрадовался? – спрашивал Вл. Гиппиус Сологуба в письме 17(4) марта 1923 года. – За что Вы возмущены против меня? Чем я виноват перед Вами? Я мальчиком еще полюбил Вас и с тех пор люблю.Я не бывал у Вас последние годы потому, что, когда после семи лет одиночества, осенью 1912 г. пришел к Вам по старинке с прежней любовью, я почувствовал Вашу небывалую раньше ко мне холодность» (Там же).
[Закрыть], несмотря на то что в очередной раз своего добился – услышал в ответ на свое возмущение желанные признания.
5 января 1914 года в концертном зале Петровского училища Мережковский прочел лекцию «Тайна Тютчева» [972]972
Опубл.: Русское слово. – 1914. – № 43, 21 февраля. – С. 2; № 47, 26 февраля. – С. 2; № 49, 28 февраля. – С. 3.
[Закрыть], после чего газета «День» напечатала возникшую по этому поводу переписку Сологуба и Мережковского; перед публикацией была помещена заметка, в которой сообщалась основная идея лектора: «Самоубийство и самоубийственное одиночество в России такое же бытовое явление, как смертная казнь. Кто это сделал? – спрашивает Д. С. – Русские декаденты – Сологуб, Бальмонт, Блок, Брюсов, Белый, З. Гиппиус? Да, они. Но через них Тютчев» [973]973
Отчет о лекции и фрагменты выступления см.: Русские декаденты и самоубийство // День. – 1914. – № 5, 6 января. – С. 4. Далее цитаты из писем приводятся без отсылок. Курсив мой.
[Закрыть].
Ополчившись на Мережковского, Сологуб писал ему:
И до вчерашнего вечера были в России люди, утверждавшие, что если есть у нас самоубийства, то в них виновен, между прочим, и Сологуб. Говорили это люди, голос которых по его внутреннему достоинству равен комариному писку <…>. Вчера Вы повторили это, – первый раз авторитетно и властно было сказано, что самоубийства делаются Сологубом и другими, а через них Тютчевым. К тому безбожному гонению на Сологуба, которым занимались доныне другие, присоединились и Вы. <…> Я не понимаю, зачем надо внушать толпе, что вредны Тютчев и Леонардо да Винчи; я думаю, что отрава Джокондиной улыбки и яд тютчевской поэзии – благие дары и многоценные, как то миро, которое было пролито грешницею и вменилось выше дел благоразумного милосердия.
В примирительном письме (7 января) Мережковский убеждал возмущенного оппонента:
Вы совершенно правы: мое восстание на Сологуба есть восстание на Леонардо, на Джоконду, на Тютчева, т. е. на все то, что я сам больше всего в мире сейчас люблю <…>. Восстание на себя самого, на свою собственную душу. Я Вас не только высоко уважаю и ценю, как великого писателя (у меня было всегда такое чувство, что Вы – больше меня, как писатель), но и люблю, как человека, как родного и близкого, в чем-то самом главном, важном, более важном, чем искусство…
В свете психологических особенностей Сологуба вполне очевидно, что миф о замалчивании его литературной деятельности, о невнимании к нему критики, об отсутствии читательского интереса, который он сам всячески распространял и поддерживал (возможно, даже верил в него), также имел провокационный характер:
