Текст книги "Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников"
Автор книги: Маргарита Павлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)
Душевный строй Сологуба-подростка запечатлен в автохарактеристике:
15 лет. Религиозность. Сознание падения. Наклонность к мечте и фантастическому. Застенчивость. Боязнь людей. Любовь к природе. Рано развитая рефлексия. Сладострастие и любовь. Чувственность. Мрачное мировоззрение. Стремление подчинить чужих мне и несамостоятельность и упрямство. Самоуверенность. Мнительность. Смешливость. Доверчивость. Гордость и переходы к униженности. Боязнь насмешек. Непонятные порывы. Неудовлетворенность. Равнодушие к жизни, холодность. Трусость – темноты, покойников и пр. Нерешительность, слабость характера [56]56
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. Ед. хр. 539. Л. 155.
[Закрыть].
Агаповы посоветовали Татьяне Семеновне дать сыну образование [57]57
Об участии Агаповых в судьбе Феди Тетерникова см. составленный Ф. А. Витбергом «Шутливый проект просьбы для няни Лининой, Татьяны» ( Мисникевич Т. В.«…Я имел достаточно „натуры“ вокруг себя». – С. 506–508).
[Закрыть](мать Сологуба выучилась читать только незадолго до смерти). После окончания Рождественского городского училища в 1878 году он поступил в Учительский институт, из которого в 1882 году вышел учителем народных училищ (институт не давал высшего образования, его выпускники не имели права преподавать в гимназиях и реальных училищах) и впоследствии в течение 25 лет не оставлял службы.
Первый педагогический опыт Сологуб получил в 1879 году. После окончания Рождественского училища он был оставлен при нем, а затем переведен во Владимирское городское училище, о чем ему было выдано свидетельство:
В продолжение 1878/79 г. Тетерников прилежно занимался под руководством г. Попова повторением пройденного курса, помогал ему в классном преподавании, замещал классы по болезни г.г. преподавателей и во время пребывания в училище вел себя похвально. В удостоверение чего и дано ему сие свидетельство от Педагогического Совета <…> для предъявления в С.-Петербургский Учительский институт [58]58
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. Ед. хр. 1. Л. 4.
[Закрыть].
Институт, располагавшийся в трехэтажном особняке на 13-й линии Васильевского острова, «был выдающимся из учительских институтов, как по своему составу, так и по контингенту слушателей» [59]59
Клейнборт Л. М.Встречи. Федор Сологуб. <1> / Публ. М. М. Павловой // Русская литература. – 2003. – № 1. – С. 198.
[Закрыть]. В те годы его возглавлял Карл Карлович Сент-Илер (1834–1901) – зоолог, автор работ по физиологии растений, под редакцией которого выходили выпуски «Жизни животных» А. Брема; он читал курс педагогики и религиозного воспитания. Литературу и историю преподавал Яков Григорьевич Гуревич (1843–1906) – издатель журнала «Русская школа», владелец одной из самых известных в Петербурге частных гимназий; математику – Василий Алексеевич Латышев (1850–1912), автор трудов по методике преподавания математики, издатель-редактор журнала «Русский начальный учитель» (1880–1911); географию – Капитон Иванович Смирнов (1825–1902), автор популярного учебника по географии, директор 5-й гимназии.
Бывший воспитанник института Иван Иванович Попов вспоминал;
И по внешности, и по существу институтский режим не угнетал нас, не давил нашей самостоятельности; в институтских стенах мы чувствовали себя достаточно независимыми и с преподавателями были в полутоварищеских отношениях. <…> Институт подготавливал нас к практической жизни, стремился выработать из нас критически мыслящих людей, стойких в той борьбе, которая неизбежна в жизни [60]60
Попов И. И.Минувшее и пережитое. Воспоминания за 50 лет. – Пб.: Колос, 1924. – С. 63. Далее – Попов И. И.Минувшее и пережитое, с указанием страницы.
[Закрыть].
Впечатления Сологуба о студенческой жизни и преподавателях отразились в стихотворении тех лет:
Мне в Институте живется
Скучно, тоскливо и трудно:
То вдруг Смирнов придерется,
Пилит ехидно и нудно;
То математик писклявый,
Латышев, скуку умножит,
Лапкой умывшися правой,
Хитрый вопросец предложит;
То нас Гуревич замает
Длинно-сплетенным рассказом,
Быстро по классу шагает,
Пар поддает своим фразам.
Иль, повязав полотенце
(После попойки) чалмою,
Слишком святого младенца
Мучит своей болтовнею.
<…>
Выше директор над ними,
Богу единому равный,
Красными славный речами.
Строгий, но добрый и славный.
Но Сент-Илера просили
Мама и бабушка вместе…
Что за последствия были,
Я рассказал в другом месте.
Здесь же скажу, что в печальной
Жизни здесь есть и такое
Время хорошее в спальной
Лечь, наконец, на покое.
В «Канве к биографии» встречается запись:
В дневниках Учительского института за 1879/80, 1880/81 учебные годы, однако, записи о наказаниях розгами не встречаются. В графе «Неисправности воспитанников и наказания» фамилия Тетерникова упоминается четыре раза: «Тетерников на уроке русского языка обнаружил крайнюю небрежность по этому предмету» (13 февраля 1880); «Попов, Скворцов, Вембер, Тетерников не были на уроке пения» (14 февраля 1881); «Тетерников самовольно уклонился от урока гимнастики и лежал в это время в спальне» (21 февраля 1881); «Тетерников не был на утренней молитве» (30 марта 1881) [63]63
Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб.). Ф. 412. Оп. 1. Д. 218 и 247.
[Закрыть].
Портрет Сологуба-студента сохранился в воспоминаниях И. И. Попова:
В Институте я вновь встретился с Ф. К. Тетерниковым (Федором Сологубом). За шесть лет нашей разлуки, после Никольского уездного училища, он обратился в красивого, голубоглазого, светлого блондина, такого же застенчивого и часто краснеющего, каким я его знал и в уездном училище. Он держался несколько отдельно и уже к последнему курсу сблизился с самым младшим из нас, Лопачевым [64]64
Письма Михаила Васильевича Лопачева 1882–1892 гг. к Ф. К. Тетерникову см.: ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 421.
[Закрыть].Они ходили и беседовали вместе. Федя Тетерников, как мы его знали, был хорошим товарищем; общественными и политическими вопросами он мало интересовался. Любил он сладости, над чем мы не раз подшучивали. Ни вина, ни пива не пил, рестораны и портерные не посещал. Даже в день институтского праздника держался отдельно и не принимал участия в танцах и попойке. Занимался хорошо и шел в числе первых: работы и сочинения его по словесности и литературе считались лучшими. Тетерников любил уединяться или ходил по залу, устремивши глаза в потолок, что-то обдумывая. «Не иначе как стихи пишет», – шутил П. И. Скворцов. Но Тетерников не посвящал нас в свои размышления; хотя, кажется, читал что-то М. В. Лопачеву; но тот молчал и хранил тайну Феди [65]65
Попов И. И.Минувшее и пережитое. – С. 66.
[Закрыть].
«Список воспитанников III класса Санкт-Петербургского Учительского института (выпуска 1882 г.) с показаниями отметок за весь учебный курс» свидетельствует, что науки Ф. Тетерников осваивал добросовестно, хотя выдающимися успехами не отличался [66]66
ЦГИА СПб. Ф. 412. Оп. 1. Д. 239. Л. 82–85. Приведу результаты успеваемости Сологуба за весь учебный курс:
♦ Закон Божий: 5(общая); 1-й год: 3,2-й год: 4,3-й год: 5-.
♦ Педагогика: 3;1-й год: 4;3-й год: 3.
♦ Русский язык: 4;1-й год: 3;2-й год: 4;3-й год: 4.
♦ Арифметика: 4;1-й год: 3 1/2,экзамен: 4;2-й год: 3+,экзамен: 5;3-й год: 3+,экзамен: 5.
♦ Алгебра: 4;1-й год: 3,экзамен: 4;2-й год: 4-,экзамен: 5; 3-й год: 3, экзамен: 4.
♦ Геометрия: 4;1-й год: 3+,экзамен: 4+;2-й год: 4-,экзамен: 5; 3-й год: 3+,экзамен: 4.
♦ История: 5;1-й год: 4-,экзамен: 5-;2-й год: 4+, экзамен: 5;3-й год: 5,экзамен: 5.
♦ География: 4;результаты всех семестров – 4.
♦ Естествознание: 3;1-й год: 3+,экзамен: 3+;2-й год: 3+,экзамен: 4.
♦ Физика: 4;1-й год: 3,экзамен: 4-;2-й год: 4-;3-й год: 4,экзамен: 5.
♦ Математическая и физическая география: 5;3-й год: 5,экзамен: 5.
♦ Немецкий язык: 3.
♦ Чистописание: 5.
♦ Рисование: 4.
♦ Гимнастика: 4.
♦ Поведение: Отличное.
[Закрыть]. Вместе с тем в студенческие годы он явно почувствовал в себе призвание к литературным занятиям. В феврале 1924 года выпускники Учительского института 1882 года, поздравляя бывшего сокурсника с 40-летним юбилеем литературной деятельности, писали ему: «Ваши поэтические стихотворения вызывают в памяти Ваши споры со словесником Н. Я. Смирновым по вопросам литературы, искусства и художественной красоты» [67]67
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. Ед. хр. 152. Л. 2.
[Закрыть].
2
После окончания института Сологуб получил место учителя и следующие десять лет провел в провинции – в уездных городках: Крестцах Новгородской губернии (1882–1885), Великих Луках Псковской губернии (1885–1889), Вытегре Олонецкой губернии (1889–1892). Мать и сестра последовали за ним.
Переезд из Петербурга в Крестцы (через Новгород) состоялся в августе 1882 года и был первым в жизни писателя путешествием по России.
писал Сологуб о пейзаже, открывавшемся из его окон. О местном колорите напоминает бывшее название одной из немногочисленных улиц – Моховая-Болотная (ныне Чапчахова). Река Холова впадает в Мету, Мета протекает сквозь Великие Луки… «Серая Мета, серые, длинные туманы, пьяное и глухое сердце России», – писали летом 1911 года Сологубу «жители унылой Новгородской губернии» Мережковские, напоминая автору «Тяжелых снов» и «Мелкого беса» о его прошлом [69]69
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 183. Л. 40 об.
[Закрыть].
Тетерниковы обосновались в доме на Старо-Рахинской улице (ныне ул. Краснова), в котором обычно жили учителя, – рядом с городским училищем. Переселение на новое место означало для Сологуба прежде всего изменение привычного жизненного уклада: освобождение от контроля со стороны «бабушки» и усиление материнского надзора.
Г. И. Агапова, опекавшая «внука» вплоть до своей кончины, писала ему 4 сентября: «Дорогой мой, милый мой Внук! Благодарю, мой родной, за твое письмо от всей души и сердца. Оно меня успокоило и развлекло немного, я очень беспокоилась за вас, как вы добрались. Господи, какая сделалась страшная тоска, когда я пришла домой, проводив вас, я думала, что я с ума сойду, пустота, тишина <…> я беспрестанно плачу <…> нет вас и никого у меня теперь, одна, одна» [70]70
Там же. Ед. хр. 889. Л. 1. Письма Сологуба к Агаповой не сохранились.
[Закрыть]; 10 октября, обращаясь к Татьяне Семеновне: «Няня, милая моя, дорогая моя, вспоминаешь ли ты меня так часто, как я тебя, ни единого дня, ни минуты, чтобы о тебе не думала и не вспоминала тебя» [71]71
Там же. Л. 11.
[Закрыть].
Первые крестецкие впечатления сильно удручали недавнего петербургского студента. Обеспокоенная его душевным состоянием и новым окружением, Галина Ивановна напутствовала:
…послушайся моего совета, <так как> ты еще очень молод, людей видел немного и знаешь людей мало, то будь, мое сокровище, осторожнее на знакомства, несчастная провинция и глушь портили людей и даже таких, которые не способны были принять что-нибудь дурное, у меня были в глазах страшные примеры полюбивших пьянство, карты и разврат по неимению лучших развлечений, с самого начала давай отпор: не пью, не играю, и тогда тебя оставят в покое. Ты не сердись, мой дружочек, на меня, что я пишу это, но это мой долг, моя святая обязанность охранять тебя советами, и данное обещание за несколько часов до смерти твоему честному, благородному и нежно любившему тебя отцу, и мною уважаемому от всей души, я чту память его, исполняю его просьбу [72]72
Мисникевич Т. В.«…Я имел достаточно „натуры“ вокруг себя». – С. 510 (письмо от 6 декабря 1882).
[Закрыть].
Возможно рассчитывая на перемену участи, Сологуб писал о неприглядных обстоятельствах новой жизни «по начальству». 1 ноября 1882 года директор института К. К. Сент-Илер сообщал ему:
Любезный друг Тетерников,
Надеюсь, что Вам известно мое искреннее желание Вам дать место лучше Крестецкого: Вас туда назначили совершенно случайно и без моего ведома. Между тем мне Вас жаль, так как в Крестцах, вероятно, очень скучно и нечем заняться серьезно. Поэтому я решаюсь Вам предложить работу, которая, может быть, Вас заинтересует. В Петербурге есть комиссия о народных чтениях, которая издает эти чтения и платит авторам хороший гонорар (кажется, около 100 р. за печатный лист). Вы хорошо пишете и, я думаю, могли бы попробовать написать чтение для народа. В библиотеке училища, конечно, найдутся чтения Соляного городка и «Выс<очайше> Утвержд<енной> Комиссии» [73]73
Имеются в виду: 1) Чтения Соляного городка при Педагогическом музее военно-учебных заведений (открыты в 1871 г. в Петербурге В. Г. Певцовым (1836–1908), духовным писателем), издавались с 1871 г.; 2) издания «Петербургской Комиссии народных чтений» (основана в 1871).
[Закрыть]. Прочтите несколько таких чтений, чтобы получить понятие о том, как следует писать для народа, а потом и сами примитесь за первый опыт. Большинство этих чтений написано на темы по русской истории, и их так много, что едва ли можно надеяться на успех, если взять одну из написанных уже тем. Кроме того, в Крестцах трудно иметь все для этого необходимые исторические пособия. Я потому полагаю, что лучше взять тему литературную, для которой нет необходимости во многих источниках. Напр<имер>, тип казака или понятие о казачестве по «Тарасу Бульбе».При этом, конечно, нужно напирать не на республиканские стороны казачества, а на защиту православия, воинской доблести и т. д. Можно взять и другие, напр<имер>: Борис Годуновпо драме Пушкина и с цитатами. Медный всадник,с некоторыми подробностями о наводнении Петербурга. Или из общей литературы: Макбет, Король Лир(с сильным наклоном в пользу морали произведения), Вильгельм Телль по драме Шиллера, Натан МудрыйЛессинга и т<ому> под<обное>. Конечно, отвечать за успех я не могу, но если Вы напишете что-либо и мне пришлете, то я представлю это председателю комиссии и похлопочу за Вас. Для Вас это будет занятие полезное и в нравственном и в материальном отношении. Старайтесь только писать с некоторою теплотою и не философствуйте, а наивнее вводите мораль рассказа: для детей и народа иначе нельзя. Желаю от души, чтобы мое предложение Вас заинтересовало и помогло Вам отвлечься от уездной тоски.
Карьера молодого преподавателя и его жизнь в провинции складывались действительно неблагоприятно и безрадостно. Об этом свидетельствует его доверительная переписка с институтским наставником Василием Алексеевичем Латышевым [75]75
См. о нем: Манковский В. П.Василий Алексеевич Латышев // Математика в школе. – 1975. – № 5. – С. 81–83.
[Закрыть]. В 1892–1902 годах он занимал должность директора народных училищ Петербургской губернии, в 1902–1909-м – помощника попечителя Петербургского учебного округа, в 1909–1912-м был назначен членом Совета Министерства народного просвещения.
Латышев был человеком незаурядным и имел влияние на своих подопечных. На протяжении нескольких лет он, так же как и К. К. Сент-Илер, поддерживал бывшего воспитанника советами, способствовал его служебным передвижениям, был читателем и критиком его первых произведений. В одном из писем к нему Сологуб заметил: «Ваш голос издалека был всегда одним из важнейших побудителей моей деятельности за эти 5 лет» [76]76
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 30. Л. 9 об. Сохранились лишь черновики писем Сологуба к В. А. Латышеву.
[Закрыть]. 11 декабря 1883 года он писал Латышеву из Крестцов:
Я снова решаюсь отымать у Вас время, чтобы побеседовать с Вами о вопросах, на мой взгляд, важных для школьного дела. Может быть, я ошибаюсь, может быть, все это неважно, тем более что я начинаю с себя и себя ставлю центром своих рассуждений. Себя, т. е. учителя. Учитель в провинции, как наша, зачастую обречен на умственное и нравственное одиночество. 2–3 товарища – все его общество, да и оно часто засасывается болотом провинц<иальной> жизни. По своему образованию, по своему развитию, он стоит невысоко. Ему, как отроку, нужна умственная пища, а вокруг себя он встречает людей, еще более незрелых, чем он сам, людей с ограниченным умств<енным> кругозором, с неясными, сбивчивыми понятиями о нравственности.
И хотя бы честных и энергичных работников встретил он – нет, это обычная русская расплывчатая, добродушная масса людей, которые днем занимаются полегоньку делами, коли такие есть, и сплетничают, а вечером усердно винтят и опять сплетничают. Замыкайся в свои книги или проводи весело время в обществе: говори о пустяках, или, пожалуй, о Крестецком земстве, что, впрочем, одно и то же, или играй в карты, или пей водку, а то совмещай все вместе.
Конечно, жить можно, и даже очень хорошо можно жить, но для такой жизни надо акклиматизироваться. – Наивная юность ждет большего, ищет настоящей жизни. Не внести ли эту жизнь хотя в школу? Хотя, конечно, что за жизнь в школе, коли вокруг мертво, – но отчего не попытаться? Ведь это-то и было мечтою – внести жизнь в школьную рутину, внести семена света и любви в детские сердца. <…>
Но выходит все как-то, что недостает чего-то школе, что стоит между учителем и учеником какая-то стенка, и все сдается, что душны эти классные комнаты, и мало в них свету и простору, словно железные решетки на окнах, словно тяжелые замки на тяжелых дверях директора института. Школа ли тут виновата?
Для учителя в ней есть много отрадного, но много, наряду с этим, грубого и жестокого, и фатально неизбежного. <…> Ученики зачастую как-то злы и дики, ученики приводят в отчаяние своею глубокою развращенностью. Чтобы они слушались, надо, чтобы они боялись. Забыто наказание, – забыто и послушание. Домашняя обстановка – нищета, жестокость. Ученик шляется под окнами и выпрашивает куски хлеба – есть нечего. В классе его застают за оригинальным завтраком: сидит и гложет игральную бабку – голоден, половину съел. Пришла ярмарка, – шатается по лавкам, отыскивает, где бы стянуть; попадется книжка – ее тащит, поясок, пряник – ничему нет спуска. Вот стоит он с куском сырой говядины в руках – и не прячет его.
– Что, Ванька, украл? – спросит кто-нибудь.
– Украл, – отвечает он равнодушно.
Он оборван, неловок, угрюм, он ходит переваливаясь, гремя и стуча сапогами. Сапогами – когда они есть. Весну, осень он бегает в классе босиком: сапог купить не на что. И не один такой. А родители… Приведут сына в начале года:
– Вот хорошо, что розочки снова будут…
– У меня, – говорит другой, – такое уж положение: от 15 до 50. Меньше 15 нет.
– Уж я драл, драл, – сообщает третий, – ремнем драл, так он, подлец, так змеей на полу извивается. Так драл, что уж как он только жив остался…
А драные Васьки да Ваньки, глядишь, смотрят себе беззаботно и весело. Что ж? Ничего особенного в их-то жизни эти порки не представляют. <…> И школа мало влияет на своих питомцев, хотя бы она и стояла и в лучших условиях. Среда перетягивает ребенка, и больно иногда смотреть, какие прекрасные задатки гибнут в этой растлевающей обстановке. Невыносимо бывает сознание, что высокая работа пропадает даром, что семена падают на камень, да и на доброй почве их глушат плевелы жизни. Примириться ли на тех каплях добра, которые можешь внести в иные, светлые и неиспорченные души? <…> Но это влияние так непрочно, и в суровом холоде жизни скоро высыхают эти капли добра, как утренняя роса на траве. <…> А теперь наши занятия так безжизненны и холодны, так мы далеки от учеников, что надо иметь очень ограниченные требования, чтобы помириться с такою деятельностью [77]77
Там же. Л. 1–4. С авторской пометой: «Черновые письма к Латышеву. Письмо отправлено 11 декабря 1883 года с некоторыми изменениями».
[Закрыть].
В качестве радикальной меры преобразования школьного уклада Сологуб предлагал устроить интернаты, в которых дети были бы изолированы от влияния родителей и среды на длительное время и всецело оставались в распоряжении просвещенных учителей и воспитателей, проводили много учебных часов на природе (эту мечту воплотил герой его утопического романа «Творимая легенда» Георгий Триродов в организованной им школе-коммуне).
Со стороны начальства самостоятельность во взглядах и реформаторский пыл молодого учителя не встретили поддержки, своими действиями он навлек на себя немилость. «Мои крестецкие дела складываются как-то весьма нехорошо, – писал он Латышеву 7 января 1884 года. – Такой товар, как враги, на базаре житейской суеты [78]78
Роман У. Теккерея «Ярмарка тщеславия» во второй половине XIX в. неоднократно издавался под названием «Базар житейской суеты» (в переводе И. И. Введенского).
[Закрыть]покупается, как я узнал здесь, по дешевой цене, и отзывается дорого. Я изведал сладость клеветы, озлобленности, тайных подкопов и интриг – вещей, с которыми не умел, да чаще и не хотел бороться: грязью играть, руки марать. – Не знаю, как и выбраться из Крест<цев>, а остават<ься> и „скучно и грустно“ [79]79
Первая строка стихотворения М. Ю. Лермонтова «И скучно и грустно» (1840).
[Закрыть], да наконец и опасно» [80]80
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 30. Л. 45.
[Закрыть].
Столкновения с начальством сопутствовали Сологубу повсюду – и в Крестцах, и в Великих Луках, и в Вытегре: то он отказался в день коронации императора пропеть с учениками перед домом почетного смотрителя гимн «Боже, Царя храни», то выбрал для награждения учеников «книги слишком светского направления»; он редко посещал церковь, шел «вразрез с мнениями и желаниями начальства»; отказался дать фальшивые показания, которые бы позволили оправдать угодного директору учителя, лишенного свободы за изнасилование девочки (этот сюжет Сологуб использовал в своем первом романе «Тяжелые сны»); не подписал «липовые» акты и постановления педагогического совета, сообщил в Учебный округ о своих конфликтах с директором, писал на него жалобы за употребление им казенных средств в личных целях и другие противоправные действия и т. д. и т. п. [81]81
Подробное изложение событий см. в двухсторонней переписке Сологуба и Латышева // ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 30; Оп. 3. Ед. хр. 392.
[Закрыть]
Каждый раз влиятельные наставники оказывали покровительство бывшему воспитаннику и ходатайствовали о переводе его с одного места службы на другое. 4 июня 1885 года Сент-Илер сообщал: «Любезный Тетерников, согласно Вашему желанию, я выхлопотал Вам перевод в Великие Луки, Псковской губ. Это хороший город и хорошее городское училище. Сегодня Попечитель утвердил это постановление, и изменить его уже нельзя. Учителями в Крестцы будут назначены из нашего института два молодых человека, только что кончившие курс, очень дельные, исполнительные»; 28 августа 1889 года: «Желаете ли Вы, любезный Тетерников, быть перемещенным на место учителя приготовительного класса Вытегорской учительской семинарии (900 руб. жалованья и служба, как учителя семинарии)? Вембер <бывший сокурсник Сологуба. – М.П.> переводится в Дерптский округ. Если желаете, то не можете ли мне телеграфировать, так как дело спешное: есть другие кандидаты» [82]82
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 932. Л. 2–4.
[Закрыть].
Успеху педагогической карьеры, однако, препятствовали не только конкретные обстоятельства службы (притеснения со стороны директора) и школьная рутина, но и неуживчивый «ершистый» характер и мнительность Сологуба, о чем в полной мере позволяют судить признания, сделанные им в письмах Латышеву. 8 сентября 1887 года из Великих Лук:
Ваше замечание о моих делах заставило меня передумать о многом в моей жизни. Мне кажется, я дал Вам повод думать обо мне даже еще несколько хуже, чем каков я на самом деле. Несмотря на многие и весьма важные мои недостатки, я не такой вздорный и заносчивый человек, чтобы искать охраны своего достоинства в недостойных распрях из-за ничтожных интересов. Я, напротив, чрезвычайно уступчив во всем, что не задевает меня уж чересчур сильно, и мои столкновения происходили от причин совершенно случайных и от меня не зависящих. Моя вина – только моя чрезмерная наивность, полнейшее отсутствие той змеиной мудрости, которая помогает иным так хорошо прятаться под ту маску, которую следует иметь по обстоятельствам. Я был слишком юн, когда выступил на поприще самостоятельной деятельности, и был, кроме юности, и по многим другим причинам мало подготовлен к тому, что меня встретило. <…>
Провинция и служба в ней кишат интригами: я это видел всегда слишком поздно и не хотел бороться; занимаясь личными столкновениями,я не отражал эти интриги, а думал совершенно о другом. Время, наконец, показало мне, как я был неразумен, но сразу нельзя было остановиться. <…>
Что касается моего служебного дела, оно вызывает во мне очень горькие размышления. Я встречаю ненормальные отношения к делу со стороны начальства, и общества, и родителей, и детей. Я не могу еще решить окончательно, сделал ли я достаточно, чтобы не винить себя, или сделал слишком мало, чтобы мог винить только себя. В настоящее время я очень усердно над собою работаю. Время покажет, останусь ли я безличной пешкой в руках судьбы, или выработаю что-нибудь определенное [83]83
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 30. Л. 7–9 об.
[Закрыть].
16 июля 1892 года из Вытегры:
Никаких дрязг и ссор ни с кем здесь я не заводил, в интригах не участвовал, никого против директора не подстрекал, доносов не писал, жаловаться на директора не ездил, всем его законным требованиям подчинялся, порученное мне дело исполнял, как умел, со всем усердием и строго сообразуясь с замечаниями и указаниями дир<ектора> (почти всегда дельными), на советах бесполезной оппозиции не делал, прений не затягивал, предъявлял свои возражения только в случаях совершенной необходимости, и тогда поддерживал их без запальчивости, но с достоинством и твердостью искреннего убеждения. Все те мои действия, которые могли бы быть истолкованы как признаки ссоры, были вынуждены необходимостью, не мелочною сварливостью, а заботою именно о деле, т. е. о том, чтобы всякое дело, в котором я участвую, было сделано, насколько это от меня зависит, с достаточною правильностью [84]84
Там же. Л. 47–47 об.
[Закрыть].
В письме от 25 июля 1892 года он сетовал:
…будущее представляется мне в очень мрачном свете. Как бы усердно я ни работал, я не могу надеяться на то, что мнение обо мне изменится. <…> Если теперь на меня смотрят как на человека вздорного, неуживчивого или, в лучшем случае, способного поддаваться дурному влиянию вздорных людей, то я ничего не могу сделать для изменения такого взгляда на меня. Поэтому после закрытия семинарии я не только не могу рассчитывать на получение такого же места, но мне могут не дать даже и никакого учительского места. <…> Грустно думать, что в 30 лет можешь очутиться в разряде лишних людей [85]85
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 30. Л. 59 об. – 60.
[Закрыть].
События, пережитые в годы службы в провинции, о которых Сологуб писал Латышеву: мелочные дрязги, клеветы, интриги, подкопы, доносы, подстрекания, оппозиция директору и желание «получить место» [86]86
Ср. в письме Латышева Сологубу от 12 июня (1891?): «Я готов был бы представить Вас к назначению инспектором, но не в тех училищах, о которых Вы упоминаете. В Гатчине кандидат уже давно назначен. <…> Зайдите переговорить к В. Е. Введенскому. Я писал ему о своих соображениях. <…> Может быть, будет место в одном из уездных городов. Пожелаете ли?» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 392. Л. 50–50 об.); в письме от 8 августа (1891) Латышев сообщал Сологубу, что место инспектора предлагают лицам с высшим образованием и выслугой лет (Там же. Л. 70).
[Закрыть], – впоследствии самым непосредственным образом отозвались в романах о «тяжелых снах» учителя Логина и «мелком бесе» учителя Передонова.
