Текст книги "Падает мрак"

Автор книги: Маргарет Мерфи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Глава тридцать третья

Триш услышала, как поворачивается ключ в двери, и вышла в прихожую.

Ее досада моментально переросла в тревогу.

– Боже мой, Хьюго…

Его лицо посерело, а рука, которой он ерошил волосы, дрожала.

– Где Пиппа? – спросил он.

– Наверху, в своей комнате. – Триш зачем-то показала в направлении лестницы.

Он пошел в гостиную, не снимая пальто, упал в кресло, будто его ударили, и, спасаясь от боли, сжал голову руками.

– Боже мой, Триш, что я наделал? – прохрипел Паскаль.

У нее тяжело забилось сердце.

– Хьюго… – Она легонько дотронулась до его плеча. – Что случилось?

– Это я во всем виноват.

Триш выдвинула стул и села напротив, ожидая, пока он сможет объяснить свои слова.

Когда Паскаль поднял голову, она увидела, что под глазами у него залегли глубокие тени, а взгляд – испуганный и растерянный.

– Я нанял частного детектива. – Хьюго замотал головой. – В полиции не желали ничего слышать о Касаветтесе! Но теперь это не имеет значения, потому что… – Он замолчал, и его лицо на миг исказилось невыразимой мукой. – Мелкер… оказывается, деловой партнер Касаветтеса.

Триш потребовалась одна минута, чтобы осмыслить то, что он сказал.

– Но это же не означает… – начала она.

– Я рассказывал ему о ней! – вспыхнул Паскаль. – О ее работе, о процессе, о Пиппе, о ее дне рождения – обо всем. Я впустил Мелкера в нашу семью. А он все передавал этому гнусному…

Хьюго сжал кулаки и задохнулся, не закончив фразу.

– Почему ты так уверен, что это он?

– А кто еще, Триш? Кто еще мог совершить такое?..

– Разве полиция уже не арестовала бы Мелкера, если бы они думали, что Клару похитил Касаветтес?

– В полиции говорят, что им нужны доказательства, – горько сказал он. – Пожалуйста, ничего не говори, Триш.

Хьюго догадывался о том, что она думает: если Клару похитил какой-то сумасшедший – случайно, то уже почти нет шансов найти ее живой. В глубине души он понимал, что с каждым днем надежда становилась все призрачнее, но ему было страшно услышать это произнесенным вслух, он даже думать об этом не мог. Паскаль вглядывался в лицо Триш и видел только покорность неизбежному.

– По крайней мере, если она у Касаветтеса, еще есть надежда…

– Так ты думаешь, Мелкер рассказал ему о Кларе? – Триш знала, что он страшно устал, почти не спал все это время и раздавлен горем, потому не может рассуждать здраво. – Хьюго! – Она обхватила его лицо ладонями. – Пойми, Касаветтес знал о Кларе все еще несколько месяцев назад, когда ему предъявили обвинение. Можешь быть уверен, он уже тогда выяснил, где она работает, на какой машине ездит, как зовут ее дочь, даже где она живет…

Он сжал запястья Триш, обдумывая ее слова:

– Ты думаешь? – Другая ужасная мысль пронзила его спутанное сознание. – Как по-твоему, а Клара об этом знает?

– По-моему, она пытается не думать об этом, – сухо сказала Триш. – Так как ты теперь собираешься поступить с Мелкером?

– Пойду к нему в офис и разберусь с ним.

– И если он действительно как-то связан с Касаветтесом, ты что, ему пригрозишь?

– Но я должен хоть что-нибудь сделать!

Хьюго казался таким потерянным, измученным, что ее сердце дрогнуло.

– Пойди в полицию. Расскажи им все, о чем знаешь. Пусть поговорят с твоим частным сыщиком. Они – профессионалы, позволь им делать свою работу.

Он наклонил голову и, опершись ладонями о колени, попытался встать. Триш почувствовала, что с побегами покончено: Паскаль готов примириться со страшной ситуацией, каков бы ни был ее исход.

– Пиппа очень волновалась из-за тебя, – осторожно сказала Триш.

Он поднял руку, протестуя, но рука бессильно упала.

– Она видела тебя всего несколько часов с тех пор, как это случилось. Она думает, что ты ее избегаешь.

– Боже мой, конечно нет! Я просто пытался…

Что? Играть в детектива? Найти Клару и привезти ее домой, как это бывает в кино? Хьюго вдруг осознал всю тщетность своих попыток. Он оставил Пиппу одну, когда его место было рядом с ней, когда она так нуждалась в нем!

Он виновато опустил голову:

– Я вел себя как полный придурок, да, Триш? Убегал от своих обязанностей, оставил на тебя Пиппу, да еще обидел тебя…

– Ты делал то, что считал нужным, – великодушно ответила Триш.

– Пиппа меня ненавидит?

– Она думает, что это ты ее ненавидишь.

Хьюго уставился на нее, потрясенный до глубины души:

– Как ей это могло в голову прийти?

– Она пытается найти смысл в безумной ситуации. Ты не сказал ей и дюжины слов за эти дни. А потом еще отчитал ее. Хьюго, она думает, что ты ее обвиняешь в том, что случилось.

– Господи… – Он повернулся к двери.

– Я позову ее, хорошо? – предложила Триш.

– А вдруг она не захочет со мной разговаривать?

– Прекрати себя жалеть, Хьюго. – Сказано это было резко, и Паскаль поглядел на нее с удивлением. Она встретила его взгляд, и он кивнул.

Триш права. Он ушел в свои переживания и не заметил, что его дочь тоже страдает.

Сначала Пиппа отказывалась. Триш тянула ее за руку, а она упиралась в дверях, с обиженным видом уставившись в пол.

– Пиппа, – сказал Хьюго. – Мне очень жаль, что я был таким… – Он остановился, подбирая слово, которое было бы ей понятно. – Таким ужасным. – Она кивнула, все еще не до конца убежденная в его раскаянии, отказываясь взглянуть на него. – Ты же знаешь, что я тебя очень люблю.

Она подняла глаза.

– Я знаю, что в последние дни тебе было трудно в это поверить, – с запинкой выговорил Хьюго, – но… – И вдруг заплакал, стыдясь собственной слабости и не в силах сдержать себя.

Пиппа в ужасе смотрела на отца. Ее глаза, казалось, становились все больше и больше, и на мгновение она сжалась около Триш.

– Папа? – прошептала она, будто не веря, что это действительно ее отец, и бросилась к нему в объятия. Хьюго негромко охнул и, страдальчески посмотрев на Триш, положил руку на голову дочери.

– Папочка, не плачь! – умоляла Пиппа. – Мамуля вернется домой! Обязательно вернется!

Глава тридцать четвертая

Похоже на приручение птицы. Если она начнет брать пищу из вашей руки – вы на полпути к успеху. Он знал, как легко темнота, грязь и голод разрушают человеческий дух. Самое эффективное – это холод: они сжимаются в комочек, пытаясь сохранить остатки тепла, руками прижимают колени к груди. Постепенно озноб переходит в неукротимую дрожь – организм пытается согреться, – трясутся руки, ноги, стучат зубы, мускулы сводит невыносимыми судорогами. Вот тут они начинают кричать от боли.

С этой будет полегче. Она быстро слабела – физически и морально. Сначала она вставала, когда он входил в подвал, и наблюдала за ним так же внимательно, как и он за ней. Теперь она только вздрагивала, когда слышала, что он возвращается, сильнее сжимала колени руками и тихонько хныкала… Он лишил ее всего: еды, тепла, человеческого достоинства, и она больше не боролась. У нее не хватало мужества, даже чтобы спорить, – она просто делала то, что он требовал, а в ее расширенных глазах плескался ужас. Ну вот, теперь она готова вымаливать у него милостыню и брать с рук…

– Попроси меня…

Он произнес это громко, выдыхая слова в холодный воздух, и увидел, как на мгновение ее тело напряглось, а затем расслабилось. Из ее горла вырвалось что-то вроде писка котенка, и дрожь удовольствия пробежала вниз по его телу. Он заставит ее оказать ему одну маленькую услугу. Не секс – пока нет, – но нечто достаточно интимное, чтобы они стали ближе. Некий платонический жест – жена сделала бы это для любимого мужа не раздумывая. Она поймет, что это только предвкушение – учебник для начинающих, – и в будущем он ожидает от нее много большего.

С ними, как с животными, ни в коем случае нельзя перегибать палку, продвигаться в дрессировке слишком быстро, иначе можно надолго задержать обучение. Это кропотливая, напряженная работа, но он не боится трудностей.

Он смотрел на нее в упор еще какое-то время, чувствуя, что привязался к ней по-настоящему.

Он сделал шаг, другой, приближаясь к ней, а она отодвигалась, прижимаясь к стене. Он присел на корточки. Очень скоро она вновь обезумеет от острого пронизывающего холода, и его близость уже не будет казаться ей столь оскорбительной. Возможно, ей даже понравится тепло его тела.

– Попроси меня… – повторил он.

Она посмотрела на него огромными испуганными глазами.

– Пожалуйста… – произнесла она, не зная, о чем просит. Реакция Павлова. Она делает неплохие успехи.

Он следует ритуалу. Разбрасывает по полу фотографии – самые лучшие, которые он придирчиво отобрал из толстенной пачки. Наступило время очищения и укрепления духа. С этого момента и до конца он полностью сосредоточится на ней. Другие видео надежно спрятаны, теперь он будет смотреть только на нее – своего рода поклонение. Как мистики, шаманы и святые, он должен сконцентрировать на ней все свои мысли, пробудить все эмоции, чтобы получить потом жгучее наслаждение.

Сначала он должен вспомнить, почему выбрал именно ее. За предыдущие дни она стала грязной, ее запах ему неприятен, и необходимость выносить за ней вызывает у него отвращение.

Сначала он долго рассматривал фотографии, потом поднял пульт, и загорелся огромный экран. Она входит в дом. В холле загорается свет. Он представляет, как она снимает пальто, ее груди круглятся под толстым жакетом. Вот появляется на кухне. Окно не занавешено, жалюзи она не опускает – он расценивает это как приглашение, она хочет, чтобы он вступил в контакт. Ему нравится наблюдать за ней на кухне. Его дыхание учащается, он чувствует возбуждение. Смакует в памяти детали: он не раз следовал за ней, фотографировал, снимал на видео.

Его потайным убежищем были заросли хвойников в дальнем конце ее сада, там ему было тепло и сухо. С удовольствием вспоминает мельчайшие подробности той ночи: запах прелых листьев на лужайке, перестук дождя по крыше. Он снимал долго: она ходила по комнатам, чем-то занималась, в гостиной села за фортепиано, заиграла что-то медленное и грустное – для него.

Потом она нагревает молоко в кастрюле, осторожно выливает в чашку, чем-то посыпает сверху. Он очарован изяществом ее движений. Она, чуть наклонив голову, потягивает молоко, уставившись на свое отражение в кухонном окне, наблюдая за каплями дождя, которые чертят полоски на стекле. Казалось, будто она обращается к нему: она смотрит прямо в объектив камеры.

Это напомнило ему о другой ночи, когда в сад случайно забрела лиса, опасливо пробираясь через лужайку. Она почувствовала его запах и замерла на месте, подняла мордочку, втягивая ночной воздух. Потом она повернулась, и на какой-то миг, до сих пор заставляющий замирать его сердце, их глаза встретились. Он прочел в них признание – признание другого ночного существа, такого же хищника.

Глава тридцать пятая

Лоусон обвел глазами комнату, высматривая среди пятидесяти присутствующих детективов участников основной группы расследования.

Янг. Она не очень хорошо вписалась в команду. Он подозревал, что тут не обошлось без Флетчера. А вот и он сам, выглядит вполне довольным собой, несмотря на эпизод с собачьим дерьмом.

Сэл Рейнер с выражением угрюмой сосредоточенности на лице. Она разговаривала по телефону до тех пор, пока Макатиер не призвал всех к порядку: все еще пытается разыскать Лору Келсолл.

Фил Бартон сидит в переднем ряду, подавленный, сгорбив плечи: видимо, все еще переживает по поводу того, что Лоусон заставил его поехать в тюрьму допросить Рэя Касаветтеса. У них ничего не получилось, и Бартон вышел из тюрьмы обеспокоенный и вроде даже виноватый. Лоусон мысленно пожал плечами. Ничего, как-нибудь переживет.

Крис Торп – у стены, его фирменная шерстяная шапочка низко надвинута на лоб, челюсти работают, пережевывая резинку.

– Ситуация такая, – начал Макатиер, дождавшись тишины. – Мистер Паскаль рассказал нам начистоту все о детективном агентстве «Надежные руки». Агентство обнаружило связь между Касаветтесом и застройщиком, который консультировал его по вопросам строительства клуба здоровья в Рексхэме.

Несколько детективов сделали пометки у себя в блокнотах.

– Он только зря потратил свое время и, боюсь, деньги, – продолжал Макатиер. – Несколько месяцев назад во время операции «Снежный человек» связь между ними была проверена. За застройщиком пристально наблюдали – ничего. Похоже, все было честно, по крайней мере, в том, что касается Мелкера.

Кто-то спросил:

– Значит, Паскаль теперь вне подозрений?

Макатиер раздумывал несколько долгих мгновений:

– Думаю, он сказал нам правду.

Шелест прошел по комнате – это команда выдохнула напряжение. Никто не хотел верить, что Паскаль причастен к похищению – не в последнюю очередь потому, что будь это так, то Клара почти наверняка была бы мертва к настоящему времени.

– Но наблюдение не прекращать, – добавил он. – Похититель все еще может попытаться войти в контакт. И никто не может сказать, какой еще номер может выкинуть Касаветтес. Следует направить дополнительных людей на поиски фургона в агентства по продаже автомобилей, проверить автомобильные аукционы, частные продажи за последние три месяца. Много беготни и куча нудной бумажной работы, но в конечном счете может всплыть что-то полезное.

Вошла Тайрел:

– Белый фургон не числится в списках угнанных машин, сэр.

Макатиер кивнул. Он заранее был в этом уверен: если фургон был угнан, к этому времени автомобиль уже обнаружили бы где-нибудь в укромном месте или нашли его сожженный остов. Похититель не дурак: он не оставит себе машину, которую разыскивает полиция.

Торп, непривычно сдержанный, деликатно откашлялся:

– Не ручаюсь за достоверность, сэр…

В комнате воцарилась тишина, все глаза устремились на Торпа.

– Есть информация, что люди Касаветтеса, как и мы, рыщут в поисках фургона. И держу пари, не для того чтобы получить страховку за повреждение своего авто, – сообщил Крис.

Кто-то присвистнул, по комнате пронесся невнятный ропот. Если Касаветтес ищет фургон, это означает, что похищение устроил не он и, скорее всего, он хочет использовать Клару как разменную монету в своих переговорах.

После минутной паузы Макатиер спросил:

– Что за источник? Надежный?

Очевидное замешательство Торпа, когда его попросили обнародовать имя осведомителя, заставило старшего инспектора добавить:

– Я хочу знать, насколько велика вероятность, что он сможет сообщить, где находится фургон, прежде чем до него доберется Касаветтес?

Торп засомневался:

– Гарантий никаких… Я не смог вытянуть из него даже номера. Если честно, я думаю, он сам не знает. Касаветтес ему ноги переломает, если узнает, что информация дошла до полиции.

– Если ваш осведомитель сообщит номер фургона или место, где он находится, мы могли бы подумать о вознаграждении.

Торп кивнул:

– Я передам. – Но по его тону было ясно, что надежды на это мало.

– Нет нужды объяснять, – подытожил Макатиер, – что, если они найдут фургон первыми, нам грозят крупные неприятности. Наши шансы найти его, мягко скажем, весьма невелики…

– Прямо скажем, весьма худосочны, если вы меня спросите, – пробормотал Флетчер.

– Но все равно мы должны попытаться, – твердо закончил Макатиер. – Не забывайте о похищенной женщине, чья судьба зависит от наших усилий.

Совещание подошло к концу. Полицейские будут стараться, потому что еще есть надежда спасти Клару. Трудность состоит в том, что найти фургон возможно при удачном совпадении нескольких условий: если похититель купил его в течение прошлых нескольких месяцев, а не год назад; если он приобрел автомобиль у местных дилеров, а не частным образом, и в окрестностях Честера, а не пригнал издалека. Копы сделают все возможное, но без номерного знака фургона, хотя бы неполного, эта затея обречена на неудачу.

Бартон прокрался на автостоянку, оглядываясь по сторонам, как нерадивый клерк, ускользнувший с рабочего места, чтобы тайком выкурить сигарету. Голос Касаветтеса казался спокойным, но телефонная линия потрескивала от напряжения, и у Бартона не осталось сомнений, что его собеседник балансирует на грани между ледяным самообладанием и опасной яростью.

– Только не надо сообщать мне, что я и так уже знаю, – произнес Касаветтес почти шепотом.

– Я рассказываю все, что могу, – запротестовал Бартон, презирая высокий, льстивый тон своего голоса.

– Все, что можешь, но не все, что знаешь…

Бартон почувствовал, как по спине скользнула ледяная струя:

– Касаветтес! Ради всего святого! Я и так многим рискую, разговаривая с тобой.

– Думаешь? – сказал Касаветтес. – А ты прикинь, чем рискуешь, не говоря мне то, что я хочу знать. – Наступила такая тишина, что Бартону на мгновение показалось: Касаветтес оборвал связь.

Бартон стоял, не чувствуя пронизывающего холода, не слыша несмолкаемого гула движения на шоссе Гровенор. Он не мог думать. Он не мог шевелиться. Только не трогай Фрэн! Только не трогай Тимми!

– Ты подумал, Фил? – Голос Касаветтеса застал его врасплох.

Бартона бросило в дрожь.

– Что ты хочешь? – Он различил отвратительную беспомощность в своем тоне.

– Имя.

Имя осведомителя, намекнувшего Торпу, что Касаветтес ищет фургон. Холодный пот выступил у него на лбу и верхней губе, он вытер лицо носовым платком. Сообщить Касаветтесу имя – это все равно что пристрелить парня собственными руками.

– Я не могу…

– Даже ради Тимми?

Бартону стало нечем дышать.

– Но Торп никогда не разглашает имена своих осведомителей, – запротестовал он.

– Убеди его.

Янг вприпрыжку вбежала в комнату для совещаний, уже забрав свое задание на сегодняшний день.

– Ты, я вижу, вполне довольна собой, – заметила Рейнер.

Янг кивнула и, не удержавшись, бросила нервный взгляд в сторону Флетчера.

– До тех пор, пока держусь подальше от него. А ты что делаешь? – спросила она.

– Да вот, раздобыла новые сведения о Лоре Келсолл. – Результат только что законченных телефонных переговоров.

Янг удивленно распахнула глаза:

– Ты по-прежнему ее ищешь?

– Эта девчонка меня просто с ума сведет! Это кем же надо быть, чтобы не появиться на похоронах собственного отца? И почему она до сих пор так и не связалась с тетей? Я хочу услышать ее версию случившегося, поэтому, пока мне не запретили… Да, я по-прежнему ищу ее. – Рейнер увязла в этом деле и уже не могла отступить, по крайней мере до тех пор, пока Доун Тайрел или Макатиер не наложат вето.

Было слишком ветрено для настоящего мороза, но достаточно холодно для гололедицы.

Несколько мелких аварий замедлили движение, и заторы были еще хуже, чем обычно по часовой стрелке на Сент-Николас-стрит. Рейнер втиснулась в узенький переулок, чтобы свернуть налево, на Уотергейт-стрит, а затем выехать на Силэнд-роуд.

Лора Келсолл посещала курс профессионального обучения в колледже Блэкон. Если Рейнер повезет, она может даже застать ее там этим утром: вторник – один из ее учебных дней. Информация поступила неожиданно от мистера Паркса, бывшего домовладельца Лоры и по совместительству ее случайного секс-партнера. Он предостерег Рейнер, чтобы та не вздумала извещать заранее о своем посещении:

– Если до Лоры дойдет слух, что ее разыскивает баба… то есть, простите, я хотел сказать, офицер Диббл, она по-тихому сделает ноги.

Он знал, какие курсы она посещала, и даже назвал имя ее лучшей подруги. Рейнер была вынуждена пересмотреть свое мнение об этом человеке: возможно, Лора и вправду значила для него больше, чем просто молодое тело и здоровый сексуальный аппетит.

– Почему вы не сказали об этом в прошлый раз? – Сэл была благодарна за информацию, но, если бы она получила сведения несколькими днями ранее, сейчас она бы знала о Лоре все.

Он ответил не сразу.

– Мистер Паркс?

– Не хотел ее расстраивать… Но не может же она быть вечно в бегах, правда?

– Проснулись отцовские чувства, сэр?

Тристрам Паркс рассмеялся:

– Вы правы, но как вы, должно быть, заметили, я достаточно стар даже для того, чтобы годиться ей в отцы.

Он замолчал, но Рейнер была уверена: он что-то недоговорил.

– Сэр?

Тристрам шумно выдохнул:

– Глупо, разумеется. Вряд ли Лоре нужна поддержка старого хрыча, но, может, вы все же передадите, что я здесь, если вдруг я ей понадоблюсь?

Главное здание колледжа было памятником экономике 60-х, выстроенным по лишенному воображения проекту. Бетонные лестницы с обеих сторон вытянутого фасада повторяли и усиливали шум сотен голосов студентов, приступающих к занятиям.

Рейнер остановила девочек, с хихиканьем пробегавших мимо группы мальчишек, у подножия восточной лестницы и попросила указать путь к деканату. Она нашла его на первом этаже в облицованном серым кафелем коридоре, пропахшем политурой и каучуком.

Секретарша сообщила ей номер аудитории, где она сможет найти подругу Лоры. Рейнер обнаружила Уну Шеллиен в лекционном зале. Молоденькая, не старше восемнадцати лет, со свежим лицом, она сидела на конце длинной скамьи, слегка покачивая головой в такт музыке, доносящейся из наушников ее плеера, и время от времени встревала в беседу двух девочек в ряду перед ней.

Рейнер дотронулась до ее плеча, и Уна оглянулась, улыбаясь. Ее конский хвост покачивался в такт ритму.

– Уна?

– Да? – на всю аудиторию спросила она.

– Не могли бы мы… – Рейнер знаками попросила ее снять наушники, и Уна подчинилась с добродушной усмешкой. – Не могли бы мы с вами поговорить?

– У меня сейчас лекция. – Уна впервые взглянула в сторону кафедры, где преподаватель, готовясь к лекции, просматривала слайды. – Она запирает дверь, когда начинается занятие.

– Это очень важно, – сказала Рейнер, не желая без нужды демонстрировать свое удостоверение ее подружкам. Понизив голос, она добавила: – По поводу Лоры…

Румянец разом сбежал с лица Уны, она больше не улыбалась. Кивнула, потихоньку встала со скамьи, и Рейнер удивилась: девушка оказалась высокой и длинноногой, росту ей еще прибавляли четырехдюймовые каблуки. В группе было только три мальчика, и два гетеросексуала немедленно отреагировали, с одобрением провожая ее глазами. Она не обратила на них внимания. Согнувшись в три погибели и выставив на всеобщее обозрение более чем щедрую часть неплохо загоревших бедер, она прошептала на ухо одной из своих подружек:

– Если она запрет дверь, откроешь мне, ладно?

Ее подруга кивнула и возобновила беседу. Они нашли пустую комнату для семинаров и сели рядом в полукруге стульев, расположенных перед большой белой доской. Рейнер положила блокнот на деревянную подставку, прикрепленную к одному из подлокотников, и приготовилась записывать.

Записав адрес Уны и номер ее телефона, Рейнер приступила:

– Вы и Лора были близкими подругами.

Уна добавила:

– Самыми близкими.

– И что вы подумали, когда она рассказала вам, что на нее напали?

Уна явно растерялась.

– Что я подумала?.. Это было так ужасно, чудовищно… то, что он с ней сделал…

– Значит, вы ей поверили?

Уна вскочила со стула, с размаху ударившись о деревянную подставку:

– Я-то думала, вы приехали сюда, чтобы помочь! Думала, вы собираетесь арестовать этого урода!

– Я всего лишь работаю с документами, Уна, – попыталась успокоить ее Рейнер. – Я надеялась, что это вы сможете мне помочь.

Девушка неуверенно потопталась на месте, рассеянно потирая синевато-багровый кровоподтек на ушибленном бедре.

– Я действительно хотела бы докопаться до правды, – добавила Рейнер, решив, что на данном этапе следует воздержаться от упоминания имени Клары Паскаль.

Уна села, на этот раз предусмотрительно подняв подлокотник и усаживаясь на краешек сиденья, будто готовясь к внезапному взлету:

– Что вы хотите знать?

– Просто расскажите мне, как это было.

Казалось, она не знала, с чего начать, пожала плечами:

– Она справлялась – почти до… начала суда. Тогда он был в тюрьме, не на свободе. После оглашения вердикта она все плакала и плакала. Дни напролет. Вам известно, что она бросила курсы?

– Ее тетя сказала, что она не могла находиться среди людей.

Губы Уны сжались в тонкую линию.

– Это было жестоко – то, что он заставлял ее делать, да еще говорить, что она хочет… ну, вы знаете… – Она покраснела.

– И у нее произошел нервный срыв?

– Каждый раз, когда она приближалась к мужчине, у нее случалось что-то… ну я не знаю… будто фотовспышка высвечивала его издевательства…

Рейнер задумчиво хмыкнула.

– Я пыталась помочь! – вскрикнула Уна, будто оправдываясь. Ее рот искривился, она тяжело глотнула и, уставившись немигающими глазами на белую доску, продолжала: – С ней было бы все в порядке, если бы его упрятали за решетку. Но эта женщина представила все так, будто Лора… Ну, будто это она во всем виновата.

– Вы говорите об адвокате Кларе Паскаль?

Уна кивнула:

– Злоумышленница – так она ее называла… – Девушка оторвала взгляд от доски и заглянула Рейнер в глаза. – Лора была самым добрым, самым великодушным человеком, которого я когда-либо знала, а та корова называла ее злоумышленницей! Она просто зачахла, умерла внутри, когда его отпустили.

– А вы знаете, куда она направилась, когда съехала со своей квартиры? – мягко спросила Рейнер.

– Домой, к своему папе. – Уна пожала плечами. – Но он тоже не смог ей помочь. – На ее нижнем веке блеснула слеза, похожая на маленькую жемчужину.

– Ее папа продал дом. А потом куда?

Девушка оторопело уставилась на нее:

– Что значит «куда»?

В один миг детали головоломки словно сошлись воедино, Рейнер на мгновение прикрыла глаза.

– Господи… – выдохнула она. – Она умерла?

Уна кивнула.

Лора мертва… Рейнер знала о ней немного – только то, что рассказал ей Паркс, но почувствовала комок в горле.

– Значит, покончила с собой… – произнесла Сэл, с трудом выдавливая слова.

Еще один легкий кивок. Уну била дрожь. Лора была такой юной! У нее впереди была целая жизнь, а ее довели до самоубийства.

– Как? Когда?

– Напилась снотворного… В понедельник, двадцать четвертого сентября.

Этот день Уна никогда не забудет.

– Мне так жаль! – Рейнер сжала ее ладони.

– Он убил ее! – Уна будто выплевывала слова, отстраняя руки Рейнер. – Если бы не он, Лора была бы жива.

– Понимаю, – сказала Рейнер. – Так и есть.

Она встала.

– Если вы найдете его, постарайтесь, чтобы он за все заплатил…

Сэл сунула блокнот в карман и попыталась придумать, как лучше ободрить Уну, не обманывая ее.

– Я обязательно расследую… – начала Рейнер, отдавая себе отчет в том, как неубедительно это прозвучало. Подняла плечи, словно извиняясь, ненавидя себя, что ввела девушку в заблуждение. Поняв по ее лицу, что та обо всем догадалась, добавила: – Я сделаю все, что от меня зависит, но…

– Ты!.. Сука!

Рейнер стало бы легче, если б девушка выбежала из комнаты, но она стояла, сжав кулаки, с искаженным от ярости красивым лицом, и Сэл была вынуждена ретироваться под ее презрительным взглядом.

– Самоубийство Лоры Келсолл однозначно вводит ее отца в круг лиц, подозреваемых в похищении Клары, – доложила Рейнер.

– Мы, правда, не знаем, жив он или мертв. – В кабинете Макатиера наконец-то стало тепло, и в своем сером костюме он выглядел невозмутимым, аккуратным и подтянутым. – Что по этому поводу сказала мисс Келсолл?

– Ее не было дома.

– А на работе?

– Мне не удалось узнать, где она работает. – Рейнер почувствовала, как ее лицо зарделось под пристальным взглядом начальника. Она попыталась уверить себя, что просто перегрелась, торопясь вернуться в участок. – Я свяжусь с налоговой службой, сэр, они найдут ее по своим документам.

– Почему вы так уверены, что она лжет?

– Не знаю…

Замешательство тети, когда Рейнер в первый раз спросила: «Как Лора с этим справляется?» Как она должна была воспринять смерть отца, если сама уже была две недели мертва? Рейнер знала, что Макатиер ожидает от нее здравой аргументации, а не догадок, и она усилием воли обуздала гнев, вызванный тем, что ее обманули, и попыталась убедить его:

– Я сверила даты, сэр. Лора покончила с собой двадцать четвертого сентября, как и сказала ее подруга.

– И что?

– Это почти за две недели до крушения поезда в Кру. Мисс Келсолл много говорила о том, что ее брат, дескать, жил только для дочери. Собирался купить для них домик за городом, ухаживать за Лорой, чтобы постепенно вернуть ее к жизни. – Сэл покачала головой, не веря, что так обманулась. – Она сказала мне, что Лора «уехала». Марджори Келсолл врала мне с самого начала.