Текст книги "Падает мрак"

Автор книги: Маргарет Мерфи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава двадцать восьмая

Предположения, сказал он. Вы всегда слишком поспешно делали предположения. Клара налила себе еще одну чашку супа и медленно, по глоточку выпила – никогда прежде она не получала такого наслаждения от еды. Он называет меня «адвокат Паскаль». Значит, он бывший клиент или я была адвокатом его оппонента. Он полагает, что я сделала какие-то поспешные и неверные предположения и с ним поэтому обошлись несправедливо? Его ошибочно признали виновным? Или, возможно, он считает, что я недостаточно для него старалась?

Его последняя фраза не давала ей покоя. У меня множество причин… сохранить тебе жизнь. Ну что ж, можно только порадоваться, что у него «множество», ей приходят в голову только две, причем первая, – выкуп, – казалась наименее вероятной.

Итак, ты здесь с сумасшедшим, сделала Клара вывод и засомневалась. Он не был сумасшедшим, по крайней мере, по тем стандартам, которые были ей известны. Он способен рассуждать, управлять своими импульсами. Управлять тобой, Клара.

В колледже у нее был друг, который изучал психологию.

– Есть такой эксперимент, – рассказывал он. – Классический. Ты предлагаешь объекту одну плитку шоколада сейчас или три – потом. Более интеллектуальный, менее импульсивный человек выберет вариант «три плитки через некоторое время».

«Отсрочка вознаграждения» – так это называется. Так и какого же вознаграждения дожидается человек в маске, чтобы потом испытать большее наслаждение? Ее внутренний голос неотступно мучил ее вопросами. Как ты думаешь, Клара, почему мужчины похищают женщин прямо посреди улицы? Она пыталась убедить себя, что ради выкупа, но каждый раз, мысленно возвращаясь к этому, она приходила к выводу, что, если бы он хотел за нее выкуп, он давно бы уже получил деньги.

О господи! Голова чуть не лопалась от мрачных мыслей, которые изводили ее во сне и наяву. Сердце глухо стучало в горле, а в глазах щекотало от закипавших слез.

– Это не поможет. – Звук собственного голоса странным образом успокоил ее.

Нельзя позволять воображению выходить из-под контроля. Если он собирается причинить тебе боль, то обязательно это сделает – если ты не придумаешь способ отговорить его.

– Он выбрал тебя не случайно, – громко произнесла Клара. – А теперь подумай: почему?

Нечасто, раза два или три в год, она выступала на стороне обвинения. Может быть, в этом дело? Клара работала с полной отдачей, уверенная в профессионализме защиты: адвокат выявит все слабости и недостатки обвинения – у нее на суде были достойные противники. Но несколько дел, которые она вела – немного, пожалуй, всего четыре или пять за всю карьеру, – где защита была, мягко говоря, неадекватна, скорее некомпетентна, не давали ей покоя даже несколько лет спустя. Последнее – о нанесении тяжких телесных повреждений: была жестоко избита девушка-наркоманка. Сосед услышал крики и вызвал полицию. Какой-то злоумышленник ворвался в квартиру, сообщила Кали, а ее друг, Уоррен, дал ему отпор. Но, когда ей оказывали первую помощь в больнице, она шепнула одной из медсестер, что именно Уоррен и покалечил ее.

Улики были неопровержимыми. На руках и одежде Уоррена была обнаружена ее кровь, на костяшках пальцев – ссадины и синяки, лицо исцарапано. Конечно, он уверял, что раны получил, защищая подругу, а затем успокаивая ее, пока они ждали «скорую», но девушка была непреклонна: желала свидетельствовать, что Уоррен отделал ее кулаками и ногами, после того как обнаружил пропажу денег – она стащила их, чтобы купить наркотики.

Полиция провела расследование, но ни один из соседей не видел, чтобы кто-нибудь входил в дом или выходил оттуда за исключением Кали и Уоррена. И все-таки Клару что-то смущало в этом деле. Хотя Кали и отрицала, Клара все же подозревала, что девушка занималась проституцией, чтобы заработать на наркотики. Ее не покидала мысль, что загадочный «злоумышленник» мог быть сутенером Кали или поставщиком наркотиков.

Ничего удивительного, если Уоррен затаил на нее обиду.

Вспоминая свои дела за прошлый год, Клара только теперь отдала себе отчет, что почти все касались изнасилований или насилия против женщин. В большинстве случаев она выступала на стороне защиты. Она знала, Хьюго это не нравилось: он подозревал, что она защищает насильников, которые сделали использование и унижение женщин образом жизни. Одна только мысль о Хьюго причинила ей боль: Клара с новой силой ощутила одиночество и незащищенность.

– Дела… – мрачно бормотала она. – Думай о своих делах. – Если сосредоточиться, можно придумать, как противостоять похитителю, не поддаться разрушительному побуждению играть по навязанным правилам.

Кто еще, кроме, разумеется, Касаветтеса, вызывал у нее страх, ощущение скрытой угрозы? Она старалась отбросить свои опасения, преодолеть их, потому что мужчины, интересы которых она защищала, отлично чувствовали подобную слабость у женщин и цеплялись к ней как моллюски к лодке. Она упорно убеждала себя, что ее не тревожит их плохо замаскированная агрессия.

Перебирая в памяти имена подзащитных, Клара вспомнила дело Фаррела Смита. У него было очарование змеи – гипнотическое и в то же время отталкивающее.

Снова и снова она была вынуждена напоминать ему, что дом, семья и ее чувства не имеют отношения к его делу, но он постоянно пытался влезть в ее жизнь, задавая все более дерзкие вопросы. Клара пыталась убедить себя, что Смит не лжет, отрицая обвинения со стороны бывшей подружки, но не смогла. Тогда решила, что даже виновный имеет право на лучшую защиту в суде. Она поступила как трус: отмела сомнения и спряталась от него за своим столом. Смит тем не менее всегда находил повод, чтобы обойти стол, приблизиться, склониться к ней, дотронуться. Клара чувствовала, что ее пытаются запугать.

Она даже попросила, чтобы дело отдали кому-нибудь другому, но Смит и слышать об этом не хотел. Конечно, свою роль здесь сыграло непоколебимое убеждение Джулиана Уоррингтона, что клиент всегда прав. Это означало, что у адвоката Паскаль не было иного выбора, кроме как постараться пережить это дело с наименьшими потерями. На их следующей встрече стало ясно, что Фаррел просто упивается ее дискомфортом; в его предупредительности, в улыбке – во всем Клара чувствовала вызывающий сексуальный подтекст.

Его самодовольство окончательно настроило ее против Смита. Он выразительно погладил себя по тыльной стороне ладони и оскорбительно улыбнулся:

– Что ж, Клара, похоже, мы продолжим наше знакомство.

– Я ваш адвокат, мистер Смит, – резко ответила она, – а не подружка. В будущем потрудитесь обращаться ко мне «миз Паскаль».

Его брови удивленно взметнулись вверх; он казался скорее развеселенным, нежели обиженным, будто ожидал этого слабого выпада с ее стороны. Но Клара еще не закончила:

– …Я задаю вопросы о вашей частной жизни только постольку, поскольку она имеет отношение к вашей защите. А у вас нет никаких причин интересоваться моими личными делами.

Все еще улыбаясь, разве что немного более натянуто, он сказал:

– Как скажете.

– Во время консультаций, – настойчиво продолжала она, решив раз и навсегда установить свои правила, – вы будете сидеть на положенном вам месте – с одной стороны стола, я – с другой. Я понятно выражаюсь?

Она ждала согласия, глядя ему в глаза. Смит воспринял это унижение с плохо скрытым негодованием, и, хотя он не высказал этого вслух, ей казалось, что Фаррел винил в своем осуждении адвоката. Клара с отвращением вспоминала, как Смит протянул руку после оглашения вердикта и она была вынуждена ответить, а он долго удерживал ее ладонь в своей. Каждый раз при этом ее начинало мутить.

О господи! Да… Фаррел Смит. Но ее похититель – явно старше. Смиту было тридцать с небольшим, а этому… Трудно сказать, судя только по голосу и манере двигаться, но предположительно за сорок. И Смит все еще в тюрьме, насколько она знала. А что, если Смит убедил сокамерника или друга помочь ему? Что тогда, Клара?

Глава двадцать девятая

Восемь утра, еще не рассвело. Люди собирались на совещание без большой охоты, жалуясь на усталость после пяти дней напряженной работы по четырнадцать часов. Импровизированный офис был слишком мал для размещения полицейских, привлеченных к расследованию, но, поскольку подходящего для сбора всей команды помещения нигде по соседству найдено не было, им пришлось обойтись, втиснувшись в комнату, которая в первый день расследования казалась огромной.

Макатиер назначил группу для изучения связей Элинор Гортон, пытаясь узнать, кто из ее знакомых или клиентов последний видел ее или располагал полезной информацией о жертве. Соседка вспомнила, что видела какого-то человека в саду Гортон за две недели до исчезновения, и тогда же заявила в полицию. Из ближайшего участка явились два констебля и вскоре выяснили, что в сад просто-напросто забралась лиса. Детективы из команды Макатиера допросили заявительницу и еще раз прочесали сад в поисках улик – безрезультатно.

Остальное было рутиной: дать новые задания, выслушать отчет о выполнении предыдущих… Папка с надписью «лексус» вновь оказалась сверху стопки с неотложными делами: этот автомобиль, поврежденный фургоном, на котором покинул место преступления похититель, был снова несколько раз замечен в округе. Лоусон и Бартон собирались допросить Касаветтеса в тюрьме. Макатиер приказал, чтобы со всеми свидетелями, обратившими внимание на «лексус» поговорили повторно, во-первых, потому что он был замечен в непосредственной близости от фургона, а во-вторых, учитывая специфический интерес Касаветтеса в похищении Клары, могло случиться так, что «лексус» выведет на преступника.

Две группы должны были продолжить опрос жителей близлежащих домов. Сару Кормиш из службы охраны прав ребенка послали еще раз поговорить с Пиппой – узнать, не вспомнила ли девочка еще какие-нибудь подробности.

Флетчер, взяв со стола блокнот, собирался посетить штаб-квартиру ХОЛМС для получения задания, когда к нему подковылял Торп и швырнул ему на стол пакет для вещественных доказательств.

– Что это? – удивленно спросил Флетчер.

– Вещественное доказательство.

Несколько улыбающихся лиц показались над мониторами.

Флетчер раскрыл пакет и взглянул: там лежал левый ботинок Торпа.

– Вот, вступил сегодня в свеженькое, с пылу с жару, по дороге на работу, – невозмутимо объяснил Торп. – Коль скоро это твоя специализация, я подумал, ты захочешь провести расследование.

Флетчер долго смотрел на него, затем встал из-за стола:

– Хорошо, конечно, что тебе удается сохранять чувство юмора. – Он сегодня был необычно тих и задумчив. – Женщину похищают с улицы средь бела дня, насилуют, убивают, а затем бросают в реку; другая, насколько мы знаем, помимо своей воли потакает фантазиям того же самого больного ублюдка, но ты все равно находишь, над чем посмеяться…

Лица зрителей спрятались за мониторами, а Флетчер пошел к двери. Его спокойный разумный тон пристыдил весельчаков.

– Я мигом, одна нога здесь, другая там, – сказал он.

Торп повернулся к детективам, которые оставались в комнате:

– Что я такого сказал? Что я такого сделал?

– Разве ты не пойдешь за ним? – спросила Рейнер.

– Шутишь? Когда босс рвет и мечет? Да и как я объясню ему, почему я в одном ботинке?

Однако через несколько минут он захромал к двери и осторожно выглянул. Флетчер стоял, болтая в очереди у дверей подразделения ХОЛМС.

– Эй, Флетч! – позвал Торп, начиная нервничать.

Флетчер оглянулся, недовольный, что прервали его разговор.

– Где мой ботинок, старик?

Флетчер нахмурил лоб:

– Ботинок? Какой ботинок? – Тут его лоб разгладился. – Ах, ну да! – воскликнул он. – Это тебе надо к офицеру, оформляющему вещественные доказательства.

Торп застыл в ужасе.

– Ты ведь не… – не договорил он и отпрянул обратно в комнату. – Он вышел на минуту и, черт побери, зарегистрировал его!

Раздался дружный взрыв смеха.

– На твоем месте, Крис, – посоветовала Рейнер, – я бы оставила все как есть. Детектив-сержант Тилби – ярый сторонник порядка, а если об этом узнает Макатиер, мало тебе не покажется.

Касаветтес, не мигая, смотрел на Лоусона, тот не отводил взгляда. Они не изображали крутых парней – Касаветтесу просто было любопытно, он, казалось, чего-то ждал. Возможно, думал, что Лоусон приехал, чтобы поторговаться. Через некоторое время Касаветтес расслабился и откинулся на спинку стула.

– Что поделывал братец Майкл в машине, припаркованной у школы, где учится Пиппа Паскаль, в то утро, когда была похищена ее мать? – спросил Лоусон.

Касаветтес пожал плечами:

– Вы должны будете сами спросить его об этом.

– Мы уже это сделали.

– И что он ответил? – Касаветтес казался искренне заинтересованным.

– Скажем так, его слова нас не убедили, – нахмурился Лоусон.

– Так при чем тут я? Я знаю не больше вас.

– Сомневаюсь, – протянул Лоусон, подумав: пусть понимает как хочет.

Касаветтес развел руками с выражением оскорбленной невинности:

– В прошлую среду я был здесь, с нетерпением ожидая назначения дня суда. Обдумывал, какой костюм лучше всего подчеркнет мою респектабельность – ничего броского, выбирал галстук…

– Ничего не случается в хозяйстве Касаветтесов без твоего ведома, Рэй, – перебил Лоусон.

Касаветтес казался удивленным, даже слегка польщенным.

– На что вы намекаете? – спросил он. – Что я послал его следить за Кларой?

– А разве не так?

– Вот вам, инспектор Лоусон, все равно, с кем вы разговариваете, – сказал Касаветтес, игнорируя его вопрос. – У вас нет детей, как, скажем, у сержанта Бартона. А он даже здесь волнуется: кто на самом деле тот тип, что сидит рядом с его женой в автобусе…

Бартон чуть не вздрогнул, когда глаза Касаветтеса скользнули по нему.

– …Воры, наркоманы, маньяки, крутые ребята, наемные убийцы – они все там, дышат тем же воздухом, гуляют в парке, кормят уточек со своими детьми. – Он засмеялся. – Ну, может, не со своими… Вы понимаете, о чем я толкую…

Бартон понимал, даже слишком хорошо. Он видел автомобиль у своего дома, фотографии, поэтому хорошо мог представить звук разбивающегося стекла, испуганные крики Фрэн…

Он хотел было встать, даже стул дернулся, скрежеща по плиткам пола, но Лоусон, удерживая, положил руку ему на плечо.

– Ты нам угрожаешь, Касаветтес? – спросил он обманчиво-спокойным тоном.

Касаветтес выждал секунду или две и ответил:

– Я просто говорю о своих наблюдениях, мистер Лоусон. Вот, к примеру, муж Клары. Он провожает ее утром на работу, обычный день, она едет в суд, вечером они должны отметить день рождения маленькой Пиппы, а полчаса спустя на пороге его дома стоят полицейские.

Бартон стряхнул руку Лоусона и с ненавистью уставился на Касаветтеса. Лоусон помолчал, давая возможность высказаться Бартону, но тот не произнес ни слова.

– Позволь теперь мне поделиться наболевшим, Касаветтес, – сказал Лоусон, стараясь удерживать свой гнев в узде. – Чем дольше Клара будет считаться пропавшей без вести, тем дольше ты останешься здесь, в провонявшей дерьмом камере, в одежде, пропитанной потом. Что-то подсказывает мне, что ты из тех, кто никогда не сможет привыкнуть к подобным неудобствам.

Касаветтес улыбнулся, но Лоусон разглядел, что достиг желаемого эффекта. Нежная любовь к самому себе была единственной слабостью Касаветтеса.

Действительно ли Касаветтес полагал, что может извлечь для себя какую-то пользу, намекая, что знает, где находится Клара, или просто пытался сбить их с толку ради потехи? Он не упомянул о сережке – а Лоусон был уверен, информация до него дошла. Решил припасти козырь на потом? В любом случае Касаветтесу не светит в скором времени выйти из тюрьмы: наркотики – статья тяжелая. Так что он выигрывает, играя с ними как кот с мышью?

Но с другой стороны, что ему терять?

Лоусон встал и пошел к двери, так что не мог видеть, как Бартон вынул из кармана брюк и подтолкнул через стол сложенный листок бумаги. Касаветтес накрыл его ладонью и внимательно наблюдал за спиной Бартона, пока тот не прикрыл за собой дверь.

Глава тридцатая

Клара наблюдала за тем, как он зажигал газовый нагреватель. Уставившись на его макушку, она чувствовала закипавшую ярость, аж горло перехватывало. Ударь его!

Робкий голос, который она уже начинала ненавидеть, сказал: я не могу!

Да можешь, черт возьми, можешь! Этот монстр избил тебя, едва не задушил, заморил тебя голодом и заморозил, приковал цепью к стене, как дикого зверя. Схвати этот чертов термос и разбей его больную садистскую голову. Вышиби к чертовой матери ему мозги!

Человек отрегулировал газовый поток, а она все смотрела на него с ненавистью и страхом. Она очень ослабла. Что, если удар окажется недостаточно сильным?

Но у тебя есть преимущество внезапности – просто сделай это!

А ключ от цепи? Вдруг он не взял с собой?

Ты же знаешь, что взял, Клара, ты просто такая же трусиха, как он! Она колебалась слишком долго. Возможно, он уловил ее волнение, потому что внезапно передвинулся и посмотрел на нее через разрезы для глаз.

Клара вздрогнула, вспомнив, как она в первый раз увидела эту жуткую маску. Пиппе будут сниться кошмары, и Хьюго не будет знать, как ее успокоить. Она с постоянной тоской думала о своей девочке, желая снова ее увидеть, обнять, вдохнуть запах ее волос, таких свежих, шелковистых на ощупь.

Человек присел против нее на корточки, грея руки. Его голубые глаза излучали ледяную неприязнь.

Этого было достаточно, чтобы снова разжечь в ней пламя ненависти. Кто он такой, в конце концов, чтобы судить ее, судить и отказывать в помиловании? Клара противостояла ему, с трудом подбирая слова, находя в себе мужество хотя бы говорить, потому что не могла действовать и, сопротивляясь, боролась со своими худшими страхами.

– Вы сказали, что у вас были причины сохранить мне жизнь.

– Я сказал, что у меня их множество… – Странно гротескным движением, не вставая на ноги, похититель подался к Кларе. В глазах его стыло бешенство – он стремился напугать ее.

Она стойко встретила его пристальный взгляд:

– Если бы вы собирались изнасиловать меня, вы бы давно уже это сделали.

Он придвинулся еще ближе и приблизил губы к ее уху:

– А ты уверена, что этого не было?

Клара съежилась, несмотря на свое решение не показывать ему свой страх. Я не закричу. Он уводил разговор в нужную ему сторону. Она не могла ему этого позволить. Заставь его вернуться, Клара.

– Другие причины, о которых я могу думать… – Голос дрогнул, но она заставила себя продолжить. – …Деньги, месть, наказание…

– Или…

– Или что? – Он видит меня насквозь, с ужасом подумала Клара, у нее сдали нервы.

– …Или отсрочка. Разве не это ты собиралась сказать? Об этом говорят во всех новостях. Догадки, предположения… И действительно, твое отсутствие вызвало отсрочку судебного процесса.

Клара прикусила губу:

– Хорошо, или отсрочка.

Он не стал ни подтверждать, ни отрицать ни одно из ее предположений. А она ни на йоту не продвинулась в своем понимании ситуации.

– Я что-нибудь упустила? – спросила Клара.

Мужчина в маске открыл спичечный коробок и, сунув туда использованную спичку, положил коробок в карман.

– Интересные теории, – заметил он. – Тебе бы надо их развить.

– Я так и сделаю, – сказала Клара. – Все равно здесь особенно нечем заняться. – Ее сдержанность изменила ей, и она заговорила с жаром: – Если бы я знала, чего вы хотите, это помогло бы нам продвинуться вперед…

– Куда-куда продвинуться? – фыркнул он. – Мы с вами не в суде, и вы здесь не командуете парадом, адвокат Паскаль.

Она приподняла несколько звеньев цепи и потянула за металлическую петлю, торчащую из стены:

– У меня нет никаких иллюзий относительно того, кто здесь командует, но почему у меня такое чувство, будто меня в чем-то обвиняют?

Он не отвечал, и Клара повысила голос:

– Вам не кажется, что я имею право знать, в чем именно меня обвиняют? Разве нельзя дать мне шанс опровергнуть свидетельства против меня?

– Хотите, чтобы я перечислил все имеющиеся свидетельства? – Он пожал плечами. – Мы же с вами не в полиции.

Он, конечно, сталкивался с системой правосудия, возможно, она перемолола его. Клара вздохнула. То, что она собиралась сказать, было тщательно рассчитанным риском.

– Я знаю, что мы с вами встречались. Ваш голос мне знаком. Не волнуйтесь, я не хочу знать, кто вы.

– Мне не о чем волноваться, – перебил мужчина. – Кого ты пытаешься надуть? Конечно, тебе интересно, кто я, потому что тебе кажется, если ты это узнаешь, то сможешь убедить меня, используя свою фирменную скороговорку, которая всем известна. Но ты не хочешь, чтобы я знал, что ты это знаешь, потому что тогда волшебство не сработает: ты меня не убедишь ни в чем и сделаешься для меня опасной.

У нее не нашлось ответа. Он видел ее насквозь и подвел итог ситуации так кратко и доступно, как, казалось, только она одна могла это сделать.

Похититель кивнул, по-видимому довольный тем, что добился желаемого эффекта.

– Тот, кто сказал, что знание – это сила, был неправ, – заметил он. – Тайное знание – вот настоящая сила.

– Поэтому вы носите маску?

– Хочешь увидеть мое лицо? А по силам ли будет тебе это знание, а, адвокат Паскаль? – И он поднял руку и потянул маску через голову.

– Нет! – закричала Клара. – Пожалуйста… Я совсем не то хотела сказать… Я хотела… Должна же быть причина, почему вы не хотите, чтобы я видела ваше лицо.

Он опустил маску:

– Опять двадцать пять. Доискиваешься причины. По-твоему, все должно подчиняться законам логики. – Он вдруг разозлился и заговорил возбужденно. Она, вероятно, слишком сильно на него надавила. – Люди не могут просто так совершать поступки, просто ради самого поступка, у них обязательно должна быть причина.

– Так скажите мне, – умоляла она. – Объясните, почему вы так поступаете со мной. И моей семьей.

Он выбросил руку вперед и резко дернул цепь. Клара упала, ударившись головой, – второй раз за последние дни. В ушах зазвенело, из глаз искры посыпались. Она схватилась за затылок. Мужчина схватил ее за руки, заломил за спину, навалился всем телом, приблизив лицо вплотную к ее лицу.

– А может, это меня возбуждает – наблюдать за абсолютно беспомощной женщиной. И абсолютно покорной. Вынуждать ее просить тебя о любой мелочи. Видеть, как она дрожит и съеживается от страха.

Клара как можно дальше отвернула голову. Слезы сочились из-под век, ей было страшно, болел и пульсировал затылок, но через туман ужаса и тошноты она сосредоточилась на одном слове: «женщина». Почему он сказал «женщина»? Не это ли Микаэла, с ее богатым опытом изучения насилия в брачных отношениях, называла «овеществлением»? Не превращал ли он ее в своем сознании в вещь, тем самым снимая с себя обязательства относиться к ней как к человеку?

– Тебе это нужно, чтобы чувствовать себя мужчиной? – требовательно спросила она хриплым от страха и отвращения голосом.

Похититель дышал неровно, дыхание обжигало ей щеку. Он приподнялся и заглянул ей в глаза. Похоже, ему и самому не нравилось то, что он говорил. Мужчина отпустил ее руки:

– Вы совсем не так умны, как вам кажется, адвокат Паскаль.