Текст книги "Падает мрак"

Автор книги: Маргарет Мерфи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Янг была благодарна ей за вмешательство. А вот собой она была недовольна. Почему ты не можешь сама постоять за себя? Почему позволяешь делать это другим? Она бросила испепеляющий взгляд на Флетчера. Ничего, ничего. В следующий раз я не растеряюсь.

Вошли старшие офицеры, и народ быстро угомонился, всем не терпелось поскорее начать: либо рассказать начальству, какие они раскопали данные, либо, если удача не была к ним благосклонна, спросить, можно ли пойти домой и набраться сил для завтрашней упорной борьбы.

Рейнер и Бартон представили краткий отчет о проделанной за день работе. Рейнер, не в силах забыть высокомерие Уоррингтона, все еще негодовала из-за «этого чванливого адвоката».

– Надо было позволить ему заглянуть тебе под юбку, – пробормотал Флетчер.

Сэл впилась в него негодующим взглядом, а он внимательно уставился на белую доску, к которой прикалывали фотографии, карты и другие материалы текущего расследования. Его губы беззвучно шевелились.

– Впрочем, его бы вряд ли вдохновило это зрелище… – прошипел он.

Макатиер обратился к Рейнер:

– Вам придется сделать еще одну попытку.

– Непременно, сэр.

Настала очередь Флетчера. Он рассказал о поездке Паскаля на работу, о телефонном звонке и встрече в комнатушке над баром «У Райана» на Форгейт-стрит.

– Там находится детективное агентство «Надежные руки», – пояснил он. – Они занимаются разводами, экспертизами, наводят справки по поводу усыновления. Вы платите – они исполняют.

– А звонил он куда? – спросил Лоусон. Он знал ответ, но хотел, чтобы его услышали и остальные.

– Да в это же агентство и звонил.

– И о какой услуге просил их мистер Паскаль?

– Пока не знаю. Могу расспросить владельца, босс.

Лоусон покачал головой. Они с Макатиером уже обсудили это перед оперативным совещанием.

– Не стоит. Однако я хотел бы выслушать мнение присутствующих.

Немедленно посыпались предположения.

– Если это агентство ведет розыск пропавших без вести, он, вероятно, попросил помочь найти жену.

– А может, он думает, что у него в офисе кто-то нечисто играет?

– Что, если это агентство – сомнительная лавочка? Тогда оно может иметь отношение к исчезновению Клары, – вступил в разговор Бартон.

– Раньше такое бывало, – согласился Лоусон, – но с принятием нового закона о похищении людей – маловероятно. Давайте наведем справки об этих «Надежных руках» – черт, ну и названьице! – посмотрим, есть ли в прошлом агентства какие-нибудь черные пятна.

Макатиер кивнул в знак одобрения, но предостерег:

– Помните, мы не имеем никакого права пресекать попытки Паскаля разыскать жену. Он может и должен изучить и использовать все имеющиеся возможности.

– Но если это поставит ее под удар… – вставил Флетчер.

– …тогда мы вмешаемся. Но не раньше. – И Макатиер быстро продолжил: – Констебль Кормиш из службы охраны прав ребенка допросила Пиппу Паскаль, дочь жертвы. – И пояснил для новых участников следственной группы: – Девочка стала свидетельницей похищения. Докладывайте, констебль.

Поднялась Сара Кормиш. Лоусону показалось, что она нервничает. Нет, вряд ли, Сара – ветеран полицейских инструктажей и оперативок, она думающий и опытный офицер. Если бы ребенок что-нибудь нафантазировал, Сара живо поймала бы его на этом.

– Девочка все еще была сильно напугана, но дала довольно четкое описание фургона, – начала Сара. – Белый, довольно большой. Окна закрашены черной краской. Старый – на корпусе много ржавчины. Вероятно, в плохом состоянии – она сказала, что из выхлопной трубы шел дым.

– Это согласуется с данными, которыми мы располагаем, – сказал Лоусон.

– А номер она случайно не запомнила? – опять вмешался Флетчер.

Сара посмотрела на него как на придурка.

– Ей девять лет, Флетч. Она только что видела, как ее маму тащит по улице человек в маске. Не говоря уже о том, что девочка стояла сбоку от фургона.

– Похитителя Пиппа описала? – Макатиер вернул рассказ Сары в прежнее русло.

Сара повторила описание, сделанное девочкой, добавив:

– Она сказала, что от него странно пахло.

– Ничего более определенного? – спросил Макатиер.

– К сожалению, нет, сэр.

Сара не стала уточнять, что допрос длился более часа, с пятнадцатиминутным перерывом. Сначала дело шло очень медленно: Сара принялась расспрашивать Пиппу о событиях предыдущей недели, избегая говорить о происшествии, ходила вокруг да около, постепенно сужая круги, подбираясь к страшному событию – нападению на мать.

Несколько раз Саре приходилось отступать, перескакивать на более безопасные предметы, когда она ощущала, что ребенок вот-вот сломается. Через наушник Сара слышала все, что происходило по другую сторону зеркального стекла: мистер Паскаль не раз издавал возмущенные возгласы.

– Она раньше видела этот фургон? – спросили из глубины комнаты.

– Нет. Девочка, по ее словам, вообще не замечала ничего странного. Но она действительно подтвердила: маму что-то тревожило. – Улыбка изогнула уголок Сариного рта. – Сказала, что родители все время говорили на секретном языке.

Лоусон оглядел комнату. Все были сосредоточены, все размышляли, все – даже Флетчер – жаждали результатов. Он почувствовал всплеск волнения. Расследование крупного дела зависело от совместных действий группы, от того, удастся ли ей превратиться в команду. Кажется, это начало получаться.

В девять часов Лоусон заглянул в комнату подразделения ХОЛМС узнать последние новости. Сотрудники, закончив работу, потихоньку расходились по домам. В здании оставались только дежурные.

– Не возражаете, если я взгляну на план завтрашних действий? – спросил Лоусон.

– Милости прошу. – Сержант Тайрел осмотрелась по сторонам. – У меня есть копии, приготовленные для вас и Макатиера. – Она вручила Лоусону целую пачку компьютерных распечаток – штук тридцать, не меньше. – Надеюсь, к утру у вас появятся новые рабочие руки, потому что завтра, после квартирных опросов, будет такая же картина.

Лоусон взял стопку и заверил ее, что к утру у них будет достаточно сотрудников. Они вышли, Тайрел заперла дверь. Лоусон спустился в кабинет для совещаний и обнаружил там Бартона, который, кутаясь в пальто, сидел один-одинешенек в быстро выстывающем помещении. Бартон въедливо изучал материалы по делу, рассеянно потирая щетину на голове.

– Не знал, что ты работаешь ночами.

Бартон вздрогнул и поднял глаза.

– Иди домой, Фил, – посоветовал Лоусон. – Уложи своего парня спать.

Бартон глянул на часы:

– Слишком поздно, он уже спит.

– Хорошо, подоткни ему одеяло. Поцелуй его на ночь, а главное, поцелуй на ночь Фрэн.

Бартон только улыбнулся.

– Нам еще не раз придется работать по ночам, – предупредил Лоусон. – Это дело – крепкий орешек, нутром чую!

Бартон зевнул и выключил лампу:

– Понимаю, к чему ты клонишь, Стив. Слишком много вариантов. Слишком много людей, имевших мотив убрать ее с пути.

– Ты и мужа включаешь в этот список? – Бартон дольше других общался с Паскалем, и Лоусону было интересно узнать его мнение. Он никак не мог избавиться от чувства неловкости, которое ощутил утром в присутствии Паскаля.

Бартон обдумал вопрос:

– Трудно сказать. Но его страдания кажутся неподдельными.

– Хорошо. Если принять это на веру…

И снова рука Бартона поднялась к голове, скребя щетину.

– Похоже, Паскаль не может решить, восхищается он женой или презирает за то, что она делает. И его и в самом деле жутко бесит, что она взяла дело Касаветтеса. Он убежден: похищение организовал Касаветтес, а провернули его подручные.

– Он может чем-то подкрепить свою версию?

Бартон поднял бровь, и его губы изогнулись в иронической улыбке.

– По-моему, он считает, что это наша работа.

– И в этом он прав, – согласился Лоусон. – Необходимо допросить Касаветтеса, и скорее всего это нам удастся: босс попытается организовать встречу. Но для начала мы должны примириться с операцией «Снежный человек».

Бартон фыркнул:

– А я-то думал, мы на одной стороне.

Вернувшись домой, Лоусон обнаружил Мэри на диване в гостиной. Устроилась она уютно: рядом с ней на журнальном столике стояли бутылка красного вина и два бокала, один из которых был пуст. На коленях пристроен альбом для эскизов.

– Все работаешь? – спросил он, нагибаясь, чтобы поцеловать ее. От Мэри пахло ягодами и теплыми специями.

– Заказ от одной фирмы по уборке. Им нужна оригинальная эмблема, которая символизировала бы честность, дружелюбие, тщательность и прочие старомодные ценности. Словом, сущие пустяки – и не позднее следующей недели, если вас не затруднит.

Лоусон хлопнулся рядом с Мэри на диван, и она выпрямила ноги, положив ступни ему на бедра. Он налил себе вина в пустой бокал и пополнил ее.

– Скачай что-нибудь из компьютера, – предложил он.

– Я тралила нашу базу данных – ничего подходящего.

Лоусон сделал большой глоток вина:

– Так потребуй у них дополнительную плату.

Мэри подняла брови:

– Пока вроде не за что.

Он вздохнул:

– Это нереально – выполнить работу в такие жесткие сроки, а ты никак не можешь упустить этот заказ.

Мэри одарила его одним из своих проницательных взглядов.

– Неудачный день, а? – поинтересовалась она.

– Просто невыносимый. Похищение.

– Та женщина-адвокат?

– Адвокат? – Лоусон резко выпрямился, толкнув ее руку, и она пролила вино на эскиз.

– Проклятие! Осторожнее, Стив! – Мэри вскочила, расплескав вино на пол.

– Как, черт побери все на свете, ты об этом узнала?

– Я смотрю новости, – сердито ответила Мэри, промокая рисунок комком бумажных салфеток.

– Все не так уж и плохо, – примирительно сказал Лоусон, протягивая ей еще несколько салфеток.

Она с мрачным видом выхватила их у него из рук.

– Не так уж и плохо! – воскликнула она. – Все испорчено!

– Послушай, мне очень жаль… Видишь ли, предполагалось, что пресса ничего не знает – О черт! – Лоусон встал и зашагал к двери.

– Ну и куда ты теперь? – воинственно осведомилась Мэри.

Он опустил голову и произнес извиняющимся тоном:

– Надо позвонить боссу.

– Кто мог это сделать, Лоусон?! – Макатиер раскипятился не на шутку. – Кто слил информацию?

Лоусон переложил мобильник от правого уха к левому и свободной рукой открыл дверцу холодильника. Шансы обнаружить какую-нибудь закуску, которую он мог бы съесть на ходу, были очень малы: Мэри считала, что пищу следует готовить и принимать должным образом – или совсем не принимать. Если ему нравится хватать куски, пусть сам их и покупает!

– Команда разрослась, босс, – даже без дополнительных людей, которых вы затребовали сегодня утром. Хотите, я приеду?

Макатиер вздохнул:

– Нет. Пресс-центр уже сделал официальное заявление. А я на завтрашнее утро созвал пресс-конференцию. Попрошу у журналистов помощи. Если они будут на нашей стороне, мы, глядишь, даже получим от них кое-какую полезную информацию.

– Чем прикажете сейчас заняться?

– Пока ничем, отдыхай. Я попросил ночных дежурных обзвонить округу, попросить жителей не отвечать на вопросы, завтра тут и так яблоку негде будет упасть.

– А Паскалю тоже позвонили?

– Его и всех домочадцев предупредили об утечке, но кто сумеет предсказать, на что способны некоторые таблоиды? А вдруг это все же похищение с целью выкупа? Тогда как бы нам не завалить дело, если орды чертовых газетчиков станут атаковать дом Паскаля.

– Завтра на пресс-конференции у вас будет шанс объяснить им, насколько все серьезно.

Макатиер что-то уклончиво проворчал: очевидно, он не очень-то надеялся урезонить журналистов, взывая к их совести и напомнив о моральных обязательствах.

Глава двенадцатая

Клара дрожала так сильно, что даже цепь звенела. Всколыхнувшаяся в ней ярость сменилась теперь свинцовым отчаянием. Обращаться к этому человеку бессмысленно: он и в покое не оставит, и говорить с ней не станет.

Она вспомнила недавний разговор со старой университетской подругой, Микаэлой О'Коннор. После получения диплома та несколько лет проработала в Лидсе, отдавая предпочтение делам, связанным с семейным правом. Теперь она возглавляла адвокатскую фирму в Честере, специализируясь на проблемах женщин. Когда она только начинала практиковать, то благодаря своему хрупкому телосложению и мелким чертам лица заслужила довольно банальное прозвище – Лилипут. Но надолго оно не прилипло: довольно скоро распространились слухи о том, что малышка О'Коннор на перекрестных допросах безжалостна как акула. И хотя она всегда была безупречно вежлива, разнося в пух и прах аргументы противников, однако большинство из них после схватки с Микаэлой выходили из зала суда с чувством, будто побывали в пасти морского чудовища. Друзей у Микаэлы было немного, окружающие относились к ней со сдержанным уважением. Она была несколько удивлена, услышав свое новое прозвище: за глаза ее называли «сука судейская», но никогда в глаза – никогда.

Последний раз Клара виделась с Микаэлой в начале июля: они уговорились вместе пообедать. Микаэла пришла на встречу из суда, где защищала женщину, обвиняемую в покушении на жизнь ее жестокого партнера. Краснея от стыда, Клара вспоминала, как пустилась в спор с Микаэлой, заявив: если бы женщины более эффективно общались – говорили, вместо того чтобы впадать в состояние покорности или агрессии, – они не становились бы жертвами.

– А что, если их мужчины не хотят говорить? – решительно ответствовала Микаэла. – Что, если они хотят бить кулаками, пинать ногами и насиловать? И вести себя таким образом им намного более по душе, чем разговоры разговаривать?

Клара почувствовала, что Микаэла начинает заводиться, и попыталась немного охладить ее пыл.

– Я знаю, это непростая задача – пробиться к уму и сердцу мужчины подобного склада…

– Да откуда тебе-то знать?!

Клара вспыхнула от гнева: Микаэла, очевидно, считает, что у нее, Клары, недостаточно опыта для участия в споре. А ведь она ведет дела и в области семейного, и гражданского, и уголовного законодательства!

– Мне не раз доводилось иметь дело с жестокими мужчинами, порой даже с насильниками, – натянуто сказала она. – Почти все они вели себя пристойно и… разумно.

– Еще бы они вели себя по-другому – со своим-то адвокатом!

– Некоторые, бывает, сердятся, – призналась Клара, поймав себя на том, что невольно начинает обороняться. Микаэлин альтруистический взгляд на мир иногда внушал ей чувство, будто она в своей практике руководствуется неправильными соображениями. – А других я откровенно боюсь. Но мне всегда удается склонить их на свою сторону.

Микаэла засмеялась:

– О, мои поздравления! Тебе удается их убедить, что колотить своего адвоката – не лучший способ обеспечить защиту в суде. И не забывай, у тебя под рукой всегда есть секретарь в качестве свидетеля – на случай, если «жестокие мужчины» забудут о хороших манерах. А у этих женщин нет свидетелей или компаньонок. Иногда я думаю, что на их стороне нет даже закона.

– Я не говорю, что для них все так просто…

– Да уж, черт бы меня побрал, это точно – не все так просто! Не просто убедить человека, который только и мечтает, как бы ударить тебя ногой под ребра! Пытаешься подобрать правильные слова, а ему-то заранее известно, что ничего путного ты сказать не можешь. Он – мастер запомнить невинное замечание и перевернуть его смысл с ног на голову. И вообще, он так чертовски искусен в играх разума, что может заставить жертву почувствовать, будто это она виновата.

Тогда они расстались на ножах, и с лета она не встречалась с Микаэлой. А теперь со смесью острого страха и сожаления Клара задавалась вопросом: будет ли у нее когда-либо возможность извиниться?

Теперь-то она поняла, что пыталась сказать Микаэла: Клара полагалась на правила, она жила ими: главенство закона, социальные отношения. А здесь не существовало никаких правил, по крайней мере, ни одного понятного ей. Здесь он решал, что позволено, что неприемлемо. Осознав безвыходность ситуации, в которую попала, Клара похолодела от страха и тут же сказала себе: нет, я не сдамся, я должна попытаться достучаться до него. Нельзя просто ждать, пока он решит, что с нею делать.

– Вы… вы там? – позвала Клара.

Никакого ответа. Темнота, казалось, усилилась, угрожая задушить ее. Она говорила громко, отгоняя темноту, разбивая страх тишины словами.

– Вы ничего не добьетесь, играя со мной в молчанку, – заявила она.

– Ты в самом деле так думаешь?

Этого он и хочет, Клара, этого добивается – испугать тебя, заставить умолять его о пощаде.

– Молчание не имеет смысла, – продолжала она, не обращая внимания на его насмешливый тон и пытаясь словами заглушить звучащий в ее голове голос паники. – Если вам что-то нужно, вы обязаны сказать мне, что именно.

– Я ничего не обязан говорить вам, адвокат Паскаль.

– Нет, – заторопилась Клара. – Не обязаны. – Она понимала, что неправильно выбрала слово. А ведь ей необходимо втянуть его в разговор и таким образом удержать – по крайней мере попытаться. – Но если вы хотите, чтобы я содействовала…

– Неужели ты действительно веришь, что мне нужна твоя поддержка?

Клара почувствовала острый укол тревоги.

– В настоящий момент, милочка, у меня, пожалуй, есть все, чего я хочу.

Что он имеет в виду? Что хотел засадить ее в эту яму? Хотел причинить ей страдания? Существует лишь один способ все прояснить. Спросить в лоб. Она собралась с духом и повернулась лицом к невидимому собеседнику:

– То есть все, чего ты хочешь, – это приковать меня цепью в подвале, так?

Он негромко засмеялся:

– О нет, гораздо больше.

Клара вынудила себя продолжать, обострить конфронтацию:

– Мне холодно, страшно, я проголодалась. Это то, что ты хочешь?

Лестница заскрипела, похититель переступил с ноги на ногу.

– Пока и этого достаточно, – ответил он.

Хьюго отнес Пиппу в постель далеко за полночь. До четырех утра он сидел на стуле перед телефоном, пока его не одолела тяжелая дремота. Ему приснилось, будто Пиппа карабкается по лесам на какую-то башню, беззаботно наступая на узкие планки, как вдруг позади нее вырисовывается темный и уродливый силуэт. Во сне Хьюго пытался предупредить дочку, но его удерживал ухмыляющийся манекен, связавший его руки липкой лентой.

Он вскрикнул и проснулся. Из расположенной этажом выше спальни Пиппы Хьюго услышал высокий пронзительный звук, жуткий и как будто издаваемый не человеческим существом, – что-то вроде серии коротких испуганных выкриков, постепенно перерастающих в вой.

– Пиппа? – сонно пробормотал Хьюго. – Пиппа! – Через мгновение он уже вскочил со стула и выбежал в коридор. – Пиппа! – кричал он, взбегая по лестнице и спотыкаясь чуть ли не на каждой ступеньке. – Все в порядке! Папа с тобой.

На лестнице в пижаме появилась Триш. У нее был испуганный и растерянный вид. Он взял ее за локти и отодвинул со своего пути, смутно ощутив через шелк теплоту ее кожи.

Пиппа сидела на кровати. Глаза широко распахнуты. Изо рта ее рвался тот ужасный пронзительный звук, перерастая в крик. Хьюго присел на кровати рядом с девочкой:

– Пиппа, милая, все хорошо. Просто тебе приснился сон.

Она начала лепетать:

– Человек… человек… ужасная маска… – Лепет перешел в крик. – Мамуля! Он забрал мамулю. Человек-паук забрал мамулю! Он спрятался в саду! Он поднимается вверх по стене!

Хьюго почувствовал, что у него от ужаса волосы встали дыбом. Он начал трясти Пиппу. Она задохнулась и, казалось, пришла в себя. Уставилась на отца бессмысленным взглядом, а потом разразилась рыданиями. Хьюго прижал ее к себе. Кожа девочки горела, она вся тряслась – страдания ребенка оказались непосильны для Хьюго, он с трудом сумел удержаться от стона. Попытался утихомирить дочку, поглаживая ее по волосам, потирая спину, но она продолжала трястись и всхлипывать. Наконец к дверям спальни подошла Триш. Хьюго беспомощно пожал плечами, и, расценив это как приглашение, она вошла и слегка коснулась его плеча:

– Позвольте мне.

Хьюго отвел руки дочери от своей шеи. Мгновение она цеплялась за него, затем ухватилась за Триш:

– Я п-пыталась остановить его, Триш! Честно, пыталась!

– Я знаю, милая, – успокаивала Триш, – знаю. Ты вела себя очень храбро.

– Он… он т-толкнул меня. Я упала и ударилась! – выкрикивала Пиппа.

Триш шикала и утешала ее, напевая вполголоса. Хьюго нерешительно топтался возле двери.

– Ложитесь спать. Попытайтесь немного отдохнуть, – сказала Триш через голову Пиппы. – Я приду позже.

Глава тринадцатая

Два констебля были поставлены у двери музея, чтобы удерживать орды репортеров, которые появились здесь еще ночью. Продрогшие, они клубились у входа в ожидании новостей, притоптывая и выдыхая облачка пара в морозный воздух. Вообще-то газетчики вели себя мирно, но стоило им заметить полицейского офицера, как толпа заволновалась, люди начали, толкаясь, протискиваться внутрь, громко выкрикивали вопросы, всеми правдами и неправдами боролись за лучшее место и утихли только тогда, когда офицер (а это был инспектор Лоусон) исчез в здании.

– Разрази меня гром! – воскликнул Лоусон, вбегая в комнату для совещаний, и резко остановился. – Вот это я понимаю – неожиданный поворот! – Он был ошарашен количеством собравшихся здесь копов.

– И неплохой поворот, – с улыбкой заметил Макатиер.

Два часа спустя Лоусону показалось, что громадная, как ангар, комната съежилась и уже не способна вместить новых сотрудников. Детективы обменивались приветствиями, здоровались с друзьями и знакомыми, которых давно не видели. Еще вчера пустая и холодная, сегодня комната для совещаний наполнилась гомоном, в ней стало душновато: включенная система центрального отопления время от времени издавала вибрации и стоны, будто желая убедить, что она тоже работает на пределе возможностей.

Лоусон заметил несколько возбужденных молодых лиц. Наверное, это стажеры, только-только закончившие обучение. У него сохранились яркие воспоминания о своем собственном первом расследовании. Тогда Лоусон считал, что его статус очевиден даже в гражданской одежде. Так оно и было, вот только выделяли его юность и неопытность. А сколько он в том деле наломал дров!..

Макатиер призвал присутствующих к порядку, и сорок с лишним лиц – нетерпеливых, серьезных, светящихся энтузиазмом – разом обратились к нему. Он переводил взгляд из одного угла комнаты в другой, словно хотел добиться внимания каждого.

– Прежде всего, – начал старший инспектор, – я хотел бы поприветствовать новых членов команды. Нам позарез нужны были новые люди на борту.

Из угла, где собрались копы, с самого начала работавшие над делом, донеслись иронические восклицания.

– Похититель до сих пор так и не связался с мистером Паскалем, – продолжил Макатиер. Из дальнего угла к нему с трудом пробивался один из констеблей. – Но у нас имеются результаты по-квартирных опросов. Живущие поблизости люди слышали два удара, вслед за тем как фургон похитителя рванулся с места. Сначала он столкнулся с «рено» – этот автомобиль уже вычислили. Другой автомобиль, серый или серебристый «лексус», был замечен, когда уезжал с места преступления. Необходимо выяснить, кто его владелец. И еще: фургон, соответствующий описанию транспортного средства подозреваемого, видели на Гровенор-авеню за несколько дней до похищения Клары Паскаль.

– Вы считаете, что тогда он следил за ней от ее дома, сэр? – спросила Янг.

Констебль вручил Макатиеру записку.

– Я хотела напомнить, – начала Янг, заливаясь румянцем, но решительно блестя глазами, – что у школы до вчерашнего дня не было замечено ничего необычного. И, как правило, девочку в школу отвозила не мама, это делала ее няня.

Поскольку Макатиер был занят – набрасывал на клочке бумаги ответ на полученную записку, слово взял Лоусон.

– Справедливое замечание, Янг, – сказал он. – Если это фургон подозреваемого, соседи бы его описали. А у нас по фургону нет никаких зацепок. Пока нам известно только, что водитель был мужчина, есть его приблизительное описание. Эксперты работают над анализом волокон и делают ДНК-тест образцов, взятых из-под ногтей дочери.

– Если он числится в нашей базе, мы найдем его, – добавил Макатиер, вручая свой ответ констеблю. – Ну а теперь я обращаюсь к тем из вас, кто плохо знаком с процессом расследования уголовного преступления. Вы должны делать подробные записи по делу, эти записи по завершении дела следует передать следователю.

– Все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано в качестве свидетельства против вас… – забормотал Флетчер, слегка отвернувшись, чтобы Макатиер не смог разобрать, кто говорит.

– Итак, чтобы избежать затруднений, купите себе нормального размера блокноты и следите за тем, чтобы они регулярно пополнялись.

Старший инспектор подвинул Лоусону по столу полученную записку. Тот прочитал: это был ответ на запрос, они оба ждали его с нетерпением. Надо же, как вовремя, подумал Лоусон.

– Ну а теперь о грустном, – нахмурившись, заговорил Макатиер. – Не знаю, как журналисты пронюхали о похищении, но вы, несомненно, заметили, сколько их толпится у входа в здание. Предполагаю, кто-то из коллег жертвы предоставил им информацию. – Он так и сверлил взглядом присутствующих. – Я буду считать так, пока не получу веских доказательств, что я неправ.

Полицейские оценили завуалированное предупреждение – кое-кто неловко заерзал на своих местах. Флетчер, отметил Лоусон, был одним из них.

– Часом позже я проведу пресс-конференцию. Мои комментарии и официальные бюллетени пресс-центра являются единственной информацией, которую я хочу прочитать в газетах. Я понятно выражаюсь? – Он выждал, пока не зазвучит нестройный хор голосов: «да, босс», «понятно, шеф». – Сотрудничая с телевидением и прессой, мы сможем получать информацию, жизненно важную для следствия. Что касается сегодняшнего дня… Задание будет у каждого, а у кого-то даже и не одно. Выполнять их следует как можно быстрее и – запомните! – как можно качественнее. Я не желаю упустить важные линии расследования только потому, что один из моих офицеров перепутал скорость с эффективностью. Ну, с Богом!

Сразу после оперативного совещания у дверей комнаты, занимаемой подразделением ХОЛМС, выстроилась длинная очередь. Сержант Тайрел разговаривала по телефону. Ей пришлось повернуться спиной и заткнуть свободное ухо, чтобы защититься от шума.

Полицейские получали компьютерные распечатки с заданиями. Кое-какие остались недовыполненными с прошлого дня, остальные были новыми. Копы спешили выяснить, какое задание получил товарищ, сравнивали их, горя нетерпением проявить себя наилучшим образом. В толпе царило радостное оживление.

– Что у тебя? – спросила Рейнер у Янг.

Янг наклонила голову и едва слышно ответила:

– Есть сведения, что какой-то извращенец бродил вокруг школы на прошлой неделе. Нужно все о нем выяснить. А у тебя что?

– Мне поручено по второму разу чесать в Кларину контору. Вдруг восхитительный мистер Уоррингтон сегодня клюнет на мое обаяние и расколется?

Янг завидовала легкости и самоуверенности, с которыми держалась Рейнер. Сама-то она, надо понимать, первое задание провалила, потому ее и отстранили от наблюдения. Она подошла с Рейнер к комнате для совещаний, но у двери замешкалась.

– Ты чего это? – спросила Рейнер, держа для Кэт дверь. Она заглянула в комнату. – Флетчер?

Янг расстроенно пожала плечами:

– Когда он узнает, что меня отстранили от наблюдения…

Рейнер отпустила двери и, ухватив Янг за локоть, слегка подтолкнула ее немного подальше в коридор. Здесь их разговор не сумеют услышать копы, все еще стоящие в очереди за заданиями.

– Не стоит так уж переживать из-за того, что болтает Флетчер, – сказала она.

– А я и не переживаю! – возмущенно ответила Янг, хотя на самом деле испугалась того, как очевидны ее терзания.

– Нет?

– Нет.

Не спуская с Кэт пристального взгляда, Рейнер добавила:

– Тогда в следующий раз, когда этот старый развратник назовет тебя Малыш, скажи ему все, что ты думаешь о толстых и потрепанных женоненавистниках. В головах у них опилки вместо мозгов, а они еще пыжатся отпустить шуточку погнуснее, оскорбляя копов женского пола. Права я или нет?

Когда они вошли за своими пальто в комнату для совещаний, Флетчер прервал гневную тираду, адресованную Тайрел и ее «чертовым компьютеризированным роботам».

– Эй, Малыш, – окликнул он.

Рейнер вопросительно посмотрела на Янг, но та отвела взгляд, избегая встречаться с ней глазами.

– Ты чего это надулась, лапочка? Мы же с тобой партнеры, разве нет? – Янг метнула в сторону Флетчера исполненный бессильной ярости взгляд, и он засмеялся, прижимая руку к будто бы раненному сердцу. – Нам вдвоем уже пришлось одолеть немалые трудности…

Кэт решительно двинулась через комнату, чтобы снять со стула непромокаемый плащ и поскорее уйти.

– Боюсь, тебе сегодня придется обойтись без меня, Пупсик, – упорствовал Флетчер. – Эта чертова Тайрел отстранила меня от наблюдения. Но ты не забывай о том, чему я тебя учил. Как складывать губки.

Он вытянул губы в трубочку, и Янг почувствовала, как ее щеки зарделись от стыда. Вокруг смеялись, а она не знала, что ему сказать. Скажи что-нибудь, ради бога, Кэт. Скажи хоть что-нибудь!

– Меня тоже отстранили от наблюдения.

Что ты несешь, Янг! Да ты же плывешь прямо в его потные руки. Напомни-ка ему, как плохо он вчера справился с заданием, ведь именно поэтому он сегодня на штрафной скамье. Но Кэт не могла ткнуть Флетчера мордой во вчерашние ошибки. В конце концов это она, а вовсе не Флетчер возвратилась сюда промокшей до нитки, с волосами, повисшими жалкими прядями. Пожелай она сейчас его уколоть, он только отмахнется и подмигнет своим приятелям. Их свист и улюлюканье станут преследовать ее всякий раз, когда она покажется на оперативке или в столовой.

Пока она застегивала плащ, мучительно размышляя над тем, что же все-таки сказать, Флетчер подлетел к ее столу и, схватив листок с заданием, защелкал языком:

– Ой, мне это совсем не нравится.

– Отдай, Флетч, – сказала Янг.

– Ты ведь не собираешься заниматься этим одна, правда?

– А почему нет, черт возьми? – Кэт попыталась схватить листок, но Флетчер поднял его так, чтобы она не могла дотянуться.

Он повертел головой, собирая зрителей перед продолжением своего гнусного спектакля.

– Она будет искать извращенца! – объявил он. – Слоняясь вокруг школьных ворот. – Некоторые мужчины улыбнулись, женщины нахмурились или сделали вид, будто не понимают, что происходит. – Если этот парень питает слабость к маленьким девочкам, ты подвергаешь себя опасности, Малыш.

– Флетч… – Янг сделала еще одну попытку схватить листок, почти плача от обиды. – Отдай!

– Только если ты пообещаешь не брать конфетки у плохого дяди. Потому что извращенцы умеют прикидываться хорошими и иногда выглядят совершенно нормальными…

– А иногда это большие толстые хамы, которые притворяются полицейскими офицерами! – Рейнер выхватила у него из рук листок и вернула его Янг.

Флетчер на мгновение ощетинился, затем смягчился, решив не обращать внимания на реплику Рейнер.