Текст книги "Морская дорога (ЛП)"

Автор книги: Маргарет Элфинстоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Однажды, накануне Михайлова дня, пришёл наш пастух и сказал, что во фьорд зашёл большой кнорр и пришвартовался возле Братталида. На следующий день, как мы и думали, к нам прибыл посыльный, чтобы пригласить на пир в честь возвращения Лейфа Эриксона.

Не забывай, я никогда не видела Лейфа Эриксона. Тем временем отец мне сказал, что они с Эриком прямо обсуждают брак, так что моё воображение разыгралось. Я подружилась с Торвальдом и Торстейном, но у Лейфа было то, чего не было у них – собственный корабль, а ещё плавание, что он проделал, надолго осталось в памяти людей. С тех пор, как Торстейн вернулся с северной охоты, он часто бывал у нас, Торвальд пореже, но я всегда вела себя с ними неопределённо, заигрывая то с одним, то с другим, а когда они беседовали с отцом, делала вид, что занята на маслобойне. Я ждала Лейфа слишком долго. Теперь я понимаю, что ничего о нём не зная, нарисовала в воображении нереальную мечту, человека, которого не существовало на самом деле. В конце концов, я влюбилась в Лейфа, но уверена, не выдала ему своих фантазий, порождённых его придуманным образом. Всем было бы лучше, если бы я стала воспринимать человека таким, какой он есть, а не мечтать о недостижимом для мужчины из плоти и крови идеале.

Итак, на следующий день мы с Торбьёрном нарядились в самую лучшую одежду, и переправились через фьорд, несмотря на порывы ветра, ведь уже надвигалась зима. Я очень хорошо помню тот пир в Братталиде, но как ни странно, не могу припомнить, как я впервые увидела Лейфа. Конечно же, я помню светловолосого мужчину, который сидел во главе стола, рядом с Эриком, он походил на своих братьев, но выглядел более надменным. Я всё ещё чётко могу представить его, и он не чужой для меня. Миг, когда Лейф был для меня чужим, навсегда канул в прошлое. Насколько я помню, мне с первой минуты стало казаться, что я знала его всегда.

Эрик устроил щедрый пир. Мы не ели говядину или баранину, а одну лишь дичину: оленину, утятину, куропатку и тюленье мясо. Когда мы уселись, наши чаши пустовали. Затем Лейф послал раба по имени Тюркер обойти стол и наполнить все чаши. Казалось, для пожилого раба это непростая задача, и я заметила, как Эрик нахмурился. Но Лейф поднял руку, чтобы сдержать недовольство отца.

– Пусть Тюркер сделает то, что я ему велел.

Озадаченная, я наблюдала через стол, как Тюркер наполнил чашу Эрика. Затем он наполнил чашу, которую делили Торвальд с Торстейном, и я увидела в чаше вместо кислого молока какой-то красный напиток. Тогда Эрик ухмыльнулся и сказал:

– Вот как, несмотря на долгое путешествие, ты не забыл привезти из Норвегии хорошего немецкого вина. Молодец!

– Нет, – сказал Лейф тихо, но я хорошо расслышала его, потому что Лейф мог заставить замолчать шумный зал, и все замолкали, чтобы услышать его. – Нет, это вино не из Европы.

– Правда? – Эрик уставился на него. Конечно же, Эрик знал, чего ещё не знали мы, а именно – где Лейф побывал этим летом, и я, ничего не понимая, заметила, как засияло его лицо. – Ты говоришь... ты хочешь сказать, что привёз вино из новой страны?

– Пробуйте! – сказал Лейф. – Пробуйте все! Разве мы не постарались и привезли это вино из страны, о которой едва ли можно было мечтать? Смелее, пейте же! Я привез вам вино из-за края света!

Вот таким кажется тебе Лейф. Дай ему лишь один миг, и он сделает в десять раз больше. Некоторые считали его обманщиком, и он часто вгонял меня в краску, потому что нравился мне, но стоило ему захотеть, и мы таяли в его руках словно масло. Теперь он уже мёртв. Он умер в постели, в преклонных годах, единственный из братьев, кто прожил достаточно долго, и преуспел во всём, за что брался. Трудно поверить, что он покинул наш мир. Так происходит, когда стареешь – люди, которых ты знал, умирают один за другим, и кажется невозможным быть таким одиноким. Я никогда не была так близка с Лейфом, чтобы полюбить его. Я никогда не знала его, как знала мужчин, за которых выходила замуж, и всё-таки, когда я вспоминаю о тех временах, труднее всего поверить в то, что именно его уже нет в живых. Казалось, он держал в руках будущее, столько новых возможностей. Теперь всё в прошлом. Жаль, что ты не видел его тогда на пиру в Братталиде, молодого, в самом расцвете сил мужчину, только что вернувшегося из путешествия.

Итак, Лейф вернулся, и наша жизнь резко изменилась. А именно, произошло четыре вещи.

Во-первых, он выполнил просьбу матери и привёз с собой христианского священника. Я так никогда не узнаю, сделал ли он это для неё, или нет. Лейф всегда был практичным человеком, и я уверена, что он очень скоро уяснил порядки при дворе короля Олафа. Путь к сердцу короля и его благосклонность лежали через крещение, и я не думаю, что Лейф долго сомневался. Вряд ли Эрик когда-нибудь простил сына за это, но ирония в том, что Лейф унаследовал от отца единственною черту – упрямый в своих заблуждениях дух язычества. Ты выглядишь потрясённым, но это правда, Агнар. Лейф и Эрик уже мертвы, и, если бы мы когда-нибудь узнали, каков был конец каждого, как они пересекли границу нашего мира, мы бы убедились, права я или нет. Но скорее всего, мы не найдём Лейфа Эриксона, поющего псалмы на небесах. Как не будет его и в преисподней, потому что, хотя он и был и коварным и вероломным человеком, но великодушия ему было не занимать. Лейф принадлежал к старому миру, несмотря на то, что частенько бросал вызов Эрику. Лейф не буянил и не кричал как отец. В гневе Лейф бледнел, а не краснел, и что было гораздо страшнее. Жаль, что Эрик всегда оставался недоволен сыном. Он гордился подвигами Лейфа, но всё же не испытывал к нему отцовской любви. Он никогда не замечал в нём свои черты, хотя для всех нас сходство было до смешного очевидным.

Итак, приехал священник, и с тех пор в Зелёной стране начали проводиться церковные службы.

Второе. Тем вечером на пиру Лейф поведал нам свою историю, и мы поняли, почему он так задержался. Он отплыл из Норвегии годом ранее, в начале июля, и намеревался повторить плавание Бьярни, но в отличие от него, вполне сознательно. Лейф подлатал корабль, загрузил в Бергене припасы, потом зашёл на Гебриды, где вляпался в дело, о котором я расскажу тебе чуть позже, а затем отплыл на запад. Судьба, как всегда, благоволила Лейфу. Он шёл под попутными западными ветрами. В течение трёх недель они плыли через открытый океан, не видя земли. Можешь ли ты представить ещё кого-нибудь, кто повёл команду так далеко за пределы обитаемого мира, без какой-либо уверенности, что эти пределы существуют? Но Лейфу повезло. Он взял южнее, чтобы каждую ночь видеть звёзды на небе, почти каждый день они видели солнце, небо было ясным.

Через три недели они обнаружили страну, которую видел Бьярни. Вот как Лейф описал её.

– В первый раз мы сошли на берег на земле, которую Бьярни видел последней, – сказал Лейф. – Это оказалась мрачная страна. Горы, покрытые ледниками, берега – сплошь из голых скал. Мы бросили якорь, и сошли на берег, на котором не росло даже пучка травы. Но, по крайней мере, мы высадились, а Бьярни даже этого не сделал. Я назвал ту местность Хеллюланд, в ней не было ничего, кроме камней, поэтому мы снова вышли в море и пошли вдоль берега на юг.

– По мере того, как мы плыли на юг, страна стала меняться. Покрытые льдом горы сменились поросшими лесом равнинами. Спустя пару дней мы дошли до самого протяжённого пляжа со светлым песком, который я когда-либо видел. Мы шли вдоль него долгие мили, и, наконец, высадились у заметного мыса, напоминающего очертаниями корабельный киль. Мы отправились вглубь земли и обнаружили равнину, леса и болота. Деревья были не такие высокие, как в лесах Норвегии, но их было огромное множество, куда ни кинь взгляд. Из-за густых лесов я назвал эту страну Маркландом, а затем мы снова вернулись на корабль и поплыли на юг.

– Берег стал уходить на запад, мы шли вдоль него, пока не увидели далеко на юго-востоке другой берег, будто бы вошли в широкий фьорд. Тогда я решил достичь противоположного берега, так как мы шли с северо-восточным ветром. Это оказался остров с высокими берегами посреди залива, мы поднялись на вершину и увидели побережье целиком – землю на севере, которую мы прошли ранее, и длинный берег на юге. Мы снова отплыли и высадились на пологом берегу, который так плавно уходил в море, что корабль сель на мель. Мы вышли на берег и оказались в зеленой стране с дикими пастбищами и лугами, за которыми начинался лес. Густая, усыпанная росой трава – точно такая же, как на наших лугах. Ладони покрылись росой, а когда мы попробовали её на вкус, она показалась нам сладкой, как молоко.

– Некоторое время мы исследовали окрестности, и обнаружили, что в ближайшей реке водится лосось, а в лесу заметили оленьи следы. Мне показалось, что мы вполне сможем перезимовать здесь, если проведём остаток года, занимаясь охотой и рыбалкой, заготавливая еду на зиму. Итак, мы вытащили корабль на сушу и построили шалаши прямо на берегу. После мы занялись заготовкой пищи и постройкой жилищ, где мы сможем укрыться зимой. Я разделил команду на две части, одна занималась охотой, вторая – строительством, до тех пор, пока дома не были готовы.

– С другой партией я отправил раба Тюркера, хоть они и ворчали, что тот – никудышный охотник. Когда на второй день охотники вернулись без Тюркера, я разозлился на них, и на себя тоже. Он уже давно не молод, как мы, возможно, вообще не стоило брать его в путешествие, но он верно служил нашей семье ещё со времён моего детства, поэтому мне не хотелось потерять его.

Все посмотрели на раба, который замер за спиной сидящего за столом Лейфа, готовый снова наполнить вином чашу господина. Тюркер смиренно смотрел в пол, но Лейф обернулся к нему, похлопал раба по плечу, и сказал, чтобы тот поднял глаза и принял похвалы.

– Тюркер, расскажи всем, что ты нашёл.

Германец улыбнулся в ответ, и, неожиданно для меня, уверенно заговорил. Хотя он и прожил всю жизнь в северных усадьбах, он так и не избавился от сильного акцента, так что мы с трудом понимали его речь.

– Я родился в стране вина, – начал он. – На южном Рейне. У моего отца был виноградник. Для меня вино было как молоко, пока я не попал в эти забытые богом края.

Отец сидел напротив, и я заметила, как его брови поползли на лоб. Я взглянула на него и затем внимательно посмотрела на Лейфа. Мне понравилось, что этот человек так обращался с любимым рабом как с равным. – А потом я очутился на краю земли, в дикой стране и вынужден был волком рыскать в поисках пищи. – Тюркер пожал плечами. – Далеко я не ушёл. Мои молодые спутники, что взяли меня на охоту, бегом продирались через лес и заросли, карабкались вверх и вниз по скалам. Но мне это уже не под силу. Я присел передохнуть и огляделся по сторонам. Никто из них даже не остановился и ничего не заметил. Ягоды. Я никогда не видел таких ягод, что росли в новой стране Лейфа. Всевозможные ягоды. Я из любопытства пробовал их и выплёвывал, если считал их ядовитыми. А затем я нашёл виноград. – Он оглядел всех нас, смакуя этот момент. – Да, виноград. Я допускаю, что он отличается от винограда, что рос у нас на Рейне, но плоды выглядели точно также, – гроздья крупных синих ягод росли в кустарнике. Листья и стебли несколько другие, но вкус показался таким знакомым, хотя, с тех пор, как я видел свежий виноград, прошло тридцать лет. Итак, я наполнил свою шапку ягодами и принёс их Лейфу. И даже тогда эти тупые северяне ничего не поняли. – Он ещё раз улыбнулся хозяину щербатой улыбкой. – Мне пришлось объяснять, что это значит. Но как только Лейф понял, он принялся за дело. У нас на борту были бочки с пшеницей и солью. Мы высыпали содержимое в ямы, и я показал людям, как собирать виноград и давить его, а затем мы запечатали бочки, чем смогли, чтобы сок забродил. Вино должно простоять более года, а у меня под рукой почти ничего не было. Будь у нас железные обручи, мы бы сделали больше. Следующий урожай Винланда даст лучшее вино, это я вам обещаю.

– Винланд! – Торстейн впервые подал голос. – Так ты назвал ту страну?

– Да, – сказал Лейф. – Это моя новая страна, что сулит нам вино. Здесь зелёная земля с хорошими пастбищами, но моя страна богата многими плодами, что способна вырастить земля, которая ждет, чтобы её взяли.

Эрик нахмурился. – И какова же там зима?

– Лучше, чем здесь, – сказал Лейф, не подумав, и, возможно, сообразив, что перегнул палку, поднялся, и приняв из рук раба кувшин с вином, самолично наполнил отцовскую чашу. – Надеюсь, именно ты, господин, поведёшь нас в следующее путешествие?

– Нет, не я, – сказал Эрик, яростный румянец сошёл с его щёк. – Мне не суждено открыть иную страну, кроме той, где мы поселились. Ты отправишься туда, мальчик, и поведёшь за собой людей.

Лейф, как всегда, учтивый, когда уже слишком поздно, перевёл взгляд с отца на братьев. Торстейн покраснел и нахмурился, а Торвальд попивая вино, разглядывал стену напротив.

– О да, – решительно сказал Лейф. – Значит, так мы и сделаем. Мы отправимся туда втроём, все вместе.

И тогда я открыла для себя третью вещь.

Поначалу я считала, что все новые люди, присутствующие в зале, из команды Лейфа.

После того, как Лейф рассказал свою историю, все подняли чаши в честь некого Торира, которого я приняла за человека из команды Лейфа, а потом разговор зашёл о его чудесном спасении. Я спросила у Торстейна, который подсел к нам с отцом, что это значит.

– Разве ты не поняла? – сказал он. – Нет, нет, те люди в конце стола – не наши. Мой брат Лейф подобрал их на южных островках. Они плыли слишком близко к берегу и наскочили на риф. Торир – норвежский купец. Он бывал здесь раньше, и знает курс, но их потрепало штормами, и они решили укрыться за островами. У Торира не было выбора, но он умудрился наскочить на скалы в самом видном месте. Как раз наудачу Лейфу. Наши люди перенесли на свой корабль столько их товаров, сколько смогли, и по праву спасения, весь этот груз перешёл к моему брату. Половину он подарил Ториру. Так что Лейф разом получил и прибыль, и репутацию великодушного человека. Как всегда.

– И Торир считает его великодушным?

– А что Ториру остаётся? Мой брат спас его жизнь, и вместо того, чтобы потерять всё, он потерял лишь половину.

Удача Лейфа. До той осени мы ничего не слышали об удаче Лейфа. Но я поняла, какова эта удача, Агнар. Я очень хорошо поняла. Никто и не думал, чтобы Лейф хотел кому-то навредить, но всегда выходило так, что его удача и обратной стороной. Но не к нему, нет, нет, Лейф Эриксон, без сомнения, родился под счастливой звездой. Он плыл по жизни, но любой, кто следовал за ним, с трудом держался в его кильватере, хочу тебе сказать, это было очень тяжелое плавание. Торстейн оказался прав, – Лейф был по-своему великодушен, но громкая репутация щедрого человека значила для него больше. Вот так он и выигрывал во всём, и люди любили его за это. Точно также он поступил, когда дал Карлсефни в пользование свои дома в Винланде. Конечно же, великодушный жест, но для нас это оказалось непростым даром.

И с Ториром произошло то же самое. Спасение Торира – удивительное событие, и я предоставлю тебе судить, сделал ли он это из великодушия, или потому, что потерпевший крушение торговый корабль представлял огромную ценность для каждого любителя наживы. Он шёл вдоль берега, отлично зная расположение рифов. Лейф посадил своих людей за вёсла, чтобы удерживать корабль на месте, и бросил верёвки, чтобы поднять на борт людей и груз Торира. Не каждый пошёл бы на такой риск, и мало кто справился бы так, как Лейф. Но удача Лейфа не принесла Ториру ничего хорошего, а Братталиду тем более. Спасённые им люди принесли с собой болезнь. Из-за великодушного жеста Лейфа той же зимой умерло пять десятков человек. Торир заболел и умер одним из первых. Сначала он покрылся сыпью, затем не мог мочиться, и распух, словно гриб-дождевик. Тьёдхильд сказала, что его мучил такой жар, что на его коже плавилось масло. Но он продолжал жить, и, в конце концов, обезумел от страха, увидев страшную картину, как норны висят над его ложем, зловеще ухмыляясь и хихикая.

Большинство людей из команды Торира умерли, и болезнь расползалась по поселению. Торстейн пересёк фьорд на санях и окликнул нас. Он не стал входить, так что я говорила с ним с порога. Он предупредил нас держаться подальше эту зиму, так мы и сделали. Именно поэтому мы не видели семью Эрика до самой весны.

А тем временем, снег начал таять, паковый лёд набух и отошёл от берега, и лишь тогда я узнала о четвёртой вещи. Её снова привез Торстейн, переправившись через фьорд. Мой отец отругал его за то, что тот рискнул отправиться в опасное путешествие по хлипкому льду, но всё же обрадовался, когда Торстейн сообщил, что болезнь ушла вместе с зимней тьмой. Разумеется, это было не так. Эта стойкая болезнь, присущая той местности, до сих пор гуляет по Гренландии. То был подарок от Лейфа, который полностью изменил мою жизнь, а как – сейчас услышишь.

Я надеялась, что сам Лейф приедет к нам. Правда, он почти не обратил на меня внимания, но, когда мы встретились, поскольку был поглощён множеством прочих забот. Думаю, пару раз он оценивающе взглянул на меня. Но новости Торстейна положили конец всем моим мечтам, которыми я предавалась долгой зимой.

– Сразу после того как вы побывали на пиру в Братталиде, Лейф серьёзно поссорился с отцом. Ничего необычного; в моей семье всегда ссорятся, но мы быстро отходим. Если задевают честь семьи, мы стоим друг за друга горой.

– Уверена, так и есть.

– Эрик говорил с Лейфом насчёт тебя, – сказал Торстейн. – Тебе известно, что он приказал Лейфу, оказывать тебе знаки внимания, когда ты приехала на пир?

Мой отец присел на свою лавку.

– Итак, Эрик говорил с ним?

– Я не знаю, что он сказал, – мрачно ответит Торстейн. – Когда Лейф вернулся домой, казалось, отец позабыл о существовании нас с Торвальдом. Но что бы ни задумал Эрик, его намерения провалились. Думаю, вам стоит узнать это. На пути из Норвегии мой брат зашёл на Гебриды и соблазнил там дочь местного хёвдинга. Не знаю, что он ей наобещал, но она забеременела. Она настаивает на том, что помолвлена с Лейфом, и угрожает, что её братья снарядят корабль и привезут её сюда, в Гренландию вместе с ребёнком.

– И что с того? – нетерпеливо сказал мой отец. – Любой мужчина, что вернулся домой из плавания, может рассказать подобную историю. Какое нам дело до ирландского хёвдинга? С таким же успехом он мог взять её как рабыню, и какое бы это имело значение?

– Ты плохо знаешь моего брата Лейфа.

– Я видел его. Трудно поверить, что кто-то может напугать его.

– Насчёт этого ты прав. Никто. Но эта женщина, Торгунна, она ведьма. И она предупредила, что если Лейф обидит её, то ребёнок отомстит за неё. Если какая-нибудь девушка займет её место, то она, Торгунна, сразу же узнает об этом. Ребёнок обязательно приедет сюда, сказала она, даже если она сама не сможет. И эта ведьма поклялась, что бы ни произошло, ни одна другая женщина Лейфа не выживет при родах, и не родит живого ребёнка, пока не приедет её мальчик.

От ужаса я перекрестилась.

– Разве такое возможно? Какой силой она обладает?

– Кажется, Лейф не сомневается в её силе, – сказал Торстейн. – Мы разговаривали об этом. Мой брат никого не боится, не подумайте, он и сейчас не боится. Но он говорил со мной как никогда серьёзно, и сказал, что пока над ним висит это заклятье, лучше и не жениться. Он сказал, что не возьмёт никого в жёны, пока не приедет тот мальчик, а затем посмотрит, как быть дальше. Но если Торгунна думала поймать его в ловушку, то она ошиблась. Я знаю Лейфа. Она посягнула на его удачу, и теперь он никогда не простит её. Сомневаюсь, что они когда-нибудь увидятся.

– Ужасная судьба для молодого человека, – сказал мой отец. – Он как раз в том возрасте, когда нужно жениться.

– У него нет недостатка в женщинах, если ты имел в виду это, – сказал Торстейн, едва подавляя смех. – Только не Лейф. Но он зол. Он хочет наследника. Мой отец хочет того же. Как только Эрик перестал гневаться на Лейфа, он тут же вспомнил, что у него есть ещё два сына, хотя Лейфу от этого не легче.

Я задумалась о женщине, которая наложила такое заклятие, и что её толкнуло на такое. Должно быть, это самая сильная магия из всех, что я знала. Какую надо было иметь силу, чтобы покрыть такое огромное расстояние, не говоря уже о самом могущественном заклинании. И конечно, Халльдис никогда не учила меня злым чарам, так что я понятия не имела, как можно нанести кому-то вред. Молоденькая девушка вроде меня считала Торгунну, по меньшей мере, опасной женщиной. Я никогда не встречала её; и почти не слышала её имени, в Братталиде считалось дурным произносить его, но теперь, спустя годы, я ощущаю странное родство с этой женщиной, которая, обладая такой силой, всё же не добилась желаемого. Должно быть, она была в отчаянии, так ведь, Агнар? Полагаю, она любила его. Иначе, зачем ей лезть из кожи вон, чтобы Лейф взял её в Гренландию? Ни одна дочь хёвдинга в своём уме не захочет покинуть привычный мир и отправиться вместе с мужчиной в чужую страну, где её соотечественников презирают, и относятся к ним как к рабам. Во всяком случае, её проклятие не сработало. Я допускаю, что она умерла несколько лет спустя, и, конечно же, Лейф женился, а его сын Торкель, нынешний хёвдинг в Братталиде, родился через девять месяцев после свадьбы. Вот какова удача Лейфа. Он слыл самым привлекательным мужчиной, Агнар. Думаю, я забыла тебе сказать вот о чём. Считаю своей удачей, что я так и не стала его женщиной. Он стал моим братом, и ни один мужчина не относился к сестре так хорошо. У Лейфа было особое отношение ко всему, что связано с семьёй. Сейчас, оглядываясь в прошлое, я могу сказать, что всегда бы предпочла быть его роднёй, чем его женой. Как девушка, я видела в нём статного мужчину, который проявил себя, по сравнению со своими младшими братьями, которые ничего не добились. Пожелай я, Лейф стал бы моим, но теперь я понимаю, что это было бы ошибкой.

– Откуда она знает, что родится мальчик? – спросила я Торстейна. – Если они действительно помолвлены, значит, ребёнок станет наследником твоего отца.

– Они не помолвлены, – резко ответил Торстейн. – А мальчик, она точно сказала ему, что это будет именно мальчик, который никогда не будет нашим наследником.

– Разве она не проклянёт вашу семью за это?

– Я для неё никто. Как она доберётся до меня? – сказал Торстейн.

Я подумала, что, может так и есть. Видимо, у неё осталось какая-то вещь Лейфа, чтобы достать его даже здесь, в Гренландии. Кто знает, локон волос, рубаха, или, например, кольцо? А что касается Торвальда и Торстейна, может она вообще не знает об их существовании. Её магия не способна зайти так далеко. И всё же, я удивляюсь до сих пор. Тогда я считала, что мир очень велик. Но сейчас, когда я нахожусь почти в его центре, я просыпаюсь по утрам и чувствую, что стоит протянуть руку и дотронешься до чего-либо сквозь пространство и время. Я не удивлюсь, если увижу лежащего рядом Карлсефни, и услышу завывания ледяных ветров Винланда, они яростно несутся зимней стужей из самого сердца чужой страны. Каждый миг хранится где-то внутри, и порой мне кажется, что всё прошлое ближе, чем всё то, что ты называешь здесь и сейчас.

– Я буду честен с вами, – сказал Торстейн и откашлялся. Не глядя на меня или на моего отца, он сосредоточился на том, что намеревался сказать. – Я знаю, на что ты надеялся, Торбьёрн. Я знаю, о чём вы договаривались с моим отцом. Я знаю, Эрик хотел, чтобы Гудрид стала его невесткой. Пока все вы думали о Лейфе, я ждал. Но Лейф не намерен жениться ещё несколько лет. Ни одна женщина не решится связываться с таким проклятием, и ни один мужчина не подвергнет её такому риску.

– Каждая женщина подвергается подобному риску, – неожиданно произнёс мой отец. – И каждый мужчина, который собирается жениться, подвергает её этой опасности.

Торстейн будто бы и не слышал.

– Я бы никогда не спросил об этом. Я ещё не проявил себя, как Лейф, но я – сын Эрика, не сделал ничего такого, что может опозорить его имя, и я сделаю всё возможное, чтобы возвысить его авторитет, я обещаю вам. Я один из наследников Зелёной страны, и в отличие от моего брата, я знаю Гудрид, и я хочу, чтобы она стала моей женой.

Ну, конечно же, всё было не так просто. Моему отцу понадобилось немало времени, чтобы принять решение. Он подозревал, что история о проклятии Торгунны – уловка, чтобы оказать на него давление. Но когда лёд растаял, и мы снова могли переправляться через фьорд, Торбьёрн подолгу разговаривал с Эриком, Тьёдхильд, Торстейном, и даже с Лейфом. Отец так и не поверил в страх Лейфа перед колдовством, но понял, что по какой-то причине ему не стать тестем Лейфа. А тем временем, Торстейн часто бывал у нас дома, пока не пришло время отправиться охотиться на север. Он вернулся осенью похудевшим и возмужавшим, на лодке, полной медвежьих и оленьих шкур, куньих и лисьих мехов, бивней моржей и нарвалов, а вяленого мяса было без счёта. Всё это он привёз в Стокканес и сложил к ногам моего отца. Они с отцом хорошо попировали, отец слушал его рассказы об дальних далях и следах неведомых людей, что сложили каменные пирамиды на пустынных берегах нелюдимого севера. Я тоже слушала и внимательно наблюдала за Торстейном, когда он разговаривал с отцом. Мне показалось, он сильно возмужал за лето. Он мало говорил о своей семье, от него веяло опасной магией пустынных земель, словно отзвук чего-то нового и желанного. Я примечала всё это и думала, что в итоге отвечу отцу, независимо от того, будет ли Торбьёрн спрашивать моего согласия или нет.