Текст книги "Морская дорога (ЛП)"

Автор книги: Маргарет Элфинстоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава седьмая

Четырнадцатое июля

Июль в Братталиде. Гудрид Торбьёрндоттир сидит у порога дома Эрика Рыжего вместе с его дочерью Фрейдис. Они выскабливают овечьи шкуры, чтобы сделать их мягче, но работают не слишком усердно. Белые облака медленно проплывают над фьордом, в просветах между ними сияет солнце. Фьорд цвета голубого льда, небольшие волны облизывают одинокий айсберг, выброшенный на берег. С другой стороны фьорда возвышается гора под названием Бурфьелл, от неё тянется цепочка айсбергов, кажется, что они загораживают выход в открытое море. Но здесь, в Братталиде, самый разгар лета. Двери длинного хлева распахнуты настежь, накопленный за зиму навоз вынесли наружу и разбросают по лугам. На пастбищах зеленеют травы, вокруг дома бродят куры, разрывая утоптанную землю. Дягиль возле двери уже вырос до уровня крыши, его цветы опутывают связки рыбы, подвешенной для вяления. Над выброшенными на берег водорослями роятся мухи, а двое на берегу латают днище перевёрнутой лодки.

Гудрид Торбьёрндоттир счастлива. Усадьба Эрика построена в защищённом месте, позади неё вздымаются скалы, толстые стены домов возведены из камня и торфа. Пастбища Эрика обширны, у него двадцать семь коров и примерно пятьдесят овец с ягнятами, родившимися уже в этом году. Каждый день его люди возвращаются с рыбной ловли с полными лодками трески и лосося, а вчера его сыновья вернулись с удачной охоты с богатой добычей – северный олень, тюлени и китовое мясо. Будет много еды, кажется, что голод и дурные сны остались далеко позади.

Гудрид – красивая молодая женщина, она здесь новенькая. В этой новой стране не хватает женщин, а у Эрика Рыжего трое сыновей. Ему нужны внуки, потому что он рассчитывает положить начало династии правителей Зелёной страны и остальных земель, лежащих дальше на западе. Западные земли полны богатств, и лишь ждут храбрецов, готовых их взять. Эрик обосновался здесь двенадцать лет назад, Зелёная страна принадлежит ему и его сыновьям навеки. Сейчас он подыскивает подходящих молодых женщин. Его сын Лейф отплыл в Норвегию тремя днями ранее, прежде чем прибыл Торбьёрн вместе с дочерью. Такова судьба – будь Лейф дома, Эрик устроил бы свадьбу Лейфа и Гудрид ещё до конца лета. Он всегда может отдать Гудрид в жёны Торвальду или Торстейну, но чутьё говорит ему подождать следующей весны, когда вернётся Лейф. Жена Эрика, Тьёдхильд тоже ждёт возвращения Лейфа. Хотя старший сын и посмеивается над её новой верой, он привязан к матери, и выполнит данное ей обещание привезти на обратном пути из Норвегии священника, а вместе с ним и освящённую утварь для церкви. Эрик не догадывается об этом, но видит, что его младшие сыновья Торвальд и Торстейн не сводят с Гудрид глаз, как и другие неженатые мужчины. Эрик присматривается к Гудрид, и оказывает её отцу такой радушный приём, что Торбьёрн просто поражён. Он и понятия не имел, что так много значил для Эрика, и тот с таким нетерпением ожидал его приезда все эти долгие годы.

Гудрид сидит возле двери дома Эрика и размышляет о тёплом приёме, оказанном ей и её отцу. Топот копыт отвлекает её от раздумий: на тропе, идущей к берегу, появляется малорослая лошадка и пускается в галоп. Верхом на ней Торстейн, младший сын Эрика. Всадник свободно сидит в седле, без стремян, держа уздечку в одной руке. Он, не оглядываясь, скачет галопом, пересекает гребень и скрывается из вида за холмом на противоположном берегу ручья. Гудрид наблюдает за ним.

Гудрид Торбьёрндоттир счастлива, и всё же, её приёмные родители погибли из-за нее, и она не может смириться с тем, что не искупила вину за их смерть. С тех пор миновала лишь одна зима. Прошлое ужасно, настолько ужасно, что она заперла его в самом дальнем уголке своей памяти, чтобы оно никуда оттуда не делось. Лишь временами она осознаёт, что должна была сделать что-то, чего не сделала, и, живя в этом залитом солнце мире, будто невинная девушка, навлекает на себя ещё более худшую судьбу. Иногда ей снялся дурные сны, но когда она просыпается, то видит в отверстии дымохода свет, а рядом тихо посапывают женщины семьи Эрика. На расстоянии вытянутой руки спит Фрейдис. Это рослая, широкоплечая девица, лишь фигурой напоминающая своего отца, но в остальном совсем на него не похожая. Она кажется довольно безобидной, если бы не безжалостное упрямство в достижении своего. Похоже, дурные сны её не беспокоят.

Иногда Гудрид переполняет счастье. Теперь она вновь ощущает себя молодой привлекательной девушкой, и мужчины заглядываются на неё. Возможно, она выйдет замуж за одного из сыновей Эрика. Может родит детей и будет работать вместе с остальными женщинами на этой ферме в хорошо защищённом фьорде, укрытом ледяными горами. Она будет жить как все. Все её страхи где-то далеко от усадьбы Эрика Рыжего. Конечно же, в этом неспокойном мире есть и другие опасности. Домочадцы Эрика ссорятся со своими соседями, и друг с другом, но убийств в Зелёной стране ещё не бывало. Они мечтают о богатстве и, похоже, не испытывают чувства вины. На данный момент их новый мир – мир солнечного света, и Гудрид безмятежна. Хотела бы она жить в этом мире вечно.

Агнар, скажи, а ты был счастлив?

Я рада, что ты не считаешь зазорным иногда побеседовать со мной. Похоже, мы оба были счастливы в прошлом. Я не всегда чувствовала себя счастливой в Братталиде, или где-то ещё, как и ты не всегда был счастлив в Реймсе. Но всё же в жизни бывали беззаботные периоды, как и наоборот. Ты поймёшь это, когда состаришься. Порой былая молодость так близка, и я совсем не удивлюсь, если однажды летним утром открою глаза и обнаружу, что я – молодая девушка, проснулась в Братталиде. Знай, эта девчонка всё ещё живёт, и не только в мыслях и воспоминаниях.

А теперь я ещё думаю о мальчике в соборной школе в Реймсе, который, обучаясь чему-то новому, обнаружил, что границы мира гораздо шире, чем он предполагал. Я ни разу не слышала об авторах, о которых ты упоминал, но ты говоришь о них так же, как Карлсефни говорил о Бьярни Херьёльфсоне, или о Бьёрне, лучшем бойце из Брейдавика. Ведь ты исландец, и, конечно же, ты идёшь по жизни, как по морским дорогам. Это у тебя в крови. Те люди, о которых ты говорил: Цицерон, Сенека и остальные, они подсказали тебе путь в незнакомый мир. Да, я понимаю, тебе тоже было нелегко и больно, и я должна сказать, что на самом деле, это неизбежно. Мы всего лишь люди, и нуждаемся в некоем авторитете, что поведает нам о границах мира. О да, я понимаю, ты нарушал правила. А как же иначе? Очередной мыс, другой остров, ещё один залив манит богатствами, и если ты осмелишься пойти дальше, то мечты станут явью. Подобные богатства в нашей жизни могут оказаться несметными, но всё же опасно заходить слишком далеко.

Никогда не жалей о том, что сделал. Я не доверяю советам. Никто не принимает их, обычно тебя ненавидят за то, что ты даёшь их, но будь ты моим сыном, я бы сказала тебе, о чём думаю. Ты навредишь себе, если повернешься спиной к дороге, что открылась перед тобой. Ты никогда не простишь себя за это. Я ничего не знаю о твоих клюнийцах; я всегда ненавидела любую вражду, но люди не могут без неё. И пусть те люди говорят, что ты заблуждаешься, изучая языческих богов. Твой учитель, которого ты любил, бросил вызов своему архиепископу и отправился очень далеко, в страну сарацин, и обратился к неверным в поисках древних писаний и знаний о звёздах. Карлсефни поступил бы также. Я знаю, для тебя он ничего не значит. Карлсефни не принадлежит твоей церкви, и для тебя он не авторитет. Но ему знаком так же, как и тебе, зов идти вперёд, всё дальше и дальше, за границы, которыми мы сами себя ограничили. Он знал, как важно уметь читать звёзды, хотя никогда не слышал слова, которое ты употребляешь – астрономия. Ты называешь это искусством. А для меня это самая суть тайны, постигнув которую, можно идти под парусом в любом направлении, что мы и стараемся делать, несмотря на всё наше невежество. Ты вздрогнул; ты подумал, что я богохульствую, может это и так. Нас постигло наказание, конечно же, не телесное, ты услышишь об этом. У нас не было ни Папы, ни кардинала. Но я думаю, нас с тобой преследует одно и то же. Мы оба зашли слишком далеко. Мы повидали слишком много призраков. Разве твоя беда, Агнар, в том, что церковь взъелась на тебя за то, что ты обратился к языческим знаниям? А не в том, что мир, о котором они говорят тебе, совсем не таков? Ты принёс из дикой страны кое-что внутри себя, что подтачивает твою веру. Я права?

Прости меня, возможно, мне не следовало заводить этот разговор. На чём мы остановились? Ах, да, на счастье. Я рассказывала тебе о первом годе, проведённом в Братталиде.

Я была счастлива, хотя и оказалась в водовороте страстей. К счастью, меня они не касались. Я держалась отчуждённо, и начала получала удовольствие от этого. Возможно, для твоих ушей это прозвучит греховно, но ещё я наслаждалась вниманием со стороны противоположного пола. Раньше за меня ещё никто не боролся. Наивно было бы полагать, что мне удастся выйти сухой из воды, но я ещё не стала членом семьи Эрика, и всё ещё считала себя свободной.

Эрик радушно принял моего отца, будто сводного брата. Я даже не представляла, что они так близки; на самом деле всё было не так. На первый взгляд Эрик Рыжий кажется простым человеком, но на самом деле, он скользкий, как рыба. Он правит, вернее правил, своей Зелёной страной с коварством, достойным папского двора в Латеранском дворце. Я не зря сказала "правил". Некоторые поселенцы были хёвдингами на своих новых землях, но здесь не было ничего похожего на тинги четвертей, как в Исландии. Когда мы впервые прибыли в Гренландию, все споры обоих поселений решались Эриком в Братталиде. Один землевладелец не мог единолично толковать закон, Эрику хватило ума не называть себя никем иным, кроме как таким же хёвдингом, как остальные.

На самом деле, в первое лето, что я провела в Братталиде, устроили первый гренландский тинг. Всё было специально организовано так, чтобы сход проходил не в доме Эрика, поэтому первые шатры установили примерно в миле к югу, казалось бы, на ничейной земле. Кто туда приехал? Конечно же, Эйнар из Гардара вместе с сыном Торкелем, который позже женился на Фрейдис, Господи, помоги ему. Она положила на него глаз еще тогда, поскольку, когда осушили болотистую равнину, Гардар стал одной из богатейших ферм в Гренландии. Кто ещё? Торкель из Хвалси, Кетиль, Храфн, Торбьёрн из Сиглуфьорда, Хафгрим из Ватнахефди, и, к замешательству моего отца, Снорри Торбрандсон с братом Торлейфом, – его старые враги со времён междоусобицы на Снайфельснесе. Они приплыли год назад и перезимовали в Дюрнесе. Эрик не стал вспоминать старые обиды, и мой отец был вынужден поступить так же. Эрика больше занимало заселение своей новой земли, нежели раздувание старых ссор. Из Западного поселения не приехал никто, но всё же я поразилась, увидев, насколько многочисленны наши соседи, их фермы разбросаны по пустым, казалось бы, берегам фьордов. Но Эрик Рыжий всегда был среди них первым, не только потому, что он – первый поселенец здесь, но и потому, что был сильной личностью.

Я всё ещё хранила воспоминания из детства о нём, как об огромном рыжем человеке, он был выше всех в нашем зале. Теперь я уже не ребёнок, а женщина, но никак не могу избавиться от того первого впечатления. Домочадцы Эрика были, мягко сказать, довольно буйного нрава, а остальные поселенцы – гордыми и независимыми людьми, но Эрику всё же удалось подмять их под себя. Ты должен понимать это, чтобы получить полное представление о нашей жизни в Зелёной стране.

В каком-то смысле было забавно увидеть, как изменился статус Эрика. Хотя мой отец всегда восхищался им, большинство людей в Исландии считали Эрика отъявленным преступником. На Снайфельснесе мы радовались его отъезду, от него были одни неприятности. После того как он уехал, главным образом о нём говорили лишь дурное. Все его сторонники, кроме Торбьёрна, отправились вместе с ним. Отец же оказался единственным, кто опоздал на двенадцать лет, кстати, это очень на него похоже. Как я и говорила, Эрик обрадовался ему, будто вернувшейся в стадо заблудшей овце.

Эрик в Гренландии остался тем же самым возмутителем спокойствия из Западных фьордов, но только в другой роли. Теперь он не нарушал закон, а сам олицетворял его. Законоговоритель и преступник – две стороны одной монеты. Границы каждой чётко обозначены. Так что ничего удивительного, – хотя все удивлялись, что преступник Эрик стал править в самой мирной из всех северных стран.

У него было два союзника, я не имею в виду двух его сыновей. С первым я познакомилась сразу, хотя и не придала этому значения. В Гренландии у нас почти не было выпивки. Думаю, теперь ты понимаешь, почему на вино из Винланда возлагались такие большие надежды? Я уверена, что именно поэтому все наши собрания заканчивались так мирно, хотя, думаю, мужчины не согласились бы со мной. Итак, страной управлял Эрик, и куда не глянь, казалось, здесь нет распрей. Его вторым союзником была, конечно же, земля. Если произойдёт стычка, то нападавшие не смогут просто так ускакать в соседнюю долину. Им придётся совершить трудное морское путешествие. А с другой стороны, все заняты делом. Если ты хочешь, чтобы твоё поселение пережило зиму, то летом надо охотиться. Так что призрак грядущей зимы помогал сохранять мир. Даже в самые беззаботные летние дни никогда не стоит забывать о мрачном призраке зимы, который подкрадывался к нам из луговых трав. В Исландии скот находился в хлеву восемь месяцев, и пусть летом чаще всего шли дожди, но всё же хватало времени для сенокоса, а зимы не такие суровые. В Гренландии же каждый лишний кусок пищи воспринимался как дар божий. Итак, земля была на стороне Эрика, и такой союзник стоил большего, чем вся армия Карла Великого.

Он был кем-то вроде императора. Здесь, в Риме, я пытаюсь представить его мелким князьком где-то у чёрта на куличках, настолько бедным, что его переполнял стыд, когда он не мог устраивать для своих гостей пиры, как это было заведено на севере. Я смотрю на храм Святого Иоанна в Латеранском дворце, и мне представляется зал, торфяная крыша которого едва достигает подоконников его арочных окон. Я смотрю на поля пшеницы и виноградники, окружающие этот город, и вижу склон холма, где пасётся скот – островок зелени, зажатый между морем и ледником. Зимой всё поселение Братталид завалено снегом по самые крыши. Императоры должны сражаться и защищать свои земли. В Европе они постоянно воюют друг с другом, а тем временем простой люд изо всех сил просто старается выжить. В Зелёной стране великий человек должен быть больше, чем император. Он должен быть фермером и сражаться с собственной землёй. Я думаю, когда люди позабудут твоего папу Льва вместе с кардиналом Гильдебрандом, истории об Эрике Рыжем всё ещё будут на слуху.

Не оглядывайся так беспокойно по сторонам. Ты знаешь, что никто не сможет понять нас, даже если кто-то подслушивает. Ты сам пару раз упомянул кое-что, что очень заинтересовало бы Святого Отца. Никто этого не узнает, Агнар, если ты не будешь настолько глуп, чтобы записать эти слова.

Когда я рассказываю тебе об Эрике, кажется, он совсем рядом. Он был настолько деятелен, что смерть не в силах стереть его образ. Я вижу его и сейчас, он стоит у тебя за спиной вон там, в углу. Ты склонился над столом, а он стоит прямо и внимательно наблюдает за нами. Он жил благодаря своему таланту разбираться в людях. Не знаю ни одного случая, когда он ошибся в ком-то. Даже привязанность к сыновьям, а я не могу назвать это любовью, Эрик не любил, никогда не застилала ему глаза. По-моему, больше всего он восхищался Лейфом, но и доверял ему меньше всех. Во всяком случае, Лейф очень походил на свою мать.

Я встретилась с ним примерно через год после нашего приезда, но с самого первого дня, как я сошла на берег, я всегда ощущала его присутствие, его место в Братталиде, его влияние на свою семью. В каком-то смысле, это влияние сильнее чувствовалось в его отсутствие.

Семья Эрика впечатляла. Казалось, они так долго живут открыто, на людях, что перестали обращать на это внимание. Совсем как императоры. В Братталиде часто бывают гости. Всё ещё прибывают новые поселенцы, иногда они остаются на первую зимовку у Эрика. Летом же приходят и уходят торговцы и охотники. Могут приплыть люди с Западного поселения и оставить в Братталиде свои товары на продажу в Исландию, поскольку доверяют Эрику действовать в их интересах. Помимо пришлых, в Эриксфьорде была своя община. Эрик раздал земли своим друзьям и арендаторам, в самой усадьбе Братталид трудятся рабы и вольноотпущенники, которые живут там же. Главный зал является центром поселения, здесь же живёт семья Эрика, продолжая кричать и ссориться друг с другом, особенно в присутствии посторонних. Когда мы с отцом жили вместе с ними первый год, я часто наблюдала за их перебранками, казалось, они устраивали их потехи ради, специально для гостей. Иногда Тьёдхильд или Фрейдис поглядывали на нас, чтобы увидеть, как мы реагируем. Одному Эрику удавалось не обращать на нас внимания, его сыновья пытались подражать ему, но у них получалось не так убедительно.

Двое младших сыновей Эрика, Торвальд и Торстейн жили дома. Лейф отплыл в Норвегию за три дня до того, как прибыли мы. Должно быть, мы разминулись с его кораблём, вероятно, он зашёл в Херьёльфснес днём позже нашего отплытия. Порой я размышляла, как такое могло случиться. Наверное, в одну из ночей наш корабль стоял во фьорде, а торговое судно Лейфа проскользнуло мимо нас на рассвете. Или возможно Лейф, будучи самым бесстрашным мореходом из всех, взял курс в открытое море, чтобы обогнуть все прибрежные островки, а мы следовали по спокойной воде между островами вдоль побережья. Не забывай, тогда была весна, и в открытом море существовал риск наткнуться на льды. Помню, ветер тогда был юго-западный. Именно судьба рассудила так, что мы не заметили друг друга. Уверена, что Эрик подумал также. Он выдал бы меня замуж за Лейфа, но всё вышло по-другому. Лейф был уже три дня в пути, направляясь в Норвегию, когда порог Братталида перешагнула девушка, которая показалась Эрику и красивой, и достойной.

Халльдис оказалась права. На скудное приданое в Гренландии не особо обращали внимание. Здешним богатством считались дети, они вырастут и унаследуют обширные земли, на которых они будут охотиться, строить фермы и торговать, когда состарятся их родители. Но чтобы приобрести это богатство, – я имею в виду женщин – не хватало монет. Очень многие поселенцы приходились друг другу родственниками, и, конечно же, большинство составляли мужчины. За двенадцать лет жизни там подросло новое поколение юношей, которые нуждались в жёнах. Это была одна из причин, по которым Лейф отправился в Норвегию. Торстейн был совершенно уверен, что брат вернётся домой с женой, и, без сомнения, он так бы и сделал, если бы не влип в одну историю.

Поэтому Эрик относился ко мне с особой благосклонностью, считая моего отца самым почётным гостем. Торстейн и Торвальд бродили кругами, словно два белых медведя на льдине, не сводя с меня глаз. Я не святая, Агнар, и до этого я почти не общалась с молодыми людьми. Я наслаждалась их вниманием, и думаю, даже не догадывалась, что была с ними жестока, даже не говоря им ни слова.

У женщин отношения складывались сложнее. Фрейдис была моложе меня, она не могла провести с мачехой и получаса, не поссорившись. Меня поражала её грубость. Халльдис поколотила бы меня, заговори я с ней в подобной манере. Тьёдхильд просто не обращала на это внимания. Фрейдис меня невзлюбила, думаю, ревновала, хотя вряд ли она добивалась внимания своих братьев. Или всё же добивалась? От неё можно было ждать всего, что угодно. Конечно же, она возмутилась моим появлением в доме её отца, в комнате её матери, и наконец, в своей собственной постели. Но происходило кое-что ещё, я это чувствовала, и очень скоро Тьёдхильд рассказала мне.

Тьёдхильд, жена Эрика, стоит у двери загона, где летом доят овец. Вечереет, близится время дойки, и она сказала Гудрид и Фрейдис ждать её здесь. Нагулявшие молоко овцы тянутся вниз по каменистым склонам, то тут, то там раздаётся цоканье копыт по камням. Сегодня тихий вечер, и солнце, перед тем, как опуститься за горы, заливает пастбища золотистым светом. Солнечный свет никуда не спрячешь, кроме как в увядающую память, но есть и другие ценные воспоминания. Это лучшие пастбища в Зелёной стране, на невысоком перешейке между двумя фьордами. Однажды Эрик пообещал Тьёдхильд страну, где скот будет обильно давать молоко, где охота обеспечит им безбедную жизнь, достойную королей. Там, где свободный человек занимает свободные пастбища. Она позволила ему отвезти её сюда, вместе с детьми, скотом и всем имуществом. Они проделали трудное путешествие из старого мира и оказались в новом. Иногда ей кажется, что новая страна и есть обещанный мужем рай; а порой эта земля так жестока, что хочется упасть замертво от усталости. Но теперь Тьёдхильд услышала весть о новой вере от пришедшего в Братталид кельта, раба Херьёльфа, который поведал ей о том, кто воскресит мёртвых и дарует вечный покой уставшим.

Раб уехал вместе с Лейфом, который отвезёт его обратно в Херьёльфснес по пути в Норвегию. Его отъезд стал тяжёлой утратой, ведь всю зиму, проведённую за ткацким станком в женской половине, раб Херьёльфа беседовал с Тьёдхильд. Она вслушивалась в его рассказы снова и снова, пока не запомнила их наизусть. Теперь она может рассказывать их про себя, но не вслух. Её семья глуха к этим рассказам, лишь рабы собираются вокруг неё послушать эту новую сказку, что сулит свободу, которая им даже не снилась. Тьёдхильд – жена Эрика и она не может идти на поводу у собственных рабов. Пусть в этом новом мире её почти не заботит соблюдение приличий, но она слишком привязана к Эрику, чтобы позорить мужа.

А тем временем новая вера угнетает Эрика. Он ворчит, будучи не в духе:

– Разве мало я для тебя сделал? Или Тор хоть раз подвёл тебя? Могло ли наше путешествие в Зелёную страну пройти ещё легче? Раскрой глаза, ведь удача всегда сопутствовала нам, а ты искушаешь её? В своём ли ты уме, женщина? Чего ты ещё хочешь?

Никто из её детей не верит в то, что она теперь знает. Лишь Лейф сочувствует ей. Он смеётся и обнимает её так, как даже его отец никогда не делал, и говорит ей:

– Будь по-твоему, мама. Ты – мудрая женщина. И сама знаешь, что делаешь.

Он несправедливо подозревает её в чём-то более коварном, чем просто предвидение. Сам Лейф – коварный человек, но единственный, кто должен понять её. Из всех её детей, именно у Лейфа больше всего стремлений и надежд. Может быть, это мечты о богатстве, но богатство всегда добывается дерзостью. Лейф, как и она, ищет чего-то иного.

Тьёдхильд наслаждается солнечным светом, разлитым на зелёных склонах, будто должна запомнить его навсегда. Драгоценный свет. Она опускает взгляд и видит, как наверх проворно взбирается девушка, пробираясь по склону пастбища, без труда преодолевая крутой подъём. Тьёдхильд узнаёт в ней Гудрид и не спеша спускается навстречу.