Текст книги "Морская дорога (ЛП)"

Автор книги: Маргарет Элфинстоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава тринадцатая

Двадцать восьмое июля

Некоторые верят, что можно прочитать нить судьбы по ладони. Я не верю им, к тому же, считаю, что это совсем не нужно. Когда я оглядываюсь на свою жизнь, то очень чётко вижу, что нити моей судьбы сотканы не плотно, некоторые выбиваются. Иногда одни нити, иногда другие, выходят в разное время на первый план. Когда я вернулась в Братталид, будучи невесткой Эрика, мне казалось, что в жизни нет ничего, кроме смерти. Похоже, жизнь больше не может предложить мне ничего иного, но всё дело в неудачном витке моей судьбы. Не знаю, из-за чего я вынуждена нести это бремя с самого рождения. Плетение норн за пределами понимания. Но я вынесла это бремя, и теперь все лишения остались позади. Теперь я вступаю в новый период моей жизни, и, оглядываясь назад, точно могу сказать, что за зимой всегда следует весна. Я не говорю, что потом всё было легко, но тьма рассеялась.

Мне всё ещё кажется странным, что солнце светит изо дня в день. Это примерно то же самое, как жить в горячем источнике, но я не вижу контраста; ты ведь знаешь, каково лежать в горячей воде, когда над головой кружатся снежинки. В этом есть некая изюминка. Мне нравится здесь и свет, и тьма, белые жаркие лучи проникают в сумрачную комнату, где пахнет землёй. Надеюсь, что на небесах, если милостью Божьей мы попадём туда, не будет такого же сияющего блеска, наверное, невыносимо провести там целую вечность. Возможно, по старинке гораздо легче – быть тенью и жить в воспоминаниях, по крайней мере, однажды это закончатся. Думаю, теперь я уже прабабушка. Дочь моего сына Снорри была беременна, когда я уезжала. Я хотела бы прожить так долго, чтобы этот ребёнок узнал меня, тогда, возможно, он или она сможет что-то рассказать обо мне своим внукам? Я заказала службу по её или его душе, живой или мёртвой. Возможно, к концу года из Исландии придёт весточка.

Приходило ли тебе в голову, Агнар, насколько холодно там, в христианских небесах? Холодно смертным, я имею в виду. Иногда мне кажется, что быть бессмертным – быть свободным не от времени, а от холода. Духи не ощущают ни тепло, ни холод, некоторым удобно лежать в могилах в мёрзлой земле, другие же бродят над ледяными полями, где ни один смертный не проживёт и ночи. Иногда, будучи в море, я смотрела на бескрайние воды и холодное небо и думаю, что будь я неземным существом, то я не испытывала бы страх и холод, и именно так живётся на небесах. Смотри сам, всё сходится: небеса находятся далеко на севере за границами мира людей. В той ледяной пустыне смертный будет чувствовать себя просто ужасно, но для мёртвых, которых не беспокоит ни зима, ни ночь, это обитель вечного света, где никогда не заходит солнце. Но там холодно, Агнар, и такие огромные просторы, что можно бродить вечно и ни разу не увидеть следа другой души, даже тех, кого ты любил. Когда я вижу это, то думаю, лучше умереть.

– Уверена, ты говоришь это как обычный человек, Агнар. Может быть, так и есть. Но дело в другом.

Я очень хорошо узнала Карлсефни в течение тридцати лет, его тело и душу, так что сейчас мне трудно отделить его от себя. Поначалу, после свадьбы мы ладили не очень. Он был слишком самодостаточен, и я чувствовала, что не могу произвести на него впечатление. Карлсефни никогда не делал что-то напоказ. Кажется, его не очень-то заботило, что о нём думают другие. По крайней мере, он был сам себе на уме, и меня это поражало. Он вполне мог сам позаботиться о себе, а я была лишь его частью. Его не волновал никто, кем бы тот ни был.

Каков он был до того, как я познакомилась с ним? Трудно вернуться в прошлое, но я попробую. Прогуляйся пока немного по обители, Агнар, и позволь мне поразмыслить наедине.

Эрик Рыжий сидит в своём зале в Братталиде. Его лицо покрыто морщинами, словно поверхность ледника, а спина сгорблена. Лишь тёмные глаза смотрят настороженно. Перед ним длинный очаг, в котором всё ещё горит огонь, который он впервые зажёг здесь двадцать лет назад. Зал полон людей, но Эрик Рыжий смотрит в огонь, и никто не может сказать, о чём он думает.

Сегодня вечером в Братталиде гости. Из Норвегии пришёл исландский корабль с товарами из Европы и дальних стран: зерном, солью, вином, железом, тканями и специями, роскошными вещицами, которые вряд ли вообще видели в Гренландии. Корабль проделал рискованное плавание: мореходы вышли из Бергена и отправились на запад, за две недели они видели сушу лишь однажды, – когда на севере показался последний из Фарерских островов, наполовину скрытый за горизонтом. Пять лет назад Лейф проделал такое же путешествие и теперь оживлённо разговаривает с кормчим прибывшего корабля. Гостя зовут Торфинн, сам король Норвегии дал ему прозвище Карлсефни.

Карлсефни тихо, но уверенно отвечает Лейфу. Он ниже Лейфа ростом, но крепко сложен и силён. Кудрявые волосы и борода совсем недавно коротко подстрижены. Глаза серые – цвета морской воды под пасмурным небом, кожа такого же цвета, что и пропитанная солью рубаха из оленьей кожи. Проделав одно из самых продолжительных путешествий в мире, он выглядит опрятно, как человек, собравшийся на церковную службу в воскресенье, хотя провёл на суше не больше полудня. Он пьёт кислое молоко, будто это самое лучше вино в Норвегии, он ест и при этом терпеливо отвечает на вопросы Лейфа. Кажется, он точно знает, чего хочет. Он приехал в Зелёную страну за немалой прибылью.

Три женщины Эрикова семейства сидят вместе с мужчинами за высоким столом. Тьёдхильд – зрелая, высокая женщина с прямой спиной. Она мало говорит, больше наблюдает за гостем, смотрит на своего сына Лейфа, и время от времени поглядывает на бесстрастное лицо Эрика. Фрейдис, родная дочь Эрика приехала в Братталид сегодня утром, сразу, как только до Гардара долетела весть о торговом корабле, прибывшем в Братталид. Она прибыла без мужа, Торкеля, ему совсем нет дела до корыстных замыслов жены. Третья женщина – Гудрид, невестка Эрика, овдовевшая почти год назад. Как и положено дочери, она управляется по хозяйству, и делает это гораздо ловчее Фрейдис. С виду они с Фрейдис приветливы друг с другом, как настоящие сёстры. Но Фрейдис замужем и владеет поместьем, а Гудрид лишена и того и другого.

За менее почётным столом разместилась команда прибывшего корабля, они без устали рвут зубами и кромсают ножами свежую тюленину и лососину, запивая пищу кислым молоком, будто у них бездонные желудки.

Торфинн Карлсефни бывалый торговец, по его лицу не скажешь, о чём он думает. Он ведёт себя открыто и дружелюбно, но ещё ни словом не обмолвился ни о ценах на свои товары, ни и о причинах, которые заставили его забраться так далеко от оживлённых торговых путей. Кажется, он поглощён разговором с Лейфом, но иногда, стрельнув глазами, оглядывает комнату. Какое-то время он смотрит на Гудрид, чуть позже его взгляд снова возвращается к ней, и снова.

Он приплыл в Братталид в конце лета, и, конечно же, его пригласили перезимовать с нами. Лейфу сразу понравился Карлсефни, они ранее слышали друг о друге, так что Лейф оказывал гостю особое радушие. К тому времени Эрик состарился и стал крайне раздражительным, но вскоре он привлёк внимание Карлсефни. Оба говорили на одном языке, оба – проницательны, знают, как вести дела, чтобы добиться желаемого. Наблюдать за ними – всё равно, что следить за игрой в шахматы. Эрик сделал первый ход. Он ушёл в себя и молчал примерно неделю, пока Карлсефни прямо не спросил его, он оскорбил ли он чем-нибудь хозяина Братталида, находясь у него в гостях.

– Нет, – сказал Эрик. – Совсем нет. Это не так. Но мне стыдно, что я не могу оказать тебе подобающий приём. Мы живём здесь небогато, – сушеная рыба, тюленина и кислое молоко, вот и всё, чем мы питаемся зимой. Но я знаю, ты привык зимовать в Норвегии, и не могу угостить тебя блюдами, которые принято подавать на пир в честь Йоля. Ты можешь оскорбиться из-за такого убогого приёма.

– Если это всё, то нет никаких недоразумений, – тут же ответил Карлсефни. – У меня на борту вина из Рейнской области, специи из Руси и зерно последнего урожая из Балтии. Пока я нахожусь у тебя в гостях, всё, что у меня есть – твоё. Я буду рад отблагодарить тебя, предоставив всё необходимые припасы для устройства зимних праздников.

Услышав это, Эрик сжал его руку. – Такой человек, как ты, мне по нраву, – ответил он Карлсефни. – Я принимаю твоё предложение, и теперь мы сможем угостить тебя как полагается.

Итак, за стоимость половины своего груза, Карлсефни основал в Братталиде зимнюю факторию и получил хорошую прибыль, торгуя с поселенцами, живущими вблизи Братталида, скупая шкуры белых медведей, тюленей, бивни нарвалов и моржей, всё то, что добыли в том году на охоте. Я уверена, всё вышло так, как он и задумывал, и всё это время он создавал хороший задел на будущее. Сейчас из Норвегии в Гренландию ходят всего несколько кораблей, и один из них принадлежит моему сыну, это часть наследия его отца, ведь именно Карлсефни положил этому начало. Никому до него не приходила в голову мысль отправиться из Норвегии прямиком в новое поселение. И конечно, прямая связь с Норвегией изменила жизнь людей в Зелёной стране. Для нас прямая торговля с Норвегией была гораздо выгодней, чем через Исландию, ведь нам требовались те же товары, что и жителям Исландии, и поэтому мы вынуждены были платить за всё двойную цену. Видишь ли, мы не могли снарядить собственный корабль. У нас почти не было древесины, а на тех лодках, что у нас были, мы отправлялись в охотничьи экспедиции на север, ведь если бы не охота, мы бы умерли с голода. Все наши люди трудились на фермах или охотились, так что Карлсефни рассчитал всё верно и знал это.

Он не собирался идти дальше Братталида, но той зимой произошли два события, которые открыли новые возможности. Первым стал недавний разговор с Лейфом о Винланде. Долгие годы планы Лейфа насчёт Винланда казались неосуществимыми, по той же самой причине, по которой мы не могли напрямую торговать с Норвегией: у нас не хватало возможностей. Карлсефни пришёл в Гренландию на самом большом корабле среди всех, что там были, у него была полная команда, и все в добром здравии. Карлсефни очень хорошо заботился о своих людях, как и о любом своём имуществе.

Прежде чем мы узнали, что привело Карлсефни в Гренландию, выпал первый снег. Он упомянул, что по пути в Братталид его пригласили в Дюрнес, навестить Снорри Торбрандсона.

– Ты хорошо знаешь его? – спросил Лейф.

– Я знаком с ним много лет. Я повидался с ним и с Торлейфом, они отправились сюда, как раз перед моим отъездом в Норвегию.

– А ты упоминал в разговоре с ним, что намерен навестить его в Гренландии?

– Мы не исключали этого.

Вскоре выпал хороший, хрустящий снег и Лейф вместе с Карлсефни отправились на юг в Дюрнес. Я стояла вместе с Тьёдхильд в хлеву и наблюдала, как две тёмные фигурки на лыжах удаляются прочь, словно движущиеся лунки на фоне белой пустоты замёрзшего фьорда. Они отсутствовали две недели, а когда вернулись, все их разговоры были лишь о Винланде. Конечно же, я не знаю точно, что Снорри и Лейф наговорили Карлсефни, сам он был, как обычно, немногословен, и по крайней мере, не показывал ничего, что творится у него на душе.

Я упомянула о двух вещах. На самом деле, Карлсефни приехал сюда из-за меня.

Будучи дочерью Эрика, я представляла собой выгодную партию. Я владела Стокканесом, усадьбой в прямой видимости от Братталида, где распоряжался мой управляющий Торстейн Чёрный, а кроме того, у меня было большое имение в Санднесе. Через меня можно было породниться с самым могущественным хёвдингом в Гренландии. Ничто не могло настолько упрочить положение Карлсефни на западе. Но я льстила себе. Я знаю, дело не только в этом. Когда Карлсефни приехал, он не собирался жениться. Он смотрел на меня совсем не так, как Торвальд с Торстейном, которые бросали плотоядные взгляды. Карлсефни глядел скорее отвлечённо, никогда не задерживая взгляд надолго. На следующий день после возвращения из Дюрнеса, он заговорил со мной, чем немало меня удивил. В тот момент я сидела в общем зале, а не в женской комнате, как обычно. Я решила воспользоваться отсутствием мужчин и разложила на одном из больших столов полотно, чтобы вырезать подходящий кусок для новой рубашки. Когда вошёл Карлсефни, я начала собирать свои принадлежности, чтобы освободить комнату, но он остановил меня.

– Нет, останься, – сказал он. – Ты не сможешь сделать ровный разрез, если свернёшь ткань.

Я не смогла сдержать улыбки. – Ты разбираешься в пошиве одежде?

– Конечно. – Он сел на скамью рядом со мной и стал наблюдать, как я надрезаю ножом ткань, а затем аккуратно отрываю кусок.

– Я рада, что ты привёз лён, – сказала я, немного помолчав. – Я никогда раньше не носила льняную одежду.

– Льняная одежда не согреет тебя здесь.

– Ничего, я могу поддеть столько шерстяных вещей, сколько хочу.

– Было бы лучше, если бы тебе не пришлось этого делать.

Я промолчала. Его последние слова могли бы показаться нескромными, но я привыкла общаться с людьми, которые выражались ещё более прямо.

– Я слышал, ты жила в Западном поселении, – сказал он вскоре.

– Я провела там одну зиму, и это была худшая зима в моей жизни. Я мало что там видела.

– Да, я знаю. Мне жаль. Но у тебя там есть поместье, значит, однажды ты вернёшься туда?

– Я ни разу не видела Санднес, – сказала я ему. – Торстейн ездил туда каждый год. Этим летом туда ходил Лейф и привёз оттуда всё необходимое.

Карлсефни кивнул.

– Вероятно, я отправлюсь весной на север. Думаю, ты могла бы кое-что рассказать мне о тех местах.

Я пристально взглянула на него.

– Что же такого я могу рассказать тебе, чего не расскажет Лейф?

– Многое. – Он улыбнулся мне. – Например, Лейф ничего не понимает в тканях.

– А ты понимаешь?

– Я торговец. Я изучаю свои товары.

Я не знала, как себя вести с ним. Он ни разу не разговаривал со мной так, в чьём-либо присутствии, но, после этого случая, похоже, он старался застать меня одну, что довольно трудно зимой в переполненной усадьбе. Вскоре он понял, где можно подкараулить меня. Первым делом по утрам я кормила кур, и как только я приносила в хлев ведро с рыбными очистками, он тут же появлялся рядом. Мы начинали один из этих странных разговоров, всего лишь несколько фраз, а затем он улыбался, поднимал на прощание руку и уходил. На второй день рождественского поста он остановил меня у входа в дом.

– Могу я переговорить с тобой?

– Почему нет?

Мы прошли немного по тропинке мимо церкви Тьёдхильд на пастбище. Снег слежался, и ноги не проваливались, был один из тех ясных дней, когда всё вокруг кажется таким близким – до Бурфьелла, что на противоположном берегу фьорда, можно было докинуть камнем, и я слышала, как в Стокканесе каркают вороны.

– Я хочу сделать предложение Эрику насчёт тебя, – неожиданно сказал Карлсефни. – Думаю, он согласится. И я хочу знать, согласна ли ты.

– Я? – мне не понравилась его напористость, и я решила не облегчать его задачу.

– Да. Если он согласится выдать тебя замуж, ты согласишься?

– Я вдова. Я вправе заключать брак самостоятельно.

– Я знаю. Но я не хочу обидеть Эрика.

– Да, я понимаю, почему для тебя это так важно. Но если ты хочешь преуспеть в этом, ты также не должен обидеть и меня.

– Я и не хотел оскорбить тебя. – Он схватил меня за руку, когда я отвернулась. – Гудрид, я хочу этого совсем по другой причине, не то, что ты думаешь. Я вообще не собирался жениться, пока не увидел тебя.

– Должно быть, ты увидел в этом выгоду.

– Нет, – сказал серьёзно Карлсефни. – Если бы я думал лишь о выгоде, которую принесёт мне жена, то я бы женился давным-давно. Мне не нужно жениться, чтобы получить желаемое, я не имею в виду торговые дела. Я просто хочу жениться на тебе.

– Зачем?

Карлсефни пожал плечами.

– Хочу спать с тобой. Ты это хочешь от меня услышать? Это правда. Разве тебе не кажется, что из меня выйдет хороший муж?

На самом деле, я хотела это услышать, но промолчала потому, что разозлилась на него, и я не желала, чтобы он опять прикасался ко мне. В канун Йоля он щедро одаривал меня: я получила от него янтарное ожерелье, серебряный браслет и иглы из слоновой кости. Когда я отправилась в Стокканес проведать Торстейна Чёрного, он напросился со мной, и когда мы ехали в санях одни, я была близка к тому, чтобы дать ему желаемое. Хотя и было слишком холодно, даже под меховой накидкой. Я была лишена плотской любви с тех пор, как умер мой Торстейн. Я не хотела стать лёгкой добычей для Карлсефни, но я знала, что рано или поздно сдамся, и он тоже не сомневался в этом.

Именно Эрик положил этому конец, ответив согласием на брачное предложение Карлсефни, и потребовал от меня дать прямой ответ. Никто не смел играть в игры с Эриком, так что помолвка состоялась. Я вышла замуж за Карлсефни в последний день Йоля. На этот раз Эрик не стал противиться христианской церемонии, как это было, когда я выходила за Торстейна. Он не посмел, потому что Карлсефни крестился на тинге, в тот самый год, когда Исландия официально приняла христианство. Тем вечером устроили самый щедрый пир в Гренландии, конечно же, благодаря Карлсефни. Самыми желанными гостями для меня были Торстейн Чёрный, потому что он на самом деле желал мне добра, и Снорри Торбрандсон, потому что раньше был врагом моего отца, а теперь он ближайший друг моего мужа. А ещё он стал крёстным отцом моего Снорри, но об этом позже.

Эрику с Лейфом пришлось поддержать мою свадьбу с Карлсефни, даже если им это не нравилось. И не только из-за нехватки хлеба или вина, которые требовались Эрику, чтобы прокормить всех гостей. Это раздражало Эрика, но он согласился, больше из-за нужды в древесине. Мы ещё ни разу не привозили из Винланда древесину, пригодную для постройки кораблей, хотя там были леса. И когда Эрик с Лейфом смотрели на Карлсефни, они, прежде всего, видели сказочные богатства Винланда, принадлежащие им и такие недостижимые. Лейфу так и не удалось снова отправиться на запад в свою факторию. Братья умерли, отец состарился, так что Лейф прочно прирос к Гренландии. Ещё одним человеком, который знал куда плыть, являлся Бьярни Херьёльфсон, которого Лейф считал скорее соперником, нежели другом. Когда я вышла замуж за Торстейна, Бьярни отправился в Норвегию, а когда, наконец, вернулся домой, то не проявлял никакого интереса к пустынным землям на западе, которые однажды видел.

Вот так я стала краеугольным камнем союза, который, казалось, устраивал всех, но Карлсефни не кривил душой, когда сказал мне, что ему не нужна жена, чтобы получить всё, чего он хотел. В конце концов, я поняла, что действительно вскружила ему голову. Он и не подозревал, что может влюбиться в кого-нибудь. Я убедилась, что он гораздо опытнее Торстейн в обращении с женщинами. Карлсефни оказался хорошим любовником, потому что был любознателен, и постоянно интересовался, каково это быть с кем-то другим, а Торстейн был лишён этого. Фрейдис сказала, что мне повезло, когда я неохотно отвечала на её расспросы, но, тем не менее, Карлсефни меня смущал. После Торстейна он казался мне холодным, хотя позже я поняла, что ошибалась. С виду казалось, что мы хорошо ладим друг с другом, но я чувствовала, что не могу дотянуться до него, как до призраков Санднеса. Но это пришло позже. Между тем, я чувствовала себя неловко, и сказала ему об этом.

– Но ведь до этого ты была замужем, – возразил он, – а у меня ещё не было такого опыта.

– Сомневаюсь, что ты был одинок всю жизнь.

В темноте я не видела его лица. Мы разговаривали шёпотом, потому что хоть нам и выделили отдельную комнатушку, но межкомнатные стены не доходили до крыши, и нас никто не мог подслушать, лишь когда мы разговаривали тихо.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? – спросил он. – Так уж получилось, я всегда был одинок.

– Но не в постели.

Молчание.

– Нет. Когда выдавалась подходящая возможность. А что ты ожидала?

– У тебя была женщина дома?

– Нет, я почти не бываю дома, – вздохнул он, явно не желая продолжать разговор. – Если тебя это успокоит, то у меня нигде не было женщины. Я нигде не задерживаюсь надолго. Когда мне хотелось близости, я получал что хотел, иногда платил, иногда нет. Если я не платил, значит, это была чья-то жена, поэтому мне не пристало рассказывать об этом.

Последнее признание ошеломило меня. Он догадался об этом по моему молчанию, и чуть слышно рассмеялся. – Любовь моя, соблазнять незамужних женщин – противозаконно, при этом можно нажить себе кучу неприятностей.

– Я знаю.

Вдруг он стал серьёзен.

– Нет, не знаешь. Всё это в прошлом. Тогда я не был женат. Как я мог думать о тебе, если ничего про тебя не знал?

Он оказался прав, Агнар, а я – нет, и вообще зря я завела тот разговор. Это не моё дело. Мне было всё равно, с какими женщинами он спал, на самом деле меня тревожило то, что мы слишком мало знаем друг друга. Видишь ли, я чувствовала это, потому что у меня был Торстейн. По сравнению с ним Карлсефни казался неприступным, словно ледяная пустыня, что лежит в сердце Зелёной страны. Я и не думала, что кажусь ему такой же холодной. Мы стали желанны друг другу, но я хотела чего-то большего, поэтому даже то удовольствие, которое он доставлял мне, вызывало у меня возмущение. Ты понимаешь, о чём я?

Нет, ты ошибаешься, он был порядочнее большинства мужчин. В нём была некая чистота; ты напрасно осуждаешь его. Недаром король дал ему прозвище Карлсефни и одарил золотым кольцом, которое тот всегда носил на среднем пальце правой руки. Это был выдающийся человек. Все звали его Карлсефни, потому что видели в нём то, что разглядел король.

Когда я оглядываюсь в прошлое, то вижу лишь собственно неведение. На самом деле я никогда раньше по-настоящему не задумывалась, что Карлсефни сделал для меня – вернул меня в мир, спустив с горных вершин вниз, домой. Мне очень понравилось, когда спустя три года Карлсефни взял меня с собой в Норвегию. Я жила при королевском дворе. Там я подружилась с женщинами, своими сверстницами, и научилась сплетничать. Я посещала игры, пиры и рынки, первый раз в жизни я потратила деньги, купив какие-то безделушки, вещи, совсем ненужные в повседневной жизни. Я вдоволь ела, так что к весне могла ущипнуть себя за располневшую талию, на которой завязался жирок толщиной с запястье. Никогда раньше я не ощущала себя толстушкой. Но мне это нравилось, да и ему тоже. Я купила новые шерстяные и льняные ткани, и заплатила швеям за работу, они сшили мне новую одежду, хотя у меня и так было два платья. Всё это очень далеко от Винланда. Первым делом я должна поведать тебе о Винланде.

Он действительно любил меня, Агнар, с самого начала. Он делал всё что мог, чтобы добиться моей любви, а я в ответ сердилась на него из-за того, что он слишком искушён в отношениях с женщинами. Теперь я повидала достаточно, и могу признать, что была с ним слишком сурова.

Во всяком случае, он решил взять меня с собой в Винланд, и я сказала, что согласна, хотя дала обет, что никогда больше не выйду в западные моря. Как только я согласилась, я сразу же стала частью путешествия. Я не хотела, чтобы окружающие меня мужчины распланировали всё без меня, будто меня здесь не было, я хотела разделить с ними судьбу, что ждала нас всех. Дело пошло быстрее, когда на Сретение по льду Исафьорда из Дюрнеса приехал Снорри. Помню, тогда шёл снег, мужчины собрались у очага, я отошла от ткацкого станка и встала в дверном проёме, слушая их. Они спорили о том, кого из людей взять, а кого нет, так как место на корабле ограничено. Карлсефни рассчитывал, что Снорри пойдёт на своём корабле, но получилось так, что в том году он уже пообещал корабль своему брату Торлейфу. Я выждала подходящий момент и чётко произнесла: – У меня есть корабль, он стоит здесь, в Стокканесе.

Удивлённые тем, что в их разговор вмешались, мужчины оглянусь. Лишь Карлсефни не пошевелился. Он сидел так, что мог видеть меня, и просто молча смотрел на меня. По закону, корабль, который принадлежал моему отцу, а затем Торстейну, теперь перешёл к Карлсефни, но я считала его своим, с ним было связано моё прошлое, а не с его. В конце концов, мне ответил не Карлсефни, а Лейф.

– Итак, что ты предлагаешь, Гудрид? – сказал он.

– Корабль, – сказала я. – Но с условиями.

Снорри тихо выругался. Карлсефни сидел с задумчивым видом, а Лейф сказал:

– Вполне разумно. Присядь и расскажи нам.

Я села возле очага между ними, чего не могла сделать с тех пор, как была маленькой девочкой. Я чувствовала, как колотится моё сердце, но выглядела уверенно, как сказал Карлсефни.

– Корабль принадлежал моему отцу. Мы пришли на нём из Исландии. Потом им владел Торстейн, и однажды мы отправились с ним в плавание. Теперь он мой, я привезла на том корабле тело Торстейна в Братталид. Он простоял всё лето, и Торстейн Чёрный починил и подготовил его для меня. Это прекрасный корабль, совсем как новый.

– Так и есть, – сказал Лейф. – Я видел его работу.

– У Карлсефни свой корабль, – сказала я, – и, конечно, я поплыву вместе с ним. Я могу одолжить корабль моего отца Снорри Торбрандсону; думаю, отец понял бы, что времена изменились. Взамен я хочу долю в грузе, и так как я отправляясь в это плавание, то буду принимать участие во всех обсуждениях по этому поводу.

Лейф улыбнулся мне, и я поняла, что наши замыслы совпали. Если он сам не мог защитить интересы своей семьи, то я, как никто другой, сделала это за него.

– Думаю, это справедливо, – сказал он. – Что скажешь, Карлсефни?

Карлсефни перевёл взгляд с него на меня.

– Превосходно, – сухо ответил он, и мне оставалось лишь догадываться, что это значит.

Остальные мужчины обрадовались возможности заполучить второй корабль на любых условиях, так что никто не возразил против моего присутствия, и ни тогда, ни потом, никто не пытался помешать мне говорить всё, что я думаю. Агнар, я понятия не имею, почему я была настолько уверена в себе, почему я настояла на этом, но это сработало, и на самом деле я считаю, что мы сами создаём свою жизнь, совершая подобные смелые поступки. Не добейся я уважения среди них, я была бы просто женой Карлсефни, и тот день, когда пришли скреллинги, стал бы нашим последним днём, так мне кажется. Так что норны прядут наравне с нами, иногда на наше благо, а не для того, чтобы кто-то верил в них.

Мы решили, что Карлсефни возглавит экспедицию, а Снорри будет командовать вторым кораблём. Сын Снорри – Торбранд отправится вместе с ним; он был прекрасным молодым человеком, и мне до сих пор невыносима мысль о его смерти. Но откуда мы тогда могли знать? На каждом корабле должен быть по меньшей мере один человек, который раньше побывал в Винланде. Лейф менее охотно дал людей и поделился сведениями со Снорри, нежели чем с Карлсефни, который, в конце концов, теперь стал его шурином. Он едва согласился, настояв на том, что одалживает свои дома в Винланде, только из-за уважения к нам с Карлсефни, а остальные могут находиться там только в качестве гостей Карлсефни. Это вызвало некоторое недовольство, но, как всегда, Карлсефни удалось всё уладить, он относится к людским капризам также, как и к погоде, считая это заурядной трудностью, которую нужно просто преодолеть, а не повод демонстрировать свою гордость.

Поскольку Карлсефни и его исландская команда никогда не были в Западном поселении, Эрик дал нам человека, который хорошо знает побережье, так как часто отправлялся на охоту вместе с Торстейном. Нам достался самый опытный проводник, но я восприняла этот дар с тревогой. Его звали Торхель Охотник – грубый мужлан, который любил перебродивший напиток из ягод можжевельника. Карлсефни сказал, что это самый крепкий напиток, который он когда-либо пил. Мне не довелось попробовать. Торхель мог перепить любого, а что касается его самого, я никогда не была уверена, пьян он или трезв. Когда он говорил, я не могла разобрать ни слова, и это его раздражало. Если он мне не нравился, то и Торхель едва меня терпел. Торхель уже состарился, и недовольно ворчал, что его отправляют вместе с нами, но Эрик настоял на своём и отсыпал ему серебряных монет, чтобы тот успокоился. Эрик всегда ладил с Торхелем, они пьянствовали вместе и злословили насчёт новой религии, что превращает мужчин в овец, женщин в законников, а смерть в бесконечную муку и покаяние за свои грехи. Но если бы не познания Торхеля в кораблевождении, нам не удалось бы зайти за пределы нашего мира так далеко.

Ты, должен понять, Агнар, что мы задумали основать в Винланде факторию, а не ферму. Никто из нас не горел желанием надолго поселиться за пределами мира, по крайней мере, пока не наладится торговля, и тогда это место сможет привлечь поселенцев. Лейф с Карлсефни хотели заявить свои права на новую страну, прежде чем это сделают другие. Так что нам предстояло привести в порядок дома Лейфа, чтобы перезимовать там, они должны были стать базой для всех будущих экспедиций. Они были воротами Винланда, мы предполагали, что побережье простирается дальше на юг и соединяется с Африкой, замыкая наш мир по кругу. Получив доступ к богатствам такой обширной страны, мы могли бы снабжать Гренландию древесиной для постройки кораблей, а если в Винланде будет такая же хорошая охота, как и в Гренландии, мы также сможем возить меха и бивни напрямую в Норвегию. Лейф был одержим возможностью заняться виноделием, хотя я чувствовала, что Карлсефни сомневался в этом. В отличие от нас, он ещё не попробовал вино из Винланда.

Вот так Карлсефни связал себя с Гренландией, совсем не предполагая того, когда только прибыл сюда. Я не могла ответить на все его вопросы о моём имении Санднес, а говорить об этом с Лейфом он опасался. С его стороны было бы неразумным проявлять настойчивый интерес к собственности, ранее принадлежащей Торстейну. Но я догадывалась, что у него были свои замыслы насчёт Санднеса, так как усадьба лежала по пути в Винланд. Мне это не нравилось, в моих мыслях Санднес всё ещё принадлежал Торстейну, и когда Карлсефни заводил об этом разговор, мне хотелось сберечь своё прошлое. Санднес и Торстейн – вот в чём была суть. Впрочем, я устала. Расскажу об этом завтра.