Текст книги "Осколки тени и света (СИ)"

Автор книги: Мара Вересень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Мне мечталось, что когда закончится канитель с карантином и в долину вновь потянутся отдыхающие и любопытные, можно будет устроить в доме что-то вроде гостиницы. Если упрямый дом не прекратит всеми правдами и неправдами отваживать визитеров. В первое время, когда я приходила в себя, это было хорошо, а затем стало неудобно. Чтобы заглянуть ко мне в гости нужно было поорать о своем прибытии, желательно со стороны кухни, там от земли до окон было ближе. Так что я училась ходить в гости первой. Тут вообще было принято ходить в гости. Сначала Мелитар меня везде водила за собой – знакомила, потом я как-то сама привыкла и ко мне привыкли тоже.

Ирья Мелитар была в общине старшей. И по возрасту, и вообще, хотя крови крылатого народа ей досталась лишь половина, от матери, ушедшей за укравшим ее сердце охотником из Дейма. Это от нее ирья знала об обычаях ирлингов и этом месте. Поэтому когда Мелитар чудом выжила после оползня поселке у подножия Драгонийского хребта, направилась в Иде-Ир. Кровь позвала.

О жизни в Дейме она почти не рассказывала, и то только о том времени, когда Всадников Мора еще не было, а сама она была девчонкой и досадовала, что приходится учить слова и запоминать звучание языка, который никто кроме нескольких кланов даэмейн не понимал, а говорить могли и вовсе единицы. Ине она была на самом деле пра, а не просто бабушка. Единственного сына родила поздно, тот так же поздно привел пару, как и их собственный сын, сгинувший в лабораториях вечно-не-мертвых и оставивший беременную жену на попечение Мелитар.

– Почему ваш народ так заинтересовал некрархов? – рискнула спросить я, раз ирья сегодня расщедрилась.

Вместо ответа была рассказана сказка, прочитанная мне когда-то Альвине из им же самим подаренной книги.

…Свет опалил их снаружи, а тьма выжгла изнутри, они изменили себе и изменились. Превратились в крылатые тени, что всегда скользят по краю не здесь и ни там, отдав за право войти в новый мир больше прочих, а взамен и в наказание им оставили память.

– И все таки демон, – сама себе кивнула я. Имя по прежнему не выговаривалось. Ни словами, ни ина…по-другому, авместоимениями вполне.

– Не демон, даэмейн, – поправила женщина. – Это значит “тот, кто однажды прощен”. Предки нарочно разбавляли кровь, чтобы часть их сути перестала проявляться в мире живых, и преуспели. Считалось, что другой облик и есть настоящий, а смертное тело – его тень, а не наоборот, как у ходящих за грань темных. Но чем меньше становилось способных изменяться, тем громче звучало прошлое в их головах, заглушая голоса живых и сводя с ума. Инеко теперь помнит за всех. Он последний двуликий. Показывал?

– Что? – будто не понимая, уточнила я.

– Себя во всей красе, – прищурилась Мелитар.

– Э-э-э… Частично. Случайно. Я честно старалась не смотреть, как он просил, и не трогать, но он немножко вышел из себя, когда я… Ничего такого!

С волос тут же воссияло.

Тьма Хранящая… Что я несу? Да еще краснею, будто девчонка и будто что-то такое между нами действительно было. Несколько провокационных сцен, моя буйная фантазия и физиологическая реакция на… всякое, тоже моя, в основном, преимущественно. Просто договор. Он по мне голой узоры рисовал, а я к нему прижималась при всяком удобном случае. “Обязательства исполнены” и “сс…” Сами вы “сс…”, мастер-некромант Тен-Морн. За полтора года можно было хоть какую-то весть о себе подать. Не мне. Где я и где его надутое темнейшество? Мелитар же волнуется. Показался на глаза и пропал, а она уже который день подряд нет, да и припомнит потомка “ласковым” словом. Вчера даже каланчой назвала и мне стало стыдно. Неравнозначный у нас обмен опытом получился. Я от нее – всяческую помощь, советы и поучения о местных обычаях и как пряные лепешки печь, а она от меня вот такое.

– Совсем ничего? – переспросила ирья, приподняв бровь один в один, как каланча. У меня екнуло и заколотилось, но я изобразила оскорбленную невиность. Оскорблять давно было нечего, однако волосы продолжали со всем усердием выдавать волнение. Начать платки носить? Мне как бывшей замужем вроде положено.

– Раз ничего, тогда прекращай канителиться и выбери себе кого-нибудь, – припечатала Мелитар, сунула в руки мой плащ, красный и сырой, потому что дождь шел, когда я заявилась чаю попить, и выпроводила из теплой комнаты.

– Поторопись, – добавила она.

Я ей не надоела, просто мои гости всегда заканчивались быстро из-за поводка. Он не дергал меня только в доме. Эверн не мог мне теперь помочь, его знаки скатывались с меня. Я рассказала Мелитар о средстве, что мне когда-то презентовал старый ведьмак Ливиу. Она знала такое, ужаснулась и отказалась. Так что теперь моя свобода заканчивалась либо через несколько часов вне дома, либо тот час же, стоило мне выйти за каменные столбы, окружающие общину.

Когда я направлялась к ирье всего-то моросило, сейчас же лило как будто в небе над Иде-Ир провертели дыру. Решив сократить, поскольку погода прогулкам не способствовала, я направилась тропинкой погрязнее, но покороче, ведущей к заднему двору.

Света было совсем ничего – мало кто держал на крыльце свет сферы просто так. Я старательно смотрела под ноги. Вода с неба превратила тропку в ручей, ручей мои ботинки – в два хлюпающих сосуда по транспортировке жидкости, про плащ я вообще молчу. Он промок окончательно и платье под ним тоже. Белье еще держалось. До заднего двора оставалось всего пару шагов, когда я боднула макушкой препятствие, успела удивиться, что кто-то еще шатается по улице в дождь, а потом подняла взгляд и дышать стало нечем.

Глава 5

Дышать стало нечем, потому что поводок уже ложился на горло мертвенным холодом, и потому что пузырь, в котором я жила и прятала себя, лопнул и осыпался, как старая оконная рама, распахнутая вчера порывом ветра. Что-то новое посмотрело на меня сквозь осколки, и я, испугавшись, поспешила избавиться от разбившегося, а тонкое стекло хрустело и шуршало как… как…

– Промокла совсем, – укоризненно буркнуло препятствие, протянуло руку, убирая мокрую, прилипшую к моей щеке прядь, а я не дышала и моргать не могла.

В уголках глаз копилась вода. Не слезы. Дождь. Воды стало много, и она пролилась. Как время.

Несколько минут? Одна? Пара ударов сердца?

Медленно. Слишком медленно.

Я на пороге. Самый подходящий момент, чтобы вспомнить.

Меня зовут Эленар…

Меня зовут…

Элле’наар

– Ине… Ине мой… – стоном вырвалось из груди вместе с остатками воздуха.

– Дыши, глупый сполох, – и прижался прохладными, гладкими, как шелк, губами к моим, помогая.

На улице стало светло и звонко, будто нетерпеливая рука ударила по солнечным струнам не дожидаясь рассвета. Мгновение – и жадная тьма распахнула инеистые крылья, чтобы больше ничьи глаза не видели, что я могу сиять, спрятала мой свет, как прячут слишком яркую светсферу под уютным ажурным плафоном.

– Дыши, огонек, тогда и у меня получится, – шелестел он, покаянно прижимаясь лбом к моему, обнимая лицо ладонями, очерчивая пальцами брови и скулы, будто ему мало было глаз, и он хотел видеть меня вот так, кожей.

Затем подхватил и поднял, как ребенка.

Теперь уже я прижималась губами к его рту, боясь пропустить хоть один вдох, обнимая руками и ногами тоже. Намокшее платье мешалось и раздражало, не позволяя сделать это как следует, но он держал, так жадно целуя в ответ, будто собрался сожрать целиком, урча и впиваясь когтями. Подумаешь, парочка прорех на одежде, все равно все промокло. Да и зачем она нужна, одежда эта…

Жалобно скрипнула калитка, в которую мы вломились боком, крякнул опрокинутый с крыльца глиняный горшок с моими попытками развести цветов, хрустнул столбик заднего крыльца, задетый плечом Ине.

Дом сам, во избежание новых разрушений, распахнул дверь и вереницей вспыхивающих свечными лепестками в темноте светсфер настойчиво провожал к комнате, которую я выбрала для себя и в которой не было никаких сокровищ. До этой ночи. Теперь – есть.

Мы немного задержались в столовой. В любом случае, попасть в комнаты другим путем было нельзя. Заодно оставили там часть мешающего гардероба: мой плащ, его плащ и куртку. Где-то у перил мое платье лишилось последних пуговиц, а плечи Ине – рубашки. В комнате он избавил меня наконец от мокрого платья и белья. Я со стоном задерживала дыхание, стоило ему оторваться от меня хоть на миг, потому что поняла – ждала этой ночи с того самого момента, когда он устроил мне помывку в реке и так смотрел с берега, что я утопила в холодной воде свои чулки.

В брошенном поселке, в доме орчанской шаманки, где мы варили зелье против сна, я хотела покориться ему, сесть рядом, положить подбородок на жесткие колени и замереть, ожидая, пока тяжелая рука ляжет на затылок. Но сейчас Ине опустился на колено передо мною, нагой и вздрагивающей от разливающегося по телу огня, такой же нагой, как и я. Лишь на границе видимого серебром инея по графитовым сумеркам проступали угловатые абрисы двух огромных крыльев.

Он обнял мои колени, прижался лицом, обдавая кожу рваным горячим дыханием, затем посмотрел. Алый свет сочился с ресниц, скулы резали лицо, волосы черными змеями лежали на сильных плечах.

– Ты такая красивая, огонек, что у меня сердце болит.

– И ты… Очень. Ине, я…

– Ш-ш-ш, ни слова больше.

Их и не было. Была музыка.

Тишина – пела.

Но даже когда отгремело крещендо и осталось лишь прячущееся в сумраке эхо, я не могла оторваться от него. Пробралась под теплый бок, вытянулась, чтоб касаться его как можно большей частью себя, потом улеглась почти поверх, словно греющаяся на камне ящерка, и счастливо замерла. Я вечно лежала бы так, слушая, как затихает в груди под моей щекой бешеный стук, а след от печати нашего с ним договора, похожий на сплетеный из проволоки цветок, мерцает, распуская по коже Ине тающие завитки.

Мне хотелось в него врасти золотистыми нитями, как он врос в меня. Пустить корни, глубоко, до дна сути, как дом пустил каменные корни в сердце мира. Отдать все, раствориться, чтобы как можно дольше он смотрел на меня рубиновой тьмой с долгими, как кометы, огненными сполохами, и вновь и вновь, обжигая поцелуями, рисовал по коже губами, языком, пальцами, алым светом и инеем узор, повторяя тот, что прятал меня от поводка, и шептал, шурша угольками в голосе:

– Дыши, только дыши, тогда и я буду.

* * *

Я ненадолго уснула. Долго боялась закрыть глаза, а открыв, понять, что все произошедшее – сон. Вздрогнула, просыпаясь, ноонникуда не делся. Глаза Ине, сейчас серые, с расползающимися от зрачка темными лучами, смотрели, как и до сморившего меня коварного сна.

– Тебе нужна кровать побольше, – мерцая в черноте зрачков алым, проговорил и повернулся на бок.

– И покрепче, – добавил он, так как обе спинки кровати сказали “хрусть”, но выдержали, а я оказалась в капкане рук, прижатая между стеной и телом Ине, явно намекающим на продолжение ночных безобразий.

– Поспала, огонек?

– А ты?

– Я? Как можно? Кто бы тогда стерег твои сны?

Не к месту вспомнился мой панический забег в гости к Эверну и то, как безобразно я себя предлагала, лишь бы он избавил меня от выматывающей тоски, любым способом. Но он лишь напоил чаем, велел спать, тоже обещал сон стеречь и стерег, прячась в тени, тлел оттуда гранатовыми бусинами глаз. Бедняга, такое испытание…

Тогда я не знала, при каких обстоятельствах и в каком состоянии он попал в Иде-Ир. Он сам потом признался. У вампиров это называется “спиться на крови”, и если подобное происходит повторно, выбраться чрезвычайно сложно. В его случае достаточно было просто “перебрать”. Его слова. Сил это дает неимоверно много, но с каждым новым разом хочется все больше. Ромис умолчал, как так с ним вышло, рассказал лишь, что совершенно дошел до ручки и не знал ничего кроме голода и что ему так же невыносимо нужно в Иде-Ир. Даже не помнил, как мост прошел. А как в общину – помнил. Видимо, обережные столбы приняли его за зверя. Тоже его слова. И когда Эверн это произносил, его передернуло от омерзения к тому себе.

Его провела Мелитар, как-то разобрав в полубезсвязном рычании слова о доме и огоньке в окне. Сначала в лицо плеснула, оглушив и ослепив, но и голод пропал. И Ромис, ошеломленный и измученный, пошел за ирьей как щенок за хозяйской рукой. Поила зельями. Пришел в себя и вспомнил, зачем так рвался сюда. Глупо было надеяться, но надеялся, что если я жива – доберусь или добралась, ведь он бросил меня, не исполнив обещанного. Ему до сих пор бывает сложно, особенно, когда ситуация нервная.

– В клан возвращаться пока нельзя, меня сразу же принудительно изолируют, а я крышкой хлопну, если снова запрут, – скалился Ромис и за улыбкой мне чудилось что-то жуткое и по позвоночнику ознобом драло. – А так я нормальный. Практически. Дар уже не брыкается и клыки не лезут при встрече с подходящим для питания… сосудом. Как определить? По запаху. Как любую еду. Ты же не станешь добровольно есть то, что неприятно пахнет? Как пахнешь ты? Очень приятно. Как любимый десерт. – Теперь мурашки были по другой причине, но из подозрительных кружек я не пила, а его эмпатическое воздействие скатывалось так же, как нанесенные смесью крови и неизвестного мне снадобья охранные руны. Откуда мурашки? Он красивый мужчина, и я знаю, какой он бывает… кхм…

Глаза Ине налились густым графитом. Почернели. Алые блики выглядели зловеще, капкан объятий превратился в просто капкан. Черты лица заострились, сердце билось медленно и… по ребрам шкрябнуло когтями. Не больно, скорее волнующе.

– О ком это ты думаешь, когда я здесь? – стиснул капкан так, что не вдохнуть, и куснул – прижал зубами мочку уха, жарко дыша в мгновенно засиявшие волосы. Отодвинулся, любуясь реакцией, ловил у меня между лопаток ринувшихля волной по спине мурашек, рождая возней пальцами по затылку новых, и ждал, пока у меня первой закончится терпение, и я сама потянусь за поцелуем.

Глава 6

Мы не выдержали одновременно. А кровать, как ни странно, выдержала, хотя был момент, когда я всерьез опасалась за ее целостность. Интересно, надолго ли хватит? Ине помещался исключительно по диагонали, и то натерпевшийся предмет мебели принимался подозрительно похрустывать, когда каланче (не прекращу его так называть!) вздумалось потянуться. Зато можно было лежать на нем или комком прижиматься под теплый бок… Хорошая кровать. Оставлю эту. Пока. Интересно, он сам здесь надолго…Ииинеее?..

– Тебе никогда это не надоест, верно? – самодовольно щурился мастер-некромант Инне’Кайт Тен-Морн.

Вместо ответа я потерлась носом о его грудь, опять устроившись поверх, как на персональном лежаке. Рука подтянула сползшую простынь на мою выдающуюся часть и осталась лежать. Чтоб простынь не уползала? Вопрос о длительности пребывание темного субъекта в доме припекал язык, но я не решалась спросить, было ощущение, что ответ мне не понравится. А когда я совсем уж было собралась, в мой “своречник” внезапно ворвалось утро.

Дом коварно отомстил за подбитые лосиными плечиками дверные косяки, перепуганные лосиными же ножищами табуретки в столовой, смахнутые проявившимся крылом со стены пейзажи в рамках, сорванную в порыве страсти портьеру в арке между столовой и гостиной и шатающийся после вынужденной остановки нижний столбик перил у лестницы наверх. Дом не сказал мне, что у меня гость.

Утро настало уже давно, по ощущением и по интенсивности бьющего в щель между занавесками света – было ближе к обеду, прилетевшее являлось оставленной у подножия лестницы рубашкой Ине, а гостем, гостьей – ирья Мелитар.

– Вот же темный бесь, прохиндей паразитский, влез, приблуда такая, и сразу в теплое место – шасть, и не отвалится у него ничего, блудуна!

Я поражалась фантазии, но дальше поражаться можно было разве что интонациям – Мелитар перешла на это странное наречие, слова которого я иногда слышала от Ине. При словехашшиирья так выразительно посмотрела на очень удачно прикрытую простыней часть меня, что в значении я не сомневалась. Прочее осталось под покровом тайны. Ине ржал, его грудь пришла в волнение, отчего я сползла ему под бок, не переставая удивляться ругающейся задницами почтенной женщине.

– Быстро портки подобрал и вымелся отсюда, герой-полюбовник.

– Так и будешь на пороге стоять, ба Мелли? – спросил Ине, приподнимаясь на постели, отчего простынка съехала до самого того самого.

Брови у них дернулись синхронно и с одинаковым выражением – я залюбовалась.

– Что я там у тебя не видела? Ты на моих руках впервый раз в мир голос подал или думаешь до сих пор, что младенцы сразу в штанах на свет появляются? – возмутилась ирья, но сошла с порожка на ступеньки, поворчав что-то на своем. Закрыв дверь, крикнула из коридора, чтоб Ине лопату не забыл, а то бросил воткнутую у калитки, а полпоселка с утра ее вопросами изводит, не померла ли нечаянно ири Ленара. Именно так большинство местных произносили мое имя. Выговорить нодлутское Эленар им бывало сложно.

Едва мы остались одни, наглая темная морда вновь сползла на подушки, развернулась ко мне лицом и захватила в плен добрую половину моих волос.

– А теперь говори, – велел он туго наматывая на палец тут же замерцавший огнем локон. – Четко и без увиливаний. Кто ты? Можно начать с фамилии.

– За.. зачем?

– Навел справки о твоем вечно-не-мертвом знакомце. Единственный Питиво которого ты могла с привязкой к возрасту знать – бывший министр по внутренней магической безопасности Нодлута. Посему возвращаюсь к уже однажды заданному вопросу: кем был твой папа-ведьма, который учил тебя водить мобиль, бросать кинжалы…

– Пинать назойливых темных, – зачем-то вставила я.

– Пинать назойливых темных, – кивнув, повторил Ине. – Кем он был, раз у тебя такие знакомые, как министр магбезопасности, наследник дома Эфар и телохранитель главы Феррато. Да, еще деталь, тебя корежит от имени Холин. Вряд ли ты знала Севера, значит это какой-то другой…

Он будто нарочно сделал паузу, и я инстинктивно подобралась, ожидая пока прозвучит ненавистное сочетание, но Ине промолчал, отпустил мои волосы, просунул под меня руку и спрятал, обхватив другой поверх, шепча что-то бессмысленно успокаивающее в макушку.

– Прости, огонек. Можешь не говорить о последнем, но мне все еще до чесотки любопытно, кем был твой отец.

– Мой отец – Ворнан Пешта, он был главой надзора, пока мама не заболела, и они не уехали сюда. Этот дом им подарил Лайэнц Феррато, а отец оставил мне. Здесь они ушли. Здесь я не слышу поводок, который связывает меня с… Холинами. Здесь я могу спрятаться, потому что об этом месте почти никто не знает.

– Почти, это не никто, огонек.

Я и сама это понимала. Выбралась из его рук, хотя соблазн так и остаться в капкане был велик. Села и поискала взглядом на полу поближе какую-нибудь одежду. Имелось лишенное пуговиц платье, пострадавшая и быстро сдавшаяся в борьбе за мою нравственность с руками темного сорочка. И штаны. Те самые. Неубиваемые и вечные, прошедшие… много всего еще до знакомства с их обладателем. Ине проследил за моим взглядом, и его лицо озарилось шальной улыбкой. В серых глазах плясал смех.

Я свесилась поперек и потянулась за рубашкой. Из всего только она пока что никак не запятнала себя недостойным поведением. И вчера мы быстро пришли к согласию: я желала ее снять, а она податливо снялась.

Некромант продолжал валяться и смотреть так, что хотелось проверить нет ли на рубашке дыр в интригующих местах. Вот неуемный… бесь.

– Как долго ты здесь пробудешь? – как можно нейтральнее поинтересовалась я, но внутри предательски дрогнуло. Заметил? Кто его разберет. Серое в глазах вновь затягивало тьмой.

– Ненадолго. Пока. Срок моего контракта вот-вот подойдет к концу и я стану свободен от обязательств перед королевством Нодлут и фондом, вложившимся в мое обучение. Отряд зачистки, с которым я сейчас… Помнишь Лодвейна? Отряд зачистки сейчас стоит лагерем на границе с Ирием, а у меня как бы выходной, вот я и…

– То есть ты сюда не специально ко мне?

– Специально. К тебе. Просто воспользовался слу…

– Воспользовался!? – волосы вспыхнули почти так же ярко, как при…

Неважно!

Я выдернула из под темной заразы подушку и… нет, не придавила сверху, хотя хотелось неимоверно, а выскочила вон вместе с нею. Забившись в противоположный конец коридора, в нишу, куда опускалась тайная лестница с мансарды, я вжалась лицом в мягкое, одуряюще пахнущее этим паразитом подушечное пузо, и долго и прочувствованно орала, не размениваясь на слова и фразы. Тянула сакраментальное “а-а-а” пока не выдохлась.

Глава 7

Рядом со спрятанной от чужих взглядов детской была особенная густая тишина. Она хорошо глушила звуки. Я сама своего ора не слышала. Но невыносимый бесь (вот же привязалось) нашел, подозрительно косясь на скрытую в стене дверь, выколупал меня из тайника вместе с полной досадливых воплей подушкой и так, с подушкой, хохоча и подтрунивая, потащил вниз.

– Стой! Куда! Я же без штанов!

– Главное, что я в штанах. А ты у себя дома. А у себя дома твоя же может и без штанов побыть. Это очень волнительно и приятно, – лапища тут же прижала обтянутую рубашкой “же”.

Я намекнула на случайно заглянувших соседей. Подействовало. Каланча резво проскакал обратно, сгрузил меня на пол, ломанулся в первую попавшуюся комнату за одеждой. Однажды мне уже приходилось лицезреть подобный тайфун деятельного благодушия, поэтому решила не вмешиваться – побуянит и успокоится. Я даже не стала ничего говорить, когда он сунул мне в руки в придачу к подушке красный ком, снова сгреб и прогрохотал вниз по лестнице. Без рубашки, но в штанах. И ботинках. А я – босиком.

Комната, где Ине разжился одежкой, была родительской спальней, платье – мамино “неприличное”. Папа так его называл. Куда бы они ни ехали, ведан Пешта всегда пихал его к маме в чемодан и делал вид, что он ни при чем, а платье там само собой материализовалось. Платье было красивое, а шнуровка хлипкая. Теперь до меня дошло, по какой причине. На возражение, что к платью нужно бы еще пару тройку предметов, Ине заявил, что никому не скажет, что под ним у меня ничего нет, в доме тепло, а мои босые пятки под подолом не видно. Заикнуться про голые плечи и неуместный цвет? Хотя что теперь о цвете, после всего.

Место, куда так стремился Ине, было кухней. Вот кого ко мне кухаркой надо. Он с полпинка разобрался с плитой, с которой я воевала пару месяцев с переменным успехом, быстро нашел, где что лежит, и не прошло и получаса, как по помещению пахло и благоухало едой. Рубашка Ине теперь была на нем, а на мне – красное платье. Так что выглядели мы вполне прилично, если не считать болтающихся пуговиц и шнуровки на честном слове.

После завтрака. Я изобразила хозяйку и сделала чаю.

– Вернешь мне мою гранатовую жеоду? – утвердительно спросил Ине.

– Нечего было разбрасываться, – обида за отвергнутое сокровище никуда не делась и тут же воспользовалась случаем, чтобы себя проявить.

– Со мной могло случиться что угодно, поэтому оставил, – буркнул темный.

– А в руки? – воображение принялось мельтешить картинками на тему “чего угодно”, сердце снова зашлось в тревоге – В руки нельзя было?

– Нельзя. Вышло бы, что я ее тебе вернул, значит не удовлетворен оплатой и ты мне должна, тебе долгов мало? А так я ее будто бы уронил. Потерял. Случайно. С кем не бывает? А ты будто бы нашла. – Вид такой равнодушно-скучающий. – Мне с ней работать как дышать. Я так быстро привык, что… Неважно, все равно дело прошлое. Вернешь? Очень. Надо.

Выпрашивающий подачку темный. Чудо какое. Любовалась бы и любовалась. Хоть в груди и екнуло при упоминании прошлых дел, мужественно держала паузу. Противная сторона сообразила, что уговоры с выдавливанием жалости не действуют и в ход пошли шуршащие угрозы с применением рук:

– Знаю, ты спрятала ее в самое укромное место в доме, и я даже не стану подглядывать, в какое, но руки моей здесь, здесь и здесь вот… Ладно, здесь – пусть побудет… Сдавайся, пока не поздно.

Шнуровка держалась чудом, мои голые коленки и пятки было видно из-под юбки, потому что они обжимали темную сволочь за бока, сахарница опрокинулась, разлитый по столу чай превращал рассыпанное в сироп, а я ответственно сдавалась и… была счастлива. И какое счастье, что мы успели закончить акт передачи прав собственности до того, как нас снова навестила Мелитар. Хорошо хоть не Эверн. Перед ним мне было бы вдвойне неловко за беспорядок в одежде, припухшие губы и… И вообще.

– Ты еще здесь? Вот же похабник, дедов внук. Его там, оказывается, вой Ка́са ждет в охоронце с какими-то бумагами, Эверна уже в который раз знака лишил, вернул правда, второго гонца вниз к границе, где нодлутские вояки лагерем встали, на крыльях отправил, с известием, что никто не прибыл, хотя еще вчера к вечеру должен был, а этот мало что родную кровь полтора года ни словом не обрадовал, так еще и на службу плюет! Лопата как торчала, так и торчит, община вся поминальными хлебами с тмином пропахла…

Ирья замолчала, чтобы отдышаться. Ине мрачнел, я давилась смехом и обидой. Смеха было больше. Вот же… слов нет. Ко мне оно, специально…

– Я позже зайду, Эленар. Возьму…

– Да сколько ж можно, – вновь начала Мелитар.

Я взрыднула в полотенце, которым собиралась ликвидировать неудавшееся чаепитие. Ине чуток порозовел кончиками ушей, будто эльф, и оставил женщин в обществе друг друга и посуды. Пошел встречаться с воем Ка́сой.

Означенный вой прибыл из Верхнего города в Иде-Ир полмесяца назад с довольно большим вооруженным отрядом, в котором имелись как простые вояки, так и одаренные. На границе с королевством стало неспокойно, некоторых поселениях в долине за озером чудом отбились от восставших, и кнеж, так тут звали короля, решил усилить рубежи.

Мертвые шли в Ирий с двух сторон. Из Нодлута из зоны карантина и из прибрежного Крашти, княжества еще меньшего, чем Ирий, и граничащего куском территории с Лучезарией. Благодаря Крашти у Ирия был выход к морю, но теперь это играло в обратную сторону. Если в Ирии не было своих темных, в Крашти они были и много, а мор не щадит никого. Княжества больше не существовало. Жалкие остатки бежали в Ирий, принеся мор и сюда, но болезни не было, где зацепиться. Восставшие же добрели торговым трактом до границы и пересекли ее. Кнежу ничего не оставалось, как просить помощи у соседей.

Как ни странно, тише всего до последнего времени было как раз со стороны, где граница примыкала к карантинной зоне. И то ли был темный всплеск, то ли бравые вояки темных расшевелили осиное гнездо, но спокойствие закончилось.

И именно ир Осат Ка́са был той причиной, по которой Мелитар настойчиво советовала мне привести в дом мужчину. Хотя бы для вида.

Глава 8

Почти утихших слухов, что я с Эверном, иру Ка́се было недостаточно. Мы с Ромисом больше не будоражили поселок предутренней беготней огородами и не заводили бесед на крыльце охоронца. Вампир стал реже бывать у меня на кухне, а я – таскать ему свои кулинарные эксперименты. И столбик ограды когтями больше никто не драл. Разве что шкодливый кот по кличке Шкур, таскающий яйца из курятника у Мелитар, стоило той забыть запереть щеколду.

Ир Ка́са ратовал за новые порядки и мужчину во главе всего, натужно изображал лояльность, говорил: “Со всем уважением к вашему статусу, ирья Мелитар…” – и тут же делал, как считал нужным. Он был ставленником кнежа, его рука и его слово, а Мелитар – просто старейшина общины, и сделать тут было ничего нельзя. Таких общин в Ирии, где чтили старый порядок, становилось все меньше.

Буяны расправили плечи, встопорщили перья и чередой потянулись записываться в дружину. Редкий день обходился без скандала, в домах прибавилось свободных женщин, а у ирьи – головной боли. Вой первым делом принялся доставать Эверна. Якобы у хладена анФеррато, номинально принятого в общину поданного другой страны, сомнительный статус, не позволяющий занимать должность старшего Стража пусть бы и временно. Разжалованный до охранителя вампир нагло остался наблюдать за подбором кадров.

Желающих не нашлось. Местные знали, что работа неблагодарная, прибывшие – знать не хотели. Им и так хватало. Назначить же кого-то без согласия ир Осат не мог по закону, который чтил. Знак Стража возвратился к Ромису, и у вампира принялась не только голова болеть, но и ноги. Ка́са отсылал его патрулировать окрестности при каждом удобном, не противоречащем уставу случае. А в приливах дурного настроения – лишал знака. Желающих снова не находилось, и все начиналось по новой.

Моя независимость и крупногабаритная недвижимость застила деятельному вою глаза, отсутствие же внутри недвижимости мужчины навевало мысли о легкодоступности. Нет, он не набивался в женихи, он мечтал о комфортной казарме. И первым делом, едва успев спросить мое имя, поинтересовался правом на владение. Пришлось вынести ему документы. Дом наотрез отказался впускать представителя кнежьей власти, разом вытянув ограду вверх раза в два и отрастив снаружи такие шипы, что мне самой дурно стало от того, что место, где я живу, способно не подобное.

– Почему ваш акт передачи прав собственности до сих пор не зарегистирован? – приставал ир Осат. – Здесь должно быть две печати, ири Пешт, нодлутская, поскольку вы подданная королевства Нодлут, и ирийская, поскольку собственность на территории княжества. Понимаю, что из-за ситуации с карантином, зарегистрировать дом в земельной палате Нодлута проблематично, но в Ирии карантина нет и до Верхнего города крылом подать. За время пребывания здесь у вас не нашлось свободного дня?

– У меня боязнь открытого пространства.

– Как вы тогда по поселку ходите?

– В полнейшем ужасе. – И я, отвечая, ни капли не кривила душой.

Противостояние набирало обороты. Ир Осат, будучи мужчиной представительным и внешне приятным, пытался зайти с другой стороны – начал ухаживать, но быстро смекнул, что выглядит полным болваном и прекратил. Давил растущей пеней на просроченный земельный налог. Я искренне ужасалась, поскольку точно знала, что это такое, но поделать ничего не могла. Пока недвижимость не в реестре, никто с меня ничего требовать не может. Налог положен Ирию, а для регистрации меня как плательщика нужно свидетельство собственника, которое я, поданная Нодлута, должна сначала на родине получить, а между мной и земельной палатой – карантин, куда гражданским с некоторых пор ход категорически закрыт. За то, что я это знаю – Эверну спасибо. Он, пока Каса искал ему замену, от скуки листал свод законов Ирия, а в нодлутских, видимо, и так был подкован. Так что мы с Осатом при встрече раскланивались и многозначительно молчали. Он – угрожающе и властно, я изображала трепет и ослиное упрямство. Второе выходило не в пример лучше.